Цыганенок

               
                1.
      Гришка Алябьев у матери был единственным сыном. В деревне шептались, что его вообще не должно было быть на белом свете, если бы цыгане в том году не стали табором на  несколько дней за их селом. С огромной отарой овец остановились они там, коих гнали из Монголии. Не положено быстро гнать животных на мясокомбинат, что в городе Бийске. Нельзя, чтобы вес потеряли бараны с ярочками, когда дойдут на свой пункт конечный.  Вот так, не спеша и движутся цыгане с овцами и собаками-пастухами по распадкам, по косогорам, вдоль рек, меж гор алтайских. Вроде как, со скоростью не более 12 километров в сутки. С периодическими остановками на отдых, как сейчас.

     Простояли палатки цыганские всего-то несколько дней на окраине села.  Даже двух цыган молодых в сельском клубе замечали пару раз. На танцах.  И вот, поди, ж ты! Через девять месяцев после исчезновения цыган, родился у местной девушки, скромной тихони Аннушки, сыночек. Деревня, особенно ее женская половина, на “уши” встала! Как такое вообще возможно! Ни с кем не гуляла и вот - нате вам! И нам тоже! Конечно же, никак не могла оставить деревня эту новость без внимания. Пересчитав по пальцам месяцы, вплоть до недель и дней даже, перебрав всех потенциальных отцов в деревне, местными сыщицами был вынесен категорический вердикт -  в рождении ребёнка принимали участие цыгане. В крайнем случае, один из цыган точно замешан. В магазине местные кумушки из уха в ухо шептали:

      - Это, точно, не наши. А Анька не могла вот так взять, да  запросто отдаться этим пришлым цыганам. Как пить дать, силой её взяли, басурманы окаянные. Сначильничали девку. Вот она и молчит, стыдится, бедняжка, что такое с ней сотворили.

      Обсудила деревня новость, да потихоньку и забылась она со временем. А мальчишка, Гришкой названный, рос на радость матери, а особенно деду с бабкой. Души не чаяли старики во внуке своём. Рос парнишка рослым и статным. И какой-то, совсем не деревенской, завораживающей красотой отличался от сверстников своих. Кудрявые, черные волосы, карие глаза.  А вот с глазами то, сущая проблема получается. Заглянув в них, человек не сразу глаза свои отвести сможет от них. Какая-то притягивающая, дьявольская сила исходила от этих глаз.

    Через несколько лет ушли друг за дружкой на местный погост дед с бабкой. И остались жить вдвоём Анна с сыном. Ни разу не сподобилась женщина после рождения сына выйти замуж. Да будто и не хотела вовсе. Первый гром прозвучал, когда Гришке было лет шестнадцать. Даже не гром пока, а серьезный такой звоночек. Одним из летних дней в ограду дома, где жили Анна  с сыном, ворвались две разъяренные женщины. Матери двух Гришкиных одноклассниц, что в десятый класс нынче перешли. Матери весьма симпатичных девочек, промежду прочим. И на всю округу рёв подняли:

   - Анна! Что хошь делай, но чтоб твоего  цыганского выродка в деревне нашей даже на дух близко не было!

   - Вы что, бабы, совсем очумели! Вы что плетёте! Какого еще цыганского выродка! Вы так сына моего назвали, что-ли?

   - Гришку твоего, ненаглядного, а кого же еще! Ты знаешь, что этот паскудник сегодня на речке с нашими доченьками сотворил. Купались, потом на песке лежали, загорали девчонки с мальчишками. Всё чин чинарём. А Гришка твой смотрел, смотрел на девчонок наших и говорит им:

   - А не пора ли вам, Лида с Верой, снять с себя всё, раздеться до последних тряпочек и прогуляться. Ну, хотя бы, вон до тех кустиков.

   - И  дальше что?

   - Что! Что! Сняли с себя всё, дурёхи, и давай прогуливаться голышом по берегу. На потеху всем. Потом, будто очнулись, схватили одёжки свои и с рёвом домой прибежали.

       По мере того, как женщины продолжали кричать, лицо Анны стремительно бледнело и вот она, уже из последних сил своих, чтобы не упасть, сползла на ступеньки крыльца. Женщины, видя это, оборвав на полуслове свои гневные тирады, бросились ей на помощь.

     - Анька, Анька, окстись, бог с тобой. Ты чего удумала, то? Ничего ведь не случилось. Ну, пошутил, Гришка неловко, а те дурёхи и правда, послушались. На солнце, должно быть, перегрелись обе. Ну, мы пойдем. И ты в дом иди, там попрохладней будет. 

                2.
      Женщины быстренько, как пришли, так  еще шустрее исчезли со двора. Не на шутку испугавшись состояния Анны. А та, оставшись сидеть на крыльце, устремила свой невидящий взор куда-то вдаль, будто силилась увидеть события семнадцатилетней давности. Когда, она, молоденькая девушка, тем поздним вечером искала свою блудливую корову. Уже, кажись, обошла все ее потайные закоулки, но та, как сквозь землю провалилась.

    - Ты чего, красавица моя, так поздно по кустам разгуливаешь? Не меня ли ищешь случайно? – перед ней стоял незнакомый парень.

    - Нет, не тебя. Ты совсем на мою корову не похож. А ты, гляжу, из тех цыган, что за речкой нашей, табором стоят.

   - Угадала, моя золотая! А я знаю, где корова твоя. Она у тебя ведь пятнистая и правый рог сломан? Ну, вот. Пошли, пошли, покажу пропажу. Да ты не бойся меня, я добрый.

   Молодой цыган продолжал говорить, говорить, да всё в глаза девушке пристально смотрел, будто что-то хотел в них обязательно увидеть. И тут провал в памяти девушки наступил, в забытьё впала, будто бы в сон глубокий погрузилась.

    Очнулась девушка от шумного протяжного вздоха над самым ухом своим. Почему-то она уже не на ногах своих стоит, а в траве валяется. А над ней их корова Зорька, которую она столько времени искала, и найти никак не могла. Стоит корова над ней, громко и тяжко вздыхает, будто ждёт и просит, чтобы молодая хозяйка поскорее очнулась. Но не получается пока никак у ней разбудить её, чтобы домой вместе пойти.

   - Зорька! Зоренька! Ничего не пойму! Что случилось со мной, это почему я лежу, то? Я же тебя искала, а вместо тебя, как будто, на какого-то цыгана наткнулась. Приснилось, что ли, всё это мне?

       Но скосив глаза, и увидев платьишко своё задранное и еще кое-что, девушка всё поняла и забилась в беззвучных рыданиях. Долго каталась по траве, кляня цыгана, кляня себя и корову Зорьку, что забралась, черт знает, куда.

    Придя с Зорькой домой, девушка без утайки рассказала родителям о случившимся с ней этим вечером. Погоревали отец с матерью и решили никуда не обращаться с их бедой и никому о ней не рассказывать. А куда им обращаться? Разу некуда. Милиция в районном центре, за десятки километров, больница тоже там, если освидетельствование сделать. Да, вдобавок, проснувшись утром, жители деревни не увидели белевших за рекой палаток. Снялся табор рано утречком, вместе со своей отарой.

    Со временем боль от произошедшего стала понемногу утихать, но как говорится, беда одна не приходит. Аннушкина мать долго исподволь приглядывалась к дочке, пока не огорошила ее словами:

     - А ты ведь девонька беременная у нас.

     - Как беременная!!!

     - Так вот. Как все женщины беременными становятся.

    И снова девушка слезами залилась горючими. Потом по наущению “опытной” соседки попыталась избавиться от ребенка. Давай тяжести неподъёмные поднимать, да перетаскивать их с места на место. Прыгала с сарая наземь, пока себе ногу не подвернула. Не помогло. А тут еще матушка выволочку вовремя устроила:

     - Ты в своём уме дочь?  Или сумилась совсем? Ты что это вытворяешь! Ты свою кровиночку, что не успел еще даже народиться, жизни лишить хочешь.

     - Прости меня, мама. Знать я и вправду не соображаю, что творю.

                3.
       Вот вся эта прошлая жизнь и пронеслась у Анны перед глазами, пока сидя на крыльце, она своим невидящим взором смотрела вслед удаляющимся женщинам. Не заметила даже, как сынок ее, Гришенька, подошел и присел рядышком на крылечко.

     - А ты чего это, мама, на крыльце сидишь в жару такую? С тобой всё в порядке? Какая-то ты не такая сейчас, какой всегда бываешь. Квёлая, будто.

    - Спасибо, сынок, что заметил. Да вот, только что ушли отсюда матери девчонок, Лиды и Веры, которых ты заставил давеча раздеться на речке, при всём честном народе. Кричали, чтоб убирался ты из села, куда глаза  глядят. Это же надо было так опозорить девок, сынок. Зачем?

    -Так ты, значит, уже обо всём знаешь. А я только что хотел рассказать тебе об этом. Мама, я честное комсомольское, сам не ожидал, что так получится. И в мыслях не было… Вру, в мыслях то как раз и было, чтобы разделись, но мало ли какие мысли в голове могут у человека быть. Я, честно тебе говорю, я не хотел, чтобы так получилось. А перед девчонками я, конечно же, прощение вымаливать буду.

     И тут вдруг до матери дошло, откуда у сына такие способности появляться стали. Сердце вдруг предательски заныло, а потом забилось толчками, с перебоями, вроде как совсем остановиться собралось. Судорожно хватанув воздуха несколько раз, Анна прошептала чуть слышно, враз побелевшими губами своими:

    - Господи! Он и сыну моему передал свой дар, сволочь.

   И сознание потеряла. Очнулось оттого, что Гриша на нее водой прыскает, набирая ее в рот свой, из ковшика. За которым, парнишка в дом успел забежать.

    - Очнулась? Ты, мама, зачем меня пугать вздумала? А если бы и взаправду померла. Чтобы я тогда без тебя делал?

   Анна погладила жесткие, черные кучеряшки на голове сына, прижалась к нему, положив голову на его плечо. Подумала, что вот и не заметила, как ее Гришенька в красивого парня вымахал. Вздохнула.

    - Да что ты,  сынок. Рано мне еще помирать то. Надо сперва женить тебя, погулять на свадьбе. Да еще, бог даст, успеть понянчиться с деточками вашими, как дед с бабкой с тобой нянчились. Любили они тебя очень, Гриша. Души в тебе не чаяли. Царство им небесное.

   - Может, всё же, мама, ты мне расскажешь, как я на белый свет появился. Кто отец мой, где он сейчас? Я же чувствую, что здесь что-то не так. Цыганенком все дразнили в детстве меня. Ты отнекиваешься под предлогами разными. Я у деда как-то спросил, когда он еще живой был. Так он знаешь, что мне ответил? Подарок, мол, ты. От цыган, матери твоей. Я, что, вещь какая, чтобы дарить меня?

    Не в первый раз сын спрашивает об отце и каждый раз Анна придумывает разные отговорки, чтобы не говорить правду о его появлении на свет. С годами это делать становится ей всё труднее и труднее. Врать и придумывать  истории немыслимые она не могла, да и не хотела, а правду сказать? Ну, допустим,  скажу ему, а поймет ли, а поверит, ли? Поэтому и выкручивалась, до сей поры, как могла.

   - Ну, раз так твой дед любимый сказал, значит так и есть. Давай, не будем сынок, пока об этом разговор вести. Не готова я к нему сейчас. Лучше, пойду в дом я, полежу немного. Что-то нехорошо мне стало. А ты на кухню иди, пожуй там чего-нибудь.

    Легла на кровать, закрыла глаза, а в голове только одно и стучит. Неужели эта сволочь и  сыночку моему передала свой бесовский дар? Скорей всего, так и есть. Господи, видишь, что с девчонками Гришка сотворил, а если дальше продолжит в этом же духе. Боже, спаси и убереги дитя неразумного, от напасти такой.

                4.
       Ковыряя котлету вилкой на кухне, Гришка размышлял о разговоре с матерью. Парень был уже в том возрасте, когда его уже не могла устроить эта материнская недоговоренность. Тем более, что она касалась его самого. Любимый дед! Что же ты подразумевал, говоря о  подарке от цыган? Ну, не цыгане же, в самом деле, подсунули меня матери. Ах, дед, дед! Что же ты не рассказал мне всю правду тогда. Ушел в могилу с ней, а я вот теперь ходи, мучайся. Бабушку свою Гриша плохо помнил, маленький совсем был, когда ее не стало. Поэтому к ней у него вопросов быть не могло.

      И тут паренька осенило. У деда же был лучший друг, с которым они были, как говорится, не разлей вода. Живой же еще дед Силантий. Вот к кому надо срочно сходить ему, он то, уж точно знает, что почём. Жил тот дед на другом конце деревни. Бывал Гришка у него не один раз. Вместе с дедом ходили к нему в гости. Если честно, это дед в гости ходил, а Гришка выполнял там ответственное, партизанское задание. Дело в том, что по пути к деду Силантию, они всегда заходили в сельповский продуктовый магазин, где дед всегда покупал водки четок. Ни-ни, именно чекушку, а не поллитровку. А внуку что-нибудь сладенькое. Конфет немножко или пряников мятных. И вот пока деды в садике этот четочек приголубливают за неторопливой беседой, Гришка в траве лежит. То бишь, в засаде. Лежит, чтобы вовремя предупредить о приближении вражеских сил в лице бабки Степаниды. Умерла старушка тоже, несколько лет назад, царство небесное.

       Деда Силантия Гришка увидел сидящим на завалинке своего неказистого домишка. В длинной рубахе, подпоясанной каким-то ремешком, широких штанах, а на ногах белые валенки, с черными, кожаными заплатами-запятниками. Это в такую то жарищу. Сидит старик, опершись подбородком на руки свои, что суковатую палку перед собой держат. Посмотрел на подошедшего парнишку долгим, изучающим взглядом.

      - Так вот, значица, каким ты стал, внук Гаврилы Алексеевича. Баской, баской парень. Ну, садись рядышком, партизан бывший, рассказывай, что тебя ко мне на сей раз привело. А хошь, я угадаю сам, причину. Тебя как звать, то? Я уже и запамятовал.

   - Григорием.

   - Так вот, Григорий. Незадолго перед смертью своей, твой дед Гаврила разговор со мной имел насчет тебя. Он знал, даже уверен был, что рано или поздно, ты обязательно придешь ко мне, чтобы узнать историю рождения своего. Ты ведь за этим, сынок, пришел?

    - Именно за этим, дедушка Силантий.

    - Ну, коли сам пришел ко мне, значит дорос до того чтобы узнать всю правду. Тогда слухай и крепись, Гриша. Тяжелую историю тебе придется услыхать о рождении своём.

    И дед Силантий поведал парню историю, что случилась семнадцать лет назад с его матерью. Без всяких прикрас.  Такую, какая была на самом деле. Хватило мужества у парня, чтобы выслушать ее достойно. Не заплакал, не зашмыгал носом, только желваки заходили ходуном на его щеках, напрягся парень всем телом, будто закаменел.

   - Дед. И никто, никогда не видел и не слышал больше про этого…

   - А кто? И кому это нужно было в то время? Да и цыгане эти сдали свою отару на мясокомбинат, и по домам своим разбежались. До следующего раза. А где живут они, кто их знает?

   - Тогда скажи мне, дедушка, при помощи чего этот человек мог усыпить мою мамку, чтобы надругаться над ней?

    - Ну, сынок, вам молодым и грамотным должно быть лучше знать об этом. В наши годы чего только не приписывали этим цыганам. Особенно грешили на цыганок. Но, как видишь, и мужской пол тоже этим даром владел.

    - Гипнозом, что ли?

    - Не знаю, сынок, как это по науке называется. Но чую, что-то бесовское им не зря приписывают. Вот с матушкой твоей, чем не живой пример.

    Замолчал дед. Молчал и Гришка. Мучительно думал, не рассказать ли деду, о том, что он с девчонками недавно на речке учудил. Послушать, что он на это скажет. Потом решил – нет, не стоит. Зачем тревожить старика зазря, когда еще сам ничего не понял в себе.

     - А знаешь, Гришутка, что я вспомнил то еще. Ты смотри-ка, чуть из башки моей дырявой не выскочило совсем. В последних посиделках наших с Гаврилой, он мне вот какую историю рассказал.

    - Был он как-то по работе в селе соседнем. И попал невзначай на одну гулянку к знакомым. Разговорился там с алтайцем одним. Тары-бары-растабары и поведал ему в разговоре алтаец, что был он недавно в гостях у своих родственников в области. А в селе у них табором стояли цыгане. Вот уж не знаю, как и почему тот алтаец завел разговор с ними. А когда они узнали, из каких он мест, один из них  и говорит, ну надо же. Я ведь в молодости бывал у вас, когда отару овец гнали в Бийск. Корову помогал искать одной девушке. Засмеялся нехорошо и пошел. А при чем тут корова, если овец они гнали, так тот алтаец Михаил и не понял.

    - А как, дедушка, мне того алтайца Михаила найти?

    - Не знаю, сынок, мне дед твой не называл его фамилии. Да его, наверняка, все в деревне знают, правда, еслив живой он еще. А на кой ляд он нужон тебе? Неуж, хошь отца своего разыскать?

    - Пока не решил. Надо всё обдумать мне. Спасибо тебе, дедушка, за разговор наш. Пошел я.

    - Постой, Гриша. Спросить хочу, да всё забываю. Какое отчество тебе мать в  метриках записала?

    - Своего отца отчество. Теперь мы с ней оба Гавриловичи.

    - Вот это правильно. Ну, бывай, здоров, Григорий свет Гаврилович. Может еще и свидимся.

                5.
      Придя домой, Гриша ни едином словом не обмолвился о своём визите к деду Силантию. Постарался и видом своим не показать, что теперь  он точно знает всю историю своего рождения. А мамка пусть считает, что сынок ее успокоился и не будет больше задавать ей неудобных вопросов о своём появлении на свет. Летними ночами, лёжа на кровати и уставившись в потолок, Гришка разрабатывал свой план действий. Конечная цель для парня была предельно ясна. Это найти, так называемого, отца и примерно наказать его. Что за наказание будет и каким образом он может это сделать, парнишка пока не придумал. Для начала надо найти сперва этого человека.

    Это хорошо, что каникулы сейчас летние. Времени свободного, как говорится, целый вагон и маленькая тележка. Гришка понимал, что до достижения конечной цели у него в данный момент всего лишь тонюсенькая ниточка. Это найти в соседнем селе пожилого алтайца по имени Михаил. Если он жив, то не проблема, Гришка обязательно найдет его. Село небольшое и парень неоднократно бывал в нем. А если помер? Тогда полный финиш.

     - Мама, я сейчас в Куманчу сгоняю на велике. Там товарищ мой, Санька, живет. Просил срочно приехать к нему. К обеду меня не жди, приеду к вечеру.

     До Куманчи восемь километров всего. Правда дорога не очень, но острых камешков нет на ней, так что вскорости Гришка уже был у крайнего дома этого небольшого села. В ограде копошилась старушка, божий одуванчик, в белом платочке на голове, в кофте и длинной, чуть ли не до земли, юбке.

    - Бабуля! Не подскажете мне, где у вас можно найти алтайца по имени Михаил?

    - Вот чёрт, напужал меня криком своим. Какая я тебе, милок, бабуля. Мне ишшо только семьдесят осьмой на Троицу минул. А какого тебе Мишку надобно, молодого или старого, их у нас веть двое в деревне?

    - Нет, ба… мне не нужен молодой. Мне бы старого.

    - Ну, энто тогда Мишка Тумпозаров. Он чуть постаре меня будет, но еще шаперится вовсю. И по дому и в сельпо бегает, правда кое-как, и с палочкой. Да вон, его избушку и отсюдова видно. С ёлкой большой у воротчиков.

    - Спасибо, большое, ба… тётечка, дорогая. Тогда я погнал. До свидания.

    Деда Михаила Григорий застал за непривычным для себя занятием. На заднем дворе он свежевал овцу. Что висела, привязанная за задние ноги к жерди, под крышей сарая. Шкуру уже с нее снял старик, только по голове и узнал Гришка, что за животное висит на перекладине.

    - Здравствуй, дедушка! Хотел задать вам пару вопросов, но вижу, что не вовремя. Меня звать Григорием, я приехал на велосипеде из села соседнего к вам.

     Старик повернулся к парню. Его лицо, чуть ли не коричневого цвета, было сплошь иссечено мелкими морщинками, длинные, седые волосы свисали длинными космами сзади на плечи. Глаза, выглядывающие из-под узких щелочек век, с любопытством оглядели непрошеного гостя.

     - Ну, если на лисапеде, да из соседнего села прикатил, тогда, как же не уважить. Грех, не уделить время такому парню красивому. Но сначала ты меня уважь, качни-ка мне вон из той колонки воды в ведерко. Да принеси его сюда. Обмою я здеся, кой чего.

     Пока Гриша качал воду из колонки, дед неотрывно смотрел за его действиями, будто что-то вспомнить пытался, но никак у него не получалось. Внешность у парня была необычной, на цыгана похожая, будто когда-то  видел он такого же цыгана. А вот где, убей, не помнил старик.

    Когда Гришка пересказывал деду-алтайцу его разговор с дедом Силантием, он внимательно слушал, посасывая свою потухшую трубку. Потом вдруг воскликнул, громко хлопнув себя ладошкой по лбу:

     - Вспомнил! Аднака, всё вспомнил! И цыгана твоего вспомнил. А я всё гляжу на тебя, как будто уже где-то видел, на тебя похожего. Только шрама на щеке нету у тебя. А у него был. Да большой такой.

     - Слушай меня, старого человека. Это ведь неспроста получилось. Наверное, там, наверху, в небесной канцелярии, направили тебя именно сегодня ко мне приехать. Ты думаешь, старый алтаец совсем дурной, что в такую жару овечку зарезал, а холодильника то нет у него. Нет, совсем не дурной я, а именинник, потому что. Мне ведь сегодня восемьдесят годочков стукнуло. Почему дома никого нет, спроси меня? Потому что племянница с внучками в магазин побежали. Купить кой чего, к мясу этому, что ты видишь здесь.

      - А самое главное. С минуты на минуту сейчас на машине подъедут гости ко мне. Два племянника с женами, как раз из села того, где я и встречал когда-то цыгана, про которого ты спрашиваешь. Понял, Гришка, мой дорогой, как тебе повезло. Вон, кажись, и машина с гостями гудит уже где-то недалеко. Скоро всё и узнаешь.

                6.               
        - Ну что я тебе, Гриша, говорил. Вон они, гости дорогие, с пригорка спускаются. Да как быстро едут то. Спешат, спешат к дядьке на юбилей. Знать, боятся, что баранины им может не хватить.   
 
      - Кхе-кхе-кхе, - старик зашелся, то ли в мелком кашле, то ли это смех у него такой, старческий.

      - Да куда ты смотришь, бестолковка! Не на ближний пригорок смотри, а на тот, что дале будет. Видишь теперича? Ну вот. А я, Гриша, слава богу, ни на зрение, ни на слух, не жалуюсь пока. Ноги подводить только начали, зараза. А то бы с ружьишком по сию пору из тайги не вылазил. Знаешь, каким я отменным охотником был когда-то. О-о-о! Старуха моя покойная, почетными грамотами весь сундук оклеила сверху донизу внутрях, что получал я взамен пушнины, что государству сдавал.

     - Деда Миша, ты прости, конечно, меня, но на сей раз ты ошибаешься. Это не гости твои едут, а скорая помощь к кому-то спешит. Вишь, как несется. “Буханка” это. Далековато, правда, крестов красных на боках не разглядеть.

    - Ай-яй-яй! Какой же ты, парень, поперешный, аднака. Крестов ему не видно! Нету, потому что, их на ней, крестов этих! Эту списанную машину племянники выкупили у совхоза, отремонтировали и катаются теперь на ней туды-сюды за милую душу.

    Неловко парню стало, что хотел уличить старика в неправоте. Обмишурился, малость. Хорошо, что с магазина вернулась дочь или племянница, уже Гришка и позабыл  степень их родства, с тремя голопузыми сорванцами-погодками. Самое, что ни на есть, племя младое, алтайское. Все на одно лицо, чумазые, но весьма довольные. И жизнью своей и карамелью сосательной, что во рту у каждого.

   Шкодно “мелочь пузатая” гостю стала представляться. По очереди, строго по старшинству, каждый протягивал ручонку свою и говорил:

   - Гришка!

   - Мишка!

   - А я Никишка!

       А коли знакомство состоялось, можно и к матери убежать. Там интереснее. Там уже в большом котле мясо варится, вкусный запах пошел по округе. Тут и “буханка” с гостями подкатила. В небольшом дворике сразу стало многолюдно, шумно и весело.

    Гриша, стоявший в стороне, впервые в жизни своей, стал свидетелем такой радостной, желанной встречи близких людей. Наконец, и до него очередь дошла. Дед Миша подвел парня к гостям.

    - Знакомьтесь, это тоже мой гость, звать Григорием. Он на лисапеде из соседнего села прилетел ко мне недавно. Дело у него, страсть как, сурьёзное. Вообще-то, не я ему был нужон, а получается, что вы.

    - Мы???

   - Давай, сынок, излагай, что ты мне давеча говорил, теперича гостям моим повтори. Всё равно еще мясо не готово, так что время у нас есть.

   - Просьба моя, дяди и тёти, наверное, покажется вам странной. Но я хочу через вас найти своего отца, которого в жизни своей ни разу не видел. Моя мать не желает о нем ничего говорить. Наверняка, у ней на это причины веские есть. Я же, вот через дедушек Силантия и Михаила предполагаю, что этот человек живёт в вашем селе. Точнее, знаю, что жил в нем раньше.

    - В нашем селе? И кто же он? Как имя его?

    - Имени не знаю. Но это цыган со шрамом на щеке.

    - Ёшь, твою мить! Так это же Сёмка Радченко! Ну, дела…

    Судя по лицам гостей, имя этого человека не вызвало у племянников деда Михаила и их жён, ни малейшего всплеска положительных эмоций. Скорей, наоборот, гости заметно помрачнели. Затем, один из племянников заговорил:

    - Даже если бы ты Гриша и не сказал, кого ты ищешь, я бы сразу подумал на Сёмку.

    - И я!

    - И я!

    - Ты, это вылитый Радченко в молодости. Как две капли воды схожи, так и ты с ним. Правда, это когда он молодым был и без шрама. Скажу тебе Гриша, откровенно и правдиво, что это очень нехороший и страшный человек. Он в пьяной драке зарезал своего друга, цыгана. Оттуда и шрам на щеке получил. Но каким-то образом отмазался от тюрьмы. Но все цыгане с той поры отвернулись от него и не хотят за своего признавать. Женился вскоре он на русской девушке из нашего села. Сиротой была. Родила она ему двух дочек-близняшек. Красивенькие девчонки получились. А придурок, этот Сёмка, колошматил жену свою до тех пор, пока не свёл её, в конце концов, в могилу. Схоронили ее, где-то пару лет назад. И остался он с двумя доченьками своими.

   - И что ты думаешь? Есть, всё же, справедливость на белом свете, наказал его боженька, или кто другой за него, за все его грехи и злодеяния. Заболел Сёмка раком. Высох весь. Сейчас последние дни доживает, не встает с постели. Девочки ухаживают за ним. А денег то взять неоткуда им, вот люди и помогают. Кто чем может, чтобы с голоду не померли.

     - Вот такие дела, сынок. Не приведи господь отца такого иметь.

    Всё ожидал услышать о своём биологическом отце Григорий, но такое услыхать…

    - А вы когда собираетесь домой обратно уезжать?

    - Послезавтра, часиков в десять утра и отчалим.

   - А можно мне с вами? Если решусь поехать. Место найдется в машине?

   Переглянусь меж собой гости озадаченно. Удивились про себя просьбе паренька.
    - Что за вопрос? Конечно, подвезём. До десяти утра ждать будем, не боись, не уедем без тебя.

    Как ни уговаривали Гришу остаться и дед и гости, парень тепло со всеми попрощался, прыгнул на велик свой и рванул в обратный путь домой.

                7.
     Всю обратную дорогу домой Гришка никак не мог придумать, что же ему  матери сказать. Что был у друга Сашки, как он ей соврал, когда уезжал? Несерьёзно. А если он решится ехать к умирающему отцу? А это минимум 2-3 дня займёт. Вот тогда будет совсем несерьёзно. Так, парень, можно ведь совсем изовраться. Нет, уж. Расскажу маме всё как есть. И про разговор с дедом Силантием и про поездку к деду Мише. И всё про то, что он гостей его узнал. Так будет гораздо честнее.

   - Гришенька, сынок. Ну что же ты долго то так. Испереживалась я вся, на дорогу выглядывая, - мать стояла у калитки в накинутом на плечи платком. Прохладно уже становится на улице после захода солнца.

   - Прости, мама, что волноваться тебя заставил. Пойдем в дом. У меня есть кое-что интересное для тебя рассказать. Думаю, разговор будет долгим у нас с тобой.

    - Господи! Гриша! Ты почему в последнее время пугаешь, то, меня? Что случилось? Опять кого-то раздел невзначай?

    - Нет, мама. Но разговор всё равно волнительный будет у нас.

      За кухонным столом, сын уплетал за обе щеки жареную картошку с молоком, что соседка им даром приносит. Не зная, куда девать его, когда невзначай вторая корова отелилась. Попутно рассказывал о событиях последних дней и о своих похождениях. Когда дошел в рассказе своём о жизни отца своего и его дочерях-близняшках, мать, не выдержав, горько расплакалась.

     - Мама, меня гости деда Михаила будут послезавтра ждать до десяти утра, чтобы я поехал вместе с ними. Поеду, хоть на отца в первый и единственный раз посмотрю. Попрощаюсь с ним, если что.

    - Счас! И не думай даже. Никуда я тебя не отпущу. Ишь, чего выдумал, к отцу он поедет. Чтоб тебя там прирезали и закопали где-нибудь в канаве. Отца, он, видите ли, нашел!

      Так ни о чем и не договорились в тот поздний вечер. Сын – поеду, матушка – никуда не отпущу. И не мылься даже. А наутро, видимо, за ночь, передумав все за и против, Ирина, мать Гришкина, начала собирать сына в дорогу. Одежду чистую приготовила. Небольшие деньги на две кучки разделила. Одну, во внутренний карман курточки положила, другую в трусы сыну зашила, соорудив в них, маленький пистончик. Как бы сын не сопротивлялся и не психовал.

    - Мама! Ну, ты вообще! Я что маленький, или алкаш какой!

    - Ничего, ничего. Зато целее будут. Ведь в каку даль из дома уезжаешь.

    - Ага, даль страшенная! Двести километров и тех нет.

     Ранним утром, еще восьми часов не было, Гришка выходит на улицу и в шоке останавливается. Стоит мать, одета по-походному, держит за руль Ваньки-соседа велик. К багажнику сумку привязала бельевым шнуром.

     - Ну чего рот раскрыл. С тобой я поеду. Не могу же я тебя одного бросить на произвол судьбы. С работой договорилась. За домом соседка приглядит. Ванька, вишь, даже велик свой дал, не пожалел.

    - Ты чо, мама, восемь километров сможешь на велике проехать?

    - Сомневаешься? Будто я молодой не была и не обдирала коленки свои на них. Давай, погнали. А то нас там ждать не будут.

     Поехали, да так классно поехали мать с сыном, пока разок не шлепнулась Ирина на повороте. Но ничего, земля мягкая, коленки на этот раз даже целыми остались. Доехали к деду Мише и к его алтайским гостям вовремя, даже чуть раньше. Ирина после знакомства обратилась сразу к дедовым племянникам:

    - Скажите, пожалуйста, а у вас найдется место в машине и для меня. Мне совсем не хотелось бы отпускать своего сына одного в ваше село. Особенно после того, что вы ему вчера рассказали о его отце.

     - Ирина! Дорогая! Места всем хватит, даже еще останется. Она ведь у нас “хозяйка”, вместительная. И для людей и для груза приспособлена.

    - Спасибо. А приткнуть головы свои, то есть переночевать, у вас в селе можно где-нибудь?

   - Ты почему обидеть нас хочешь, уважаемая Ирина. Да у нас столько места в домах, что…

   - Тётя, а ты почему не поздоровалась с нами?

    Три голопузых мальчугана выстроились в ряд по росту и протягивают поочередно свои ручонки для приветствия:

   - Я Гришка!

   - Я Мишка!

   - А я Никишка!

   - Ну, извините, хорошие вы мои. А меня звать тётя Ира. Запомнили? В следующий раз я обязательно вам подарочки привезу.

    В машине, что “буханкой” в народе зовется, разместились пассажиры вольготно. Мужчины впереди, а женщины посадили Ирину посередке меж собой, по одному борту на скамейку, Григорию досталась одному целая скамейка по другому борту. Всю дорогу женщины, ни на минуту не умолкая, рассказывали что-то Ирине. Причем, сразу в оба уха и с двух сторон. Та только головой успевала кивать в ответ. Скорей всего, как понял Гриша, рассказывали о жизни Семёна Радченко. Соседа своего, буйного, и по недоразумению, отца Григория.

   Заехали в село уже ближе к вечеру. Когда все вылезли из машины, женщины кивком головы показали на дом, где жил Семён с дочерями. Он как раз через дорогу стоял, только чуть наискосок. Старый, черный, неухоженный. Огород бурьяном зарос, ограда от старости местами повалилась и на земле лежит.

    - Ну, что делать будем, сынок? Счас пойдём, или утра дождемся. Темно уже, боязно как-то. У них, кажись, и света то нет.

    - Еще чего не хватало, сейчас попрётесь к нему, а потом ночь спать не сможете, - это алтаечка, что побойчей подруги, в свой дом приглашает.

    - И не вздумайте даже. Раздевайтесь, руки мойте, и за стол. Зря мы, что ли, пол овечки привезли от именинника.

    - И правда, мама, давай на завтра отложим посещение.

    На том и порешили.

                8.
    Утром, когда все домочадцы еще сидели за кухонным столом, Гришка вышел на крыльцо. Что-то не лезло ничего в горло парню с утра. Оно и понятно, волнение от предстоящей встречи с отцом, зашкаливало. Ладно, был бы он хоть здоровым мужиком. Мог ходить, есть, пить. Мог курить и даже материться. А тут? Не приходилось парню быть в такой ситуации еще ни разу в жизни. Стоять у постели умирающего человека. Да к тому же, отца, какой бы он ни был.

   Ульяна, хозяйка дома, засобиралась было гостей проводить, дорогу показать к дому Семёна Радченко, но Ирина остановила ее.

    - Спасибо, Ульяна. Дом ты нам еще вчера показала. А дальше мы с сыном, уж, как-нибудь сами.

    - Ну, и правильно. Идите с богом.

    Открыв входную, скрипучую дверь дома Радченко, в носы входящим ударил застоялый запах вони и смрада. В прихожей, она же и кухня, сидели за столом две девочки, можно сказать, уже девушки, глянув на их сформировавшиеся фигуры. Что-то выскребали из тарелок своих, скорей всего, кашу ели, запивая чаем из кружек.

    - Ой, здравствуйте! А вы кто? Из поликлиники районной, наверное, приехали?

    - Нет, девочки. Не из поликлиники мы. Но приехали к отцу вашему. Нам нужно с ним повидаться и поговорить.

    - А он, вроде как, задремал под утро. Всю ночь кричал от боли, а мы помочь ему ничем не можем. Сидим рядышком у кровати и плачем.

   - Девчонки, вы с кем там разговариваете? Кто к нам пришел? – тихий голос донесся из соседней комнаты.

   - Это папа к тебе пришли.

   - Идите, идите к нему, не бойтесь. Теперь он только лежит, драться не полезет, - тихонечко промолвила одна из девочек.

    Ирина с сыном прошли в соседнюю комнату. Убожество, бедность и разруха царили везде. Они выглядывали и высовывались из каждого угла, из каждой щели. Стол и три кровати, стоящие вдоль стен, только и бросились в глаза вошедшим в полутёмной комнате.

  На одной из кроватей лежал Семён, укрытый одеялом, только голова и видна была на подушке. Да, это был уже совсем не тот цыган, с которым находили сходство его и Григория, гости деда Миши. Сморщенное лицо, вдобавок, изуродованное шрамом щека. Только волосы были копией волос Гришкиных. Чёрные кольца кудрей, не тронутые сединой, красивым обрамлением головушки цыганской, лежали на подушке.

    - Вы кто такие? И что вам нужно здесь? Хотите посмотреть на умирающего человека? Валяйте. Всё равно мне выгнать вас сейчас не под силу.

    - Здравствуй, Семён. А меня Ириной звать. Ну, вот и снова я свиделась с тобой. А смотреть на тебя, хоть какого, мне совсем нет никакой радости.

    - Так какого черта ты пришла сюда? Кто, вообще, ты такая? А это кто с тобой рядом?

    - Погоди, не всё сразу. Хочу вот спросить тебя для начала. Не помнишь ли ты, как семнадцать лет назад, когда вы гнали овец из Монголии, ты в одном селе помог одной девушке, по имени Ирина, искать заблудшую корову.

    - Что ты мелешь! Какую, еще, корову?

    - А та, что пятнистой была. И у нее был правый рог сломан. Ну, вспомнил, паскудник?

   На лице Семёна в эту минуту можно было прочесть всю гамму того, что творилось сейчас в его черепушке. Его серое вещество еще долго бы силилось  что-то вспомнить, но слово “паскудник” враз облегчило его потуги.

   - Так это была ты тогда?

   - Да. А это мой сын, зачатый в тот вечер. И твой, тоже, к моему большому сожалению.

   По морщинистому лицу Семёна потекли слёзы. А сзади Ирины и Гриши уже давно шмыгали носом девочки-близняшки, боясь даже шорохом малейшим, помешать разговору.

    - Ох, и какой же я дурак, чтобы вот так жизнь свою прожить. Себе её исковеркать и всем, с кем судьба сводила. Вот только на смертном одре и осознаёшь всю никчёмность прожитой  жизни. А сынок у тебя замечательный вырос. Красивый, и вроде как, на меня, молодого, смахивает.

    - Простите меня, Христа ради, за всё, что я причинил вам столько горя. Простите, простите…

   - Как говорится, Бог простит и мы прощаем.

   - Ирина и ты сынок. Послушайте меня. Хоть не имею никакого права просить вас об этом, но слёзно прошу вас. Позаботьтесь о дочках моих, Свете и Наташе, если сможете. Когда я помру. Они у меня добрые, славные. Одни они на белом свете останутся, сиротинушки.

    Все в этой комнате залились слезами. Плакал цыган, утирали слезы Ирина с Гришей, а девчонки, так те, во весь голос реветь начали. Немного успокоившись, гости стали прощаться. Гриша, всё время молчавший, вытащил из-под одеяла руку Семёна, пожал её и произнёс:

    - Вот и познакомился я с тобой… отец. Прощай.

    А Ирина ничего не сказала. Посмотрела только долгим взглядом на Семёна, будто мысленно попрощалась с ним и молча вышла из дома.

     Ближе к вечеру того же дня Семён Радченко скончался.
               
                9.
    Семён Радченко скончался ближе к вечеру. А пока он был жив, солнечным, летним утром, выйдя из дома Радченко на улицу, мать с сыном чуть не задохнулись от свежего, пьянящего воздуха. Того самого воздуха, что абсолютно не замечали до этого посещения. Завидев у калитки своего дома Ульяну, хозяйку, где ночевали гости, Ирина приветливо махнула ей рукой:

     - Уля! Всё в порядке. Пойдем с сыном пройдемся по селу вашему. Свежим воздухом подышим.

     Несколько метров шли молча, под впечатлением, от только что, увиденного в доме Радченко. В головах матери и сына никак не укладывалось, как можно было жить жене и дочерям с таким деспотом и в таких ужасных условиях.

    - Мама, какая же ты молодчина у меня, что поехала со мной. Обстановка, тут прямо скажем, совсем неважнецкая.

     - Сынок, не будем юлить. Мы с тобой оба думаем об одном и том же. О дальнейшей судьбе двух девочек. Как ни странно может показаться тебе, но ведь это твои единокровные сестры по отцу. Сёстры, Гриша. Ни кто-нибудь.

    - Я, мама, только о них и думаю, с тех пор, когда узнал еще у деда Михаила о их существовании. Я бы с радостью согласился жить с ними в одной семье, заботиться о них, но не я решаю. Хотя, я бы и работать могу пойти, вместо десятого класса. Чтобы тебе помочь. Сама же не раз говорила, что я большой уже.

    - Да, милый ты мой работничек! Да, я разве, против! Семнадцать лет назад вся деревня на “ушах” стояла. Обалдели, поголовно, все бабоньки со старушками, услышав, что ты у меня, ни с того, ни с  сего, на свет появился. А если счас прикатим, да еще с двумя сестрами твоими, ты представляешь, какой переполох устроим в деревне.

    - Так ты, мама, согласна, чтобы взять их нам к себе?

    - А ты что думал, что мать у тебя такая бессердечная и может поступить иначе.

    - Ты не бессердечная, ты у меня золотая. А может, даже и платиновая.
    - Платяная?

    - Нет, ты не расслышала. Я сказал - платиновая. Это тоже металл, но только гораздо дороже золота.

    - Ну, ладно тогда. Сойдет. А ты тогда из чего у меня состоишь?

    - Конечно, из стали! Иначе и быть не может.

    - Из стали? А мне кажется – из алюминия ты. Мягкий слишком, потому что.

    Село, куда приехали Алябьевы, было сравнительно небольшим, разделённым  неглубокой, извилистой речкой на две неравные части. Если на бОльшей части села, по улице которой шли гости, стояли дома разномастные. От крепких, крестовых домов, до убогих, конусных, алтайских аилов, или чадыров, крытых лиственной корой. А на противоположной стороне дома смотрятся куда богаче. Нет ни хибар, ни алтайских аилов. Через реку, к этим добротным домам перекинут и мост добротный.

    - Пойдем, глянем, мама, что за люди за речкой живут, сплошь богатенькие, видать.

    Услышав эти слова, босоногий мальчуган алтаец, ловивший под мостом гальянов, посмотрел внимательно на незнакомых ему прохожих и оглянувшись по сторонам, негромко произнес:

    - Не ходите к ним. Там цыгане живут. Они не любят пришлых людей у себя в слободе. Могут покалечить или даже убить. Злые они все. Наши люди туда никогда не ходят.

    - Что за ерунда, мальчик. Мы же в советское время живем. Разве такое возможно сейчас.

    - Моё дело предупредить вас, тётенька. Поступайте, как хотите.

    - Спасибо, рыбачок. Но мы, всё-таки рискнем. Посмотрим. Ты же видишь, я тоже цыган.

    - Ага, цыган. Тогда я кто, чукча, по-твоему? Вся деревня уже знает, кто вы такие и зачем к нам приехали. Ты сын дяди Семёна Радченко, а это мама твоя.

   Когда мать с сыном уже шли по мосту, Гришка произнёс:

   - Во, мама! Ты глянь, как у них тут сарафанное радио работает. Не успели приехать, и, пожалуйста, вся деревня знает, кто мы, к кому приехали, с какой целью.

  - Что-то мне не по себе стало сынок. Может, ну их, родственничков твоих. Может, назад повернём, пока чего не вышло.

  - Да, нет уж. Гулять, так гулять. Интересно, даже мне стало, действительно у них так, как мальчуган обрисовал.

  - Ну, сын. Смотрю, ты чересчур смелым стал. Не к добру, чую. Ох, не к добру.


                10.
        Проходя по единственной улице цыганской слободы, мать и сын не переставали удивляться домам. Большим и не очень. Но все сплошь кирпичные и судя по отделке, стоят они весьма недешево.

     А вот и первые обитатели этих шикарных домов встретились. Неожиданно встретились, прям, из-за угла дома, что стоял посреди улицы. Шикарного дома, наверняка и самого большого на улице этой.

    - Оба-на! Вот удача, так удача! Сами, голубчики, пришли и искать даже не надо.

    Четверо молодых лоботрясов с цепями на шее и с рондолевыми, а может уже и с золотыми, фиксами во рту. Что блестят на передних зубах у каждого. Оно и понятно, это такая фишка с зубами и цепями у них тогда была. Для устрашения рекомендовалась и всячески приветствовалась.

    - Разведка доложила, что объявились в нашем селе Сёмки Радченко сынок с матерью. Значит, это вы и есть. Смелые, однако, коли сюда заявились. Родственнички того самого бандита, что вот-вот скоро копыта откинет. Того Сёмки, что зарезал когда-то нашего человека и, вдобавок, украл большую кучу золота из общака. Да будет вам известно, что барон пожалел его тогда. Но пожалел с одним условием. Когда у него вырастут дочки, барон заберёт их к себе в табор. Так что, уматывайте, подобру-поздорову, из села. И как можно скорее. Чтобы ноги вашей завтра здесь не было. Это нашего барона приказ.

    - А если нам наплевать на приказ вашего босса или барона? А если мы посчитаем делать, как нам нужно? Что тогда?

    - Э-э-э, паренек! Ты, вдобавок, еще борзый, как твой полупокойный папаша. Тогда придется тебя и твою мамашку вот на это перо подсадить.

    В руке, судя по всему, главаря этой шайки-лейки блеснул нож. Ирина заслонила собой сына.

    - Нет! Вы что, придурки, думаете, нас управы не найдется, - закричала она.

   Поигрывая ножом, парень презрительно осклабился, блеснув всеми своими  рондолевыми фиксами. Но наткнувшись на взгляд Григория, почему-то заметно стушевался. А Гришка, не отрываясь, прям таки вонзил, нежданно откуда-то появившийся, дьявольский огонь в глазах своих, в глаза этим остолопам.

   - Сейчас, ты, придурок, медленно отдашь мне свой нож и все вы замрёте на месте и будете стоять до тех пор неподвижно, пока мы с мамой не перейдем мост. Замри!

    Взяв из безвольной руки цыгана нож, мать и сын поспешили к мосту. Не ведая, сколько таких молодчиков может еще встретиться на их пути. Перейдя мост, оглянулись. Четверка продолжала стоять на том же месте, где настиг их Гришин приказ.

    - Сынок, что это было? Ты бы посмотрел на себя со стороны в тот момент. Ты бы видел глаза свои. Я не видела тебя таким еще ни разу.

    - И я, мама, не знаю. Как-то вот так, само собой, получилось. Страшно стало за нас с тобой. Наверное, поэтому. Голова, что-то сильно разболелась у меня. Прямо расколоться хочет от боли.

    - Придём к Ульяне, у меня там, в сумке таблетки от головы припасены.

    А сама про себя подумала, вот это уже второй случай дьявольской способности у сына проявился. Хорошо это, или нет, пока непонятно. Но страшновато, как-то. Хотя в последнем случае, этот дар выручил нас обоих.

    Босоногий мальчишка-рыбачок, что мелюзгу под мостом ловил, удивился даже, что живыми и невредимыми, его знакомых с той стороны выпустили.

    - Нет, ну вы даёте! Даже фингалов не поставили и одежда, вроде как, целая на вас осталась. А чо, эти бандюганы застыли на месте. Смотрю, уже, сколько времени на одном месте стоят.

     - Да кто ж их разберёт. Любуются, видать, природой или деньком погожим. У тебя то, как, рыбка ловится хоть?

      - Да есть немного.

      - Ну и славно. Будь здоров, рыбачок.  Да, вот тебе ножичек. Бери. Дарю на память. Дома улов свой будешь чистить. Острый, не поранься только.
      - Спасибо, дяденька.

      - Да какой я тебе дяденька. Будем считать, брат старший.


                11.
     А в доме, где Ирина с Гришкой остановились, пыль до потолка! Гостей потеряли. Иван, хозяин, на жену свою Ульяну напустился.

    - Да ты зачем их одних отпустила, то? Вот хватило же у тебя ума, дурья твоя башка! А ежели потеряются они, или, не дай бог, не знаючи, к цыганам припрутся. А те ведь сразу выкуп потребуют за них! А мне чем платить? Отдавать машину, ласточку мою? Н-е-е-т! Тебя тогда отдам. На съеденье!

     - Что за шум? Кому шумим?

     - Ну вот. И пропажа нашлась. А то тут муженек мой взбеленился, чуть не отвёз к цыганам на съеденье, дурачок. Тогда руки мыть и за стол. Больше ждать не кого, ребятишки на каникулах у сестры в городе. Так что, давайте присаживайтесь. Надо бы и Светку с Наташкой позвать, покормить бедняжек. Глянь, легки, на помине. Бегут, да чо-то, больно быстрёхонько. Не случилось ли с Сёмкой чего.

    - Ага, не случилось ли с Сёмкой чего? Ну, ты, прям как скажешь, так будто в лужу … наступишь. Что у него может еще случиться, кроме как дух свой испустить.

    Ошибся, на сей раз Иван.

    -Тётя Ира, Гриша! Папка вас срочно зовёт, вроде как умирает и что-то важное забыл вам давеча сказать.

      Семён лежал в той же позе, что и оставили его утром. Но, видимо, совсем худо было мужику. Говорит, еле слышно, с паузами. Видать воздуха не хватает совсем мужику с его, отгнившими, напрочь, легкими:

     - Хорошо, … что успели. Думал, … уже не увижу вас … больше. Ирина, сынок, хочу … успеть сказать … вам. На нашем …кладбище есть могила Ивана Шумилова, это … цыган, которого я …зарезал в пьяной драке. Под крестом, в коробочке …. закопал  золотишко, которое я спёр … у нашего барона, когда у него … распорядитесь … усмотре …

     Не успел договорить Семён, испустил дух. Но главное успел всё же сказать.

    Ирина обняла плачущих девочек, прижала крепко к себе:

   - Всё. Конец. Отмучился ваш папка. Закончилась его жизнь беспутная. Оставим его одного пока. Пойдемте с нами, нам есть о чем поговорить.

   Когда все уселись за стол, гости рассказали о своих приключениях. О том, как к цыганам попали, о том, что эти подонки, насчет сестер говорили и каким образом они сумели вырваться от них.

    - Света, Наташа, милые вы мои деточки. Мы предлагаем с Гришей, вашим братом, переехать к нам, чтобы жить отныне одной семьей. В мире и согласии. ХорОм больших нет у нас, но и с голоду, точно, не помрём.

     Девчонки, девчонки! Ну, конечно, же, они с радостью согласились на переезд.

    - Ваня, а как же с угрозой этих цыган, что хотят наших сестер к себе в табор?

    - Ну, это явный перебор. Посмотрим на них поближе, если надо, то власть употребим. У кого шурин в участковых ходит, а?

    Хоронили Семёна на следующий день. Народу пришло совсем немного на могилки. Несколько человек, что по соседству жили, Ирина с Григорием, да дочери, Света и Наташа. Когда уже хотели расходиться, кто-то заметил на краю кладбища подъехавшую чёрную “Волгу”:

   - Батюшки, свет! Никак сам цыганский барон приехал! Что сейчас будет!

    И врассыпную, по окольным тропкам, чтобы только не встречаться с приехавшим. У могилы остались Ирина с Григорием и девочками, да Иван с Ульяной. Подошедший мужчина, средних лет, симпатичный, с усами и бородкой, представился:

   - Я, Каменский Богдан Рустамович, старейшина здешней цыганской общины. И совсем не люблю, когда меня называют бароном. Хотел поближе познакомиться с гостями и извиниться за бестактную выходку моих соплеменников, что я наблюдал из окна своего дома.

    - Так вот значит ты каков, сын Семёна Радченко! Обладатель редчайшего дара, унаследованного от своего отца. Береги его и применяй только с пользой для людей. Или вообще не применяй. Ты знаешь, мне ведь самому пришлось выйти из дома и вывести этих недоумков из транса, в который ты их ввёл.

     - И еще. Полная чушь, что я хотел насильно забрать девочек себе в общину. Это было мечтой этих недорослей. Мы оказывали бы им помощь, вплоть до устройства в детский дом. Но вижу, нужда отпала в этом вопросе.

    -  Извини, тебя, как звать то?

    - Григорием, Гришей.

    - Так вот, Григорий. Я еще раз повторю, что ты обладаешь уникальным природным даром. Я не встречал ни одного человека в твоём возрасте, кто имел бы такие способности. Это я бы назвал просто чудом. Береги его и используй в благих целях. Не так, как твой отец поступал. Ну, всего вам доброго. Не смею задерживать более.

    - Постойте… как Вас…

    - Богдан Рустамович.

    - Богдан Рустамович, вчера отец, в последние минуты своей жизни, сделал важное сообщение. Золото, которое он у вас когда-то украл, он закопал под крестом, убиенного им, Ивана Шумилова. Оно нам не принесет счастья. Оно ваше и вам им распоряжаться.

    - Очень благородно с вашей стороны. Спасибо. И пусть у вас будет всё хорошо.

   Сборы на переезд у девчонок были недолгими. Брать, то, с собой было абсолютно нечего. Немного вещей своих, фотографии, документы. Дом с огородом Иван обещался, хоть за небольшие деньги, продать своему знакомому, чтобы земля не пустовала. Деньги перешлет сразу же Ирине.

   И самое то главное, согласился, вернее сам и предложил, отвезти гостей с пополнением обратно домой на своей “буханке”.

    Уже сели в машину и поехали, как Ирина вспомнила, что ее ждут с подарками у деда Миши. Кто? Это же “Гриська”, потом “Миська”, ну и напоследок “Никиська”. Именно с таким своеобразным алтайским акцентом они всегда и представлялись. Пришлось развернуться и заехать в магазин, где накануне Ирина с Гришей присмотрели три больших самосвала. Красный, желтый и зеленый.

    И это еще не всё. Уже за селом, отчаянно сигналя, “лайбу” Ивана, кое-как догнала знакомая черная “Волга”. В руки Ирины был, почти насильно, всунут пухлый конверт с деньгами.

   - На новое обустройство девочкам от общины!

      Вот на этом и позвольте закончить наше повествование о цыганенке Григории, о новых его сестрах, Свете и Наташе, их матери Ирине и всех тех, кто помогал Грише искать своего отца. Жаль расставаться с полюбившимися героями. Не сомневаемся, что  у них  в дальнейшем, будет всё замечательно. Потому, что люди они замечательные.

     P. S. Ну, деревня, родная, держись! Семнадцать лет назад, Ирина всю деревню на “уши” поставила, родив лишь одного Гришку, а теперича, везет сразу, аж, двух дочек-красавиц, Наталью и Светлану. Ох, как жалко этих бабулек-сплетниц, сколько же работы у них впереди! Ничего. Справятся. Не впервой.