Зараженный Лес

Многие писатели, работающие в жанре социальной фантастики, метафорически изображали человечество как некое целостное единое живое существо. Самый яркий пример – живой Океан Станислава Лема в романе «Солярис».  В романе «Город» Клиффорда Саймака разрастается огромный муравейник, постепенно вытесняющий человечество с Земли в другие миры. Признаками живого существа обладает Лес в романе Стругацких «Улитка на склоне». Живые туманы планеты Реана, дарующие вечную жизнь, из романа Евгения Гуляковского «Сезон туманов». Планета смерти Пирр из романа Гарри Гаррисона «Неукротимая планета». Живой Лес на Южном склоне Немого хребта из романа «Жрец» Вашего покорного слуги…
 Идея проста: человеческая цивилизация как единый организм, в котором все взаимосвязано, все «органы» взаимодействуют, всеобщее благоденствие («здоровье») возможно только в том случае, когда «здоровы» все части, целое откликается, реагирует на травму или угрозу любому «органу». Корреляция и детерминация – взаимодействие и взаимообусловленность. Жизни, судьбы, дела, мысли, идеи каждого человека вплетены в общий узор, образуя сбалансированную систему, биоценоз. То, что плохо или хорошо единичному, так точно же плохо или хорошо множественному. Боль или радость одного отзываются в каждом. Эта система весьма устойчива к внешним воздействиям, но ее можно разрушить изнутри.
Океан или Лес – все это метафора единого коллективного разума. Корни деревьев переплетены, миллиарды голосов сливаются в один голос. Именно разум – отличительная характеристика человеческого вида. Механизмы, постройки, произведения искусства – лишь материальные свидетельства функционирования разума (муравейник в «Городе»). Каждый делает индивидуальный интеллектуальный вклад в общее дело, привносит свой голос в хоровое звучание.   
Чей-то вклад грандиозен – подобен вековому раскидистому дубу; чей-то вклад устремляется в небо, как многометровый кипарис; чья-то мысль плетется лианой, чья-то – жмется к земле кустарником, чья-то – стелется по земле травой. Как бы ни был могуч или немощен твой интеллект – любой вклад важен, каждый служит общему здоровью Леса.
В смутные времена никто не «растекашется мыслию по древу» - все мысли проникаются единой тревожной темой. Так по нашему с вами Лесу в свое время прошлись бульдозеры эпидемии, расчистили просеки, «обломали немало веток, наломали немало дров». А далее по просекам двинули тяжелые танки войны – разворотили землю, и даже трава пожухла. Теперь в нашем Лесу остались лишь самые могучие интеллектуальные древа, которые не сдвинешь никаким танком – носители и хранители разума, и кое-где проглядывают малые островки зеленой травы – юной, прорастающей в гусеничной колее.
Думаю, каждый из нас был свидетелем того, как люди из окружения, что всегда были в трезвом уме и светлой памяти, неожиданным образом утрачивали свое здравомыслие – по крупице или разом, единомоментно, теряли лицо и проникались совсем не свойственными им идеями, желтели, жухли на глазах, словно осенняя трава на грунтовой дороге. Коллективный разум устремлялся вслед за одной мыслью, инфицированные отдельные кусты и деревья заражали весь Лес. Сколько из наших знакомых перестали мыслить самостоятельно, сгнили на корню, расчищая место для бесплодной пустыни.
Пройдет немало лет, сменится несколько поколений, прежде чем робкие ростки юной зелени окрепнут в хранящей и пестующей их тени выживших реликтов и снова потянутся к солнцу новым единым разумом, молодым возрожденным Лесом. И чтобы пустыня окончательно не вступила в права, нужно перестать «думать одну мысль», как Удав из мультфильма о попугаях.
В конце XIX века практически все наше общество – крестьянство, пролетариат, интеллигенция – все думали две мысли: «кто виноват?» и «что делать?». Логика истории очень четко обозначила, к чему приводит такое маломыслие. Нужно думать о многом, думать о разном, о великом и мелком, о мудром и глупом, о нужном и бестолковом, но – думать. Нужно снова начинать думать, господа.