Брань

«Я московский озорной гуляка.
По всему Тверскому околотку
В переулках каждая собака,
Знает мою легкую походку».
Пятьдесят лет назад вела меня Мама из детского сада домой. По улице, про каждый из домов на ней расположенных, мимо которых мы проходили, у меня есть своя история. Мы миновали дом 3, из чердака которого лет десять спустя, когда я возвращался из школы, несколько месяцев кряду неслась на всю улицу залихватская песня «Гуляка» на стихи Есенина репетировавшей в нём группы «Альфа» - «Не злодей я и не грабил лесом, не стрелял несчастных по темницам, я всего лишь уличный повеса, улыбающийся встречным лицам».
Слева осталась фабрика диафильмов, чьи строения в нынешнее время вернули служителям не светского, а высшего культа, и там восстановлена теперь церковь Андрея Первозванного и устроено подворье патриарха Московского и всея Руси. А мальчишками мы там резвились, объедаясь до отвала яблоками с деревьев, посаженными церковниками видимо ещё до прихода красных, и приспосабливая ворованные коробки из-под киноплёнки очень удачно эмитировавшими своей формой под дисковые магазины на выструганные из дерева «пулемёты Дегтярёва». 
Справа уходил вниз Большой Ватин переулок, по обочинам которого во время дождей и ливней мы устраивали соревнования в сплаве щепок, а в мои десять или около того лет оравой из сверстников и более старших ребят по брусчатке скатывались на раздобытом где-то в соседних дворах «Запорожце»-кабриолете. У старого драндулета была срезана крыша, отсутствовал мотор и много чего ещё, благодаря чему он был легче, и нам удавалось затолкать его в (весьма крутую) горку, и как выяснилось – тормоза тоже отсутствовали почти совсем. Тем не менее ходовая и рулевая части были исправны, что позволяло нам кататься, но для меня до сих пор загадка (рулили-то конечно более старшие пацаны) как мы не вылетели ни разу мимо «Иллюзиона» на проезжую часть – Яузскую улицу, или не расшиблись о высокие гранитные бордюры переулка, делавшего внизу, под горкой, девяностоградусный поворот. Видимо, тормоза всё же были, и старшие просто фасонили, заявляя об их отсутствии для придания остроты опасности нашего развлечения.
Следом был дом номер восемь, но он примечателен (для меня) только тем, что его нумерация не соответствовала стороне, и можно лишь предположить, что он был выстроен и вписан в улицу позже всех остальных.
Дом номер два, в котором сегодня расположено контрольно-ревизионное управление МВД спустя лет десять притягивал своей цокольной частью всех посвящённых окрестных мальчишек – там располагались художественные мастерские, и представьте себе, в те далёкие советские времена, в то время, когда «секса в СССР не было!», в этих стенах позировали художникам полностью (!) обнажённые модели. И не «рубенсовские тётки», а вполне себе современных форм молодые особы, отчасти, наверное, и сформировавшие в подростке определённый вкус. До времени, когда подростки прилипали к заветным окошкам, не торопясь из школы домой, была ещё пара (уже не очень ударных) пятилеток, а пока дом ничем мальчишку не привлекал.
За эти пять абзацев и примерно семьдесят - восемьдесят метров мы подошли к дому номер Один, и пришло время рассказать о нём несколько слов. Википедия, как и во многом, ошибается, утверждая, что дом до двухтысячных годов был жилым. Это не так. Всё время, что я его помню – там вначале была какая-то (видимо военная) контора, и дом был окружён забором из сетки-рабицы и хорошо охранялся, а года с семьдесяткакого-то и очень продолжительное время там была «стройка» советского образца – то есть какой-то демонтаж провели, какого-то строительного материала завезли, и… забыли или отложили. Лет десять дом стоял пустой и не охраняемый – мы в нём в разном возрасте устраивали разные развлечения. В детстве играли «в войнушку», и я там чуть не лишился зрения от взорванной бутылки с карбидом, а в ранней юности наши интересы изменились, и мы в одной из комнат конопатили дверь, и играли в шахматы и карты. Щели же в двери мы закрывали для того, чтобы дым от конопли, которую мы не курили, а коробками высыпали на электрическую плитку, и вдыхали дым, коим было заполнено всё помещение, не расходовался зря, а оседал в наших лёгких, способствуя разработке особенно коварных стратегических шахматных и преферансных атак. Да, представьте себе, какое прекрасное в своей бесхозяйственности было время! Дом стоял не используемый, но никто не озадачился отключить подачу в него электроэнергии…
Перед воротами, мимо которых нам предстояло пройти, а кратчайший путь к дому вёл через «гаражи», как все обитатели дома на Котельнической называли по сути внутренний двор, сделанный советскими инженерами из холма, в который действительно были врыты два гаража, сверху которых располагались детские и спортивные площадки, а далее естественный парк, по горке которого взобравшись, ты оказывался в начале улицы, стоял мужик.
Мужик был эпатажный. Эдакий расхристанный, видимо в подпитии, работяга.
Стоя в воротах, он «на всю Ивановскую», а улица в то время носила имя «Володарского», а до и после красных «Гончарная», развязно и «во всё хайло» выражался. Слова были все непонятные и в них не было хоть какого-то смысла. Мир как-то сжался до нас троих. Наверное, мужик обращался к кому-то, а не в мироздание вырыгивал свой набор непотребщины. Но я никого кроме него не видел.
Четырёхлетний мальчик с недоумением посмотрел на Маму, ожидая перевода или комментариев. И раз и навсегда понял по эмоциям что слова эти отличаются от обычных, которых он знал уже немало, и свободно мог не только разговаривать, но уже и читать.
На мамином лице отражался и стыд за этого мужика, и неловкость перед сыном что он вынужден слышать эту гнусь, и непонимание как объяснить ребёнку, что не все взрослые люди могут быть образцом для подражания детям. И это вошло раз и навсегда в меня в мгновение. Позже я познакомился со всем разнообразием «русского матерного». И узнал теоретическое и практическое отношение разных слоёв русского социума к матерной брани. Но то, что это мерзость, недостойная слуха и произнесения приличными людьми, я понял тогда и сразу. Полвека назад.
Стоит ли говорить, что никогда и ни при каких обстоятельствах я не слышал даже намёка не то что на употребление, а на допустимость матершины в своей семье? Никто и никогда из гостей нашего дома даже эвфемизмами не засорял свою речь, всеми этими «блинами, офигительными хренами» и прочими заменителями грубых бранных слов. И с таким представлением о русском языке и месте в нём матерной брани я и начал жизнь.
Что было потом знает каждый из нас. Я взрослел, общался в разных кругах и компаниях, и постепенно втягивался в «обычную» жизнь. В ту, которая нас окружает каждодневно. Очень скоро я убедился, что далеко не все, а скорее наоборот – подавляющее большинство моих сограждан имеют совсем иное отношение к употреблению бранных слов. Ругань вокруг нас. И с каждым годом её всё больше, увы. В нашем советском детстве и юности, как мне представляется, было больше приличий. Как-то стыдно было на улице выражаться хотя бы подросткам. А сейчас вседозволенность какая-то повсеместная… Хотя… Может мне просто довелось родиться в такой семье, и детство провести в определённой среде, в которой воспитанию детей и традиционным ценностям уделялось больше внимания? А в других семьях и сообществах всё было так же, как и теперь? Может и так. Но что определённо и точно – в кинематографе была цензура, и с экранов телевизора актёры не употребляли мата. А сейчас это есть. Наверное, всё же, когда в сериалах начинают употреблять мат, граждане считывают посыл, что зазорного ничего нет и браниться можно и допустимо в общественных местах.
И это прямой и явный посыл обществу – брань употребима. Не нужно её запрещать или стесняться. Мол из песни слова не выкинешь. Искусство должно быть объективно, и отражать действительность. Я с таким взглядом не согласен, и считаю иначе – искусство призвано делать нас лучше. И на мой взгляд если уж пошла об этом речь, мастерство в том, чтобы суметь подать эмоциональную окраску сюжета без грязи, но, чтобы зритель «за кадром» её сам увидел или расслышал. Тоньше нужно быть, изящнее. Если конечно ты хочешь считать себя деятелем искусства, творцом, а не ремесленником.
Но – опять-таки. Где она, отправная точка?
Это я живу всю свою жизнь с этим противоречием. И проблема у меня, а не у общества. Это ведь меня угораздило родиться в моей семье, где было представление о важности чистоты родного языка. И я и мои друзья из того же круга – это исключение.
Так вот проблема моя не в том, что русский бранится, не считая это зазорным, а в том, что я выражаюсь матерно сам, зная, что это мерзко. И это меня угнетает. Я живу не в ладах со своей совестью значительную часть своей сознательной жизни.
Один из моих братьев считает, что проблема легко устранима – нужно перестать табуировать мат и с этим исчезнет проблема. Мне такой метод решения не нравится. Эдак мы можем всё что угодно себе разрешить, чтобы жить в ладах со своей совестью…
И иногда я завидую тем из нас, кто даже не думает о том, что есть такая проблема. У подавляющего большинства нет никакой дилеммы – они матерятся при своих детях и радостно реагируют, когда их чадо-дошкольник выдаёт какую-нибудь сложно сконструированную бранную фразу. Мол вот он отпрыск – взрослеет! Уже не хуже бати научился изъясняться…
Завидую. Но не уподобляюсь. И конечно не завидую, а мимолётно размышляю о том, что таким людям проще живётся. Они даже не задумываются о том, что вредят своим детям – обедняют их речь.
Ведь все мы знаем, что, когда человек не находит, а точнее не знает небранных синонимов, он ругательствами заменяет более уместные литературные выражения. А со временем и забывает те самые слова, строя фразы практически без них. И вот ведь что интересно, к слову сказать, в «русском матерном». Мы все его хорошо понимаем. В наборе из нескольких слов столько разных значений умещается, что диву даёшься…
Увы, к стыду своему, признаюсь, что и я преуспел в этом искусстве. Я нашёл для себя компромисс – при женщинах и детях я никогда не матерился, а в мужской компании – очень и даже с удовольствием. Мол в нашем, мужском мире без этого не обойтись… Я не некрасовская женщина, и от того мне не доводилось в горящие избы входить, или коня на ходу останавливать, а вот агрессивно настроенных оппонентов – доводилось. Были эпизоды в моей биографии, когда если уж не погибели избежать (кто ж знает, чем бы дело закончилось?) довелось, но сильных увечий – точно. Именно витиевато выстроенным словесным барьером. У животных есть разные эволюцией созданные природные «распальцовки» - у кобры капюшон, у павлина хвост, и все они служат одной цели – создать у противника иллюзию превосходства оного в объёме, а следовательно – в мощи. У человека это зачастую заменяется веером из угрожающих слов. И чем они резче – тем больший эффект достигается. То есть бывает матерная брань оборонительно-наступательная, служащая цели произвести на соперника впечатление, что называется «убрать на базаре», или «базаром».
А бывает матерок весёлый, компанейский, призванный обозначить, что ты свой, простой, такой же, как и твой собеседник – «из народа». Мол давай без сложностей, со мной общаться можешь «без напряга». И это работает. Очень интересно наблюдать такое действо на каких-либо сложных бизнес-переговорах. Сидят бывает напротив друг друга граждане, с трудом подбирают слова, находя формулировки, «щупают» оппонента, а через какое-то время (зависящее от сложности обсуждаемой проблемы), старший в табели о рангах пробрасывает какое-либо матерное словечко. И тут у «просителя» чуть не вслух вздох облегчения слышится, он оживляется, и более «свойски» начинает себя вести, поймав сигнал – переходи к делу, давай уже к сути, все свои…
И это, хочу я этого или нет, наш (без)культурный код. А мне ведь нужно как-то суметь передать лучшее, что во мне есть, моим детям.
И вот что я понял не так давно. Воспитывая своих детей, мы дисциплинируем или воспитываем самих себя. Год или около того назад, я в очередной раз, передавая своё отношение к брани, а точнее пробуя объяснить своей семнадцати-восемнадцати летней дочери как ей следует к матершине относиться, втолковывал ей примерно следующее: «вам, нашим детям, следует не уподобляться разной черни, и не следовать примеру многих подростков, бравирующих в желании подражать взрослым, употребляя матерную брань. Они оскудняют свой словарный запас, и потом не сумеют отказаться от привычки ругаться. Я вот употребляю мат, но это оттого, что мне приходиться общаться с такими гражданами, и в таких слоях общества, где без этого невозможно обойтись…»
На что дочь мне вполне резонно заметила, что только собственным примером и можно воспитывать. У тебя такой круг общения, у другого такой же, откуда ж он возьмётся другой у твоих детей? И она абсолютно права. Хочешь изменить мир – начни с себя.
Буду стараться. Уже делаю.

                И теперь уж я болеть не стану,
                Прояснилась омуть в сердце мглистом.
                Оттого прослыл я шарлатаном!
                Оттого прослыл я скандалистом!
 
15 января 2025 года.