35. Терехов. На родине

В свою родную деревушку Пролески Терехов приехал, когда уже солнце начало клониться к закату. Июльская жара спала. Было тихо. Все — от травы до листьев на деревьях — замерло. Он подъехал к дому родителей и вышел из своего видавшего виды пикапа, который приобрел накануне на автомобильном рынке с конкретной целью приобщения к сельскому укладу жизни.
Вид запустения был великолепен. Бурьяны царствовали. Вокруг дома сквозь булыжники, частично связанные цементным раствором, исполнявшие функцию фундамента уверенно пробились лопухи и небольшие кустарниковые побеги. Каждая трещина была заселена изумрудно зелеными побегами травы. Навесы — пристройки возле пуни и хлева покосились и были готовы к падению. Во дворе также буйствовала природа и полностью замаскировала настилы плитняка.
Визит Терехова был тут же зарегистрирован соседкой Чувыриной Марией. Ей было уже более семидесяти лет. Зимовала она у детей в городе, а летом устремлялась на привычные огородные пространства.
— Добрый день! С приездом в родные края! — поприветствовала она Терехова. — Уже запамятовала, когда возле вашего дома кого-либо видела.
— Здравствуйте, Мария Никитична!
— Ваш брат мне ключ оставил.
— Я знаю. Он мне звонил.
— Вот забирайте!
Она протянула ржавый ключ от навесного замка, к которому была привязана коричневая тесемка с целью его быстрого обнаружения в случае непредвиденных пропаж.
— Спасибо!
— Заросло у вас все тут. Давно хозяйской руки не было видно.
— Да. Придется поработать.

Когда Терехов снял замок с входной двери и вошел в сени, сразу повеяло холодом, сыростью и плесенью. Подумалось: «Пенициллин также пахнет». Затем он вошел в жилое пространство… Сквозь прохудившиеся доски пола в разных местах пробились какие-то сочные хрупкие зеленые стебли. Вначале они тянулись вверх, а затем, не выдерживая своего веса, клонились вниз и вольготно разрастались по дощатому пространству. Терехов открыл дверку вьюшки и снял крышку, а затем чугунный блинок, непосредственно закрывающий отверстие дымохода. Убрал и поставил на пол заслонку печи. Затем открыл задвижку щита. Открыл форточки на окнах. Внутри помещения стало свежее.

Для более-менее комфортного проживания по ходу предстоявших работ в отчем доме Терехов в одной из воинских частей приобрел списанный армейский кузов универсальный нулевого габарита, или, используя аббревиатуру, КУНГ. На колесном тракторе ему прибуксировали изделие на участок. В этом жилище на колесах был умывальник, спальное место, добротный откидной стол, сиденья. В доме предков обнаружился холодильник «Кристалл». Терехов почистил его, затем заменил пробки на электрощите и проверил наличие света. Изделие советских времен, предназначенное для хранения пищи, оказалось в рабочем состоянии.
Более месяца отставной летчик разбирал сгнившие пристройки в виде навесов, сортировал и выбрасывал всяческий ненужный хлам, затем сжигал его на краю своих землевладений. Пришлось также приобрести электрический триммер. Но оказалось, что в сплошных бурьянах он должным образом не функционировал. Пришлось раскошелиться на бензиновую косу. Дело пошло. Пространство возле дома начало медленно приобретать окультуренный вид.

Внутри жилища бревенчатые деревянные стены были обиты картоном и поклеены обоями, которые по мере износа периодически обновлялись. При этом старые бумажные слои его родителями не удалялись, а на них производилась наклейка новых модных на то время орнаментов. В отдельных местах для выравнивания и дополнительной прочности использовались газеты и листы его ученических тетрадей. Терехов не мог удержаться от искушения и стал по ходу дела перечитывать как прессу минувших лет, так и свою школьную каллиграфию. Это послужило причиной того, что работы по утилизации картонно-бумажного хлама, которые планировал завершить за пару дней, затормозились и растянулись на неделю.

Когда мы совершаем какое-либо действо в нашей жизненной повседневности: работаем, учимся, соревнуемся, творим, — наша память неустанно и помимо нашей воли образует калейдоскоп образов и видений, который либо связан с прошлым, либо ориентирован в будущее.
Почувствовав первые признаки рассвета, Терехов проснулся, умылся и вышел из своей времянки. Солнце уже половиной своего диска ослепительно воспылало над горизонтом. Утренние туманы на востоке розовато парили, а на отдалении стелились в низинах, белея, как обычно. К бывшему летчику потихоньку пришло осознание старой истины о том, что восстанавливать старое будь то строение, как в данном случае, либо что-то иное, гораздо труднее, чем строить новое. Брат предлагал ему все снести и построить на участке дачный дом из современных материалов. Однако, осмотрев покинутое жилище и ощутив необыкновенные чарующие чувства умозрительного возврата в давно минувшее, он отказался от такого продолжения событий. По этой причине работа предстояла длительная и долгая.
В полдень по окрестностям прогулялась гроза. Ливень был щедрый, напористый. Лужи выросли мгновенно. Их буравили дождевые струи. Поверхность воды дрожала и пенилась от вонзавшихся в нее капель, пузырилась. Неисчислимые шарообразные парусники сосредотачивались в придорожных рельефах, колдобинах и углублениях, а затем ручьями уносились к мелиоративной канаве. В глубине слоистых туч поблескивали инкогнито молнии, гром был, как всегда бесцеремонен. Накануне Терехов обнаружил на чердаке старую телевизионную антенну. По завершении полуденного спектакля с выходом на сцену радуги ему пришла памятная весточка из былого. Тогда также была гроза во всем своем магическом великолепии. Молнии, сменяя одна другую, рисовали на тучах сверкающие узоры, однако ливень не был таким яростным, и кратким как нынче и лился не менее часа. Гром сердито раздавался то с одной стороны неба, то со второй. Потом наступила тишина, выглянуло солнце. Дети начали собираться на улицу.
— Андрейка, надень сапоги! — послышалось материнское распоряжение.
Сын послушно сунул ноги в просторные голенища резиновых отцовских сапог, — свои, как всегда, где-то затерялись, — и заковылял на лужайку за оградой перед домом. Там привычно щипали травку белые крупные соседские гуси. Вожак гусиной стаи выделялся кряжистой статью, был многоопытен по возрасту и агрессивен по природе, поэтому не давал спуску, тем, кто осмеливался покуситься на территорию пастбища. Завидев прохожего, предводитель пернатых простирал свою длинную шею параллельно земле и, взмахивая крыльями, стремительно перебирая перепончатыми лапами, которые едва касались земли, словно экраноплан устремлялся на нарушителя жизненного пространства. Укусы этого монстра были весьма неприятны. Взрослые довольно легко отбывались от его атак, а ребятня обычно сверкала пятками.
Вожак стаи достиг ног юного нарушителя его владений, зашипел и несколько раз укусил неподатливую резину. Заблаговременно припасенных прутом отрок начал отгонять бесцеремонную птицу. Неподалеку паслась на привязи корова. В этот момент яркая вспышка со стороны дома превзошла солнце, а затем раздался оглушающий треск-раскат грома. Гуси испуганно загоготали, корова сорвалась с привязи, ноги Андрейки подкосились. В это время он заметил, что телевизионная антенна, установленная на высоком шесте у дома его родителей, начала шататься из стороны в сторону, словно маятник.
«Сколько же мне тогда было лет?» — задал Терехов себе мысленно вопрос и предположил, что, наверное, восемь- девять…
Затем он взял дисковую электрическую пилу и начал распиливать скопившийся разнообразный деревянный хлам на дрова. Работал не спеша, делая перерывы, чтобы уберечь инструмент от перегрева. Когда оставалось всего несколько штрихов до завершения дела, попалась сучковатая доска и зубчатый диск в ней застрял. Воздушные дуновения поднесли к носу запах горелого графита. Следующую деревяшку распилить уже не удалось. Электропривод не запускался. Терехов проверил автоматические предохранители на электрощите. Одну пробку выбило. Он ее включил. Однако пила по-прежнему не включалась.
— Да! Придется щетки менять! — с досадой произнес он, а затем с помощью отвертки проверил своё предположение. Так оно и оказалось. Вынул поврежденный образец и второй с противоположной стороны, поместил их в бумажный пакетик и стал рассуждать о плане дальнейших действий.
Словно голограмма из прошлого засветилось воспоминание. Он служил тогда в Поволжье. Жили летчики в домах офицерского состава на краю областного центра. Был выходной день. Вся его семья была в сборе. Дети смотрели телевизор. Жена гладила белье. Неожиданно замигал, а затем пропал свет. Такое уже случалось неоднократно, поэтому Терехов взял свою излюбленную длинную отвертку и вышел на лестничную площадку, чтобы устранить неисправность. Он открыл дверку электрощита и тут же заметил, как под одним из фиксирующих болтов происходит искрение. Он совместил ребро отвертки с углублением болта и слегка надавил на него. В это время возникла яркая объемная световая вспышка, и раздался сильный хлопок больше погожий на взрыв. Тут же открылась дверь из квартиры испуганных соседей. Жена Терехова также вышла из квартиры. Около минуты незадачливый электрик ничего не видел. Потом зрение стало медленно приходить в норму. В электрощите пламенела пластмасса, и неприятный запах разносился по подъезду.
— У тебя волосы на голове и ресницы подгорели, — услышал он голос жены.
— Ничего отрастут, — ответил Терехов и провел несколько раз левой рукой по голове. Опаленная растительность крошилась под пальцами и осыпалась песком на рубашку.
И только теперь он заметил, что в его правой руке вместо отвертки осталась лишь ее пластмассовая ручка. Металл мгновенно испарился. Так как пластик в квартирном электрощите продолжал дымиться, Терехов вместе с соседом, тоже военным, быстро спустился в подвальное помещение, чтобы проверить предохранители. Вместо них стояли толстенные гвозди, один из которых был раскален до красного свечения. С помощью деревяшки гвозди были извлечены. По телефону была вызвана аварийная бригада. Вскоре выяснилось, что гвозди вместо предохранителей поставил один прапорщиков.
День летнего благоденствия завершался. Травмированный экстремальными обстоятельствами службы позвоночник летчика после проведенного лечения надежно сцепился всеми своими врожденными сочленениями и только иногда напоминал о патологии легким покалыванием. Терехов стоял у входа в дом, рассуждая, каким образом заделать разрушение в фундаменте справа от компактного небольшого крыльца. Дефект кладки в этом месте с течением времени разросся до просторного отверстия, от которого паутиной во все стороны расходились трещины. Две крылечных ступеньки перед домом, также когда-то бывшие монолитом, теперь были разобщены сантиметровой ширины продольной трещиной, которая намеревалась нижнюю часть отливки пустить в автономное плавание. Из раскола на всем протяжении произрастали изумрудные побеги травы. Полностью удалить эту растительность было практически невозможно. На этом месте неотвратимо снова начинало зеленеть. С помощью печного молотка и гвоздодера Терехов начал убирать сколы из цемента и камней в фундаменте. Вскоре показался массивный камень. Его нужно было слегка подвинуть и повернуть. Бывший летчик уверенно взялся за край валуна рукой и сильно потянул на себя. В это время он почувствовал резкую боль, похожую на удар электрического тока, распростершуюся от затылка до правой стопы. Начались судорожные подергивания в мышцах правого плеча и правой голени. Тело самопроизвольно встало на колени, а затем упало на бок.
«Ну, вот мой ремонт и завершился!» — с горечью мелькнула мысль у наследника домового владения.
Примерно через минуту-две боль начала сжиматься и вскоре сосредоточилась в спине. Судорожные импульсы прекратились. В глазах появилась четкость восприятия. Остаток дня Терехов провел в своем жилище на колесах в лежачем положении, куда неимоверными усилиями сумел вползти. Затем проглотил несколько таблеток анальгетиков и позвонил своему бывшему напарнику. Задремал только под утро. Проснулся от знакомых голосов — это приехали Самохин и Климов. Узнав обстоятельства произошедшего и осмотрев пострадавшего, Сергей Фомич уверенно констатировал, что произошло кратковременное ущемление нервного корешка между отростками позвонков.
— А когда я смогу работать? — поинтересовался Терехов.
— Андрей Иванович вы себя не ограничивайте. Делайте все, что сможете. Я вам наклею специальный анестезирующий пластырь. Его снимать не нужно, через несколько дней он сам отпадет.