Роль ф. -у. заимствований в языках Дагестана

               

Данный раздел составлен из двух небольших ранее обнародованных заметок: «Точки роста дагестанской истории» и «Финно-угорские следы в Дагестане», в которых была предпринята попытка понять структуру дагестанской культуры с точки зрения составляющих ее страт, а также определить место и роль очевидного финно-угорского компонента в ней, отчетливые следы которых проявляются как в лексике дагестанских языков, так и в топонимическом корпусе региона. Мы объединили обе эти заметки в одном разделе, изменив некоторые моменты и для наглядности расширив общий контент статьи этимологическими историями некоторых дагестанских селений.

Культура — понятие многозначное. Но в самых общих чертах ее можно определить как социальный опыт, накопленный социумом на протяжении своей жизни. В этом смысле культура представляет собой историю совокупного жизненного опыта определенного коллектива людей. В таком контексте оба эти понятия – история и культура сливаются. Но в то же время история культуры не представляет собой единый массив однородных событий, явлений, материальных и духовных артефактов или каких-то других элементов с одним линейным и однородным вектором развития. Она изменчива, многослойна и многолика внутри себя.

Культура дагестанских народов имеет глубокие корни и состоит из множества различимых по своей парадигме и хронологическим рамкам, слоев. По предварительным представлениям таких, различающихся на фундаментальном уровне, слоев в ней насчитывается, как минимум, шесть. Свидетелями формирования последней такой культурной страты мы - нынешнее поколение дагестанцев, как раз-таки и являемся. Она формируется перед нашими глазами под влиянием европейских веяний, когда в национальной культуре дагестанцев по всем параметрам -от пищи и языка до норм повседневного поведения происходит тотальные изменения. Мы не можем предугадать или прогнозировать, с какими результатами этот процесс завершиться, но то, что он является очевидным фактом имеющим место быть в нашей жизни, не вызывает никаких сомнений.

Культурные страты Дагестана представляют несомненный интерес. Один тот факт, что  хронологически они могут охватить собой период времени равной в несколько тысячелетий (по одним данным до 5, а по другим - до 7  и даже до 9  и  11 тысяч лет), говорит само за себя. Для сравнения можно отметить, что, если опираться на данные нарративных источников, начиная даже с косвенных упоминаний дагестанских народов в них, то в лучшем случае можно говорит лишь об истории народа протяженностью не более чем 2-2,5 тысяч лет. Поэтому в изучении истории дагестанских народов этот момент представляется очень важным.

В то же время, является правдой и то, что история дагестанских народов в рамках таких глобальных страт, иногда совпадая с хронологическими рамками их, а иногда - не совпадая, обнаруживает в себе этапы и меньшего размера. Особенность их заключается в том, что они по значению происходивших в эти периоды событий и влиянию, которую оказывали на традиционный образ жизни дагестанцев, ничуть не уступают первым.

Один из таких исторических этапов приходится на самый конец 4 века нашей эры и продолжается до прихода арабов в регион, т.е. занимает по времени приблизительно 350-400 лет. Этот период известен в дагестанской исторической литературе, как гуннский.

Особенностью истории указанного периода является то, что не представляется возможным разделить ее на историю дагестанских племен и на историю пришлых племен. Канва событий этого периода во многом является общей, как для первых, так и для вторых. Нет событийной автономности для одного из сторон. Объясняется это тем, что часть народов, упоминаемых в источниках как гунны, по крайней мере некоторые из них, в этническом плане однозначно определяются, как исконно дагестанские племена.

Сами классические гунны - монголоязычный народ, состоял из 24 племен (***ань, лань, цюйбу и др.). Считается, что в 93 году нашей эры под натиском китайцев и южных гуннов часть северных гуннов были вынуждены покинуть места своего обитания. Возглавляемые племенем дулаты, в количестве 500 тысяч человек они уходят на запад. Приблизительно около 160 г. н.э. их уже упоминают на равнинах севернее Каспийского моря, где разбивают аланов (янь-цань) и занимают их места. В начале 3 века врезается в конгломерат народов, обозначаемых в хрониках как готы, и смешиваются с ними. В 395 году гуннов впервые упоминают в низменной части Восточного Кавказа - они возвращаются по прикаспийской дороге к себе домой в степи после сокрушительного налета на восточные страны. И с тех пор территории севернее Дербента для народов, входящих в гуннский круг, на долгие годы становятся плацдармом для многочисленных походов на юг и местами постоянного пребывания.

Приведенное мнение является как бы принятой в историографии. Однако не всеми исследователями она одобряется. Более того, приводятся веские аргументы, доказывающие отсутствие связи между восточными и кавказскими гуннами. Одним из таких, заслуживающих быть упомянутым в таком контексте ученых, является советский и российский востоковед, историк, источниковед, доктор исторических наук, профессор Л.А.Боровкова, которая более тридцати лет занималась изучением по китайским источникам раннесредневековой истории восточных народов, в том числе и гуннов, чье мнение мы полностью разделяем.

Но, как бы то ни было, мнения исследователей сходятся на одном, что этнические группы, входившие в круг восточнокавказских гуннов под одним общим названием, на самом деле не представлял собой однородный массив. В источниках дается названия тринадцати таких разношерстных племен, этимологический анализ названий большинства которых, демонстрирует их финно-угорское и иранское происхождение.

В этом плане неподдельный интерес представляет то обстоятельство, что дагестанские языки и топонимика представляет широкий набор лексических и топонимических аргументов, подтверждающих эту мысль. По сути, эта та область дагестанской историографии и истории ее культуры, о которой исследователи пока еще даже не подозревают, но рано или поздно с чем им придется столкнуться вплотную, так как, возникает необходимость или принять к сведению обозначаемую реальность или опровергнуть ее на основе логически выверенных контраргументов. А пока такой подход не будет осуществлен, понятно, что историческую картину Дагестана невозможно будет считать полноценной.

На фоне несомненных успехов дагестанской исторической науки, высказываемая нами мысль, может показаться чрезмерной и даже в определенной степени вызывающей. Тем не менее, в подтверждение ее в доступной для понимания не только заинтересованных специалистов, но и рядового читателя форме приводим набор лингвистических аргументов. Речь, прежде всего, идет о довольно заметном лексическом пласте в исконно дагестанских языках и кластере топонимических названий в корпусе субстратной топонимики региона, обнаруживающее свое фино-угорское происхождение. Уже сам по себе этот факт должен изменить наши представления об историческом прошлом дагестанских народов. Единственная оговорка здесь заключается в том, что в списке лексики на передний план выводится контент из агульского языка, хотя в меру своей осведомленности мы постарались разнообразить его свидетельствами и из других языков. Обусловлено это тем, что примеры первого из них были под рукой.


АРС: агул. арс - «серебро», авар. г1арац «деньги», дарг. арц «монета», дарг. (кайт.) арц «серебро», лак. арцу «деньги». В авар. г1 – вначале слова восходит к исконному *в-, с учетом которого реконструируемый для дагестанских языков основа *варз означает «луна, месяц», вследствие чего и серебро считалось «лунным металлом». Через промежуточное звено *арзо оно сопоставляется со словом аржо «ржавчина» эрзянского языка. Переход значений металл – ржавчина вполне допустимо. Ср. в этом плане в дагестанских языках в одних махх «метал, железо», когда в других махъ – ржавчина. Есть основания полагать, что в конечном итоге данная лексема была заимствована не из фино-угорских языков в дагестанские, а - наоборот, в фино-угорские (и не только) из дагестанских. См. в этом плане также иран. (собират.) арз «валюта», хотя при заимствовании фино-угорские языки вполне могли обойтись и без иранского посредничества.

БАРЦ1АК: агул., лезг. барц1ак - «буйволенок», перен. «растрепанный, лохматый человек». Сопоставляется с удмур. парась «свинья» (откуда, кстати, и русск. поросенок). Известный в прошлом дагестанский языковед Р.И.Гайдаров дагестанские формы пытался ошибочно возвести к авар. названию льва «гъалбац1», полагая, что смешение значения было вызвано повышенной волосатостью буйволенка, напоминающего гриву хищника. Но это, конечно, не так. Суф. – к в конце слова «барц1а-к» несет уничижительный смысловой оттенок. Его появление в структуре обусловлено расширением значения слова в связи с использованием его в переносном значении. Для фино-угорских языков профессор И. В. Тараканов, опираясь на работы В. И. Лыткина, А. Йоки и других ученых, предполагает индоиранские заимствование. В этом случае, имеет ли в дагестанских языках это слово индоиранское, а не собственно финно-угорское происхождение сказать сложно.

Г1АМП: агул. г1амп (г1ампа, г1апац, г1анф) - «лай, собака, хищник, перен. болтун». Обнаруживает сходство с хант. аьмп (amp) – «собака». Появление гортанного г1- в начале агульской версии продиктовано стремлением языка избегать слова с открытым слогом, что было не характерно дагестанским языкам в прошлом. См. также лезг. амп - «лай». Возможно, слово имеет звукоподражательный характер.

Г1АР (1): агул. г1ар. Обнаруживается в составе названия невысокой горки возле села Бедюк Агульского района. Г1ара-хъ - «за горкой» из исконного <*вара-хъ, основа которого сопоставляется с   общефино-угорским вере (vere) «гора» в современной его артикуляции. Тот же корень обнаруживается в составе топонима Избербаш, но об этом см. в разделе, посвященном топонимике.

Г1АР (2): агул. г1ар - «жижа, муть, жидкая грязь»; кайт. а1ра «грязь, жижа». В агул. инициальный г1- из исконного -w по типу агул. г1ур «пруд, озеро» при лезг. вир (см. ниже). Слово г1ар (2) не имеют собственной дагестанской этимологии и сопоставляется с коми-зыр. и коми-перм. ар «трясина, топь»; сырое кочковатое место, ложбина, занимаемая в половодье водой; сырой болотистый луг».

Г1УР: агул. г1ур (уьр) - «озеро, пруд, лужа»; лезг. вир (уьр) «озеро, пруд, лужа»; авар. г1ор «река», х1ор «озеро» и др. Для агул. г1ур (диалектного уьр) и авар. г1ор, х1ор реконструируется *вур (*вор), имеющие общие черты с лезг. «вир». Теоретически на место реконструируемого губно-губного *в- может претендовать и среднеязычный *й. Однако в данном случае предпочтение отдается первому, поскольку лезгинская версия лексемы «вир» уже содержит в себе восстанавливаемый звук. В фино-угорских языках с ними сопоставляется саам. йавре (javre)  – «озеро», фрагмент  которого  мог отложиться в дагестанских языках, если при этом как источник заимствования исключить пехлеви, где «вар» также означает «озеро; море».

ЙАЛ: агул. (керен. диал.) йал - «бег, кросс». Не имеет дагестанских ни параллелей, ни этимологии. Сопоставляется с марийским йол «нога». В этом плане значение агул. глагола йал акьас - «бегать, бежать», т.е. «делать, совершить бег», букв. «делать ногу» обнаруживает свой метафорический характер. Для сравнения следует обратить внимание еще на одно подобное образование в агульском языке - хил акьас «воровать», букв. «делать руку», который формируется по тому же принципу.

ЙИРЖ: агул. йирж / ирдж - опознавательная метка на ухе животного, наносимая в виде различных порезов, цах. иж, авар. г1уж (см. выше разъяснение по поводу переходу й / w > г1). Дагестанские лексемы сопоставляется с эрзянским аржо – «зазубрина, щербина», мокша аржа – «зазубрина, шрам, метка».

К1АНУ: лак. к1ану «место», авар. т1ину «дно», лез., таб. к1ан «дно», агул. к1ен – то же. Сопоставляется с хант-манс. кан «место».
               
ККАНЧЧ: агул. кканчч - «клык», авар. гожо (диал. ганж, ганжи) - «клык, зуб, зубец», сюда же авар. гежем «торчащий из земли камень», а также авар. гозо / гузо, ботл. газа, годоб. гваза и др.  «клюв». С приведенными дагестанскими словами сопоставляется удмурт. гижы (в др. перм. яз. гыж/гуж) "коготь, ноготь".
ККАТТУХ: агул. ккаттух «невзрачный маленький дом, маленькая комната; лачуга, хибара». Сопоставляется с хант. кат (kat) «дом», фин. katu "улица, а также русск. катух «овечий хлев». Не исключено, что в финно-угорских и русском языках это слово усвоено из иранских. См. в этом плане согдийское кат – «дом, жилье». К ним на иной ступени чередования примыкает с одной стороны и такие дагестанские слова, как агул. къатта «дом», лак. къатта «дом, комната», цах. к1оди «маленькая хижина» и некоторые другие, а с другой - др.-иран. *ката «комната, кладовая, погреб; подземное помещение», а по другой трактовке «помещение для временного хранения трупов умерших». Сюда же и иронское къатта «дом». К приведенным словам примыкает еще хорошо знакомая всем хата (рус., укр.), которая считается древним славянским заимствованием из языка скифов и сарматов (kata «дом, землянка»), где оно является суф. производным (страд. причаст.) от кат- «копать», т.е. хата буквально переводится как «выкопанная в земле»).
Фино-угоские языки здесь представлены мар. кудо, мордв. кудо, куд; финн. kota; эст. кoda; карел. (вепм.) коти / коди. Во всех ф.-у. яз.- «дом, здание»; «хозяйство (кар.)»; в саам. кода / кота «дом, хижина, летнее жилище; шалаш». В целом, здесь мы имеем несколько рядов параллелизмов, этимологически восходящих к единой исходной точке, благодаря которым определение источника обогащения дагестанских языков представляется несколько затруднительным.

ККУЗАЙ: агул. Ккузай - доисламское имя собственное. Сопоставляется с удмур. кузьё «хозяин». Основанием для сопоставления лексем является то обстоятельство, что в даг. языках отмечается еще ряд доисламских личных имен и прозвищ, которые как по звучанию, так и по значению соответствуют определенным финно-угорским апеллятивам.

ККУККУ: агул. (дет.слово) – «птичка, цыпленок», «яйцо»; лезг. (диал.) куку «яйцо». На наш взгляд, вполне совпадает с ф.-у. kukk, kuke: (эст.), kukko, (фин., водск.) kukoi [кукой, чудск., вепск.) – петух, курица. Ср. также «кокошник» от «кокош», обозначавшего курицу или петуха от древнерусского «кокошь» — курица-наседка, в отличие от «кокот» — петух)— старинный русский головной убор в виде гребня (опахала, полумесяца или округлого щита) вокруг головы, символ русского национального костюма», который, возможно, также заимствовано из финно-угорских языков. Что касается их дагестанских параллелей, то лезгинское диалектное куку «яйцо» А.А.Селимов в «Словаре ориентализмов лезгинского языка» (2001, с. 241) определяет как иранизм, сопоставляя его с сходным по звучанию куку – «яичница», действительно взятого из иранского языка. Однако в реальности здесь произошло слияние двух разных слов – куку и ккукку. Причиной тому является то, что лезгинский язык не различает коррелятивные пары к – кк, что приводит к заблуждениям.

ККУККАЛАЙ: агул. ккуккалай - вид пирога круглой формы с различными начинками. Соответствует рут. гугалый «сдобный рожок, гостинец». В ихрекском диалекте рут. языка к1ык1ал это разновидность хинкала из кукурузной муки, а также имеет значение «кусок», «комок». В амсарском говоре оно звучит как «гугалы» и означает «небольшой круглый хлебец». В удин. языке ккокколи «кусок хлеба», а в инголойском - к1ок1ой это «круглый хлебец». Инголойцы в истории известны, как огрузинившийся дагестанский народ. Поэтому наличие в языке инголойцев анализируемого слова можно расценить как субстратное проявление, хотя не исключается и заимствование. Обращает внимание то, что из дагестанских языков это слово фигурирует лишь в языках лезгинской группы.

Вторая линия развития данного слова обнаруживаем в индоевропейских языках: тохар. кукале «колесо», откуда, как полагают, оно проникло и в нивхский – кукуш «колесо». См. также греч.  куклос «колесо» и русск. кулич, развитие которого, как полагают, связано с греч. koulliki(on), развывшемся из древнего kollix – «круглый хлеб» (к- на славянской почве перед гласным переднего ряда изменился в -ч).

В финно-угорских языках данная лексема представлена такими формами, как: марийск. когольо «пирог», ккукка – детский хлеб, соответствующий также осет. гуукку «пирог». Сюда же и чувашский язык со своим заимствованным из финно-угорских языков кукаль – «пирог». Но, поскольку ни один из отмеченных индоевропейских языков по разным причинам рассматривать в качестве источника заимствования дагестанского слова не реально, остается предположить, что таким источником для могли служить финно-угорские языки.

КУР: дарг. (лит.), кайт. кур – «яма, как зернохранилище в земле»; удин. кур – «яма», перен. «зернохранилище»; лак. кур «пашня» с «дрейфом» значения от обозначения места хранения зерна к месту его производства. В финно-угорских языках слово «кур» представлена значениями «яма, пропасть»: финн., карел, киорра, люд. киор(ре), вепс, кор «яма»; саам. курра (kurra), курр (kurr) «отверстие», «лощина между горами», а также курья «залив», «яма в реке» и др.

КУРА: в дагестанских языках слово «кура» представлена в топонимике двумя значениями – в качестве названия р. Кура и в качестве географической области Кура (Кюре) в Южном Дагестане, охватывающий в прошлом территории, соответствующие нескольким современным районам. Этимологически оно тесно связано с предшествующим словом и не имеет дагестанской этимологии, но в обоих значениях находит свое осмысление на основе финно-угорских языков, в которых представлено такими значениями как фин. куру (kuru) «длинное узкое углубление, заливчик или ложбина»; саам. курра (kurra), курр (kurr) «отверстие; лощина  между горами», курья «залив; яма в реке»; мокш. кура "пойма»; эст. куру (kuru) «ущелье, узкий проход», фин. kura «грязь, слякоть», курья (kurja) «залив», «проток», «маленькая речка» и т.д. Как заимствование из финно-угорских языков в указанных значениях - это слово отдельными диалектными вкраплениями также регистрируется в русской и башк. топонимике.

КУЦ1АЙ // КУЦ1-КУЦ1: агул. (в детской речи) - «песик, собака, щенок» и возглас, которым подзывают собаку; хинал. ктю-ктю – тоже возглас при к1ут1а «щенок. В чамалинском языке к1уц1ц1 – «щенок», в лакском куда и кец1а - «щенок», но различаются по полу - в первом случае речь идет о щенке мужского пола, а во втором – женского.

В финно-угорских языках им соответствуют венгерское кутья (kutya), «собака» и коми-перм. куч-кыч-куч - призыв, которым подзывают собаку. В таком качестве это слово отмечается в болгарском и грузинском (куци-куци) языках, как ласковое обращение к собаке. См. также для среднесамодийских заимствований в пратюркском и общетюркском ki и kilz «соболь».

Согласно В.И.Абаеву, данное слово для обозначения собаки широко распространено в иранских языках, а также в русск., болг., серб., латыш., далее в ряде угро-финских языках: осет. кудз, куз (куй) «собака»; курд. кисок, кусик» собака, пес»; перс. саьг «собака, пес», кути «щенок (диал.)»; талыш. /сыпэ/ кытаь, куьтилаь «щенок»; пехл. куутак «дитя, ребенок»; арм. котак «маленький». Из северокавказских языков к ним еще примыкают чеч. (бацб.) к1ац1 «щенок»; лезг. киц1 «собака», рут. гудаь «собака».

В.И.Абаев считает, что слово, обозначающее «собаку» в перечисленных индоевропейских языках, получилось от призывной клички, с которой обращались к собаке (кут-кут! куч-куч!), хотя допускает возможность и обратного развития. Однако, вопреки мнению известного исследователя, номинативный маркер собаки в конечном итоге имеет уральское происхождение и восходит к праформе kуjна с исконным значением «волк», от которого берут свое начало алт. канГ (читается примерно, как каньа»); тунгуско-манч. каси-кан «щенок»; тюрк. канн-цик «сука» (читается примерно, как кань-чык). Считается, что ближе к ним романские: канис, кане, каине; герм. *куьйни «волк, собака» из * куон / кН «собака» // к(j)л, к(j)н, к(в)л «собака, волк».

К данному ряду примыкают и следующие, не отмеченные выше северокавказские параллели  общедагестанского характера:  агул. курч1ав – «волк-оборотень» (используется как кличка женщины); цахур. курч1ав «оборотень», при кучук «щенок» и куч-куч - возглас, которым подзывают собаку; удин. ккуччан // ккуьччаьн «щенок»; крыз. курч1; будух. курч1; инх. к1уч1е  «щенок»  и  др. Сюда же  к1унц1ц1а «щенок» гигатл. диалекта чамалинского языка и агул. канц1а «маленькая собака», перен. «человек, который склонен много болтать».

Если ограничиться приведенным материалом, то для дагестанских языков источником заимствования обсуждаемых названий собаки могут быть финно-угорские, а шире – уральские языки, так как, в них наряду со значением «собака», в части версий сохраняется и исконное значение «волк», что в данном случае имеет значение, поскольку тоже самое мы наблюдаем и в сравниваемых дагестанских языках.

Однако при корректированных оценках н-версии (канц1а...) следует различить от р-версий (курц1ул...), фонетическая разница которых может быть обусловлена хронологическим смещением заимствований. Имеющие данные такое понимание будто бы поддерживают. Так, по сведениям В.Завьялова, Л.Розанова, Н.Терехова (История кузнечного ремесла финно-угорских народов Поволжья и Предуралья и др.) ранние контакты финно-угров с обитателями Северного Кавказа имели место в 7-6 вв. до н.э. При этом исследователи опираются на сходство древних традиций кузнечного ремесла, соблюдавших в регионах расселения этих двух групп племен. Считается также, что при изготовлении кинжалов и некоторых других видов оружия, обнаруженных археологами во время раскопок, мастера соблюдали одни и те же технологии и придерживались одних и тех же стандартов.

Предлагаемая датировка контактов финно-угров и северокавказцев по времени совпадает с периодом появления на Кавказе скифов, в составе которых уральские племена и могли оказаться на юге. А что касается контактов более позднего времени, то, судя по всему, они начались с конца 4 в. н.э., т.е. где-то через тысячу лет, когда финно-угры явились на Северный Кавказ уже в составе гуннского конгломерата племен. Эти контакты могли продолжаться до появления в 7 в. в регионе арабов, т.е., по сути, охватывает период равный где-то 350 лет. Еще одним объяснением существующих в словах фонетических и семантических вариаций могут послужить диалектные различия, присущие изначально языку-источнику.

К1АП1АЛ: агул. к1ап1ал – «поляна, небольшой клочок земли». В будухском языке к1ап1ал - «участок посевов, прополотый или сжатый за определенный период времени". Соответствует фин., карел (kapale), люд., вепс. kaal ‘лапа’ или саам. диал. kiepe, k'eeppe ‘лапа’. В дагестанских языках на основании незначительных размеров участков земли, для обозначения которых применяется это слово, оно подверглось метафорическому переосмыслению. Этимологически неверно возведение его происхождение к к1ап1 «косточка яблока, груши» или к1ап1ал «скопище, куча, толпа, группа» лезгинских языков, как пытаются это делать некоторые исследователи.

К1ВАЛ: лезг. к1вал – «дом, комната»; агул. уст. к1вали «молельная комната вблизи источника». Соответствует манс. кол "дом". Из других дагестанских языков данное слово отразилось в названия лакского села Ккули – центра одноименного района, с исходным значением «дом, комната, хутор», которое впоследствии приобрело значение «хутор».

К1ЕТ1А: агул. к1ет1а - «деревянная лопата»; лак. ч1ет1а – лопата (общее название); дарг. к1ат1о – «лопата». Сопоставляется с самоедским кито «лопата». Данное слово в форме к1ет1и и со значением «дубина» отложилось и в грузинском лексиконе. Однако вряд ли его стоит считать источником обогащения дагестанских языков. Скорее наоборот.

К1УК1: агул. к1ук1 «пик горы», «верхняя часть чего-нибудь», «макушка». В финно-угорских языках kukkura (карельск.) – конусовидная вершина, макушка; kuk [кук] (вепс.)  – горка, холм; кукуй (мер.) «высокое место»; kukkula -  в финском основное слово для "холм".

К1УРК1УР: агул. (керен. диал.) к1урк1ур – «индюк, индюшка», авар. къункъура «журавль», лак. ини-к1ук1у - «аист». Сопоставляется с финн. курки (kurki) - "журавль", вепс. kur'g' "журавль", эст. kurg "журавль", саам. кuррк «журавль».

К1УЧ1: агул. к1уч1 – «пуговица», авар. кIичI "петля; силок, ловушка; крючок", кIичIараб "кривой»; лак. к1ич1 – пуговица, цах. к1ыч1 «пуговицв». Из финно-горской лексике сюда приводим удмуртское кич "петля", кичен "петлёй". Возможно, изначально и агул. слово означало «петлю», затем название перешло на пуговицу.

КЬУЛАМ: агул. – «запруда». Сопоставимо с удмуртским kalym «пруд, речной залив».

КЬУРКЬ: агул. кьуркь – «горло, глотка, гортань». Обнаруживает параллель с финн. куркки «горло; гортань» и с *къркъ славянских языков.

КЪАРХЬИЛ: агул.къархьил – «локоть». Этимологически представляет собой композит из къар-хьил, который по первой своей части сопоставляется с авар. квер «рука»; чеч. кара «рука (целиком)», а также из финно-угорсих языков с финн. koura "рука, горсть, лапа" и венгер. кар «рука.

КЪАТТА: см. ст. ккаттух и лак. къатта «комната».

КЪУЗ: агул. (керн. диал.) къуз – кличка слишком высокой женщины. Сопоставляется с удм., коми-зыр. кузь «длинный», кузьгес «длинее». В дагестанских языках понятия «высокий» и «длинный» не различаются.

КЪУКЪАС: агул. къукъас – высохнуть и стать твердым; къукъуф «твердый». Сопоставимо с мар. кукшо, горн. диал. кукшы «сухой».

КЪУ1Н: агул. (керен. диал.) къу1н – «состояние воды при нагревании, когда уже не ощущается холод»; къун к1ес – довести воду до такого состояния нагреванием, букв. «убить къу1н». Дагестанской этимологии не имеет. Сопоставляется с коми-перм. кын – «мерзлый, холодный, стылый».

КЬЯМЗУР: агул. кьямзур – «засоленный творожный продукт на молочной основе, заготавливаемый на зиму»; лезг. ццур, цах. кьялезун. Агул. и цах. формы представляют собой перевернутые композиты состоящие из *макь «влага, жидкость», вышедшего из употребления и зур. В цахурском случае фрагмент *макь- после метатезы под влиянием сходного с ним по звучанию названия соли изменился в кьял-. Но в конечном итоге агульский и цахур. фрагменты -зур, -зун и лезг. ццур сопоаставляется с мар. туар – «творожник». Развитие форм туар - тур – ццур – зур – зун вполне очевидны.

ЛАХ: цах. лах – «очаг». Сопоставляется с мерян. лохма «огонь».

ЛЕЗЕФ // (ЛАЗ): агул. лезеф, лаз – «белый»; лезг. лацу «белый». Сопоставляется с хант. лозь – «синий», например, в орониме Лозь-шор, букв. «Синий ручей».

МАХ1: агул. мах1 – «сыворотка овечьего молока»; лезг. мегь – то же; будух. мег1 «простокваша»; авар. махIа "влага" (детское "вода"). Сопоставляется с финн. mahla "древесный сок". Глотальные -х1, -г1 дагестанских языков помимо обычных –в и –й иногда восходят и к -гь. Однако неясно в каком отношении к приведенным лексемам находиться араб. магьвун «жидкое; водянистое, разбавленное водой молоко» и курд. мегь «овца». Стоит также обратить внимание и на кум. нагь «сыворотка».

МАЗАЙ: агул. Мазай – «имя собственное». Сопоставляется с морд. мази – «красивый», откуда и видимо рус. фраза арготического характера «все на мази», что значит «все хорошо, все прекрасно, красиво». Теоретически имя Мазай со значением «чабан, пастырь овец, овчар» еще можно было сопоставить и с дарг. маза «овца», таб. марч «овца и др. Однако этому мешает кайт. мазай «человек с голубыми или зелеными глазами», которым изначально могли называть голубоглазых северных пришельцев. См. также в финно-угорской ономастике в разделе личных имен, таких как, например, Балбер, Вараш, Елман, Кирдяпа, Кумоха, Ошман, Пурыш, Сулдеш, Теляк,  Шадра, Шомарь, Шугарь и имя собственное Мазай.

МАС: общедаг. мас – со значением «цена», «стоимость», для общедагестанскоего состояния реконструируется С.Старостиным. Сопоставляется с финн. maksu "плата".

МАК: агул. макар (ед. мак) – так называется один из способов выбивания игрального камешка из одной клетки в другую в детской игре «Классики». При этом игроки и сами вслед за камешком должны перемещаться по начертанным клеткам, перепрыгивая через линии их то на одной, то на другой ноге, словно переходя воображаемые кочки. Из других дагестанских языков сюда можно привлекать бежт. мак «игра в Классики», кайт. мак «игра в Классики». Сопоставляется с финн. мяки «холм гора»; мерян. моко «мох, пучок мха»; марийск. мыгыр «бугорок; шишка; желвак; горб». Сюда же финн. миккира / мукера «выпуклый, холмистый», финн. мигькира «шишка, желвак», эст. миигарика «бугорок».

МЕРЕ: лезг. мере – «ежевика»; лак. маьраь - «росток». Сопоставляется с фино-угорскими марйа (marja) «ягода».

МУЗЕФ: агул. музеф – «мелкий, маленький»; ч1укь-муз «чуть-чуть, немного», муз-муз – то же. Сопоставляется с морд. маза – мелкий.

МУТ1УЛА: агул. (керен. д.) – «жирный продукт – сметана, масло, маргарин, как средство для смазывания поверхности хлеба после того, как его вытаскивают из печи». Сопоставимо с мута (н;те/м;те) – «глина», которое возводится к финно-угорским языкам: эрз. мода «почва; земля»; мокш. «земля, почва, суша», финн. muta «ил, грязь». Агульского слово названо по схожести продукта по своей консистенции с мягкой глиной или с густой грязью. Отмечается это слово и в названии небольшого озерца Мут1а-г1ур, расположенного на склоне Самурского хребта на заболоченной поляне выше селения Рича Агульского района. Название могло быть дано по илистому характеру дна озера.

НЕР: лезг. нер – «нос». Сопоставляется с мар. нер "нос", общеперм. нырысет; "первый" (< ныр "нос"), финн. nen; "нос, кончик, оконечность».

НИР: табаср, агул. (кош. диал.) нир – «река». Сопоставляется с мар. (и общефинно-угор.) энер “река”. См. также Тарнаир в части, посвященной топонимике.

ПАНКЪ: авар. панкъ - «лепешка». Сопоставляется с морд. панго "гриб".

ППЕЛ: лезг. ппел – «холм». В хант. яз. пелэ (pele) "холм", пай (paj) "куча".

ПИЛАР: агул. пилар (ед. пил) - остатки после просеивания муки или зерна, «отруби, шелуха». Дагестанской этимологии не обнаруживает. В семантическом плане ближе к фино-угор. (удмур.)  пыр "мякина" ("отходы"), чем к иран. паьр(р) перо; пух, подшерсток; крыло; плавник; лепесток» и курд. пилпилаь «подвески (женские украшение)» и пырполаь «шарики из теста, которым кормят цыплят».

ПУРАР: агул. пурар (ед. пур) – «седло лошади»; лезг. прар – то же. Будто бы дагестанской этимологии не обнаруживают. Но имеет параллель с фино-угорским ваар (карел.) – «гора, возвышенность» или иногда «гора, возвышенность, покрытая лесом». Как можно заметить, седло названо по своим возвышающим (словно горки) головкам. Этим объясняется и употребление его (чаше) во множественном числе. Данное слово в агульском языке отмечается и как элемент топонимики при обозначении горы Пуруг1, что высится над с. Бедюк и по своим очертаниям напоминает седло.   

ПУС: агул. пус – «окатыш лошади или осла». Дагестанкой этимологии не обнаруживает. Но, возможно, есть связь с селькупским пус «сердцевина, ядро, спинной мозг».

ТАРПАН: агул. – «суета, суматоха, беготня в связи с необходимостью срочно что-то делать». Не имеет собственно агульской этимологии, но, возможно, имеет отношение к ф.-у. языкам. Ср. фин. tarpeen от tarve нужда, потребность".

ТАСМА: агул. – тонкий жгут, ремешок, вырезанный из кожи (используется для шиться кожаных изделий). Сопоставляется с мар., коми. тесьма – «ремешок, повод, узда». Это слово еще представлено в тюркских (кирг. тасма - лента, узб. тасма, каз. тасма) и славянских (польск. тосма; бел., укр. тасьма – «плетеница») языках. В славянских оно считается тюркизмом. В Словаре ориентализмов лезгинского языка (2001, с.551) А.А.Селимов для агульского языка допускает возможность заимствования его из хазарского. Однако мы мы все-таки склонны отнести его к финно-угорским языкам.

ТАТАРАР: агул. татарар (ед. татар) – «конский щавель и заросли конского щавеля в зрелом состоянии». Дагестанской этимологии не обнаруживает, но находит параллель с ф.-у. татар, таттар, таттри «гречиха». Возможно, в агульском языке название было заимствовано благодаря семенам конского щавеля, которые по своей форме, а когда поспевают и по цвету напоминают гречиху.

ХЪАРТ: агул. хъарт – «старый, дряхлый человек»; авар. (диал.) хъартай «Баба Яга»; лак. хъартсса «совсем старый». Дагестанской этимологии не обнаруживает. Но сопоставляется с мар. карт – «жрец».

ХЪЯМЖ / ХАНЧ1: агул. хъямж / ханч1 – «коготь»; цах. калянч1 - «коготь» (в цахур. языке –м регулярно переходит в –л; см. выше кьямзур при цах. кьялзун); арч. ххамс «медведь». Сопоставляется с финно-угор. кимч (kimc) «медведь»; саам (тер. диал.) имжа – то же.
      
Ч1УЖУ: авар. - «жена». Дагестанской этимологии не обнаруживает, но легко сопоставляется с ф.-у. чужу «бабушка, женщина».

ШИРШИЛИТ1: агул. ширшилит1 – «прозвище слишком юркого, подвижного человека». Слово отмечается в керен. диал.  агул. яз., но местной этимологии не имеет. Обнаруживает параллели в рус. диал. «шишел» в названии Шишеловка <*Шишелово, заимствованного, как устанавливают исследователи из мар. шеньшале «ящерица» (Матвеев, с. 217).  В агульском варианте финальный -т1 – экспрессивный суффикс.

В словарь финно-угорско-дагестанских лексических схождений можно включить и названия некоторых географических объектов, например, названия озера Мут1а-г1ур и рек Тарнаир, Сулак, Рубас, Терек (см. более подробно в соответствующей главе).

                Мут1а-г1ур

Название Мут1а-г1ур связано со словом м1ут1ула (см. выше в списке). Само озеро расположенного на склоне Самурского хребта на небольшой заболоченной поляне выше селения Рича Агульского района. Название могло быть дано по вязкому илистому характеру дна озера, по своей консистенции напоминающий жирное вещество.

                Сулак

Название главной реки Дагестана – Сулак представляет собой инверсионную форму от Кулас – букв. «рыбная», современное саамское «куллесь» с упреднением артикуляции гласного на второй позиции. Именно под названием «кулас» упомянуто одно из племен в списке тринадцати народов Захария Мителенского на начало 6 века новой эры севернее Дербента. Специалистам довольно хорошо известный факт, что финно-угорские племена, согласно своим тотемическим представлениям, называли себя по названиям рек, вдоль которых обитали.

Название Сулак этимологически тесно связан с названием другой известной реки, протекающей по территории Московской, Владимирской, Ивановской и Нижегородской областей и представляющей собой левый приток Оки. Это Клязьма, которое также имеет финно-угорское происхождение и может быть переведено как «место богатое рыбой» («kalaisa maa»). В прошлом до прихода славян берега ее заселяли финно-угорские племена мещера, меря, мурома.

                Рубас

Название реки Рубас, протекающей по территории Табасаранского и Дербентского районов Дагестана переводится как «Илистая» и основано на финно-угорском слове руб-, ~ фин. rupa ‘грязь, ил’ и др. В прошлом реки были более полноводными, чем сейчас и в своих потоках несли большое количество ила, что и стала причиной возникновения названия. В пользу этого утверждения говорит то обстоятельство, что в 2014 году на окраине сел. Коммуна Дербентского района, к западу от сел. Рубас, на левом берегу реки было обнаружено, занесенное илом, так называемый Рубасский фортификационный комплекс сер. VI века, где археологической экспедицией ИИАЭ ДФИЦ РАН ведутся раскопки. Необходимо также отметить, что элемент -с в конце названий финно-угорского происхождения (Руба-с, Кула-с и т.д.) является гидроформантом, обозначающий водный источник, хотя часто может встречаться и в атрибутивном значении.

                Талтам

Совокупность слов данной категории не ограничивается гидронимами. Сюда можно включить и названия некоторых урочищ, например, Талтамихъ – «У талтама», название местности вдоль реки Курах-чай недалеко от городища Сарфун – административного центра раннесредневекового политического образования Филан (К1иран) в трех километрах от селения Бедюк Агульского района. В собственно агульском диалекте слово талтам означает «глубокое место в реке, где купаются во время отдыха». Оно сопоставляется с мерянским /марийским "талдым" - со значением "территория для отдыха животных в полдень, место, где есть тень от деревьев (лес) и ручей или речушка».

                Кочеляй

В таком же контексте можно рассматривать, например, и название аварского кутана Кочеляй — букв., «Заячий родник», представляющий собой композитное образование из ф.-у. коче и ляй. Об этом уже упоминалось в разделе, посвященном происхождению ойконима Кяхулай.

Список финно-угорско – дагестанских лексических схождений можно расширить и рядом ойконимов – названий населенных пунктов. Некоторые из них мы уже детально рассматривали в соответствующих им разделах. Это Анжи-арка (Анжи-кала), Ахты, Дылым, Костек, Курах, Кяхулай, Шиназ. В эту категорию можно включить и такие названия, как Избербаш, Куллар, Кули, Маджалис, Кала-Корейш, Музаим, Кулли

Так, ойконим Избербаш состоит из ф.-у. слов «из» и «бер», где изе - «малый, маленький», см. в этом плане мар. ize «малый», изи «маленький», и обще ф.-у. – vere «гора, возвышенность, холм», что в совокупности читается «маленькая (в топонимике - «невысокая») гора». Так изначально называлась гора, у подножия которого в пятидесятых годах прошлого столетия возник город. В результате гиперкорреляции - «vere» перешло в - бер и название превратилось в Избер, к которому позднее прибавилось словао- баш «глава, вершина» тюркского происхождения, благодаря чему сегодня имеем знакомое всем название города Избербаш.

Если взять в целом, то можно сказать, что в его образовании задействован метод тавтологии (редубликации), то есть, метод, при котором составляющие части повторяются, в данном случае, это ф.-у. vere - «гора, возвышенность, холм» и тюрк. баш «гора». Это стало возможным в силу того, что исконное значение горы уже было затемнено, что вызвало необходимость уточнить название новым топонимическим индикатором, каким с появлением в регионе тюрков стало слово «баш». Эти обстоятельства демонстрируют, какой хронологической глубиной обладает это название.

Мы также полагаем, что в рассматриваемом плане Избер(баш) правомерно сопоставить с Избор(ск)ом - деревней в Печорском районе Псковской области России, к названию которого пытаются подвести целый веер неудачных русских этимологический историй, полагая что в прошлом это был одним из древнейших русских городов, упоминаемый начальным летописцем как центр кривичского населения вместе со Смоленском и Полоцком. На самом деле в прошлом эти были местами обитания древних финно-угорских племен в первую очередь. А само название могло возникнуть в виду того, что изначальное поселение в целях обороны было возведено на небольшой возвышенности, т.е. «на изборе» что практиковалось повсеместно.

                Кала-Корейш и Картас

На наш взгляд финно-угорским происхождением обладает и название, упраздненного села Кала-Корейш Дахадаевского района. Оно окутанного многочисленными легендами. Кала-Корейш с VIII века являлся столицей Кайтагского уцмийства. Название села связывают с арабами. Согласно сведениям исторической хроники начала 14 века «Тарихи Дагестан» корейшиты обосновались в Кайтаге, основали здесь свою резиденцию, которую получила название Кала-Корейш - «Крепость корейшитов». Считается, что до прихода арабов село называлось Урцlмуц с метатезой из *Уц-му(р)з, с которым может быть связано и титул уцмиев. В даргинском языке му(р)з «холм, горка», хотя это слово также можно возвести к ф.-у. мыза «усадьба», о котором см. ниже.

Однако, не отрицая того факта, что поселение после их прихода в регион могло быть связано с арабами (само слово кала – «крепость» имеет арабское происхождение и в местных языках могло утвердиться лишь после их появление в регионе), но связывать название села с корейшитами неоправданная затея. Дагестанская история не обладает такими фактами, которые подтверждали бы приход в Дагестан групп корейшитов или отдельных их представителей с целью ведения здесь какой-то деятельности. Все это элементы красивой мифологии.

Для Кала-Корейш возможна более обоснованная этимологическая версия, согласно с которой его следует читать не как «Крепость корейшитов», а как «Крепость коре(й)-ши», где фрагмент «-ши» это общедаргинское обозначение села. В этом случае название будет обозначат «Крепость села Каре». Таким образом остается необходимость объяснить лишь слово «каре»

Анализ показывает, что слово «каре» в дагестанских языках также является финно-угорским заимствованием и в материнских языках обладает целым рядом значений и представлено в них в таком спектре: курйа (фин.) - «сухое русло»;кур (обще ф.у.) - «яма, пропасть», «сухое русло»; kurr. (саам.), kuro. (фин.), kuru (карел.) - «теснина, овраг»; курр (саам.), kurr, (фин.), kuru (каред.) – «теснина, овраг»; кур – «береговая круча, обрыв, крутой обрывистый берег»; кырт / кыргпа (печор.) – «скалистое обнажение»; кыртас (удор.) – «крутая скала»; кырас коми-перм.) – «обрыв, крутой (обрывистый, высокий) берег» и т.д.

Из этого вытекает, что исходная часть названия Корей(й)-ши без привлечения мифов и легенд по факту значений структурных элементов можно перевести, букв., как «Село над обрывом». Согласный -й в средней позиции - результат влияния слова «кореЙши».

Предлагаемая этимология полностью отражает характер расположения этого села. Гора, на которой расположился аул, перехвачена двумя глубокими ущельями. Она ограничена со всех сторон отвесными скальными обнажениями. Лишь с западной стороны крепость соединена с окружающей системой гор. Это единственное направление, по которому можно проникнуть на территорию крепости. И, завершая разговор о Кала-Корейше, следует попутно отметить, что, возможно, по такой же схеме и на основе того же ф.-у. заимствования, обозначающего «обрыв, круча, скала» образовано название и лезгинского села Картас (Хъартас).

                Куллар

С финно-угорским заимствованием связано и название дагестанского села Куллар, которое расположено на левом берегу реки Гюльгерычай, в 27 км к югу от города Дербент, на границе с Магарамкентским районом. Считается, что это селение образовалось путём переселения в данную местность 30 семей прежних рабов из Дербента. Отсюда и название «Куллар», что в переводе с тюркского означает «рабы».

В таком же контексте воспринимают это название и некоторые дагестанские народы. Например, агулы, отталкиваясь от приведенной трактовки названия, Куллар иногда называют Лук1арикк от слова лук1 «раб». Полный перевод - «Под лук1ами». «Под-» - в виду того, что село как бы расположено во впадинах под федеральной трассой. Однако обе эти версии всего лишь попытка объяснить название. Местным языкам не характерна такая форма образования названий населенных пунктов (ойконимов), не отражающие грамматическими или лексическим средствами их пространственную ориентацию, статусы или иные качества. Со своей стороны мы полагаем, что в основе названия Куллар лежит ф.-у. слово кул «впадина», оформленное суффиксом множественного числа тюркских языков -лар, как результат позднего влияния. См. в этом плане кул (меря, мари) – «яма, могила; впадина». В этом случае название читается как «впадины», как уже говорилось выше в силу того, что село относительно окружающей местности располагается ниже как бы во впадинах, что хорошо просматривается визуально.

                Кули и Кулла

С финно-угорскими куля (кар.), куля (фин.), кулю (вепс., эст.), кула (саам.) – «деревня, село, хутор» связано и названия дагестанских селений Кули Кулинского района и Кулла Гунибского района Дагестана. Возможно, они вначале возникли как хутора, а затем разрослись до полноценных сел.

                Маза

А завершаем тему анализом названия упразднённое село Маза Ахтынского района. Маза древнее село. Считается, что к концу X века оно было захвачено корейшитами. А в 60-70 годах XIV века в Мазе в качестве правителей обосновались представители боковой ветви кайтагских уцмиев, в частности, Амир-Чупан, сын уцмия Султана-Алибека.

Согласно народной этимологии, весной, перед тем как выйти в поле, мазинские крестьяне занимались террасированием, эти террасы именовались «мацвар», от которого и образовалось название (лезг. Мацар). Однако в такой трактовке есть недостаток. Мацар – это не название села, а название общества его, собственно название села Маза (на совр. лезг. манер Маца), в силу чего происхождение названия его никак не может быть связано с террасами.

Напротив, мы полагаем, что название Маза может восходить к ф.-у. мы;за (эст. m;is, фин. moisio, латыш. mui;a), в Эстонии, Латвии, Ингерманландии, означавшую отдельно стоящую усадьбу и прилежащие к ней территории (хозяйство, поместье). В Петровскую эпоху это слово было заимствовано русскими и белорусами и в приведенном значении широко использовалось в Санкт-Петербургской и Псковской губерниях и Белоруссии. Вполне возможно, что село Маза вначале возникло именно как обособленная усадьба, которая впоследствии превратилось в большое село.

                Музаим

С этим же финно-угорским заимствованием, на наш взгляд, связано название и села Музаим Дербентского района, расположенное на Приморской низменности, в 18 км к юго-западу от города Дербент. С точки зрения структуры оно представляет собой композит, состоящий из муза «усадьба» (см. выше) и маа «земля», что целиком читается, как «земля где есть усадьба». В финно-угорских топонимах финальный -м исторически восходит к *маа с указанным значением «земля».   

Мы попытались создать самую общую картину влияния финно-угорских языков на языки Дагестана. Прослеживая ресурс данных, важно также отметить, что проявление финно-угорских компонентов в них носят не случайный, а системный характер. Безусловно, пласт северных заимствований в дагестанских языках не ограничивается привлекаемым к анализу перечнем слов и названий. Он носит более обширный характер. Но для понимания сути проблемы приведенные сведения вполне достаточны.