То ли сон, то ли явь

- Привет, - сказал щуплый паренек, имевший на голове копну волос, сразу выдающую в нем представителя одной из не самых титульных наций. – Меня Сеня зовут. – Игорь, – ответил Соколов, - Игорь Соколов.  – Сеня Эйдельман, - сказал парень с копной, - Я еврей.  - Да я, в общем тоже, на четверть, - зачем-то сказал Игорь, хотя раньше он никогда не подчеркивал, что в нем бродят гены деда Иосифа, а не только новгородского деда Алексея Ивановича. – Не люблю английский, - вдруг сказал Сеня, - Ничего не запоминаю, помню только одно время, «Презент Песик».  – «Перфект», - сказал подошедший парень, и смешно дернул головой. По виду он тоже был из сынов израилевых.  – Меня Аркадий зовут, тут еще мой брат где-то бродит… Артем, - громко крикнул он, - Иди сюда! Подошел Артем, он совсем не был похож на Аркадия, был чуть ниже, отлично сложен, было видно, что он занимался каким-то спортом. – Странные вы близнецы, - сказал Игорь, - Вообще не похожие. – А мы не близнецы, мы двойняшки, -ответил Артем.  – Понятнее не стало, - засмеялся Игорь, - Ну, пусть, двойняшки.

Постепенно, ребята стали знакомиться со всеми, кто стоял вокруг, они были «абитурой», кандидатами на поступление в один из немногих ВУЗов в городе, причем на специальность, на которую существовал приличный конкурс, то есть они все были конкурентами. Но, в то время светило яркое солнце, возле входа в институт пахли розы, а девушки, которые поступали вместе с ними, были прекрасны все, без исключения. Подошел еще один парень, высокий, по виду сильно старше, с большими усами и волосами, как у Пушкина на картине, висевшей в каждом классе, где преподавали литературу.  – Дэннис, - представился он, почему-то произнеся обычное имя с ударением на «Э».  – А сколько тебе лет, Дэннис? – Спросил Игорь. Оказалось, парню всего на год больше, чем им, тем, кто познакомился пару минут назад.

Начались вступительные экзамены. Для Игоря они прошли, как в тумане, он плохо помнил задания по письменной и устной математике, хотя сдал и то и другое на четыре, отлично ответил по физике, смеясь над первым вопросом: «Что такое закон Ома». Последним экзаменом было сочинение, где одной из тем, которую выбрало большинство, была «Великая Отечественная война» в романе Л. И. Брежнева «Малая земля». Сам он выбрал тему по Тургеневу, ему тогда нравился Тургенев, Игорь почти наизусть знал «Отцы и дети».

Получив оценку пять за сочинение, он пришел к стенду, и, перекрестившись в душе, стал искать свою фамилию. Фамилия нашлась в числе зачисленных, рядом облегченно вздохнул Сеня Эйдельман. Братья Аркадий и Артем, поступавшие с золотыми медалями, были зачислены гораздо раньше.  – Ну что, брат Сеня, надо бы отметить это дело? – спросил Игорь – Ты как относишься к спиртному?  - К спиртному я не отношусь, - пошутил Сеня, - Я - хомо сапиенс, но отметить, безусловно, нужно. Отмечать пошли все, кто стоял в этот момент возле стенда с информацией о зачислении, и не рыдал. Всего набралось 10 человек, в том числе и Игорь с Сеней, три девушки довольно привлекательной внешности, и еще пять ребят, один из которых был тот высокий и кучерявый парень, который выглядел не на восемнадцать, а на все двадцать пять.

Игорь Сергеевич открыл глаза. Сон был настолько явным, что, проснувшись, он почувствовал себя молодым и свежим, как пятьдесят три года назад, в этом его сне. Голова слегка кружилась после наркоза, из носа торчала трубка, а на соседних кроватях кто-то стонал, кто-то храпел, а он давно не спал в помещениях, где было бы более двух человек. Позавчера ему сделали операцию, и молодой врач на обходе пошутил: - Живы? Даже не смотря на наши усилия? Соколов попытался сесть, ужасно хотелось в туалет, но голова закружилась, и он снова откинулся на подушку. Утки на тумбочке не было, была лишь бутылка с водой, которую он купил перед операцией, когда ходил по коридорам и волновался, все ли пройдет гладко.

Игорь Сергеевич протянул руку, взял бутылку и открутил пробку. Вокруг все продолжали сопеть и храпеть, он приставил ее к тому месту, которое разбудило его пять минут назад. Горлышко было слишком узким для такой процедуры, и Игорь Сергеевич подумал, что, если промахнется, лежать ему тут в моче до выписки, никто же не придет и не поменяет простыни. Он прицелился, насколько было возможно, и услышал, что струя идет прямо в бутылку, смешиваясь с водой. Он побурлил с минуту, облегченно вздохнул, закрутил крышку и поставил бутылку на тумбочку. Глаза вновь стали закрываться, и Игорь Сергеевич задремал.
 - Соколов, - услышал Игорь, - А в окошко туалета поссать сможешь? Их, после поступления, отправили в обязательный колхоз на уборку картошки, и они развлекались как могли.  – Вряд ли, - ответил Игорь, - Роста у меня не хватит.  – У меня хватит, - засмеялся высокий Дэннис, - Но мне мама не разрешает.  Несмотря на запрет мамы, он довольно ловко попал в окно деревянного туалета, зайти в который было невозможно из-за запаха, да что там зайти, даже стоять на расстоянии метра от него было неприятно.

В колхозе они занимались обычным, для студентов, делом – халявили как могли, избегая любого физического труда. Исключением был парень, приехавший в Калининград из Баку, видимо, в Азербайджане ребята больше работали на селе, во всяком случае Адольф, а его звали именно так, бросался на любую работу, как голодный пес на говяжью косточку. Адольф носил фамилию Данилов, что еще больше запутывало происхождение хорошего парня из Баку.

- Адольф, - окликнул его куратор группы, - Не убивай бабочку, вивисектор! Куратором группы был невысокий брюнет в очках, носивший имя Равиль Джамалетдинович, татарин по национальности, вместе с которым всегда ездил пес породы боксер, которого звали просто Кайзер. Самого Равиля, группа студентов для краткости называла Раджа.  – А это же капустница, - ответил Адольф, - их положено убивать. – Да, для Адольфа это так же органично, как убивать евреев, - вмешался в разговор Сеня. Группа, собиравшая картошку, грохнула дружным смехом и повалилась в междурядье, а Кайзер, обрадовавшись неожиданному перерыву, притащил Радже огромную дубину, величиной с самого куратора, предлагая поиграть в веселую игру. Много позже, Игорь понял, для чего их отправляли в этот ненавистный, в ту пору, колхоз. Ведь лучшего способа понять, кто работяга, кто тунеядец, кто скандалист, а кто душа коллектива, скорее всего не было. И куратор группы, еще до начала регулярных занятий в институте, уже замечал, с кем будут проблемы по дисциплине, кто будет прогуливать лекции, а кто будет всегда посещать лекции и вести аккуратные конспекты.

Игорь Сергеевич очнулся из своего послеоперационного забытья… «Ну надо же» - подумал он, - «Столько лет прошло, а я даже кличку собаки куратора помню, рановато мне для деменции». Он гордо протянул руку к бутылке с водой, но вспомнив свое предыдущее бодрствование, мысленно выругался. Снова прикрыв глаза, он задремал, сны были интересными, совсем живыми, как будто он пролетал жизнь заново, не только свою, но и жизнь своих институтских друзей, с которыми он дружил и после окончания ВУЗа.

- Подай, - крикнул ему Артем, Игорь перевел мяч на сетку, и прыгучий Артем погасил мяч резким и уверенным движением. Они играли в волейбол в доме отдыха «Полевой», напротив была команда поддатых моряков дальнего плавания, а Игорь и Артем были в команде, состоявший из студентов. Сказать, что студенты были совершенно трезвыми, было бы неправдой, однако никто не шатался, даже получались какие-то комбинации, что позволило команде студентов повести в счете. Ставки были высоки, три бутылки коньяка «Белый аист» заставляли обе команды выкладываться по полной. Алкоголь в таком темпе очень быстро выходил, и три бутылки на 6 человек, позволили бы быстро привести себя в прежнее состояние. Дом отдыха носил псевдоним «Половой», и это одно слово полностью описывало цели и задачи девяноста процентов проживающих. Игорь, Сеня и Артем поселились в одной комнате, четвертым жильцом был, тогда для них очень взрослый, лет сорока, мужчина по имени Владислав, или, как он представился – Владик. Он очень быстро объяснил ребятам правила совместного проживания, после первой же совместной посиделки.  – Значит так, если приводите подругу, выкручиваете лампочку, - вещал Владик, - Следующий пришедший, увидев, что свет не включается, уходит на цыпочках, не мешая находящемуся внутри. Все понятно? – А если лампа просто перегорит? - Спросил дотошный Артем. – Если просто перегорит, ночевать будете на берегу, -  ответил Владик. Он чувствовал себя вождем папуасов, хотя выглядел достаточно комично, в своей майке-алкоголичке и пряди волос, зачесанной справа налево, чтобы закрыть обширную лысину.

Несмотря на свой смешной, по меркам друзей-студентов, вид, Владик постоянно выкручивал лампу в комнате, но ребята не расстраивались, пить портвейн можно было и на улице, благо лето выдалось теплым, а комары почти не досаждали. В то лето они открыли для себя портвейн «Кавказ», с ним, в отличии от водки, мозг очень четко и остро воспринимал все, что происходило вокруг, но девушки, все-таки, с каждым глотком, становились все красивее и красивее.

Девушек-ровесниц в «Половом» было мало, в основном там были молодые женщины – охотницы на моряков, точнее на те деньги, которые рыбаки старались побыстрее спустить в свой короткий отпуск на берегу, и уйти снова в рейс, туда, где из воды выскакивают летучие рыбы, а меч-рыбу и марлина они каждый день едят на ужин, то в виде строганины, то просто в жареном виде. Именно эти истории ребята и слышали каждый день с разных лавочек в доме отдыха, ускоряя шаг, проходя моряков, потому что те видели в студентах конкурентов в своем нелегком половом деле, и, надо сказать, не беспочвенно. – Что вы все на баб смотрите? – Вяло протянул однокурсник Соколова, Игорь Васькин, красавчик, от одного взгляда которого девушки падали в обморок, - Не надоело? – Ну, не все же как ты, со своим самоваром в Тулу, - возразил ему Соколов, - Нам тоже чая хочется. Самовар лежал на полотенце недалеко, их красавица однокурсница, по имени Вивьен, или по-простому – Вика. Ее длинные ноги уходили куда-то в закат, и она не забывала иногда встряхивать шикарными волосами, напоминая, что она здесь, и все под контролем. – Мальчики, пойдемте на пляж, - обратились к ребятам, глядя на Васькина, две молодые женщины, явно постарше студентов. – Он плавать не умеет, - сказал Сеня, - В отличии от нас. – А вам плавать еще рановато, - прыснули женщины, - и пошли по дорожке в сторону моря. Игорь Соколов проводил их взглядом, и сказал: - А я бы с ними пару дорожек проплыл все-таки. – Захлебнешься, - ответила ему подошедшая Вивьен, - Там глубина, знаешь какая?

Игорь Сергеевич вздохнул, вынырнув из сна, и вспомнил, что с одной из них, он потом действительно проплыл пару дорожек. При расставании они обменялись телефонами, потом она ему позвонила, дома было шумно, он, ответил: «Алло», узнал ее голос и трусливо сказав: «Вы ошиблись», бросил телефонную трубку. Вокруг продолжали сопеть и храпеть, в дверь заглянула симпатичная медсестра, сказала басом: - Соколов, у тебя все нормально? Не спишь почему-то, все вокруг спят, а ты, как филин. Медсестра выглядела как модель, высокая, в коротком халате, в нее были влюблены все больные и выздоравливающие, и даже девяностолетний дед в инвалидной коляске, присвистывал ей в след. Уколы она, однако, делала плохо, гораздо лучше нее их делала другая медсестра, более старшая, маленькая и сухонькая. Голос у модели был примечательным, грудным, ему всегда нравились женщины с низким голосом, он прикрыл глаза, и снова погрузился в воспоминания.
 
- Привет! – Услышал Игорь, и обернулся. Сзади, раскачиваясь с носка на пятку и обратно, стояла высокая девочка-блондинка, на вид, лет 16-17. – Привет, - ответил он, - Ты откуда тут?  - А мы с классом приехали, у нас последний поход в школе, - ответила девочка, и добавила, -  мы в десятый класс переходим, а там выпускной и  прощай школа. «Да уж, Соколов, десятый класс, это круто, конечно», - подумал Игорь, - «Когда там возраст согласия наступает?».  – А ты приходи к нам, за оврагом наши палатки стоят, и, да, меня Аня зовут. – Нет, уж лучше вы к нам, - услышал Соколов голос Сени и как обычно, согласился с другом. Не хватало еще огрести от подвыпивших десятиклассников.  – Придем, - ответила Аня и исчезла в темноте. Соколов не любил всю эту романтику походов, гитары и песни у костра, но Артем его уговорил, и Игорь слонялся вокруг костра, не зная, куда себя применить. Аня вернулась через полчаса и привела с собой подругу. – Привет, - сказала та низким грудным голосом, - Меня Лена зовут. Такой голос совершенно не сочетался с ее азиатской внешностью и тонкой фигурой. Игорь и Сеня представились, Соколов, непонятно, с какого перепугу назвался: «Игорь Сергеевич». – Ну, наливай, Сергеевич, - сказала Аня, - отметим знакомство. – Не рановато вам пить то? – Решил поиграть во взрослого Игорь, - Сколько вам лет? – Интересный вы народ, мужики, - вдруг ответила Лена, - как трахать нас, так возраст нормальный, а как пить – так молодые.

Игорь Сергеевич, открыв глаза, отчетливо вспомнил эту Лену, несмотря на азиатскую внешность, фамилия у нее была русская, Смирнова, только попозже, увидев маму Лены, он понял в кого у девушки был разрез глаз и низкий, заставляющий вибрировать все у него внутри, голос. С Леной они встречались какое-то время, переслушали вместе весь набор русского рока, который можно было найти в то время: «Кино», «Пикник», «Аквариум», Лене даже привозили какие-то журналы самиздат «Рокси» и «Зеркало», им было интересно вместе, но все закончилось как-то быстро, слишком разными были компании студента и школьницы. Аню лет через десять он увидел в своем магазине, трусливо спрятавшись за стойку, потому что у кассы стояла неопрятная нетрезвая женщина в рваных колготках, которая, к тому же, чесала ногу об ногу, и никакого желания поговорить с ней, и напомнить о себе у Соколова не возникло.

«Как интересно музыка связывает тебя с каким-то событием или человеком» - подумал Игорь Сергеевич, и напел про себя «Мочалкин блюз», он всегда эту песню ассоциировал с Леной Смирновой, хотя прошло уже пятьдесят лет. Или вот в стройотряде….

Игорь услышал звук вертолетного винта, и натянул одеяло на голову. Уже третью неделю они в просыпались под одну и ту же песню. «Do you think we are»? – Заорал из магнитофона Элис Купер, и следом раздался голос Дэнниса, которого единогласно избрали командиром стройотряда и он, не выдержав свалившейся на него ответственности, всячески издевался над своими одногруппниками: - Подъем, Бандерлоги! Бандерлоги ворча начали вылезать из-под одеял, все они спали в одном кабинете начальной школы и не спеша начали одеваться. Их разделили на несколько бригад, Игорь попал в бригаду, которая делала площадку для комбайнов, получая первый разряд бетонщика. Бетона они не жалели, Игорь потом думал, что на тот слой бетона, который они уложили, спокойно мог бы сесть Ил-62, я не только припарковаться комбайн под незатейливым именем «Дон». Вечер они проводили как проводили бы его любые студенты во всем СССР, единственным отличием от других было то, что стройотряд располагался на берегу моря, и большая часть студентов на выходные даже не уезжала домой: «Нашли дураков от моря уезжать»?

Однако, в одну ночь Дэннису отомстили. Он сладко спал, когда бригада мстителей, вооружившись тюбиком зубной пасты «Pomorin», вспомнила опыт пионерских лагерей, но, в данном случае, они решили намазать не девчонок, а именно командира, который уже третью неделю поднимал их голосом Элиса Купера. Адольф Данилов уже прицелился было к лицу Дэнниса, как вдруг увидел, что из широченных семейных трусов, у командира вывалилось одно яйцо. Адольф, прицелившись, ловко, как на зубную щетку, нанес на него полоску «Поморина», Дэннис всхлипнул во сне, но не проснулся, и бригада, хихикая в кулак чтобы не разбудить командира, отправилась спать.

Утро снова началось с крика, но орал не как обычно Элис Купер, а орал командир, который пытался оттереть со своего зеленого яйца остатки зубной пасты «Pomorin» безо всякого, впрочем, успеха. Игорь думал позже, чем же они чистят зубы, если, во-первых, паста так жжет, а во-вторых, при контакте с кожей, она становится зеленого цвета? В происшествии никто так и не признался, Дэннис долго тер свое злополучное яйцо в душе, матерясь так, что даже девчонки на втором этаже его слышали. Стройотряд двинулся в столовую. Игорь стоял последним, он не любил толкаться в очередях, и даже не видел, что там  дают, поэтому крикнул Сене: - Что там сегодня? – Яйца под майонезом, - крикнул Семен, а Артем его поправил: - Яйца под «Поморином»! Очередь дружно грохнула.

Игорь Сергеевич хмыкнул, вынырнув из сна. Вдруг резко захотелось есть, хотя бы и яйцо под майонезом, он вспомнил, что у него есть запрещенная для него теперь из-за вдруг появившегося диабета,  карамель «Раковые шейки». Ему казалось, что их давно уже не продают, и не выпускают, но сосед по палате, позавчера протянул ему её  со словами: «На, погоняй, зубов нету небось, тебе как раз на пару часов хватит». Соколов развернул конфету, бросил ее в рот, и снова задремал, гоняя твердую сладость от щеки к щеке, и вспомнил: «Nakama pietura fabrika «Laima»». * (Следующая остановка фабрика «Лайма»).
 
Они с будущей женой приехали в Ригу, к ее деду, тот жил в старом доме, в двухуровневой квартире с отдельным входом и палисадником. Дом располагался в самом центре Риги, на улице Горького, которую после девяностого года переименовали в улицу Кришъяна Вольдемара, а после и вовсе отняли у деда все ветеранские почести и льготы. Дед некоторое время еще пожил в Риге, но после нескольких случаев, когда его обозвали оккупантом и коммунистом, не пустили в магазине без очереди, спешно продал свою квартиру в Риге, где прожил с 45 по 92 год, и переехал в Калининград, поближе к сыну и внучке. Рижская квартира располагалась прямо между кондитерской фабрикой «Лайма» и «Рижским заводом шампанских вин», и, в зависимости от ветра, в квартире пахло или шампанским, или шоколадом. Иногда пахло и тем и другим сразу, тогда Соколов шутил, что они и выпили, и закусили. Чувство юмора ему частенько отказывало.
 
Будущие супруги приехали туда прямо перед майскими праздниками. Лена уже была положении, но расписаны они еще не были, Игорь по своему разгильдяйству, потерял паспорт, пойти в ЗАГС он не смог, начал было делать новый, но какой-то добрый человек принес паспорт по месту прописки, и бросил его в почтовый ящик. Так что свадьбу, все-таки, назначили, несмотря на то, что не было в его окружении человека, который не подколол бы Соколова на тему, что жениться они не собирается. – Лена, хочешь конфету? - Спросил он, - Я купил банку «Piena Lase». – «Молочная капля», - автоматически перевела Лена, - Мне, наверное, нельзя? – Если нельзя, но очень хочется, то можно, - хохотнул Игорь, он всегда руководствовался этим девизом несмотря на то, что это часто приводило к не самым хорошим последствиям. – Давай одну, - рассеянно сказала Лена, - Что-то мне нехорошо, температура, наверное. Он прикоснулся губами к ее лбу, и понял, что температура и правда высокая. – И горло болит, - сказала Лена, сглотнув, - Я лягу. На улице была температура около тридцати, что для Прибалтики в конце апреля было делом если не удивительным то, как минимум, необычным. Он убежал в аптеку, купил что-то, что посоветовала ему аптекарь против ангины, гриппа и ОРЗ сразу, и вернувшись домой, стал усиленно лечить свою будущую жену, и, как потом выяснилось, своего будущего сына. Лена заснула, а Игорь, уйдя в другую комнату, решил послушать музыку по радио, у деда в комнате стоял хороший приемник «VEF-202», как раз производившийся в Риге, более того, кто-то из родственников Лены на этом заводе работал. Он включил аппарат, антенна была вытянута, видимо дедушка любил слушать новости, и приготовился крутить ручку настройки волны, однако приемник был настроен на какое-то шипящее от глушилок радио. – В эфире радио «Свобода», - раздалось из приемника, - Слушайте наши новости. «Дедуля-то диссидент», - подумал Соколов, в нем проснулся легкий антисемитизм, замешанный на комсомольском воспитании, - «А что ж еще с другой стороны делать Самуилу Гозману, где ему брать информацию про Израиль?». – Напоминаем вам, - продолжило «Радио Свобода», - Что 26 апреля произошла авария на Чернобыльской АЭС, и в данным момент радиоактивное облако движется через территорию Белоруссии и Прибалтики в сторону Швеции. Пожалуйста, постарайтесь не выходить на улицу, мойте обувь и открытые части тела после посещения улицы. Игорь подумал о том, что как вовремя его будущая жена заболела ангиной, и как вовремя он включил радио…

«Дааа...» - сказал себе Игорь Сергеевич, - «А не послушай мы радио, поперлись бы гулять по старой Риге, с непредсказуемыми, для маленького будущего человека, последствиями». Он снова вспомнил Ригу в те дни, жару и ту страшную, а на самом деле спасительную, ангину. Ригу они оба любили, Лена вообще считала ее своим родным городом, что не удивительно, ведь она родилась именно там, совсем недалеко от того дома, где жил дед.  – Соколов, подъем! – Неожиданно услышал он, - Хватит валяться, вставай давай, чем раньше встанешь, тем раньше пойдешь, - хохотнула неприятная медсестра. Его укололо, что в больнице все медсестры и санитарки обращались к нему на «ты» несмотря на его возраст, и, по его мнению, интеллигентную внешность. Игорь Сергеевич, кряхтя поднялся с кровати, чуть посидел на краю, вдел ноги в тапки и, держась за бок, побрел в сторону аппарата с питьевой водой: конфета «Раковая шейка» (он только сейчас подумал, что это скорее рак горла, чем шея какого-то неизвестного рака) захотела пить.

Игорь Соколов лежал в палате больницы скорой медицинской помощи, держал на животе гитару, перебирая струны, и бубнил себе под нос песню Розенбаума. Чувствовал он себя прекрасно, в двадцать один год часто чувствуешь себя прекрасно, даже если у тебя вчера вырезали аппендицит. – Соколов, подъем! – Услышал он, - Вставай давай, чего лежишь? Шов сам себя не зарастит! В палату зашел его будущий тесть, который буквально вчера вырезал у него аппендицит. – Или ты думаешь, что я тебя до свадьбы на ноги не поставлю? Ирония заключалась в том, что аппендицит вырезали во вторник, а свадьба была назначена на пятницу. Игорь, изображая раненого в бою бойца, поднялся с кровати, правый бок тянуло, все-таки с момента операции прошло менее суток, и пошел во двор больницы, с мыслью: «Там и покурю».

Он добрел до курилки, сел на лавочку, сунул в рот сигарету, и вдруг рядом с ним распахнулось окно, и отец Лены сказал: - Я тебя для чего на улицу погнал? На лавке сидеть? Пришлось пойти наматывать круги вокруг немаленькой больницы, разгоняя кровь и заживляя шов. Будущий тесть не подвел: свадьба состоялась, не комсомольская, как в то время было модно, без алкоголя, а настоящая, с песнями и плясками. Соколов даже потанцевать умудрился, хотя получалось так себе, он и здоровый был тот еще плясун, а с разрезанным животом получалось совсем уныло. В то время был популярен Наутилус Помпилиус, и Игорь, переминался под «Скованные одной цепью», что звучало достаточно символично на свадьбе, да еще и кольцо непривычно давило на безымянный танец правой руки.

Игорь Сергеевич нашептал под нос себе «Мой князь, князь тишины». Вообразил себя новгородским князем  и сам с собой посмеялся: «Тоже мне князь, в жопе грязь». Долгое время он, услышав любую песню Наутилуса, сразу вспоминал свою первую свадьбу, удаленный аппендицит, и то счастье, которое переполняло его в тот момент. Вторая свадьба проходила уже под «Сплин», «Мумий Тролль» и «Руки вверх». «Выхода нет…. Выхода неет….», пел Александр Васильев, а Игорь Соколов думал: «И правда, выхода нет…». Он  хмыкнул, вспомнил анекдот про «Выход хороший, вход неважный», встал и побрел в туалет, трубку из-под носа у него недавно сняла высокая медсестра-модель, наклонившись к нему так, что все обитатели больничной палаты повернули к ней головы, пытаясь разглядеть получше бесконечные ноги. Вернувшись, он снова задремал, подумав, перед сном, что чем меньше остается времени, тем больше человек спит, хотя по логике, нужно активно проживать остаток жизни, а не проводить его в постели.

Самым большим страхом студентов мужского пола было отчисление из института, которое автоматически отправляло всех годных и не очень годных в армию. И, если после десятого класса мобилизация воспринималась как дело каждого молодого человека, «не служил - не мужчина», то в студенчестве появилась целая куча удовольствий, отказаться от которых на два года казалось полным идиотизмом. Как, к примеру, прожить без бара «Белая лошадь», не говоря уже о девушках и дискотеке в Доме рыбаков?

Соколов пришел на экзамен по термодинамике готовым лишь наполовину, в том смысле, что выучил он половину билетов, здраво рассуждая, что первый вопрос попадется из первой, выученной, половины, а второй – из незнакомой. Если решить задачу, то четверка гарантирована, значит надежда на стипендию замаячит впереди, жизнь без нее будет совсем грустной. Естественно, судьба внесла свои коррективы, и он, поплавав в дополнительных вопросах, схватил тройку и, выйдя за дверь аудитории в сердцах сказал: — Вот же мудак! Недаром у него фамилия Муденко! Преподаватель с говорящей фамилией открыл дверь и сказал: - Соколов, а Вам неуд! И пересдать даже не пытайтесь, не получится. Дверь, скрипнув закрылась, и следом, впереди замаячила нежеланная дверь военкомата.

Вот и думай, что ангелов-хранителей не существует, подумал Игорь Сергеевич, ведь не перейди их куратор на должность декана, служить бы Соколову в каком-нибудь стройбате, или, учитывая его маленький рост, в танковых войсках.
Игорь открыл дверь деканата и сказал: - Здравствуйте, Равиль Джамалетдинович. – Привет, - обрадовался доцент, - Рад тебя видеть, заходи. Ты каким образом двойку то получил у Муденко? И вообще, как ты учишься сейчас? Дай зачетку. Соколов протянул синюю книжечку, раскрытую на странице этой сессии. – Не понимаю, - протянул Равиль, - у тебя же тройка стоит, почему ты на пересдачу идешь? – Да я ему это, - не понимая, как объяснить, стал канючить Игорь, - Ну, нахамил, в общем. – А оценки не за хамство ставят, - возразил ему декан, - А за знания. Он быстрым росчерком написал рядом с тройкой «Верно, Хамзатов», поставил свою витиеватую подпись, и сессия для нерадивого хама Соколова закончилась.
Игорь Сергеевич хмыкнул, вспомнив, как Муденко с красным лицом орал, что он «Этого Соколова» отправит в стройбат, причем куда-то в район Анадыря, но ничего сделать преподаватель не смог, Игорь через три года получил диплом, и история с единственной двойкой в его обучении, начала стираться из памяти.

– На процедуры, - сказала медсестра с низким голосом, и сделала паузу. Палата внимательно слушала, и Игорь Сергеевич подумал, что такую паузу делали фашисты перед газовой камерой. – Соколов и Воробей. Игорь повернул голову, ему стало интересно, их из-за птичьих фамилий отправляют на процедуры или так совпало?

Процедуры Соколову ожидаемо не понравились, он вообще слабо реагировал на боль, но вот неприятные запахи выводили его из состояния равновесия. А тут был комплекс запахов, и крови, и медикаментов, да еще и Воробей, который явно мылся только по високосным годам.

Игорь Сергеевич выполз из процедурного кабинета, и пошел в сторону курилки. Он не курил уже больше 30 лет, но иногда организм до сих пор ему советовал все-таки взять сигарету. Он всегда игнорировал эти советы своего предателя, и, в данный момент, он шел туда только потому, что там было открытое окно, и из него прилетал свежий воздух, так контрастирующий с вонью в процедурке. Он выглянул в окно, и вдруг увидел Сеню Эйдельмана, точнее теперь уже Семена Исааковича, который совершенно не потерял свою шевелюру, однако она стала не просто седой, а белой. Сеня стоял с женой и вертел головой, ища вход в больницу.

- Сеня! – Крикнул Соколов, - ты не ко мне? – А ты тут? – Удивился Семен, - Я и не знал. Вот, Марину привел к врачу. – Привет, как тут кормят? – Крикнула Марина, для которой этот вопрос был всегда максимально важен. – Да, нормально – ответил Игорь Сергеевич, - Сегодня на завтрак, например, яйца под майонезом. – Яйца под «Поморином»? – Засмеялся Семен.