ПУТЬ. Глава 3. Дела давние. Начало

Обряд на добрый Путь, как и договорено было, состоялся на девятый день после разговора трех избранных волхвов. Посреди главной площади Арконы сложили большой костер из бревен выше роста человеческого, обложили их ветками поменьше, а у основания совсем тонким валежником застлали.
Сколотили трибуны для царственных особ и приближенной к ним знати, гостей приглашенных родовитых, их родственников. Большие ряды получились, до нескольких сотен людей туда поместилось. Для царя и царицы на особом возвышении тех трибун был стол изготовлен из дуба-дерева резного, где, к большому удивлению всех собравшихся, с ними расположился и Верховный жрец Криве. По правую сторону от этого высокого помоста восседал скромный и тихий, слепой от рождения кровный брат Бальдра – Хёд; слева – духовный побратим Локи.
Внизу на самой площади, вокруг сложенного кострища собралось почти все взрослое население Арконы, многие и с детишками явились; да из других уголков острова Руяна гости пожаловали, так что толпа набралась приличная: тысяч двенадцать пришли проводить своих правителей в путь праведный, долгий и опасный, считай каждый десятый.
Бальдр возвысился над собравшимися, поднял чашу с напитком хмельным и провозгласил тост заздравный. Трижды без перерыва он сам наполнял кубок себе и сотрапезникам своим терпким ароматным варевом, трижды призывал в свидетели праведности и добродетельности намерений Балтов Богов, трижды желал всем присутствующим терпения, а себе и спутникам своим дороги легкой и возвращения скорого, да с целью похода достигнутой – вложить в уши и сердце народившегося Праведника идти путем Золотого развития души.
– Per aspera ad astra,  – закончил царь.
Запалили валежник, от него загорелись ветки, и вот уже дрова занялись, потрескивают. И взметнулся вверх столб огня яркого. Выше крыш домов языки пламени поднялись, небо вечернее лизнули, свет луны белой собою затмили. И возликовал люд на площади, закричали все, заулюлюкали, шапки с голов сорвали, вверх бросили. В самый раз веселью бы и пиршеству начаться, но не вся официальная часть еще была выполнена. Народ в Арконе жил по заповедям да по совести, и порядки знал, обычаи отцов и дедов чтил. Стихло все вскоре.
В полной тишине выкатили на площадь бочки с медом. Столы деревянные выставили с рыбой копченой, мясом жареным, овощами свежими, да квасом и водой студеной. Люду простому на разговение.   
После этого царь, царица и Верховный жрец спустились вниз с помостов. Поднесли им люди назначенные хлеба каравай большущий, с берестяной солонкой на нем, солью наполненной.
Надломил каждый из волхвов край того хлеба, пополам разделил, кусок в рот себе отправил, второй в огонь костра бросил. Сие означало, что путь будет сытым и легким, и домой все к очагу своему вернуться должны, как исполнят задуманное.
Призвали Рода, прародителя Родных богов, да Стрибога, чтобы паруса ветром попутным наполнял.
Затем жрецы рангом пониже Криве в огонь сыпали зерно белое – крупу перловую, молоко лили, чтобы путь был белым, чистым и спокойным. Потом масло растительное плеснули обильно – хорошо бы гладкой дороге быть и спорой. Чтобы темное все ушло, зерно черное в пламя кинули – гречу.
Волхвы, наконец, заняли свои места, и тот, кто из них царь был, поднявшись во весь рост, знак подал – махнул рукой. Понеслось пиршество! А поскольку угощение за счет казны было дадено, то тут уж никто об умеренности не думал, да и здоровья не жалел. А как на берегах Балтии гулять умели – так про то былины сложены, и особо на этом останавливаться здесь не будем: кто духом Русский – сам знает, а другие все одно понять не смогут, оценить не сумеют.
До самого утра пир горой шел. Пришлось царю распорядиться еще медов на площадь доставить, да закуски из закромов поднести. И все бы хорошо было, все ладно, кабы не происшествие горькое. Человек один, чьего имени и сословия по малой его значимости помнить мы не можем, упившись, в костер тот огромный свалился, да ожегся в нем сильно.
Доложили о том Бальдру.
– Выживет ли? – Спросил.
– То не известно, ожоги большие, уже и криком кричать сил у него нет, кончается видать, – ответили.
– Лекарей к нему позовите лучших! – Приказал царь. – Если вытащат с того света – по кошелю золота каждому!
– А ежели нет?
– А нет, так на все воля Богов. Я им не судья.
Но, кому на роду написано сгореть, тот прежде не потонет. И никакие деньги не вернут к жизни того, кого судьба, к смерти приговорила. К рассвету почил в муках мужичок тот.
– Деньги на похороны жене передайте, да не скупитесь, – распорядился Бальдр.
– Нет ни жены, ни детей у него.
– Так родне отдайте!
– И родни нет.
– Что ж, тем лучше, – царь встал, – плакать сегодня и не нужно бы, повод не тот. За казенный счет схороните.
И направился к себе в палаты. Нанна и Криве пошли следом.
– Плохой это знак, – сказал Верховный жрец, когда они остались одни, – тревожно как-то на душе.
– Что ж теперь, поход отложить или отменить вовсе? – Бальдр удивленно поднял брови.
– Нет, конечно, так просто говорю. Осторожнее надо быть.
– А нечего попусту и языком молоть, – в несвойственной для него грубой форме ответил царь, сам раздосадованный случившимся, – а осторожными и так и так быть надо. Здесь нам знаков подавать не надобно. С дарами определились?
– Десять серебряных ковчегов приготовлены и ждут часа, когда их наполнят содержимым, – ответила Нанна.
– И что же это за содержимое?
– Все, о чем было условлено между нами – злато, смирна и ладан.
– Как это выглядит?
Царица подошла к столу в центре зала, где собралась троица. На нем, укрытый синим шелком, стоял какой-то предмет. Она откинула материю в сторону, и перед царем предстал ларец изумительной работы. Внутри три отделения были наполнены какими-то предметами.
– Золото, – объяснила она, – представляет собой двадцать восемь небольших подвесок в форме прямоугольников и различных по виду трапеций, украшенных неповторяющимся изящным филигранным орнаментом. К каждой из этих золотых пластин на серебряной нити прикреплены бусины размером с маслину, состоящие из смеси ладана и смирны.
– И что означает сия аллегория?
– Смирна отмечает начало человеческого бытия, неизбежно завершающегося смертью, она символизирует материю. – Вмешался в разговор Каспар, – ладан же, символизирует информацию, а так как Иисусу предназначено в зрелости стать новым Учителем, это весьма символично. Ладан и смирна соединены так же неразрывно, как во Христе соединились две природы – Божественная и человеческая. Символика здесь очевидна: материя не жива без информации, а проповедь передаётся через пространство и время благодаря своему  содержимому.
– Это тебе очевидно, Криве, – с сомнением качнул головой царь, – а младенцу, боюсь, до такой осведомленности еще надо дорасти. Матери нужна не философия высшей мудрости, а хлеб, молоко и мясо, надежная крыша над головой и безопасность. Добавьте к этим дарам столько золота, сколько, по вашему мнению, надо, чтобы у малыша всего этого было в достатке.
Верховный жрец почтительно кивнул.
– Но ведь, наверно, не ради только этого мы отправляемся в нелегкий путь? – Бальдр, прищурившись, посмотрел сначала на жену, потом на Каспара.
– Ты прозорлив, мой царь, – еще раз поклонился Криве, – не только ради этого.
– Что за сюрприз ты приготовил нам?
– В Рамове ждет наш духовный собрат Артабан. Перед тем, как отправится на Руян, я много времени провел с ним в благочестивых беседах, результатам которых стало открывшееся нам некое тайное знание, которое и следует донести до родившегося Мессии.
– И что же это за знание?
– Истинный Путь, по которому надлежит пойти Спасителю, что бы стал Он тем, кем стать должен. Это и его будущее путешествие в Египет, и обучение у белых Индусов в Лхасе, у Айнов в Эдо, на Руси в Полоне и возвращение в Иерусалим. Дабы не устрашился он того, что ждет его, не отступился от дороги, ему лишь назначенной. Готов к тому был, и все снес, как подобает царю Иудейскому, Богом избранному для Евреев.
– Что ж сделали вы для этого?
– Приказал я изготовить еще один ларец из злата чистого, рисунками ни снаружи, ни внутри не украшенного, и кроме благородного металла, ничем не примечательного. Он не так велик, но смог вместить несколько янтарных кусков на берегах Балтии добытых, а на янтаре том мутном, не прозрачном, искусными ювелирами руны вырезаны, которыми вся дорога Спасителя расписана.
Некоторое время стояла мертвая тишина – царь и царица проникались услышанным. Ни у одного из них не возникло и тени недоверия к словам Каспара, да только уж очень неожиданно пришлось откровение это. И про дар особенный, и про волхва нового, им неизвестного.
– А-а, этот… – Бальтазар пощелкал пальцами, – как там его…
– Артабан, – подсказал Криве.
– Да, Артабан! Он с нами выдвинется?
– Боюсь, что нет, мой царь, – жрец пожал плечами, – если янтарь рунами расписан и достаточно в них мудрости вложено, то мы можем и не увидеть больше праведника этого.
– Отчего ж так? Али он гнушается знакомством с людьми рода царского?
– Зачем говоришь так, царь Бальтазар? – Каспар посмотрел с укоризной, – дела у святого человека. Порукой я за него стану. Ты в нем сомневаешься, или во мне?
– Да, Бог с тобой, друг мой! Тебе я верю больше, чем себе даже, а значит и в человеке, за кого ручаешься, сомневаться не стану. Пусть жизнью своей живет. Только ты уж изволь показать нам, что вы там с ним удумали, изготовили.
И в третий раз поклонился Верховный жрец.
– Только, вот еще что: – Бальдр выглядел озабоченным, – а ну как к людям лихим нехорошим попадет дар этот? Не смогут ли они во вред делу нашему, пустить трофей сей?
– Руны те лишь посвященный прочесть сможет, заговоренные они, – убежденно ответил Каспар.
– Кто ж младенца тогда просветит? Разве посвящен он в таинства ведические?
– Это не наша печаль – на то он и Мессия, чтобы знания тайные без посторонней помощи разобрать. Подрастет и пойдет в учение, там этот янтарь ключом ему будет, примут и обучат.
– Это, конечно, так, – Бальтазар с сомнением покачал головой, – но что-то не слишком убедителен довод такой. В этом случае, нам вообще беспокоиться не стоит.
– А и прав ты, государь, не беспокойся ни о чем! – Улыбнулся Криве, и доверительно поманил пальцем царя и царицу.
Те приблизились, наклонились к лицу его – что еще такого им товарищ их преподнесет?
– Шифр к рунам тем, – шёпотом проговорил жрец, – Богоматери я предам, а у меня его никто похитить не сможет, так как в голове он.
– Ох, и ловок, ты, – выпрямила спину Мельхиор, – ох, и умен!
– Хорошо, Каспар, – одобрил царь, – пусть так. Посмотрим, как в Рамове окажемся, на дар тот особый.
– Когда же отправимся?
– А вот на второй день от сегодня и пойдем. Ладьи готовы – припасами гружены под завязку, люди отобраны – лучшие из лучших. Вера наша крепка, намерения чисты, обряды предков исполнены. Боги с нами.
– А воды как? Льдом ли не скованы?
– Все, насколько можно было, разведано. Зима в этом году теплая, весь адар  со знаком плюс стоит, да и нисан по приметам, похоже, не холоднее будет.
Бальдр воздел руки к небу, постоял так, затем опустил.
– Прикажи, Нанна, завтра к вечеру дары грузить, да стражу к ним приставить надежную, проверенную. До тех пор отдыхать будем. А послезавтра в утро и отплывем.
______________________________________________________

В назначенный час трое волхвов взошли на ладью струганную, специально для венценосных людей оборудованную. Помимо них из числа делу морскому не обученному были еще двое слуг – для царя и царицы. Каспар же о себе сам заботиться привык, и не пожелал себе никого в помощники.
Тридцать гребцов, по пятнадцать с каждого края, готовы были в любой момент убрать весла и поставить паруса на две имеющиеся у тридцати пяти метрового корабля мачты, распустив их при попутном умеренном ветре на полную, или тут же взять на гитовы, если шквалистым станет тот. Обучены они были и галсами идти против ветра, и с мели сниматься с помощью канатов пеньковых и рычагов. Все светловолосые, ясные глазами, широкогрудые молодцы. И не только как моряки годные, но и воинами отменными слывшие. И не токмо слывшие, но и не раз на то проверенные. Сутками могли не спать, малым обходиться, а при случае, буде в том надобность настанет, могли и пир приготовить не хуже дворцовых застолий.
Над ними на каждом из кораблей капитан был назначенный, и помощник у него, что б подменить, как устанет – долга дорога, а силы человеческие не беспредельные. Тем решили и ограничится, а в Рамове на борт должны кормчие русы, те края морские ведающие, подняться, путь до места назначенного показывать, да Дальше Невой да Ладогой и Волховом суда вести.
Народу на пристани собралось видимо не видимо, не меньше, чем на празднование обряда на добрый Путь. Каждому хотелось проводить царственную чету в дорогу священную не легкую.
Бальтазар поднялся на корму корабля.
– Други мои! – Возгласил он. – Сколь не грустно покидать нам родную гавань и вас всех, но зовет нас цель великая, священная! Ибо народился тот, кому от того момента суждено быть царем заблудших овец дома Израилева, тот, кто должен повести их путем Золотого развития души! Но не случится то без помощи нашей, так гласит пророчество. А потому, вынуждены мы покинуть Балтию, и отправится на юг, на свет Звезды, в небе над Иудеей горящей, и путь указующей. Благословите и вы нашу дорогу, чтобы прошла она как можно легче, быстрее и без потерь. На том позвольте и откланяться, други мои.
Много чего хотел сказать царь народу своему: и про дары, которые должны на путь истинный Мессию направить, и про то, что виделось волхвам, и что за правду они полагали, как в муках Спаситель за грехи рода человеческого ответит; и про опасности на пути посланцев, к цели ведущем, великие, пока неведомые, но неизбежные, а от того еще более страшные, чем, может, на самом деле и выйдут.
Но понимал, что незачем это все говорить было. Поклонился царь народу своему да Солнцу Красному в пояс, и дал команду к отплытию. Загудела толпа на пристани с владыками прощаясь, доброго пути желая и скорого возвращения.
Ранее поднявшийся на головной корабль слепой Хёд, брат царя, простился с Бальдром, и собрался покинуть ладью.
– Если все пройдет ладно, – прошептал ему на ухо Бальтазар, я подам весть, пришлю голубя. Тогда встречай меня и людей моих в Милане. Собери воинов надежных и иди туда сухим путем.  Там и встретимся. Мы же туда пойдем из Царьграда по пути «Гиперборейских дароносиц», и весть добрую всем нести будем. Жди птицу, а не будет ее, так и правь сам далее. И да помогут нам всем боги!
Хёд кивнул, еще раз трижды расцеловал брата в обе щеки, и, направляемый Локи, спустился по трапу на площадь, запруженную народом. На время отсутствия Бальдра он становился их полноправным предводителем. Хёд совсем не желал этого, его вполне удовлетворяло положение принца крови. Но так было надо, и он подчинился обстоятельствам. К тому же, ему всегда и во всем помогал Локи, побратим по вере ему и брату, возглавившему поход к месту рождения Мессии.   
Девяносто длинных весел одновременно ударились о серую воду Балтики, девяносто широких спин откинулись назад, сто восемьдесят мускулистых рук напряглись, потянули к груди валки. Вздрогнули красавицы-ладьи, отвалили от берега, и начался Путь великий, судьбоносный!