Жизнь под прицелом

  Если вы проедете по Бахмутскому шляху полсотни километров, со стороны Луганска в западном направлении, то непременно заметите прекрасный шахтерский поселок Роговск, ухоженный и утопающий в зелени. Эта картинка осталась в прошлом. В настоящее время поселок оказался в зоне боевых действий. На трассе не видать легковушек, по ней проносятся зеленые БТР-ы, грохочут танки, работают «грады». Бахмутский шлях в огне.
  В февральские дни над поселком пронесся военный ураган: от разрывов снарядов, мин рушились дома, гибли люди. После мирного затишья поселок не узнать. Некоторые дома, магазины, школа стоят разбитые. Окна в домах, от первого этажа до пятого, остались без стекол. Судьба отпустила поселку мирной жизни ровно на два поколения. Семен Рябчук за это время успел заработать пенсию в шахте, со своей Раей вырастили и выдали замуж свою дочь, дождались двоих внуков, пережили трагедию зятя. Он погиб в шахте. Рябчуку повезло. Некоторые его ровесники, с которыми он заселялся в новые квартиры, начинал работать в шахте, стали инвалидами, или до срока ушли в мир иной. Он лишь оставил в шахте два пальца левой руки и заработал раннюю седину.

  В ту февральскую ночь Рябчук и Рая не стали прятаться в убежище, а остались в хате, но легли на кровати одетыми. Они пережили не одну бомбежку. Опыт им подсказывал, что обстрел может начаться в любую минуту. Они уже смирились, что нет воды и света, а к смертельной опасности привыкнуть нельзя. Слух постоянно в напряжении, и ты весь начеку. Они только успели натянуть одеяла, как где-то за домом прогремел взрыв. Их как ветром сдуло с кроватей. Они знали, что через две минуты взрыв повторится. Благо, что квартира находилась на первом этаже. Только они спустились по ступеням в подвал, последовал второй удар. В подвале повеяло сыростью и холодом. В темноте мерцал слабый огонек. Там, с огарком свечи, сидел их сосед Николай Ложкин. Они подошли к нему и сели на свои стулья.
  — Что испужались, — сказал Ложкин, — думали по-барски ночь провести в постели?
  — Коля, тут не до комфорта, — произнес Рябчук. — Приходится свою шкуру спасать. Живем под прицелом. На нас охоту открыли, как на диких кроликов и не из ружей, а из тяжелых пушек. Ты слышал, что возле третьего дома Григоровичу осколком отсекло руку, а Галине Капустиной снесло голову. Вот результат дневной бомбежки.
  — Семен Панасович, может ты понимаешь, чем мы тут на поселке провинились?
  — Коля, не ломай над этим голову. Все что у нас тут творится — это варварство и дикость. Одним словом — это жестокая война, а война — это смерть.
  Рая, запахнувшись шубой и прикрыв глаза, сидела молча, покорно слушая. Там наверху, с южной и северной стороны дома гремели взрывы. Сотрясало стены, дрожала земля.
  — Вчера я был на рынке, — сказал Ложкин. — Наши жители массово покидали поселок. Я спросил у одних об этом, и мне ответили, что на днях нас начнут бомбить. Мы же не знали.
  — Коля, ну, как же, — произнесла Рая, — перед тем в поссовете обещали дать автобус для желающих выехать.
  — Кто как, а мы никуда не поедем, — твердо сказал Панасович.
  — Семен, прости меня, я забыла тебе сказать. Вечером, когда ты был в сарае, звонила Лена, — сказала Рая. — Она просила нас бросать все и ехать к ней.
  — Рая, ты ей объяснила, что мы не собираемся бросать нажитое добро.
  — Да, я ей сказала, что мы еще не готовы.
  — Вот и хорошо. Утром, пока я буду заниматься в сарае, сходишь до гаражей, что за вторым домом. Говорят, что там заряжают телефоны от электрогенератора. Кровь с носа, но это надо сделать. Еще день, два и останемся без связи. Что дочь подумает.
  Три пожилых человека, сидящих в повале, были похожи на узников из темницы, которых туда заточили за тяжкие грехи. Время тянулось медленно. Когда для них настанет, и настанет ли вообще день освобождения, они знать не могли. Они были скупы на слова. В душе померк свет радости, осталась одна тревога и ожидание.
  Наверху затихли тяжелые звуки взрывов. Наступила тишина. Рая пожаловалась, что шуба ее от холода не спасает и ноги стали замерзать. Панасович сказал, что еще надо немного подождать. Мол, ждали больше. Но свеча догорала, и они покинули подвал. Супруги, войдя в квартиру, ощутили, что в ней холоднее, чем в подвале. Рябчук зажёг свечу и увидел, что окно, до этого бывшее целым, разбито. В комнату врывался февральский холодный воздух. Рая убрала осколки стекла, рассыпанные на подоконнике, кровати и по полу. Рябчук с трудом разыскал гвозди и молоток, взял в прихожей небольшой коврик и решил хоть как — то прикрыть окно. Пока он там возился, небо посветлело.
  Занимался новый пасмурный день. В такое раннее время он обычно брал собачий завтрак — кастрюльку с супом и хлебом, и отправлялся в сарай. Там у него были куры, собака и два кота, которые гоняли крыс. Ещё издали Мухтар. услышав шаги хозяина, начинал радостно скулить, а куры кудахтать. Рябчук выпускал курей в вольер и кормил их. Котов он забирал домой, где они и отсыпались. Эта «фирмочка», разумеется, даёт и давала какой-то доход, особенно он для семьи был необходим в 90-е годы, когда зять погиб, а двое внуков остались у него на руках. Лена тогда уехала к родителям мужа в Ростов. Сейчас внуки уже с матерью. Старший работает, а младший пока учится.
  Сегодня дедушка с бабушкой могут прожить и без кур, пенсии им хватает. Рая не раз говорила мужу: «Оставь, Семён свой курятник. Пора тебе и отдыхать. Кормить курей нечем. Ни зерна, ни комбикорма днем с огнем не найдешь». Но он втянулся в это дело и продолжал туда топать. И в это утро, после бессонной ночи, Рябчук с кастрюлькой в руке, по знакомой дорожке направился к своим курям. Снега уже не было. Подморозило. Вокруг — ни души. На дорожке, перед его молодым абрикосовым садиком, на глаза ему попалась свежая глубокая-глубокая воронка. Молодые деревца были посечены осколками. Несколько деревьев, которые были поближе к воронке, срезаны под корень. Он с жалостью смотрел на мёртвые деревья. Они уже плодоносили. С какой радостью Панасович снимал с веток первые оранжевые плоды. Расстроенный и озабоченный он пошёл дальше. Обойдя первый ряд гаражей, он направился к своему сараю. В ужасе остановился. Сарая не было. Рябчук почувствовал холодок на спине, до боли сжалось сердце. Перед его глазами, похожая на картину из кошмарного сна, лежала груда кирпичей, перемешанная с досками. Под обломками оказались погребены с десяток кур, собака и два кота. На соседних гаражах, взрывной волной, снесло лишь крыши.
  У дома Панасовича встретила Рая. Он обычно приносил котов домой с собой. На этот раз их не было. Остановившись, он сказал:
  — Всё, Рая. Курятнику капут!
  — Я знаю, — произнесла она тихо.  — Лена звонила, она собиралась на работу и включила Интернет. Всё уже знает… и про гаражи, и про школу, и про магазины.
  Рябчук молчал. Рая смотрела на мужа, как после долгой разлуки. Её поразило его осунувшееся лицо с небритой седой щетиной, с глубокими морщинами. Он как будто за одну ночь постарел. Его лицо выражало скорбь и растерянность. Рябчук не выдержал. Он сходил и увидел ночной разбой своими газами. Школа, где училась его дочь, внук, стояла изуродованная: с разбитыми окнами, стенами и крышей. От магазинов, в которых они брали продукты, остались одни пепелища. Там ещё курился сизый дымок…
  Рябчук шёл медленно. В сердце ощущалась острая боль. Его, как будто, шилом кололи. Он целые годы не думал о своём сердце. Оно работало, как часы. Правда, оно и мишенью не было. Домой он добрался с трудом.
  — Всё, Рая, мы едем, — сказал Рябчук. — Собери самое необходимое. С перевозчиком я договорился. Он подъедет через два часа.
  
/февраль 2015-го года/