Папина дочка

Глава первая

Действующие лица:

Игорь Свиридов, предприниматель

Вероника, его дочь

Дмитрий Орлов, парень с непростой биографией

Прочие, не слишком первостепенные персонажи.

 

 

 

П р о л о г

 

 Так называемый холл обычного районного родильного дома. На выкрашенных серо-зеленой краской стенах плакаты. Темы, конечно же, соответствующие - начиная с призывов не делать криминальные аборты (художник весьма искусно изобразил молодую женщину с лицом, искаженным отчаянием) и заканчивая многочисленными рекомендациями беременным и кормящим матерям (лица молодых женщин на этих плакатах, конечно же, излучают здоровье и счастье).

 Вдоль стен расставлены далеко не новые стулья с обитыми дерматином сиденьями.

 Очевидно, это и комната свиданий, и комната ожидания. В углу, на стульях, устроились и негромко переговариваются двое - женщина в больничном халате, с огромным животом, и мужчина. 

 Другой мужчина нервно измеряет шагами пол, застеленный линолеумом, настолько изношенным, что уже невозможно определить рисунок, когда-то бывший на нем.

 Наконец, распахивается дверь, за которой - помещение, куда посетителям (то бишь, посторонним) вход строго воспрещен. Появляется приземистая женщина в халате медика. Лицо ее некрасиво, немолодо и неулыбчиво.

 -Свиридов!

 Мужчина, остановившийся напротив одного из плакатов, подробно повествующих о том, как важен режим дня для новорожденных, резко оборачивается и делает несколько шагов навстречу женщине. На его молодом, почти юном (и по-юношески красивом) лице - тревога, ожидание и надежда. Прежде всего надежда.

 -Игорь Генрихович Свиридов? - строго переспрашивает медсестра.

 Мужчина нетерпеливо кивает, машинально запускает ладонь в свои густые темные волосы.

 -Да, да, я Игорь Свиридов, муж Ирины Свиридовой, да, как она? -он говорит резко, быстро, отрывисто, - Как она?

 Наконец, на лице невозмутимой “жрицы храма” появляется тень эмоции - короткая, слабая улыбка. Нет, скорее - снисходительная усмешка.

 -Ваша жена чувствует себя нормально. Роды прошли без осложнений. Поздравляю, у вас...

 Парочка, еще несколько секунд назад ворковавшая в углу, замолкает. Настороженные взгляды будущих родителей тоже устремлены на медицинскую сестру.

 “Мальчик”, едва не вырывается у темноволосого мужчины.

 Ну конечно же, мальчик! Они с Ирой одинаково сильно хотели мальчика, и по всем “тайным” приметам должен родиться мальчик, в конце концов, первенцы - всегда мальчики, разве нет? Ну, почти всегда. Почти.

 Мальчик. Или она скажет - сын.

 У вас сын. Поздравляю вас, вы теперь отец, у вас...

 - Девочка, - с улыбкой заканчивает медсестра, - Прекрасная девочка, вес три триста, рост пятьдесят. Ребенок здоров, доношен...

 На лице новоявленного отца - крайняя степень растерянности. Как - девочка? Ведь должен был родиться сын! Сын, наследник, продолжатель фамилии... Они даже имя ему придумали - Виктор!

 Виктор. Победитель. Сын.

 А тут тебе...

 -Вы что, не рады, папаша?

 Он встряхивает головой и на его лице, наконец, появляется слегка растерянная улыбка.

 -Да нет, нет, конечно... просто это немного неожиданно, мы же ждали сына, понимаете? Сына...

 Снисходительность еще явственнее проступает на лице медсестры.

 -Все мужчины хотят сыновей...

 -Нет-нет, все прекрасно, все... - он спохватывается, вспомнив о пакете, стоящем на одном из стульев. Из пакета извлекаются бутылка дорогого коньяка и шикарная коробка шоколадных конфет. - Пожалуйста, возьмите, это вам, спасибо, огромное спасибо...

 Все с тем же снисходительным выражением лица медсестра принимает привычные презенты.

 -Я могу увидеть ее уже сегодня? Иру? - почти робко спрашивает мужчина.

 Медсестра отрицательно мотает головой.

 -Нет, сейчас ей необходим отдых, сон... увидитесь завтра, в обычные приемные часы.

 Он протягивает женщине пакет.

 -Тогда передайте ей это... Тут фрукты, кефир...

 Та кивает.

 -Не рекомендуются кормящим мамочкам апельсины, шоколад... понимаете? От этого у ребенка может возникнуть диатез...

 - Да-да, - бормочет мужчина, определенно, не вникая в смысл слов медсестры. На его молодом лице проступает румянец, серые глаза блестят, с губ не сходит растерянная улыбка.

 -Ну готовься, браток, теперь для вас настанут горячие деньки, - со смешком говорит второй мужчина, находящийся в холле.

 -Да... - Игорь Свиридов снова механически запускает пятерню в свою шевелюру, - Черт, к этому еще надо привыкнуть...

 Медсестра обращается к беременной:

 -Константинова, через десять минут ужин.

 Поворачивается и уходит, аккуратно прикрыв дверь, отделяющую так называемый “холл” от собственно больничных покоев.

 -Все они мальчиков хотят, - бормочет она себе под нос, - Сыновей... А любят-то больше дочек...

 -Вы о чем, Полина Степановна? - с улыбкой переспрашивает ее проходящий по коридору врач - склонный к полноте мужчина средних лет с усталым лицом.

 - Говорю, все вы желаете иметь мальчишек, а балуете-то больше девок! - она протягивает врачу коньяк, - Вам, Вадим Георгич, от молодого папаши Свиридова.

 Врач берет бутылку, рассматривает этикетку с видом знатока.

 -Недурно, недурно... Что ж, обмоем сегодня, после дежурства, появление на свет еще троих членов общества... - неожиданно он усмехается, - А насчет дочерей... Да, Полина Степановна, это вы верно подметили, верно...

 

 * * *

 

Глава первая

 

Дмитрий (наши дни)

 

1.

 -Мне надоели твои отговорки! Работа, работа, работа... Что это за работа, при которой ты не можешь провести с женой хотя бы один из выходных? Ты помнишь, когда мы с тобой в последний раз выбирались “в свет”? Помнишь?!

 Он тяжело вздохнул. Удивительно она умеет испортить настроение... Раскрасневшееся лицо, гневно сверкающие глаза... голос, срывающийся на визг...

 Сущая ведьма.

 -Вот именно - не помнишь, - торжествующе закончила Марина, - А когда навещали мою маму, помнишь?

 -Горю желанием, - пробормотал он, - Сплю и вижу, когда снова встречусь с любимой тещей...

 Пощечина. Короткая, хлесткая. Звонкая.

 -Не смей так говорить!

 Он ощутил, что его начал переполнять гнев. Да нет, злоба. Самая настоящая злоба на эту взбалмошную, наглую, донельзя избалованную бабенку, связаться с которой он имел несчастье еще год назад. Да уж. Не иначе, бес его тогда попутал.

 Перехватив руку Марины, он с силой сжал ее запястье.

 -Ну хватит. Сыт по горло твоими истериками. Хочешь развестись - никто не держит. Бога ради.

 Лицо Марины исказилось, подбородок, губы задрожали... разумеется. Обычно этим подобные сцены и заканчиваются. Слезами.

 -Ах ты скотина, сволочь, тварь, бабник, пьянь, углов...

 Он стиснул зубы... да поздно. Гнев уже выплеснулся наружу, и теперь на щеке Марины заалел след от удара раскрытой ладонью.

 Вначале ее зеленые глаза округлились так, что едва не вылезли из орбит, в следующую секунду начали наполняться слезами.

 -Ну, подонок, этого... этого я тебе не прощу никогда...

 Она резко развернулась и выбежала из комнаты, а он опустился на диван. Гнев исчез, уступив место чудовищной опустошенности.

 Что ж... этого, в конце концов, и следовало ожидать. Поспешный, необдуманный брак и закономерный финал.

 “Может, и к лучшему, что детей у нас нет, - мрачно подумал он, - Алименты платить не придется...”

 Следом за этой мыслью появилась другая - еще более мерзкая - может, потому, что у них нет детей, Маринка и закатывает постоянные истерики, ревнует его даже к тем бабам, которые и некрасивы, и немолоды (что уж говорить о молодых и красивых?) и стремится контролировать каждый его шаг?

 Но ведь вина в том, что у них нет детей, лежит не на нем...

 “А это имеет значение, Орлов? Важен-то результат...”

 Из ванной комнаты донеслись шум воды и приглушенные рыдания.

 Он встал с дивана, подошел к оборудованному в стенке бару, извлек оттуда бутылку бренди. (“Пьянь...”) Нет, все же она законченная стерва. И, может, все к лучшему. При его работе семьи желательно вообще не иметь. Вот именно. Живет же Леха Стрельцов бобылем, и неплохо живет... Или даже шеф - С. А. Ручьёв...

 Хотя если других взять - Вадьку Смоленцева (у того двое “короедов”) или красавчика Давидова (у того второй на подходе)…

 Черт, опять мысли поползли не в ту сторону! А все эта безмозглая истеричка, которая когда-то (черт, ну и слепцом же он был!) казалась ему едва ли не ангелом во плоти...

 Дерьмо. Закурить, что ли? Ну, бросил... и что? Как бросит, так и начнет заново...

 Марина вернулась в комнату (лицо бледное, губы плотно сжаты) и, распахнув дверцы шкафа, начала доставать, точнее, вышвыривать оттуда свои платья.

 -Прекрасно, - сказал он слегка подсевшим голосом, - Значит, уходишь-таки?

 Она резко обернулась. Глаза сузились, злые. Голос напоминает шипение.

 -Больше ни секунды с тобой не останусь. Ни секунды!

 “Ну и вали. Скатертью дорожка.”

 -Документы свои забрать не забудь, - сказал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и ровно, - И не надейся, что тебе удастся оттяпать хотя бы квадратный метр моей квартиры.

 -Ха! - ответила она с презрением, - Эта квартира перестала быть твоей после того, как я здесь прописалась в качестве твоей законной жены!

 Он вдруг понял - еще секунда, от силы две, и он попросту приблизится к этой курве, сожмет обеими ладонями ее тонкую шею и...

 Дмитрий перевел дыхание. Нет, так не годится. Держи себя в руках, “гюрза”. Держи себя в руках.

 Он вышел в прихожую, надел ботинки, набросил на плечи куртку.

 Захлопнув дверь, он, наконец, осознал, что очередной неудачный этап его патологически неудачной личной жизни завершился.

 Что ж, значит, начнется следующий...

 

 * * *

 

Свиридов (семнадцать лет назад)

 

2.

 Предчувствие? Да нет. Хуже, чем предчувствие. Кажется, он знал. Вот что ужасно - он знал... еще до того, как к нему приблизился тот эскулап в больничном коридоре, когда

он подходил к двери ее палаты.

 -Вы, простите, супруг Ирины Сергеевны Свиридовой?

 “Ускользающий взгляд”, машинально отметил он.

 Взгляд человека, собирающегося сообщить дурную (очень дурную) весть.

 -Я, - кивнул он.

 -Прошу вас, пройдемте ненадолго в мой кабинет...

 И там, в маленьком, тесном кабинетике, он и услышал страшный приговор. Приговор, вынесенный его жене.

 Что он тогда спросил?

 Промямлил что-то насчет того, уверены ли они... Глупо. Не были бы уверены, не ставили бы его в известность.

 Уместнее было бы спросить: “Сколько ей осталось?”

 Да. Ответьте мне откровенно, доктор, сколько месяцев осталось жить женщине, ради которой я был готов свернуть горы? Сколько месяцев осталось нам?

 Она находилась в отдельной палате. От одного вида всевозможных мониторов и капельниц могло стать дурно.

 Полулежащее на больничной койке исхудавшее существо с ввалившимися, обведенными коричневыми кругами глазами, заострившимися скулами, поредевшими волосами сделало слабую попытку улыбнуться.

 Жуткая пародия на ту ослепительную улыбку, которая восемь лет назад заставила его потерять голову.

 -Здравствуй, зайка,- он тоже заставил себя улыбнуться. Заставил себя поцеловать ее в щеку. Заставил себя не зацикливаться на землистом цвете ее лица и этих ужасных коричневых кругах вокруг глаз.

 Она медленно протянула руку (кисть уже не просто тонкая - костлявая, и от этого пальцы кажутся длиннее), коснулась его ладони.

 -Присядь, Игорек...

 Он придвинул стул поближе к изголовью ее кровати, опустился на него.

 -Я тут тебе принес...

он подходил к двери ее палаты.

 -Вы, простите, супруг Ирины Сергеевны Свиридовой?

 “Ускользающий взгляд”, машинально отметил он.

 Взгляд человека, собирающегося сообщить дурную (очень дурную) весть.

 -Я, - кивнул он.

 -Прошу вас, пройдемте ненадолго в мой кабинет...

 И там, в маленьком, тесном кабинетике, он и услышал страшный приговор. Приговор, вынесенный его жене.

 Что он тогда спросил?

 Промямлил что-то насчет того, уверены ли они... Глупо. Не были бы уверены, не ставили бы его в известность.

 Уместнее было бы спросить: “Сколько ей осталось?”

 Да. Ответьте мне откровенно, доктор, сколько месяцев осталось жить женщине, ради которой я был готов свернуть горы? Сколько месяцев осталось нам?

 Она находилась в отдельной палате. От одного вида всевозможных мониторов и капельниц могло стать дурно.

 Полулежащее на больничной койке исхудавшее существо с ввалившимися, обведенными коричневыми кругами глазами, заострившимися скулами, поредевшими волосами сделало слабую попытку улыбнуться.

 Жуткая пародия на ту ослепительную улыбку, которая восемь лет назад заставила его потерять голову.

 -Здравствуй, зайка,- он тоже заставил себя улыбнуться. Заставил себя поцеловать ее в щеку. Заставил себя не зацикливаться на землистом цвете ее лица и этих ужасных коричневых кругах вокруг глаз.

 Она медленно протянула руку (кисть уже не просто тонкая - костлявая, и от этого пальцы кажутся длиннее), коснулась его ладони.

 -Присядь, Игорек...

 Он придвинул стул поближе к изголовью ее кровати, опустился на него.

 -Я тут тебе принес...

 -Спасибо, положи пакет в тумбочку... - и после паузы (создавалось впечатление, что ей трудно говорить), - Ты выглядишь усталым...

 -Работы много, - он все-таки не выдержал, отвел глаза.

 “Все тлен, все преходяще... но, черт возьми, несправедливо же!”

 Невероятно несправедливо, именно сейчас, когда он, наконец, ценой невероятных усилий пошел в гору...

 Словно за свой жизненный успех, за возрастающий достаток платил жизнью любимой женщины.

 -Как Ника? 

 -Она... - голос чуть-чуть осип, он откашлялся, - Она сейчас с моей матерью. Не беспокойся, с ней все в порядке...

 -Игорь... - этот ужасный блеск в потемневших глазах, жалкая попытка сильнее сжать его руку, - Игорь, ты слишком занят своим бизнесом. Ты забываешь...

 Закрыла глаза. Перевела дыхание.

 -Дай мне попить, пожалуйста.

 Он поднес к ее губам кружку с “носиком”, наполненную клюквенным морсом.

 -Спасибо, - и опять тяжелый, напряженный взгляд, - Ты совсем не интересуешься ею...

 Он не выдержал, отвел глаза.

 -С Вероникой все в порядке, с ней все в порядке...

 -Игорь! - Ирина рывком приподнялась на кровати, и опять ее горячие пальцы вцепились в его запястье, - Дай мне слово, дай слово, Игорь, поклянись! Поклянись, что ты ее не...

 Все. Силы иссякли. Пальцы разжались, веки опустились, она опять откинулась на подушку, только было слышно ее тяжелое, с еле заметными хрипами, дыхание...

 ...да равнодушное попискивание монитора, по которому все бежала и бежала зигзагообразная линия.

 Он вдруг поймал себя на желании расколотить этот монитор.

 Он тихонько коснулся ее тонких, сухих, светлых волос, давно потерявших свой чудесный золотистый блеск.

 -Успокойся, заинька. Конечно, я никогда ее не оставлю, я обеспечу ей будущее, лучшее будущее... - он замолчал, внезапно осознав, что почти смирился. Смирился с тем, что скоро ее не станет, той, когда-то (совсем недавно!) безбожно красивой молодой женщины, ради которой он был готов свернуть (и почти свернул!) горы.

 Но как с этим смириться? Как?

-Она очень добрая девочка, - Ирина слабо улыбнулась, и смягчились ненадолго заострившиеся черты лица, - Ласковая... умница... ты знаешь, что говорит ее учительница? Она...

 Он перевел взгляд на окно. Может, только это и помогает Ирине держаться - мысли о дочери. Она всегда была образцовой матерью, его светловолосая богиня Ирина Сергеевна. И сейчас ее, конечно же, больше всего пугает то, что Вероника останется сиротой... Но она же - не сирота! У нее двое бабушек, обе еще вполне здоровы и трудоспособны, а он, отец, конечно же, сделает все для того, чтобы Вера ни в чем не нуждалась... он уже делает!

 Отдельный коттедж, две машины, достаток... Ребенок учится не в обычной (средне-паршивой) школе, а в одной из лучших гимназий города...

 О чем тут беспокоиться? Он не склонен к сюсюканью, из него плохой нянь? Зато хороший предприниматель. Кто предпочтительнее - сюсюкающий папаша-тюфяк, чья семья едва сводит концы с концами, или человек, не склонный к особым сантиментам, зато прочно стоящий на ногах? Ответ очевиден...

 -Ты не слушаешь меня... Игорь! Ты меня не слушаешь!

 -Успокойся... Пожалуйста, заинька, успокойся... - он достал свой носовой платок, очень осторожно начал стирать слезы с ее лица. Ощущение было таким, словно невидимая железная ручища сжала сердце... и не желает отпускать. Не желает и все тут. - Не слишком ли рано ты сдалась? Чудеса происходят даже при современном уровне медицины...

 Опять - тихая улыбка.

 -Я люблю тебя. Ты дал слово. Только не забывай о том, что ты... дал... слово...

 

...Пустая койка. Потухшие мониторы. Резкий запах хлорки, смешанный с не менее отвратительным запахом камфары.

 А вскоре и удушающий аромат мертвых цветов. Уйма принесенных в жертву роз, лилий, калл, гвоздик, пионов...

 И спокойное лицо. Спокойное. Спящее.

 Очень крепко спящее.

 

 * * *

 

Дмитрий (наши дни)

 

3.

 -Ну вот, хозяин, готово, - Давидов ухмыльнулся и демонстративно потер указательный и большой пальцы правой руки, - Не мешало бы обмыть это дело...- и хулигански подмигнул, подлец.

 Дмитрий обвел глазами свое новое жилище - комнату в коммуналке. Да, Мариночка - это та “штучка”, которая своего не упустит... Удалось ей оттяпать-таки часть его квартирки...

 Посему вы теперь, Димитрий Евгеньич, будете ютиться в этом клоповнике, в обществе полупомешанной бабули (соседка справа) и щуплого мужичонки средних лет с физиономией хронического алкаша (сосед слева).

 -Ладно тебе, - пробасил Смоленцев, обращаясь к Давидову, - Не сыпь человеку соль на рану...

 -Все могло быть и хуже, - флегматично заметил “Стрелец”, - Жилье хотя бы в центре города...

 Дмитрий усмехнулся.

 -Точно. Во всем плохом есть свои хорошие стороны... давайте, мужики, располагайтесь, обмоем “новоселье”...

 ...После третьей Давидов бросил выразительный взгляд на часы.

 -Спасибо этому дому, однако...

 -”Укротительница тигров” начеку, - заметил Вадим со смешком.

 -От подкаблучника слышу, - парировал Олег и хлопнул Дмитрия по плечу, - Не кисни, “гюрза”. Что ни делается, все к лучшему. Может, вскоре подвернется тебе...

 - Принцесса Монако, - буркнул “Стрелец”, - По мне, нет ничего дороже холостяцкой свободы.

 -Каждому свое, - усмехнулся Смоленцев, - Одним вершки, другим корешки...

 -А третьим стебельки, - хмыкнул Давидов и направился к двери, - Провожать меня не надо, господа. Увидимся завтра.

 

 …-”Морис” собирается “делать ноги”, - негромко сказал Смоленцев, - В свете последних событий.

 -Херня, - отмахнулся “Стрелец”, - Буря в стакане воды. “Ржевского” им не взять ни голыми руками, ни ежовыми рукавицами.

 -Тем не менее, “Феникс” скоро самоликвидируется, - возразил Вадим.

 - И куда Давидов собирается податься? - поинтересовался Дмитрий.

 -Ушлый паренек присмотрел теплое местечко, - Смоленцев усмехнулся, - ООО “Атлант”, слышал?

 -Брось, - Орлов ощутил легкое недоумение, - И кем он там собирается работать? Охранником?

 -Почти, - невозмутимо кивнул Стрельцов. - Шефом службы безопасности.

 -Но там же...

 Смоленцев презрительно ухмыльнулся.

 -Наш Морис любого обведет и выведет. Он поднажал на Семченко... знаешь, через кого?

 -И кого же? - прищурился Дмитрий.

 -Через эту ссыкуху. Его молоденькую и - между нами - дьявольски хорошенькую женушку...

 Орлов присвистнул.

 -Ну дает наш красавчик...

 -Не то, что ты подумал, - спокойно заметил Смоленцев, - Просто он несколько раз выполнял разного рода поручения Семченко и попутно собирал информацию...

 -А в нужный момент вывалил ему эту “компру”, - добавил “Стрелец”, - “Компру”... на него же самого. Узнал, к примеру, как тот девчонке предварительно карьеру модели поломал... А девка, хоть и малолетка, но с характером. Узнай она, на какой крючок ее поддел папик, тут же от него ушла бы...

 Дмитрий скептически хмыкнул.

 -Свежо предание...

 -Она, говорят, немного того , - по лицу “Стрельца” скользнуло подобие усмешки, - Помешана на принципиальности. В общем, юношеский максимализм и всякое такое... А она у Семченко что-то вроде “ахиллесовой пяты”. Так что Олежка наш, считайте, вытянул счастливый билет...

 -Он всегда был прохиндеестей прочих, - индифферентно заметил Смоленцев.

 -А вы, мужики? - поинтересовался Дмитрий, - Есть какие-то прикидки?

 -Прикидки есть. - задумчиво сказал Смоленцев, - И есть мысль взять тебя, “гюрза”, в долю...

 Орлов улыбнулся.

 -Лучшая новость за последний месяц... Ну, за это еще по одной?

 

 * * *

 

Свиридов (семнадцать лет назад)

4.

 Он подъехал к дому, остановился; выйдя из машины, бросил ключи охраннику.

 -Отгони в гараж, Костя. Все нормально?

 -Так точно, шеф! - бодро отрапортовал парень лет двадцати трех.

 Он машинально посмотрел на часы - почти десять. Теперь он сознательно оттягивал свои возвращения домой. Приехать, поужинать, посмотреть блок вечерних новостей - и постель. Спать он ложился теперь в своем кабинете, на широкий кожаный диван.

 Их с Ириной спальня (бывшая спальня) пустовала. Он не заходил туда.

 Вообще, теперь в доме хозяйничала его мать. Готовила ему завтрак, потом шла будить Веронику, собирала девочку в школу.

 Порой по утрам он сталкивался с укоризненным взглядом матери: “Не бережешь ты себя, Игорек... Кому станет легче, если ты себя изведешь окончательно? Иру ты этим все равно не воскресишь... Лучше вспомни об отце - тот тоже был трудоголиком, и чем это закончилось?”

 Да уж. Паршиво все закончилось. Умер отец от инфаркта в возрасте пятидесяти одного года.

 И как объяснишь матери, что слоняться по дому, где каждая вещь, даже обои (ведь в свое время она их выбирала!) напоминает о ней - в миллион раз хуже. Это верная дорога к “съехавшей крыше”. В лучшем случае - в трясину перманентной депрессии.

 В конце концов, работа - далеко не самый худший способ забыться.

 Напротив. Это, пожалуй, лучший способ...

 Открыв дверь своим ключом, он вошел в холл включил свет. Мама, конечно, уже легла спать, но ужин наверняка на плите. Лишь требует подогрева.

 Поднявшись по лестнице на второй этаж, он привычно направился к своему кабинету. Своему, в данный момент, убежищу.

 Лишь подойдя к двери, заметил выбивающуюся из-под нее полоску слабого света. Сердце легонько подпрыгнуло. Или мать туда зачем-то заходила, а, выходя, забыла выключить электричество?

 Скорее всего, так.

 Он толкнул дверь, сделал пару шагов вперед... и остановился. Словно налетел на невидимую преграду.

 Маленькая девочка в светлой пижамке, свернувшись калачиком, спала на его диване.

 Несколько секунд он простоял неподвижно, не отводя от нее глаз. Светлое пятно на темной коже дивана.

 Пижама, разрисованная потешным зверьем: каким-то медвежатами в шляпах, улыбающимися утятами, розовыми зайцами... Маленькие голые (и тоже розовые) ступни.

 Один кулачок подсунут под щеку, по диванной подушке разметались волнистые пряди длинных золотистых волос.

 Наконец, он перевел дыхание, вышел из оцепенения и, стараясь ступать как можно тише, приблизился к своей семилетней дочери.

 Осторожно, почти благоговейно коснулся ее волос. Такие же мягкие, шелковистые, как у Ирины... нет, еще мягче. Еще легче.

 Сонный румянец на щеках, тихое, почти беззвучное дыхание. Маленький рот чуть приоткрыт.

 Он смотрел на нее, словно видел впервые (а, может, в какой-то степени так оно и было? Когда он в последний раз присматривался к своей дочери? Так внимательно он всматривался в нее, пожалуй, лишь когда Ирина вернулась из роддома. Но что можно рассмотреть в едва наметившихся чертах лица новорожденного?)

 Длинные, густые и (странно) темные ресницы. И бровки тоже темные. Куда темнее волос - столь же белокурых, как и волосы ее матери.

 Маленький, идеально прямой нос (а это, пожалуй, уже от Свиридовых - у Ирины нос был чуточку вздернут). А изгиб губ - чей?

 Похоже, она ощутила на себе его взгляд, что-то пробормотала (“Мама”? Или ему это послышалось?), завозилась, откинула в сторону ручонку - крошечные ноготки на крошечных пальчиках... живая кукла.

 Неожиданно для самого себя он нагнулся и очень осторожно коснулся губами ее виска. И тут же ощутил детский, родной запах - шампунь “Джонсон-бэби”, молоко, ваниль...

 А сердце снова сжала невидимая ручища - но не ледяная, теплая ручища... И не болезненно сжала, а мягко...

 Он осторожно подсунул руки по теплое детское тельце во фланелевой пижамке, взял дочь на руки. Ого, принцесса, а вы ведь уже не так легки, как раньше...

 Она снова что-то пробормотала, что-то немного капризное, но, когда он тихонько прижал ее к себе, успокоилась. Он отнес ее в ее комнату, положил в разобранную кровать (на подушке валялся плюшевый розовый заяц), укрыл одеялом.

 Она тут же завозилась, устраиваясь поудобнее, и вскоре опять еле слышно засопела.

 Он на цыпочках вышел из ее комнаты, оставив ночник включенным, вернулся в свой кабинет, уселся за стол, но компьютер включать не стал. Взял в руки фотографию Ирины (фотографию в черной рамке), долго всматривался в нее.

 От кого он все это время пытался убежать? От себя самого? Если б только от себя...

 Он ведь еще пытался отгородиться. Отгородиться от близких людей. От матери. И, что самое худшее, от собственной дочери...

 Часы на стене бесстрастно отсчитывали секунды, минуты, часы... Он сидел за столом и вспоминал. Вспоминал те немногие моменты, когда он реально уделял время своему единственному ребенку. И выходило, что если и были такие мгновения, то лишь до болезни Ирины. То есть до того момента, пока его не позвал к себе лечащий врач его жены и не сообщил, что Ирина не поправится уже никогда.

 Вот тогда он и соорудил вокруг себя этот кокон, где прятался до сего дня. Прятался... от собственной дочери. Потому, что она слишком напоминает свою мать, а это больно, больно, больно!

 Но оказалось, что боль была лишь поверхностной. За болью скрывалось нечто совсем... совсем иное...

 Совсем иное.

 Полная противоположность боли.

 

 Он проснулся от того, что его осторожно потрясли за плечо. Напротив дивана стояла мать. Обеспокоенный взгляд... “Как она постарела”, машинально отметил он. И этого он тоже не замечал?

 -Ты не проспал, сынок? Будильник не сработал?

 Он бросил взгляд на часы, провел ладонью по лицу.

 -Нет, все в порядке. У меня в запасе уйма времени. Вера уже проснулась?

 На лице матери появилось слегка озадаченное выражение.

 -Умывается, чистит зубы...

 Он улыбнулся, спустил ноги с дивана.

 -Вот и отлично. Вместе позавтракаем.

 -А... - мать осеклась.

 Он обнял ее за плечи, чмокнул в щеку.

 -В конце концов, мы же - одна семья, верно? Значит, и завтракать должны вместе...

 Губы матери дрогнули - то ли собираясь сложиться в улыбку, то ли собираясь скривиться... Господи, только не слезы! Не сейчас. Не с утра.

 -Кажется, ты приходишь в себя, Игорек...

 -Думаю, давно мне пора прийти в себя, - и он постарался улыбнуться матери как можно ободряюще.

 ...Голубое платьице, светлые волосы искусно заплетены в две тугие косички... изумленно распахнутые огромные синие глаза.

 -Доброе утро, принцесса, - он нагнулся и легонько коснулся губами теплой упругой щечки.

 -Доброе утро, папочка... А тебе сегодня не нужно в фирму?

 -Нужно... но теперь я буду уезжать на работу на полчаса позже.

 -А так... можно? - неуверенный вопрос, вызвавший у него улыбку.

 -Нужно, зайчонок.

 Пока он расправлялся с яичницей, она вяло возила ложкой по тарелке с овсянкой.

 Он бросил короткий взгляд на мать, стоящую у плиты. Та пожала плечами.

 -Так - каждое утро. Ест как птенец.

 -У некоторых птенцов отменный аппетит... Ты не любишь кашу? - обратился он к дочери.

 Нежные щеки тут же залил густой румянец.

 -Не люблю, - завесила глаза гутой тенью ресниц, голос звучит еле слышно.

 -Я тоже в детстве не любил кашу, - просто сказал он, - Терпеть не мог. Может, тогда попросим бабушку сварить тебе яйцо?

 Быстрый, почти вороватый взгляд - а ты не шутишь? - потом кивок.

 Впрочем, с яйцом произошла почти та же история - желток был исправно съеден, а белок остался на тарелке, безжалостно искромсанный на мелкие кусочки.

 -Она любит сосиски, - немного расстроенно сказала мать, - Но не могу же я кормить ее одними сосисками?

 -Я еще люблю йогурт! - сердито возразила Вероника. И снова покраснела.

 Мать со вздохом достала из холодильника малиновый йогурт.

 -Не так уж плохо, - сказал он, - У Спока вообще есть теория, согласно которой детей следует кормить только тем, что им самим нравится.

 Мать фыркнула.

 -Эти мне новомодные теории...

 Он столкнулся взглядом с дочерью... и заговорщически подмигнул ей.

 От изумления ее рот даже чуть приоткрылся, а потом она прыснула, прикрыв рот ладошкой. И получилось это у нее необыкновенно очаровательно - одновременно очень по=детски и очень женственно.

 Наконец, она допила свое какао (уж от какао она не отказывалась!) и, аккуратно промокнув губы салфеткой, чинно встала из-за стола.

 -Большое спасибо, бабушка... и папочка.

 “Ирина”, подумал он, на миг вновь ощутив ноющую боль в груди. Ирина так же вытирала губы и, поднимаясь из-за стола, обязательно благодарила - как за обед, так и просто за чашечку кофе.

 -Пожалуйста, принцесса.

 Она снова ответила на его улыбку, но все еще несмело. “Что это с тобой сегодня, папа? Тебя словно подменили...”

 Когда Вероника вышла из кухни, мать повернулась к нему лицом (он допивал свой кофе - с сахаром, но без сливок).

 -Случилось что-то, Игорек? Что-то... хорошее?

 -Пожалуй, - он мягко улыбнулся, - Или скоро случится.

 

...Ника уже подходила к лестнице. Короткая юбчонка, курточка, за спиной огромный ранец-портфель.

 -Подожди, принцесса.

 Она остановилась, запрокинула голову - наверное, со своими ста восьмьюдесятью сэмэ он казался ей почти Гулливером. Взгляд вопросительно-настороженный.

 Он присел перед ней на корточки (так удобнее, малышка?), осторожно взял за хрупкие, “птичьи” плечики.

 Спросил мягко, негромко.

 -Зачем ты вчера заходила в мой кабинет?

 Опять - густой румянец и подозрительный блеск в глазах.

 -Я ничего не трогала, папочка, честное слово, ничего! Я просто хотела тебя дождаться... и спросить.

 -Спросить о чем, малыш?

 А сердце снова заныло - он уже знал ответ.

 -О мамочке, - еле слышно, - Она... она правда уже не вернется? Даже если я... очень-очень захочу?

 Ох, нет. Он вдруг ощутил сильнейшую резь в глазах.

 Обнял девочку, прижал к себе осторожно. Какие нежные, шелковистые волосы...

 Через несколько секунд ему удалось взять себя в руки.

 -Иногда не получается по-нашему, малыш. Ну никак... не получается. Мне тоже больше всего на свете хотелось бы, чтобы она вернулась...

 Чуть отстранился. Ну вот. Так и знал. В широко распахнутых синих глазах стоят слезы.

 -Но у тебя ведь есть бабушка Лина и бабушка Вера, и я...

 -Ты все время на работе. Или уезжаешь, - в голосе такая недетская тоска! И самая настоящая... обида.

 Он снова поцеловал ее в щеку.

 -Ну прости меня, малыш. Вот такой у меня бизнес, ничего не поделаешь... но я тебе обещаю, честное слово даю, что теперь гораздо реже буду уезжать. Гораздо реже.

 -И провожать меня в школу? Каждое утро? - что это в глазах? Надежда? Надежда?

 -Честное слово. Каждое утро.

 Заплаканное лицо мгновенно осветила улыбка.

 -А я зато обещаю... есть кашу. Каждый день!

 

 * * *

 

Дмитрий (наши дни)

5.

 Вначале звонок в дверь, шаркающие шаги, затем в комнату просунулась сморщенная физиономия соседки.

 -Это к вам, Дмитрий Евгеньич...

 Но не успел он приблизиться к входной двери, как ее рывком распахнули, в прихожую ворвались трое в пятнистых комбинезонах и черных лыжных масках, и, не успел он опомниться, как ему от души врезами по почкам и притиснули лицом к стене.

 -Руки за голову!

 Короткий обыск...

 -Чист...

И холодный мужской голос:

 -Повернитесь.

Он обернулся.

 Невысокий мужчина в штатском сунул ему под нос красные “корочки”. Он успел лишь прочесть фамилию- Звягин, и аббревиатуру, десятилетиями наводящую ужас даже на ни в чем не повинных граждан “страны абсурда”.

 -Проедете с нами.

 -Может, вначале объясните, что происходит? - он ощутил прилив удушающей ярости. Что за наглейший произвол? Очередная попытка возродить “полицейское государство”? Эх, сюда бы ребят из “Феникса”...

 -Вам все объяснят на месте. Собирайтесь. И без глупостей.

 Ладно, без глупостей, так без глупостей. Связаться бы с Ручьёвым...

 Впрочем, возможно, и удастся связаться.

 Поначалу его попросту запихнули в камеру с бетонными стенами, предварительно отобрав все колюще-режущие предметы (видимо, часы - это исключительно колющий и режущий предмет), а также ремень и, разумеется, шнурки из его кроссовок.

 Он опустился на топчан, прикрыл глаза и стал размышлять. С чем связано его задержание? Скорее всего, с той заварушкой вокруг “Феникса”...

 Однако, он чист. Реально доказанных фактов криминала ему инкриминировать нельзя. На чем же станут его “колоть”? Огнестрельное оружие? Как сотрудник частного охранного предприятия, имеет полное право на его ношение... Что еще? Могут подбросить в комнатушку дурь, а потом, в присутствии понятых, “найти”... Не исключено. Эти шустрые ребятки и не на такое способны...

 А потом начнется торг. Ты выкладываешь все, что тебе известно о деятельности “Ржевского” и его “псов”, а мы снимаем с тебя обвинение...

 Он опять ощутил приступ злости. А вот хер вам! Отсосите, холуи. В свое время отмотал я годик в местах, не столь отдаленных, и ничего. Жив-здоров, как видите. А Ручьёва раскручивайте без меня. Тут я вам не помощник. “Феникс”, может, и сборище головорезов, но не сброд предателей.

 Он откинулся на спину. Ну-ну. Помаринуйте меня, раз вам это кажется целесообразным. Я уж постараюсь убедить вас в обратном...

 Кажется, он даже ненадолго задремал, но тут же вскочил, когда раздался лязг железных запоров. Если пришли избивать (на их языке - прессовать), это, конечно, хреново... но не смертельно. Главное, вовремя сгруппироваться...

 -Орлов, на выход! Руки за голову!

 Послушно завел руки за голову, двинулся по узким коридорам.

 -Сюда... входи.

 Сильный тычок в спину. Он обернулся. “Я тебя срисовал, холуй. Пеняй теперь на себя. Уверен, свидимся еще”.

 За столом - полу-лысый, в очках, мужчина. На вид лет тридцать пять. Может, чуть больше.

 -Садитесь. Моя фамилия Григорьев. Петр Николаевич. Я занимаюсь расследованием убийства Орловой Марины Алексеевны.

 Вначале ему показалось, что он ослышался.

 -Чьим... убийством?

 Быстрый взгляд поверх очков.

 - Вашей бывшей жены. С которой вы официально развелись два месяца назад. Ее труп был обнаружен в ее же квартире.

 Он вдруг ощутил тонкий, противный звон в ушах.

 -Как... она была убита? - спросил, не узнавая собственного сдавленного голоса,

 Снова острый, испытующий взгляд. Пауза. Значительная.

 -Шесть ножевых ранений. Из них три, как минимум, могли являться смертельными. Из квартиры пропали ценности и, судя по всему, некоторая сумма денег. Итак... где вы находились вчера вечером, между пятью и десятью часами?

 Он шумно вздохнул.

 Так, Митяй, сосредоточься. Дело-то нешуточное... Мотив очевиден - неприязненные отношения бывших супругов... Да, вот так, красавица. Быстро же ты поплатилась за свою стервозность... И пары месяцев не прожила в новенькой, подло оттяпанной у бывшего мужа-лоха квартирке...

 -Вчера до семи вечера я находился на дежурстве. Служба безопасности “М-банка”. Мое алиби подтвердят, как минимум, человек шесть.

 -А после семи?

 А после семи он, как последний идиот (впрочем, почему идиот? Знать бы, где упадешь...) поперся в городской сад, зашел там в пивбар... Что ж. При должном старании и тут ему могут обеспечить алиби. Кто? Барменша Светка, которую он периодически “имеет”? М-да... Хреновое алиби...

 Ну, а потом... Одна надежда, что старуха полоумная, семидесятилетняя, засвидетельствует, что с девяти вечера он торчал дома, наедине с телевизором...

 -Орудие преступления вы, конечно, не нашли?

 -Отчего же? - голос следователя холоден и бесстрастен. - Она была убита обычным кухонным ножом. Следов пальцев рук на нем не обнаружено.

 Отличненько, и тут все не в его пользу... Что же делать? Думай, Орлов, думай, вспомни, что у тебя, помимо накаченных мышц, имеются и мозги, недаром же в свое время политех закончил с красным дипломом... М-да. Лучше б ты, Орелик, юрфак закончил...

 -Я вас ни в чем не обвиняю, Дмитрий Евгеньевич, - голос следователя теперь звучит мягко. Вкрадчиво. - Припомните, может, у вашей бывшей жены имелись... м-м... сомнительные контакты?

 Контакты? Да сколько угодно! Откуда ему знать, с кем эта курва контактировала, когда он находился на ночных дежурствах или в командировках?

 Ох, дерьмо... Ладно, время работает на него. В сущности, кроме весьма сомнительного мотива, у органов на него ничего нет. Он, слава Богу, никогда не был в оттяпанной Мариной квартирке - следовательно, и пальчиков его там быть не должно...

 А мебель? Она же хапнула секретер, трюмо...

 Он откинулся на спинку стула, на пару секунд прикрыл глаза. Ну, ладно. Даже если и предъявят ему обвинение, всегда остается надежда на “Ржевского” - тот “псов” своих и не из таких передряг вытаскивал...

 Да вот только загвоздочка состоит в том, что “Ржевскому” сейчас самому приходится шкуру свою спасать...

 А если нажать на него? Шантаж?

 Нет. Нет, это исключено. В свое время Ручьёв выволок его из дерьма, а он таким образом его “отблагодарит”? Нет, шантаж исключен. Остается надеяться...

 -Что же вы молчите, Дмитрий Евгеньевич? Я задал вам вопрос...

 Он с усилием выпрямился, заставил себя смотреть следователю в глаза.

 -Я думаю, Петр Николаевич. Думаю. Вспоминаю... ее контакты.

Контакты? Контакты?!

 Ослепительно ясное озарение, и следом за ним - приступ сильнейшей тошноты.

 Нет, это невозможно. Решительно невозможно...

 А с другой стороны - кто еще мог это сделать?

 Человек, которого она хорошо знала. Человек близкий. Она же была патологически пуглива и осторожна, она ни-ко-му, даже почтальонам, даже представителям коммунальной службы не открывала дверь, предварительно не накинув цепочки. Однажды промурыжила за дверью пятнадцать минут представителя горгаза, дозваниваясь в соответствующую службу и выясняя, работает ли там такой-то, такой-то...

 Значит, Максим. Этот прыщавый наркоман. Братец родной, единокровный... младшенький. Она все отказывалась верить, что он дурью увлекается, и бесполезно было ей что-либо доказывать... А он-то с первого взгляда определил, что пацан прочно сидит... возможно, даже на игле. Характерно суженные зрачки, остекленевший взгляд, нездоровое возбуждение, растягивание гласных при разговоре... Наконец, тембр речи. Да все, все говорило о том, что он наркоман!

 Ну, а на что эта публика способна ради дозы, знают, пожалуй, уже и детсадовцы...

 Он сглотнул слюну и покосился на графин с водой (чудовищно грязный графин с мутной водой, но на безрыбье...)

 -Знаете, кое-какие соображения мне в голову пришли... Но можно мне вначале глоток воды? И сигарету...

 “Полцарства... за пачку “Явы”.”

 

 * * *

6.

Свиридов (семнадцать лет назад)

 Директор гимназии оказался толстяком с обширной лысиной и добродушной физиономией. Впрочем, добродушие это являлось кажущимся. Достаточно было столкнуться с ним взглядом. Взгляд у него был умный, острый, хваткий, оценивающий.

 -Простите, чем обязан? Вы...

 Он улыбнулся. Улыбнулся как можно неотразимее. Обаятельная улыбка - тоже необходимое условие успешного бизнеса. Так же, как и безупречный внешний вид - элегантный, но неброский костюм, со вкусом подобранный к светлой (но не белоснежной) сорочке галстук, сверкающие ботинки... аккуратная прическа. “Ноблесс оближ”, как когда-то со смешком говорила Ирина, экипируя его перед деловыми встречами.

 -Добрый день. Моя фамилия Свиридов. Игорь Генрихович Свиридов.

 -Свиридов? - мгновение взгляд озадачен, но тут же проясняется, а добродушная физиономия расплывается в широкой улыбке, - Неужели - древесина и стройматериалы?

 -Именно. Прошу, моя визитная карточка...

 -Очень... очень приятно, - пухлая ладонь неожиданно оказывается очень сильной, он оценил это по крепкому рукопожатию, - А я Олег Сергеевич. Признаться, не ожидал, что “король древесины” столь молод...

 -Мне тридцать один.

 -Да-да, пожалуйста, присаживайтесь...

 Мягкое, обитой кожей кресло. Явно не для простых посетителей.

 -Так чем же мы обязаны вашему визиту?

 -Видите ли, все просто. В вашей гимназии учится моя дочь, Вероника. Первый “Б” класс.

 -Прекрасно. Одну минуту... - пухлый палец ложится на кнопку селектора, - Саша, будь добра, пригласи ко мне Валентину Михайловну Изергину, - взгляд в его сторону, - Это учительница первого “Б”. Да, Сашенька, и кофейку нам, пожалуйста.

 Теперь маленькие острые глаза устремлены на него.

 -Вы считаете, у вашей... э-э... девочки проблемы с учебой?

 -О проблемах я хотел бы услышать от вас, - мягко сказал он, - Вы ведь понимаете, по роду своей деятельности я, к сожалению, не могу уделять дочери достаточно времени... (“Но я исправлюсь, принцесса, честное слово, исправлюсь...”) А мать Веры... в общем, несколько месяцев назад ее не стало. Лейкемия.

 Добродушная физиономия тут же приобретает приличествующее случаю печальное выражение.

-Простите, искренне вам сочувствую...

“Как же, жучила... Сейчас ты попытаешься выжать из меня максимум - такая “золотая рыбка”, да сама в руки плывет...”

 В кабинет вплыла смазливая длинноногая секретарша с подносом.

 -Кофе, пожалуйста, Олег Сергеевич...

 -Спасибо, дорогая. Проблемы... - вздох, - Признаюсь вам откровенно, дорогой Игорь... э-э...

 -Генрихович.

 -Да, Игорь Генрихович. Проблем хватает и у нас...

 Он подавил насмешливую улыбку. Кто бы сомневался? Чем богаче спонсор, тем больше проблем.

 -Вызывали, Олег Сергеевич? - тоненькая девушка (от силы лет двадцати пяти на вид) неуверенно переступила порог кабинета. Миловидное лицо, темные волосы, очки в элегантной оправе, строгий костюм. Необыкновенно приятный голос. В ней было обаяние. Много обаяния. Он решил, что такую училку дети должны любить. Определенно, голоса она на них не повышает.

 -Прошу, Валентина Михайловна, это отец одной из ваших учениц.

 Тонкий палец в замешательстве тянется к дужке очков.

 -Простите, но мы... разве знакомы?

 -Увы, - вот тут бы тебе, Свиридов, следовало смутиться. Жаль, положение не обязывает. Бизнесмен не имеет права смущаться. - Мы с вами действительно не знакомы, - он встал с кресла, - Свиридов. Игорь Генрихович.

 -А, отец Ники Свиридовой? - у нее действительно обаятельная улыбка. А на тонком безымянном пальце правой руки нет обручального кольца, - Очень приятно... Я действительно хотела бы поговорить с вами о Нике...

 -Да вы присаживайтесь, Валентина Михайловна, - мягко предложил директор, - Присаживайтесь... и без утайки расскажите нам обо всем, что вас беспокоит...

 Она послушно опустилась на стул, прямая как струна; напряженная.

 -Я все понимаю, Игорь Генрихович, вам, конечно, и без того нелегко... и очень вам сочувствую...

 -У Веры какие-то проблемы с учебой? - перебил он, стараясь сделать это как можно мягче, - Она испытывает трудности?

 Палец снова тянется к переносице, на щеках появляется слабый румянец.

 “Сейчас она сама напоминает гимназистку”, -подумал он.

 -Нет-нет, с учебой как раз все нормально, Ника очень способная девочка, сообразительная, но... так сказать, не слишком коммуникабельна, понимаете? Хотя, конечно, она пережила сильную душевную травму...

 -Довольно о травмах, - мягко сказал он, - Пожалуйста, выражайтесь яснее. В чем заключается ее некоммуникабельность? Она агрессивна?

 Легкое пожатие плечами.

 -В чем? Нет, Ника вовсе не агрессивна, напротив... она, я бы сказала, несколько пассивна. Говоря простым языком, она девочка... несмелая. Немного замкнутая.

 -Интроверт? - негромко уточнил он.

 -Ну, пока рано говорить о том, насколько она интроверт...

 -А в чем выражается эта “несмелость”? - вступил в разговор директор, - Поподробней, пожалуйста, Валентина Михайловна.

 -Она редко поднимает руку, хотя, как правило, в материале разбирается зачастую лучше других детей... - неуверенная улыбка, - Друзей у нее немного... так, пара девочек, с которыми у нее, скорее, приятельские отношения. Хотя, казалось бы, у вашей дочери имеются все данные для того, чтобы стать в коллективе популярной.

 -Ее мать являлась типичным интровертом, - тихо заметил он, - Не любила шумных сборищ... и была очень разборчива в выборе друзей.

 Молодой педагог вздохнула.

 -Хорошо. Хотите пример? Недавно у нас проводился праздник, к празднику мы ставили спектакль... короткая версия “Золотого ключика”. Так вот, Ника идеально подошла бы на роль Мальвины, думаю, вы со мной согласитесь? Роскошные светлые волосы, прелестная внешность... отличная дикция...

 -И что же помешало? -к горлу внезапно подкатил ком.

 -Она просто отказалась. Наотрез, - симпатичная Валентина Михайловна в очередной раз слегка смутилась, - И, если хотите знать мое мнение относительно того, почему она это сделала... - девушка подалась вперед, - Она знала, что никто из близких не придет на нее посмотреть. Никто из людей, чье мнение для нее очень важно, ею... не восхитится. Вот и все. Я ни в коей мере вас не осуждаю, вы наверняка человек очень занятой...

 -Господин Свиридов руководит крупной фирмой, - негромко, но с весьма жесткими интонациями сказал директор, - И упрекать его за то, что он не смог явиться на школьный спектакль, это, Валентина Михайловна, простите, инфантилизм. Понимаете? Инфантилизм.

 Он еле заметно усмехнулся. Вы определенно отличный хозяйственник, Олег Сергеевич. Блюдете свои интересы исправно...

 -Я все понял, - спокойно сказал он, - Более того, я согласен с вами. Но давайте исходить из того, что мы имеем. Моя дочь неконтактна? Мне не просто неприятно это слышать. Меня это всерьез беспокоит. Вы можете предложить что-то реально, чтобы исправить существующее положение вещей?

 -Конечно! - воскликнул энергичный директор, - У нас в гимназии работает трое детских психологов, и у них, разумеется, имеется множество методик для того, чтобы...

 -Если хотите знать мое мнение, - неожиданно перебила шефа Валентина Михайловна. Правда, смотрела она не на шефа, а на него, Свиридова, а щеки уже пылали, и, черт возьми, рассерженная, она даже похорошела, - Нике просто не хватает... любви. Да, родительской любви и ласки. Самый близкий ей человек умер, а замены... не нашлось. Так что...

 Он поднялся с кресла.

 -Не следует так эмоционально реагировать, Валентина Михайловна, - не холодным - ледяным тоном сказал он, - И не нужно доказывать мне очевидное. Я прекрасно понимаю все сам.

 -Валентина Михайловна! - вдруг рявкнул директор, наконец-то выказав свой истинный норов, - Вы забываетесь! Вы не просто нарушили субординацию, а проявили чудовищную бестактность в отношении отца одной из ваших учениц! Я прошу вас удалиться и заняться своими прямыми обязанностями!

 -Простите, - сейчас у нее был совершенно убитый вид, - Простите, Игорь Генрихович. Простите, Олег Сергеевич. Извините...

 Она выскочила из кабинета, а директор снова повернулся лицом (конечно же, добрым и сочувствующим) к нему.

 -Молодость, недостаток опыта... - голос звучал сокрушенно, - Вы должны понять, Игорь Генрихович... при катастрофическом недостатке кадров, особенно высокопрофессиональных...

 -А, по-моему, она неплохой педагог, - спокойно заметил он, - И хорошо разбирается в детской психологии...

 “ В отличие от тебя, кретин, “древесный король” с опилками вместо мозгов...”

Он вспомнил слова Ирины: “Ты совсем ею не интересуешься... ты слишком занят собой...”

 “Я исправлюсь, принцесса. Честное слово, исправлюсь. Ты еще сыграешь Мальвину. И Мальвину, и Золушку, и Красную Шапочку... И аплодировать громче всех буду тебе я. Я. Твой отец”.

 Он заставил себя улыбнуться.

 -Ну-с, насчет Веры мне все более или менее ясно... что ж, давайте теперь обсудим другие проблемы? Вы намекали на то, что они у вас есть...

 Вздох колоссального облегчения.

 -Не то слово, Игорь Генрихович. Немерено проблем! Немерено!

 

 * * *

 

7.

Дмитрий (наши дни)

 Григорьев действительно являлся истинным профессионалом. После подробного двухчасового допроса Дмитрий ощущал себя не просто измочаленным, а выжатым досуха.

 Наконец, его снова отвели в камеру. Подали на ужин какую-то бурду, тем не менее он съел все. Силы ему еще понадобятся. Черт, только бы не подвела его интуиция! Если преступление совершил действительно братец-наркоман со товарищи (а он наверняка был не один), ребят возьмут “тепленькими”...

 Однако, это только в том случае, если игра ведется честная. А это, увы, весьма сомнительно... Неужели эти волкодавы упустят столь великолепный шанс раскрутить одного из “псов” “Ржевского”? Неутешительно, совсем неутешительно... Так что готовиться нужно к худшему. К нему в камеру и среди ночи могут ворваться и применить силовой метод к человеку, уже деморализованному... Конечно, Марина являлась редкой стервой, тем не менее столь ужасной кончины она не заслужила... несчастная баба. Недолго же она ощущала себя победительницей... а, может, и не ощущала вовсе?

 Он пытался бороться со сном... но где-то часам к трем (он всегда великолепно чувствовал время, обычно ошибаясь в пределах четверти часа, не больше), его все же сморило. Сон его был беспокойным и тяжелым. То преследовали жуткие видения искромсанного тела бывшей жены (Григорьев не поленился продемонстрировать ему фотографии трупа), то Марина являлась живая... такой, какой он запомнил ее при их последней встрече - во время бракоразводного процесса.

 Разбудил его снова металлический лязг замка.

 -Орлов, на выход!

 Его снова провели в тот же кабинет, где находился тот же следователь, чьи покрасневшие, воспаленные глаза и осунувшееся лицо красноречиво свидетельствовали о том, что, если и удалось ему поспать этой ночью, то не больше часа. Если вообще удалось.

 Голос Григорьева звучал устало.

 - Мы тщательно проверили ваше алиби, Дмитрий Евгеньевич... а также и прочие ваши показания, - пауза. Он помимо воли затаил дыхание. Черт, что же этот стервец замолчал? Нервы выматывает? Чего он выжидает?

 -Вам нечего больше добавить к тому, что вы мне рассказали?

 Во рту резко пересохло.

 -Я сказал все, что знаю. И высказал все свои предположения. Добавить мне нечего.

 Покосился на “качка” с крайне тупой и сонной физиономией, стоящего у двери.

 Григорьев вздохнул.

 -Ну, ладно. Не вижу больше причин и оснований вас задерживать. Подойдите к столу и подпишите это... а также заберите свои личные вещи.

 Он на ватных ногах приблизился к казенному столу, а, когда взял ручку, ему пришлось приложить усилие, чтобы унять дрожь в пальцах.

 -Все? Я... свободен?

 Григорьев вскинул на него глаза, сощурился.

 -Вы не убивали свою бывшую жену. Но это вовсе не означает, что вы кристально чисты перед законом, верно... “гюрза”?

 Он сумел сохранить на лице невозмутимое выражение.

 -Простите, не понимаю, о чем вы. Так я могу идти?

 -Можете, - тусклым голосом сказал Григорьев, - Семин, проводите гражданина...

 Выйдя за пределы территории следственного изолятора, он глубоко втянул в себя прохладный воздух раннего утра. Ох, это сладкое слово свобода... Сейчас домой, принять ванну и... отоспаться, наконец. Отоспаться вволю...

 Однако, это желание ему удалось реализовать не так скоро, как хотелось. Минут пять спустя после того, как он вошел в свою коммуналку, в дверь снова позвонили.

 На сей раз ребята из спецназа на него не налетали. Двое бывших спецназовцев просто стояли по бокам владельца охранно-сыскного агентства “Феникс” Сергея Александровича Ручьёва (среди своих- просто “Ржевского”).

 -Прости, что побеспокоил тебя, Дима, - устало сказал Ручьёв, - Но уж не обессудь. Сейчас съездим с тобой в одно место, и ты подробно мне расскажешь, что произошло...

 Он покосился на невозмутимые физиономии ребят (оба были ему знакомы) и определенно понял - не поедет он добровольно, поволокут силой.

 -Валяйте, шеф, - обреченно сказал он, - Но вам придется заготовить для меня пару литров крепчайшего кофе, иначе я просто вырублюсь.

 Ручьёв тонко усмехнулся.

 -Достаточно одной таблетки, “гюрза”. И кофе не понадобится.

 -Черта с два, - дерзко возразил он, - Я потом сутки от этой “химии” буду отходить. Не пойдет...

 Разумеется, там, куда его привезли, его ожидал “полиграф”, как же иначе?

 Ручьёв устроился на стуле напротив него, опутанного проводами электродов (с груди и до кончиков пальцев). Впрочем, допрос оказался гораздо короче, нежели тот, который ему удалось пережить за последние сутки.

 -Григорьев? - вначале брови Ручьёва изумленно взлетели вверх, - Петька Григорьев?! - и тут, к великому удивлению Дмитрия, шеф “Феникса” хлопнул себя ладонями по коленям... и расхохотался.

 -Не понимаю, почему...

 -И нечего тебе понимать! - теперь железная длань “Ржевского” хлопнула его по плечу, - Тебе невероятно повезло, “гюрза”! Ты же в рубашке родился!

 -Он что, из наших? - осторожно спросил Орлов, но Ручьёв отрицательно помотал головой.

 -Ты будешь смеяться, но... он просто честный парень. Один из немногих, кто еще не забыл, что значит играть по правилам. Смешно, да? Вот так. Человек, добросовестно выполняющий свою работу. Удивительно, как это его начальство лоханулось, поручив ему расследовать это дело... хотя, он же еще и высокий профессионал... Видимо, какой-то мудила решил, что дело простое, и доказать твою вину будет так же просто, как два пальца... об асфальт. Ан нет! Ребята, - обратился он к своим подручным, - Снимите с Димы это дерьмо, я не сомневаюсь в том, что игра велась по правилам... А тебе, “гюрза”, урок на будущее, - на тонких губах играла усмешка, однако, взгляд темно-серых глаз был очень серьезен, - Будь разборчив в связах. В том числе и половых.

 -Да уж буду, - он провел ладонью по лицу, - Ну, а как насчет кофеечку?

 -По такому случаю - даже с коньяком, - подмигнул Ручьёв, - А вообще, парень, я в тебе, похоже, не ошибся, как думаешь?

 Дмитрий пожал плечами.

 -Вам, шеф, виднее...

 

 * * *

 

8.

Свиридов (семнадцать лет назад)

 -Тогда братец Лис ка-ак размахнется, ка-ак ударит второй лапой по смоляному чучелку... И вторая его лапа тоже намертво прилипла.

...Все, принцесса. Время вышло. Ровно девять. Пора баиньки.

 -Ну, па-ап... еще страничечку...

 Боднула его лбом в плечо, хитрюга босая, в пижамке, разрисованной потешным зверьем, с расплетенными на ночь косичками. Маленькая, теплая, нежная... и ужасно хитрющая. Теперь диван в его кабинете - ее излюбленное место. Забраться на него с ногами (непременно чтоб и розовый заяц был под мышкой. Любимая игрушка - может оттого, что Ирина этого смешного “братца Кролика” ей подарила?), прильнуть к отцовскому плечу и... “Папочка, давай сказки читать! По очереди...”

 Но, конечно же, в основном почему-то выпадала его очередь читать сказки.

 Неиссякаемым потоком хлынули воспоминания из собственного детства - а он какие сказки тогда любил? Уж точно не “Золушку”. Нет, “Золушка” в наше время не слишком актуальна...

 Так он раздобыл “Сказки дядюшки Римуса”, и “Малыша с Карлсоном”, и “Мэри Поппинс,” и “Алису в Стране Чудес”, и даже братьев Гримм... правда, прочтя первую же - о покойнике на заброшенной мельнице и ходящих самостоятельно ногах трупа, он решил, что такие сказки слушать его “принцессе”, пожалуй, рановато.

 Зато “Приключения Незнайки” пошли на ура.

 Теперь почти каждый вечер, в восемь, совершался ритуал. Легкие шаги, приоткрывается дверь его кабинета, и юная Принцесса в своей излюбленной пижамке и тапочках - на мысках опять же - о, ужас! - морды розовых кроликов, - проскальзывает в его кабинет. В одной руке неизменный заяц, в другой книжка.

 Время священнодействия. Лучшие часы.

 Единственное, о чем он жалел - почему не организовал такие чтения раньше, гораздо раньше, раньше... года на три?

 -Все, все, все, принцесса, ты же знаешь, я ужасно...

 -Строгий, непреклонный и суровый, - смеется. Теперь она смеется гораздо чаще, - Ну ладно, расскажи хотя бы, как все закончилось? Как потом удалось отлипнуть братцу Лису от ужасного чучелка?

 А действительно, как?

 Вот именно об этом-то у дядюшки Римуса ничего не сказано...

 -А ты сама придумай, как ему отлипнуть. Вот, ложись в постель, закрой свои ясные очи... и поразмысли - как же все-таки несчастному братцу Лису удалось отлипнуть от смоляного чучелка?

 -Ну, ладно, - тяжелый вздох. Уже готовится спрыгнуть с дивана, но останавливается, - Бабушка сказала, ты опять уезжаешь?

 Он снова обнял ее одной рукой за узкие, тонкие плечики.

 -На сей раз, принцесса, совсем ненадолго. К субботе успею вернуться. А в воскресенье... не забыла, что у нас запланировано на воскресенье?

 -Поход на львов! - торжественно объявляет, как заправский конферансье, и тут же - опять тоска в синих очах, - Но до воскресенья так далеко...

 -А ты постарайся себя занять чем-нибудь. Когда человек занят делом, время летит незаметно.

 -Все равно без тебя скучно. И завтракать скучно, и по вечерам...

 -Ну, и опять принцесса скуксилась, да? Ну-ка выше нос, ваше высочество... Знаешь, что? Если б людям периодически не бывало скучно, они не придумали бы себе множества занятий... Кстати, и ты, хитрюга, меня убалтываешь, а ведь уже десять минут назад должна бы находиться в своей комнате, в постели...

 Лукавая улыбка.

 - Я хочу, чтобы ты меня отнес, папочка... Са-ам...

 -Вот еще новости. Ты что же, совсем маленькая?

 -Да. Да, да, да. По сравнению с тобой - ужасно маленькая...

 - И ужасно нахальная... ну, ладно, так и быть, но учти - сегодня уж точно в последний раз!

 Но, конечно, этот “последний раз” повторится и в следующий раз, когда придет конец их вечерним посиделкам, и сердится он, разумеется, притворно, потому что и ему эта игра нравится, и он с удовольствием пронесет на руках свою маленькую принцессу от кабинета до ее комнаты, и, разумеется, не забудет чмокнуть в щеку и пожелать сладких-пресладких снов... и даже дождется, когда тени длиннющих ресниц упадут на щеки, хотя он подозревал, что в большинстве случаев она притворяется, что быстро уснула - просто чтобы сделать ему приятное.

 Вот только относительно каши юная “инфанта”, увы, обещания своего не сдержала. Каши она по-прежнему терпеть не могла. Зато йогурты и сосиски...

 Сонная улыбка.

 -Спокойной ночи, папочка...

 -Спокойной ночи, принцесса, - поправил ей одеяло, чуть приглушил свет ночника, вышел из детской и увидел ожидающую его в коридоре мать. Та выглядела слегка обеспокоенной (впрочем, насколько он помнил, мать всегда находила поводы, миллион поводов для беспокойства...)

 -Игорек, ты не слишком занят? Я хотела бы поговорить с тобой о Нике...

 Он улыбнулся. О Нике? Пожалуй, теперь это лучшая тема для разговора...

 -Где? Пойдем в мой кабинет или...

 -Может, на кухне? Заодно попьем чайку...

 -Согласен...

 Мать уселась напротив него за стол. “Она неплохо выглядит для своих лет”, отметил он. Располнела совсем немного (в молодости, по словам отца, она была “тонкой как тростинка”), седые волосы неизменно аккуратно, даже элегантно уложены, здоровый цвет лица.

 - Так я тебя слушаю, мам...

 -Видишь ли, Игорек, - немного помешала ложечкой в чашке с чаем, сделала небольшой глоток, - С одной стороны, это прекрасно, просто замечательно, что ты, наконец, стал уделять Нике достаточно внимания... Заметил, как она “расцвела”? Раньше, особенно в последние месяцы жизни Ирочки... ну, когда она уже находилась в больнице, и потом, конечно, я без слез не могла смотреть на девочку - бледная, растерянная... Ты знаешь, она так часто начала “уходить в себя”, что меня это стало всерьез беспокоить...

 -Но теперь-то она “в себя” не уходит, - мягко возразил он, - Ты же сама сказала, что она оживилась...

 -Да, - кивнула мать. Вскинула на него темно-серые глаза. Ох, этот вечно встревоженный взгляд... - Но я боюсь, что ты опять бросаешься в крайности... То ты почти полностью игнорировал свою дочь, и это, конечно, было очень плохо... Зато сейчас ты же покатаешь ей буквально во всем! И я боюсь, если так пойдет и дальше, да если еще учесть твои возможности, то ты попросту испортишь девочку! Она уже знает - стоит ей чуть-чуть на тебя надавить, пустить слезу - и ты выполнишь практически любое ее желание! Сейчас-то тебе кажется, то в этом нет ничего страшного, но что будет дальше? Такими темпами ты в рекордно короткие сроки превратишь Нику в махровую эгоистку, в самую настоящую...

 Неожиданно он ощутил злость. Да что это такое? Как долго мать будет держать его за неразумное дитятко? Его! Отца! Отца школьницы!

 -Ты забываешь о том, что Вера лишилась главного. Именно того, что не компенсируешь никакими игрушками, походами по циркам, кукольным театрам и паркам аттракционов, - он начал говорить негромко, но потом непроизвольно повысил голос, - Матери она лишилась, можешь ты это понять?! Прекрасной, молодой, любящей матери! Ты это можешь понять? Нет. Ни ты, ни я, никто из тех, кто подобного не пережил, этого и отдаленно понять не смогут! Я ее не балую, - он перевел дыхание, постарался взять себя в руки, - Я просто наверстываю упущенное. У Веры нет матери, так хоть пусть будет у нее отец. Настоящий отец, не сухарь, не трудоголик, не прощелыга, не тюфяк, не алкаш... Чтобы она была уверена в себе, чтобы, черт возьми, чувствовала себя защищенной. И если у меня есть возможность дарить ей по-настоящему хорошие игрушки, я стану их ей дарить. Если я могу дать ей лучшее, я это ей дам. Не считай меня идиотом, мама, в конце концов. Дело даже не в моем высшем образовании... а в том, что идиотом я был лишь раз в жизни. Я был идиотом, когда игнорировал собственного ребенка. И дважды наступать на те же грабли я не собираюсь. Нет.

 Мать прикусила губу, поднялась из-за стола, приблизилась к плите - он решил, что она сейчас не хочет, чтобы сын видел ее слезы.

 Он тоже встал, приблизился к ней сзади, мягко обнял за плечи.

 -Ну перестань, мам, - сказал как можно мягче, - Давай-ка лучше обсудим другой вопрос - чем Нике заняться: музыкой, танцами, художественной гимнастикой? Она как раз в таком возрасте, когда у детей выявляются таланты...

 Мать обернулась. Глаза блестели, но губах снова появилась легкая улыбка.

 -О чем тут говорить? Танцами, конечно же. Девочка должна танцевать...

 

 * * *

 
Глава вторая


1.

Валентина (пятнадцать лет назад)

 

 -Итак, к завтрашнему дню вы должны будете...

 Ага. Осипов, как обычно. “Купеческий сынок” - толстые красные щеки, нахальные глазенки... Норовит ткнуть ручкой между лопаток Кости Андреева. Андреев - отличник, умница... но тихоня. А тихонь, как среди мальчиков, так и среди девочек, зачастую терроризируют более наглые, агрессивные и (увы!) туповатые сверстники.

 -Коля! Осипов! Ну-ка положи ручку на парту и послушай вместе со всеми домашнее задание...

 Подчинился. Что ж, девятилетки - это не девятиклассники... Так что тебе, Валька, действительно повезло - нашелся в свое время умный человек, посоветовал - если хочешь идти в училки, иди туда, где готовят преподавателей для малышей. В наше время лишь семи-восьмилетки могут учиться добросовестно. И если найти к ним подход, труд учителя даже может показаться благодарным... А как же? Научил хорошо писать, считать, читать - уже благодарно и даже в чем-то благородно...

 -...и выучите стихотворение...

 Так. Ведь не хотела же смотреть в ту сторону! Как любит приговаривать лучшая подруга Олька - “не хотела, а залетела...” (Нет, вот об этом, о “залетах” не нужно, все в прошлом, ошибки молодости, с кем не бывает? Ну, нарвалась на подонка - это что. Необычно? Скорее противоположное в наше время редкость...)

 Не хотела, не хотела... посмотрела. На сей раз золотистые волосы (да за одну эту роскошь парни косяками будут за ней ходить!) заплетены не в две, а одну тугую косичку. Как обычно идеально отглаженная плиссированная юбочка, светлая блузка... Если она и отличается от одноклассников по части одежды, так только в сторону большей опрятности. В этом, безусловно, заслуга любящей бабушки. И - ни тебе золотых сережек в ушах, браслетов, дорогих часиков... и прочего, что кичливо выдает ребенка состоятельных родителей (или родителя). Лишь на шее тонкая серебряная цепочка. Но ее обычно Ника прячет под блузкой. Она, Валентина, как-то просто поинтересовалась, откуда такая цепочка, и услышала короткий ответ: “Это мама мне подарила”. Что ж, дальнейшие расспросы, а тем более требование снять украшение - неприемлемы.

 Так. Посмотрела. Тянет ручонку, огромные синие глаза сияют, на щеках румянец... Мальвина. (“Ника, а ты не хочешь сыграть Мальвину?” Холодный, недетский взгляд. “Не хочу”. “Почему?” “Я и так слишком Мальвина.” Вот именно. Слишком. Слишком недетский ответ. И в глазах недетская тоска. И в голосе...) Впрочем, все давно позади. Теперь это вертушка, резвушка, хохотушка... да еще и танцорка. Что бы вы думали? Спортивные танцы. И, если учесть внешние данные девчонки, будущее у нее весьма перспективное... весьма. (И у тебя, Валька, могла ведь родиться такая же Мальвиночка... Или хотя бы такой миляга как Костик, партнер юной Мальвины по танцам... застарелая боль. Можно тысячу раз проклясть бывшую подругу Ланку, посоветовавшую, как наверняка избавиться от плода, не прибегая к медицинскому вмешательству (а значит, и огласке) - бутылка водки и горячая ванная с горчицей... Можно проклясть эту дуру, из-за “рекомендаций” которой она, Валентина, угодила-таки в больницу, угодила с сильнейшим кровотечением, и тут даже огласка казалась неважной, ибо она вообще чуть концы не отдала... Но сама-то ты знаешь реально, кто виноват? Он, прежде всего он (“Твой ребенок, твои проблемы. Я тебе ничего не обещал”), а наряду с ним - ты. Да-да. Ты сама. Сама дура, сама и расхлебывай. Хотя... все-таки семь лет с тех пор прошло, и медицина не стоит на месте, да и врачиха та - разве не могла она ошибиться? (“Сожалею, милочка, но теперь вероятность забеременеть обычным, естественным путем составляет для вас ноль целых, ноль десятых процента. Увы. В таких делах как аборты, даже медицинские, всегда имеется риск осложнений... А вы тут, студентка гуманитарного вуза, ведете себя, как “темная” крестьянка... Так что себя, прежде всего, вините в том, что когда-нибудь муж вас спросит, почему дети (усмешка, за которую ту стерву вообще следовало придушить) не получаются...”)

 Но ирония судьбы состоит в том, что детей у нее теперь полно (и не все такие выродки как Осипов. Есть и ангелы... с огромными синими глазами), а вот насчет мужа - увы-с. Даже бойфренд... был, да сплыл. Ну и черт с ним. Черт с ним.

 -Что ты хочешь сказать, Ника?

 Прелестное личико озаряет ясная улыбка.

 -А можно, я другое стихотворение выучу? Это мы с папой выучили уже давно...

 Вот так. “Мы с папой...”

 (“Валентина Михайловна, - сокрушенный взгляд, укоризненное покачивание головой, - Я понимаю, что молодость, что неопытность... но ведь это еще и глупость! Хорошо, что Свиридов оказался... гм... разумным человеком. Я бы даже сказал, он проявил в отношении вас благородство, сказав, что вы хорошо разбираетесь в детской психологии... Если бы вы так же хорошо разбирались в экономике! И понимали, за чей счет мы существуем! Да, именно за счет обеспеченных, влиятельных, подчеркиваю - влиятельных родителей наших учеников! Да-да. Цинично? Это правда жизни, Валечка. Это наша реальность... И не нужно только протестующе поднимать руку и напоминать о каких-то там завышенных оценках, любимчиках и прочем. Мы, в нашей гимназии, как раз действуем гораздо принципиальнее учителей других школ... Мы используем к каждому ребенку индивидуальный подход... Мы...” и проч., и проч., и проч., а в результате - выговор. За неэтичное поведение. И все коллеги в один голос согласились, что это еще “милосердно”, а та крыса, что отвратительно, из рук вон плохо преподает географию, заметила, что она за такое, будь ее воля...

 Хорошо, не ее воля. И хорошо, что он оказался действительно умным человеком.

 Он. Скоро очередное родительское собрание, и, значит, будет он, после того визита к директору он лично посещал все собрания, лишь раз не сумел прийти, но явился через неделю, чтобы все же побеседовать с ней, Валентиной, о дочери... и не только. Как долго они беседовали? Для нее, во всяком случае, время пролетело незаметно... Затем он предложил ей довезти ее до дома на своей сверкающей “Тойоте”, но она отказалась, под выдуманным предлогом отказалась, чтобы окончательно не потерять головы... Хотя это, пожалуй, уже произошло.

 Конечно, произошло, раз при одной только мысли о родительском собрании она тут же вспоминает его открытое лицо, совсем еще молодое лицо, чуть насмешливые серые глаза, с нарочитой небрежностью упавшую на высокий лоб прядь густых темных волос...

 Нет, она определенно спятила. Надеяться на что-то с его стороны - это, простите, со свиным рылом в калашный ряд соваться. Вот если б ее папочка тоже держал свое дело (а не шлялся по пивнушкам, где ему, в конце концов, череп и проломили -ей, Валентине, тогда было четырнадцать), тогда, возможно... да и то не факт. Она, конечно, не уродина... но таких не-уродин в нашей стране по сотне (если не больше) на одного стоящего холостяка приходится... Так что, девочка, выброси эти сказки про “золушек” из головы.

 Ладно. Еще полгода - и Ника перестанет быть ее ученицей, следовательно, и с ее отцом она больше не столкнется... Как грустно. И несправедливо...

 -Да, Ника, конечно, выбери другое стихотворение... по желанию. Тихо, ребята, тихо! На остальных это не распространяется!

 -Свиридова, за тобой “тачка” приехала! - опять этот гад Осипов. Прилип носом к оконному стеклу. И прочие оживились, в глазах - нетерпение: “А за мной, за мной приехали?” Помимо Ники еще девятерых детей развозят по домам шоферы (и одновременно охранники). Да, вот они, все прелести социального неравенства. Дети на “Мерседесах”, а училка? Конечно же, на трамвай...

 

 * * *

 

 А вот и они, родители. Входя в класс по одному, рассаживаются за столами - слишком низкими, тесными для них.

 -Добрый вечер, Валентина Михайловна...

 -Добрый вечер...

 -Здрасьте...

 -Приветствую вас, дорогая Валентина Михайловна, - масляный взгляд, слишком тщательно прилизанные волосы. Отец Сережи Семеняко. Прожженный бабник, очевидно... (Чем преподавательница моложе и симпатичнее, тем больше отцов является на родительские собрания) Явное преувеличение. Все же в основном родительский коллектив состоит из мамаш...

 Она бросила короткий взгляд на часы. Без двух минут шесть. Пора бы начинать...

 -Кого мы ждем, Валентина Михайловна? - раздраженный голос мадам Осиповой - слоноподобной толстухи, увешанной золотом (посмотрите на меня, я преуспеваю!), - Пора бы начинать...

 Она демонстративно раскрыла журнал.

 -Нет еще троих...

 (Причем, двое из них вообще не склонны посещать подобные сборища, ну а третий... тот, из-за кого она и задерживает собрание, очень пунктуален... ни минутой раньше, ни минутой позже. Если он и придет, то ровно в шесть... “Выброси из головы эту блажь, Валька, и немедленно! Немедленно!”)

 Тем не менее она продолжала следить за секундной стрелкой (что ж она так медленно ползет?)

 Все. Поравнялась с цифрой 12. Пора начинать. Сегодня, по-видимому, он прийти не смог...

 Взгляд красавицы Иващенко.

 - Действительно, чего мы тянем, Валентина Михайловна? Пожалуй, больше никто не придет...

 Да. Нечего тянуть.

 Она встала из-за стола.

 -Итак, сегодня нам следует обсудить несколько вопросов, и первый из них...

 И тут дверь все-таки распахивается.

 -Добрый вечер, Валентина Михайловна... простите за опоздание, Бога ради, виноват... 

 Она знала, что покраснеет... и покраснела, конечно же.

 -Добрый вечер, Игорь Генрихович. Мы только начали разговор... присаживайтесь.

 Улыбка, всегда кажущаяся чуточку ироничной.

 -Благодарю вас...

 Проходит к задним рядам, провожаемый заинтересованными взглядами мамаш. Еще бы, молодой, симпатичный вдовец, к тому же преуспевающий коммерсант...

 И снова прилив досады. Досады на себя, на ехидный взгляд красотки Иващенко... (“Разве так трудно понять, чьего появления вы так ждали, миловидная и незамужняя Валентина Михайловна?”)

 Досада всегда успешно помогала ей взять себя в руки. Теперь голос звучит тверже. Он даже немного холоден.

 - Итак, вначале я объявлю вам результаты контрольных работ. К сожалению, успешно с работой по математике справились лишь двое - Саша Богданов и (не смотри в его сторону!) Ника Свиридова. Основными недочетами явились неумение...

...Что ж, если у вас больше нет вопросов, на этом мы и закончим. Желаю вам всего доброго.

 Вернулась за стол, начал педантично укладывать в сумку методические пособия, конспекты...

 “Всего доброго, Валентина Михайловна...” “До свидания...” “Всего хорошего...”

 “До свидания, Софья Георгиевна... До свидания, Михаил Андреевич... До свидания, всего хорошего...”

 Разошлись. Опустел класс. Все, Валька, закончилась твоя рабочая неделя. Дома ждет мама, ждет заботливо приготовленный мамой ужин, ждет чистая и холодная постель... И так будет продолжаться из года в год, из молодой и незамужней училки она превратится в старую деву... Одно поколение малышей будет сменять другое, а прежние малыши превратятся в юношей и девушек, и их сегодняшние проблемы станут казаться такими смехотворными... “Помните, Валентина Михайловна, как вы учили нас решать арифметические задачки в два действия и объясняли правила правописания?” И Олежка Сибирцев, сейчас дергающий за косички симпатичную Оленьку Иванцову, станет, волнуясь, дожидаться ее появления у памятника Великому Поэту, сжимая во вспотевшей ладони букет тюльпанов... Впрочем, может, и не станет. Симпатии с возрастом тоже меняются...

 Она выключила в классе свет, спустилась в вестибюль.

 -Припозднились, милая? - это уборщица, пенсионерка Антонина Ивановна. Она пожала плечами.

 -Собрание затянулось, как обычно...

 Так, дубленка, шарф... связанная мамой шапочка. Сегодня не слишком морозно - от силы, минус пять. Да еще и легкий снежок...

 -Ну вот, наконец-то я вас дождался... - мягкий голос, мягкая улыбка... Снежинки опускаются на темные волосы и ворот дорогого пальто. “Кажется, такая кожа называется нубук”, машинально отметила она.

 -Вы хотите поговорить со мной о Нике?

 -Нет, - его манеры непринужденны, и то, как он берет ее под локоть, не выглядит вульгарно. Напротив, вполне естественный жест. - Я жду, когда же вы, наконец, позволите мне проводить вас до дома...

 -Послушайте, в этом нет необходимости, Игорь Ген...

 -Можно просто Игорь? Обращаясь ко мне по имени-отчеству, вы заставляете меня чувствовать себя просто-таки стариком... А мне ведь всего тридцать три.

 -В таком случае... - она запнулась. Что дальше? “Называйте и меня просто Валентиной? Или даже Тиной?” Не означает ли это согласия? “Я согласна не только на то, чтобы вы довезли меня до дома, но и на... прочее? Прочее, что может последовать за этим?”

 Пожалуй, его взгляд слишком серьезен.

-Давайте будем откровенны, Валентина Михайловна, мы ведь с вами взрослые люди... Мои попытки ухаживания вам... неприятны? Я вам несимпатичен? Меньше всего мне хочется казаться навязчивым...

 Она постаралась взять себя в руки. Постаралась отвести от него взгляд.

 -Дело вовсе не в этом. Но я все-таки...

 -Вы являетесь педагогом. С тем же успехом вы можете быть экономистом, юристом... или даже простой швеей. Если б вы работали под моим началом, здесь, конечно, можно было бы говорить о различных “но”, ибо служебные романы, я убежден, ни к чему хорошему не приводят... Но здесь и речи не идет ни о какой зависимости, верно? Тем более, что через четыре месяца Вера перестанет быть вашей ученицей... или... я должен ждать еще четыре месяца?

 Теперь улыбка исчезла не только из его глаз. Теперь его лицо было абсолютно серьезным.

 “Держи себя, Валька, в руках... Уж такому-то мужчине к легким победам не привыкать, верно?”

 Но и на любителя “легких побед” он вовсе не похож...

 Она отвела от него взгляд. Под фонарем кружились в хаотичном танце сцепившиеся друг с другом снежинки, совершенством своих изысканный форм наводящие на мысль о высшем и добром Разуме...

Как же ему объяснить, что для нее все слишком серьезно? Что, возможно, она до двадцати шести лет не вышла замуж потому, что слишком серьезно относится к таким вещам?

 Или она просто... трусиха? Боится снова обжечься? Боится очередного разочарования?

 А жалеть она станет? Станет ли она жалеть о сегодняшнем отказе? Ведь другого такого же предложения может и не последовать... В таком случае, не лучше ли просто довериться тому, что в сентиментальных романах именуется “зовом сердца”?

 Она через силу улыбнулась.

 -Четыре месяца, это, пожалуй, слишком долго... Игорь.

 

 * * *

2.

 Свиридов (пятнадцать лет назад)

 

 -Мама, я хотел бы с тобой поговорить... точнее, посоветоваться.

 Спокойный взгляд.

 -Думаю, давно пора, Игорь. Для начала может, расскажешь, кто она?

 Усмешка при виде его легкой растерянности.

 -Не считай свою мать слепой, выжившей из ума старухой... У тебя появилась женщина, это очевидно. Все серьезно?

 -Не знаю... Хотя, пожалуй, серьезно. Это совершенно не похоже на то, что когда-то было у нас с Ириной, но... может, это и хорошо. Да и с Ириной у них мало общего...

 Мать уселась напротив него за стол.

 -Я все ждала, когда же это произойдет... Когда ты, наконец, окончательно оживешь. И если эта женщина действительно достойная, я буду только счастлива за тебя. Так кто она?

 -Учительница. Двадцать шесть лет, не замужем. Ты немного знакома с ней, мама. Познакомилась с ней три года назад.

 Мать слегка побледнела - или ему это просто показалось? Нет, не показалось. Побледнела.

 -Учительница Ники?

 -А что в этом плохого? По-моему, Вера к ней даже привязана...

 Мать встала из-за стола (лицо замкнутое), отошла к плите.

 -Я надеюсь, что окажусь неправа, но... ты должен быть готов к тому, что с Никой поначалу тебе придется нелегко... когда ты ей сообщишь о своем решении жениться повторно.

 Он почувствовал легкую досаду.

 -Вера - умный ребенок. Я бы даже сказал - очень умный... для своего возраста. И, если объяснить ей все достаточно тактично...

 Мать обернулась. Усмехнулась с горечью.

 -Ум здесь ни при чем, Игорь. Я же тебя предупреждала еще три года назад... Неужели ты до сих пор не видишь очевидного? Ника - прелестный ребенок... Прелестный внешне и, разумеется, она умница. Но, помимо этого она очень эмоциональна и, прости Игорь, она эгоистична. Фундамент этого эгоизма заложила еще Ирина, а ты этот фундамент только укрепил.

 -Хватит! - он тоже поднялся из-за стола, - В свое время для меня было очевидным другое - твоя тщательно скрываемая неприязнь по отношению к Ире. Теперь эту неприязнь ты переносишь на Веру только потому, что она слишком напоминает Ирину? Извини, но я больше не желаю слышать твоих домыслов в отношении моей дочери. Не желаю!

 Вышел из кухни. Возможно, мать даже расплачется... что, впрочем, в ее критическом возрасте вещь обычная. Слезы по поводу и без повода. И вечные надуманные проблемы! Абсолютно надуманные!

 Он приоткрыл дверь детской. Дочь, как обычно, раскинулась на кровати, одеяло сбито в сторону, разметались по подушке золотистые пряди... Он подошел к ней, осторожно поправил одеяло.

 -Папочка... - сквозь сон. На лице улыбка. Нагнулся, поцеловал ее в лоб. Дрогнули мохнатые ресницы...

 -Спи, принцесса. Добрых снов.

 -Добрых снов, папусечка... - нежный, сонный голос. Повернулась на бок, привычно подсунула ладошку под щеку.

 Чем объяснить столь неприязненное отношение матери к этому ангелу? Может, той же ревностью, что когда-то она питала в отношении Ирины? Но, Боже, как это глупо... Как нелепо...

 Он постарался переключиться на мысли о Валентине. Нет, первое впечатление не было обманчивым - она утонченна, хрупка, уязвима... Нежная любовница, интересный и умный собеседник и просто понимающая женщина. С ней легко. С ней можно быть откровенным, с ней не нужно стараться выглядеть значительнее и сложнее, чем ты есть на самом деле...

 И как можно говорить о каких-то “проблемах”, которые могут возникнуть с Вероникой, если Вероника уже привязана к ней? Смешно, право.

 Завтра он поговорит с дочерью, поговорит, конечно же, тактично (необходимо сделать скидку на ее возраст) и, разумеется, убедит ее в том, что его женитьба вовсе не означает предательства...

 “Не означает, Свиридов?” Его взгляд упал на фото Ирины, фото в черной рамке, стоящее на его столе. “Так ли уж не означает?”

 На мгновение он ощутил озноб: во взгляде улыбающихся глаз умершей ему почудилась саркастическая усмешка. Он взял фотографию со стола и поставил ее в шкаф. Лицом к стене.

 

 * * *

 

 Позднее он думал, что его должно было хотя бы насторожить ее молчание... Или даже то, что она первой начала разговор.

 -Папочка, у тебя все нормально? У тебя... неприятности?

 Он слишком глубоко задумался за завтраком, задумался как раз о том, как начать разговор с ней... а она начала его сама. Она смотрела на него своими тревожными, немыслимо синими (как у Ирины!) глазами.

 -Папочка, у тебя неприятности?

 Его улыбка определенно выглядела фальшивой. Фальшивым был его взгляд. И, что самое худшее, фальшивыми (донельзя фальшивыми!) были слова... “Видишь ли, малыш, маму уже не вернешь... Видишь ли, малыш, скоро ты вырастешь, у тебя будет своя жизнь... Видишь ли, малыш, ты должна... нет, я уверен, ты поймешь меня...” И совсем уж чудовищное: “Валентина Михайловна тоже тебя любит...”

 А скажите, какими словами он еще мог замаскировать собственное ничтожество?

 А она молчала. Просто молчала. Ее глаза были широко раскрыты, взгляд сосредоточен, губы плотно сжаты.

 -Ну, ты понимаешь меня, принцесса?

 ...и еле слышное: “Понимаю, папочка”.

 

 Что она поняла, он узнал, уже находясь в здании аэровокзала (позднее он с ужасом думал, а если бы “сотовый” запищал, когда он уже находился бы в воздухе, в салоне лайнера, уносящегося в город, удаленный на полторы тысячи километров от нее?) Впрочем, если бы, да кабы...

 Так или иначе, телефон зазвонил, когда он еще находился в здании аэровокзала, и поднеся трубку к уху, он услышал срывающийся, исполненный паники, почти стонущий голос матери:

 -Игорь, Ника пропала, слышишь? Возвращайся немедленно, Игорь, немедленно, слышишь, Ника пропала!

 Почему-то в первое мгновение явилась смутная ассоциация - нож, легко входящий со спины - прямо в сердце. Нож, всаживаемый в спину хладнокровной рукой убийцы. Вначале это не больно... нет, совсем не больно. Просто ты вдруг осознаешь, что не можешь дышать. Не можешь пошевелиться. Не можешь произнести ни слова.

 А через секунду хлынет горлом кровь... и слова будут вообще ни к чему.

 Впрочем, если и возникло это жуткое ощущение, то длилось оно не более пары секунд. В следующее мгновение ему удалось взять себя в руки. И голова заработала четко и ясно. Очень четко и очень ясно.

 Прежде всего связаться с начальником угрозыска (они, хоть и “шапочно”, были знакомы), вернуться домой (разумеется, деловую поездку пришлось отменить. Не перенести - отменить).

 Когда он вернулся домой, там уже находились и милицейские начальники, и сам директор гимназии (казалось, его самого вот-вот хватит удар) и, конечно, охранник, проворонивший ее бегство.

 Именно бегство, ибо его дочь попросту сбежала с уроков. Вышла на перемене между вторым и третьим учебными часами в школьный дворик - вместе с другими детьми (стоял сентябрь, благословенная, теплая пора “бабьего лета”), а на третьем часу занятий ее уже не было. И учитывая то, что школьный двор огражден отнюдь не бетонной стеной, а фигурной металлической оградой, совсем нетрудно догадаться, как легко ей удалось уйти.

 Если, разумеется, ушла она сама.

 -Мы уже разослали описание вашей дочери во все райотделы милиции, дано указание патрульным обращать внимание на...

 Он рассеянно слушал начальника розыска, а в мозгу билось: “Если б не сегодняшний бредовый разговор...” А затем - разве все началось с разговора? Разве не началось все гораздо раньше?

 А еще стучал в ушах угасающий голос Ирины: “Ты дал слово, Игорь... Дал слово...”

 Можно было зажать уши ладонями, но это ничуть не помогло бы. Можно было зажмуриться, но перед мысленным взором тут же вставало нежное детское лицо, ангельски прелестное, с невероятно расширившимися синими глазами.

 “Я же себе никогда не прощу, если с ней что-нибудь случится...”

 А следующая мысль была еще ужаснее: “Как я жить буду без нее? Как я смогу дальше жить, если с ней что-то случится?”

 Зазвонил телефон, он схватил трубку, прокричал: “Слушаю?!” Щелчок... и короткие гудки. Глянул на определитель номера - из таксофона скорее всего звонили. Она? Опять напряженное ожидание. Отсчет секунд... Проклятый телефон!

 Снова звонок. Снова коршуном на аппарат. Если даже похищение (а это разве исключено, учитывая положение, которое он занимает?), все-таки остается надежда... Он согласится на любые условия, он все отдаст, черт возьми, все, что имеет, что сейчас значат деньги в сравнении с тем, что может случиться с ней?..

 Услышал женский голос. Крайне обеспокоенный.

 -Игорь, Ника нашлась?

 И (он даже непроизвольно стиснул зубы) накатила черная волна злости - что ты-то понимаешь, сука? Знаешь ли ты, что все это из-за тебя?

 Стоп. Стоп. Снова пришлось приложить усилие, чтобы совладать с собой. Ни малейшей ее вины нет в случившемся. Если и есть чья-то вина, то только твоя. Только твоя.

 Промямлил: “Ничего пока не известно”, не дождавшись ответа, бросил трубку. Столкнулся с напряженным и в то же время сочувствующим взглядом милицейского начальника. Отвернулся. Снова слух резанула трель звонка.

 -Слушаю?

 -Алло? - неуверенный подростковый голос. Ломающийся голос юноши, - Скажите, у вас есть дочь Вероника, девяти лет?

 

 * * *

 

3.

Дмитрий (пятнадцать лет назад)

 

 Если бы десятикласснику Дмитрию Орлову было известно присловье о благих намерениях, которыми, как известно, вымощена дорога в ад, он несомненно решил бы, что сие как раз относится к тому, что произошло с ним тем ясным сентябрьским деньком, который он рассчитывал провести просто-таки замечательно...

 А что? Все к тому и шло... Ему легко удалось отпроситься с последнего урока - причина являлась в высшей степени уважительной: мать попросила его отвезти больной бабушке лекарства (что-то там то ли “от сердца”, то ли “от давления”... он не слишком в этом разбирался).

Бабка жила в поселке - от города двадцать минут езды на электричке. Денег, выданных матерью, должно было хватить не только на билет - туда и обратно, - но и на запретную пачку “Явы” и, более того, на поход в кино... Поход с Ленкой, которую ему наконец-то, с величайшим трудом, удалось уломать. Значит, вечер обещал быть лучшим, чего можно было ожидать от этой пятницы...

 Знал бы, как все повернется, точнее, чем обернется, пожалуй, проигнорировал бы ту пигалицу в черной плиссированной юбочке, голубой блузке и с ранцем за плечами... Проигнорировал бы - и черт с ней. Мали ли почему она шлялась по зданию вокзала, в толпе мешочников? Ну, подошла к ней толстая баба в длинной цыганской юбке, ну стала убалтывать, ну...

 Черта с два. Он же видел - девчонка растеряна. Возможно, потерялась пигалица... Да еще ее чистенький, аккуратный, благополучный вид... Плюс - школьный ранец за плечами...

 Хуже всего было то, что она напомнила ему Светку - младшую сестренку, погибшую полтора года назад в автомобильной аварии. Он даже ощутил легкий прилив тошноты... Что такая малявка делает одна на вокзале, среди подозрительного люда? И что этой старой цыганке от нее нужно?

 Он подошел ближе и уже отчетливее разобрал бормотание цыганки: “Пойдем со мной, деточка, у нас хорошо, ты наверное хочешь есть? Мы тебя накормим, пойдем, тебе будет хорошо...”

 Она уже ухватила пигалицу за руку, почти тащила за собой к выходу, а у выхода переминался с ноги на ногу какой-то подозрительный мужик средних лет с очень неприятным, грязным взглядом... И в это мгновение Дмитрий столкнулся глазами с девчушкой и понял, что вид у нее... совершенно обалдевший.

 В два прыжка настигнув цыганку с ребенком, он схватил девчонку за другую руку.

 -Ты куда, Наташка? Я тебя полчаса ищу!

 Огромные глаза пигалицы сделались изумленными, но он уже обращался к цыганке:

 -Отпустите мою сестру, куда вы ее тащите?

 Баба немедленно выпустила руку ребенка, забормотала что-то скороговоркой, пересыпая русскую речь цыганской, но он уже тащил девчонку в противоположную сторону, к противоположному выходу, выходу в город, и она послушно шла за ним, видимо, еще не выйдя окончательно из состояния легкого гипнотического транса, в который ее ввела цыганка.

 Она остановилась и заартачилась, уже оказавшись на улице. Возле здания вокзала. Впрочем, он и не собирался тащить ее дальше, да и куда ее тащить? Разве что в детскую комнату милиции, но где таковая находится, он, увы, не знал. И стражей порядка, как назло, нигде не было видно - в нужный момент те обычно как сквозь землю проваливаются...

 -Куда вы меня тащите? -голос сердитый, но не испуганный. Тут, наконец, он обратил внимание на то, что девчушка прехорошенькая - просто-таки “живая кукла”.

 Он отпустил ее ручонку и присел перед ней на корточки.

 - Ты почему не в школе?

 Ожидал, что она ответит: “Уроки уже закончились” (собственно, по времени они действительно уже должны были закончиться), а услышал неожиданное:

 -Я... сбежала, - и тут же щеки девчонки стали пунцовыми от смущения, - С третьего урока.

 Он присвистнул.

 -И куда же ты бежала? Вообще, что ты делала на вокзале?

 Малышка переступила с ноги на ногу, чуть насупилась.

 -К бабушке хотела уехать... к бабе Вере. В Красноозерск.

 Красноозерск? Он едва не расхохотался. Это же тысяча с лишним километров от Города...

 -А мама твоя знает, куда ты собралась ехать? - спросил с напускной строгостью, и тут пигалица его деморализовала окончательно - она разревелась. Причем, плакала совершенно бесшумно. Личико кривилось, из глаз (просто-таки очей) выкатывались огромные прозрачные капли, и она их время от времени стирала ладошками.

 Он вздохнул, наконец-то осознав, что взвалил на себя некоторую ответственность, правда, насколько чревата была сия ноша, он, разумеется, еще не догадывался.

 Достал из кармана носовой платок, протянул ей.

 -Ну-ка, перестань реветь. Перестань... и расскажи все толком. Слышишь?

 Кивнула. Но платок не взяла. Свой достала. Из кармашка блузки. Причем, идеально чистый.

 И высморкалась в него деликатно (нет, премиленькой была эта ссыкуха!)

 -Ну все, успокоилась?

 Опять кивок.

 -Кстати, я Димон, - вполне серьезно протянул ей руку, и маленькая ладошка утонула в его ладони.

 -Вероника... можно просто Ника. Мне девять лет.

 Он улыбнулся, и малявка неуверенно улыбнулась в ответ.

 -Так. А теперь - с начала. От кого убегаешь?

 Отвела взгляд.

 -Ни от кого...

 -Ну, а мама твоя...

 -Нет у меня мамы! - личико снова раскраснелось, а глаза опять заблестели - никак, готовится разреветься по второму разу? - Она... умерла. Три года назад.

 -Ясно, - он ощутил неловкость. И нескладно погладил ее по светлым, аккуратно заплетенным в косичку волосам. - Ну, а живешь с кем? С папой?

 -Папой... и бабушкой.

 -Ну а они знают, куда ты собралась намылиться?

 Тут хорошенькая малявка отвела глаза, что он узнал, что папе она теперь не нужна, у него Валентина Михална, а раз папе она не нужна, так и ладно, она поедет к бабе Вере, та ее любит и скучает, и...

 -Подожди, - оборвал он ее весьма бессвязные речи, - Ладно, папе ты, положим, не нужна, а бабушка как же? Она же наверняка волнуется?

 Юная путешественница загрустила.

 -Может, все же отвезу я тебя к бабушке? Где она живет?

 Замотала головой - косичка запрыгала из стороны в сторону.

 -Вы не понимаете! Там же папа и эта... И вообще я не хочу!

 -Ну тогда просто позвони бабушке, - предложил он, - Она же волнуется, ждет тебя из школы... Надо позвонить?

 Тяжкий вздох.

 -Надо...

 -Ну вот. Видишь, телефон-автомат? Идем звонить?

 Вопросительный взгляд.

 -Вместе?

 На сей раз вздохнул он.

 -Ну, вместе...

 И тут же горяча ладошка с готовностью ухватилась за его руку. Ну и доверчивая же, дуреха... Как такого ребенка вообще одного выпускают в эти “каменные джунгли”, полные насильников, извращенцев... и цыган?

Пока шли к телефону-автомату, в голове его уже созрел план. Если малявка не желает добровольно возвращаться домой, придется водворить ее в родные пенаты хитростью...

 ...Впоследствии его спросят, отчего он принял такое горячее участие в судьбе доселе не знакомой ему “малявки”, спросят неоднократно и отнюдь не доброжелательно...

 Но он так толком и не сможет ответить. Просто именно так и нужно было поступить. Именно так... а не иначе.

 Вот и все. Так и не иначе.

 Определенно таксофоны в их городе не были рассчитаны на детей - малявке пришлось встать на цыпочки, и то она еле-еле дотягивалась до клавиатуры с цифрами.

 -Ладно, назови свой номер, я его сам наберу...

 Назвала. Память на цифры (да и не только на цифры) у него была отличной. Он пару раз повторил про себя этот номер - на тот случай, когда ему придется набирать его уже без нее.

 -Ну, говори, - протянул ей трубку. Пара гудков, а затем - мужской голос. Девчонка тут же покраснела и шмякнула трубку на рычаг. В глазах - испуг.

 -Там папа... Почему он дома?

 Потому, что тебя уже хватились, дуреха!

 -Знаешь, - он постарался улыбнуться ей как можно обаятельнее, - Давай-ка...зайдем в кафе-мороженое, видишь? Вон, через дорогу... Любишь мороженое?

 Кивок.

 -Ну... и обсудим, что дальше делать.

 -Да, - а в глазах уже надежда (ну, подскажи, что же делать! Ты можешь, я вижу!)

У него на миг даже сердце защемило. Действительно, причиндалы надо бы оторвать такому папаше, который путается с бабами вместо того, чтобы за ребенком следить (раз уж матери у нее нет).

 И деньги, на которые должны были быть приобретены для них с Ленкой билеты в кино, были им потрачены на покупку пигалице с синими как небо глазами порции мороженого и газировку.

 Когда они, наконец, устроились за столиком, он сделал вид, что спохватился.

 -Слушай, я же другу своему забыл звякнуть! - шмякнул на стул свою спортивную сумку с лекарствами, книгами и парой кофт для бабки, - Постережешь? Я быстро.

 Настороженный взгляд.

 -А вы не уйдете?

 -Ну куда же я уйду? Ты пока мороженое лопай... и за сумкой моей присмотри.

 Снова перебежал дорогу. Набрал только что узнанный у нее номер. Услышал резкое, отрывистое, взволнованное:

 -Слушаю?

 -Алло, - неуверенно сказал он, - Простите, у вас есть дочь по имени Вероника, девяти лет?

 В трубке повисла тяжелая пауза. И снова отрывистое:

 -Где она?

 -Она со мной, - лишь в это мгновение стало охватывать его предчувствие того, что не всегда благие намерения приводят... в рай. Отнюдь не всегда, - Угол Каштановой аллеи и площади Революции девятьсот пятого года. Знаете кафе-мороженое “Теремок”?

 Пауза. Но пауза лишь в трубке. В комнате переговаривались, он слышал мужские голоса.

 И снова в трубку. Сухо, холодно, отрывисто.

 - Чего вы хотите? Назовите сумму.

 От изумления он даже вначале не нашелся, что ответить, потом его охватила досада.

 -Лучше приезжайте скорее и забирайте своего ребенка, - в тон мужчине ответил он, - Не могу же я вечно удерживать ее в кафе...

 Бросил трубку на рычаг, быстрым шагом, почти бегом направился к кафе... Слава Богу, на месте. Чинно сидит за столиком, аккуратно лопает мороженое, пломбир с вишневым сиропом. Глаз не сводит с его сумки.

 -Вот и я, - он опять улыбнулся, правда, подозревал, что на сей раз довольно фальшиво это у него получилось, - Так что будем делать?

 Снова в глазах тоска.

 -Я не знаю...

 -А домой, значит, категорически возвращаться отказываешься?

 Поджала губы.

 -И все из-за того, что твой папа...

 -Вы не понимаете! - перебила с горячностью, - Он же маму мою предал! И меня... - опять глаза заблестели. - Я теперь ему не нужна - ну и ладно... Пусть целуется с этой... Валечкой.

 Он невольно улыбнулся. Детская это ревность или уже... женская? Миленькая кроха... но уж излишне доверчивая. Хоть на дебилку вовсе не похожа...

 -Ну, а в каком классе учишься?

 - В четвертом, - с гордостью, - Вторая гимназия, на Моховой...

 Он в очередной раз присвистнул. Теперь понятно, почему папаша решил, что дочь похитили с целью выкупа... Небедный, явно небедный папаша. Дети бедняков - вроде него, - в таких заведениях не обучаются.

 -Понимаете, за мной Костя после занятий заезжает, - охотно пояснила пигалица, - Ну, и мне пришлось сбежать... с третьего урока. У нас ограда такая... в общем, через нее легко перелезть, - и девчушка очаровательно улыбнулась.

 -Ну ты... шпана, - одобрил он, - И все-таки большая уже, должна соображать - так просто до Красноозерска тебе не доехать...

 Она невозмутимо слизнула с ложечки мороженое.

 -Как-нибудь доехала бы. Доезжали же раньше... ну, в старину, всякие беспризорники до моря? Я читала... и в кино видела...

 Он усмехнулся.

 -Так то - кино... Нет, несерьезно это. Совсем несерьезно.

 Она внезапно посерьезнела.

 -А вы... кто? Вы студент, наверное, да?

 Он помотал головой.

 - Всего лишь десятиклассник. Учусь...

 В этот момент стукнула входная дверь, и в кафе почти одновременно возникли трое - двое качков в штатском и мужчина средних лет, не столь накаченный и с лицом гораздо более интеллигентным.

 Дальше все происходило по канонам дешевых, третьеразрядных боевиков, и Дмитрий, несомненно, расхохотался бы... если б его через пару секунд не сдернули со стула и не повалили на пол, лицом вниз.

 -Папа... - изумленно ахнула девчушка, после чего была подхвачена мужчиной с интеллигентным лицом на руки, а в это время десятиклассника Орлова тщательно обыскали, изъяли из кармана джинсов перочинный нож и, ткнув тяжелым ботинком прямиком в селезенку, приказали встать, а, едва он встал, руки ему тут же сковали наручниками.

 -Папа, за что его так?! - в полной тишине раздался пронзительный голос девчушки. Дмитрий вскинул голову и послал ей довольно кривую улыбку: “Прости, малявка, сам нарвался...”

 Выведя из кафе, его запихнули в фургон без окон, и, наконец, осознал десятиклассник Орлов, что не видать сегодня его бабке никаких лекарств, а сам он вряд ли насладится свиданием с красивой и капризной Леной...

 Впрочем, это было определенно не самым худшим, что сегодня его ожидало...

 * * *

 

4.

Свиридов (пятнадцать лет назад)

Он подумал, что все происходящее напоминает кошмарный сон. Именно в снах события разворачиваются так стремительно и так абсурдно. Правда, в снах не бывает сильнейшей головной боли... как правило. Боли, железным обручем сковывающей и лоб, и виски, и затылок...

 Выходя из машины, уже перед домом, он снова подхватил Веронику на руки, но та неожиданно начала брыкаться, пару раз довольно болезненно заехала ему кулачком в нос, а один раз умудрилась так лягнуть в пах, что он едва не взвыл от боли.

 Все-таки он затащил ее дом, и тут с ней случилась истерика, ужасная истерика, с рыданиями и подвываниями и искренними признаниями в ненависти к нему, родному отцу-предателю (“предатель” повторялось неоднократно).

 Будь на ее месте девица постарше, лет хотя бы на пять, несомненно заслужила бы пощечину, но поднимать руку на ребенка?

 -Игорь, иди к себе, - совершенно больной голос матери, в одночасье постаревшей лет на десять, - Я ею займусь...

 На ватных ногах стал подниматься по лестнице. Обернулся и увидел, что Вероника судорожно обнимает дорогую бабулю, а всхлипы постепенно сходят на нет.

 Тут сердце опять стиснула железная длань, и он решил, что самое время начать пить корвалол... впрочем, эту мысль он отбросил, ибо и коньяк - средство неплохое. Проверенное.

 Закрылся в своем кабинете, рухнул на диван. Нет, ничего еще не закончилось... Предстоит еще много неприятных (крайней неприятных!) вещей. Кстати, что будет с тем симпатичным кареглазым парнишкой, благодаря которому нашлась беглянка? Есть ли надежда, что эти костоломы быстро разберутся в своей ошибке?

 Нет, парень определенно вреда его дочери не причинил. Просто мальчишка (а на вид ему лет шестнадцать-семнадцать, не больше) еще слишком юн для того, чтобы убедиться на собственном опыте, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным... Что ж, теперь убедится.

 ...Спустившись вниз, увидел, что Ника уснула на диване, а его мать сидит рядом с ней.

 -Только не говори, Бога ради, что ты меня предупреждала, - немного хрипло сказал он.

 - Она очень эмоциональная девочка. Нервная, - тихо ответила мать. Ничего, кроме сочувствия, в ее голосе не было, - Тот паренек не сделал ей ничего плохого. Она о нем беспокоилась... Сказала, что на вокзале ее чуть не увела с собой цыганка, но он вмешался и все уговаривал ее вернуться домой...- мать бесшумно заплакала.

 Он обнял ее одной рукой за плечи.

 - Перестань, все же закончилось...

-Валя снова звонила, - негромко сказала мать, - Я ей, конечно, сказала, что Ника нашлась... Но она просила, чтобы ты перезвонил...

 -После. - коротко ответил он, не испытывая сейчас ни малейшего желания общаться с любовницей. Нагнулся и поцеловал Веронику в горячую щеку.

 -По-моему, у нее температура...

 Мать тоже, тыльной стороной ладони, коснулась ее щеки, затем лба.

 -Вполне возможно... но это от перевозбуждения, скорее всего.

 -Может, все же вызвать врача? - предложил он.

 В этот момент Вероника беспокойно заворочалась, издала слабый стон, потом позвала:

 -Папочка...

 Он присел рядом с ней на диван, приподнял ее голову, положил ладонь ей на лоб. Лоб пылал.

 -Вызывай врача, - устало сказал он матери.

 Приподнял Нику, обнял, стал укачивать тихонько, несильно прижимая к себе.

 -Папочка, - она приоткрыла потемневшие, как тучи перед грозой, глаза, - За что они его забрали? Он разве преступник? Он же меня не похищал, он помочь мне хотел... он хороший...

 -Да, принцесса, я знаю, - он вымученно улыбнулся, - Знаю... Не беспокойся, ничего плохого с ним не случится... абсолютно ничего... Как ты себя чувствуешь?

 -Жарко, - пожаловалась Ника, - Очень жарко... Ты не уходи, папусечка, ладно? - из уголка левого глаза показалась слезинка и медленно скатилась по щеке. - Пожалуйста, прости меня... Прости, что заставила тебя волноваться... Ты меня простишь?

 -Ты еще спрашиваешь, принцесса? - вздохнул он, - Это ты меня прости...

 

 * * *

5.

Дмитрий (пятнадцать лет назад)

 -Итак, ты встретил ее в районе вокзала...

 -Да не в районе, а в самом здании вокзала! - у него давно уже пересохло во рту, подташнивало, ко всему прочему ныла поясница и жутко хотелось в туалет - ибо перед допросом двое “быков” хорошо поработали над его почками. -Зачем вы по сто раз спрашиваете меня об одном и том же? - он перевел взгляд с лысеющего мужчины средних лет, сидящего за столом, на более молодого мужчину, с более густой шевелюрой, стоящего у окна, а точнее - полусидящего на подоконнике.

 -Затем, чтобы уточнить твои показания, - скучным голосом человека, которому некуда спешить, сказал полу лысый, - Значит, увидел, как ее тащит за собой цыганка?

 -Именно, - он мотнул головой, волосы в очередной раз упали на глаза, он вяло отбросил их в сторону.

 -Как именно она ее тащила? - вступил в разговор второй - стоящий у окна (теперь с подоконника он спрыгнул и просто опирался о него спиной, а заодно и руками), - Схватила поперек туловища, что ли?

 Дмитрий вздохнул и покосился на стоящий на столе диктофон.

 -Слушайте, я же сто раз объяснял вам! Она уболтала девчонку попросту! Что, не слышали про “цыганский гипноз”?

-А ты не хами, - спокойно посоветовал тот, что сидел за столом, - Обо всем мы слышали. В том числе, - он сощурился и посмотрел на Дмитрия в упор, - И о малолетних насильниках, и об извращенцах...

 -И о вымогателях, - добавил тот, что стоял у подоконника.

 Неожиданно Дмитрий понял - еще секунда, и он не выдержит. Вскочит со стула и этим же стулом разнесет к чертовой матери вначале полу-лысую башку, а затем и...

 -Ладно, хватит с него пока, - неожиданно благодушно произнес полу-лысый и нажал, вероятно, какую-то кнопку, находящуюся под крышкой стола (во всяком случае, он сунул руку под стол), после чего в кабинете появился парень в серой форме.

 -Отведи его в пятую. Посидит, подумает... и мы подумаем, - мужчина улыбнулся как истинный садист, и Дмитрия увели в камеру.

 После того, как он двадцать минут просидел на нарах, в крайне угнетенном состоянии духа размышляя о том, каким образом он объяснит матери, что к бабке не поехал? А если его здесь оставят еще на сутки? - дверь камеры открылась, и парень богатырского сложения внес в нее поднос, на котором стояли тарелка с картофельным пюре, двумя сосисками и булочкой, и стакан с чаем.

 -Поешь, - вполне дружелюбно сказал богатырь и неожиданно похлопал Дмитрия по спине. Тоже, к его великому удивлению, дружески.

 -Да не кисни ты... Они так, для проформы тебя мурыжили. Просто папаша малявки этой, - он значительно ткнул пальцем вверх, - Даром, что молод, а шишка... Вот и рвут пупки, - богатырь усмехнулся, - Мудилы... А тебе урок на будущее - не делай добра, если тебя об этом не просят.

 Дмитрий резко вскинул голову, посмотрел парню в лицо и увидел, что тот очень молод - может, года на четыре старшего него самого, не больше.

 -Как вас зовут?

 Богатырь усмехнулся.

 -Смоленцев моя фамилия. Вадим Юрьич. Да ты поешь - это тебе не баланда тюремная, это из нашей столовки...

 -Как ты думаешь, меня скоро выпустят отсюда, а? - тоскливо спросил Дмитрий.

 -Не боись, - Смоленцев снова легонько хлопнул его по плечу, - Скоро... Кстати, подкачаться б тебе не мешало. Мышечную массу нарастить. Ну, бывай, - он снова дружелюбно улыбнулся, а Дмитрий, крайне озадаченный (бывают же и такие гуманные менты!), принялся за еду, действительно оказавшуюся вполне приличной.

 После еды он все же немного воспрянул духом - может, этот богатырь Смоленцев прав? Менты просто перестраховываются?

 Наконец, дверь камеры опять распахнулась, и уже другой парень в форме (совсем не такой дружелюбный) коротко бросил:

 -Орлов, на выход!

 “Неужели отпускают?” - мелькнуло в мозгу, и сердце, конечно же, екнуло.

 Но повели его все в тот же кабинет. Правда, там помимо полу-лысого, находилось и новое лицо - мужчина в элегантном костюме. Тот самый, кто подхватил девочку на руки, и кого она называла папой.

 -Садись, Орлов, - мрачно сказал полу-лысый, - Тут еще кое-то хочет с тобой побеседовать...

 Элегантный мужчина бросил на полу-лысого короткий, однако весьма выразительный взгляд.

 -Вы можете оставить нас наедине?

 - Да, пожалуйста, - полу-лысый с кислой физиономией вышел из-за стола, а отец Ники взял один из стоящих у стены стульев и придвинул его ближе к стулу Дмитрия. Присел на него, аккуратно поддернув брючины на коленях, дождался, когда за полу-лысым закроется дверь кабинета.

 -Расскажи мне, пожалуйста, обо всем, что произошло, - голос его звучал мягко и устало, - Для меня это очень важно, понимаешь? В особенности припомни, что она тебе говорила.

 Дмитрий пожал плечами.

 -Как хотите...

 Во время его рассказа по лицу мужчины несколько раз пробежала гримаса, очень похожая на гримасу боли.

 -...ну я и решил, задержу ее в кафе подольше... чтобы вы успели приехать. Она же такая дуреха... доверчивая до ужаса...

 -А что ты сделал бы, если б она не назвала номера своего домашнего телефона? - негромко спросил Свиридов, - Или дома никого не оказалось бы?

 Дмитрий опять пожал плечами.

 -Ноль два набрал бы... Сказал бы, что ребенок потерялся. По ней же видно - ребенок из благополучной семьи, не бродяжка какая-то...

 -Да, - Свиридов провел ладонью по лицу. Дмитрий обратил внимание на то, что глаза у него красные, воспаленные. - Выходит, Нике невероятно повезло...

 -Зато мне не слишком. - Дмитрий криво усмехнулся, - Чтоб я еще раз во что-то вмешался...

 -Не зарекайся, - Свиридов вздохнул, вынул из кармана своего элегантного пиджака визитку, черкнул на ней какой-то немыслимо дорогой, явно, ручкой (как выглядит “Паркер”, Дмитрий, конечно, не знал) телефонный номер.

 -Возникнут какие-то проблемы, или помощь понадобится, звони именно по этому номеру. Звони без стеснения, слышишь? В любое время. Я, конечно, далеко не всемогущ, однако, могу кое-что. Не беспокойся, Свиридовы умеют благодарить...

 Он поднялся со стула, подал Дмитрию руку.

 -Мне искренне жаль, что тебя тут промурыжили столько времени... надеюсь, я будущем в эти стены ты больше не попадешь.

 Дмитрий усмехнулся.

 -Я тоже очень надеюсь.

 Вслед за этим были моментально улажены все формальности, сумку и отобранные у него вещи (даже перочинный ножичек) ему вернули, попросили подписать какие-то бумаги (он их подмахнул не глядя, впрочем, впоследствии, оказываясь в этих (точнее, подобных этим) стенах, он столь легкомысленно не поступал), и, наконец, его выпустили на улицу.

 Однако, сюрпризы на этом не закончились. Не успел он прошагать и половину квартала, как напротив него затормозила черная “Волга” с тонированными стеклами, дверца распахнулась, и он снова увидел Свиридова.

 -Садись, - тот кивком указал на заднее сиденье, - Подброшу тебя до дома.

 -Да не надо...

 -Садись, - непреклонным тоном повторил Свиридов, и до Дмитрия, наконец, дошло, что приглашают его в машину неспроста.

 Проехав несколько кварталов в направлении микрорайона, где он жил с матерью и старшим братом, “Волга” свернула в какой-то переулок и остановилась.

 Свиридов повернулся лицом к Дмитрию.

 -Это тебе. Держи.

 Длинный конверт из плотной бумаги, а в нем...

 - Пять тысяч, - коротко сказал Свиридов, пока Дмитрий ошеломленно разглядывал шероховатые серо-зеленые бумажки, - Как ты сам понимаешь, там я тебе отдать их не мог - тут же отобрали бы, как только бы я ушел... Но ты и сейчас с этим будь поосторожнее. Если есть какая-то нужда, потрать сотню... от силы две. Остальное лучше спрячь в надежном месте, - Свиридов коротко улыбнулся, - И не болтай об этом. Даже матери. Или брату. Придет время и эти “бумажки” тебе пригодятся... только не торопись, слышишь?

 Дмитрий молча кивнул, вдруг поймав себя на мысли, что все происходящее слишком походит на сон.

 -Конечно, вульгарно в денежном эквиваленте измерять то, что ты для меня сделал... но все же. Это благодарность, только и всего. Так я выражаю тебе свою благодарность. Как ее выразить по-другому...- Свиридов с горечью улыбнулся, - Я не знаю. Но и это неплохо, верно? Надеюсь, впоследствии ты этими деньгами распорядишься с умом... Машина либо что-то еще... главное, не спеши.

 Он снова кивнул.

 -Спрячь конверт, - мягко сказал Свиридов, - Есть какой-нибудь надежный тайник?

 -Что-нибудь придумаю, - ответил он внезапно осипшим голосом.

 -Придумай. Кстати, дома их лучше не держать. По крайней мере, в ближайшее время. Не хочу тебя запугивать... но береженого Бог бережет, слышал такую пословицу?

 -Д-да... спасибо вам...

 Свиридов усмехнулся.

 - Это я должен тебя благодарить. И не забывай, что у тебя есть номер телефона, по которому ты можешь звонить в любое время...

 * * *

 

6.

Валентина (пятнадцать лет назад)

 “Но помни, как только часы пробьют полночь, твое платье снова превратится в лохмотья, карета в тыкву, а кучер... в крысу.”

 -Доченька, ты бы чего-нибудь поела, - жалобный взгляд матери, от которого еще более тошно.

 -Да не хочу я есть, ма! Не хочу!

 -Это... Игорь, да? Вы поссорились?

 Она криво усмехнулась. Если бы поссорились... Ссоры мимолетны, ссоры - это тоже проявление эмоций, если ты ссоришься с любовником, значит, между вами все-таки проскакивает искра неравнодушия... А за ссорой обычно (если это любовная ссора) следует сладкое примирение...

 О, нет. Никаких ссор. Он просто посмотрел на нее пустым взглядом. Невидящим.

 “Но ты можешь рассказать мне о том, что произошло?” (Мы же близки, Игорь! Ты ведь уже намекал мне на более серьезные отношения, на совместное будущее! Так поделись со мной своими проблемами, как с близким человеком!)

 “Извини, я устал. Потом”.

Этого “потом” не будет, вот что прочла она в его взгляде.

 “Не делай вид, пожалуйста, что тебе есть дело до моей дочери. Это - мои проблемы. Мой дом. Моя семья. А ты тут лишняя. Просто... удобная бабенка, не более”.

 Может, она к нему несправедлива? Может, это лишь ее домыслы?

 Тогда почему же вот уже вторую неделю молчит ее телефон? То есть, телефон-то не молчит... молчит он. Вот что самое страшное.

 Вначале пустой, отсутствующий взгляд, а затем... молчание.

 (“Я же тебе говорила, Валька, не садись не в свои сани! Все эти нынешние нувориши таковы... Попользовался и бросил. Надоела. И нечего было губы раскатывать...”)

 Вот за что она любит свою лучшую подружку - всегда та режет правду-матку. Излюбленное занятие старых дев с неудавшейся личной жизнью...

 Но ведь было же! И долгие прогулки по вечернему городу, и ужины в изысканных ресторанах, и даже поездка по красивейшим и старинным городам (с остановками в разных гостиничных номерах, однако ночевкой в одном...)

 И сладкие (ох, какие сладкие...) ночи, и розы по утрам...

 Да, роман был красивым... с самого начала. С того волшебного зимнего вечера...

 И была снятая им квартирка, и встречи в этой меблированной квартирке, и даже намеки на то, что все это ненадолго, все это временно, что скоро они будут вместе по-настоящему, он только подготовит Нику, она все-таки довольно большая девочка, она уже многое понимает...

 И она девочка с характером.

 Он ей так и не объяснил ничего? А к чему? И без того вся гимназия усиленно муссирует слухи о том, что своим бегством дочь “того самого Свиридова” выразила свой протест против связи отца с училкой младших классов Изергиной...

 Она поймала себя на том, что думает об этом ребенке, как о маленьком, но крайне злобном и жестоком карлике, скрывающимся под личиной “ангела”...

 Хотя дети в ошибках и недочетах родителей не виноваты. И тем не менее...

 Она уже потянулась к телефонному аппарату, чтобы все же набрать его номер... и опять отдернула руку.

 Сохрани хотя бы остатки достоинства, Валька... хотя бы остатки достоинства!

 Если ты ему все еще нужна, он тебя разыщет сам. Возможно, твои страхи вообще беспочвенны... Возможно, все до смешного просто - он в отъезде. В деловой поездке. За границей. Что, раньше этого не было, что ли? (Вот только раньше он тебе и из-за бугра звонил...)

 Ну и что? Может, очень занят... Может, заболел... Или мать его заболела - все-таки немолодая женщина (да что там? Пожилая!) Да тут еще дикая выходка единственной внучки... Говорят, если б не какой-то шестнадцатилетний мальчишка, который привел паршивку домой, неизвестно, как еще повернулось бы дело...

 Нет, этому ребенку явно требуется помощь психолога, Олег Сергеевич в свое время был прав...

 Звонок. Она еле удержалась, чтобы не схватить трубку немедленно. Выдержи паузу, Валька. Помни о достоинстве... Итак?

 -Валентина Михайловна? - мягкий, добродушный баритон. Однако! Стоит о черте подумать... - Добрый вечер.

 -Добрый вечер, Олег Сергеевич, - а под ложечкой уже противно засосало - зачем это она ему вдруг так срочно понадобилась?

 -Я бы хотел, чтобы завтра утром, часам... э... к десяти вы зашли ко мне, хорошо, Валентина Михайловна? - голос звучит вкрадчиво, что, разумеется, ничего доброго не предвещает...

 -Хорошо, Олег Сергеевич... а в чем дело?

 -Это касается вашей профессиональной деятельности, Валентина Михайловна. Вы придете ко мне, и мы все обсудим на месте. Не волнуйтесь, ради Бога. Думаю, мое предложение в свете... э... последних событий вам даже придется по душе...

 Сердце заколотилось как бешеное. Придется по душе? Следовательно, речь пойдет не об увольнении? Тогда... о чем же?

 Она бессильно опустилась на диван. Речь пойдет о переводе, вот о чем. В другую гимназию, другую школу... может, даже в другой город. Но почему? Почему?

 Неужели только из-за слухов? Но слухи... они, как известно, обладают прекрасным свойством затухать со временем. Если их не поддерживать, не подпитывать, конечно...

 -Валентина Михайловна? - о, этот ненавистный бархатный баритон! - Вы слышите меня? Так завтра я вас жду, к себе...

 -Да, - промямлила она севшим голосом, - Конечно, Олег Сергеевич...

 Положив трубку, тут же снова лихорадочно набрала номер. Тут уж не до гордости (либо гордыни)… Она выяснит, чьих это рук дело. Если к телефону подойдет его мать, она (мать) может снова отделаться отговоркой, что сына, мол, нет дома... Ну уж дудки. Не выйдет. На сей раз не...

 -Слушаю вас, - негромкий, усталый голос. Его голос.

 -Игорь? Игорь, это Валентина. Извини, если побеспокоила тебя, но... мы сможем увидеться?

 Пауза. Мучительная, длинная, тягостная пауза. Шум сердца отдается в ушах. Ну же! Ответь, черт возьми! Спроси, где нам увидеться, когда, во сколько... Только ответь, Бога ради!

 -Видите ли, Валентина Михайловна, - говорит медленно, тщательно подбирая слова. Нет, его голос отнюдь не холоден... Отнюдь не равнодушен. Его голос мягок... Его голос звучит сочувствующе...

 Она подумала, что так, наверное, психиатр должен говорить с буйным, легко возбудимым больным.

 -Я думаю, это... нецелесообразно. Мне очень жаль, простите.

 О, какие только слова, какие эпитеты не вертелись у нее в голове! А вырвались лишь рыдания - самозащита несправедливо обиженного ребенка.

 Она швырнула трубку на рычаг, промахнулась, швырнула снова... потом телефонный аппарат швырнула в стену (тот жалобно звякнул: “Я-то тут причем? Я только передатчик чужой подлости...”)

 В комнату вбежала мать.

 -Валя, Валечка, что с тобой? Детка, что?..

 …-Типичный нервный срыв, - мягко, с сожалением произнес психиатр, - Думаю, вам придется полечиться в отделении невропатологии... месячишко, - вздохнул, - Нервные срывы отнюдь не редкость у людей вашей профессии...

 

 * * *

 

7.

Свиридов (пятнадцать лет назад)

Он отложил в сторону проект очередного соглашения (если это соглашение будет заключено, прибыль возрастет минимум на четверть), бросил взгляд на часы - почти одиннадцать... Помассировал пальцами виски.

 Как странно, что после расставания с Валентиной (он намекнул директору гимназии о нежелательности ее дальнейшего пребывания в стенах этого учебного заведения, и меры были приняты незамедлительно. Разумеется, не увольнение, всего лишь перевод... причем, на более высокооплачиваемую работу) он не испытывал ровным счетом ничего. Ни сожаления, ни раскаяния... ничего. Действительно странно. Возможно, их связь сама по себе исчерпала себя? И такое бывает...

 Он взял в руки фотографию Ирины. А вот здесь до сих пор ноет... Стоит начать вспоминать, и всплывает ноющая боль, а за ней и бессмысленный вопрос, на который нет и не может быть ответа: “За что? Ну почему так рано? Почему так быстро, ужасающе быстро все закончилось?”

 И могло ли все повернуться по-иному? Наверное, все-таки могло... Если б он так не был занят своим бизнесом, этой бессмысленной гонкой, желанием, стремлением преуспеть...

 И если бы Ирина больше внимания уделяла своему здоровью. Вот ведь парадокс - обычно мнительны здоровяки... А она... она попросту пропустила первую стадию заболевания - когда еще можно было излечиться... Она никогда не жаловалась на здоровье и обратилась к врачам, когда уже для всех (даже для него) стало очевидным, что она серьезно больна...

 В кабинет тихонько поскреблись, и он, подавив невольную улыбку, спросил делано строгим голосом:

 -А кто это ломится ко мне так поздно? 

 Ника в пижамке проскользнула в дверь.

 - Только не ругайся, папусечка, ладно?

 И знает ведь, лукавая, что не станет он ругаться... Как обычно, обнимет, посади к себе на колени... 

 -Слушайте, барышня, несолидно это в вашем возрасте...

 Прильнула к нему, улыбается, пушистые волосы щекочут его подбродок.

 -Так ведь мы никому не скажем, да, папочка?

 -А почему это ты не спишь, плутовка? Давно пора спать... А то завтра опять будешь вставать с охами и кряхтеньем...

 -Как старушка? - потерлась щекой о его плечо, - Папочка, миленький, мне так стыдно... До сих пор стыдно, как же глупо я себя вела... Ни о бабушке не подумала, ни о тебе...

 -Ну, довольно об этом, - мягко сказал он, конечно же, ни на йоту не веря в ее искреннее раскаяние... а тем не менее, приятно. Давай поиграем в раскаяние... - Забыли... и все. Забыли.

 Вскинула голову. Взгляд обеспокоенный.

 -А... она? Пап, ты все еще... любишь ее?

 А вот этот недетский вопрос задан совсем недетским тоном...

 Он ласково запустил пальцы в гущу ее длинных, шелковистых, благоухающих дорогим шампунем волос.

 -Если я кого-то и люблю... до сих пор... кроме, разумеется, тебя и своей мамы, то есть, твоей бабушки, так это...

 -Мою мамочку, - сказано шепотом.

 Он кивнул.

 Маленькая теплая ладошка касается его щеки - что тоже необыкновенно приятно.

 -Я так и знала, папочка. Я так и знала.

 Снова лукавая улыбка.

 -А ты не забыл, что через неделю у нас с Костиком показательные выступления?

 Он тоже улыбнулся.

 -Как же об этом можно забыть, принцесса? Мы с твоей бабушкой будем сидеть в первом ряду...

 -И аплодировать громче всех?

 -Ну, конечно. Громче всех, принцесса. Можешь не сомневаться.

 Неожиданно опечалилась.

 -Жаль, его не будет. Димона. Пап, он такой славный... - мечтательная улыбка. - После тебя он мне нравится больше всех...

 Он шутливо щелкнул ее по маленькому идеальной формы (Свиридовскому) носу.

 -Осторожнее, принцесса... Я ведь могу и заревновать...

 Смех. Легкий, серебристый, рассыпчатый. Иринин.

 -Нет, папочка, у тебя нет и не может быть конкурентов...

 Он усмехнулся.

 -Кроме конкурентов по бизнесу.

 Опять прильнула, хитрюга, трется щекой о плечо.

 -А обещание свое помнишь? Если мы с Костиком войдем в первую тройку...

 Он вздохнул.

 -Куплю собаку...

 -Водолаза! Только водолаза, папуля!

 

 * * *

Глава третья

1.

Свиридов (шесть лет назад)

 

 -Ты знаешь, удивительно, но он мне... нравится! - высокая и тоненькая девушка в тесно обтягивающих бедра стареньких, вылинявших джинсах и голубой блузке, со скрепленными на затылке изящной заколкой белокурыми волосами взяла под руку (непринужденно, очень по-свойски) столь же высокого (и по-своему тоже очень стройного) мужчину с посеребренными сединой висками. Мужчина был облачен в светлый летний костюм. - Не понимаю, почему... - взгляд васильковых глаз девушки был устремлен на только что отстроенный дом (светлый, покрытый сверху красной черепицей), - Кажется, он слеплен из отдельных, как бы случайно взятых кусочков, однако, вместе эти кусочки смотрятся... как произведение искусства! - девушка повернула к мужчине восхищенное лицо. На вид ей было не больше восемнадцати лет, и, пожалуй, поэтично настроенный, сентиментальный наблюдатель нашел бы ее внешность ангельски прелестной. Но, в общем, девушка действительно была очень красива - несмотря на то, что порой в ее красоте проскальзывало что-то... холодное.

 -Ты говоришь, его проектировал какой-то “русский швед”?

 -Некто Ларсен, - с мягкой усмешкой уточнил мужчина. Ему на вид можно было дать и тридцать пять, и все сорок, даже с “хвостиком”, и принадлежал он к той (увы, слишком малочисленной) когорте мужчин, что становятся с годами интереснее (как любят выражаться дамы бальзаковских возрастов). Мудрость, жизненный опыт, сильная воля - вот что без труда можно было прочесть в чертах его лица. А вот следов злоупотребления алкоголем (не говоря о прочих злоупотреблениях) не наличествовало. По той простой причине, что мужчина этот не склонен был злоупотреблять. - Хотя, думаю, от предков-шведов у него осталась уже одна фамилия... Однако, парень несомненно талантлив.

 -Парень? - девушка издала легкий смешок, - А я почему-то представляла его себе бородатым старцем, вечно рассеянным, с всклокоченными волосами, с карандашом за ухом, о котором он постоянно забывает... и постоянно бормочущим что-то себе под нос.

 Мужчина тоже негромко засмеялся.

 -У тебя, принцесса, всегда было излишне богатое воображение... Он молод, широк в плечах, и с лицом таким, которое по меткому определению одного из героев нашего отечественного сериала, “бабам нравится”, - и с мягкой усмешкой пояснил, покосившись на девушку, - Ты тот фильм вряд ли видела, он очень старый.

 -Представьте себе, благородный дон Игорь Генрихович, видела! - с вызовом возразила девушка, - И даже помню, к кому из героев это относится... Впрочем, сейчас это совсем неважно, - она повернула к мужчине улыбающееся лицо, - Ну, веди же меня, веди, веди в дом!

 -Извольте, - мужчина галантно, но с улыбкой, в которой проскальзывала ирония (впрочем, ирония мягкая) подал ей руку, - Вперед, принцесса.

 По лужайке (заросшей аккуратно подстриженной газонной травой, что остается зеленой с ранней весны до поздней осени) весело носился пес - черная лохматая громадина.

 Переступив порог, девушка остановилась в светлом, просторном холле... и на миг на ее ясное лицо набежала тень.

 -Как жаль, что этого не могут видеть ни мама, ни бабушка... Лишь мы двое, - она повернулась к мужчине, в глазах ее появился блеск (обычно предвещающий слезы), - Мы двое, папочка... только мы...

 Мужчина тихонько обнял ее за тонкие плечи, и она вполне непринужденно прижалась к нему. Непринужденно... и почти по-детски.

 -Что поделаешь, принцесса? Вот единственное, в чем мы не вольны - продлевать на свое усмотрение жизни - как собственные, так и... нет, не чужие. Жизни близких... - он на мгновение еще теснее прижал девушку к себе, а потом опустил руку и отступил на шаг. И на его губах снова появилась легкая улыбка, - Впрочем, двое - это тоже очень условно. Охранники, приходящая домработница, и, конечно же, наш маг и кудесник кастрюль и сковородок Ким...

 -Ты забыл о Берте, -со смешком напомнила девушка, - Который сейчас гоняется за первыми весенними бабочками... - она снова взяла мужчину под руку и уж совсем ребячески потянула вперед, - Ну, показывай, показывай, папусечка! И прежде всего мою комнату...

 Мужчина усмехнулся. В этой усмешке присутствовала изрядная доля тщеславия. Что ж, ему было, чем гордиться, разве нет?

 

 * * *

2.

Дмитрий (шесть лет назад)

 

 -И, конечно, весь наш курс нашего любимого мехфака по праву гордится великом и ужасным Димоном Орловым, у которого (заметьте, единственного!) хватило мужества бороться за красный диплом... И, представьте себе, он его завоевал!

 Блестящие черные глаза тамады - Витьки Горшевича, - обвели присутствующих на банкете (а если точнее, просто дружеской пьянке) по случаю долгожданного окончания учебы в политехе.

 Раздались хлопки, кто-то крикнул: “Ура! Слава нашему Димону!”, кто-то хулигански заулюлюкал. Потом раздался обиженный голос Лады Лисичкиной.

 -Почему это ужасным? Мой Димчик очень даже симпатичный...

 Дмитрий снисходительно улыбнулся и залпом махнул фужер с шампанским.

 -Успокойся, лапочка! - Горшевич отвесил в сторону Лады издевательски-шутовской поклон, - Это просто гипербола... Не ломай свою хорошенькую головку, девочкам слишком много думать вредно. Никто не собирался оскорблять твоего возлюбленного...

 -Не возлюбленного, а жениха! - еще больше обиделась Лада, - А если завидуешь, так и скажи...

 -Завидую! - задушевно согласился Горшевич, - Ведь наш Димон отхватил не только самую симпатичную девчонку на нашем захудалом мехмате, но к тому же и совсем не отягощенную... избытком интеллекта.

 -Ах ты наглая жидовская морда, - весело и вполне благодушно протянул Дмитрий, - Ох, и начистил бы я тебе физиономию, кабы не сегодняшнее торжество...

-Еще успеешь, - подмигнул ему Горшевич, ничуть не обидевшийся на “жидовскую морду”, - Правда, не уверен, кто кому больше начистит наглую морду...

 -Брек, брек, ребята! - вступил в перепалку Игорь Алексеев - светловолосый красавчик с глазами, от которых так млели девчонки - они у него имели свойство менять свой цвет - в зависимости от освещения, времени суток... и еще черт знает, чего - с зеленых на голубые и обратно.

 -А мы что? Мы ничего, - Дмитрий скроил мину Иванушки-дурачка, - Мы только прикалываемся, верно, Витек?

 -Верно, - согласился столь же благодушно настроенный Витек. - Тем более, что быть “наглой мордой” в наше время значит преуспеть...

 -Оставьте национальный вопрос, господа! - ввязался в пикировку Юрка Андрейченко, - И довольно славословий в адрес всяких там ботаников...

 Это он-то ботаник? Да уж. Дмитрий иронично усмехнулся. Если б его сейчас увидел тот “гуманный мент” Вадим Юрьич Смоленцев, то определенно одобрил бы обретенную им мышечную массу (конечно, Орлов и предположить не мог, как скоро состоится эта встреча... равно как и то, что Смоленцев давно и с треском вышиблен из “органов” под надуманным предлогом).

 Лада надула губки. Он наклонился к ее ушку.

 -Не обращай внимания на эти придурков, малыш. Они все нам с тобой просто завидуют...

 Девушка слабо улыбнулась. М-да... стоит признать - интеллектом она не была отягощена... впрочем, Дмитрий вполне справедливо считал, что избыток интеллекта хорошеньких девиц только портит.

 Настроение у него (впрочем, конечно же, не только у него одного) сегодня и в самом деле было превосходным, будущее рисовалось в самых розовых красках... Аспирантура, защита кандидатской... женитьба... может даже и на хорошенькой Ладе. Кроме того, в абонированном им банковском сейфе все еще лежал плотненький конвертик, с крайне заманчивой суммой “зеленых”, о котором не знал никто из его друзей и близких (даже старший брат).

 Может, пришло время пустить денежки в дело? Впрочем, предпринимательской жилки он, увы, лишен... но ничто не мешает ему обзавестись приличной “тачкой”... Или приличная “тачка” у вчерашнего бедного студента (пусть даже постоянно подрабатывавшего) вызовет кривотолки? Но можно найти уйму отговорок - мол, бабка померла, оставила наследство, а правду будут знать лишь двое - помимо него - мать да братан... Но те лишнего уж точно не сболтнут.

 Лада легонько толкнула его под локоть.

 -О чем задумался?

 Дмитрий улыбнулся, чмокнул ее в щеку.

 -О нашем с тобой светлом будущем, малыш...

 -Кстати, есть тост! - бодро проорал неутомимый Горшевич, - Ребята, за светлое будущее!

 * * *

 

3.

Свиридов (шесть лет назад)

 Аппетитно шкворчит на сковородке яичница с беконом, а скоро кухню наполнит и божественный аромат свежесваренного кофе...

 Он распахнул дверцу холодильника. Так, лимон... Вера обожает кофе с лимоном - странный вкус? Нет, не странный. Изысканный. Так, ее любимый йогурт... Круассаны - на сей раз с начинкой из вишневого джема...

 Ким (повар-кореец, который даже обычную морковь мог приготовить так, что та казалась пищей богов) готовил лишь обеды и ужины. С завтраками они с Верой справлялись сами. По очереди. Сегодня его очередь накрывать на стол и варить кофе, пока дочь выгуливает своего любимца Берта - черного, мохнатого, огромного и невероятно флегматичного и добродушного водолаза. (Как-то даже не верится, что когда-то Берти был премилым толстеньким щенком, легко умещавшимся в корзинке... и в первые дни его пребывания в доме Свиридовых вызывавшим всеобщее умиление - когда вставал на паркет, пытался идти, а лапки... попросту разъезжались в стороны. Ну и визг же подняла Вера, когда он, любящий папаша, внес в дом корзинку с этим существом! Визг восторга, разумеется... А вот мать - та, мягко говоря, восторга не выказала. “Игорек, ну почему надо было покупать именно этого “теленка”? Ведь есть столько действительно красивых пород...”

 Почему? Да потом, что Вере приспичило завести именно водолаза... К тому же, свою часть соглашения она выполнила добросовестно - на городских соревнованиях по спортивным танцам они с Костей Андреевым заняли второе место (среди малышей, разумеется, но тем не менее...)

 Жаль, что забросила она это занятие - еще два года назад. Тогда ее “пробило” вдруг освоить фортепиано и выучить, помимо английского, который она блестяще осиливала в гимназии, еще и французский язык... Что ж, нанял репетиторов... чем бы дитя ни тешилось, лишь бы в загулы не пускалось...

 Теперь Вера изучает иностранные языки уже в университете. Признаться, ему, отцу, больше пришлось бы по душе, если б она осваивала профессию экономиста (юриста на худой конец), но - давить на дочь? Разумеется, это исключено. Да и бессмысленно давить на Веру, ибо та нежна, хрупка и беззащитна лишь на взгляд стороннего наблюдателя. Стержень у нее есть, да еще ого-го какой!

 Что бы там ни говорила мать... Помимо воли он вспомнил разговор с матерью, состоявшийся недели за три до ее смерти... Неужели она предчувствовала, что случится? Что ж, ушла мать легко, во сне... Однако, не слишком ли рано? Ей ведь и шестидесяти семи не исполнилось... И на сердце она особенно не жаловалась (хоть и пила втихаря корвалол)… Впрочем, учитывая то, что ей пришлось пережить - вначале смерть мужа от инфаркта, затем тяжелую болезнь и смерть невестки... Да и с Верой не всегда было легко... Особенно в первое время после “ухода” Ирины.

 (-Ты сделал свой выбор, Игорек... У тебя был шанс заново устроить личную жизнь, ибо Валя - действительно достойная девушка...

 -Мама, прошу тебя... Не войдешь дважды в ту же реку, прости за банальность... Никто не займет место Ирины...

 -Никто... кроме Ники. Она заняла ее место. Она оплела тебя, Игорь, оплела как плющ, как вьюнок... Даже если ты и захочешь когда-нибудь освободиться от этой зависимости, ничего не выйдет...

 -Ну что за странные ассоциации, мама? Разве Вера не оправдывает наших надежд?

 Усмешка.

 -О, да. Еще как оправдывает... Она великолепно чувствует, что тебе нужно. Она, несомненно, папина дочка...

 -А что лучше, мама - папина дочка или уличная оторва?

 -Она просто “вьюн”, Игорь. У нее даже повадки вьюна, достаточно посмотреть, как она льнет к тебе... А вьюну нужен надежный ствол, вокруг которого он обовьется... иначе погибнет. Поначалу это была Ирина... недаром же после ее смерти Ника начала чахнуть... пока ты не позволил ей обвиться вокруг себя. А ее реакция на твою связь с Валентиной? Даже это тебя не насторожило?

 -Обычная детская ревность...

 -Обычная? Ей очень легко удалось с этой связью покончить. Но я уверена - если б не получилось с первой попытки, Ника предприняла бы и вторую, и третью, и десятую...

 -Хватит. Ты говоришь совершенно дикие вещи! Ты забыла, что могло случиться с Верой, если б не тот парнишка? Черт, не помню его фамилии... И разве не я, в первую очередь, в этом был бы виноват? И что плохого в том, что мы обязаны отвечать за тех, кого приручили?

 -А Валентина? Ты вообще интересовался хотя бы, что с ней было после того, как ты поставил точку в ваших с ней отношениях? Или это она начала ухаживать за тобой? Она была настойчива? Она обещала тебе...

 -Мама, прошу тебя...

 -Видишь, я все-таки права... Я не хочу тебя пугать, Игорь, тем более что какая-то часть меня любит Нику так же сильно и слепо, как ты ее любишь... Но помни о законе бумеранга, Игорек. Ника взяла от Ирины и тебя все самое лучшее - я имею в виду внешние данные... Очень скоро наступит день, когда она скажет: “Я хочу замуж, папочка...” Отпустишь ли ты ее на этот раз?

 Он напряженно засмеялся.

 - Во-первых, Вера прекрасно знает себе цену... И пока она лишь со смехом рассказывает о неловких попытках мальчишек поухаживать за ней... А, во-вторых, ты обо мне говоришь как о деспоте, право...

 Немного грустная улыбка.

 -Отец несомненно бы гордился тобой, Игорек... И Нику баловал бы не меньше твоего. И дай Бог, чтобы страхи мои оказались лишь бредом выжившей из ума старухи...

 -Ты не старуха. Ты просто излишне мнительна, мама. Излишне мнительна...)

 ...Хлопок дверью. Шумное пыхтение Берта, легкие шаги по лестнице...

 -Доброе утро, папулька! Ого, как вку-усно пахнет...

 Легкий поцелуй в щеку. Чуть растрепавшиеся пышные волосы отливают золотом, ясная улыбка на разрумянившемся лице, сияние васильковых глаз... Пожалуй, даже Ирина в лучшие свои годы не была так хороша...

 -Ты сегодня неплохо выглядишь, папочка... тебе известно, что кое-кто из девчонок все еще принимает тебя за моего... - смешок, - Говоря твои языком, ухажера?

 -А говоря не моим языком?

 Аккуратно отрезала ножом маленький кусочек бекона, отправила его в рот.

 -Говоря не твоим языком, тебя принимают за моего папика, - чуть краснеет, - Пошло. Ненавижу такие словечки... и этих дур, - снова мягкая улыбка, - Честное слово... Кстати, знаешь, что мне приснилось сегодня? Тот горнолыжный курорт в Альпах, где мы с тобой в прошлом году отдыхали...

 Он усмехнулся.

 -Походит на намек, принцесса...

 Лукавая улыбка.

 -Но ты же действительно оч-чень давно не был в отпуске...

 -Хорошо, - серьезно сказал он, - Как насчет Италии на сей раз?

 -Папа, - восхищенный выдох, - Папочка, милый, любимый, замечательный...

 Он не сдержал усмешки.

 -Стоп. Я еще не закончил. Зимнюю сессию ты сдала... неплохо, скажем так. Однако, дочь Свиридова способна на большее, верно?

 Кивок.

 -Пожалуй... Значит, уговор? Летнюю сессию я сдаю на отлично, и мы летим кататься на гондолах по Венеции?

 -Но только в том случае, если со своей стороны ты тоже сдержишь обещание...

 -Не сомневайся, папочка, - в глазах смешинки, - Главное, материальный стимул... Кстати, ты меня сегодня подбросишь до остановки или Константин?

 -Тебе еще не надоела, принцесса, эта игра в демократию? Неужели так приятно толкаться в общественном транспорте в часы пик вместо того, чтобы...

 Пожатие плечами.

 -Ты сам не разрешаешь мне сдать на права...

 -До двадцати одного года, принцесса, - мягко сказал он, - И не упрашивай.

 -Ладно, - короткий вздох и снова улыбка, - И все равно ты прелесть и я тебя обожаю!

 

 * * *

4.

Дмитрий (шесть лет назад)

 

 Вспоминая тот вечер, он прежде всего ужасающе отчетливо слышал слащавый, одуряющий аромат цветущего жасмина. И примешивающийся к нему запах белого шиповника. Перед мысленным взором всплывал огромный лунный диск - желтый, с темными пятнами, при определенном настрое воображения складывающихся в фигуру охотника с ружьем. Россыпь ярких созвездий на темно-темно-синем бархате неба. Теплый июньский вечер, который должен был плавно перетечь в чудесную ночь - ночь с Ладой (мать как раз работала в ночную смену, а брата услали в командировку).

 Звонкий смех Лады, ее сладкие, нежные губы... Приятное волнение, предвкушение лучшего...

 Откуда они взялись, те отморозки? Казалось, квартал был совершенно пуст, казалось, лишь они с Ладой в этот поздний час бродили по узким улочкам в старой части Города, между низкими домами, перед каждым из которых был обязательно разбит палисадник, а в палисадниках и яблоневые деревья, и сливовые, и кусты сирени, и кусты цветущего жасмина... и белого шиповника.

 ...Их было трое, типичных поддатых любителей и искателей приключений (как правило, на собственную задницу). И, разумеется, Лада - с ее длинными светлыми волосами, и ножками, которым позавидовала бы и балерина, немедленно привлекли их внимание.

 Трое на одного? Ребятки наверняка решили, что справиться с долговязым бойфрендом симпатичной блондиночки будет очень легко... Впрочем, Дмитрию действительно не хотелось ввязываться в потасовку. Совсем не хотелось. И поначалу он даже спокойно достал сигареты, когда у него нагло попросили закурить... хотя было нетрудно догадаться - ребятишки уже достаточно обкурены (не простым, конечно же, табачком)…

 Но когда один из отморозков схватил Ладу за грудь, тут, конечно же, увещеваниями было не отделаться.

 Он мысленно собрался и ударил подонка прямым в челюсть. Повернулся к другому - быстро, почти мгновенно, - кинувшемуся на него (и, похоже, с ножом). Совершил классический бросок через бедро (мысленно возблагодарив родного брата, а заодно и армейского инструктора по дзюдо). Ну, а третьему достаточно оказалось просто врезать в солнечное сплетение.

 После чего он схватил ошеломленную Ладу за руку и...

 … и в этот момент появились они. Хотя ни коим образом не должны были тут появляться... Однако, приспичило им именно в эту минуту прокатиться в своей патрульной машине по городским трущобам - в такой вечер, несомненно, облюбованным не одной жаждущей уединения парочкой...

 Тут уж бежать было поздно. И хоть был у Орлова уже горький опыт, успел он еще шестнадцатилетним мальчишкой убедиться в том, насколько стражи порядка “объективны и беспристрастны”, все же понадеялся он на то, что тут быстро все разъяснится - в конце концов, и свидетельница была!

 Категорически предложили “проехать для выяснения обстоятельств”. Ладно, проехать, так проехать... Лада, конечно, ударилась в слезы, бормотала что-то бессвязное, дрожала мелко... Вместе с ними посадили в милицейскую патрульную машину и двоих ребятишек, моментально, чудом просто-таки начавших трезветь. А вот с третьим (тем, кого он ударил в челюсть, классически, боксерски) возникли какие-то проблемы - ну никак не желал паренек подняться с тротуара... Определенно отключился, вопрос только, отчего? Или пьян был больше остальных или... а вот другое “или” было чревато. Правда, насколько чревато, никто еще не догадывался.

 Но, в общем, поначалу все проходило даже лучше, чем Дмитрий ожидал. “Потерпевшие” были пьяны, к тому же у одного изъяли пару “косяков” с марихуаной... А выпускник вуза Орлов - со своей невестой, тоже выпускницей вуза, - трезв. И в карманах у него ничего, кроме бумажника, ключей, пачки сигарет, зажигалки и относительно чистого носового платка, не завалялось. Даже ножичка перочинного (опять же, в отличие от пострадавших, имевших по “выкидухе”, а это уже не шутка, а самое настоящее холодное оружие...)

 Довольно симпатичный и довольно молодой дознаватель снял показания с Орлова (в соседнем кабинете допрашивали Ладу, впрочем, Дмитрий не был уверен, удалось ли им толком что-либо выведать у девицы, находящейся на грани истерики).

 Затем парень (Дмитрий почему-то очень хорошо запомнил его фамилию, может оттого, что она у него была слишком “ласковая” - Ивушкин) протянул ему листы с его же показаниями, попросил внимательно прочесть и подписать, что Орлов и сделал. Записано все было верно, и как Ивушкин объяснил Дмитрию, состава преступления в его действиях не усматривается, а усматривается только необходимая оборона, так что бояться ему нечего, дело ясное, а вот ребятишками, пожалуй, придется заняться всерьез...

 -Вы меня сейчас отведете в КПЗ? - поинтересовался Дмитрий, а Ивушкин удивленно вскинул брови.

 -Зачем же? - и тут же улыбнулся, очень обаятельно, - Понятно, фильмов о жестоких, тупых и продажных ментах насмотрелись?

 Орлов не стал объяснять симпатяге-дознавателю, чего он насмотрелся наяву девять лет назад, и подумал, что, возможно, не так уж редко попадаются гуманные менты, вроде Вадима Юрьевича Смоленцева...

 Отпустили их с Ладой из районного отделения милиции во втором часу ночи (Ивушкин предупредил Дмитрия, что его еще вызовут для дачи более подробных показаний, но, разумеется, исключительно в качестве свидетеля), и ни о каком романтическом продолжении ночи, конечно, речи уже не шло, Лада ревела и всячески упрекала его в том, что он потащил ее в те трущобы, а также за то, что он “слишком любит кулаками размахивать”, а он лишь увещевал ее всячески, успокаивал, солнышком, кисонькой и любимой называл, вовсе не досадуя на нее, все-таки слабый пол, что с нее взять? Отвез ее к родителям (в конце концов, она все же успокоилась и даже, оттаяв, опять начала называть его Димчиком и позволила поцеловать себя на прощание в губы), потом поехал домой, вовсе не подозревая о том, что ровно в половине четвертого этой роковой ночи скончается в больнице, не приходя в сознание, третий из отморозков, а до этого милиционеры выяснят, что является этот милый юноша ни кем иным, как любимым племянником заместителя мэра города, а на следующий день вызовет начальник дознавателя Сашу Ивушкина на ковер и даст указания, а Ивушкин заартачится, вспылит (что поделаешь? Молодость, неопытность...), и отберут у Ивушкина папку с материалами дела и показаниями Дмитрия Евгеньевича Орлова, передадут другому сотруднику - не столь молодому, умудренному опытом и прекрасно, с полуслова понимающему, что от него требуется.

 А еще через полгода Ивушкин подаст рапорт об увольнении из органов внутренних дел -впрочем, Дмитрий узнает об этом гораздо позже, когда столкнется с ним в стенах охранно-сыскного агентства “Феникс”... но это - потом.

 А той ночью Дима просто вернулся домой, и даже не поев, рухнул в постель, решительно не предчувствуя того, что так крепко, беззаботно и сладко заснет в последний раз... Ибо уже со следующего дня изменится его жизнь, изменится бесповоротно, а с “розовыми” мечтами о светлом будущем (аспирантуре, женитьбе на Ладе и прочем) придется распрощаться насовсем.

 Со следующего дня жизнь всерьез начнет ломать Дмитрия Евгеньевича Орлова, испытывать его на прочность, иными словами - бить.

 И бить нещадно.

 * * *

 

5.

Александр (шесть лет назад)

 ...Наконец доцент Голубцов, выразительно вздыхая и бросив на Александра напоследок тоскливый взгляд (уж эти мне охламоны-студиозусы!), вывел медленно в его зачетной книжке “хорошо” (“Авансом, молодой человек, авансом, учтите! В следующем году (а я ведь стану преподавать на вашем курсе и весь следующий год) этот номер у вас не пройдет, и плевать мне на то, что вы потеряете стипендию, стипендию, мой милый, не выпрашивают, ее зарабатывают…)

 Все. Впереди два шикарных июньских денька, когда время летит легко и весело... жаль только, слишком быстро, ибо потом придется снова двое суток не отрываться от зубрежки, чтобы последний экзамен не завалить... Впрочем, основное препятствие, главный барьер взят сегодня.

 На лавке в университетском скверике, скучая, курил Пашка Сорокин.

 -Ну как, пронесло?

 -Все путем! - Александр улыбнулся и даже, для пущей наглядности, продемонстрировал другу зачетку с вожделенной “четверкой”.

 -Молоток, - похвалил Пашка и выудил из нагрудного кармана рубашки пачку “Мальборо”,- Закуришь?

 Александр отрицательно помотал головой.

 -Ты же знаешь, я не любитель... А вот от пивка бы не отказался... а там и на городской пляж...

 Пашка понимающе ухмыльнулся.

 -Полностью разделяю твою точку зрения... Но придется дождаться нашего Гогу, ибо без него, боюсь, пролетим и с пивком, и заодно с пляжем... Вот, как видишь, я и торчу тут, скрестив пальцы на руках и ногах, молясь, чтобы наш смуглый джигит получил свой долгожданный “уд”, чтобы потом на радостях устроить для верных друзей грандиозную пьянку...

 Александр перевел взгляд на белые кроссовки Сорокина и очень усомнился насчет его заверения о скрещенных пальцах ног. Хотя длинные пальцы Пашкиных рук действительно были причудливо загнуты.

 -Ладно, - благодушно согласился Александр, - Я тогда тоже мысленно скрещу... что только возможно.

 Сорокин фыркнул, и в этот момент из широко распахнувшихся дверей университетского корпуса вывалилась стайка девчонок. Все, как одна, в коротких юбках и полупрозрачных блузках, глазки карандашом подведены, губки подкрашены - так же, как и волосы, видимо, сейчас натуральный цвет волос исключительно не в моде... “И Ленка такая же, - лениво подумал он, - И волосы выкрасила в цвет красного дерева, и губки так же блестят, и глаза, слюнявя черный карандаш, подрисовывает, и юбка еле-еле попу прикрывает... а через блузочку прозрачную черный бюстгалтер виден...”

 Почему-то скучно стало от таких мыслей. Хорошая она, конечно, девчонка, его герлфренд, как у америкосов принято выражаться - “девушка, позволяющая мне все без слишком серьезных намерений”, но уж больно заурядная. Обычная. Предсказуемая... до тошноты. “А кто тебе нужен, Соболев? Лесная нимфа? Прекрасная русалка? Или носатая, но тем не менее полная шарма, прелести и обаяния принцесса Ди? Спустись на землю, Ленка - это лучшее, чего ты дос...”

 Мысль оборвалась как туго натянутая веревка, хулигански перерезанная заточенным с обеих сторон кортиком, и у студента-третьекурсника с факультета прикладной математики Александра Соболева попросту захватило дух... или перехватило дыхание... или на миг просто задержал он дыхание, задержал непроизвольно, ибо следом за стайкой девчонок в мини-юбках, с подкрашенными глазами, губами и волосами появилось совершенно... совершенно иное создание - с золотистой, заплетенной в изысканную косу, гривой, лицом спокойным, безмятежным и прекрасным и звездами в глазах немыслимо синих - синих как море, как небо, как поле цветущего льна (да-да, один раз, гостя в деревне у бабушки, Александр наблюдал воочию, как цветет лен...)

 Облачено создание было в светлый брючный костюм, и совсем не составляло труда понять, что высокая фигурка этого чуда природы столь же безупречна, как и лицо.

 Впрочем, оставалась эта девица (так разительно отличающаяся от прочих) в одиночестве совсем недолго, ибо через несколько секунд ее догнала другая - разумеется, в короткой юбчонке, и с подведенными глазками, и с волосами, отливающими неестественной ядовитой рыжиной, и хоть носила эта рыжая туфли на платформе, ножки они ей удлиняли совсем ненамного и уж точно не стройнили.

Блондинка обернулась, что-то с улыбкой сказала крашеной рыжей, а та ответила, и синеглазое чудо засмеялось, а Александр в этот момент с необыкновенным удовольствием ощущал, как тает, тает его сердце... тает подобно эскимо под солнцем, и ощущение это было абсолютно новым, незнакомым... однако, головокружительным.

 Пашке пришлось пару раз толкнуть его под локоть, прежде чем Александр стряхнул с себя наваждение.

 -Что?

 По лицу Сорокина скользнула довольно циничная ухмылка.

 -Прости, но ты сейчас выглядишь как деревенский идиот, стоя с разинутым ртом и пялясь на нашу прекрасную и стервозную Николь...

 -Кого? - растерянно переспросил Александр, вовсе не обидевшись на “деревенского идиота”.

 Девчонки отошли к соседней скамейке под старым толстым вязом и о чем-то переговариваясь, тоже смотрели на вход - не иначе, и они поджидали кого-то.

 -Николь Свиридову, с РГФ, - небрежно пояснил Пашка, - Неужто впервые ее видишь?

 Александр пожал плечами. Пашка парень свойский, общительный, душа любой компании, и создается впечатление, что он все обо всех знает... Да к тому же он просто-таки прирожденный казанова, считающий своим долгом не пропускать ни одной смазливой девичьей мордашки... А уж такую мордашку (нет, лик!) пропустить уж точно невозможно.

 -А почему такое странное имя - Николь? - рассеянно переспросил Александр, хотя, пожалуй, не только странным являлось такое имя, но и красивым; а столь красивая девчонка и должна носить соответствующее имя, разве нет?

 Пашка пожал плечами.

 -Да это погоняло, скорее... Зовут ее в действительности Вероника, сокращенно Ника, ну а где Ника, там и Николь... - опять по Пашкиному лицу скользнула весьма саркастическая усмешка, - Только если рассчитываешь на что-то, предупреждаю сразу -дохлый номер. Еще и не такие красавчики как ты пытались, однако все в пролете.

 Соболеву отчего-то стало очень неприятно от Пашкиных речей.

 -У нее что, кто-то есть?

 Сорокин выудил из пачки с ковбоем “Мальборо” сигарету, элегантно, даже стильно прикурил, щелкнув зажигалкой, искусно сработанной под “Зиппо” (на настоящую “Зиппо”, конечно же, у бедного студента Павла Георгиевича Сорокина средств не было), сделал глубокую затяжку.

 -Одни болтают, у девочки супер-щедрый папик, - у Соболева помимо воли екнуло сердце, - Другие говорят, что она вообще склонная к лесбосу (тут Александра даже затошнило), - Сорокин ухмыльнулся, - Но это брехня все, конечно. По мне, она просто прирожденная динамистка и первостатейная стерва, только и всего. И хотел бы я посмотреть на того, кому удастся ее “обломать”, - он бросил на Александра быстрый взгляд, - И тебе не удастся... готов спорить на двадцать баксов. И вообще, прими дружеский совет - выброси эти несбыточные мечты из головы.

 Александр напряженно засмеялся.

 -Никому не удавалось... выходит, и тебе не удалось?

 Пашка презрительно фыркнул.

 -Других красоток в нашей альма-матер, что ли, мало?

 Александр подумал, что насчет красоток Сорокин, пожалуй, прав... да только не встречал он, Соболев, другой такой же как эта Николь (Ника, Вероника)… Не встречал и наверняка не встретит.

 -Познакомь меня с ней, - чуть охрипшим голосом сказал он, - И если окажешься прав, двадцать баксов твои. Верняк.

 На Пашкином лице вначале появилось неподдельное изумление, которое, впрочем, тут же сменилось глумливой ухмылкой.

 -Ты серьезно?

 Александр молча кивнул, тогда Сорокин поднял руку ладонью вверх, и Соболев хлопнул по ней. Получилось сильно и громко.

 -Заметано, - Пашка встал со скамьи и швырнул недокуренную сигарету в урну. - Ну тогда идем...

 Они приблизились к той самой скамеечке под старым вязом, на которой сидели девушки, и Пашка улыбнулся во все тридцать два зуба.

 - Привет, красотки! Скучаем?

 Александру показалось, что во взгляде бездонных синих очей появилась усмешка. Однако, девушка промолчала, голос подала ее рыжая подружка (которая сама по себе была тоже очень ничего... однако, не на фоне Ники).

 -А что, у вас есть какие-то предложения?

 -Вагон! - весело заверил ее Сорокин, - Вагон, Ритуля, и маленькая тележка! Но сперва позвольте познакомить вас, красавицы, с моим другом Александром Юрьевичем Соболевым, без преувеличения самой светлой головой на нашем курсе... после меня, конечно.

 -Маргарита, - кокетливо сказала рыженькая, протягивая узкую ладошку (ногти разумеется были покрыты ядовито-розовым лаком).

 -Очень приятно, - пробормотал Александр, пожимая прохладные пальцы и будучи просто не в силах оторвать взгляда от “стервозной Николь”, вблизи оказавшейся ничуть не хуже, чем с расстояния в десяток метров (и это при том, что глаза ее не были обведены черным карандашом, губы имели вполне естественный цвет, а такой белокурый, с золотым отливом, оттенок волос вряд ли являлся результатом воздействия на них химических препаратов).

 -Ника, - голос ее звучал мягко, негромко, чуть глуховато, однако, руки она Александру не подала.

 -А как насчет предложений? - полюбопытствовала бойкая Маргарита.

 -Предложений? - Пашка обернулся. Александр посмотрел в ту же сторону и увидел выходящего из альма-матер смуглого “джигита” Гогу, и, судя по сияющей физиономии “джигита”, вожделенный “уд” он все-таки выудил, а значит, можно предвкушать и дружеское угощение... и точно, Гога направлялся прямиком к ним.

 -Как насчет похода на пляж, а, может, даже и шашлычка, которым нас угостит кавказский друг?

 -Угощу, угощу! - одна ручища “кавказского друга” легла на плечи Александра, другая на плечи Пашки. - Вах, какие кырасавыцы! - нарочито изображая жуткий акцент, восхитился Гога (в действительности, прожив в этом городе почти всю свою сознательную жизнь, он, конечно же, говорил не хуже того же Сорокина... однако, любил порой подшутить, изобразить этакого “дикого горца”), -А вы, кырасавыцы, неужели откажытэсь скрасить своей кырасатой...

 -Не кривляйся, Барадзе, - спокойно и насмешливо сказала Ника, - Из тебя отвратительный комик.

 Гога тут же прижал обе ладони к груди и шутливо начал кланяться.

 -Простите, простите, прекрасная, восхитительная Николь... - схватив ее за руку, поднес узкую ладошку к губам, запечатлел на ней смачный поцелуй, - Исправлюсь... Ну а если серьезно?

 При виде масляного блеска в черных очах Александру вдруг страшно захотелось врезать по наглой носатой физиономии смуглого “джигита”.

 -Надо еще Светку Морозову дождаться, - неуверенно сказала Рита, - Она сейчас нашего философа “измором” пытается взять...

 Ника поднялась со скамьи.

 -Ну, я вижу, у тебя теперь подходящая компания, так что я пошла...

 Гога попытался загородить ей дорогу, но она со смешком толкнула его ладошкой в грудь.

 -Умерьте свой пыл, джигит... А то мне снова придется пожаловаться Константину...

 -Стерва, - тоскливо вздохнул Гога, провожая взглядом ее удаляющуюся фигурку в светлом брючном костюме, - Сколько я в свое время угрохал на розы для этой стервы! А в результате... - он досадливо махнул рукой.

 -Что же в результате? - насмешливо полюбопытствовал Сорокин.

 -То же... что и у тебя, - огрызнулся Барадзе, - Только не прикидывайся, что ты тут умнее всех...

 Тонкая фигурка уже поравнялась с оградой университетского скверика, когда Александр, наконец, вышел из оцепенения. Пиво, поход на пляж с девчонками в мини-юбках - все, что несколько минут назад казалось еще столь заманчивым, отошло не просто на второй - на десятый план.

 -Ты куда? - услышал он за спиной удивленный голос Гоги.

 И насмешливое, Пашкино:

 -Все, мальчик спекся... Не иначе, виной всему повышенная солнечная активность...

 …-Ника!

 Она обернулась. Затем остановилась. Во взгляде появилось нечто, похожее на ироничное любопытство (Хочешь стать следующим? Ладно, попробуй...)

 -Почему... вы уходите? - и тут же обругал себя за глупость - что за вопрос, действительно? Почему уходите... хочет и уходит.

 -Потому, что поход на пляж, да еще в компании всяких там сомнительных... грузин в мои планы не входит. (А в спокойном взгляде явственно читается: “Ну, достаточно? Теперь отстанешь?”)

 На миг он ощутил досаду. Даже слова матери вспомнились: “А чем это красивые девки лучше других? У них по четыре ноги и две головы, что ли?” А мораль такова - смотри не на то, что снаружи. Цени то, что... в общем, зубы даже начинают ныть от подобных нотаций. Может, и отец, в конце концов, от матери ушел именно потому, что не мог дальше слушать ее банальные, нудные нравоучения, по любому поводу?

 -А... как насчет кафе-мороженого? - снова набрался смелости Александр, - Прямо сейчас?

 Легкое пожатие плечами.

 -Очень жаль, но ничего не получится. Прямо сейчас я должна ехать домой, где меня ждет обед, - она посмотрела ему прямо в глаза, и он невольно поразился тому, насколько ясен был ее взгляд - словно взгляд ребенка, - Папа обещал сегодня подъехать на обед, не хотелось бы его подводить.

 -Мой отец тоже с нами не живет, - брякнул он. Теперь они вместе с Никой двигались к подземному переходу - остановка троллейбуса находилась на другой стороне улицы, - Правда, на обеды не приезжает...

 Темные (темнее волос) изящно изогнутые бровки удивленно приподнялись, затем девушка негромко засмеялась.

 -Нет, вы неправильно меня поняли, Александр. Мы с папой живем вместе... просто обычно он слишком занят, чтобы приезжать домой в такое раннее время. Но сегодня, по случаю сданного мной предпоследнего экзамена...

 Он почувствовал, что краснеет.

 -Простите... Но тогда, может, мы увидимся... завтра? Вы любите дискотеки?

 -Не люблю, - спокойная улыбка, - В свое время я занималась спортивными танцами, и бессмысленное техно, звучащее на дискотеках, просто-таки разрушает мои нервные клетки. А взгляд оскорбляют конвульсивные подергивания людей, думающих, что они танцуют... Я уж молчу о специфическом запахе, возникающем оттого, что сотня человек потеет одновременно... - она чуть поморщилась. - Увольте. Такие развлечения не для меня.

 Он ощутил, что его щеки (да нет, все лицо!) уже просто-таки горят огнем. Стерва... Парни абсолютно правы. Но черт возьми, до чего же красивая стерва!

 -Что же вы любите? - заставил свои губы растянуться в улыбке, - Театры и филармонии?

 -Еще художественные галереи и вернисажи, - безмятежный взгляд, - Правда, боюсь, те, что имеются в нашем городе, особого интереса не представляют... - и тут она подарила ему улыбку. Именно подарила. Посмотрела на него и мягко улыбнулась, отчего сердце его несчастное затрепыхалось почище окуня на крючке рыболова, - Но вы можете пригласить меня в кино... Я, к своему стыду, обожаю фильмы со всякими спецэффектами... но не раньше следующего понедельника, - лицо снова сделалось серьезным, - Когда закончится сессия.

 -А для нас она заканчивается во вторник, - брякнул он, борясь с сильнейшим желанием взять это неземное создание за узкую талию, притянуть к себе и узнать вкус ее губ... Или хотя бы ощутить, каковы на ощупь ее блестящие, пышные волосы. А также насколько упруги некоторые части... гм, вот об этом не надо. Пока.

 Ладно. Главное-то произошло - она согласилась на свидание...

 -Значит, увидимся... во вторник? У “Полета”?

 Снова легкая улыбка.

 -Я пока не уверена... хотя... Ой, простите, мой троллейбус. Всего хорошего, Александр, дальше сопровождать меня не нужно.

 Легко вскочила в салон троллейбуса и пропала из виду, тут же заслоненная спинами пассажиров.

 Несколько секунд он просто стоял неподвижно. Вернуться к университету? Так ушли ведь, стервецы, ушли наверняка... Тут он вспомнил, что о времени-то свидания ничего сказано не было... Черт, значит, снова придется отлавливать эту красотку в стенах альма-матер... М-да. Дискотек она не любит, зато обожает художественные галереи... Нет, будь на ее месте другая, он махнул бы рукой и черт с ней. Но эта... Этой, решил Александр, простительно все. Абсолютно все.

 * * *

 

6.

Дмитрий (шесть лет назад)

 

 Проснулся Дмитрий от того, что в дверь продолжительно позвонили. Посмотрел на часы - половина девятого. И что? Спешить-то некуда... Услышал шаги в прихожей (наверняка мать. С дежурства вернулась, но спать еще не легла), щелчок замка, негромкие мужские голоса. Но предчувствие дурного его кольнуло, лишь когда мать заглянула в его комнату, а лицо ее было бледным, очень бледным... и испуганным.

 -Это к тебе, Митенька...

 Ввалились в комнату молодчики в серой форме. Тот, что постарше, с погонами старшего лейтенанта, сунул Дмитрию в лицо раскрытое удостоверение.

 -Орлов Дмитрий Евгеньевич? Собирайтесь, с нами поедете.

 -А в чем дело? - спросил пересохшими губами, а сердце уже колотилось так, словно только что стометровку пробежал, и в мозгу стучало: “Это вчерашнее... вчерашнее...”

 И точно. Старший немедленно подтвердил его догадку.

 -Мне поручено задержать вас в связи с вчерашним происшествием... Ладно, не валяйте дурака, все вы понимаете...

 -Митенька, - потрясенный выдох матери, - Что вчера произошло? Что?..

 -Ладно, ма, успокойся, скоро все выяснится, - он стал натягивать брюки в присутствии молодчиков в сером. Да, пожалуй, иначе не вышло бы... Не оставили бы они его в комнате одного - особенно, если учесть, что Орловы жили на втором этаже...

 Впрочем, Дмитрий и не намеревался бежать. Наверняка это лишь недоразумение... Видимо, один из троих ублюдков - тот, что никак не хотел вставать с тротуара, - слишком сильно приложился затылком о бровку бетонную, возможно, серьезное сотрясение мозга получил...

 Орлов поймал вдруг себя на том, что помимо воли начинает заражаться паникой матери, что он уже теряет уверенность в себе... и ощутил злость на себя самого. Он ни в чем не виноват, вот об этом, в первую очередь, нужно помнить... И держаться соответственно, как и подобает держаться человеку, ни в чем не повинному - спокойно и уверенно.

 -Смену белья с собой возьмите, - равнодушно бросил старлей.

 -Митенька! - мать вдруг издала истерический вопль и бросилась к нему. Обняла судорожно, припала к груди... ну, не иначе на верную смерть провожает... Дмитрий через силу улыбнулся и попытался несильно оттолкнуть мать от себя.

 -Я же сказал, ма, все нормально будет, все скоро выяснится, говорю же, это ошибка...

 -Пожалуйста, поскорее, - с еле заметным раздражением подогнал старлей. Дмитрий подумал, что в юности он наверняка страдал от обилия прыщей - кожа его лица, особенно щек, являлась бугристой, покрытой маленькими шрамиками, словно оспинами, - И не нужно устраивать истерик...

 Дмитрий чмокнул мать в макушку и, приобняв ее за плечи, отвел к креслу.

 -Говорю, успокойся...

 Мать тихо заплакала.

 Дмитрий уловил скользнувшую по лицу одного из милиционеров брезгливость. “Холуй,- с очередной волной злости, захлестнувшей все его существо, подумал он, - Дерьмовый холуй...”

 И тут же отчего-то Ивушкин вспомнился, его молодое лицо, обаятельная улыбка, голос доброжелательный... “Так ведь и Иуда, наверняка, был приветлив и доброжелателен внешне...”

 Вслед за этим: “Ты о чем думаешь, мудила? Так просто не явились бы к тебе домой, не требовали бы смену белья с собой брать... Что-то изменилось, изменилось за несколько часов... Так что же?”

 Он молча закончил одеваться, сунул в пакет полотенце и футболку с парой трусов. Ладно, скоро выяснится все...

 Выходя из квартиры, обернулся и черным камнем (нет, глыбой!) лег на сердце испуганный и тоскующий взгляд матери. За что ей все это? Только-только начала приходить в себя после гибели мужа и младшей дочери в автокатастрофе (да, несколько лет назад это случилось, но такая рана затягивается не месяцами, а именно годами), и... опять. Теперь младший сын...

 Снова он себя оборвал с досадой. Рановато что-то вы, Дмитрий Евгеньевич, скисли... Или уже забыли, как вас шестнадцатилетним пацаном замели, как мурыжили в отделении... а закончилось все чем? Отпустили подобру-поздорову... Хотя, тогда-то ситуация была несколько иной...

 Тут же слова Лады вспомнились: “Ты слишком любишь кулаками размахивать!” Явное преувеличение. Лишь в спортзалах он любит кулаками размахивать, а точнее заниматься борьбой... просто бывают в жизни ситуации, когда... нет альтернативы. Ну нет ее, черт возьми, несчастной этой альтернативы - и все тут!

 

 * * *

...Тесный прокуренный кабинет. Графин с мутноватой, желтой водой стоит на грязном подоконнике. Пыль с сейфа и книжного шкафа вытирается определенно от случая к случаю... и такие случаи выпадают нечасто. Ряд книг по юридической тематике. УК, УПК - все с комментариями. Из некоторых книг торчат закладки.

 Но главным, на что Дмитрий невольно обратил внимание, оказавшись в этом кабинете, были бесчисленные толстые папки с надписями “Уголовное дело №__” - они лежали везде: и на подоконнике, ни на шкафу, и на стульях, стоящих у стены... и, разумеется, на столе.

 Столе, за которым сидел уже не молодой и обаятельный Саша Ивушкин, а мужчина лет сорока, сутуловатый и определенно с брюшком. Редкие волосы тщательно прилизаны, лицо некрасивое, какое-то помятое... но отвратительнее всего, по мнению Дмитрия, были его глаза - светло-голубые, водянистые... и абсолютно равнодушные.

 Не выпускник вуза и будущий аспирант (да просто симпатяга парень) Дмитрий Евгеньевич Орлов сейчас стоял перед ним, а просто... один из многих. Тех, кто из подозреваемых легко превращается в обвиняемых, а затем в подсудимых, а затем...

 Ясно, что затем. “Зека Орлов, на выход!” - чей-то металлический голос прорезал мозг Дмитрия, и по коже пробежали мурашки. Нет, так нельзя... Мать попросту заразила его своей мнительностью. Он ни в чем не виноват, вот об этом следует помнить, прежде всего. И держаться уверенно... только ни черта не получалось.

 Он мялся у стола мужчины, а тот лишь раз вскинул на него глаза, но промолчал, и снова опустил голову, продолжая строчить свое на большом листе писчей бумаги. Наконец, закончил, встал из-за стола (тут Дмитрий воочию убедился, что мужчина действительно имеет животик), подошел к двери (у двери со скучающим видом сидел на стуле детина в форме сержанта, тот, что привел Дмитрия в кабинет) и удалился...

 Орлов повернулся к сержанту.

 -Слушай, что происходит? Почему меня снова тут мурыжат? Вчера же все выяснилось...

 Пустой, почти отсутствующий взгляд. Молчание.

 Он вдруг ощутил, что еще секунда - и сорвется. Набросится на этого...нет, не худшего, а типичного представителя этого, мягко говоря, нелюбимого народом племени, набросится... и, возможно, справится с ним, ибо не зря же усиленно занимался борьбой? А потом попросту сбежит. Сбежит... куда? Да не все ли равно, куда. Помчится, куда глаза глядят, лишь бы подальше отсюда, от этих равнодушных существ с мертвыми глазами, явно задумавших что-то очень, очень дурное... Но куда он побежит? И надо, в конце концов, помнить - ничего противозаконного он не совершил, разве вчера не это сказал Ивушкин, коллега этих существ, но так сильно от них отличающийся?..

 Наконец, хозяин кабинета вернулся. Снова сел за стол и наконец удостоил Дмитрия взглядом.

 -Орлов Дмитрий Евгеньевич? Присаживайтесь, - голос тоже отнюдь не приветливый. Но и не неприязненный. Голос тоже равнодушный... что, впрочем, Дмитрия уже не удивляло.

 Он послушно опустился на жесткий казенный стул (сиденье, конечно же, обито дерматином (в народе - дерьмантином).

 -Итак, - мужчина придвинул к себе уже разлинованный лист, - Да, я не представился. Моя фамилия Ясенев, Сергей Николаевич, и теперь я занимаюсь расследованием... гм... вчерашнего происшествия. Для начала назовите свои анкетные данные... Паспорт с собой?

 Дмитрий кивнул, достал паспорт из нагрудного кармана своей джинсовой куртки. В мозгу стучало: “Вот формалисты... Вчера же Ивушкин проделал то же самое!” Он, Дмитрий, еще мысленно поблагодарил самого себя за то, что постоянно таскает паспорт с собой...

 Наконец, закончилось улаживание формальностей. Но едва Дмитрий приступил к рассказу о происшедшем вчера, Ясенев его перебил:

 - Значит, вы напали первым, я правильно вас понял? Вас не трогали, вам не угрожали, на вас не замахивались, тем не менее вы ударили первым?

 Дмитрий был ошеломлен этой тирадой настолько, что в первые секунды просто-напросто утратил дар речи.

 -Но они же... - он перевел дыхание, сглотнул слюну (что-то вдруг резко пересохло во рту), - Их же было трое, и они были пьяны, и не просто пьяны, а еще и обкурены, и ясно было, что им хочется покуражиться, к тому же... - озарение, просто-таки мысленное озарение - как он об этом мог забыть? - К тому же, один из них, ну... блондин тот, которому плохо потом стало... он схватил мою девушку за грудь! По-вашему, я и в этой ситуации должен был стоять как столб?!

 -Да вы не волнуйтесь так, Дмитрий Евгеньевич, - скучным голосом произнес Ясенев, придвигая к себе другую, тоненькую папочку. Извлек оттуда лист бумаги, уже исписанный. Пробежал его глазами и снова обратился к Дмитрию.

 -Вот показания вашей... гм... невесты Ладиславы Лисичкиной... Ничего о том, что кто-то из потерпевших хватает ее за грудь или... гм... иные части тела, тут не сказано... Ну, ладно. Продолжайте. Итак, Боровикова вы ударили в челюсть, и он упал на тротуар?

 Дмитрий кивнул, ощущая, что начинает потеть - и не только оттого, что слишком душная атмосфера была в кабинете... Нет, теперь предчувствие дурного стало очень отчетливым. Он уже почти знал, что последует дальше...

 -Потом применили к Семенову прием, называемый броском через бедро... Вы дзюдоист, гражданин Орлов? Увлекаетесь борьбой?

 Почему-то от обращения “гражданин Орлов” у Димы противно засосало под ложечкой. Уже - гражданин Орлов? А дальше? (“Зека Орлов”, ехидно шепнул все тот же голос “ниоткуда”, и ему захотелось зажать уши ладонями.)

 -Не то, чтобы увлекаюсь... - сказал Дмитрий слегка подсевшим голосом, - Но... да, я занимался дзюдо. Сначала в армии, потом в спортивном комплексе нашего института...

 - А была ли необходимость применять этот прием? - вкрадчиво спросил Ясенев, - Была ли в этом необходимость?

 -Что? - Дмитрий задохнулся от возмущения, - Так ведь он бросился на меня с ножом!

 - С ножом? - прищурился Ясенев, - Вы уверены, Дмитрий Евгеньевич? Уверены, что в руке у Семенова был нож? Или, может, ничего у него в руках не было, кроме... брелока для ключей? И бросался ли он на вас вообще? Может, он бросился не на вас, а к вам - для того, чтобы защитить своего товарища, на которого внезапно напал нетрезвый гражданин?

 Дмитрию вдруг захотелось себя ущипнуть. Или с силой ударить по колену - чтобы убедиться, что все происходящее - не абсурдный сон.

 -Я был трезв! Абсолютно! 

 -Разве? - голос Ясенева по-прежнему невозмутим, скучен, равнодушен, - А вот по словам Лисичкиной, до этого, находясь в городском саду, вы выпивали...

 -Я выпил пива! Еще днем! Всего одну кружку и ту не допил! Я был трезв! Я был совершенно трезв, в отличие от этих отморозков!

 -Один из этих, как вы их назвали, “отморозков”, скончался сегодня утром, не приходя в сознание, от травмы черепа, - негромко, но очень четко и раздельно произнес Ясенев, - А травма эта возникла оттого, что парень, падая, ударился затылком о бетонный бордюр тротуара... А упал он оттого, что вы со всей своей, - кривая усмешка, - Молодецкой удали ударили его, Дмитрий Евгеньевич... И это называете вы необходимой обороной? Нет, дорогой мой, это уже самое настоящее злостное хулиганство...

 Дмитрий промолчал. Попросту потому, что ответить было нечего, зато все стало ясно.

 Абсолютно все.

 

 * * *

 

7.

Александр (шесть лет назад)

 Все-таки он вернулся к университету, и - о чудо! - веселая компания все еще торчала скверике, причем к ней присоединилась еще парочка девчонок в мини-юбчонках (у одной волосы были выкрашены в платиновый цвет, а у другой в иссиня-черный, что даже неплохо смотрелось в сочетании с ее черными, густо обведенными карандашом глазами).

 -Что, Соболь, облом? - весело поинтересовался Пашка Сорокин, - С тебя двадцатка...

 -Рано веселишься и губы раскатываешь, - парировал Александр, - Кое-что мне обещано...

 -Уж не поход ли в кино? - ехидно сощурился Сорокин, - Она же обожает фильмы со спецэффектами! - и тут же заржал, наблюдая за невольно вытянувшейся физиономией Александра.

 -А знаешь, в чем состоит главный “спецэффект”? - вступил в разговор помрачневший Гога, - В том, что после сеанса возле кинотеатра ее будет поджидать амбал на иномарке, охранник, нанятый ее папочкой... Так что сделает она тебе на прощание ручкой - и поминай, как звали... Динамистка!

 -Ладно, - Сорокин хлопнул Александра по плечу, - Не ты первый, не ты последний. Учись на чужих ошибках, студент!
 -Может, хватит, ребята? - подала рыжая Ритуля капризный голосок, - Можно подумать, свет клином на нашей Николь сошелся...

 -Действительно, - Пашка широко улыбнулся и приобнял Маргариту за плечи, чему девушка нисколько не воспротивилась - очевидно, ей это нравилось, - Пусть Принцесса дожидается своего Принца, а мы покуда рванем на пляж и займемся прожиганием жизни... Кто против?

 Никто, разумеется, не был против, хоть Александру и стало крайне неприятно от слов друзей-приятелей... Охранник, нанятый папочкой? Если это действительно так, у него, пожалуй, и в самом деле нет ни малейшего шанса завоевать ее благосклонность, ибо его-то папаша, хоть не алкаш и не голодранец, давным-давно знать ничего не желает о сыне от первого брака (какое же колоссальное облегчение он наверняка испытал, когда сынок достиг, наконец, восемнадцатилетия, и, значит, можно было прекратить выплату алиментов!) У его отца, занимающего не последнюю должность в компьютерной фирме, давно новая семья и двое детей, и жена, в свои тридцать все еще смазливая...

 Так что о сыночке от первого брака папочка вспоминает лишь в год два раза - в день рождения и новогодние праздники. Звонит, поздравляет и шлет небольшие денежные переводы. Впрочем, последний такой перевод пришел к двадцатилетию Александра, а когда ему исполнился двадцать один год, уже никакого перевода не было, и звонка от отца - тоже. По словам матери, это все “работа той курвы”, второй его жены, которая не уймется, пока окончательно не перетянет его на свою сторону, но отец-то не ребенок несмышленый! И если б действительно не хотел терять связи с сыном от первого брака, то и не потерял бы... Выходит, не больно-то он, Алекс, ему и нужен...

 От таких мыслей настроение окончательно упало, но он все же поперся со всеми на пляж, и даже позволил жгучей брюнетке с жирно подведенными глазками “виснуть” на себе...

 Правда, потом перебрал лишнего, и остаток вечера помнился уже смутно, а ночью после того, как вернулся домой, ему вообще стало дурно... А наутро, как водится, мать устроила грандиозный нагоняй, и вчерашняя встреча с Никой - девушкой с золотистыми волосами и глазами необыкновенной синевы - казалась то ли миражом, то ли наваждением... В общем, результатом воздействия на переутомленный сессией мозг повышенной солнечной активности.

 Полдня он промаялся, безуспешно пытаясь сосредоточиться на учебниках и конспектах, а к вечеру позвонила Лена, с предложением увидеться и прозрачным намеком на то, что “предки” укатили на дачу с ночевкой... Такой шанс, конечно, упускать не следовало, и он поехал к Лене, по дороге купив для нее шоколадку (не являться же к “герлфренд” с пустыми руками!), хоть и без особого энтузиазма, надо признаться, поехал... И опять эта крамольная мысль закралась: “Неужели я ничего лучшего не достоин?” А следом за подобной мыслью и Ника вспомнилась, прекрасная, но, судя по всему, недоступная... “А что, Ленкина доступность лучше, что ли?” И внезапно накатило отвращение к самому себе - мечтаешь о необыкновенном, а довольствуешься заурядным, второсортным?

 -Ты что, экзамен у Голубцова завалил? - простодушно поинтересовалась Лена, - Выглядишь мрачнее тучи...

 -Башка трещит, - признался Александр, - После вчерашнего...

 Пришлось рассказать о вчерашнем пикничке, и Лена, конечно же, не преминула обидеться, отчего ее не пригласили. Поинтересовалась, были ли девчонки.

 -Ну, были, - вяло ответил он и тут вдруг прорвало, - А тебе-то что? Ты жена мне, что ли, чтобы меня контролировать?

 Лена в слезы ударилась, и вечер полетел насмарку.

 * * *

 

 И уж никак не подозревал он, что, отправившись на следующий день в “читалку” университетской библиотеки, встретит там снова высокую белокурую красавицу, на сей раз облаченную в легкое летнее платье, не скрывающее ни одной изящной линии безупречной фигуры...

 Она поравнялась с его столом, и взгляд ее был так же ясен и безмятежен, и на губах играла легкая улыбка...

 -Привет, - поздоровалась первой, как со старым знакомым, и тут, пожалуй, окончательно осознал Соболев, насколько серьезно увяз, ибо сердце его снова начало таять, подобно эскимо в жаркий июльский денек, и это, конечно, было уже не случайно, вспышкой солнечной активности, конечно же, этого было уже не объяснить...

 Ника устроилась за соседним столом, развернув книги и конспекты, ну а он, разумеется, уже не мог сосредоточиться на учебниках, ибо взгляд притягивал, как магнит, ее классический, четкий профиль, белокурые завитки у висков, загорелые плечи...

 В конце концов, осознал Александр, как по-дурацки все это выглядит, тем не менее что-то нужно было ведь делать? Вырвал из тетради листок, черкнул на нем: “Как насчет кафе-мороженого сегодня?” Бросил ей на стол. Ника, в свою очередь, обернулась, ему показалось, что во взгляде синих глаз мелькнула насмешка, впрочем, насмешка не злобная.

 Прочла записку, что-то приписала внизу, снова перекинула бумажку Александру. Он с замиранием сердца развернул листок. Не дай Бог, там написано: “Ничего не получится”... 

 Но нет. Опасения его оказались напрасны. Даже смехотворны, ибо внизу тетрадного листка стояли всего три слова: “Через час, устроит?”

 Час? Целая вечность... Он снова уткнулся в книги (не следует забывать, что последний экзамен еще не сдан!), и на сей раз даже усвоил кое-что из материала... Однако, на часы не переставал посматривать, и, наконец, ужасающе медлительная минутная стрелка проползла-таки полный круг, опять поравнявшись с цифрой 12, и он увидел, что Ника уже убирает свои конспекты в сумку, а книги складывает в стопку.

 -Ну, идем? - все-таки что-то немного ироничное было в ее улыбке (если б Александр видел ее отца, он несомненно понял бы, от кого Ника унаследовала эту ироничную улыбку).

 И настроение опять поднялось на небывалую высоту, ибо, начавшийся весьма серо, день заканчивался чудесно... И жалеть пришлось только об одном - почему так скоро он закончился?

 Слопав по порции пломбира и уничтожив по коктейлю (по счастью, у него с собой оказалась достаточная сумма денег, что бывало не всегда, его мать являлась женщиной довольно-таки прижимистой), отправились прогуляться по набережной, и прогулка затянулась, затянулась до сумерек, ибо время летело незаметно - общаться с Никой было удивительно легко и приятно. Наконец она, посмотрев на часы, охнула:

 -Ну я и припозднилась!

 И тут же запищал находящийся в ее сумочке мобильный телефон.

 -Это папочка, - и в трубку, - Да, папулька, - голосом маленькой девочки, - Извини, засиделись с Ритулей в “читалке”, а потом решили проветрить мозги, по набережной прошвырнуться... - смешок, - Очень кстати... Где нахожусь? Да пусть подъезжает к кинотеатру на набережной... Да нет же, пап, все в полном порядке!

 “К кинотеатру...” Тут же он вспомнил реплику Гоги относительно “амбала на иномарке”.

 -Кто за тобой подъедет?

 Чуть насмешливый взгляд.

 -Да Костя, наш шофер. Ноблесс оближ, понимаешь? Положение обязывает...

 Он осторожно обнял ее за талию - она не отстранилась.

 -Когда же снова увидимся?

 -Не знаю...

 -Как насчет вторника? Во вторник мы сдаем последний экзамен...

 Неопределенно пожатие плечами.

 - Возможно...

 Тут же уточнил:

 -В шесть вечера, устроит?

 Снова усмешка.

 - У памятника Великому Поэту?

 - Где хочешь...

 Осмелев, притянул ее к себе и поцеловал в губы. Точнее, лишь попытался поцеловать, ибо Ника тут же увернулась, оттолкнула его от себя.

 -Вы не слишком торопите события, рыцарь?

 Нет, действительно эта девушка была необыкновенной - кому это еще из современных девиц пришло бы в голову назвать ухажера рыцарем? А у нее это вышло изящно и естественно... “Я люблю тебя”, едва не вырвалось у него, хотя, пожалуй, такое заверение являлось бы несколько преждевременным... Влюбленность - вот, пожалуй, наиболее точное определение того, что сейчас с ним происходило...

 Костя оказался вовсе не амбалом с квадратной челюстью, а просто довольно высоким парнем лет тридцати с небольшим.

 - Может, и тебя подбросить до дома?

 Александр ощутил, что готов покраснеть, отрицательно помотал головой.

 -Нет, спасибо, сам дойду, тут недалеко...

 -Ну тогда до встречи! - послала шутливый воздушный поцелуй и укатила на темно-вишневой красивой машине, на мгновение заставив его снова ощутить собственную неполноценность - у них-то с матерью в собственности имелся лишь старенький “жигуль” “семерка”, на котором ездил еще отец.

 Дни, оставшиеся до вторника, прошли в напряженном ожидании. Что, впрочем, не мешало ему вполне добросовестно готовиться к предстоящему экзамену. Даже более того, сдать его на “отлично”, чего он сам даже не ожидал.

 На подколки Сорокина он уже не обращал внимания. На напоминание о “должке в двадцать баксов” он с усмешкой ответил: “Еще не вечер”, на что услышал довольно кислое “Блажен, кто верует...”

 Но вот сессия осталась позади, а впереди маячил заманчивый вечер с самой красивой на всем белом свете девчонкой, и он тщательно наглаживал “стрелки” на брюках, подбирал из висящих в шкафу, на “плечиках” рубашек лучшую, голову вымыл и даже воспользовался феном матери, чтобы не только тщательно высушить, но и уложить свои вихры так, чтобы не торчали они во все стороны...

 И являлись все эти приготовления невообразимой глупостью, в чем Александр убедился уже через пару часов, проторчав у памятника Великому Поэту с букетом кичливых, ярко-розовых пионов в руке все сто двадцать минут, пока не осознал окончательно, что не придет прелестная Ника. Не придет и все тут. И, может, не потому что такая уж она “динамистка прирожденная”, а попросту оттого, что забыла. Забыла об их уговоре - и все дела.

 

 * * *

 

 8.

Дмитрий (шесть лет назад)

 Вопреки расхожему мнению о волоките, царящей в правоохранительных органах, следствие по делу Орлова Дмитрия Евгеньевича (двадцати четырех лет от роду, холостого, недавнего выпускника политехнического института) было закончено в рекордно короткие сроки. Видимо, потому что определено все было заранее. Даже приговор.

 Впрочем, время пребывания Дмитрия в следственном изоляторе даром, что было недолгим. Это время являлось в высшей степени интенсивным. Уже на вторые сутки пребывания его в общей камере Орлова не преминули попытаться опустить. Так, видимо, для потехи. Дрался он неплохо, пожалуй, так не дрался еще никогда... “Милая” затея зеков не удалась, однако, Диму оттащили в карцер, а там им занялись уже двое мордатых холуев с дубинками. Эти били умело - в основном, по почкам и в живот. Ни одной кости не было сломано, и на лице не наличествовало синяков, однако, Дмитрий еще двое суток отлеживался после этой экзекуции. “Под занавес” холуи, ернически ухмыляясь, обрили полуживому Орлову голову, чтоб, видимо, не смущал своим густым хаером зеков со специфическими наклонностями.

 Как ни странно, наибольшее отвращение вызвал у Димы адвокат, нанимая которого мать со старшим братом истратили все сбережения, более того, влезли в долги.

 Полу-лысое, щуплое существо с кислой физиономией бубнило, что все, к сожалению, складывается не в его пользу, что максимум, чего он, адвокат, может добиться, это переквалификации преступления со “злостного хулиганства” на “превышение пределов необходимой обороны”. Волшебным образом из уголовного дела исчезли упоминания о двух ножах и, тем более, косяках с марихуаной, изъятых у “потерпевших”. Зато возникли показания бывшего Диминого однокурсника Горшевича, характеризующего Орлова как задиру, драчуна да вдобавок злостного антисемита, публично назвавшего его, Горшевича, “жидовской мордой” и угрожавшего расправой.

 Впрочем, это Орлова лишь насмешило, в отличие от показаний Лады, которая была уже “не уверена”, трогал ли ее за определенные части тела обкуренный отморозок или нет...

 Одним словом, все было определено и решено заранее. Так что Дмитрия почти не удивил приговор: “пять лет в колонии общего режима”. По залу пробежал шепоток, кто-то охнул: “Женщина сознание потеряла!”

 Дмитрий повернул голову. Этой женщиной являлась его мать.

 

 * * *

 Глава четвертая



1. Дмитрий (пять с половиной лет назад)

 

 …-И значит, возвращаюсь я из рейса на день раньше... Представляешь, еще цветы, дурак, купил! -Зотов, здоровяк лет тридцати, сделал еще затяжку и смачно сплюнул на землю, - А эта сучка не одна...

 -В постели? - усмехнулся Дмитрий. Зотов, пожалуй, являлся единственным из тех, с кем он теперь вынужден был делить барак и стоять у станка, кто не вызывал у него отвращения. В какой-то степени этот морячок ему даже нравился.

 -Если б в постели, убил бы обоих, - сурово ответил Зотов и, аккуратно затушив окурок “Примы”, сунул “бычок” в рукав. - Нет, они просто чаи гоняли и, знаешь, ворковали так... любовно, - он ухмыльнулся, - Но, конечно, как только меня увидели, у обоих рожи вытянулись...

 -А дальше что? - спросил Дмитрий, впрочем, без особого любопытства.

 -Дальше-то? - хмыкнул Зотов, - А дальше я просто сгреб ее хахаля за грудки... и вышвырнул с балкона.

 Дмитрий присвистнул.

 -А этаж какой был?

 -Да второй, - небрежно ответил Зотов и даже поморщился, - Просто хлипким парнишка оказался... Теперь в инвалидной коляске передвигается... Люська, конечно, визг подняла... - он вздохнул, - Да что с нее взять? Все бабы дуры...

 -Ты с ней развелся? - полюбопытствовал Дмитрий, и Зотов удивленно посмотрел на него.

 - Зачем? Она теперь передачи мне исправно шлет, а скоро и сама приедет... - он мечтательно улыбнулся, - На длительную свиданку... Жду-не дождусь...

 Дмитрий тоже улыбнулся, правда, весьма криво, вспомнив последнее письмо от матери, пришедшее две недели назад, в котором та намекала на то, что Лада “вроде бы”, по слухам, собирается замуж.

 Не “вроде” и не “по слухам”. Он почти стопроцентно был уверен в том, что Лада уже замужем либо выйдет замуж наверняка. Что ж... иного он, признаться, от нее и не ожидал - не отличаясь большим умом, Лада тем не менее являлась очень практичной девицей. Материальной.

 Еще мать писала о том, что адвокат после того, как были отклонены две жалобы - в кассационную инстанцию и надзорную (эк мама теперь подкована по юридической части! До случившегося с ним и слов-то подобных не знала...), обнадежил Орловых тем, что остается еще инстанция - Верховный суд.

 “А потом он “вспомнит” и о президенте, - желчно подумал Дмитрий, - Не уймется до тех пор, пока не выдоит последние сбережения с родственников осужденного, шакал...”

 Конечно, он ни на йоту не верил в благополучный исход дела - осудили его просто-таки филигранно: не оборона, а самое настоящее злостное хулиганство, а вследствие этого - неосторожное убийство. И каждое лыко шло в строку - и то, что владел боевыми приемами, и то, что ударил первым (сам же ударить себя не позволил) и даже его неосторожное признание в выпитой незадолго до этого кружке пива... Ну, а если еще учесть главное - родственную связь погибшего с “высоким” чиновником из мэрии, - то совсем не следовало удивляться и неоправданно жестокому приговору, и резолюции на жалобах - “от-ка-зать”.

Сам Дмитрий то и дело со страхом ловил себя на том, что уже втягивается - пребывание в неволе имело свой (хоть и очень сомнительный) плюс - не приходилось теперь взваливать на себя груза самостоятельных решений - порядки в зоне установились давно и прочно, и выживали тут сильнейшие - морально и физически.

 Вот когда Дмитрию пригодились и хорошая физическая подготовка, и владение борьбой, и относительно высокий порог боли.

 Держаться он старался особняком. Неоднократно убедившись в том, что з/к Орлов способен за себя постоять, однако на рожон не прет, зечары в известной степени его зауважали. Впрочем, держаться особняком удавалось не всегда - нельзя было отказываться (если приглашали) от участия в карточных играх, от распития чифира и даже якобы запрещенного спиртного.

 Со стороны администрации особых нареканий не было - у станка Орлов трудился добросовестно. Не то, чтобы работа помогла забыться полностью (не такая это была работа)… но все же чуть-чуть помогала.

 Иногда он ловил себя на мысли, что воспринимает нынешнюю реальность как затянувшийся кошмарный сон - вроде и хочешь проснуться, а не можешь. И все-таки надеешься, что рано или поздно проснешься.

 И в таком состоянии душевной дремоты, иными словами, легкого аутотренинга (сон, только сон...) пробыл Дмитрий Евгеньевич Орлов, в недалеком прошлом - выпускник вуза, мечтающий об аспирантуре, и просто обаятельный парень, а ныне лишь з/к Орлов, без малого год. А точнее, девять месяцев и двадцать шесть дней.

 * * *

 

2.

Свиридов (пять с половиной лет назад)

 

 -Ну как прошла проверка, папулька? - Ника почти по-кошачьи слизнула с ложечки йогурт - не все вкусы с возрастом меняются. Его восемнадцатилетняя дочь по-прежнему, как и в семилетнем возрасте, обожала кисломолочные продукты. Здоровый цвет лица и безупречное состояние кожи наверняка объяснялось и тем, что она была абсолютно равнодушна к сластям, зато была охоча до всевозможных кефиров, йогуртов и фруктов.

 -Как обычно, - вздохнул он, - Как обычно, прекрасно... Однако, знали бы вы, принцесса, до чего накладны все эти мероприятия!

 Ника засмеялась, сделала пару глотков кофе, аккуратно промокнула губы салфеткой и поднялась из-за стола.

 -Большое спасибо, папочка, - чмокнула его в гладко выбритую щеку и уже направилась к выходу, но на полпути обернулась, - Да, сегодня я опять подзадержусь у Ритули...

 - У Ритули? - он слегка улыбнулся, и на нежных девичьих щеках немедленно проступил румянец, - Может, пора уже и отца познакомить с этим... хм... “Ритулей”, а?

 Притворный вздох.

 -Все-то вы знаете, благородный дон... ну, не Ритуля. Не Ритуля, а Алекс. Только я, папочка, ни в чем еще не уверена, и, пожалуй, мне сначала следует разобраться в себе, прежде чем знакомить тебя с ним... - и отвела, плутовка, глаза, - Видишь ли, папа, этот мальчик не нашего круга. Он, конечно, очень милый, но... - снова ослепительная улыбка, - Я не у-ве-ре-на.

 -Да уж, - согласился он, в очередной раз поймав себя на том, что откровенно любуется собственной дочерью. Она не просто невероятно походила на свою мать. Она являлась улучшенным вариантом Ирины - разумеется, внешне.

 А вот ее практичность и рассудительность - это, пожалуй, уже от него.

 -Свинопасы женятся на принцессах, как правило, лишь в сказках...

 Смешок.

 -Ты забыл, что даже в сказке свинопас был переодетым принцем... да и речи пока не идет ни о каком замужестве, - послала ему воздушный поцелуй и упорхнула.

 “Совсем скоро наступит день, когда она тебе скажет: “Я хочу замуж, папочка”. Отпустишь ли ты ее?” У него на миг даже мороз пробежал по коже - словно воочию услышал мягкий голос своей матери.

 М-да, Свиридов, готовься... Маленькие детки - маленькие проблемки, а как насчет больших деток?

 И это ее заявление о том, что мальчишка не их круга, настораживает... даже очень. Ладно, будь Ника дурнушкой, тут все было бы понятно... Но Ника не дурнушка, Ника настоящая красавица. Уже в устах людей их круга прибавляется к словам “дочь Свиридова” эпитет “красавица”. (“Видели, на последнюю презентацию Свиридов явился вместе с дочерью-студенткой?” - “Неужели дочерью? Я решил, что та красавица претендует на место его покойной супруги...” - “Да, ничего удивительного... Его покойная жена тоже была очень хороша собой... жаль, умерла совсем молодой.”)

 И получается - слишком хорошо - тоже нехорошо. Красавица с приданым... и какой-то безродный (но наверняка смазливый) щенок... Придется, пожалуй, по своим каналам выяснить, что представляет собой этот Алекс, в обществе которого его дочь проводит теперь слишком много времени... И не дай Бог... Эту мысль он, впрочем, быстро от себя отогнал. Ника не легкомысленна. Ника умна. Ника уважает себя...

 Но Нике, увы, всего восемнадцать... и она еще не “обжигалась”. А он, отец? Неужели теперь должен этак доверительно сообщить девочке ужасную, но абсолютно правдивую вещь: “Видишь ли, детка, признаюсь откровенно - мы, мужики, подлецы по природе своей... и ничуть не менее расчетливы, чем женщины, а в делах амурных даже гораздо расчетливее “слабого пола...”

 Нет, не пойдет так. Он со вздохом встал из-за стола. Пожалуй, рановато его начал бить мандраж - Ника ведь сама сказала, что не уверена ни в чем. Эх, вот сейчас как никогда пригодился бы материнский совет!

 Потом он своевременно вспомнил о том, что сегодня наконец-то отдохнет от налоговиков, и настроение тут же поднялось. Пожалуй, нужно премировать главного бухгалтера, а заодно и юрисконсульта за безупречное ведение дел...точнее, умение прятать концы в воду. Он усмехнулся и тоже пошел к выходу.

 

 * * *

 ...Она совершенно не вписывалась в обычную, повседневную картину - пожилая, более чем скромно одетая женщина, прижимающая к бедру огромный ридикюль, стоящая у сверкающих стеклянных дверей фирмы. На стоянке останавливались блестящие машины, преимущественно иномарки. Из машин выходили элегантные, хорошо одетые люди, и явная растерянность и даже неблагополучие женщины особенно бросались в глаза.

 “Какого черта? - раздраженно подумал он, - Куда смотрят охранники?”, а следом за этой мыслью другая: “Кого эта старуха дожидается?”

 Вот тут его и кольнуло нехорошее предчувствие, когда, выходя из машины, он увидел, как один из секьюрити, к которому приблизилась женщина, кивком указал в его, Свиридова, сторону.

 Просительница? Активистка какой-нибудь ветеранской организации? Скорее всего, так.

 Он мысленно собрался. Ладно, видимо, не отвертеться... Придется выслушать.

 -Здравствуйте... Вы Свиридов Игорь Генрихович? - голос неуверенный. Вблизи ее неблагополучие еще явственнее бросалось в глаза. Губы подкрашены, что лишь подчеркивало землистый цвет лица и морщины. Дешевая и довольно плохая стрижка. Обильная не закрашенная седина. Костюм вышел из моды, как минимум, лет пять назад.

 -Пожалуйста, простите... Моя фамилия - Орлова. Мария Ивановна Орлова, я мама Димы Орлова...

 Мама Димы Орлова? И что? С тем же успехом она может быть мамой Васи Сидорова, он-то, Свиридов, тут при чем? Или... сердце противно екнуло. Неужели это как-то связано с Вероникой?

 -Очень приятно, - вежливо ответил он. Между ним и женщиной маячил Лебедев -двухметровый громила с постной, как и положено секьюрити, физиономией, - Чем обязан?

 -Конечно, вы не помните Митю, -полезла в свой жуткий ридикюль и извлекла оттуда его, Свиридова, визитку. Старую визитку. -Это же было несколько лет назад... Митя помог найти вашу дочку, а вы...

 Вот так. Тебе предъявляют счет, когда ты меньше всего этого ожидаешь.

 “Не раздавай пустых обещаний, - говорил когда-то отец - поволжский немец Генрих Шульц, при женитьбе принявший фамилию супруги - чтоб дети не испытывали дискриминационных проблем, - Но если все же дал слово - не сдержать его - позор. Позор.”

 -...вы дали ему этот номер телефона, просили звонить, если нужна будет помощь...

 -Хорошо, - кивнул он, в этот момент едва ли не проклиная тот свой благородный порыв... Неужели нельзя было ограничиться лишь деньгами? К чему было обещать еще и любую помощь?

 Но ведь прошло девять лет с тех пор... И номер тот телефонный давно изменился... Но его разыскали. Причем, не сам парень, а его мать...

 -Хорошо, - повторил он, смягчив тон, - Но тут нам с вами разговаривать будет неудобно... идемте в мой кабинет.

 Обернулся и поймал тень удивления, мелькнувшую в глазах Лебедева. Впрочем, в следующую секунду его взгляд снова превратился в невозмутимый и спокойный. Как и полагается секьюрити.

 * * *

 

 …-Находится... в заключении?

 Если бы эта скромная, плохо одетая, далеко не молодая женщина, робко присевшая на краешек кожаного кресла для посетителей и вовсе не прикоснувшаяся к кофе, сваренному его секретаршей - элегантной двадцатишестилетней Мариной, - внезапно врезала ему под дых, эффект вряд ли явился бы более ошеломляющим.

 Вот так, Свиридов, вляпался в дерьмо? Сам виноват. Не раздавай пустых обещаний... Как же вы, смолоду человек умный, расчетливый и предусмотрительный, так лоханулись?

 И на старуху бывает проруха? Эх, Свиридов, Свиридов... Старухе-то простительно, а вот ты, волчара матерый, обделался как щенок...

 -Вы не можете оплатить услуги адвоката? - довольно холодно спросил он.

 Женщина замотала головой отрицательно, в глазах уже подозрительный блеск...

 Господи, она еще и всплакнуть вздумала?!

 “Уволю стервецов на входе, не отославших ее подальше еще до моего приезда”, мрачно подумал он.

 -Не поможет адвокат... Нанимали мы уже адвоката, а что толку? - из сумки извлекаются какие-то листы, с отпечатанным на принтере стандартным текстом, - Уж и в Верховный Суд жаловались, и президенту самому писали... Везде отказ. Но не виноват ведь Митя! - на бледных щеках проступает слабый румянец, - Подставили его, просто подставили! Все, с кем консультировалась, юристы, говорят в один голос - необходимая оборона... Да их же трое было, да еще и с ножами! Не виноват Митя в том, что Боровиков, падая, голову себе разбил о бетонную “бровку”... Он лишь раз ударил-то его! За девушку свою заступался! Если б Митька драться не умел, неизвестно, как дело бы повернулось... Может, изнасилование произошло или что хуже... - извлекла из сумки платочек и аккуратно промокнула глаза.

 Он поднялся из-за стола, приблизился к двери, распахнул ее.

 -Марина, будь добра, бутылку нарзана и стакан.

 Кивок.

 - Хорошо, Игорь Генрихович.

 Приятная девушка. И очень неглупая. Лицо заурядное, однако, стильная стрижка и умело наложенный макияж делают его почти красивым. А уж фигура отменная. Особенно ноги хороши... Да, замечательная девушка... женщина, точнее. Он по-прежнему был противником “служебных романов”, однако пару раз отступил от правила - не отказал себе в удовольствии поужинать с Мариночкой “тет-а-тет” (все происходило во время деловых поездок - в Польше раз и раз в Бельгии). Ну и что? Имеет же право сорокадвухлетний холостяк (вдовец уже одиннадцатый год) побаловать себя? Тем более, по Марине было заметно, что она не прочь романчик этот продолжить и развить... Он, правда, придерживался противоположного мнения. Он уже привык жить так, как живет. К тому же, у него Вера (Ника, Веро-ника), и все, что он делает, он делает для нее, он прагматик, знает, за людей его положения замуж идут, как правило, прежде всего из меркантильных соображений, а к чему ему наглая молодая хищница, мечтающая прибрать к рукам заработанное для Ники?

 Ответ очевиден - ни к чему.

…- Да, солнышко, ты не слышала о “деле Боровикова”?

 Наморщила лоб.

 - Погодите... это о племяннике Валерия Иосифовича Боровикова? Какой-то пьяный хулиган убил его в драке... вы об этом?

 -Пожалуй, - он забрал у Марины бутылку холодного нарзана и стакан и вернулся в кабинет.

 Подал женщине стакан с водой.

 -Пожалуйста, выпейте и постарайтесь взять себя в руки.

 -Спасибо, - благодарный взгляд, вздох, - Так вот я от отчаяния и вспомнила, что Митенька мне о вас рассказывал... Карточку он хранил... просто так, - она выпила несколько глотков нарзана, перевела дыхание, - Простите, что время у вас отняла... И спасибо, что выслушали меня... Когда выслушивают - уже легче... Господи, дура... Что вы-то сумеете сделать, раз уж адвокат не помог? - поднялась с кресла, невысокая, для своих лет довольно худая женщина в ужасном костюме, - Простите...

 -Погодите, - негромко сказал он, - Во-первых, адвокат адвокату рознь. Во-вторых... вы правду мне рассказали?

 Женщина с горечью усмехнулась, но снова опустилась на самый край кресла. И опять полезла в сумку. Достала очередные листы.

 -Вот...копия обвинительного заключения, копия приговора... Везде сказано, что Митя был пьян, но разве пьяный справился бы с тремя бугаями? Да и не пьет он у меня! Он же только в прошлом году политехнический закончил - с “красным” дипломом! В аспирантуру собирался... Теперь, - то ли вздох, то ли всхлип, - Все, все насмарку... Вся жизнь...

 -Успокойтесь, - повторил он мягко, - И... не теряйте надежды. Я поговорю со своими знакомыми в юридических кругах. Конечно, обещать ничего не могу... но все-таки выясню, возможно хоть как-то помочь вашему сыну... или нет. Оставьте свой телефон, адрес - я с вами обязательно свяжусь.

 Просияла. Моментально. Даже помолодела.

 -Спасибо, спасибо вам, Игорь Генрихович... Недаром Митенька говорил, какой вы замечательный человек...

 “Еще бы, - мысленно усмехнулся он, - Не моргнув глазом, отстегнул пять “штук” только за то, что тот Нику домой привел...”

 А следом за этой мыслью другая: что было бы с его девочкой, если бы не этот парняга? Что могло случиться с девятилетней девочкой, шатающейся по вокзалу среди бомжей и цыган?

 Да и парень... Совсем, надо признать, на подонка не похож. Обаятелен, простодушен... Что его мать сказала? Политех с “красным” дипломом закончил?

 Да, не вяжется это как-то с образом законченного подонка, с маху “заработавшего” пять лет в местах, не столь отдаленных... Разве так много дают тем, кто осужден впервые, за убийство без умысла, по неосторожности?

 Плюс - погибший являлся племянником заместителя мэра города (хорошо, не первого заместителя)…

 Но, в таком случае, что он-то, Свиридов, может сделать? Крупным коммерсантам (как, впрочем, и мелким предпринимателям) с чиновниками полагается дружить... М-да.

 “Проконсультируюсь для очистки совести с Костей Коневым, что заведует юридической консультацией на Солнечной, - решил он, - Ну, а если и тот скажет, ничего нельзя сделать... Что ж, карма такая у парня, не иначе. А против кармы так же бессмысленно идти, как и плевать против ветра. Да. Как поет знаменитый БГ, “против кармы не попрешь”...

 

 * * *

 

 -Ну-с, - толстяк Конев благодушно улыбнулся и откинулся на спинку мягкого дивана, - Ужин был выше всяких похвал, давненько я так вкусно не ел, да еще и в приятной компании... - пухлая ладонь потянулась за чашечкой крепкого свежесваренного кофе, а взгляд маленьких карих глаз сделался острым, цепким, - А теперь, Игорь, не пора ли приступить к тому, за чем ты, собственно, и пригласил меня к себе? О людях нашей профессии вспоминают обычно, когда требуется квалифицированная помощь...

 Свиридов усмехнулся. Не проведешь ушлого стервеца...

 - Ты прав, Костя. Знаем мы друг друга далеко не первый год... поэтому и решил я с тобой проконсультироваться. А заодно, приятное с полезным совместить, давно ведь мы так хорошо не сидели?

 Кивок.

 -Верно, давненько... - потянулся за сигариллой, прикурил, - Итак?

...За все время его рассказа Конев не произнес ни слова. Однако, благодушие с лица сошло. Напрочь.

 -...ну и что ты об этом думаешь?

 Вздох. Затушил сигариллу в малахитовой пепельнице, вскинул на Свиридова глаза. Голос негромкий, очень серьезный.

 -А тебе это надо, Игорек? Насколько мне известно, парень этот тебе никто. Ни сват, ни брат... и даже не потенциальный зять.

 -Оставим это, - прервал он Конева, - Я просто хочу услышать от тебя, возможно тут что-то сделать, или придется парню так и париться в лагерях все пять лет?

 -Хочешь услышать? - Конев пожал мощными плечами, - Ну так слушай - ни-че-го. Ничего... ни ты, ни я, ни даже прокурор сделать не сможем. Тут свои правила, Игорь Генрихович, и не нам с вами их менять...

 -Ясно, - он тоже закурил, - Только насчет правил ты не прав. Эта игра ведется не по правилам. И воняет очень дурно.

 Помолчали.

 -Ладно, - наконец, подал голос адвокат, - Значит, не хочешь говорить, в чем состоит твоя заинтересованность в судьбе этого мальчишки?

 -В свое время он не задавался вопросом, прийти на помощь моей дочери или нет, - неохотно ответил он, - Считай... я просто у него в долгу. Меня просили помочь. Не он сам, а его мать. Думаю, просто от безысходности... Перепробовав иные способы... и не дождавшись ничего, кроме бесконечных отказов. Теперь ты подтвердил лишь то, о чем я догадывался с самого начала...

 Конев посопел, потом сделал пару мелких глотков коньяку, издал шумный вздох, пожевал ломтик лимона... и, наконец, снова вскинул на него глаза.

 -Я не говорил, что никто помочь не сможет, - негромко и раздельно произнес он, - Я знаю того, кто и не такие проблемы решать способен...

 Он усмехнулся.

 - Неужто президента имеешь в виду?

 -Не президента, - спокойно возразил Конев, проигнорировав насмешку в голосе Свиридова, - А всего лишь владельца скромного, на первый взгляд, агентства “Феникс”... Слышал о некоем Ручьёве, в известных кругах “Ржевском”?

 -Шутишь? - он скептически улыбнулся, - Ну, положим, слышал... краем уха. Агентство охранное, так?

 -Охранно-сыскное, - на губах Конева появилась тонкая усмешка, - Да дело-то не в том, как обозвать сборище его “псов”, состоящее исключительно из бывших работников спецслужб... Это профессионалы, Игорь. Прежде всего - высокие профессионалы. А когда такие ребятки объединяются (да еще если ими руководит бывший ГРУшник) - они представляют собой реальную силу. Как пресса любит выражаться, “третью” силу.

 -И что? - вяло спросил он, - Побег парню, что ли, организуют?

 Конев хмыкнул.

 - А что? Захотели бы - организовали. Но в данном случае это не выход. Парень должен выйти с кичмана законным путем, согласен? Приговор должны отменить, в этом смысл, верно? А чтобы его отменить, нужно на неких должностных лиц надавить, правильно? Ни ты, ни я этого сделать не сумеем, однозначно... но тот, кто владеет информацией...

 Он внезапно ощутил холодок под ложечкой.

 -Как мне с ним связаться, этим Ручьёвым? - спросил слегка осипшим голосом. - Ты организуешь мне встречу с ним?

 -Легко, - усмехнулся Конев, - Но, во-первых, стоить это будет недешево, во-вторых... если тебе это не слишком нужно, прими дружеский совет - не связывайся с тем, кто водится с сатаной...

 Свиридов несколько напряженно засмеялся.

 - Боюсь, Ким перестарался с грибочками... Не следовало тебе, Костя, так на них налегать...

 Конев снисходительно вздохнул.

 -Да не спятил я... Конечно, насчет сатаны это аллегория. Но, если серьезно, Ручьёв умен дьявольски... и беспринципен абсолютно. И уж точно не упустит возможности выдоить из тебя максимум... причем, это не обязательно будет выражаться в вульгарной “капусте”... Будь осторожен, Игорь. Ты умнейший мужик, но у тебя принципы... Ты предпочитаешь правил не нарушать. И парню этому хочешь помочь, потому что уверен - не виновен он... Да, правильно, не виновен. Только для “Ржевского” подобные вещи значения не имеют. У него на службе, к примеру, имеется бывший спецназовец, хладнокровно застреливший жену... только за то, что та захотела от него уйти - у парня лицо после командировки в “горячую точку” было слишком обезображено...Тем не менее Ручьёв его из тюрьмы вытащил, и теперь это один из самых преданных ему “псов”...

 А насчет охранной деятельности... Да, сейчас-то действительно охранной, но догадываешься, с чего все начиналось?

 -С рэкета, - обреченно догадался Свиридов.

 -Именно, - усмехнулся Конев, - Не вульгарно уголовного, конечно... но смысл тот же. И “сыск” это лишь на поверхности слежка за неверными супругами и розыск пропавших мосек... Реально же - нелегальный сбор компры на всех, сколько-нибудь значимых фигур в нашем городе... Ну, и промышленный шпионаж, конечно. К слову, один любопытный штришок к характеристике его личности - “Ржевский” имеет в любовницах супругу президента “Мега-банка”, редкую красавицу и редкую, между нами, стерву. Причем, супруг в курсе... и ничего не предпринимает. А почему? У них симбиоз... Одной веревочкой повязаны.

 Так вот, последний раз спрашиваю: тебе это надо?

 “Менаж а труа”? Кого сейчас этим удивишь?” - мрачно подумал Свиридов. Другое дело двенадцатилетние мальчики или восьмилетние девочки... Он вспомнил ясное, открытое мальчишеское лицо. Прямой, улыбчивый взгляд светло-карих глаз. Непослушную “соломенную” челку, то и дело спадающую на брови... “Ну я и решил, дождусь вашего появления, задержу ее подольше в кафе... Она же такая дуреха... доверчивая до ужаса...”

 Встряхнул головой.

 -Есть ситуации, когда приходится отдавать долги, Костя, - мягко сказал Свиридов, - А я привык отдавать долги.

 

 * * *

 -Здравствуйте. Моя фамилия...

 -Свиридов. Игорь Генрихович, - красивая высокая блондинка-секретарь приветливо улыбнулась, - Добрый день. Шеф меня предупредил о вашем визите. Одну минуточку, - направилась к двери со скромной табличкой “Руководитель агентства С. А. Ручьёв”, распахнула ее, - Шеф, прибыл господин Свиридов, - и снова повернулась к нему, - Пожалуйста, заходите.

 Он прошел в кабинет - не слишком просторный и обставленный весьма скромно. Впрочем, скромность являлась кажущейся. Обстановка кабинета (и, разумеется, оргтехника) была отнюдь не дешевой.

 Из-за стола поднялся высокий красавец - истинный “плейбой”. На лице - белозубая улыбка, однако, взгляд темно-серых глаз серьезный, напряженный и оценивающий.

 -В высшей степени приятно видеть “короля древесины и стройматериалов” в этих стенах. Ручьёв. Сергей Александрович.

 Он пожал сильную ладонь (на безымянном пальце не было обручального кольца), и подумал, что теперь понятно, почему этого “плейбоя” прозвали “Ржевским” - дамы наверняка такого вниманием не обходят...

-Присаживайтесь, - Ручьёв указал на мягкое, обитое кожей кресло, однако, сам садиться не стал, отошел к столу. -Кофе? Сигару? Не стесняйте себя ничем...

 Он невольно улыбнулся - чрезвычайно обаятелен был этот “приятель сатаны”...

 -От сигары воздержусь, а вот от кофе не отказался бы...

 -Прекрасно. Вы пьете со сливками?

 -Нет, черный.

 Палец касается кнопки селекторной связи.

 -Так, Валюша. Кофейку нам организуй... и никаких звонков и посетителей. Всех отсылай к Игорю Николаевичу.

 -Так точно, шеф, - проворковал низковатый голос блондинки, - Кофе черный, покрепче?

 -Именно, - Ручьёв снова повернулся к нему лицом, мягко улыбнулся, - Слушаю вас, Игорь Генрихович. Что вас ко мне привело?

 ...При упоминании о Боровикове Ручьёв спокойно кивнул.

 -Да, я слышал об этом деле... - отошел к окну, при этом оставаясь в поле зрения посетителя, скрестил руки на груди, - Трое обкуренных отморозков вывалились на улицу с целью поразвлечься. Гуляющая в старой части города парочка привлекла их внимание - прежде всего, то, что девочка являлась весьма соблазнительной... Однако произошло непредвиденное - кавалер красотки оказался не только не труслив, но и силен физически, вдобавок, владел приемами дзюдо. Результат - после прямого удара в челюсть Боровиков упал... и неудачно ушибся. Перелом основания черепа. Все могло обойтись, если б парочке удалось вовремя смыться с места происшествия, как принято писать в протоколах... но увы. Фортуна была явно не на стороне Орлова - по улице проезжала патрульная милицейская машина. Всех, кроме Боровикова, который по известной причине не сумел уже подняться с земли, забрали в отделение для выяснения обстоятельств случившегося, а за Боровиковым приехала “скорая”, забрала его в больницу, где он и скончался через несколько часов, так и не придя в сознание...

 У двух его товарищей при обыске изъяли так называемый “выкидухи”, то есть, ножи, которые в отличие от перочинных, являются холодным оружием, и пару косяков с марихуаной. Орлова, сняв показания, вместе с подружкой отпустили домой, в отличие от обкуренных молодчиков...

 Однако, узнав, чьим племянником является Максим Боровиков, милицейское начальство, - саркастическая усмешка, - Крепко призадумалось... Таким образом, протокол об изъятии у мальчиков парочки ножей и наркотиков из материалов дела “волшебным” образом исчез... а после звонка начальнику ГУВД самого господина Боровикова Валерия Иосифовича Орлов был взят под стражу, ему в рекордно короткие сроки предъявили обвинение и мерой пресечения избрали арест... все верно?

 Свиридов кивнул, сделал пару небольших глотков кофе (надо отдать должное Валентине, сваренному отменно). В мозгу билось: “А, может, не так был Конев и неправ, упоминая о нечистом? Дьявольски осведомлен этот парень... Дьявольски!”

 -И получил выпускник вуза Дмитрий Евгеньевич Орлов пять лет в колонии общего режима... И удивляет меня только одно, - Ручьёв снова холодно усмехнулся, - Что парень вообще до сих пор жив... Или его предварительно хотят заставить “испить горькую чашу до дна”? Во всяком случае, в одном я совершенно точно уверен - не выйти Орлову из колонии... своими ногами. Даже по отбытии всего срока.

 -Но... так ли это неизбежно? - слегка подсевшим голосом спросил он, - Неужели ничего нельзя предпринять?

 Ручьёв вернулся за стол, вполне непринужденно развалился в рабочем кресле, взял в руки чашечку с кофе, куда был добавлен ломтик лимона (выходит, не только Ника любит кофе с лимоном).

 -Неизбежна только смерть, уважаемый Игорь Генрихович, - мягко сказал Ручьёв, - Но когда и где она поджидает каждого из нас, не знает никто. Даже тот, кто уверен, что знает...

 Но вначале я хочу, чтобы вы откровенно сказали мне - вам-то что за интерес принимать участие в судьбе этого неудачника Орлова? - сощурился, - Только на сей раз вы не отделаетесь, как при разговоре с глубоко уважаемым мной адвокатом Коневым, общими фразами о том, что Орлов в свое время помог вашей дочери-красавице, а вы, мол, привыкли отдавать долги...- он подался вперед, не отводя тяжелого взгляда своих пронзительных темно-серых глаз с лица Свиридова, - Ибо то, о чем вы хотите просить меня, Игорь Генрихович, чревато, ибо по сути дела, мне придется заняться шантажом... - Ручьёв снова откинулся на спинку кресла и безмятежно улыбнулся, - Как видите, я привык называть вещи своими именами. По крайней мере, когда имею дело с человеком, равным мне - по интеллекту и умению выживать. Вас это коробит? Простите, господин Свиридов, но что скрывать? Мы с вами оба хищники... может, не одной породы, но тем не менее...Итак? Что именно сделал для вас или вашей дочери Орлов? Когда он это сделал? И как вы его отблагодарили? Я слушаю.

 Он усмехнулся.

 -Это уже вторжение в мою личную жизнь, Сергей Александрович... Но раз вы хотите, чтобы я играл по вашим правилам...

 -Это вы хотите, чтобы я играл на вашей стороне, - мягко возразил Ручьёв, - А может, вам просто кажется, что вы этому Орлову что-то должны? Может, ничего вы ему не должны? Может, вы уже с ним расплатились сполна? Поймите, дорогой мой, рискую-то я, а не вы. Ваше имя вообще не будет мной упомянуто, если я действительно возьмусь за это дело... а, взявшись за него, в свою очередь возьму за горло наглого хапугу и взяточника Боровикова, а, возможно, даже наверняка, не его одного...

 Полетят головы, Игорь Генрихович, начнутся поиски “козла отпущения”, которым, вероятно, будет избран следователь, занимавшийся делом Орлова... хотя он, скажем откровенно, наименее виноват, ибо лишь исполнял приказ начальства... а заодно и прокурор (тот, заметим, виноват больше, ибо прокуратура в нашем государстве - орган независимый, по крайней мере на бумаге), представитель обвинения в суде... Возможно, о происходящем пронюхают вездесущие, как крысы, журналюги, простите за грубость... Улавливаете, какой может произойти скандал? Так надо вам это?

 Он помотал головой.

 -Все так, я согласен. Но хуже будет, если погибнет человек, ни в чем не повинный, а я буду знать, что мог его спасти … однако, не спас.

 Ручьёв поморщился.

 - Ну что за достоевщина, что за, простите, донкихотство, Игорь Генрихович... Абсолютно невинны лишь младенцы в возрасте до одного года... Невиновных не бывает, все это идеализм, человек грешен... Тот же ваш Орлов - в конце концов, по его вине погиб человек, не так?

 Впрочем, что-то у меня сегодня мизантропический настрой... - опять ослепительная улыбка, - Давайте переходить к делу. Я просил вас рассказать о том, как Орлов вам в свое время помог. Так внимательно вас слушаю...

 Молча выслушав его рассказ, Ручьёв извлек из ящика стола пачку “Данхилла” (контрабандного, отметил Свиридов), предложил посетителю (тот не отказался), затем закурил сам.

 -Хорошо, - наконец, негромко сказал шеф “Феникса”, - Я, к сожалению, по роду своей деятельности слишком часто сталкиваюсь с проявлениями низменности человеческой натуры... так что тут я с вами совершенно согласен - вашей малолетней дочери невероятно (!) повезло, что пацан-десятиклассник, нормальный, просто добрый пацан взял на себя ответственность по водворению ее в родные пенаты. В противном случае... боюсь, не были бы вы счастливым отцом красавицы Вероники... Ладно, достаточно лирики. Теперь... поговорим об оплате.

 Свиридов кивнул.

 -Назовите устраивающую вас сумму.

 Ручьёв усмехнулся.

 -Даже так? Что ж, извольте... - рука потянулась к настольному календарю, вырвала из него лист, черкнула на этом листе “Паркером” сумму с несколькими нулями.

 Он с недоумением посмотрел на листок, рассчитывая увидеть куда большую цифру.

 Ручьёв усмехнулся.

 -Плюс ваше расположение, господин Свиридов... Я ведь тоже коммерсант, в некотором роде. Владею акциями нескольких крупных предприятий. Может, мне понадобится консультация опытного специалиста, человека, поднаторевшего в бизнесе, который в нашей стране, увы, порой носит специфический характер... Вы ведь не откажетесь меня проконсультировать?

 “Ну, змей, - почти восхищенно подумал он, -Прав был Конев, ой, как прав...”

 -Ну, а о результатах как я узнаю? Видите ли, - он ненадолго замялся, - Мне не хотелось бы снова... увидеть мать Орлова. Да и его личная благодарность в случае благоприятного исхода этого дела мне решительно ни к чему...

 Ручьёв безмятежно улыбнулся.

 -А вы приходите сюда... месяца через три. Орлов станет работать в нашем агентстве. Он ведь по профессии инженер-технолог? Техники нам нужны... - и негромко рассмеялся, наблюдая за его удивленным лицом.

 * * *

 

3.

Дмитрий (пять с половиной лет назад)

 

 -Слышь, Димон, разговор есть, - Зотов говорил еле слышно и при этом не смотрел в его сторону.

 Дмитрий пожал плечами.

 -Валяй...

 -Потом, в перерыве, - и отошел от его станка.

 Во время перерыва на обед встретились на облюбованном “пятачке”, где была свалена груда деревянных ящиков. Закурили привычную “Приму”.

 Зотов первым прервал паузу.

 -Ты, Димон, мужик нормальный... поэтому и хочу тебя предупредить.

 -О чем? - а во рту уже пересохло, и мурашки по спине пробежали - разве не ожидал он чего-то подобного?

 Зотов вздохнул.

 -Случайно подслушал разговор “Свинца” с... в общем, неважно, с кем. Заказали тебя, парень. И вроде, уже этой ночью все случится, - привычно сплюнул, аккуратно затушил окурок, сунул в рукав серой зековской робы, - Так что... будь начеку, - и пошел, не оглядываясь, к цеху.

 “Сегодня ночью...” “Может, все и к лучшему? - мрачно подумал Дмитрий, - Закончатся все мучения разом...”

 Следом за этой мыслью другая явилась - а мать? С матерью что потом будет? За что ей все это?

 ...Как ни старался не заснуть, часам к четырем его все же сморило. Проснулся - словно от толчка, - и успел перекатиться на край нар за секунду до того, как рука с зажатым в ней шилом опустилась туда, где должна была находиться его грудная клетка. Рука взметнулась снова... но он успел ее перехватить и резко перегнуть запястье. Раздался характерный треск сломанной кости, а затем короткий вскрик. Дмитрий ударил кулаком в белеющее в темноте лицо убийцы, и тут зажегся свет и в барак вбежала охрана.

 -Орлова в карцер!

 Он бросил взгляд на подвывающего щуплого мужичка, прижимающего бережно, как котенка, к груди сломанную кисть руки. Из ноздрей мужичонки выползали тонкие кровавые струйки. Лицо его Дмитрию знакомо не было.

 

 * * *

 

 После того, как он полдня провел в карцере, металлическая дверь распахнулась, и Орлов с великим удивлением увидел как обычно помятую и кислую физиономию самого начальника ИТК - майора Синицына.

 -На выход, - мрачно буркнул тот, - Побеседовать с тобой хотят...

 Он машинально провел ладонью по едва отросшему “ежику” на макушке, по своему небритому лицу.

 -Кто?

 - Кто, кто... следователь из прокуратуры, вот кто, - неприязненно ответил Синицын, - Иди, иди... супермен.

 Как ни был Дмитрий встревожен этим вызовом и предстоящей беседой со следователем, его так позабавило обращение “супермен”, что он невольно улыбнулся. И тут же получил тычок под ребро от холуя в серой форме.

 -Че лыбишься? Вперед! Лыбится еще...

 За столом в кабинете начальника колонии сидел невысокий мужчина в прокурорском мундире, с чрезвычайно интеллигентным лицом, аккуратно причесанной седой шевелюрой и мягким, негромким голосом.

 -Прошу вас, оставьте нас с Орловым наедине...

 После того, как начальник колонии и нервный холуй вышли из кабинета, мужчина обратился к Орлову:

 -Пожалуйста, присаживайтесь, Дмитрий Евгеньевич...

 Крайне озадаченный таким вежливым обращением, он опустился на жесткий казенный стул, гадая, с чем связан это вызов? Со вчерашним... нет, уже сегодняшним событием? Не иначе... Но почему следователь прокуратуры? В высшей степени странно...

 -Соловьев моя фамилия, - все так же мягко и негромко продолжал следователь, - Михаил Алексеевич. И хочу я, - раскрыл лежащее перед ним уголовное дело (“Мое дело, - сердце Дмитрия совершило бешеный скачок, - Неужели помог все-таки адвокат?”) Но мать в последнем письме сообщала, что все жалобы, включая в Верховный Суд, отклонены... Как же?..

 -… хочу побеседовать с вами, Дмитрий Евгеньевич, - улыбка. Обаятельнейшая. Он от изумления чуть со стула не свалился. - Предварительно... перед тем, как вас переведут в следственный изолятор.

 -Что? - сон это, что ли? Он тайком ущипнул себя за ляжку. Нет, больно... значит, не сон. Что же изменилось? Что?!

 - По протесту, вынесенному прокурором, ваше дело направлено на дополнительное расследование, - мягко продолжал Соловьев, - Ибо... был выявлен ряд серьезных процессуальных нарушений, допущенных во время следствия... А теперь, - приветливый взгляд темных, слегка увеличенных из-за толстых стекол очков глаз, - Давайте, Дмитрий Евгеньевич, откровенно, не спеша и подробно... о том, что в действительности произошло с вами в июне прошлого года... И не стесняйтесь. Об отобранных у... гм... так называемых “потерпевших” вещах - особенно подробно. Это же произошло в вашем присутствии?

 -Я... - он откашлялся и покосился на кувшин с кипяченой водой, стоящий на подоконнике, - А... попить можно?

 -Можно,- легко согласился Соловьев и - еще одно чудо! - извлек из сейфа начальника колонии бутылку минеральной воды и даже относительно чистый стакан, - Пейте... Курить хотите? - по столу в направлении Дмитрия заскользила пачка “золотой” “Явы”, - Курите...

 Он залпом выпил стакан минералки (восхитительный вкус!)

 -Все... рассказывать?

 -Все, все, Дмитрий Евгеньевич, - кивнул Соловьев, - И подробно. В деталях. Не волнуйтесь, расслабьтесь... перебивать я вас не стану.

 И, выложив на стол предмет (как догадался Дмитрий, диктофон) нажал клавишу...

 * * *

 

 -И фамилия дознавателя... вы не помните ее, Дмитрий Евгеньевич?

 Он помотал головой. В голове шумело - ощущение было таким, словно он выпил граммов сто чистого спирта.

 -Н-нет... ну... молодой совсем, лет на двадцать пять выглядит... волосы темные, симпатичный...

 -Ивушкин, - тихо подсказал Соловьев, - Александр Григорьевич Ивушкин. К сожалению, он уже уволен из органов внутренних дел. Кстати, не думайте о нем плохо, Дмитрий Евгеньевич - он-то как раз категорически отказался вас “топить”, нажив себе тем самым кучу неприятностей...

 Дмитрий закрыл лицо ладонями, изо-всех сил стараясь сдержаться, чтобы не разреветься... хотя бы сейчас. Даже если и эта надежда призрачна... все же... Все же! Все же, лишь оказавшись “на дне”, можешь убедиться не только в человеческой подлости... Отнюдь не только.

 -Возьмите себя в руки, Дмитрий Евгеньевич, - мягкий голос Соловьева.

 Он отнял ладони от лица, вскинул голову, даже улыбнуться попытался - хоть получилось плохо, губы дрожали.

 -Вас переведут отсюда уже сегодня... но, думаю, в следственном изоляторе вы проведете совсем немного времени. Я изменю вам меру пресечения на подписку о невыезде, ибо для меня совершенно ясно, что вы непричастны...

 И тут он все-таки расплакался. Как сопливый пацан. Он не плакал во время своего ареста. Не плакал, когда его жестоко избивали холуи с дубинками, когда обривали ему голову... Не плакал даже, когда выслушал приговор!

 А сейчас разревелся. Как мальчишка. И - самое удивительное! - не стыдно ему было. Ну ни капельки не стыдно!

 * * *

 

 Собирая свой убогий скарб, столкнулся с грустным взглядом Зотова. Попытался ему улыбнуться... на лице того тоже появилось подобие улыбки.

 -Все правильно, Димон. Есть все-таки на свете справедливость, да?

 Приблизился к Зотову, порывисто обнял...

 -Я тебя не забуду, Серый... Ты ведь жизнь мне спас!

 Зотов невесело усмехнулся.

 - Какие проблемы, Димон... Пиши, не забывай...

 -Не забуду... Напишу обязательно.

 -Давай, Орлов, поторапливайся, - на плечо легла тяжелая длань конвоира, - Давай, давай...

 Напоследок попытался улыбнуться Зотову как можно ободряюще, разумеется, и не предчувствуя, что не выйдет Серега Зотов из колонии... Зарежут Серегу Зотова во сне спустя два месяца после того, как Дмитрий Евгеньевич Орлов окажется на свободе...

 

 * * *

 Следующие дни и события прошли как в тумане. И опять он не мог отделаться от ощущения, что все это ему снится... Даже по ночам просыпался в холодном поту, с ужасом ожидая, что опять обнаружит себя в бараке, на нарах, а не в чистой и уютной постели, у себя дома...

 У ворот следственного изолятора его, конечно, встретили мать со старшим братом, и мать, разумеется, не удержалась от слез.

 -Это он помог, Димочка, он, Игорь Генрихович! Я сразу поняла, по глазам его поняла - до чего же душевный человек!

 -Что за Игорь Генрихович? - недоуменно переспросил Дмитрий, в мозгу всплыли смутные ассоциации, но с чем они были связаны, он не мог вспомнить, - Адвокат, что ли?

 -Да нет же, Митенька, Свиридов, Свиридов, тот, что визитную карточку тебе дал, помнишь, когда ты девочку его потерявшуюся домой привел...

 -Свиридов?!- изумленно переспросил Дмитрий, и тут же в памяти всплыло ангельское личико белокурой крохи с ранцем за спиной (“Вероника... можно просто Ника”)

 -Да, сынок, да, я тут вещи твои перебирала, на карточку его наткнулась, на “визитку”... Ты же сам мне рассказывал, что помощь он тебе предлагал?

 Дмитрий скептически улыбнулся.

 -Так сколько времени прошло... Он и не помнит меня наверняка...

 -Помнит, сынок, помнит! - щеки матери разрумянились, с лица не сходила растерянная улыбка, а глаза блестели. - Я разговаривала с ним, разговаривала лично... После этого и повернулось все по-другому... Он мне обещал проконсультироваться с нужными людьми, помощь обещал... Телефон записал, адрес...

 -Из вежливости, наверное, - неуверенно возразил Дмитрий - неужели столь занятой человек, крупный бизнесмен, всерьез собирался помочь абсолютно постороннему человеку, более того - зеку? Нет, нет, дело явно в другом... Но в чем? Может, все-таки жалобы адвокатов возымели действие? Наверняка...

 -Да он же! - с горячностью повторила мать, - Он! Чувствую, что он!

 Дмитрий снисходительно улыбнулся.

 -Ну, если он - я его не премину поблагодарить...

 -Поблагодари, сыночка, - закивала мать, - Непременно поблагодари...

 

 * * *

 

 Теперь у него вдруг оказалась уйма свободного времени, и он с утра отправлялся бродить по городу. Покупал газеты с объявлениями о работе, но пока не решался никуда сунуться, предчувствуя, как станут вытягиваться лица кадровиков, когда он начнет говорить, где провел без малого десять месяцев... А участковый к нему уже заходил, интересовался, когда тот трудоустроится...

 Во время одной из таких прогулок проходил мимо красивого здания в стиле модерн, из стекла и бетона. Название фирмы показалось знакомым. Остановился... в это время к решетчатой ограде подъехал черный сверкающий “Мерседес”, и при виде вышедшего из машины высокого, элегантного мужчины с интеллигентным лицом сердце Дмитрия екнуло. Он мало изменился, отец белокурой крохи, разве что седины в волосах прибавилось, да лицо вроде бы... похудело.

 -Постойте, пожалуйста, Игорь Генрихович!

 Мужчина обернулся, удивленно приподнял брови.

 -Простите?..

 -Я Орлов, - он ощутил, что краснеет, осознав, что выглядит, мягко говоря, не лучшим образом - старенькие джинсы, дешевая куртка-ветровка, стоптанные кроссовки... Да еще эта зековская стрижка - волосы не успели толком отрасти, - Дмитрий, помните меня? Я хочу поблагодарить вас за...

 -Извините, молодой человек, - вежливая, но сухая улыбка. Спокойный взгляд. - Но вы, вероятно, с кем-то меня спутали. Сожалею... но впервые вас вижу.

 Тут Дмитрия весьма грубо дернули за плечо, и перед ним возникла суровая физиономия коротко стриженого качка в строгом темном костюме - определенно, охранника.

 -Какие-то проблемы, парень?

 -Все в порядке, Саша, - спокойно сказал Свиридов, - Молодой человек обознался, только и всего.

 - -Да, - растерянно пробормотал Дмитрий, злясь на самого себя за то, что так подставился, что поверил матери (ну, ей-то простительно, она женщина наивная, но он-то!), - Извините, я ошибся. До свидания.

 Он повернулся и тут услышал за спиной негромкое:

 -Желаю удачи.

 Резко обернулся, но увидел лишь спину охранника, заслоняющую спину Свиридова.

 * * *

 

 Познав все “прелести” существования за решеткой, он с особой обостренностью теперь воспринимал все маленькие “приятности”, которые раньше казались самими собой разумеющимися - к примеру, поход в кино, прогулку по городскому саду, кружку пива, выпитую под тентом, за столиком кафе под открытым небом... и даже домашний обед.

 За таким обедом мать и завела несколько неприятный разговор (произошло это спустя две недели после его возвращения).

 -А как насчет работы, Митенька? Подыскал что-нибудь?

 Он отвел глаза.

 -А куда меня сейчас возьмут, ма? Разве что в грузчики или дворники, с такой биографией...

 -Но ведь оправдали тебя!

 Он усмехнулся.

 -А ты думаешь, это будет иметь значение для чинуш, сидящих в кадрах? Для них будет иметь значение только клеймо зека...

 Мать горестно вздохнула, и в этот момент в дверь позвонили.

 -Я открою, Митенька. Ты доедай гуляш-то, исхудал ведь там, Господи...

 Он невольно улыбнулся. Ничего, на материнских харчах снова обретет форму...

 Услышал щелчок замка, затем голоса. Матери и мужской. Затем раздались шаги, и в кухне появилась богатырская фигура... Дмитрий едва не выронил вилку от изумления.

 -Приятного аппетита, -Смоленцев добродушно улыбнулся, - Довелось же снова увидеться, а? Или... не помнишь меня?

 -Вадим... Юрьич, - и тут Дмитрия “шарахнуло” - он же мент! А что опять понадобилось от него ментам?

 -Молоток, - одобрил Смоленцев, усаживаясь на соседний табурет, -Память, вижу, тебе не отшибло... Ну, в прошлый раз я тебя кофейком угощал, теперь твоя очередь...

 Дмитрий машинально кивнул, а под ложечкой снова противно засосало - ну, что? Что, снова? По второму кругу?

 -А чего с лица сбледнул? - простодушно поинтересовался Смоленцев, - Чай, не съем... С поручением я к тебе прибыл, - усмешка, показавшаяся Дмитрию лукавой, - И, думаю, своевременным... На работу-то ты еще не устроился?

 Дмитрий криво улыбнулся.

 - Только не говорите, что вам не терпится меня из зеков в менты произвести... Или вам уборщиков не хватает?

 Смоленцев удивленно вскинул брови.

 -Какие менты? - и тут же громогласно расхохотался, - Ясно... ты же не знаешь... Я давно из ментовки ушел, парень, а теперь подвизаюсь... - полез в нагрудный карман рубашки, извлек оттуда “визитку”, протянул Дмитрию.

 -Охранно-сыскное агентство “Феникс”, - прочел он с недоумением, вскинул на Смоленцева глаза, - Не понимаю, почему...

 Лицо Смоленцева моментально посерьезнело, а голос понизился.

 -Думаешь, так просто было вытащить тебя с кичмана, парень? Или считаешь, совесть вдруг у прокуроров проснулась? - он презрительно усмехнулся, - Нет, дорогой. Выдернул тебя с нар никто иной, как наш шеф, Ручьёв, может, слышал?

 Дмитрий отрицательно помотал головой. В мыслях опять возник сумбур.

 -Но... с какой стати ему было...

 Смоленцев спокойно улыбнулся.

-А попросили его об этом. И тебе лучше знать, кто. Тот, кому ты в свое время помог... фамилии не назову, сам должен помнить. А “Фениксу” кадры новые нужны, и по предварительным прикидкам шефа, ты кандидатура не из худших... Хотя, разумеется, тебе поначалу будет назначен испытательный срок. Да и физическая твоя подготовка... - вздох,- Оставляет желать лучшего... Хотя моим рекомендациям ты явно внял. Тем не менее, не помешает тебе поднарастить мышечную массу... Впрочем, у нас отличный спортивный комплекс, где имеются бассейн, масса тренажеров, залы для боксеров, для каратистов, для дзюдоистов... Ты же дзюдоист, вроде?

 Дмитрий молча кивнул, опять ощущая легкое головокружение и снова ловя себя на побуждении проснуться.

 -Так, - Смоленцев вздохнул, - Ну, чайку, вижу, мне не дождаться...

 Орлов, наконец, вышел из оцепенения, поднялся из-за стола, приблизился к плите, поставил чайник на огонь. Повернулся к Смоленцеву лицом.

 -Значит, секьюрити?

 -Не обязательно, - Вадим улыбнулся, - Ты же инженер по профессии? С техникой, вроде, “на ты”? Не беспокойся, уж шеф-то найдет применение твоим талантам...

 “Желаю удачи”, - вспомнил он слова Свиридова, и глаза (уж совсем некстати) опять защипало.

 Что ж... пожелание своевременное, даже очень.

 -Я согласен, - сказал Орлов и тоже улыбнулся. Просто, чтобы не разреветься... снова.

 

 * * *

 

4.

Александр (пять с половиной лет назад)

 

 “Стань активным мужиком!” - бодро проорал мужской голос слоган из рекламного ролика. М-да... звучит весьма двусмысленно. Даже зековской тематикой отдает... Бр-р.

 Он с тоской посмотрел на часы и в очередной раз сменил положение ног - теперь вытянул их вперед и скрестил щиколотки. Черт, сколько усилий пришлось приложить, чтобы уломать маму купить настоящие “найковские” кроссовки! Пришлось ей напомнить и о том, как во время летнего семестра он вкалывал в “Макдональдсе”, раздатчиком и официантом, что и сейчас подрабатывает на полставки, в охране...

 -Нечего было тратить столько на девок! - ехидно упрекнула мать.

 Особенно обидно было то, что упрек-то являлся несправедливым - во-первых, не на абстрактных, вульгарных “девок” тратил он часть заработанного, а на одну девушку.

 А во-вторых, чем-чем, но уж деньгами-то такую девушку было не удивить... а у него самого не хватало наглости, как, к примеру, у Пашки Сорокина, просто-напросто вынудить девушку платить в кафе, на дискотеках, даже в баре за себя самостоятельно... А у Сорокина под это еще и “база” была подведена - что-то феминистское...

 Впрочем, с Никой подобный номер и не прошел бы. А Сорокина она вообще презирает.

 Так... ну неужели хоть раз (разочек!) можно не опаздывать на свидание?

 Он невольно улыбнулся, вспомнив, как почти год назад впервые назначил ей встречу на набережной Великой Реки, у памятника Поэту, и, промаявшись целых два часа, ощущая себя полнейшим кретином, приблизился, наконец, к гранитному парапету, размахнулся и вышвырнул в воду роскошный букет пионов... но не успели пышные, ярко-розовые головки цветов закачаться на темном, зеркальном водном фоне, как за спиной его раздался насмешливый голос:

 -Полагаю, следующей буду я? Ох, недаром папа постоянно твердит - Вера, будь пунктуальна...

 Обернулся... и злость (точнее, просто досада) на нее, конечно же, тут же улетучилась - опять летний светлый брючный костюм (но уже другой - сколько у нее шмоток?), пышные, вьющиеся у лба, висков и шеи волосы скреплены на затылке изящной заколкой... Легкий изысканный аромат...

 И улыбка. На лице, в голосе, во взгляде васильковых глаз.

 -Я думал, ты уже придешь, - пробормотал он тогда, потея от смущения. И тут же спохватился, - Я тебе новые цветы куплю! Прямо сейчас!

 Легко, звонко рассмеялась.

 -Можешь не торопиться - все равно увянут за время сеанса... - короткий взгляд на изящные часики-браслет, - Ну, идем? Мы ведь в кино собирались? Или ты уже передумал?

 Замотал головой, ощущая себя в этот момент просто-таки школьником неловким, а не раскованным, уверенным в себе и даже имеющим кое-какой любовный опыт студентом-третьекурсником.

 -Разумеется, не передумал...

 Опять немного лукавая улыбка. Непринужденно взяла его под руку.

 -Надо же, о главном я и забыла спросить... Как невежливо! Надеюсь, последний экзамен этой сессии ты не завалил?

 -Обижаешь, - набрался храбрости, чмокнул ее в бархатистую упругую щечку, - Какая ты красивая сегодня...

 -Стоп, - смешок, - Во-первых, почему только сегодня? А во-вторых, банальных комплиментов я не люблю... это на будущее тебе, - снова ясная улыбка, - Кстати, и ты сегодня чертовски мил... Как это забавно выглядело, когда ты швырнул цветы в воду! Видел бы ты в этот момент выражение своего лица...

 ...Тот вечер не слишком затянулся - после фильма они с Никой лишь побродили по набережной, полюбовались огоньками катеров... и что греха таить? - стоя у парапета, долго целовались...

 -Мы теперь нескоро увидимся, - она машинально вертела в пальцах огромную красную (нет, даже алую!) розу на длинном и толстом стебле, все-таки купленную им для нее взамен уплывших по волнам пионов.

 -Почему нескоро? - приподнятое настроение немного испортилось.

 Ника мягко улыбнулась. Сумерки придавали ее красоте некоторую таинственность.

 - Мы с папой едем отдохнуть... - этак небрежно, - В Италию.

С папой - в Италию... А он, Александр, всего-то пару раз был за границей, да и то, скорее, в ближнем зарубежье (хоть и считающимся дальним) - в Польше, где жила его двоюродная сестра, пять лет назад весьма успешно вышедшая замуж за поляка, который был вдвое старше нее и владел несколькими галантерейными магазинчиками.

 -И когда вернешься?

 -Поездка, папочка сказал, займет две недели, - легкий вздох, - Только бы она не прервалась раньше... Так уже было, когда мы ездили в Берлин, два года назад. Кстати, - озорная усмешка, - Мой родной дедушка - чистокровный немец... да, не удивляйся! Ведь отчество папы - Генрихович... Ну как, похожа я на “белокурую бестию”?

 Он тоже засмеялся.

 -Насчет бестии не уверен, но белокурая уж точно.

 Снова притянул ее к себе, но на сей раз узкие ладошки твердо уперлись ему в грудь.

 - Все, Ал. Мне пора, пора, пора... - извлекла из сумочки уже ненавидимый им мобильник, - Костя? Да на том же месте, что и в прошлый раз... Ага, жду, - прервала связь и с неожиданной обидой добавила, - Папочка порой - ужасный перестраховщик...Представляешь, не разрешает мне сдать на права. Дико, да? Мол, рано мне еще садиться за руль и вообще, по большому счету, нежелательно... - вздох, - Вот единственный минус, когда ты один ребенок в семье - трясутся над тобой, словно ты не живой человек, а... сделана из фарфора.

 -А я умею водить машину, - признался он.

 Ника опять вздохнула.

 - Ну и что? Я тоже умею, но... - осеклась, глаза загорелись, - Умеешь? Значит, у вас есть “тачка”?

 -Ну, - он даже отвел глаза, - “Жигуль” всего лишь... отцовский еще. Зарегистрирован на имя матери, но, насколько мне известно, она ни разу в жизни за руль не садилась... А я его вожу по доверенности, - тут его посетило вдохновение, - В следующий раз можем на машине за город смотаться, на дачу к нам...

 Она спокойно кивнула.

 -Ловлю на слове... А ягодки на вашем дачном участке растут?

 -А как же? - а сердце уже заныло сладко, затрепыхалось в предвкушении того, что там может произойти, на даче, за городом...

 Две недели промаялся в нетерпении, успев за это время не только устроиться в “Макдональдс”, но и решительно порвать с Леной (сцена, которую “герлфренд” ему закатила, была настолько безобразной, что и сейчас, спустя почти год, он без содрогания не мог о ней вспоминать...) Какими только ужасными эпитетами не наградила его оскорбленная пассия! Да если б только эпитетами... Она ему даже лицо попыталась расцарапать, и чтобы успокоить девушку (точнее, просто привести в чувство), ему пришлось отвесить ей пощечину (несильную, конечно. Просто в фильмах герои обычно так и поступают, чтобы прекратить истерику героини). Но фильмы - не жизнь... После пощечины Лена разрыдалась пуще прежнего, обещая убить и его, подлеца-изменщика, и ее (ни одно из словечек, которыми была (к счастью, заочно) награждена Ника, не являлось цензурным), а напоследок...ну, конечно же, себя.

 М-да... С таким темпераментом только на театральные подмостки...

 * * *

 

 Но две недели минуло, а потом и еще четыре дня, и он дико жалел о том, что не слишком настойчиво выпрашивал у Ники ее номер телефона...

 Но наконец она позвонила сама (по счастью, в тот день он не должен был дежурить в “Маке”), и на следующее утро он уже поджидал ее на “пятачке”-автостоянке у съезда к шоссе, ведущему в дачный поселок, поджидал, едва ли не грызя ногти от волнения, ибо “жигуленок” его, хоть и отмытый особенно тщательно, до блеска, все же выглядел чем-то, очень напоминающем о снимках, порой помещаемых в толстых старых журналах “Вокруг света” - если туземца из какого-нибудь забытого Богом племени поместить среди ухоженных, элегантных европейцев...

 Больше всего Александра пугало то, что она тоже к автостоянке подъедет на папином “Мерседесе” или “Тойоте”, или том вишневом “Вольво”, на котором за ней обычно приезжал шофер-охранник Костя. И мысли, соответственно, в голову закрадывались одна мрачнее другой, и предупреждения Сорокина вспоминались, и чувство собственной неполноценности как никогда острым было...

 И поглощенный такими (надо сказать, непродуктивными совершенно) размышлениями, он как-то проморгал появление на автостоянке загорелой длинноногой девицы в шортах, маечке и, вдобавок, бейсболке, да еще - в темных очках.

 А она этак непринужденно приблизилась к его бежевой “семерке” и костяшкой указательного пальца пару-тройку раз постучала в стекло дверцы со стороны водителя. Потом сняла солнечные очки и улыбнулась, наблюдая его растерянность.

 Он рывком распахнул дверцу (похоже, уже малиновый от смущения).

 -Ты потрясающе выглядишь... - и в это не было преувеличения. Ровный, золотистый загар, одежда, уже не только не скрывающая, и подчеркивающая достоинства великолепной фигурки, ну и, конечно же, огромные, яркие синие глаза - в сочетании с белокурыми завитками, выбивающимися из-под бейсболки.

 И легкая усмешка. Коснулась узкой ладошкой корпуса “жигуленка”.

 -Какая забавная машинка... А на ней не опасно ездить?

 Вот тут у него возникло хоть и мимолетное, но сильнейшее желание попросту снова дернуть дверцу на себя, сесть за руль и уехать одному. Куда? Да куда глаза глядят. Черт, ну кто его дергал за язык? Сказал бы - нет у них с матерью машины, и точка. И не опозорился бы...

 -Не опасно, - сказал он сквозь зубы, - Если не подрезать джипы, конечно.

 Приподняла брови, негромко рассмеялась.

 -Боюсь, даже если ты и захочешь сделать что-то подобное, ничего не выйдет... Ну, ладно, - приподнялась на цыпочки и легонько чмокнула его в щеку, - Машинка в действительности симпатичная... этакая “черепашка Тортилла”. Не обижайся, - ослепительная улыбка, - Я просто прикалываюсь...

 -Знаешь, - его охватила настолько сильная досада, что он уже готов был задвинуть все предстоящие прелести, что сулила поездка на дачу с этой не просто чертовски хорошенькой, но, как выяснилось, весьма стервозной девочкой. Вот сейчас он скажет: “Знаешь, я передумал, пожалуй, ибо у меня еще уйма дел, а ты можешь отправляться к любимому папочке, пусть еще организует тебе поездочку - к вулкану Фудзияма, к примеру, или к папуасам Новой Гвинеи...”

 -Знаешь, - сказал он слегка пересохшими губами, - Пусть “тортилла”... но другой у нас с матерью нет. И если учесть бережливость моей матушки, в ближайшее время и не будет. И, какая бы ни была, это тоже машина. Или тебя больше прельщает толчея в дачном автобусе, который еще и ходит с интервалом в полтора часа?

 Приложила пальчик к губам, глаза насмешливые.

 -Тоже, говоришь, машина? Ну, придется рискнуть...

 Он молча направился к дверце со стороны пассажирского сиденья, и так же молча ее распахнул.

 -Когда ты дуешься, то становишься похож на ребенка, - заметила Ника, скользнув на сиденье, - Как же легко тебя раздразнить!

 Он опять ощутил, что краснеет.

 - Давай, пристегну ремень, - и, склонившись над ней, все-таки не утерпел, коснулся губами уголка ее нежного, отнюдь не вымазанного помадой рта.

 

 * * *

 

 ...Легкие шаги за спиной, и две узкие ладошки, закрывшие ему глаза.

 Он улыбнулся.

 - Вера? Или Ника? Или все-таки Вера? А, может, и Ника?

 Смешок. Отняла руки, обошла летний столик под тентом, уселась на стул напротив него.

 -Называть меня Верой - исключительно папина прерогатива. Для прочих я Ника...

 -В таком случае, Ника, примите это...

 Бережно взяла протянутый им букет чайных роз.

 -Спасибо, - лукавая улыбка, - Вижу, ты неплохо изучил мои вкусы...

 Он усмехнулся.

 -У меня на это была уйма времени...

 Потянулась к стеклянной вазе с черешней.

 -Пора вас вознаградить, рыцарь, за ваше долготерпение...

 Вознаградить? Сердце, признаться, трепыхнулось... но, похоже, это не то, о чем он подумал... Когда-то он посмеивался над рассказами матери о том, как в ее время долго и терпеливо обхаживали девушек... а теперь вот сам понял - совершенно, надо сказать, элементарную вещь - не во временах дело и даже - не во нравах.

 Хотя (что греха таить?) поначалу он уже готов был согласиться с эпитетами, которыми награждали Нику сходу отвергнутые кавалеры...

 Вот только не видеть ее было еще мучительнее...

 -И о каком же вознаграждении идет речь?

 Посерьезнела.

 -Папочка выразил желание познакомиться с тобой...

 Он несколько напряженно улыбнулся.

-Присматривается... к будущему зятю?

 Ника взяла из вазочки пару желтых черешен и, прежде чем отправить их в рот, полюбовалась живописными ягодами.

 -Не торопи событий, Ал. Его просто интересует, с кем я провожу львиную долю свободного времени... И потом, он же знал только одного мальчика, с которым я встречалась, Костю Андреева, но, во-первых, это было еще в школе, во-вторых, у нас с Костей была лишь хорошая дружба, ибо он являлся моим партнером по спортивным танцам... Впрочем, я тебе об этом уже рассказывала.

 -Не торопить событий? - он тоже потянулся к ягодам, хотя считал, черешня слишком водяниста... и почти безвкусна. Впрочем, о вкусах, как известно, не спорят, - Скоро год, как мы встречаемся, а ты еще не уверена?

 -А куда торопиться? - небрежно ответила она. Тут он поймал пристальный взгляд какого-то парня, точнее, молодого мужчины, сидящего за соседним столиком, устремленный на Нику. Выглядел парень не лучшим образом - весьма дешевый прикид, лицо, хоть и приятное, кажется слегка изможденным и слишком бледным - как будто парень только-только начал оправляться от тяжелой болезни. Да еще эта стрижка... слишком короткая. А в темных глазах - странное выражение. Конечно, Ника - девушка выдающаяся, но парень смотрел на нее так, словно она была единственной девушкой на всем белом свете.

 Что-то побудило его подняться из-за столика - хоть никогда он не был особым задирой.

 Он приблизился к парню, и тот, наконец, перевел взгляд на него. И даже сделал весьма жалкую попытку улыбнуться.

 -Какие-то проблемы? - весьма агрессивно спросил Александр.

 Парень пожал плечами.

 -Никаких... - голос его звучал глуховато.

 - Так какого хрена ты так пялишься на мою девушку? - спросил Александр еще агрессивнее, еще задиристее, вполне уверенный, что с таким-то жалким типом справится без труда.

 По лицу парня скользнула странная гримаса - словно он, Алекс, уже ударил его.

 -Я... давно не видел девушек, - ответил незнакомец хрипловато и без малейшей раздражительности в голосе. Или агрессии. И тут же поправился, - Особенно таких красивых.

 Опять - весьма кривая улыбка.

 - Прости, пожалуйста, - поднялся из-за столика, на котором стояла недопитая бутылка пива, - Я уже ухожу, - и опять жалкая попытка улыбнуться, - Тебе, парень, действительно повезло...

 Александр, стиснув кулаки (и находясь в полнейшей “боевой готовности”, ибо неизвестно, что этому психу могло прийти в голову?), проводил взглядом его долговязую фигуру в старых, вылинявших джинсах, простенькой клетчатой рубашке и далеко не новых кроссовках, и, наконец, вернулся за столик.

 И увидел, что Ника страшно бледна, а синие глаза расширились и потемнели. И устремлен ее взгляд был тоже вслед странному незнакомцу.

 -Ты его знаешь? - спросил Александр.

 -Что? - она встряхнула головой (создавалось впечатление, что она только что вышла из транса). На губах появилась улыбка - правда, слабая, вымученная, - Да нет... Нет, конечно, не может же это быть...

 -Кто? - уже всерьез обеспокоенный, спросил он, - Кто это может быть?

 Она коротко вздохнула, отвела от него глаза, поболтала соломинкой в бокале с фруктовым коктейлем.

 -Неважно. Это было очень давно, девять лет назад. Он, конечно, изменился... вот только глаза... - опять вскинула голову. Теперь взгляд был по-прежнему ясен и прям, - Не волнуйся. Просто... Когда я была совсем пигалицей, то чуть не влипла однажды в пренеприятную историю, а выручил меня парень... десятиклассник, - легкая улыбка, - Я даже имя его помню, он представился Димоном... Сейчас ему должно быть лет двадцать пять - двадцать шесть, - нахмурилась, - Может, и этому столько же, но выглядит он старше, согласен? И вид у него... - передернула плечами, - Словно он перенес тяжелую болезнь...

 - Или вышел из заключения, - негромко добавил Александр, и Ника слегка вздрогнула, а глаза снова расширились и потемнели.

 -С чего ты взял?

 Он презрительно усмехнулся.

 - Во-первых, стрижка. Так волосы отрастают у обритых наголо. А во-вторых, он мне сказал, что давно не видел девушек... Ну, усекаешь?

 -Это еще не факт, - неуверенно возразила Ника, - Он может быть геологом, полярником, военным...

 - Или шахтером, да? - он саркастически усмехнулся, - Скажи еще, космонавтом...

 -Нет, он не мог... - она произнесла эти слова задумчиво, словно бы разговаривая сама с собой, - Он... совершенно не такой, - потом встряхнула головой, улыбнулась - на сей раз искренне, - Да и вообще, с чего это я решила, что это может быть он? Разве что глаза...

 - Как у собаки, - саркастически заметил Александр, - Карие и тоскливые...

 Ника вспыхнула - как вспыхивала всегда, когда сердилась.

 - Что ты понимаешь? И вообще, довольно об этом!

 Он пожал плечами - разве не она первой начала разговор? Впрочем, спорить с ней бесполезно, он неоднократно в этом убеждался, поэтому Александр просто сменил тему.

 -Мы говорили о том, что твой папа выразил желание познакомиться со мной?

 Она кивнула.

 -Да, но если ты сам этого не хочешь...

 Он широко улыбнулся.

 -Что значит - не хочу? Рано или поздно это должно произойти, правда?

 Она прищурилась.

 -Ну, если ты так настроен... Но учти - папу не проведешь. Он видит всех насквозь...

 -А у меня все в порядке, - он скроил простодушную мину, - Всего месяц назад делал рентген, патологий не выявлено...

 Она засмеялась.

 -Это обнадеживает... Кстати, умения поддерживать светскую беседу от тебя не потребуется...

 Он кивнул.

 -Уже хорошо.

 -Но, конечно, безупречный внешний вид... - усмешка, - А вообще неважно, кем ты захочешь казаться. Папа все равно составит о тебе свое мнение...

 -И выскажет его тебе...

 -Ну и что? - невозмутимое пожатие плечами, - А у меня имеется свое мнение...

 -И какое же? - полюбопытствовал он.

 Ника приложила к губам указательный палец. Глаза опять смеялись.

 -Скажу в свое время. Не торопи событий...

 

 * * *

 

5.

Свиридов (пять с половиной лет назад)

 В этом доме окна его кабинета (высокие окна, в готическом стиле) выходили на юго-запад, посему порой по вечерам заливал ее золотистый свет заходящего солнца. Заливал и делал комнату, обставленную антикварной, а следовательно, несколько громоздкой, хоть и красивой безусловно, мебелью, определенно, уютнее. Даже теплее. И высвечивало солнышко большую картину на стене, написанную маслом художников прошлого века, причем художником неизвестным.

 Пейзаж, изображенный на полотне, хоть и был весьма зауряден - всего лишь лиственная роща то в конце сентября, то ли в начале октября, - все же оказывал порой замечательный эффект. - если смотреть на него достаточно долго, умиротворение нисходило на душу, и даже охватывала ее грусть, но грусть светлая...

 Из колонок музыкального центра доносился томно страдающий голос Криса Де Бурга - тот охотно рассказывал всем, кому ни попадя, о своих романтических чувствах к танцующей леди в красном.

 “И Вере необыкновенно идет красный цвет”, - совершенно некстати подумал он, после чего его тут же охватила досада на себя же самого, и Крис Де Бург замолчал, варварски оборванный, прерванный на середине своего рассказа о прекрасной девушке (нет, lady!) in red.

 “Что, дождался, Свиридов?” - ехидно спрашивал взгляд Ирины с фото, стоящем на его столе (в одном углу стола - монитор “умной машины”, в другом - фотография улыбающейся светловолосой женщины). “И до тридцати не дожила, - подумал он с тоской, - Ну что за подлость?”

 “Не о том думаешь, Свиридов”, - шепнул внутренний голос (и тоже, надо сказать, насмешливо), - Ты решение должен принять, решение!”

 Вот ведь - решение... Ладно бы, решение о покупке акций нефтяного концерна... Или решение по созданию дочернего предприятия в каком-нибудь Богом забытом Мухосранске, славном “девственными” лесами, окружающими его... Или, как недавно, решение об увольнении человека из числе менеджмента, который был давно заподозрен им в том, что втайне подрабатывает на некоего господина Молоткова, очень уж мечтающего прибрать к рукам (ручонкам своим загребущим) его, Свиридова, дело... После комбинации, провернутой ушлыми “псами” небезызвестного “Ржевского”, потомок Иуды разоблачен был неопровержимо, после чего немедленно уволен, без выходного пособия и без рекомендаций...

 Ну, одним словом, принимать деловые решения для него, Свиридова, занятие привычное, повседневное, можно сказать.

 А вот сейчас предстоит ему вторжение в сферу тонкую, деликатную... (куда уж тоньше и деликатнее!)

 “Совсем скоро наступит день, когда она тебе скажет...”

 М-да. А не слишком ли скоро?

 Он подошел к бару, взял в руки графин с темно-янтарной жидкостью, бокал - низкий, пузатый.

 Вот ведь плутовка, на слове его поймала!

 “Папочка, ты изъявил желание познакомиться с моим мальчиком? Так вот, в субботу он придет к нам на обед, ты не против?”

 А он еще кивнул машинально, ибо в тот момент мысли его были заняты вещами, не слишком приятными - прежде всего, обнаружением “казачка засланного”, потом предстоящим визитом тещи из Красноозерска (старухи вздорной, капризной, мало того - явной маразматички...) Как это могли в свое время костлявые ее чресла произвести на свет такого ангела, как Ирина? Хотя... Ирина признавалась, что всегда была “папиной дочкой”... Ну, и встреча (он надеялся, случайная) с парнем, фактически им, Свиридовым, вытащенным, фигурально выражаясь, “из петли”...

 Образ симпатичного ясноглазого паренька, каким запомнился ему Орлов девять лет назад, заслонился образом существа болезненного, изможденного, сломленного, выглядевшего лет на пять старше своего календарного возраста... И хоть глаза по-прежнему поражали своей глубиной и выразительностью, выражение их кардинально изменилось - горечь теперь преобладала во взгляде парня. Горечь и та боль, которая уже никогда не исчезнет, разве чуть-чуть притупится...

 А когда он, Свиридов, сделал вид, что парня не узнал, в глазах того появилось совсем уж затравленное выражение... отчего на какое-то мгновение ощутил он себя законченным дерьмом, хотя, казалось бы, уж в отношении этого мальчика совесть его мучать не должна ни коим образом...

 Чуть позже он поговорил об этом парнишке с Ручьёвым, и тот лишь спокойно пожал плечами.

 -А вы как думали, господин Свиридов? Парень, чай, не на Канарах отдыхал... Того, что он за неполные одиннадцать месяцев хлебнул, иным и за всю жизнь хлебнуть не доводится... Ну ничего, у нас он быстро адаптируется, и не только физически обретет форму... - и улыбнулся - задушевно так, ласково, - У нас же многие ребятишки так или иначе прошли через ад... Орлов ощутит себя своим среди своих, а что еще человеку надо?

 Он вспомнил, как Конев упоминал о бывшем спецназовце, хладнокровно застрелившем супругу, которого Ручьёв вытащил из тюрьмы... и стало ему очень не по себе. Хотя на взгляд стороннего наблюдателя, ребятки из “Феникса” был действительно исключительно... славными - уж никак не мрачными мордоворотами, а доброжелательными симпатягами, не иначе, пример брали с симпатяги-шефа, или специально этот незаурядный человек такие кадры подбирал?

 -Зря, зря вы, Игорь Генрихович, так за Орлова волнуетесь, все, что могли, вы для него сделали, и совесть ваша должна быть чиста абсолютно... Кстати, знаете, с кем Дима уже сошелся? Не поверите, бывшим ментярой... А еще у нас работает человек, которому в свое время было приказано определить Орлов на кичман, а он, представьте себе, заявил, что не желает “топить” невиновного, каково? - Ручьёв засмеялся, - До чего же мир тесен, Игорь Генрихович, вы согласны?

 -Насчет всего мира утверждать не берусь, но с утверждением о том, что мегаполис - всего лишь одна большая деревня, полностью с вами согласен, - ответил он и - странно - моментально от сердца отлегло после разговора с Ручьёвым...

 Так, Свиридов. Довольно заниматься самообманом. Давай-ка о насущном - что с дочерью делать, а заодно и тем щенком, смазливым, нахальным и юным, что готов втереться в клан Свиридовых... и, разумеется, испоганить своими явно не первоклассными генами “голубую” Свиридовскую кровь? Ну, ладно, имущество еще возможно от посягательств всяких там варваров-плебеев оградить, если Ника согласится на брачный контракт, а она все же девочка благоразумная (хоть, как только что выяснилось, относительно, увы...) Но что делать, если инстинкт размножения одержит над ней верх прежде, чем она убедится в опрометчивости выбора спутника жизни? (тьфу! И еще щенка этого спутником жизни называть? Да это ж нонсенс! Ничто иное, как нонсенс!)

 Опять мигрень... Подкралась коварно, и вот уже виски заломило... А, может, эгоизм это просто? Гипертрофированный инстинкт собственника? (В свое время ты, девочка, не позволила мне впустить в свою жизнь другую, а теперь сама приводишь чужака?)

 Он спустился вниз и ноги сами повели к царству кудесника сковородок и кастрюль Киму. Маленький, щуплый кореец в неизменном своем белоснежном, накрахмаленном колпаке священнодействовал на просторной кухне. Зажмуриться хотелось от сверкания металлических сковородок, кастрюль, блеска огромной (металлической же) раковины и вообще идеальной чистоты, просто-таки стерильности, наводящей на сравнения - весьма жутковатые - со стерильностью операционных.

 Ким повернул к нему свое маленькое азиатское лицо, и он подумал, что недаром все же европейцам, с их открытыми лицами, азиаты представляются этакими хитрыми и коварными существами...

 -Ужин скоро будет готов, шеф, - он говорил с легким акцентом, хотя, насколько Свиридов знал, почти две трети сознательной своей жизни провел тут. Однако, “ужин” звучал как “узин”, а “шеф” превращался в “сефа”.

 Он опустился на низковатый табурет, сбоку от разделочного стола.

 -Вот скажи мне, Ким, как человек мудрый (а я знаю, вы, азиаты, мудрые люди) - что мне делать, а?

 Короткий взгляд в его сторону и короткая же улыбка.

 -Вы переживаете (“перезиваете”) за свою дочь?

 Он вздохнул.

 -Ну вот видишь, я прав - ты понимаешь все с полуслова...

 -Этот юноша... он, по вашим меркам, красивый юноша...

 Он невольно поморщился.

 - Последнее дело - оценивать юношей по внешним данным... Это прерогатива девушек...

 Лукавый прищур длинных глаз-щелочек.

 -Ника- девушка красивая и по вашим (васим), и по нашим (насим) меркам... Но она еще (ессе) очень (осень) неопытная девочка...

 -Верно, Ким, - кивнул он, - В том-то и беда... Мы с моей матерью насколько возможно ограждали ее... от, скажем так, негативных сторон жизни. И кто нас упрекнет за это?

 -Никто, шеф, - успокоил его Ким, - Мы тоже (тозе) с женой стараемся оградить нашу Лену... - Свиридову показалось, что кореец слегка помрачнел, однако, с уверенностью он этого утверждать не взялся бы.

 -Этот юноша не вашего клана, верно?

 Он невольно усмехнулся.

 -Истинно так, Ким. Да дело даже не в этом... я главного в нем не увидел - стержня, понимаешь? К примеру, нашла бы себе Ника какого-нибудь тридцатилетнего доктора наук... Да, есть и такие светлые головы! Может, тогда я и не посмотрел бы на его достаток, ибо главное-то, - постучал себя пальцем по виску, - Серое вещество вот тут... И перспективы соответственно. Мой отец тоже, будучи студентом, вагоны разгружал, чтобы на кусок хлеба заработать, а дорос до гендиректора крупного предприятия. Да и я, скажу без ложной скромности, немало усилий приложил, чтобы пойти по его стопам, а, может, и опередить... Хотя, признаться, основы-то, фундамент отец заложил... ибо мне очень пригодились поначалу его связи... Но тут-то что ждет Нику? Явится этот щенок на все готовое, а что дальше?

 Опять короткий взгляд темно-карих глаз.

 -Ваша девочка неопытна, но она неглупа...

 -Да, - он криво усмехнулся, - Только, боюсь, гормоны ей мешают рассуждать здраво... Слушай, Ким, а, может, просто... заплатить этому щенку? Достаточно заплатить... чтобы хватило на покупку машины приличной или даже отдельной квартиры...

 -Вы неправильно поступите, шеф, - очень мягко сказал Ким, не переставая шинковать морковь (овощи выращивала на приусадебном участке его супруга, и овощи эти, надо сказать, давали еще ту фору продаваемым в магазинах, и даже на рынке не всегда можно было найти столь отборные. И при этом ухитрялась маленькая кореянка обходиться без помощи вредных пестицидов).

 -Почему неправильно? Разве это не лучший выход?

 Отрицательное покачивание головой.

 -Сколько бы вы ему не предложили, женившись на вашей девочке, он получит больше. Не надо быть очень умным, чтобы это понять.

 Он усмехнулся.

 -Ну а ты, мудрая азиатская голова в поварском колпаке, что посоветуешь?

 Опять подобие легкой улыбки.

 - У нас есть правило - если девушка выходит замуж, она уходит жить к мужу... Покидает отцовский дом. Конечно, у вас часто бывает по-другому...

 -Черт! - он еле удержался от порыва схватить в охапку щупленькую фигуру маленького азиата и расцеловать его в обе желтоватые щеки, - Как же мне самому это не пришло в голову, а?

 -Вы коммерсант, финансист, - заметил Ким, - И мыслите, как коммерсант...

 -Ну... мудрость должна быть вознаграждена...

 Тут кореец повернулся к нему лицом.

 -Вы хорошо оплачиваете мою работу, шеф, нам с женой хватает...Вы же знаете - чем больше денег, тем больше хлопот... - голос звучит негромко, мягко.

 -Хорошо, - он тоже посерьезнел, - Тебе нужна помощь, я правильно понял? Слушаю тебя...

 Кореец положил свои сверкающие инструменты на стол, похоже, находясь в некотором замешательстве.

 -Вы знаете, шеф, что моя Лена закончила в прошлом году экономический институт, она очень умная девочка, умнее многих... - короткий вздох. Свиридов припомнил маленькую кореяночку - тихую и улыбчивую. Весьма приятную кореяночку. -Лена нашла хорошую вакансию, очень хорошую, в “М-банке”, но... - короткий взгляд в сторону Свиридова и усмешка, отдающая горечью, - Есть умные начальники, а есть неумные. Неумные смотрят не на то, насколько умна девочка, насколько работяща... а на то, какие длинные у нее ноги, какие большие глаза, какие грудь и бедра... Но Лена пришла наниматься не в агентство моделей, верно? А туда, где может применить свои знания...

 -Я все понял, - прервал он корейца, - И поговорю с нужными людьми, Ким, не беспокойся. Если твоя дочь - действительно хороший специалист, ее возьмут на работу. Не сомневайся.

 По лицу азиата вновь скользнула улыбка - хорошая на сей раз улыбка, без примеси горечи.

 -Я вам буду очень благодарен, шеф, если вы поможете моей Лене... Мы с женой очень будем вам благодарны...

 -Не сомневайся, Ким, я за нее похлопочу, - поднялся с табурета, направился к дверному проему, но услышал негромкое: “Шеф!”

 Обернулся. Кореец приветливо смотрел на него.

 -Я думаю, вы зря так сильно переживаете. Не забывайте - Ника все-таки ваша дочь и похожа на вас не только лицом...

 -Лицом-то она больше походит на свою мать, - усмехнулся он, - Но спасибо, Ким, на добром слове. Как у нас говорят - твои слова да Богу в уши...

 -Настоящий опыт приходит лишь после большого разочарования, - негромко сказал кореец, - Мне очень жаль, что вашу девочку ждет разочарование... Но вы поможете ей справиться с этим.

 -На то я и отец, - он невольно поморщился, - Но неужели обязательно надо с этого начинать?

 Кореец опять таинственно улыбнулся.

 -Ну, а как же иначе она приобретет опыт?..

 * * *

 

 Едва вернулся в холл, старенький Берти, лежавший на своем коврике, пару раз вяло мотнул хвостом. Он приблизился к собаке, потрепал водолаза по загривку.

 -Сдаешь, старина?

 При мысли, что скоро пса придется везти к ветеринару на усыпление, окончательно испортилось настроение (и без того весьма дурное).

 Тут хлопнула входная дверь, и появилась “теплая” компания - Вера (несколько искусственно оживленная), ее бабушка по материнской линии и Константин, только что в зубах не тащивший множество свертков и обувных коробок.

 -Мы совершили небольшой шоппинг, папулька, - с каким-то нервным смешком объявила дочь.

 Он кивнул. Теща даром времени определенно не теряет. Шикарный костюм, лакированные туфли... Новая прическа - столь тщательно уложены букли могли быть только в салоне, возможно, даже мастером Ники (Вероника никогда не обрезала волос слишком коротко, и сейчас их длина достигала плеч, и заплетены они были изысканно - в косичку, начинающуюся даже не с затылка, а с макушки. Кажется, дочь говорила, что такая прическа называется французской косой).

 На мгновение у него снова сжалось сердце - не хочу отдавать тебя, принцесса... Каким мрачным и пустым станет этот дом, когда твой смех перестанет тут звучать... “Ладно, не насовсем же она уйдет”, - он попытался отогнать от себя мысли, отдающие старческим капризным маразмом.

 Маразм - это прерогатива его “любимой” тещи, в данный момент исправно опустошающей его счета. Ладно, хоть барахло ее страсть, а не бриллианты...

 Букли выкрашены в голубоватый цвет, брови выщипаны и подрисованы, губы намазаны чем-то ядовито-розовым... да еще и на щеках румяна. А вы кокетка, однако, Вера Антоновна!

 Ника приблизилась к нему, чмокнула в щеку, шепнула на ухо:

 - Она сказала, что намерена отбыть послезавтра утром...

 Синие глаза смеются.

 Он в свою очередь коснулся губами ее виска и выбившейся у виска белокурой завитушки (отнюдь не результата парикмахерских ухищрений - волосы Ники вились от природы, так же, как и у его матери).

 -Ну, а себе что-нибудь купила?

 Проводила взглядом тяжелый, низкий зад старухи, неспешно поднимающейся на второй этаж, к своей комнате. Следом страдалец Костя волок свертки и коробки.

 Перевела взгляд на него.

 - Думаешь, она позволила бы? Вкусы у нас, знаешь ли, расходятся... Что ни выберу, то, - легкий вздох, - Оказывается, предназначено только для путан, - легкий румянец, - В общем, вся нынешняя мода, по ее словам, ориентирована на женщин известного поведения, - Ника фыркнула, - А сама совершенно немыслимую шифоновую блузочку купила... и, боюсь, ни одну из обувных пар она не сможет носить больше пары дней - все туфли на та-аких каблучищах...

 -Ладно, - вздохнул он, - Пусть себя побалует... (“Напоследок”, добавил мысленно).

 Ника снова прильнула к нему, и он одной рукой обнял ее за талию.

 -Ты тоже считаешь, что современная мода слишком...

 Он невольно улыбнулся.

 -Я считаю, что современная мода призвана подчеркивать красоту фигуры. Ну, а уже если подчеркивать нечего... - он выразительно посмотрел вверх. Грузная старуха уже вскарабкалась на второй этаж, цепляясь за перила унизанными перстнями, но с распухшими суставами пальцами и теперь как заправская барыня давала указания Константину: “Не урони! Как ты держишь, помнешь!”

 Костя бросил в его сторону тоскливый взгляд (“Шеф, вроде подобные услуги в мой контракт не внесены...”)

 Он пожал плечами - ничего, брат, не поделаешь... Теща она и в Африке теща...

 Ника тихонько прыснула, прикрыв рот ладошкой. Он обратил внимание на то, что сегодня, ради шоппинга с бабулей, она одета максимально скромно - в строгий серый костюм (юбка достигает колен, а под жакетом - белая блузка). Да и туфли на низком каблуке...

 Бедная девочка. Как же ей повезло, что не эта особа заменила ей Ирину, а его мать, которая до самой кончины (правда, умерла она слишком рано - в шестьдесят шесть лет) не выказывала не только маразма и старческой сварливости, но и единственным, в чем была очень строга, являлась аккуратность. Ника могла носить сколь угодно “смелые” платья - главное, чтобы одежда выглядела опрятно.

 Да и невозможно представить его мать - Галину Ивановну Свиридову - повышающей на кого-то (даже на сына и внучку) голос. Если она и делала замечания - получалось это у нее необыкновенно тактично.

 М-да, а эта мегера... По словам Ирины, они с отцом ее одинаково сильно боялись. Ирина как-то призналась ему, Свиридову, что порой начинает ненавидеть свою мать - ибо отца ее хватил инсульт именно после того, как “любимая” супруга закатила ему очередной скандалище (что в их семье отнюдь не было редкостью).

 Дв, следует, пожалуй, благодарить Бога за то, что Ника не унаследовала характера бабули по материнской линии...

 -Пап, как ты думаешь, после ее визита Ким нас не оставит? - в глазах смешинки.

 Увидев их повара, старуха громогласно заявила, что не станет есть саранчу и гусениц; великолепные опята обозвала “поганками” и сказала, что “зятек давно мечтает ее отравить”; отказалась и от мяса, ибо “собачатину” не ест. Пришлось для нее специально заказать еду из диетического ресторана - котлетки “на пару”, запеканку... еще что-то столь же диетическое и пресное.

 Он тоже улыбнулся.

 -Ким умный человек. И у него наверняка тоже есть теща...

 

 * * *

 

 После того, как “милая старушка” внимательно просмотрела очередную серию латиноамериканской мыльной оперы и, наконец, изъявила желание “прилечь”, они с Никой переглянулись и, похоже, оба одновременно вздохнули с облегчением...

 -Проводи меня, внучка, - страдающим голосом попросила старуха.

 -Да, бабушка, - кротко согласилась Вероника, беря ее под локоть.

 Он взглянул на часы, будучи вполне уверенным, что для Веры “пытка” только начинается - ибо старуха, как и большинство старух, была очень словоохотлива...

 И точно. Из гостевой его дочь вышла только через час. Он уже поджидал ее в коридоре. Вопросительный взгляд...

 -Думаю, самое время поговорить нам, принцесса.

 Кивнула, словно только и ждала этого приглашения.

 -Идем к тебе в кабинет или...

 -Ко мне в кабинет.

 Совершенно спокойно двинулась к кабинету, дождалась, пока он отопрет дверь (с некоторых пор он запирал кабинет на ключ - домработница являлась слишком приветливой и располагающей к себе особой, чтобы ей можно было доверять (хоть он и попросил Ручьёва ее “прощупать”, а “Ржевский” вроде бы ничего не “нащупал”. Хотя, если прислушаться к словам Конева, то “Ржевскому” и самому нельзя доверять... Впрочем, Свиридов надеялся, что парень в свою (очень рискованную) игру тоже по правилам играет).

 Так или иначе, после того как за чистотой в доме стала следить дама посторонняя, его кабинет исправно запирался на так называемый “ключ” (в действительности “ключом” являлась магнитная пластина, вставляемая в щель электронного замка, после чего дверь открывалась).

 Вера в свою очередь, после появления в доме домработницы, заявила категорически, что позволит ей лишь стирать и гладить свое постельное белье. Свои личные вещички Вера простирывала (и проглаживала) сама (любящая бабушка в свое время приложила достаточно стараний, чтобы приучить внучку к опрятности), а также сама и порядок наводила в своей комнате, и хоть комната ее на электронный замок не запиралась, ключик (обычный, металлический) от двери тоже имелся. Хотя он, Свиридов, признаться, ни разу не видел, чтобы Вера в своей комнате запиралась (как-то она призналась, что делает это во время его отъездов. Забирает Берта к себе и на ночь запирается. “От призраков бабушки и мамы”, - сказано было абсолютно серьезно, однако в глазах плясали чертенята...)

 Опять тоска. Ну неужели так неизбежен ее уход? “Неизбежна только смерть, Игорь Генрихович”, вспомнил слова Ручьёва, его чуть насмешливый взгляд... Да, не являйся этот парень прирожденным авантюристом, он, Свиридов, пожалуй, и не возражал бы, чтобы тот сделался его зятем... Хотя, не был бы Ручьёв авантюристом, он не был бы тем, кем является, а был бы личностью серой, тусклой, неинтересной...

 Таким, каким является тот смазливый, аккуратненький мальчик, очень почему-то напомнивший ему, Свиридову, героя романа Теодора Драйзера, желающего “в люди” пролезть посредством женитьбы на девушке из общества...

 А ты-то, Свиридов, что сделал для того, чтобы этого не произошло? Нике было еще шестнадцать, а к тебе уже начали поступать предложения от людей тоже сильных, обеспеченных, влиятельных, обеспокоенных тем, что их благополучных сыночков окрутят распутные и расчетливые авантюристки... А ты что? Только отшучивался - мол, рано о таком думать, Ника еще ребенок, куда торопиться?

 Ну и дождался - кушать-с подано. Вот и кушайте... дерьмо-с.

 Ладно, хватит самоедства. В конце концов, еще не вечер...

 * * *

 

 Ника непринужденно опустилась на мягкий кожаный диван, закинула ногу на ногу. Взгляд прямой, открытый.

 -Я знаю, о чем, точнее, о ком ты хочешь со мной поговорить, папочка. Об Алексе, верно? Он произвел на тебя плохое впечатление?

 Он отошел к окну, встав спиной к оконному проему.

 -Признаться, он вообще не произвел на меня впечатления, принцесса. И я еще раз хочу спросить тебя - зачем так спешить? Спешат замуж либо бесприданницы, либо дурнушки. Ты не относишься ни к одной, ни к другой категории... Тебе всего восемнадцать...

 -Скоро девятнадцать, - с вызовом уточнила дочь, и румянец на ее щеках стал ярче, - И я не понимаю, чего ты хочешь? Чтобы я вышла за этого мордатого... “бычка” с одной извилиной, сынка Горячева? Или того наглого отпрыска Данченко, который, помнишь, танцевал со мной в “Лагуне” и во время танца все пытался... пощупать? - румянец сделался еще гуще. - Или желаешь сосватать за меня какого-нибудь богатого старичка, чтобы приумножить свой капитал?

 Она смотрела на него совершенно спокойно и говорила, не повышая голоса, а он вспоминал слова Кима: “Ника - ваша дочь и похожа на вас не только внешне...”

 Верно. Его дочь. Его дочь уже приняла решение, и вряд ли он сумеет переубедить ее, по крайней мере, сейчас.

 Сердце болезненно заныло. Ну почему детям так хочется учиться на собственных ошибках? Почему это вложено в человеческую натуру - приобретать опыт, лишь обжигаясь? Почему? -Ладно, - негромко сказал он, - Как-то твоя бабушка напомнила мне о том... твоем побеге, вызванном моим решением связать жизнь с другой женщиной...

 Ника опустила глаза.

 - Папа, прошу тебя...

 -Отчего же? - он усмехнулся, - Своей выходкой ты заставила меня понять, кто в действительности мне дорог... Дорог по-настоящему, - он отвернулся к окну, глядя на еще не успевшие подрасти яблоневые деревья, высаженные им самолично. Высаженные... не только им одним. Вон те три яблони и одно вишневое дерево посадила Вера... - Видимо, не настолько сильны были мои чувства к Валентине, чтобы я и дальше пытался... пытался убеждать тебя в том, что и отец имеет право... скажем так, на привязанность...

 Ника встала с дивана, приблизилась к нему, осторожно коснулась его предплечья.

 -Это уже запрещенный прием, папочка... - голос звучит определенно расстроенно, - Запрещенный прием...

 Он обернулся. Действительно, в глазах уже стоят слезы... И прием запрещенный, она права. Нельзя вот так бить ее... нельзя.

 Взял ее за плечи.

 -Ладно, малышка, каюсь, меня слегка занесло... Но начал я с того, что полтора года назад сказала мне моя мать, твоя бабушка. Так вот, она усомнилась, отпущу ли я тебя, когда ты, в свою очередь, захочешь уйти...

 -И?.. - напряженный взгляд.

 Он улыбнулся. Точнее, просто растянул губы и лицо в улыбке, ибо в действительности улыбаться совсем не хотелось.

 -Отпущу, принцесса, - мягко сказал он, - Не сомневайся. Отпущу.

 -Но?.. - отступила на шаг, а взгляд настороженный. “Я тебе не верю. Ты так просто не отдашь своего... Какой будет плата?”

 “Большой, - с горькой иронией подумал он, - Возможно, слишком большой... для тебя”.

 -Давай присядем и спокойно все обсудим, - продолжил он более мягко, - Я не собираюсь разрушать твоих иллюзий...

 -Папа! - сказано с горячностью, - Я, прости, знаю Ала уже почти год и одно могу утверждать совершенно точно - он не подонок. Он порядочный парень, папа, а в наше время, согласись, это очень большая редкость...

 Он подавил саркастическую усмешку. Разумеется, порядочный... в отношении девицы с приданым. Зачем ему часть, если можно отхватить все? Парень явно не дурак... в отличие от тех юнцов, воображающих себя “плейбоями”, которые уже на втором (а то и первом) свидании суют свои клешни девушке под юбку (или в вырез блузки)…

 Что, опять же, говорил мудрый кореец Ким? (“Ника - девочка очень неопытная”?) Не просто неопытная... Она, увы, напичкана романами в духе Дюма, ей хочется казаться амазонкой - в противовес большинству ровесниц, легко, едва ли не шутя, лишающихся чести уже в четырнадцать - с прыщавыми юнцами, у которых дурно воняет изо-рта, и ладони потные, и косноязычны они, и пошлы - невероятно...

 Что же, опять винить себя, отца, а заодно и свою мать, происходящую из семьи рафинированного интеллигента, доктора наук, - только за то, что Ника росла в тепличной, оранжерейной атмосфере? Что она вначале танцевала различные румбы, самбы и прочие танго с мальчиком, воспитываемым в столь же благополучной семье, затем разучивала прелюды Шопена под руководством преподавателя музыкальной школы и французские глаголы с репетитором из вуза?

 И отдыхать ездила с ним, отцом? Вначале на экскурсии по красивейшим озерам Карелии, горам Кавказа, старинным городам, замечательным своей архитектурой и историей, а затем уж и за границу...

 Да. Оранжерейный цветок. И все эти прыщавые, узкоплечие “ухажеры”, конвульсивно дергающиеся в стаде таких же, как и их подружки, с младых ногтей познавшие суть понятий аборт и гонорея (и то и наркота, дурь), вместо того, чтобы познавать живопись, архитектуру, музыку - все лучшее, на что оказалось способно человечество, - все это дерьмо, слава Богу, его дочери не коснулось.

 Но “не коснулось” еще не означает, что она не видела ничего подобного. Что она не общалась с подобными девочками. Что к ней не приставали прыщавые юнцы с дурным запахом изо-рта... Увы, полностью изолировать человека от негативных сторон жизни нельзя...

 Посему и представляется ей этот симпатичный и относительно благополучный парень, аккуратно одетый, не курящий, не развязный и без дурного запашка изо-рта порядочным...

Наверняка уж этот-то юноша не просовывал своей клешни в вырез ее блузки... по крайней мере, уже на втором свидании. Наверняка, он вел себя (или старался вести себя, так точнее) по-джентльменски... Дело-то в ставке, вот в чем дело...

 -Ну хорошо, - он опустился в свое любимое, тоже кожаное кресло, - Ты присядь, присядь, принцесса... Раз уж ты так твердо решила выйти замуж за этого Алекса, следует обсудить ряд формальностей, верно?

 Кивок. Тоже села на диван, повернулась лицом к нему.

 -Прежде всего, когда вы планируете свадьбу?

 -Ну... - на секунду призадумалась, - Думаю, не раньше сентября... В середине сентября, пожалуй.

 -Прекрасно, - одобрил он, - Тепло, но не жарко... Осенние цветы, золотистые пряди в кронах берез... Мы с твоей матерью тоже сыграли свадьбу осенью. В начале октября.

 -Папочка... - в глазах снова подозрительный блеск... Нет-нет, Принцесса, рановато тебе еще меня благодарить... Боюсь, впоследствии как бы не пришлось тебе проклинать мою сговорчивость...

 -Дальше, где состоится банкет? “Лагуна” подойдет?

 -Конечно, пап, - голос маленькой пай-девочки, - Более чем...

 Он провел ладонью по волосам. Невзирая ни на какие модные веяния, прическу он не менял смолоду - классический пробор сбоку, высоко подбритые виски и шея. Да, все тот же “ноблесс оближ” - деловой человек и выглядеть обязан как деловой человек.

 -Насчет платья и прочих аксессуаров - тут я полностью предоставляю выбор тебе. Моя “кредитка” в твоем распоряжении.

 -Папа... - это уже просто-таки потрясенный выдох.

 Он слегка улыбнулся.

 -А вот относительно приглашений...

 Посерьезнела.

 - Конечно, я понимаю, дочь Свиридова обязана...

 Он усмехнулся.

 -Как раз наоборот. Ты студентка, он студент... Присутствие на студенческой свадьбе “высоких” гостей стеснит и тех, и других. Так что... вы молодежь и пригласите молодежь... Кстати, надо будет еще договориться с музыкантами. Репертуар тоже должен быть соответствующий, верно?

 Прикусила нижнюю губку (В чем же тут подвох, папочка? А то, что подвох есть, я чувствую...)

-Верно...

 -Охрану обеспечат ребята из “Феникса”, - он снова улыбнулся. Да уж. Кто-кто, а ребята из “Феникса” обеспечат... все, что угодно. - Хотя... очень надеюсь, эксцессов не произойдет.

 -Я тоже надеюсь, пап, - уже неуверенно, - А как насчет родителей Алекса? Его отец уже выразил желание познакомиться с тобой... Кстати, он ведущий специалист в фирме СВК... Правда, у него другая семья, но с сыном он отношения поддерживает...

 -Я все это уже слышал, - мягко сказал он, - Мы познакомимся... в загсе. На свадебной церемонии. Зачем опережать события? Ну, и... последнее.

 -Да? - взгляд опять напрягся. Подвох тут?

 (Тут, принцесса. Тут, увы).

 -Ты, конечно, не пожелаешь жить с его матерью?

 -Н-нет... - ага, голос уже звучит растерянно... - А почему я должна...

 Он спокойно улыбнулся.

 -Потому, что, я, в свою очередь, не желаю видеть твоего (щенка наглого, белогубого, стервеца, расчетливого не по годам) избранника в этих стенах. Не желаю сталкиваться с ним по утрам... и, возвращаясь со службы, не желаю вместе с ним смотреть телевизор... 

 Побледнела (ах, вот так, папа? Да, чего-то подобного я и ожидала...)

 -Я, принцесса, строил этот дом в расчете на нас с тобой. Нас. Двоих. И привык жить так, как живу. Недостаточно я молод, чтобы начать приспосабливаться к присутствию посторонних... - он снова мягко улыбнулся, - Посему... придется вам самим позаботиться о жилье. Единственное, в чем я могу посодействовать - это помочь вам подыскать квартиру (однокомнатную, разумеется). Квартиру... для съема. Ну не думаешь же ты, что я куплю для вас жилье?

 -Нет, не думаю, - сквозь зубы. И глаза отвела.

 Сердце у него, признаться, сжалось болезненно, но он опять успокоил себя тем, что, как известно, не приготовить яичницы, предварительно не кокнув скорлупы. Хочешь учиться на собственном опыте, девочка? Ну так учись...

 -И если до сентября ты не передумаешь...

 Вскинула голову. Глаза сузились, злые.

 -Не надейся, не передумаю. И вообще, к чему так тянуть? Мы поженимся... в августе, - в голосе вызов.

 Он невозмутимо пожал плечами. 

 -Совет да любовь...

 

 * * *

Глава пятая



 6.

Александр (пять лет назад)

 

Слишком рано в этом году на смену осени пришла зима. Уже в середине октября выпал снег, засыпал еще цветущие астры и бархатцы, накрыл белой подвенечной фатой золотые и рыжие шевелюры - кроны ясеней, кленов и берез... Таял под ногами пешеходов, превращался в слякоть, кашицу, которая по ночам замерзала, преображаясь в ледяную корку...

 Он невольно поежился, поднял ворот куртки, хоть и подбитой искусственным мехом, но все равно согревающей слабовато. На город медленно опускались ранние сумерки. Предвещающий зимние холода ветер бросал в лицо хлопья липкого, мокрого снега.

 Он с тоской посмотрел на часы, потом - на невысокое каменное крыльцо и табличку на невзрачном сером здании. Табличку, возвещающую о том, что мужчинам в этом заведении делать решительно нечего. Нечего крутиться им в вестибюле, рядом с раздевалкой, да и усаживаться на жесткие, казенные стулья в узком коридорчике, перед дверьми с номерными табличками, тоже ни к чему...

 Лишь избранные существа мужского пола сюда вхожи - те, кто, войдя в здание, направлялись прямиком в тот кабинет, куда посторонним вход воспрещен, а выходят оттуда уже облаченными в белые халаты...

 Он опять переступил с ноги на ногу. М-да... И ботиночки на “рыбьем меху”... ноги начинают мерзнуть. А в машину (по крайней мере, его “жигуль”) в такую погоду садиться - верное самоубийство, посему приходится, как все, в троллейбусе толкаться, пилить в паршивую квартирку с минимумом удобств, да еще и находящуюся на отшибе, в одном из самых отдаленных микрорайонов (отдаленных, разумеется, от центра)… Да им с Никой и такая не по карману, если б не его, Александра, отец, который, узнав, на ком сыночек от первого брака женится, внезапно воспылал к отпрыску горячей любовью... Чем, кстати, матушка не преминула воспользоваться. Вот будет номер, если папаша бросит свою смазливую, но, увы, уже толстеющую - все-таки двое “короедов” не шутка! - супругу и вернется к первой жене! Нереально? Отчего же? Папахен - это тот тип, что всегда держит нос по ветру...

 Он и на свадьбу не преминул явиться - как же, сам Свиридов дочь единственную замуж отдает, как упустить случай познакомиться с “сильными мира сего”? Правда, из “сильных мира” на церемонии бракосочетания присутствовал лишь папаша невесты, да еще какой-то известный юрист, толстяк с “лошадиной” фамилией, вроде как его друг... Впрочем, для папахена и этого было достаточно, он только что пыль языком не слизывал со сверкающих Свиридовских ботинок... Ну, папочка, ну жук...

 (“Не упускай своей удачи, Сашка! Такой шанс раз в жизни предоставляется! Ладно, тесть к тебе пока прохладно относится, но это временно, уж поверь мне! Когда ты сделаешь этой куколке ребенка, все изменится, не сомневайся...”)

 Так тошно стало от отцовских речей... Так хотелось послать подлеца куда подальше! И не сделал он этого лишь ради матери - та просто-таки расцвела в надежде, что удастся вернуть “блудного кобеля” в свое семейное лоно...

 Однако, во всем дурном есть и хорошие стороны - теперь папахен активно интересуется его жизнью и даже подбрасывает некоторые суммы, чтобы они с Никой могли свести концы с концами. Ну, и мать помогает худо-бедно - в основном, продуктами. Вареньями, соленьями... в общем, заготовками домашними. Очень кстати, ибо то, что готовит Ника, сводится к варке супчиков из пакета, уже готовых магазинных пельменей, разогреву готовых же магазинных котлеток... и прочему в том же духе.

 А в первое время, стирая белье вручную, она едва ли не до крови сдирала нежную кожу на своих тонких пальчиках... ибо папаша Свиридов (скряга, каких поискать, а вообще просто сволочь) не позаботился ни о какой бытовой технике для молодых.

 “Думаю, вы справитесь сами”, - и ехидная такая улыбочка на тонких губах...

 М-да... уж скотина так скотина...

 Правда, свадебное торжество организовал на уровне, и дочери преподнес в подарок пухленький конвертик... Однако, учитывая расточительность Ники, денежки растаяли так же быстро, как сейчас тает под ногами этот мокрый снег...

 Так, выходит. Кутается в песцовый полушубок, на ногах высокие сапожки, а вот шапки на голове нет, и это очень плохо, нужно все-таки убедить ее носить шапку, так ведь и простудиться недолго, а сейчас это - очень большой риск...

 Сердце подпрыгнуло, затрепыхалось чаще.

 -Ну что, малыш?

 Попытался поцеловать ее в щеку, но она увернулась. Что-то слишком часто уворачивается она от него в последнее время... И всякий раз - укол в сердце: ну я-то в чем виноват? Я же люблю тебя, люблю по-настоящему, и не моя вина, что возможности материально доказать свою любовь у меня гораздо ниже, чем у твоего папочки, который, кстати, в последнее время что-то подзабыл...

 -Что? - усмешка, в которой маловато веселья. Глаза немного ввалились, отчего кажутся еще больше, темные круги под ними... Осунувшееся лицо, губы бледные... Он снова попытался ее обнять, но она опять его оттолкнула, и по лицу пробежала гримаска, от которой у него сжалось сердце, - Ничего. То, что мы и предполагали, - и после короткой паузы, - Седьмая неделя.

 -Но... это же хорошо, малыш? - спросил неуверенно, ибо, похоже, у нее ее беременность, мягко говоря, не вызывала ни малейшего восторга. Достаточно было увидеть выражение ее лица.

 -Считаешь, хорошо? - опять короткая усмешка, - Меня мутит... постоянно. И знобит все время.

 -А врач что говорит?

 Поморщилась.

 -Токсикоз... ранний. Говорит, через месяц должен пройти... Витамины прописала... А если будет хуже - придется в больницу, на сохранение...

 Сейчас она выглядела такой беззащитной, несчастной и юной, что он снова взял ее за плечи, притянул к себе, обнял... Отстранилась она на сей раз не сразу.

 -Хочу апельсинов... Одних апельсинов. И много.

 - Послушай, малыш, ты же знаешь, мы сейчас не можем себе позволить... Вот через неделю, когда я получу аванс...

 Тут же отстранилась. И уже с откровенной неприязнью, с презрением:

 -Ничего другого я от тебя и не ожидала...

 -Ну, знаешь, - его тоже охватила досада, - Я делаю все, что могу! Или теперь я должен на заочное перевестись и на полную ставку охранником работать? А заодно и дворником устроиться, да? А на учебу вообще рукой махнуть? А о папочке своем ты не хочешь вспомнить? Ему стоит пальцем шевельнуть...

 -Замолчи! - крикнула Ника, и несколько людей, стоящих на пятачке троллейбусной остановки, стали оборачиваться в их сторону, - Не упоминай о нем вообще! Не упоминай, понял? - глаза уже блестят, на щеках лихорадочный румянец...

 -Ну извини, - он отвернулся, чтобы не видеть ее слез - что-то в последнее время ее слезы - слишком частое явление... Несколько раз он просыпался ночами и заставал ее рыдающей в подушку. Или даже утром она могла ни с того, ни с сего расплакаться за завтраком... Конечно, эти слезы можно было объяснить ее “интересным положением”... но и далеко не все беременные так плаксивы... Как-то он заикнулся о невропатологе... и схлопотал оплеуху. (“Психопаткой меня считаешь?!”) Он промолчал. А кем он должен ее считать после таких выходок?

 -Может, поедем к моей маме? Почему ты против того, чтобы мы жили с ней? Ведь будет гораздо легче... Я уж не говорю о том, что и до университета добираться от нас проще, и готовить тебе не придется - мать, даже если ты и захочешь, к плите тебя не подпустит... И стиральная машина у нас есть... Я уж не говорю о телевизоре с “видаком”, тебе еще не надоело зрение портить, пялясь в этот допотопный черно-белый “ящик”? И уж, конечно, тебе не придется мыть подъезды за какие-то гроши...

 Сощурилась.

 -А заодно я должна буду выслушивать твою матушку? Ее постоянные нравоучения? Просто-таки “руководство для молодой хозяюшки”! - короткий смешок. Совсем не веселый.

 -Ну, знаешь, - его охватила, просто-таки захлестнула очередная волна досады, - То, как ты себя ведешь, это мазохизм! Чистый мазохизм! Неужели твой отец такой монстр, что откажется помочь даже беременной дочери?! Единственной дочери и будущему внуку или внучке?

 -Заткнись! - резко развернулась и пошла прочь. Быстро пошла. Он тяжело вздохнул. Ну характер... Недаром все-таки бытует мнение, что свой истинный нрав женщина начинает выказывать мужчине, лишь сделавшись его женой... Или дело все в тех же пресловутых гормонах? Да какая разница, в чем дело...

 Он, ускоряя шаг, пошел следом за ней, последние метры, отделяющие его от Ники, уже пробежал.

 Догнал, схватил за предплечье.

 -Ну ладно, ладно, ни слова больше о твоем отце, ладно...

 Обернулась. По лицу скатываются крупные слезы, губы дрожат.

 Опять осторожно обнял.

 -Ну перестань, пожалуйста, перестань, малыш... пойдем купим тебе сейчас апельсинов... Столько, сколько ты захочешь... А завтра я у папаши своего сколько-нибудь перехвачу до аванса... Или, на худой конец, к матери съезжу, та продуктов подбросит... Ну, успокоилась?

 Вроде успокоилась. Даже сделала слабую попытку улыбнуться.

 -И в аптеку зайдем, за этими самыми витаминами, которые тебе врач прописал... Зайдем?

 Кивок.

 -А насчет мытья подъездов - ты это дело бросай. В твоем положении такие штуки совсем небезопасны... Если не хочешь, чтобы выкидыш, не дай Бог, случился...

 Вскинула голову.

 - Ты действительно хочешь этого ребенка?

 -Конечно, хочу, - заверил он ее и поцеловал в холодную, мокрую от слез щеку. А потом и в губы. Губы тоже почему-то имели солоноватый привкус, - Все еще будет хорошо, малыш.

 -Ты думаешь? - еле слышно спросила она, и на сей раз ее улыбка напоминала усмешку. Причем, усмешку горькую.

 

 * * *

 

7.

Свиридов (пять лет назад)

 

 По стеклу и подоконнику монотонно барабанил дождь. Он бросил взгляд на светящееся табло электронного будильника - половина третьего, - и отчетливо понял - не заснуть.

 Встал с постели, включил свет, набросил халат... вышел из спальни.

 Тишина. Глухая, мертвая тишина. “Как в склепе”, пришло на ум хоть и банальное, но от этого не менее мрачное сравнение.

 Приблизился к двери ее комнаты, распахнул ее, потянулся к выключателю...

 Все те же мягкие игрушки на софе. Медведь, собака... пресловутый розовый заяц. На стене - огромный плакат с изображением знаменитого отечественного рок-певца. Ника с усмешкой называла его “гуру” и бесконечно могла слушать его необыкновенно красивый, волшебный баритон... Впрочем, парень действительно таланлив - даже ему, Свиридову, некоторые тексты его песен нравились...

 Приблизился зачем-то к платяному шкафу, распахнул его дверцы... Большинство платьев на месте. И то, в котором она была на выпускном вечере, белое, похожее на бальное, тоже. И запах ее - тонкий, изысканный... теплый.

 Он опустился на софу, машинально взял в руки уже изрядно потертого розового кролика... бросил взгляд на книжные стеллажи.

 Наряду с Бальзаком, Флобером, Достоевским, Хемингуэем и Толкиен затесался - классе в девятом она зачитывалась “Властелином колец”... Кстати, именно он подарил ей это издание - с иллюстрациями, с золотым тиснением на обложке...

 Журнальный столик накрыт кружевной салфеткой - Ника вместе с его матерью эту салфеточку сплели, чем его дочь очень гордилась...

 Он закрыл лицо ладонями. Ладно. Ты победила, принцесса. Я капитулирую. Кто я без тебя? Всего лишь одинокий стареющий мужик, у которого достаточно денег, чтобы заставить плясать под свою дудку полчища “крыс”... забавно порой, однако, надоедает.

 А у тебя, малышка, достаточно гордости, достаточно силы воли, чтобы ничего не выпрашивать, хотя помощь тебе нужна, наверняка нужна... Даже необходима, ведь ты окунулась в совершенно чужеродную среду, и тебе, конечно же, трудно, очень трудно к этой среде адаптироваться...

 Ладно. Ладно, принцесса, ты одержала верх, а я всего лишь мудак, всего лишь старый мудак, недооценивший тебя... Ох, как прав был Ким, говоря о том, что Ника похожа на него, отца, не только лицом! Он ведь тоже стиснул бы зубы, но помощи не стал просить... как бы ни было тяжело.

 К чему себя обманывать? Ему реально ее не хватает, не хватает ее присутствия, ее улыбки утром (“Доброе утро, папулька!”) и вечернего поцелуя в щеку перед сном (“Добрых снов, папочка...”) и ее болтовни за ужином...

 Не хватает постоянно... Во время последней своей деловой поездки - в Европу, - уже настроился как обычно совершить привычный шоппинг, и тут шарахнуло - а ради кого?

 И сердце стиснула безжалостная ледяная ручища, и слова Ирины вспомнились в который раз (“Ты дал слово, Игорь...”)

А потом - “Что ж я за чудовище такое эгоистичное?”

И следом: а, может, не так уж и плох мальчишка ее? Может, в самом деле по любви он на ней женился? Разве странно это? Сам-то он на Ирине разве не по любви женился? И разве Ника не красивее Ирины?

 Все, довольно этого самоистязания. Он совершил ошибку - он же ее и исправит. Завтра же, лично, подъедет к университетскому корпусу, где занимаются филологи, дождется Нику (нет, Веру! Свою принцессу...) и... если придется упрашивать ее вернуться в родные пенаты (конечно же, уже вместе с этим мальчиком) - он станет упрашивать. Она, конечно, поначалу может заупрямиться... Что ж, для начала он согласится хотя бы на совместные воскресные обеды... А заодно навестит их в их квартирке... Как она вообще управляется по хозяйству без всей той техники, к которой привыкла с младых ногтей?..

 Нет, нет, завтра все изменится, завтра...

 Да. Завтра.

 * * *

 

 ...Совещание неожиданно затянулось (один из поставщиков выдвинул новые требования, которые необходимо было досконально обсудить), а когда оно, наконец, закончилось, оказалось, что подъезжать к университету поздно, ибо занятия у студентов дневного отделения уже закончились, наверняка.

 Он сверился с адресом в записной книжке. Нет, звонить, пожалуй, не стоит, неизвестно, как она отреагирует на его звонок, она, конечно, не слишком злопамятна... но при определенных обстоятельствах кого угодно можно вывести из терпения, даже человека миролюбивого...

 Пришлось проплутать минут пятнадцать в захудалом микрорайоне, среди типовых серых “коробок”-домов, прежде чем обнаружил нужный.

 Кодовый замок на двери подъезда имелся... когда-то, ибо шпана успела его взломать, поэтому он беспрепятственно вошел в подъезд (слегка пованивающий кошачьей мочой) и поднялся на нужный этаж. Остановился напротив обшарпанной фанерной двери, позвонил. Нет, нельзя допустить, чтобы она оставалась в этом клоповнике... ни в коей мере.

 Дверь распахнулась. На пороге - пацан в футболке и трениках. Лицо совсем еще юное... и растерянное.

 -Добрый день, - он постарался улыбнуться парню как можно приветливее, однако, ответной улыбки не дождался, напротив, во взгляде светло-карих глаз мальчишки появилась явная неприязнь.

 Тем не менее, он распахнул дверь шире и впустил Свиридова в крошечную прихожую (на полу - изрядно потертое ковровое покрытие).

-Если вы к Нике, то ее нет, - голос звучит чуть хрипловато, и интонации отнюдь не доброжелательны.

 Он решил не обращать внимания на столь ледяной прием.

 -В таком случае, я ее дождусь, если вы, Александр, не против.

 Усмешка. Почему-то слегка кривоватая.

 -Я-то не против, только ждать придется … очень долго, - (в сердце тут же вонзилась тупая игла - предчувствие... предчувствие, конечно же, дурное), - Она в больнице.

 -В больнице? - ну вот, дождался, Свиридов? Добился своего? - Что с ней?

 Парень отвел глаза. Голос звучит глухо.

 -Кажется... выкидыш. По крайней мере. Когда “скорая” ее забрала, у нее было очень сильное кровотечение...

 Пол под ногами качнулся подобно корабельной палубе в период надвигающегося шторма.

 -Куда ее отвезли? - отрывисто спросил он, - В какую больницу? Ты знаешь?

 Опять кривая усмешка.

 -А вам-то что за дело? Вы, по-моему, давно уже знать ее не хотите, а теперь...

 Поле зрения заволокла красноватая пелена, он приблизился к парню (не слишком высокому и отнюдь не богатырского сложения) и грубо сгреб его за грудки, борясь с желанием попросту придушить этого наглого щенка сию же секунду.

 -Я спросил, где она. Где Вера?

 Побледнел, в глазах испуг.

 - В первой городской... отпус... -выпустил из руки его футболку - судя по треску ткани, футболочка слегка расползлась по швам, - и вышел за дверь, уже не оглядываясь.

 Сбежал по ступеням, оказавшись на улице, рванул дверцу “Вольво” на себя и погнал е первой городской больнице - явно с превышением скорости, но похоже, сегодня у гаишников настроение было сонное и флегматичное, ибо его не остановили, и уж совсем чудом он избежал парочки столкновений с другими машинами...

 -...Свиридова? - полная женщина лет пятидесяти в белом халате, сидящая в стеклянной будке с надписью “Справочная”, взяла в руки толстый журнал, - Когда доставлена? Диагноз?

 Он машинально взъерошил пятерней свои аккуратно причесанные волосы.

 - Когда? Недавно... проверьте... ближайшие три дня. Доставлена... в гинекологию, скорее всего.

 Листает журнал. Взгляд озадаченный.

 -Свиридова?

 Ох, черт, совсем ты маразматик, Свиридов...

 -Соболева! - поправился тут же, - Соболева Вероника... Простите, я просто оговорился...

 -Соболева? - снова пристальный взгляд на него и опять - на журнал. - Да... действительно в гинекологии Соболева... Сто двенадцатая палата...

 -Спасибо, - повернулся, но услышал оклик за спиной.

 -Мужчина!

 Обернулся.

 -Если у вас нет сменной обуви, возьмите тапочки... без них вас не пропустят.

 Он кивнул. В ушах все еще стоял тоненький такой звон - явно признак повышенного внутричерепного давления... Да черт с ним, с давлением, к черту все, главное, узнать, что с его девочкой?

 ...Заведующий отделением - полнеющий мужчина средних лет, с лицом усталым и помятым.

 - Ваша дочь? Могу вас успокоить - сейчас ее жизни непосредственно ничто не угрожает. Если, разумеется, не возникнет осложнений... Но... вы, вероятно, уже знаете?

 -Что... знаю? - очередной укол в сердце, - Что?..

 Эскулап вздохнул.

 -Беременность пришлось прервать - слишком сильным было кровотечение...

 -На... каком она была месяце? - спросил пересохшими губами.

 - Примерно недель семь. И, если не возникнет осложнений, ваша дочь еще сможет иметь детей...

 Он на миг прикрыл глаза ладонью. Что ж ты натворил, Свиридов? Что ж ты...

 -А... отчего возникло кровотечение?

 Врач пожал плечами.

 - Возможно, чрезмерные физические нагрузки... Обычно так и бывает... Но, может, у девочки просто слабая репродуктивная функция... - он продолжал говорить, но слова уже уносились куда-то, куда-то мимо него, а в мозгу колотилось: “Это ты, ты виноват, ты не оставил ей выбора...”

 ...свою дочь?

 -Что? - он резко вскинул голову.

 - Я спросил - вы, конечно, хотите видеть свою дочь? - мягко повторил эскулап.

 -Н...нет, - он снова провел ладонью по глазам, и его вовсе не удивило, что глаза, точнее ресницы, были влажными, - Вначале я хотел бы поговорить с главврачом... Или, если его нет на месте, с вами. Приватно.

 Бизнесмен Свиридов снова взял верх над слабым и растерянным человеком Свиридовым. Теперь мозг, как обычно, работал четко и ясно. Очень четко и очень ясно.

 * * *

 Отдельная палата. И хоть нет тут ни мониторов, ни капельниц, больничная, казенная атмосфера и отвратительный стерильный, камфарный медицинский запах тут же воскресили воспоминания о последних месяцах жизни Ирины...

 Ника, полулежа, читала (похоже, какой-то учебник), однако, едва он вошел в палату, книгу захлопнула и отвернулась к стене, натянув одеяло едва ли не по самую макушку.

 -Добрый день, принцесса.

 Молчание.

 Он придвинул стул к изголовью ее койки, присел на него. Тихонько тронул дочь за плечо.

 Вздрогнула и резко обернулась. Лицо осунувшееся, бледное... Под глазами круги. Во взгляде - нечто, очень напоминающее затравленную ненависть.

 Вот так, Свиридов. Получи-ка... по полной программе. И, заметь, заслуженно.

 -Что тебе нужно? - шепот, очень напоминающий шипение.

 -Я просто пришел тебя навестить, - навалилась вдруг страшная усталость. И осознание бессмысленности... полнейшей бессмысленности всех усилий. Если на то пошло, бессмысленности жизни, - Вот тут, в пакете... Ким тебе приготовил твой любимый салат... Ну, и фрукты, конечно, йогурт... Я все это в холодильник положу, если не возражаешь.

 Молчание. Взгляд мимо него. Губы плотно сжаты.

 Уложил продукты в маленький холодильник, стоящий в углу, вернулся к ее кровати.

 -По словам заведующего отделением, ты тут проведешь еще... максимум, дней шесть. Как ты себя чувствуешь?

 -А как, по- твоему, я могу себя чувствовать? - безжизненный, холодный голос. И взгляд мимо, мимо, мимо...

 Тихонько коснулся ее мягких, очень легких волос.

 -Мне очень жаль, принцесса, - слова приходилось выталкивать из себя, с трудом выталкивать... и сердце опять сжимала железная длань, - Если в случившемся и есть чья-то вина, то только моя... Все мы понимаем, что совершаем ошибки... но почему-то обычно оказывается поздно.

 Молчание. Безучастный взгляд.

 -Ладно, - нагнулся, коснулся губами ее прохладного лба, - Может, и не все еще потеряно... Я хочу, чтобы ты вернулась. Вы... вернулись. Можно гостевую переоборудовать в спальню... Что-нибудь придумаем.

 Молчание. Тягостное. Мстительное молчание. И губы так же сжаты в узкую полоску. И глаза по-прежнему устремлены на что-то, никому, кроме нее, не видимое.

 -Я не требую немедленного ответа... согласия, - провел ладонью по лицу, - Но ты подумай все же, - поднялся со стула, - Поправляйся, принцесса. И не забывай, что мне... очень не хватает тебя. Страшно... не хватает.

 Вот тут в ее лице что-то дрогнуло, что-то промелькнуло во взгляде... тем не менее, она не произнесла ни слова.

 Он направился к двери палаты, ощущая себя в данный момент едва ли не старше своей тещи - дряхлым, немощным... и бесполезным абсолютно.

 Уже взялся за дверную ручку, когда услышал за спиной негромкое:

 -Папочка...

 Обернулся.

 Она приподнялась на кровати, худенькая, бледная, облаченная в ужасную хламиду, какие выдают пациенткам в качестве ночных рубашек... и все равно прелестная необыкновенно, с огромными, страдающими глазами.

 -Пап... - губы дрогнули, лицо скривилось, но, прежде чем она успела расплакаться, он снова оказался рядом с ней, и обнял, и спрятал в своих объятиях, как хищник прячет детеныша, чтобы защитить его от посягательств других хищников.

 -Тихо, принцесса, тихо... - он гладил ее по волосам, прижимал к себе ее хрупкое тело, вдыхал ее запах - такой родной, такой любимый запах, а она не только не пыталась отстраниться, она тоже обнимала его, обнимала за плечи, обнимала за шею, обнимала так, словно желала убедиться в его реальности, и бормотала что-то решительно бессвязное и невразумительное, только сводилось-то все к одному, лишь к одному, и к его сердцу вновь подкатывала теплая волна, что впервые подкатила, когда он взял ее, еще семилетнюю кроху, на руки и впервые осознал, как сильно ее любит... но сейчас, похоже, и она, наконец, осознала. Осознала то же самое.

 

 * * *

 

8.

 Александр (пять лет назад)

 -Как... нет? - конечно, в груди тут же похолодело, - Ей что, стало... хуже?

 Усмешка на лице девушки в жутком казенном халате.

 Покрашенные в платиновый цвет волосы кажутся какими-то грязными, тусклыми и стянуты резинкой в хвостик. Лишенное обычной косметики лицо сразу же утрачивает процентов пятьдесят (а то и больше) своей привлекательности.

 -Не хуже... А ты что, не знаешь? Должен знать, ты ж ее муж...

 -Что я должен знать? - похоже, догадка пришла... догадка, от которой легонько затошнило.

 -Папочка ее сюда явился, - этак небрежно, - Шороху навел... Ну и ее сразу же в отдельную палату, с холодильником, с теликом... - усмешка, - Да еще и охрану выставил - заметил рядом с постом медсестры мальчика такого симпатичного, ростом под два метра?

 Он кивнул машинально.

 -Ну и врачи, конечно, вокруг нее забегали, - со смешком продолжила словоохотливая пациентка (на вид ей было не больше двадцати трех лет), - Процедуры там всякие... чтобы их потом, не дай Бог, не обвинили, если вдруг возникнут осложнения, папочка-то у нее, судя по всему, весьма крутой...

 -Куда уж круче, - пробормотал он, вспомнив ледяное бешенство во взгляде Свиридова и его железную хватку, от которой даже треснула по швам его, Алекса, любимая футболка (впрочем, впоследствии мать по швам же ее и застрочила на машинке), - А в какую палату ее перевели?

 С готовностью:

 -В сто одиннадцатую, - и улыбка - едва ли не заговорщицкая, - А вы что, с ее папочкой в контрах?

 -Не то слово, - буркнул он, направляясь к дверям сто одиннадцатой. У поста медсестры действительно сидел парень весьма мощного сложения, в наброшенном поверх неброского костюма белом халате; симпатичный парень, о чем-то мило воркующий с молоденькой медсестрой. И в сторону Александра он бросил короткий, острый взгляд, однако, загораживать ему дорогу, расспрашивать, куда и зачем тот направляется, и уж тем более - обыскивать - не стал. Не сделал даже попытки встать со стула. Просто проводил его взглядом - и только.

 Ника сидела на застеленной кровати. В руках книга (кажется, сказки “Тысячи и одной ночи” - странные у нее были литературные пристрастия...), на голове - наушники от плеера. Он не мог не удивиться перемене, происшедшей с ней за последние двое суток - именно столько они не виделись. Вместо больничной хламиды зелено-коричневой расцветки - халатик голубого цвета (кружева на манжетах и вороте), тапочки тоже явно не больничные, в волосах красивая серебряная заколка...

 Да ладно, одежда... И в палате тоже кое-что имелось, о чем простые смертные, пациенты таких больничек могут разве что мечтать - компактный холодильник, весьма симпатичные гардины на окне, вместо уродливой, допотопной больничной тумбочки - весьма современный прикроватный столик, да еще накрытый симпатичной кружевной салфеточкой, на столике ваза с фруктами (яблоки - ядовито-зеленые, глянцевые, прозрачный, золотистый, словно светящийся изнутри виноград, розовые бока персиков, при одном виде которых рот немедленно наполняется слюной...)А рядом с вазой фруктовой ваза другая - высокая, изящная, хрустальная... и в ней розы, конечно же... Ника ведь любит именно розы и именно такие - темно-бордовые, не до конца распустившиеся, на длинных, гордых стеблях...

 Он скользнул взглядом по японскому телевизору с небольшим экраном, установленному так, чтобы его удобно было смотреть, полусидя на кровати; по видеоплееру и лежащим с ним рядом трем кассетам (какие-нибудь триллеры наверняка, со спецэффектами) и ощутил, как начинающаяся досада растет в нем, растет стремительно, уже угрожая перерасти в ярость...

 Вот так вы пользуетесь ситуацией, господин Свиридов, стремясь перетянуть дочь на свою сторону? Небось, еще и доволен, что все так повернулось... Сволочь, какая же сволочь... По лицу видно, что сволочь! Достаточно вспомнить, как он сбросил маску, выказал свою истинную личину, узнав, что Ника попала в больницу... В пожелтевших глазах - бешенство, и зубы свои крупные, белые, оскалил, как зверюга матерая...

 А теперь - ну, сравнивай, девочка... Сравнивай, от чего ты отказалась, ради этого щенка нищего (а что? По его меркам действительно нищего)…

 Ника, несмотря на плеер, видимо, услышала его шаги (или просто краем глаза увидела распахнувшуюся дверь палаты), вскинула голову, книгу отложила в сторону (красивую книгу, наверняка подарочное издание), наушники стянула и... улыбнулась. Улыбнулась безмятежно и ясно - точь-в-точь, как улыбалась раньше, гораздо раньше... и как не улыбалась очень давно.

 -Привет, - сказал он (голос отчего-то слегка подсел), ощущая себя - с пакетом, где находились мамины соленья, и жалким букетом астр (наверняка, очень неуместным тут, на фоне роскошных роз) столь же жалким и неуместным.

 -Привет, - и голос теперь звучит по-другому... голос ясный, спокойный... словно все уже позади - все их бытовые трудности, все неприятности... и, похоже, потеря ребенка (их, общего ребенка!) вроде уже не имеет значения... (в конце концов, это был не человек, а всего лишь зародыш, да? Маленький комочек биомассы, и только...)

 -Вижу, папочка неплохо о тебе позаботился?

 Улыбка с лица сошла. Моментально. Так же, как из голоса исчезла приветливость...

 Теперь лицо ее холодно, и взгляд холоден, и голос...

 - Да, позаботился (так, как ты никогда не смог бы позаботиться). Только непонятна причина твоего сарказма...

 - Ах, непонятна? - он усмехнулся, но, пожалуй, несколько кривовато. Приблизился к столику, придвинутому к ее кровати, водрузил на него пакет с мамочкиными заготовками (которых она наверняка есть не станет), букет швырнул (жалкие, растрепанные астры, приобретенные у бабули, коих множество приторговывает на улице, обычно рядом с продуктовыми магазинами), - Значит, до тебя так и не дошло, что ничего бы не случилось, если б он вовремя о тебе вспомнил?!

 Она слегка побледнела.

 - Послушай, Ал...

 -Что?! - теперь его уже распирала злость, требовала выхода... Нет, он все-таки выскажет, выскажет ей все, что думает о ее папаше, об этом наглом хапуге, стремящемся всех заставить подстраиваться под него... Выскажет! - Сначала он знать тебя не желает, попросту выгоняет из дома, выгоняет без гроша, и мы вынуждены снимать какой-то клоповник на задворках, перебиваться с макарон на хлеб, а ты еще берешься подтирать в подъездах чужую блевотину за копейки... Забыла уже, после чего у тебя началось кровотечение? После того как ты, не разгибаясь, два подъезда вымыла! А разве тебе пришлось бы так унижаться, если б твой папаша не вычеркнул тебя из своей жизни после твоего замужества?! А сейчас совесть у него проснулась, да? Совесть проснулась? Что ж так поздновато, а? Что ж так...

 Дверь негромко стукнула. Он резко обернулся. Взгляд потемневших глаз Ники тоже был устремлен туда, где стоял высокий седеющий мужчина с интеллигентным лицом и в костюме неброском, тем не менее, очень элегантном и явно дорогом.

 Свиридов аккуратно прикрыл дверь за собой, и, подойдя к стулу, стоящему у койки дочери, непринужденно опустился на него, не забыв аккуратно поддернуть брючины на коленях. Лицо его было немного усталым, однако, взгляд спокойным. Даже в чем-то снисходительным.

 -Ну-ну, продолжайте, юноша, - негромко сказал Свиридов, и даже подобие ироничной усмешки скользнуло по его лицу, - Перечислите, что еще я вам должен, а не сделал.

 -Папа... - неуверенно начала Ника, но осеклась, как только он повернулся к ней лицом.

 - Нет-нет, принцесса, откровенность так откровенность... Этому человеку, молодому человеку представляется, что я ему что-то должен... И вину за то, что не сумел обеспечить тебе достойного существования, он безапелляционно... да нет, просто беспардонно сваливает на меня... - он опять устремил на Александра взгляд, и теперь во взгляде присутствовала откровенная насмешка, - Никак не возьму в толк одного, юноша - на ком в действительности вы рассчитывали жениться? Что же выходит? Обычная “бедная студентка” Ника Свиридова вам ни к чему? Разумеется, ни к чему... Уж кто-кто, а “Золушки” сейчас совсем не в моде... Вам, конечно же, требовалась единственная дочь крупного коммерсанта Свиридова... со всеми вытекающими отсюда, - усмешка, - Прелестями...

 Ему внезапно стало душно. Невыносимо душно. Просто дышать стало нечем.

 Да, куда уж ему тягаться с этим демагогом...

 -Я... совсем не об этом говорил, - произнес он сдавленно. Перевел взгляд на Нику - та, опустив глаза, вертела в пальцах какого-то смешного и нелепого розового кролика, изрядно потертого.

 -Да ,- кивнул Свиридов и, пересев на кровать, вполне непринужденно положил руку на плечи дочери. Та не отстранилась. Напротив. Ее ладонь потянулась к его ладони - и пальцы переплелись - тоненькие, девичьи, и сильные, мужские, с ухоженными ногтями, - Но кто кого не хотел знать - еще вопрос... спорный. Хотя, - тут уж он склонился к дочери и поцеловал ее в висок (по ее лицу скользнула слабая улыбка), - Ты тут, принцесса, не виновата, а виновато знаменитое Свиридовское упрямство... и Свиридовская же, если на то пошло, гордыня... - опять посмотрел на Александра, - И зря вы, молодой человек, считаете, что я питаю в отношении вас какую-то особенную неприязнь. Не будет преувеличением сказать, что сейчас подавляющее большинство ваших ровесников столь же инфантильны и легкомысленны... и очень немногие действительно созрели для семейной жизни... Ну, посудите сами, стоило ли так торопиться заводить ребенка? (Ника слегка побледнела, плотно сжала губы... и Свиридов погладил ее по голове. Так успокаивающе погладил... как ребенка. После чего она немедленно опять ухватилась за его руку, а Александр ощутил очередной прилив тошноты), - Ребенок - это в наше время, извините, очень дорогое удовольствие... и громадная ответственность. Вы готовы были взвались на себя эту ответственность? Или надеялись “на авось”? На доброго и щедрого деда? (тут Ника слегка покраснела, отняла свою руку от руки отца и даже чуть-чуть отстранилась от него. Ненамного совсем, правда. Александр подумал, что сейчас она похожа на провинившуюся школьницу), - Ладно, - Свиридов вздохнул, и его лицо опять сделалось очень усталым, - Что случилось, то случилось, и уже случившегося нам не изменить... Можно только попытаться не наступать, фигурально выражаясь, на те же грабли. Я предложил Вере вернуться... домой, - темно-серые глаза впились в лицо Александра, - Заметьте, я не ставлю никаких... условий. Если она захочет вернуться вместе с вами - милости просим. Разумные люди всегда найдут компромисс, верно?

 Опять - прилив злости, от которого даже в глазах потемнело.

 -Милостыня мне... нам не нужна, - процедил сквозь зубы, - Справимся как-нибудь... сами. Все справляются, и мы...

 -Говори за себя, - негромко, однако, очень четко сказала Ника.

Он изумленно осекся. А где же пресловутая “Свиридовская гордыня”? Ну, или хотя бы чувство собственного достоинства?

 -Ты...

 -Я принимаю предложение папы, - спокойный взгляд, спокойный голос. И рука, опять стиснувшая сильную ладонь с длинными пальцами (он машинально обратил внимание на то, что Свиридов до сих пор носит тонкое обручальное кольцо - на безымянном пальце левой руки), - Ну, а если тебя это не устраивает... - легкое пожатие плечами, - Извини...

 -Но вы все же подумайте, молодой человек, - негромкий, мягкий голос Свиридова, - Кажется, у Михаила Афанасьевича Булгакова сказано - никогда и ничего не просите... Однако, у него же сказано и другое - не отказывайтесь от выгодных предложений, ибо дважды могут и не предложить...

 -Ты не совсем точен, папа. - слегка капризные интонации в голосе Ники, - Хотя, по сути, прав. Только сейчас... это, по-моему, не тот случай, - опять прямой, безмятежный взгляд, - За то время, что мы были вместе, Ал, я без всяких подсказок поняла, что, пожалуй, поспешила...

 -Что? - а внутренний голос напомнил - разве не ожидал ты чего-то подобного? Именно этого разве не ожидал? Для нее же все изначально было, скорее, игрой... Как в романе Марка Твена, когда принц ненадолго преображается в нищего, а нищий в принца... однако, совершенно ясно, что недоразумение скоро разъяснится, и все встанет на свои места.

 Вот и сейчас... Все просто становится на свои места. Как должно было быть изначально.

 Найдет он себе снова кого-нибудь попроще, подоступнее, вроде Лены... или даже искать не станет. На учебу поднажмет, с отцом теснее сблизится... оп. Это вряд ли. Узнав о том, что он, Алекс, больше не зять влиятельного Свиридова, папаша наверняка быстренько к нему охладеет... а заодно и к матери (вот кого жаль...)

 -...компенсацию? - негромкий голос Свиридова.

 Он вскинул голову. По лицу Свиридова скользнула легкая усмешка.

 -Надеюсь, компенсации за моральный ущерб вы от меня не потребуете, Александр... Юрьевич?

 И насмешливый голос Ники:

 - Не волнуйся, папочка, он ее уже получил, - короткий взгляд в его сторону, - По словам Сорокина, “двадцатку” баксов он тебе отдал еще полгода назад, так?

 Он ощутил, как лицо начинает заливать краска, лицо уже пылает, выскочил из палаты, выбежал на улицу... и, лишь прошагав несколько метров вперед, понял, что идти теперь некуда.

 

 * * *

 Глава шестая

 
1.

Дмитрий (наши дни)

 Вначале будильник проорал вполне натуральное “Кукареку!”, затем механический и в то же время полу-инфантильный голос бесстрастно объявил: “Восемь часов. Ровно”.

 Он объявил бы это еще семь раз кряду (а заодно и семь раз прокукарекал), если бы Дмитрий, не открывая глаз, не протянул руки и не ударил бы с силой по ненавистной кнопке. Будильник опрокинулся вниз той стороной, где было табло, и обиженно замолчал.

 Он разлепил опухшие веки. Солнце безжалостно проникало даже через узенькую щель между шторами. Головная боль не преминула сковать железным обручем виски и затылок. Во рту присутствовал такой омерзительный привкус, словно туда испражнился пакостный кот.

 Похмелье, ничего не поделаешь... Он повернул голову влево... ох, нет. Еще и девка. Крашеный рыжий локон прикрывает щеку. Как же ее зовут? То ли Маша, то ли Даша... Черт, да какая разница? Главное, выставить ее отсюда поскорее...

 Девица что-то сонно пробормотала и закинула руку ему на бедро. Он поморщился. Докатился, Орлов? Регулярные пьянки, шлюшки из дешевых баров... Видели бы отец с матерью... Может, стоит благодарить судьбу за то, что так рано они “ушли” и не видят, соответственно, явной деградации младшего сыночка?

 Но вообще, если серьезно, пора бы и остановиться. Пора. А то ведь шеф, того гляди, прознает.... И будет его ждать участь несчастного Юрченко (по слухам, парень уже подсел на иглу...)

 Ну, он-то, Дмитрий, в свое время насмотрелся на наркоманов (в ИТК № 27/13), а насмотревшись на них, трясущихся, жалких, изможденных, полулюдей, полутрупов, уж сам-то точно на иглу не сядешь.

 Так ведь и водка может стать наркотиком - дело лишь во времени и дозах... Посему, пора остановиться, Орелик. Пора. Ты, конечно, много за свою жизнь дерьма хлебнул... но, пожалуй, не больше прочих коллег своих - к примеру, тех, кто чудом из горячих точек вернулся... Так что бери себя в руки, ты можешь, не зря Ручьёв (“Ржевский”) в тебя верит...

 Видимо, из колеи его выбила ужасная смерть бывшей жены...

 Он прошел в ванную. Так, контрастный душ... Хорошо, что три месяца назад ему “приспичило” отпустить бородку - бреясь сейчас, он определенно порезался бы... и неоднократно.

 Из ванной зашел в кухню (последние сбережения пришлось потратить на то, чтобы комнатенку в коммуналке (зато в центре Города) обменять на эту однокомнатную “хрущевку” в отдаленнейшем из отдаленных микрорайонов, тем не менее, он страшно был доволен и этим клоповником - тут, по крайней мере, он сам себе хозяин, и не приходится, направляясь в ванную, туалет или кухню, сталкиваться с мерзкой физиономией алкаша, либо не менее мерзкой бабки-маразматички), поставил вариться кофе. Извлек из аптечки аспирин, морщась, разжевал и проглотил сразу четыре таблетки. Лучше, конечно, “Алка-Зельтцер”, но за ним еще в аптеку надо ехать, а сейчас он, увы, на такие подвиги не способен...

 Тем не менее, ехать придется - Ручьёв изъявил желание видеть его сегодня у себя, в девять утра. (“Постарайся не опаздывать, Дима, поручение серьезное...”)

 Вернувшись в комнату, увидел, что девица сидит на кровати и вальяжно потягивается.

 -Ты что, на работу?

 Он кивнул, попутно подняв с пола два использованных розовых кондома (два? А разве не должно быть их три? Так, уже и амнезия... Что ж, неудивительно. Алкоголизм-то имеет свойство прогрессировать, Митяй, не забывай об этом...)

 -Слушай, а можно, я тут у тебя останусь? - нагло спросила рыжая. Сейчас, со слегка размазанной по лицу косметикой и свалявшимися рыжими кудельками, она потеряла львиную долю привлекательности. Впрочем, вчера спьяну она, конечно же, казалась ему гораздо симпатичнее, нежели сегодня, когда солнечный свет безжалостно высветил и слегка угреватую кожу на носу, и тусклые крашеные локоны...

 М-да. До чего же ты, Орлов, неразборчив в последнее время!

 -Нет, - довольно резко ответил он девице. (Тут не пристанище для потаскух, понятно?)

 Оделся максимально просто - джинсы, рубашка (к счастью, чистая нашлась), новая пара носков...

 Опять вышел на кухню. Так, ну, а насчет продуктов как дела обстоят? Ага, яйца имеются... и даже кусок болонской колбасы. И масло. Замечательно. По крайней мере, голодным он перед шефом не предстанет...

 Снова заглянул в комнату. Девица молча натягивала на себя платье. Надулась.

 -Яичницу будешь?

 -Нет! - посмотрела как на кровного врага, - Лучше вызови мне такси.

 С удовольствием, киска. Уж это-то я сделаю с удовольствием...

 Приблизилась. От весьма неприятного запаха дешевого женского парфюма, смешанного с запахом табака, он ощутил легкую тошноту.

 -Слушай, у тебя... пары сотен не найдется?

 -Без отдачи? - поинтересовался он.

 Вспыхнула.

 -Почему вы, мужики, такие жадные? Тебя и жена потому бросила? Потому, что ты - такой жмот?

 Он еле сдержался, чтобы не влепить ей оплеуху. Достал бумажник из кармана джинсовой куртки, извлек оттуда сотенную бумажку, протянул ей.

 -Все. Больше дать не могу.

 - И на том спасибо, - сквозь зубы. Направилась к входной двери, напоследок обернулась.

 -Все-таки ты сволочь, - сказала искренне, с неподдельной убежденностью.

 Он усмехнулся. “По утрам для тебя все мужики - сволочи, верно, девочка?”

 Когда за ней захлопнулась дверь, он вздохнул с облегчением. Обвел взглядом царящий в комнате бардак - разобранную постель, тарелки с остатками вчерашнего ужина на журнальном столике, пустые бутылки на полу, сор на ковровом покрытии... и решил, что уберется потом. Ближе к вечеру. Ибо сейчас он такой подвиг попросту не способен. Да и за руль, пожалуй, сегодня лучше не садиться...

 Он сунул ноги в ботинки (предварительно пройдясь по ним обувной щеткой), набросил на плечи куртку и вышел из дома.

 

 * * *

 

 2.

Дмитрий (продолжение)

 -Добрый день, Валюша...

 Усмешка.

 - Привет, Орлов, - длинный палец тянется к кнопке селекторной связи, - Шеф, Дмитрий Евгеньевич прибыл...

 И голос Ручьёва: “Я сейчас освобожусь, Валя, пусть минут десять подождет...”

 Валя перевела на него взгляд своих томных зеленоватых очей.

 - Кофеечку?

 -Да нет, спасибо... только что позавтракал, - опустился в кресло для посетителей, - Как “короед” поживает?

 Валентина усмехнулась.

 -Задал жару этой ночью...

 -Сочувствую...

 - Ну, а ты пока не планируешь продолжить свой славный род?

 На сей раз усмехнулся он.

 -Из огня да сразу в полымя?

 -Да, - вздохнула красавица, - Вам, мужикам, проще... Это бабий век короток...

 - Ну, ты в тираж выйдешь еще не скоро, - успокоил он Валентину.

 -Благодарю, - тонкая улыбка. Протянула ему извлеченный из ящика стола леденец, - Пососи... мята с лимоном.

 Он сделал испуганные глаза.

 - Неужто так заметно?

 -Увы, - снова вздохнула Валентина, - Заметно... Не так, чтобы очень, но ты же знаешь шефа - глаз-алмаз...

 -Вздрючит, значит? -обреченно спросил Дмитрий.

 -Не думаю, - Валя отвернулась к монитору компьютера, пальчики с безупречным маникюром забегали по клавиатуре, - Не до того ему сейчас...

 -Что-то серьезное? - осторожно поинтересовался он.

 -Пожалуй, - ответила Валентина, не оборачиваясь. Дмитрий развернул фантик и сунул в рот леденец. Вкус его оказался довольно приятным. Освежающим.

 -Это касается “Феникса”?

 Валя отрицательно помотала головой, бросила на него мимолетный взгляд.

 - Скажу по секрету - с “Фениксом” уже все решено... Ликвидируется со дня на день, но... - усмешка, - Не бойся, ни один сотрудник из числа приближенных не останется не у дел... Шеф уж позаботится... 

 Дверь кабинета распахнулась, и из него вышли Ручьёв и - Дмитрий чуть не поперхнулся леденцом, - следователь Григорьев.

 -Здрасьте, - сдавленно поздоровался Орлов, и Григорьев удостоил его коротким взглядом.

 -Добрый день, - голос звучал довольно сухо, однако, не неприязненно.

 -Здравствуй, Дима, - а вот голос Ручьёва звучал приветливо, да только взгляд, как всегда, был холоден, внимателен и оценивающ.

 Едва Дмитрий оказался в его кабинете, Ручьёв предложил ему присесть в кресло, сам же отошел к столу, но садиться не стал.

 - Ты с этим делом завязывай, - негромко и не глядя на Орлова, сказал “Ржевский”, - Чтоб сегодня я последним раз видел тебя таким, ясно? Иначе работу, которую я собираюсь тебе поручить, придется переадресовать другому... а это дополнительный риск, да и работенка, - усмешка и быстрый взгляд в его сторону, - Не работенка, а... почти удовольствие. Впрочем, к делу.

 Лицо Ручьёва посерьезнело, и он опустился за свой рабочий стол. Придвинул к себе несколько отпечатанных на принтере листов.

 -Обойдемся без имен собственных и конкретных названий фирм... ибо, во-первых, это не суть важно, во-вторых... - вскинул на него спокойные темно-серые глаза, - Как выражались в незабвенные времена, враг не дремлет и вообще береженого Бог бережет, верно?

 Дмитрий кивнул, и Ручьёв снова перевел взгляд на свои листы.

 - Итак, вначале предыстория... Некоторое время назад некто господин “М” очень сильно возжелал прибрать к рукам фирму господина... скажем так, “Н”. Фирма крупная, одна из крупнейших в своей отрасли... соответственно, и производство великолепно налажено, и прибыль высока... лакомый кусок, одним словом. Ну, предлагать господину “Н” добровольно передать господину “М” свое дело, разумеется, изначально было бессмысленно...

 Тогда “М”, наш неутомимый, алчущий “М” решает провернуть такую комбинацию - создает дутую фирму, по-иному, подставную, естественно, за кордоном, и от имени этой фирмы предлагает господину “Н” супервыгодную, сулящую огромные прибыли, сделку, - усмешка, - Загвоздка только в том, что сделка абсолютно незаконна... “Н”, конечно, не дурак и понимает, что его собираются вульгарнейшим образом подставить, он обращается ко мне, и я, соответственно, выясняю, кто стоит за этой аферой...

 Афера срывается, однако господин “М” локти кусает недолго. Он начинает незаконную скупку акций вожделенной фирмы, рассчитывая завладеть контрольным пакетом... разумеется, опять же, через подставных лиц, как физических, так и юридических.

 Однако, “Н” держит нос по ветру, к тому же давно и прочно сотрудничает с нами, - многозначительный взгляд на Дмитрия, - Только поэтому контрольный пакет и, соответственно, контроль над производством все еще в его руках... но... -тут Ручьёв вздохнул и закурил, предварительно предложив сигарету Дмитрию (однако тот отказался), - У господина “М” желание завладеть этим бизнесом давно превратилось в навязчивую идею, а если кто-то не желает добровольно расставаться со своей собственностью, то что происходит? - опять пронзительный взгляд.

 Дмитрий пожал плечами.

 -Его физически устраняют...

 -Верно, - Ручьёв тонко улыбнулся и откинулся на спинку своего рабочего кресла,- И попытка такого рода уже была предпринята... Правда, нашим парням удалось вычислить время и место покушения и аккуратно “снять” снайпера... прежде чем тот продырявил посеребренный благородной сединой висок господина “Н”... после чего достойное восхищения терпение этого человека - к слову, очень уважаемого мной человека - наконец истощилось.

 Ручьёв сделал еще затяжку и аккуратно затушил сигарету в хрустальной пепельнице.

 -Я говорил, что коммерсант “Н” сдался, - негромко продолжил Ручьёв, - И кто, познавший все “прелести” ведения бизнеса в нашей стране, упрекнет его за это?

 -Он уезжает за кордон? - поинтересовался Дмитрий.

 -Истинно так, - кивнул Ручьёв, - Но, прежде чем самому дернуть туда, следует перевести капитал, верно? А это требует времени... Да и оформление документов, улаживание формальностей... в общем, вся эта тягомотина бюрократическая, через которую приходится проходить для того, чтобы выехать на постоянное место жительства за границу, занимает не один день... - пауза. Глоток минералки, - Извини, тебе-то я не предложил, - спохватился Ручьёв, - Хочешь?

 Дмитрий молча кивнул, и “Ржевский” извлек из ящика стола одноразовый пластиковый стаканчик и наполнил его шипящей, пузырящейся водой.

 Дмитрий сделал несколько глотков прохладной минералки, перевел дыхание.

 -Спасибо, шеф...

 -Не за что, - Ручьёв тоже отпил из своего стакана и снова опустил взгляд на листы, - Итак, на чем я остановился?

 -На том, что этот “Н” перебирается за кордон и сейчас сворачивает производство...

 -Верно, - по тонким губам Ручьёва скользнула улыбка, однако, в следующую секунду он опять посерьезнел, - Так вот, на это требуется время... Не так уж много времени, однако, есть ситуации, когда на счету каждая минута... если не секунда.

 -А почему бы просто не заняться этим “М”? - поинтересовался Дмитрий.

 -Убрать его, иными словами? - Ручьёв вздохнул, - Так тот тоже далеко не дурак... давно обосновался на собственной вилле в Европе и окружил себя едва ли не крепостной стеной и до зубов вооруженными молодчиками... 

 А сейчас - к сути, - он подался вперед, и Дмитрий непроизвольно напрягся, боясь пропустить хоть слово своего шефа (ибо давно убедился в том, насколько это чревато)

 - Все бы ничего, но у каждого человека есть свое слабое место, своя “ахиллесова пята”, верно? Имеется она и у господина “Н”, увы, и этой “ахиллесовой пятой” является его единственная дочь... - значительная пауза, - В которой он, конечно же, души не чает... и которой фактически посвятил свою жизнь.

 Дмитрий молчал, весь обратившись в слух, хотя уже, пожалуй, предвидел, в чем станет заключаться данное ему поручение. 

 -Так вот, ее он хочет обезопасить гарантированно, - мягко продолжал “Ржевский”, - А кто это сделает лучше нас?

 Посему, к делу, - он полез в сейф и извлек оттуда два плотных конверта, - Тут, так сказать, “командировочные”, а здесь - билет на самолет. Рейс, - взгляд на часы, - В двенадцать. Дня, разумеется. Так что вещи собрать успеешь.

 - Юрмала? - растерянно спросил Дмитрий, глядя на авиабилет.

 Ручьёв усмехнулся.

 -Кому из людей “М” придет в голову разыскивать девчонку в ближнем зарубежье, а не за океаном? В окрестностях Юрмалы имеется коттедж... Дом со всеми удобствами, на побережье... Море, сосны, песок... - Ручьёв мечтательно улыбнулся, - Курорт, одним словом. О его местонахождении известно лишь троим - мне, “Стрельцу” и... еще одной особе, однако, она не в счет, - на лицо “Ржевского” словно бы набежала тень, и Дмитрий понял, что речь идет о той, брак с которой Ручьёв афишировал крайне неохотно, не иначе, из суеверия.

 - В аэропорту “Стрелец” тебя и встретит, - продолжил шеф, - И отвезет в дом. Ты там осмотришься, на местности сориентируешься, а на следующий день, в свою очередь, встретишь девочку в аэропорту и отвезешь в дом, - Ручьёв ослепительно улыбнулся, - Ну, разве это работа? Сплошное удовольствие, а не работа...

 -Несколько вопросов, шеф, - прервал его Дмитрий, - Я, полагаю, должен оставаться с ней?

 -Само собой, - кивнул Ручьёв, - Но не беспокойся, займет это недели три, не больше... а то и две.

 -Оружие? - негромко спросил Дмитрий.

 -Все уже там, - спокойно ответил Ручьёв, - Весь арсенал, - извлек из ящика стола еще один конверт, - Документы для тебя. Сработано “чисто”, не волнуйся, никто не придерется.

 “Дмитрий Иванович Смородин”, прочел Дмитрий и невольно усмехнулся.

 -Ну... а фото девицы?

 -А это ни к чему, - “Ржевский” широко улыбнулся, - Ну, сам посуди - выйдешь ты отсюда, пройдешь квартал - а тебя под белы рученьки... очень это маловероятно, но не был бы я тем, кем являюсь, если б не просчитывал всех вариантов... и вероятностей. А там полиграф и фотку ее тебе под нос - “знакома ли вам, уважаемый “гюрза”, эта особа?” Ты отвечаешь - нет, не знакома, а полиграф пишет - врет, стервец, знакома...

 Дмитрий тоже невольно улыбнулся, хоть и стало немного не по себе от речей “Ржевского”.

 -Ну, а выглядит-то хоть как моя временная подруга? Низенькая, конечно, пухлая и носатая брюнетка?

 Ручьёв засмеялся.

 -Высокая блондинка... Да ты ее узнаешь, после того как попросишь дать объявление о том, что Дима Смородин ожидает у окошка справочной свою молодую жену, Иру Смородину.

 Дмитрий присвистнул.

 -Даже так? Жену?

 Ручьёв спокойно кивнул.

 -Излишняя экспрессия, конечно, ни к чему, как бы не переиграть... но уж постарайтесь не держаться... отчужденно. Разумеется, - усмешка, - В одной постели спать совсем не обязательно... Кстати, она по легенде едет отдыхать в Сочи. Ну, а ты в Синеозерск, не забыл, что у тебя там бабка?

 Дмитрий хмыкнул.

 - А ну как придет кому-то в голову там меня искать?

 - -Да и нехай ищут, - небрежно ответил Ручьёв, - Девчонку мы, правда, в целях предосторожности на Сочинский поезд посадим... Я лично этим займусь. Ну, а там... тихонечко сойдет она на ближайшем полустанке - и в машину... Кстати, и у тебя там будет “тачка” - “Жигули” “девятка”, не забыл еще ПДД?

 Дмитрий усмехнулся.

 -Помню...

 -Да, и еще... бороденку ты свою похабную сбрей, - задушевно посоветовал Ручьёв, - Совсем она тебе не идет... да и на фотографиях ты без бороды.

 Дмитрий почувствовал, что готов покраснеть.

 -Теперь насчет связи, - лицо “Ржевского” сделалось очень серьезным, - Связь односторонняя. В условленное время я стану тебе звонить. Ну, а если возникнут форс-мажорные обстоятельства - хотя наша задача - такие обстоятельства предотвращать... Так вот, если у нас они возникнут - свяжусь с тобой сразу же. А если у тебя - соответственно ты, “Стрелец” тебе сообщит номер. И передаст “трубу”.

 -А почему бы “Стрельцу” самому... - начал Дмитрий, однако, Ручьёв его прервал.

 - Во-первых, потому, что внешность слишком запоминающаяся (Дмитрий мысленно представил обезображенное шрамами лицо), - Ну, а во-вторых, - усмешка, - Кто, по-твоему, сумеет нейтрализовать нашего неуемного “М” лучше Леши Стрельцова?

 

 * * *

 

3.

Дмитрий (наши дни, продолжение)

 Маленький курортный городок поражал своей чистотой, тишиной... и какой-то удивительно спокойной, безмятежной атмосферой. 

 Конечно, насчет “Жигулей” Ручьёв с присущей ему иронией пошутил - в распоряжение Орлову был предоставлен почти новенький “Опель”.

 “Ну, разве это работа? - вспомнил Дмитрий слова Ручьёва. - Не работа, а сплошное удовольствие...”

 -На все про все у меня полчаса, - не глядя на него, говорил сидящий за рулем Стрельцов (после нескольких пластических операций шрамы на его лице почти сгладились, и это выглядело даже непривычно), - В общем, так. Домишко “хлипкий” лишь на первый взгляд. На двери электронный замок. Есть и черный ход... там замки обычные, но дверь - бронированная. Подвал. Там, - короткий взгляд на Дмитрия, - Две “Беретты” и один маленький, - ухмылка, - “Вальтер”. Дамский, можно сказать, пистолетик. Но ты его ей лучше в руки не давай. А то знаешь, это только в третьеразрядных боевиках бабенки с такими “машинками” умеют обращаться... Ну, я, конечно, не о снайпершах-профессионалках... А эта девочка... - “Стрелец” хмыкнул, - Тепличная орхидея... Вряд ли хоть раз в жизни “пушку” в руках держала. Так что... в самом крайнем случае, понял? - Дмитрий молча кивнул, - Который, надеюсь, не наступит... - сделав еще одну затяжку, “Стрелец” отшвырнул окурок от “Кэмела” в окошко дверцы со стороны водителя, - Потом... насчет выездов в город. Вы этим не увлекайтесь. Продукты я закупил... ну, недели на две точно должно хватить. Все удобства имеются... на кухне микроволновка, в ванной водонагреватель... В подвале генератор. На экстренный случай. Ну, тиви, конечно, ДВД... - короткий взгляд на Дмитрия и короткая же усмешка, - Одним словом, даже позавидовать тебе можно, “гюрза” - натуральный курорт...

 Он тоже усмехнулся.

 -Так это и плохо... Как бы не расслабиться... слишком.

 -Уж не расслабляйся, - негромко сказал “Стрелец”, - Кстати, на окнах имеются ставни. Не деревянные, разумеется. И видеокамера у входа.

 -А бойницы имеются в этой “крепости”? - сострил Дмитрий, - И как насчет гаубиц?

 Стрельцов хмыкнул.

 -Дополнительные меры предосторожности никогда не помешают, “гюрза”. Хотя в данном случае наша задача заключается в нанесении превентивного удара... - он выехал с основной магистрали на узкое шоссе, по бокам которого тянулись ряды стройных сосен, и, наконец, свернул к небольшому двухэтажному коттеджу из белого кирпича. К коттеджу вела заасфальтированная дорожка, по бокам засаженная аккуратно подстриженным кустарником.

 Войдя в дом, Дмитрий осмотрелся. Черт, а обстановочка-то скромна лишь на первый взгляд... Ничего лишнего, и все равно понятно - над интерьером работали тщательно и умело...

 Да, в хорошем вкусе “Ржевскому” не откажешь...

 -Тебе лучше ночевать в холле, - негромко сказал “Стрелец”, - А ей на втором этаже, - усмехнулся, - Не забывай, что ты только изображаешь ее супруга, в действительности призван девчонку...

 - Охранять, - недовольно закончил за него Дмитрий, - Мог бы и не повторять лишний раз. “Мажорные” дамочки не мой профиль...

 -Ну-ну, - меланхолично заметил “Стрелец”, - Ладно, покажу тебе сейчас подвал... в остальном сам сориентируешься. Кстати, тут и до моря недалеко. Пляжик даже имеется... дикий, - вздохнул, - Лафа, сплошная лафа, “гюрза”...

 -С одной стороны хорошо, с другой не очень, - повторил Дмитрий ранее сказанное, - Вдруг действительно расслаблюсь излишне?

 -Ты эти мысли выброси из головы, - сурово сказал “Стрелец”, - В нашем деле расслабуха... сам знаешь, чем чревата. Ну, значит, вот тебе ключи... от черного хода, от входной двери... и от “тачки”...

 -А ты... - начал Дмитрий.

 Стрельцов ухмыльнулся.

 -Сюда я тебя вез, а обратно ты меня домчишь... Номер, по которому с “Ржевским” в крайнем случае связаться сможешь, запомнил?

 Дмитрий кивнул, повторил номер.

 -О’кей, - подытожил Стрельцов, - В общем, - усмешка, - Желаю хорошо отдохнуть...

 

 * * *

 

 …-Прослушайте объявление! Ирина Кирилловна Смородина, вас ожидает у справочного бюро ваш муж! Повторяю, Ирина Кирилловна...

 Он снял темные очки и постарался придать лицу максимально приветливое выражение. Так... похоже, она? Пышнотелая блондинка, довольно высокая... Яркая сиреневая блузка, черные брючки, тесно облегающие широкие бедра... Жирно подведенные глаза... Ладно, ему-то какое дело, он всего лишь охранник, секьюрити... Золотые серьги, похоже, с бриллиантами... А это уже лишнее, так же, как и браслеты на запястьях, и перстни... К чему так демонстрировать свой достаток?

 Заинтересованный взгляд скользит по его лицу. Сколько же ей лет? Двадцать семь, как минимум, а то и все тридцать... Но Ручьёв говорил о другом возрасте, хотя...

 Нет, проходит мимо.

 Признаться, он вздохнул с облегчением. “Знойные женщины” совсем не в его вкусе... Хотя, вкус тут при чем? (Ты работаешь, Димон, только это и важно, ты ра-бо-та-ешь...)

 Так. Еще дамочка. Этой лет двадцать пять (соответствует)… Правда, скорее рыжая, нежели блондинка... тем не менее.

 Опять заинтересованный взгляд. Он постарался растянуть губы в максимально обаятельной улыбке. Недурна, совсем недурна эта рыженькая... Правда, с косметикой, пожалуй, переборщила... Да ладно. Он что, невесту себе подбирает, что ли? Ну? Иди сюда, это я, твой...

 Оп. Навстречу рыжей направляется худощавый долговязый очкарик с явственно наметившейся лысиной. Поцелуи, объятия... Очередной облом. Неужели она прибудет другим рейсом?

 Ага, еще блондинка. Мальчишеская стрижка, мелковатые, однако приятные черты лица. Худенькая. Не слишком высока, однако, если встанет на каблуки... Взгляд растерянный. Ищет кого-то среди встречающих... Одета неброско, однако, сейчас лучше неброская одежда, этакий имидж “серой мышки”. Хотя...

 -Повторяю, Ирина Кирилловна Смородина, подойдите к справочному бюро, вас ожидает муж...

 -Вы... Смородин? - мягкий, негромкий голос.

 Засмотревшись на “серенькую мышку”, выискивающую кого-то в толпе встречающих, он не заметил, как нему приблизилась довольно высокая особа в светлом брючном костюме. (Прокол, Димон! Шеф за такое может хорошенько вздрючить!)

 Летняя шляпка с широкими полями, из-под которых выбиваются белокурые завитки, темные очки... Впрочем, очки она тут же сняла. И на губах появилась неуверенная, скорее вопросительная улыбка.

 -Вы...

 М-да. Вот на этом обычно и “горят”.

 Он ухватил девицу за тонкую талию и хулигански запечатлел смачный поцелуй на бархатистой загорелой щеке.

 - Солнышко, тебя не узнать с этой прической!

 В глазах - легкая растерянность (да надень же очки, дуреха!)

 Он улыбнулся еще шире.

 -Ты говорила, что этот цвет волос тебе идет, но я не ожидал, насколько! - и, наклонившись к ее маленькому ушку и делая вид, что хочет поцеловать в висок. - Очки наденьте, Ира...

 Слегка вздрогнула (он надеялся - незаметно для окружающих), но очки от солнца снова водрузила на свой идеальной формы носик, прикрыв тем самым немыслимую синеву глаз.

 Взял ее под локоть, увлек к автостоянке, распахнул дверцу “Опеля”, - Прошу...

 В какое-то (для него - мучительно длинное) мгновение ему казалось, что она не сядет в машину... впрочем, страхи оказались напрасными.

 Устроившись на переднем пассажирском сиденье, она даже пристегнула ремень безопасности.

 “Стервец Ручьёв, - мелькнула мысль, - Не мог описать ее точнее?”

 Повернулся лицом к девушке (конечно, сев на водительское место и захлопнув дверцу):

 -Наедине вы можете обращаться ко мне хоть “ваше превосходительство”, но на публике мы - супруги, посему “вы” звучит несколько странно, вы согласны?

 Кивок. Он неспешно тронул машину с места.

 -А вообще, привыкайте... Ира.

 -Не называйте меня Ирой, - негромкий, чуть глуховатый голос.

 Он усмехнулся (похоже, несколько натянуто).

 - В таком случае - “дорогая”, “милая”, “киска”... что вам больше нравится?

 -Ничего, - еле слышно. Отвернулась к окну.

 Он постарался сосредоточиться на дороге. Ну и что, в конце концов? Да, хороша девчонка, необыкновенно хороша... да что с того? Хороша Маша, да не наша...

 И это deja vu... Ну где, где он мог видеть это нежное лицо, эти глаза немыслимой, неправдоподобной синевы?

 Только одно (“Вероника... можно просто Ника...”) Мороз по коже. Вроде, сходится все, но...

 Нет. Нет, исключено. Не бывает таких совпадений... Бред. Воображение разыгралось, и только. Не в меру богатое воображение.

 Соблюдай дистанцию, Димон. Ты лишь охранник этой девицы, и какая разница...

 -Вы действительно Дмитрий? - мягкий, негромкий голос.

 Он усмехнулся. Точнее, заставил себя усмехнуться.

 - Ну, если вам хочется, чтобы я был Дмитрием...

 Прикусила нижнюю губку, отвернулась к окну.

 - Простите, я... Вам это наверняка покажется смешным, но я лет с девяти питаю слабость, - смешок, - К этому имени... С того момента, как один славный парень по имени Дмитрий выручил меня из очень скверной ситуации.

“А вы... не уйдете?”

“Куда ж я уйду? Ты пока мороженое лопай и за сумкой моей присмотри...”

 Ему удалось взять себя в руки, хотя это усилие было оплачено ползущими по спине струйками пота. В мозгу билось: “Ручьёв? Он намеренно это сделал? Или все-таки не знал? - вслед за этим, - А, может, совпадение? Ну, лишь совпадение, не больше... Единственная дочь крупного коммерсанта? И что? В девять лет ей встретился некто по имени...”

 -Глупо, конечно... Но, по-моему, этому парню должно быть столько же лет, сколько и вам... Да и глаза... - легкая улыбка, - У него были такие же глаза - очень выразительные, - щеки чуть-чуть розовеют, - Простите... Не знаю, что нашло на меня, в последнее время я просто слишком нервничаю, думаю, не следует вам объяснять, почему?

 -Я в курсе, - сухо сказал он, сворачивая на шоссе, ведущее к коттеджу.

-Глупо! - сказала она с неожиданной горячностью, - Папа просто тешит себя иллюзиями! Мне гораздо легче было бы оставаться с ним, неважно, что могло бы со мной... с нами... случиться... И без того все потеряет смысл, если с ним... с ним что.-то... - голос пресекся.

 -Успокойтесь, Ира, - произнес он как можно мягче, но в ответ услышал резкое, почти истеричное:

 - Я не Ира! И не называйте меня так, потому что мою мать звали Ирой, и она умерла от лейке... - она замолчала лишь после того, как он резко остановил машину и зажал ей рот ладонью.

 -Не понимаешь, девочка? - он постарался не отводить взгляда от ее изумленно распахнувшихся синих очей, - Я не должен этого знать! Для меня ты Ира. Ира и больше никто. Твоя откровенность ставит под угрозу нас обоих, но прежде всего тебя! Тебя. Учти это, - отнял ладонь от ее губ, - Прости, что пришлось так грубо... с тобой поступить... Но иначе вразумить тебя было нельзя. Мы, в конце концов, не в Зарницу играем, - завел мотор и снова поехал к коттеджу.

 Оставшуюся часть пути она провела в молчании, так же молча вошла в дом и лишь там повернулась лицом к нему, снова сняв очки.

 - Вы... ты покажешь мне мою комнату?

 Господи, как хороша... Даже когда сердится... Ну, Ручьёв, ну, стервец... Когда он выберется из этой передряги, уж не преминет ему высказать... Это же чистая провокация! Заставить его оставаться наедине с такой красавицей...

 Это - твоя работа, Димон. Вот об этом и помни. Работа, ни больше, ни меньше. Ее ножки, ее бедра, ее совершенное лицо, ее глазищи, ее белокурые завитки... все не более доступно, чем прелести красотки с настенного календаря.

 Ты ее охраняешь, только и всего. До тех пор, пока “Стрелец” со товарищи не нейтрализует (Савелия Молоткова) некоего “М”, угрожающего (Свиридову, Игорю Свиридову) ее отцу.

 (Эх, малявка... недостаточно я тебя уберег тогда?)

 -Я могу принять ванну? Тут есть горячая вода?

 Кивнул с готовностью.

 -Конечно. Здесь имеется водонагреватель. Если хотите...

 -Я умею с ним обращаться, - сухо.

 А сердце вдруг сжалось. Так болезненно... ну, почему, Ника, почему именно ты? Что ж судьба нас опять сводит в экстремальной ситуации?

 (А в иной ситуации она нас и не свела бы...)

 Уже открыла дверь ванной комнаты, но обернулась.

 - Вы действительно не Дмитрий?

 Сердце оборвалось. (“Нет, я не Дмитрий. Ты ошиблась, девочка.”)

 -Ну, даже если и... Дмитрий? Что с того?

 Пристальный взгляд... и вспышка. Вспышка улыбки.

 -Димон, так точнее, - голос чуть охрип.

 - Да, - еле слышно, - Я... знаю.

 (“Ни черта ты не знаешь, дуреха. Думаешь, это твой отец мне обязан? Нет, как раз наоборот... Совсем наоборот!”)

 Он постарался изобразить на лице безмятежную улыбку.

 -Ну, а я пока на ужин что-нибудь сварганю, милая, не возражаешь?

 -Не возражаю, - спокойный, безмятежный взгляд.

 “Так какого хрена ты так пялишься на МОЮ девушку?”

  Он ощутил легкий озноб. Почему прошлое воскресает иногда? Почему оно застает врасплох?

 Ужин (сделанный им салат, антрекот, жареный картофель) прошел в молчании - все-таки оба они еще ощущали неловкость. К тому же, у нее аппетит почти отсутствовал.

 Наконец, отставив в сторону недопитую чашку чая, она встала из-за стола.

 -Большое спасибо... Дима. Полагаю, мы должны тут сидеть... безвылазно? - во взгляде плохо скрываемая горечь. Ну, не надо... не надо так смотреть на меня! Не я вовлек тебя в это дерьмо!

 -Можно... немного прогуляться, - неохотно сказал он, - Тут море близко... дикий пляж.

 Слабая улыбка. Мелькнула... и тут же пропала.

-Хотите, я посуду вымою?

 -Вместе, - он тоже улыбнулся. А что, если все-таки совпадение? Как-то нереально это... Нет, не следует вообще задаваться такими вопросами.

 

 * * *

...Монотонный, убаюкивающий шум прибоя, шелест ветра в кронах сосен, теплый, мелкий песок...

 “Идя вдоль берега, мы представляем собой идеальные мишени, - эта мысль была почему-то почти меланхоличной, - Нет, это я собой представляю мишень, ибо ее им убивать совсем невыгодно... пока. Она высшая ставка в этой игре...”

 -Давай присядем? - тихий голос Ники.

 - Давай, - согласился он, - Но вначале отойдем к сосняку, хорошо?

 Пристальный взгляд (от него похолодело в груди), затем кивок.

 -Ладно...

 Он расстелил на земле, усыпанной сосновыми иглами, свою куртку.

 -Садись.

 Снова - короткая улыбка.

 Он устроился рядом, но все же поодаль.

 -Разве ты не должен... обнять меня? - кажется, что-то хулиганское присутствует в ее взгляде. Он вспомнил, как синеглазая девятилетняя кроха безмятежно говорила ему, что “как-нибудь” добралась бы до Красноозерска - “добирались же беспризорники до моря”?

 Обнял ее одной рукой за плечи. Не встретив сопротивления, притянул к себе. И даже коснулся губами ее виска.

 -Расскажи, что ты помнишь...

 -Что я помню? О чем ты?

 Легкая усмешка.

 - Ты знаешь, о чем. Мы об этом начали говорить еще в машине...

 Он тихонько провел ладонью по ее мягким волосам. Его сердце раскрывалось ей навстречу - как подсолнух навстречу солнцу, и с этим ничего нельзя было поделать. Видимо, пришла пора ему раскрыться.

 - Зачем, Ника? - очень тихо спросил он и ощутил, как она вздрогнула и напряглась.

 -Мне говорили, ты не знаешь...

 Он в очередной раз коснулся ладонью ее нежных (потрясающе нежных) губ.

 - Я и не знал... Я вычислил, только и всего. Я тоже помню тебя.

 Она повернула к нему лицо - прелестное, освещенное грустным светом заходящего солнца.

 - И тогда... в кафе под открытым небом... тоже был ты?

 -Когда ко мне подошел твой парень и агрессивно спросил, почему я так на тебя пялюсь?

 Чуть гуще стал румянец.

 - Мы... потом поженились, но ненадолго, - невеселая усмешка, - Не склеилось.

 - Мне это знакомо, - он приподнял ее лицо за подбородок и поцеловал ее в губы, будучи абсолютно уверенным, что она не отстранится.

 И она не отстранилась.

 (Так и должно быть). Неожиданно у него появилось очень сильное предчувствие - все скоро закончится. Что - все? Почему скоро? Почему закончится вообще?

 Этого он не знал. Знал лишь, что она не станет отстраняться. И что им надо спешить. Ибо второй такой случай не представится. Звезды сложатся по-другому, цепочка случайностей прервется... карты опять смешаются, и снова пасьянс не сойдется, ибо такие пасьянсы сходятся лишь раз в жизни. Только раз.

 

 * * *

Так хорошо... хорошо... - она медленно провела ладонью по груди, - Но это же неправильно!

-Почему неправильно? - он, пожалуй, тоже ощущал неправильность происходящего, и в то же время казалось, что нет и не может быть ничего естественнее... и ничего лучше тоже быть не может.

 Она откинулась на спину. Огромный бело-голубой лунный диск, заглядывающий в окно, освещал ее лицо, которое из-за совершенной гармонии его черт могло показаться даже холодным... но не казалось. Сейчас оно не было холодным.

 -Если с папой что-нибудь... случится, нам сообщат сразу же?

 -Не надо, - попросил он, - Не надо даже думать о таком, слышишь? Ты знаешь, что больше семидесяти процентов человеческих страхов абсолютно беспочвенны? Поэтому... не думай.

 Она слабо улыбнулась, и ее тонкие руки обвились вокруг его шеи.

 - С тобой это просто. С тобой очень просто не бояться и не думать ни о чем плохом... Хорошо, что мы встретились, правда?

 -Правда, - совершенно искренне согласился он. Независимо от того, как дорого придется платить за это. Никакая плата не представлялась слишком дорогой за то, что два человеческих сердца одновременно раскрывались навстречу друг другу. Стремительно раскрывались.

 Он ощутил ее нежные, теплые пальцы на своем плече.

 - Расскажи о себе. Пожалуйста. Тогда... пятнадцать лет назад... ты не успел этого сделать, - легкая усмешка, - Да и рассказ был бы другим, да? Что с тобой произошло за эти пятнадцать лет?

 -Ты действительно хочешь это знать?

 - Хочу... - и снова ее тонкие пальцы касаются его волос, его виска, его шеи... - Хочу... расскажи.

 -Это не слишком веселая повесть... Но, если ты хочешь...

 Когда он дошел до того места, как к нему явились люди в форме, как потребовали проехать с ними, как следователь начал “давить” на него, Ника закрыла лицо ладонями.

 - Эй, - он притянул ее к себе, - Перестань, пожалуйста, мне не следовало...

 Она отняла руки от лица.

 -Нет, продолжай. Продолжай, я хочу знать всё! Боже, эти подонки... - гримаса, очень похожая на гримасу боли, пробежала по ее лицу.

 -Если ты и дальше вздумаешь разводить сырость...

 Обняла его за шею, нежно коснулась уголка его рта.

 - Я постараюсь... очень постараюсь держать себя в руках.

 -Обними меня, - попросил он, - И тогда я смогу продолжить.

 Снова тонкие руки обвились вокруг его торса.

 -Продолжай, - еле слышно.

 Он поднес к губам ее раскрытую ладошку. Он прижал ее к губам. И продолжил.

 

 ….................

 -Да, - очень тихо, - Мой папа... это похоже на него. Необыкновенно похоже... - прильнула, огромные глаза, казалось, заглянули в самую душу, - ясный, открытый взгляд, - Но почему, почему мы не встретились раньше? Сколько времени потеряно впустую! Сколько пустых встреч не с теми людьми, сколько впустую потраченных вечеров...

 Мы успеем хоть что-нибудь наверстать?

Он улыбнулся.

 -А разве мы уже не наверстываем?

 -Так быстро... - она прижалась щекой к его предплечью, - Знаешь, а я ведь ужасно не хотела сюда ехать. И уже подумывала, как при первой же возможности отсюда сбежать... от тупого мордоворота с двумя “пушками”, который станет меня охранять...

 Дмитрий тихонько засмеялся.

 - Насчет “пушек” ты правильно догадалась.

 Посерьезнела.

 - Ты научишь меня обращаться с оружием?

 Он запустил пальцы в ее волосы.

 - Если обещаешь не палить по мебели “Ржевского”...

 Тут и она засмеялась. Необыкновенно легким, красивым смехом.

 -Я не знала, что это его особняк...

 -Его... и его женщины. Точнее, с некоторых пор жены.

 -Она наверняка очень красива, его жена?

 -Да, но не красивее тебя, - улыбнулся он и лишь после этих слов осознал, почему снова так четко видит ее лицо - за окном занимался рассвет. Они проговорили всю ночь.

 * * *

 

 Что-то очень хорошее, очень светлое приснилось ему. Еще не открыв глаз, он ощутил рядом с собой чье-то присутствие. Вытянул руку - теплая, бархатистая... нет, атласная кожа. Легкое дыхание и прикосновение нежных губ.

 Нет. Не приснилось. Всё явь. Все хорошее, светлое - явь. Лучше, светлее любого сна.

 -Иди ко мне...

 Услышал легкий смешок. Привлек ее к себе, зарылся лицом в пушистые волосы - слышал ли он запах теплее и нежнее?

 -Иди ко мне...

...Писк “мобильника”. Это Ручьёв, никто иной. Взгляд на часы - время условленное. Значит, ничего экстраординарного?

 - Привет, братишка. Ну, как “медовый месяц”? - едва насмешливый голос. Нет, слава Богу, он не ошибся. Пока все по плану...

 Провел ладонью по лицу, бросил взгляд на Нику, не сводящую с него встревоженных глаз.

 -Все путем. Как предки?

 Легкий смешок.

 -Предки вам передают привет... В общем, отдыхайте, наслаждайтесь жизнью... только не перекупайтесь.

 -Постараемся. Счастливо, братан.

 Короткие гудки.

 -Братан? - недоуменный взгляд синих глаз.

 -Это был шеф, - объяснил он, снова притягивая ее к себе, - Условленный звонок в условленное время. С твоим отцом все в порядке. Передает тебе привет.

 -Привет... - отвернула лицо, отстранилась, - А когда...

 - Не знаю. Прости. Пока приходится оставаться тут... Но, если хочешь, съездим сегодня в город. Слишком часто этого делать не следует, но в виде исключения... для разнообразия можно.

 Короткий вздох.

 -А что потом?

 -Потом вернемся, и если не начнется дождя...

 - Я не об этом... Потом, когда все закончится...

 “Сначала должно закончиться, малышка...” Секундный озноб - опять это предчувствие ледяной иглой в сердце. “... и, боюсь, хэппи-энда нам не светит - слишком счастливое начало редко сулит столь же счастливый конец...”

 -Почему ты молчишь? - взгляд настороженный, напряженный.

 Он постарался улыбнуться. Улыбнуться ей как можно беззаботнее.

 - Я не люблю загадывать на будущее. Я, видишь ли, к своему стыду, немного... суеверен.

 -Ты скрываешь что-то от меня? Тебя ждет там... кто-то?

 -Нет, - очень мягко сказал он, - Единственный человек, который мог бы ждать меня, умер четыре года назад. Моя мать.

 -Не нужно. Не говори так. Я, наверное, тоже... ждала тебя. Все это время. Пятнадцать лет... или даже двадцать четыре, что живу на свете. Бессознательно... но ждала.

 Он обнял ее, обнял крепко, обнял просто для того, чтобы она не видела выражения его лица сейчас.

 -Вчера ты сама говорила - не слишком ли быстро? Не слишком ли мы спешим?

 -Нет, - ее тонкие руки тоже обвиваются вокруг его шеи, - Нет, как раз наоборот, - ясная улыбка, - Мы просто наверстываем упущенное...

 -В таком случае, почему бы не начать его наверстывать сегодня путем поездки в город? Развеемся... не наскучили тебе еще эти стены?

 -С тобой нет. Не наскучили. Но если ты считаешь, что мы должны ехать...

 -Ничего не считаю, - провел ладонями по ее щекам, - Как ты захочешь, так и сделаем...

 -Это потому, что тебе поручено...

 На сей раз он закрыл ей рот не ладонью, а своими губами. Отстранился лишь через пару минут.

 -Не болтай глупостей. Неужели я должен тебе растолковывать, как мог бы... как должен был себя вести, и что сейчас мы невероятно подвергаем себя риску?

 -Ничего не случится, - в голосе абсолютная, детская какая-то убежденность, - Пока мы вдвоем, не случится ничего дурного. Поверь мне. Я знаю.

 “Тебе просто очень хочется в это верить, малышка... Ну, а мне, в свою очередь, совсем не хочется тебя разубеждать...”

 Следом другая мысль: “А, может, и права она?” Кто знает об их местонахождении? Ручьёв со Стрельцовым, но и тот, и другой надежны. Если “Ржевский” играет на чьей-то стороне, то играет он честно.

 Ну, а “Стрелец”... Его можно обозвать как угодно - головорезом, наемником, киллером... только не предателем.

 И надавить на Стрельцова невозможно - ни жены, ни детей...

 И “Ржевский” наверняка по этой же причине выбрал его, Дмитрия... а не красавчика Давидова, обожающего свою (надо заметить, весьма стервозную) супругу и ребенка (а второй - в проекте), либо обаятельного богатыря Смоленцева (у того двое детей), либо... еще кого-то. Но все же знал “Ржевский” о том, чем он, Дмитрий, обязан отцу Ники? Разумеется. Можно было и не задаваться таким вопросом...

 А предчувствовал ли, что и он, Орлов, узнает в двадцатичетырехлетней красавице ту девятилетнюю глупую кроху? Нет. Наверняка он не узнал бы ее, если б она сама доверчиво (как и пятнадцать лет назад) не протянула ему кончик нити, от которого стремительно размотался весь клубок. Вот тут “Ржевский” прокололся, ибо ему, Дмитрию, совсем не следовало знать, кого он в действительности охраняет...

 Или... это сделано намеренно? Больше ответственности? (Когда-то твой отец вытащил меня из тюрьмы, и я обязан сделать все, чтобы отдать ему долг).

  Нет. Слишком... заумно. Хотя такой дьявольски умный и предусмотрительный человек как Ручьёв, обязан был бы просчитывать все варианты. Даже самые... неправдоподобные.

 Вот только есть на свете вещи, которых не просчитаешь... Вещи, которые могут вычислить лишь астрологи-маги... Но таковых, как, увы, давно доказано, не существует... Он вспомнил, как пару лет назад (опять же, по поручению Ручьёва) устанавливал аппаратуру слежения в салоне некой “мадам Селены”, толстухи со жгучими черными глазами, умело состригавшей купоны с растерянных, отчаявшихся вдов, матерей, лишившихся сыновей (в основном парни числились пропавшими в “горячих точках”) и просто дурнушек-неудачниц, мечтающих, чтобы кто-то (ну хоть кто-то!) их полюбил... Среди ее клиентов (точнее, клиенток, все же преобладающим контингентом являлись особи женского пола) попадались и просто идиотки, отдавшие последние сбережения строителям “финансовых пирамид”, в надежде скоро и легко разбогатеть, но лишившиеся последнего, тем не менее, вину взваливавшие на “порчу” и “сглаз”, а не собственный идиотизм...

 В результате наблюдения за деятельностью “астрологички” и “колдуньи” вскрылись интересные факты - вырученные в результате облапошивания лохов немалые денежки шли на содержание “массажных салонов”, в которых “в поте лица трудились” не только четырнадцатилетние пигалицы, но даже двенадцати - тринадцатилетние мальчики...

 Операцию по прикрытию сих салонов блестяще провернули, конечно же, менты, впрочем, Дмитрий был уверен, что “Ржевский “ в накладе не остался - многие “высокие” чиновники являлись завсегдатаями сих заведений, все исправно фиксировалось на пленку...

 А ненасытную “мадам Селену” вскоре хватил апоплексический удар, когда та парилась в СИЗО. Как виртуозно такие “апоплексические удары” устраиваются безликими молодцами в серой форме, Дмитрию, конечно же, было известно не понаслышке...

 …-Эй, - узкая ладошка тихонько коснулась его плеча. Ясный и чуть обеспокоенный взгляд. Ему неудержимо захотелось сгрести ее, сильно сгрести, что называется, в охапку и прижать к себе... Прижать настолько сильно, насколько возможно. Уезжай отсюда, девочка, уезжай немедленно, убирайся из этой страны, давно превратившейся в ядовитую клоаку; не место, совсем не место тебе здесь... И на помойке может вырасти чудесный цветок, вот только растопчут его - скорее раньше, чем позже...

 -Я... сказала что-то не то? У тебя такое выражение лица...

 Он постарался улыбнуться ей как можно естественнее, и она тут же улыбнулась в ответ, правда, не слишком уверенно (да нет, совсем неуверенно...)

 -От твоих слов действительно становится не по себе... Пока мы вместе... Но ведь постоянно вместе мы быть не сможем?

 Тут же посерьезнела.

 - Почему? Потому, что ты... этого не хочешь?

 Вздохнул. Все-таки обнял ее.

 - Дурашка ты все же. Какой была в девять лет, такой и осталась... частично, - ласково поцеловал ее в висок, - Не обижайся. Не обиделась?

 Мотает головой.

 - Нет. Но ты так и не объяснил, почему. Что мешает нам вместе уехать отсюда?

 -И мне перейти на службу к твоему отцу? Боюсь, он не придет в восторг от этой перспективы... Человек, который год провел в местах, не столь отдаленных... Человек, которого едва не обвинили в убийстве бывшей жены... Наконец, человек, работающий на самого “Ржевского” и выполнявший, скажем так, далеко не всегда одобряемые законом поручения...

 Он ожидал какой угодно реакции (может, даже слез), только не той, которая последовала - Ника тихонько засмеялась.

 - И только-то? А мой папа? Он, по-твоему, всегда строго и неуклонно придерживался духа и буквы закона? Если б так, он бы сейчас являлся нищим инженеришкой, не более... Хотя, - погрустнела, - В этом случае ни ему, ни мне ничто не угрожало бы... Дав нашей дерьмовой стране разве существуют абсолютно законные способы сколотить капитал? Тебе, конечно, известно, почему меня тут прячут?

 Он молча кивнул - сейчас-то какой смысл “в прятки” играть?

 Ника усмехнулась.

 - Вся разница между папой и Молотковым заключается в том, что у папы еще имеются какие-то принципы... и убеждение в том, что некоторых границ переходить нельзя... а эта старая жаба, этот облезлый шакалище - просто беспредельщик... Иными словами, папа умеет вовремя остановиться и достойно проигрывать (хоть случались такие проигрыши нечасто), а Молотков - нет. Поэтому, - безмятежная улыбка, - Рано или поздно он плохо кончит.

 - Будем надеяться, рано, - пробормотал Дмитрий.

 Опять ее теплая ладошка осторожно коснулась его щеки.

 -После того, что было этой ночью... После нашего с тобой разговора... разве не заслужила я откровенности? Я знаю, что есть мужчины, которые просто боятся обременять себя привязанностями...

 Он вздохнул.

 -Нет, ты действительно в чем-то до сих пор ребенок... Как я могу тебе что-то обещать - сейчас? Пойми, наконец, ситуация-то (экстремальная) совсем непростая. Боюсь, ты все еще воспринимаешь происходящее как игру...

 Замолчал, видя, как плотно сжались ее губы, как она отстранилась от него, отвернулась к окну.

 И сердце заныло. Заныло болезненно... сжалось в тоске. Что ж ты отталкиваешь меня лишь потому, что я сказал тебе правду?

 Что происходит с потянувшимся к солнцу подсолнухом, когда солнце внезапно прячется за тучу?

 -Ника... - попытался тронуть ее за плечо, но плечо резко отдернулось.

 -Не надо. Я... - голос звучит тускло, - Я... не хочу ехать в город. Я хочу... побыть одна. У меня с собой экземпляр только наполовину переведенной повести... и, может, я сейчас ею займусь. А ты, - метнула взгляд в его сторону - как синюю молнию, - Пистолеты свои можешь почистить. Не забывай, что ты охранять меня призван, платят-то тебе за это? А не за то, чтобы ты играл роль молодожена? - отвернулась и стала подниматься вверх по лестнице.

 -Ника, - негромко позвал он, но она не обернулась...хотя определенно напряглась.

 И все-таки не остановилась.

 Он вышел из дома, замкнув на двери электронное устройство (хочешь побыть в одиночестве, девочка? Ну так тебе и карты в руки...), обследовал местность. Все, вроде, тихо... Ни следа присутствия посторонних. Может, все же съездить в город? Без нее? Нет, в этом случае ее придется проинструктировать...

 Вернулся в дом, поднялся на второй этаж, стукнул пару раз костяшкой указательного пальца в дверь ее комнаты.

 - Войдите, - голос звучит абсолютно равнодушно, и очередная игла - в сердце.

 Полулежа на диване, читает какой-то потрепанный детектив в бумажной обложке. А как же работа над переводами? Интересно, какие языки ее специализация - романо-германские или... китайский?

 -Все-таки не хочешь ехать со мной в город?

 Отрицательное покачивание головой.

 -Тогда держи, - вопросительный взгляд, - Это ключи от черного хода, - пояснил он, - Но тебе все же лучше из дома не выходить. В целях твоей же безопасности. А парадную дверь я закрою на электронный замок, не обессудь. Так... ставни надо опустить.

 Недоумение.

 -Везде?

 -Везде, -довольно жестко сказал он, - И если я не вернусь в течение часа, звони по номеру... - назвал номер Ручьёва, по которому с ним следовало связываться в экстремальной ситуации, - И не вздумай звонить отцу! Подставишь и себя, и его. Поняла?

 Кивок.

 - Ну, все ясно? Еще раз повторяю - из дома ни ногой до моего возвращения. Только тут ты в безопасности, - и, после небольшого колебания, - Держи.

 С опаской взяла в руки пистолет.

 -Это предохранитель... Да не так держишь! Никогда не поворачивай оружие дулом к себе! Даже если считаешь, что оно не заряжено... В общем, это не игрушка, понятно? Предохранитель снимается вот так... но это...

 Снова кивок.

 - В крайнем случае. Я знаю.

 -Ну тогда... все уяснила? Тогда я пошел. Через час, запомнила? Звони Ручьёву, если я не появлюсь через час. Но вообще... я постараюсь раньше управиться.

 Уже направился к лестнице, когда услышал сзади негромкое:

 - Митя!

 Обернулся. Она стояла наверху, держась за перила лестницы. Маечка-топ, облегающие брючки... он с трудом отвел от нее взгляд.

 -Пожалуйста, прости, если обидела тебя. Я в последнее время слишком часто психую... Ляпну, не подумав, а потом жалею о собственных словах... Не обижайся на меня, ладно? - открытая, почти детская улыбка, - Ладно, Димон?

 Он тоже улыбнулся в ответ (несмотря на то, что сердце в очередной раз сжалось).

 -Все нормально. Будешь вести себя правильно, ничего не случится.

 Кивок. И снова улыбка. Но на сей раз создавалось впечатление, что она заставила себя улыбнуться.

 * * *

 

 Остановил машину у самого входа, почти впритык к крыльцу, вышел, не забыв захватить букет из пятнадцати темно-бордовых роз (откуда ему знать, что она любит именно розы? Но он знал - и все тут), посмотрел на часы. Управился за пятьдесят минут... Вроде все тихо... Заперта дверь. Отогнав “тачку” в гараж, захватил из багажника пакет с продуктами (шампанское, икра, прочие деликатесы, вроде клубники) - благодаря “Ржевскому” в расходах он не был стеснен), вошел в дом. Тишина... Абсолютная. Вихрем взлетел на второй этаж (черт, забыл проверить черный ход!), толкнул дверь ее комнаты.

 Лежит на постели. На неразобранной. Ничком. Рука неестественно как-то подвернута... Сердце совершило бешеный скачок...

 -Ника!

 В течение каких-то полутора секунд он думал, что просто не сможет двинуться с места. С тихим шуршанием букет роз спланировал на пол...

 Потом она пошевелилась, подняла голову... и посмотрела на него с сонной улыбкой.

 - А, это ты? Так быстро... а я задремала...

 Подскочил к ней, обнял, начал лихорадочно, исступленно целовать...

 - Тихо, тихо... - легкий смешок, - Так ты меня придушишь... Тихо, дурашка...

 -Как же ты меня напугала, - обреченно выдохнул он, будучи просто не в силах отвести взгляда от ее нежного, немного еще сонного лица. В ответ тихий смех. (Все, что захочешь. Теперь - абсолютно все!)

 И опять ее теплые ладони на его щеках.

 - Ты больше не бросай меня в одиночестве... А то мне стало так тоскливо...

 - Что ты даже уснула? - он тоже улыбнулся, - Это разумно. Ибо на ночь у меня... другие планы.

 Усмешка.

 -Догадываюсь, какие...

 

 * * *

 

4.

Свиридов (наши дни)

 -Валя, кофейку нам, как обычно, - Ручьёв обошел стол и опустился в свое рабочее кресло.

 Свиридов непроизвольно стиснул ладони.

 - Это касается... Веры? Что-то...

 Классически правильные черты лица “Ржевского” осветила короткая улыбка.

 -Нет, нет, буквально час назад я связывался с Орловым, с вашей дочерью все в порядке...

 -Орловым? - он ослышался? Или это только совпадение? Фамилия-то распространенная...

 Кивок.

 - Именно. Орловым. Тем самым Дмитрием Орловым, которому вы... скажем так, оказали огромную услугу несколько лет назад.

 - Но... почему именно он?

 Взгляд темно-серых глаз спокоен и серьезен.

 -Почему? Что ж, объясню. Во-первых, Орлов одинок. У него ни жены, ни детей... мать умерла четыре года назад. Следовательно, нельзя надавить на него через кого-то из близких, верно? - потянулся за сигаретами, - Закурите?

 Он отрицательно мотнул головой.

 - Спасибо, но два года назад я это дело бросил...

 -Завидую... по-хорошему, - вздохнул Ручьёв, закуривая, - Одна из самых стойких и вредных привычек...

 - И только поэтому был выбран Орлов? - сухо спросил он, - Оттого, что он одинок?

 Снова усмешка.

 - Нет, не только. Каким вы помните Диму? Таким, каким он вышел из колонии - истощенным, изможденным, сломленным неврастеником? Не забывайте о том, что с тех пор прошло пять лет. Орлов не просто обрел форму, он восстановился и физически, и психически. Не будет преувеличением сказать, что он очень обаятельный парень, весьма коммуникабельный... ну, и неглупый - вы не забыли, что в свое время он блестяще закончил вуз и даже подумывал об аспирантуре? - Ручьёв немного помрачнел, - К сожалению, судьба раскинула карты несколько по-иному... Ну, а если вас так волнует безопасность вашей дочери... и я вас прекрасно понимаю, конечно... добавлю - Орлов отлично владеет приемами борьбы и несколькими видами огнестрельного оружия. Неспроста среди своих его прозвали - не удивляйтесь - “гюрзой”, за ловкость и быстроту реакции... Так что, - Ручьёв расслабленно откинулся на спинку кресла, - Орлов в состоянии обеспечить безопасность вашей дочери не хуже любого другого нашего сотрудника. Или, - тонкая улыбка, - Вы боитесь иного? Ника... влюбчива?

 “Сволочь”, - подумал он с закипающей злостью, тем не менее следовало держать себя в руках.

 - Напротив, - процедил сквозь зубы, - Вряд ли моя дочь способна увлечься (бывшим уголовником) обычным секьюрити.

 - Да уж, - усмехнулся Ручьёв, аккуратно гася сигарету в хрустальной пепельнице, - К обычным секьюрити она давно привыкла... Впрочем, - улыбка с лица сходит, и взгляд холодеет, - Не для того я попросил вас о встрече, Игорь Генрихович, чтобы обсуждать вероятность возникновения романа между вашей дочерью и одним из парней нашего агентства...

 К делу, господин Свиридов. И, думаю, вы уже догадываетесь, о ком пойдет речь?

 Он вздохнул.

 -О Севке-жестянщике, - с отвращением - не произнес, а просто-таки выплюнул.

 Спокойный кивок.

 - Истинно так. Учитывая его просто-таки параноидную осторожность, думаю, без вашей помощи нейтрализовать его нам не удастся.

 Он непроизвольно напрягся.

 - А конкретнее?

 Ручьёв тонко улыбнулся.

 - Слышали, у рыбаков есть такой термин - “ловля на живца”? Придется рискнуть, Игорь Генрихович...

 -Полагаю, “живцом” должен стать я? - во рту внезапно резко пересохло, и заколотилось в голове отбойным молотом: “Вера! Что с ней будет, Господи, если со мной что-то произойдет? Она же абсолютно, совершенно не приспособлена...”

 -Вы давно “живец”, господин Свиридов, - небрежно ответил Ручьёв, - Вы уже забыли о взрывном устройстве в вашей машине, которое мы “чудом” обнаружили? Благодаря профессионализму одного из наших работников, фамилии не назову, вы должны ее помнить, ведь парень фактически спас вам жизнь... А произошло это, дай Бог памяти, пять дней назад... А ведь это уже второе покушение. А ваша дочь? Как долго, по-вашему, вы сможете ее укрывать? И как это отразится (если уже не отразилось) на ее психике?

 -Ближе к делу, - коротко оборвал он Ручьёва, - Я готов вас выслушать... и даже согласиться на ваше предложение... если, разумеется, оно покажется мне приемлемым. Итак? Живец...

 - Ваша компания, господин Свиридов, - спокойно сказал Ручьёв и, встав из-за стола, приблизился к окну. Какое-то время сквозь раздвинутые пальцами планки жалюзи смотрел на улицу, потом повернулся к Свиридову лицом.

 -Да-да, ваша фирма, - голос звучал негромко, но он весь обратился в слух, хотя... пожалуй, уже предполагал, в чем станет заключаться замысел “Ржевского”, - Предмет, грубо говоря, вожделения господина Молоткова, - Ручьёв придвинул к себе один из стульев и опустился на него - причем, повернув стул спинкой вперед и непринужденно облокотившись на его спинку, - Поясняю. Для начала “жестянщика” следует убедить в том, что дела ваши идут все хуже и хуже... Посему, в ближайшее время мы организовываем фиктивное хищение огромной партии высококачественной строительной древесины, которая должна была уйти за кордон... но “затерялась”, - Ручьёв еле заметно усмехнулся, - Не беспокойтесь, мы с вами детально обсудим подробности сего “хищения”.

 Потом... один из партнеров, которого вы считали едва ли не самым надежным, внезапно разорвет контракт с вами. И это, - пронзительный взгляд, - Должно выглядеть убедительно, Игорь Генрихович. И, наконец...

 В дверь тихонько стукнули, и Ручьёв замолчал. В кабинет вплыла длинноногая Валентина с подносом, на котором находились кофейник, две чашечки, сахарница и вазочка с печеньем.

 -Кофе, шеф...

 -Спасибо, солнышко, - поблагодарил Ручьёв, и, лишь дождавшись, когда за красавицей закроется дверь кабинета, продолжил:

 -Таким образом, вы, убедительно играя роль человека, почти сломленного... (убедительно, Игорь Генрихович!), обращаетесь к Молоткову с предложением. Вы уже готовы выслушать его условия, вы устали, вы деморализованы... я уже не упоминаю о том, что вы боитесь и за дочь, и за себя...

 Иными словами, вы уже счастливы были бы сбагрить - причем, почти по дешевке, да нет, задаром! - предмет ваших злоключений. Еще раз повторяю - если Молотков заподозрит какой-то подвох... в общем, не мне вам объяснять, чем это чревато?

 -Хорошо, - кивнул он, - На живца - так на живца. Но куда я должен вывести “рыбца”?

 Опять по лицу “Ржевского” скользнуло подобие усмешки.

 -Идеальный вариант - Польша. Сошлитесь на то, что здесь вести переговоры опасаетесь ввиду того, что уж и не знаете, где и кому можно доверять... На его территории... конечно, тоже не согласны встретиться.

 Территория должна быть нейтральной, господин Свиридов. Почему именно Польша? Ну... на этот счет у меня свои соображения. Я же не спрашиваю вас о подробностях, скажем так, нюансах вашего дела?

 Он снова кивнул, отпив немного кофе - да, так превосходно кофе не заваривала даже его мать... Хоть у той тоже получалось очень недурно.

 -И... какова будет плата?

 Ручьёв приподнял брови. Лицо его выглядело настолько спокойным, что могло показаться даже скучающим.

 -А плата, Игорь Генрихович, будет зависеть от результата... Если операция по какой-либо случайности сорвется, боюсь, второй такой же возможности не представится еще долго... А, поняв, что с ним блефуют, “жестянщик” озвереет окончательно... Чем это чревато, объяснять не требуется? Но вы не слишком беспокойтесь, Игорь Генрихович, главное - выманить Севу из его “логова”, остальное, так сказать, дело техники, точнее, наших технарей (по спине Свиридова прошел озноб), - Ну, а в случае успеха, - Ручьёв снова зачем-то взглянул в окно, - В Чистореченске находится одно из самых крупных дочерних предприятий вашей компании? И, кажется, приносит немалый доход? Как насчет... четверти от прибыли?

 -Я согласен, - выдавил он из себя, - В случае успеха... согласен.

 

 * * *

5.

Валентина (секретарь, а не учительница. Наши дни)

 -Значит, до завтра, шеф?

 Короткая усмешка.

 -Счастливо, Валюша...

 Вышла из агентства, приблизилась к своему “жигуленку”. Так, не забыть еще заехать в супермаркет за детским питанием - учитывая Женькину рассеянность, вряд ли он об этом вспомнит. Просто-таки герой анекдота - молодой, перспективный ученый, абсолютно не приспособленный к быту... Ну, тут еще надо учесть и то, как мамочка с ним нянчилась... теперь роль “мамочки” исполняет она, Валентина.

 Но, несмотря на все ехидные подколки “Ржевского”, она ничуть не жалела, что выбрала себе в мужья этого (по словам Ручьёва, “тюфяка”) мужчину. Не за его головорезов же выходить! Пообщалась она как-то с супругой Давидова, послушала ее откровения... “Живу, Валька, как на вулкане! Не то, что на месяц - на три недели вперед нельзя ничего совместного планировать! Никогда не знаешь, что буквально в следующий момент произойдет... звонки среди ночи... или в выходной, представляешь, уже собрались в горсад, хотя бы на фейерверк в честь праздника полюбоваться - и на тебе! Вваливаются субчики - Смоленцев, “медведь” этот неотесанный, и этот, со шрамами, Стрельцов... у меня от одного его взгляда - мороз по коже... И все. Все планы к чертям. “Прости, милая, работа такая...”

 -Зачем же ты тогда еще второго рожать ему собираешься? - поинтересовалась Валентина.

 Пожатие плечами и... улыбка. Глупая такая улыбка типичной самки.

 -Есть такая штука - любовь, может, слышала?

 “Есть такая штука - дурь”, - подумала она тогда со злостью... может, именно потому со злостью, что тут же воскресли воспоминания об уик-энде, чудесном уик-энде на берегу моря, проведенном с будущим (тогда еще будущим) шефом. И слова Ручьёва - “Привязанности сердечные в нашем деле, солнышко, это мина замедленного действия...”

 А как насчет его привязанности к той стерве, Анке Васнецовой (по мужу Зарецкой)? Один ее звонок - и шеф был готов задвинуть все дела, кроме самых экстренных (а порой и экстренные)… А уж сколько времени он уламывал ее уйти от мужа! И в конце концов уломал! Валентина даже непроизвольно скрипнула зубами. 

 ...Выйдя из супермаркета и загрузив продукты в машину, набрала номер домашнего телефона.

 -Слушаю, - Женька.

 -Это я, милый. Все в порядке?

 -Да... - голос, по обыкновению, неуверенный. Она представила себе, как он машинально ерошит свои и без того торчащие во все стороны вихры, поправляет очки (каждый пять минут поправляет - словно ему необходимо убеждаться, на месте ли его “колеса”!) и невольно улыбнулась.

 - И с Илюшкой все хорошо?

 -Д... да... когда ты вернешься?

 Ясно. Опять малыш раскапризничался, а этот тюфяк и не догадается ведь даже памперс проверить...

 -Уже в пути, - весело сказала она, прервала связь и плавно тронула машину с места. Нет, все же каждому - свое. Кому-то, может, и нравятся головорезы и авантюристы, спящие с “пушкой” под подушкой, а ее, Валентину, вполне устраивает домашний, тихий, нуждающийся в ней самец... Ну, и надо учесть то, что Женька, как-никак, ученый весьма перспективный, уже за кордон его на всякие там конференции и семинары приглашают...

 В весьма приподнятом настроении она остановила машину на стоянке у дома, вышла, захватив сумки с продуктами. Этаж четвертый и, будь у нее в руках лишь дамская сумочка, а не тяжелые продуктовые пакеты, поднялась бы пешком... Но сегодня, пожалуй, воспользуется лифтом.

 - Подождите, Валечка...

 Обернулась. Старушка, что живет с дочерью -старой девой этажом выше. Маразматичка явная... да еще и сплетница, каких мало. Впрочем, ничего не поделаешь. Придется потерпеть. Да и четвертый этаж - не девятый...

 …-А вот Веру Аркадьевну знаете из сорок восьмой? Сегодня днем на “скорой”...

 Слава Богу, кабинка останавливается.

 - Извините, всего доброго, Мария Сергеевна...

 Определенно обиделась. Ну, не обессудь, бабуля, меня все-таки ребенок ждет... Нет, даже двое - маленький ребенок и взрослый ребенок. И оба проголодались, и оба без меня беспомощны...

 Остановила у двери, переложила увесистые пакеты с продуктами в левую руку, уже собралась нашарить в сумочке ключи, но передумала. Зачем? Женька-то дома... И Илюшка наверняка не спит...

 Нажала на кнопку звонка - условленно (похоже, работая с “Ржевским”, она тоже чуток заразилась паранойей). Один длинный звонок, два коротких. Услышала за дверью шаги. И неуверенный Женькин голос:

 - Это ты, зайка?

 Вот тут сердечко трепыхнулось - с чего бы ему спрашивать? И так ясно...

 Лязг запора, щелчок замка... Женька. Что это с ним? Почему так бледен? И эта его поза...

 Не успела она сообразить, почему ее долговязый муж так странно отклоняется назад и чуть вбок, как “железная” клешня схватила ее за предплечье и буквально втащила в квартиру.

 Дверь захлопнулась, и на Валентину уставились холодные небольшие глаза через прорезь черной “лыжной” маски.

 -А вот и куропатка наша... Разрешите за вами поухаживать...

 К ней приблизился другой парень - в такой же маске, в черной кожаной куртке и джинсах и грубо вырвал из рук пакеты с продуктами и сумочку.

 Теперь только она поняла причину странной позы своего мужа - одну руку ему заломили за спину, а тонкую шею перспективного ученого-эколога упиралось дуло “Беретты”, снятой с предохранителя.

 Она уже набрала в легкие побольше воздуху, собравшись крикнуть как можно громче, как можно истеричнее “Пожар!” (может, соседи услышат, может, переполошатся...). однако, предусмотрительный тип в маске зажал ей рот рукой в тонкой матерчатой перчатке.

 -Не советую, - голос звучит глухо и невнятно, и потому особенно зловеще.

 Сильный тычок в спину.

 -Шевели ногами, мамаша. Полюбуйся на своего... - смешок, - Короеда.

 Ее впихнули в комнату, и она увидела своего Илюшку, своего маленького, на руках у третьего - в такой же маске. Правда, малыша эта маска даже развлекала, он тянулся к ней своими ручонками и пытался что-то лопотать... И бандит в маске что-то ласково ворковал, вот только взгляд, короткий взгляд, брошенный им на Валентину, был совсем не ласков...

 -Валечка, - придушенно прошептал Женька, - Что им... - и тут же получил удар пл губам рукояткой пистолета.

 Она увидела падающие на паркет у Женькиных ног крупные темно-красные капли, и тут спасительный черный туман начал заволакивать комнату...

 - Очухайся, б...дь! - сильнейшая пощечина немного привела ее в чувство , - Времени у нас мало, поэтому отвечай коротко и вразумительно, если не хочешь, чтобы мы свернули шею твоему... прежде всего, ублюдку (Илюшка изумленно вытаращил свои голубые глазенки и вроде уже собрался разреветься, но держащий его на руках бандит потряс перед его личиком красивой, блестящей погремушкой, и детские ручонки тут же потянулись к ней, и малыш опять что-то залопотал на своем “птичьем” языке). Потом - козлу твоему ученому (Женькино лицо побагровело), ну, а тобой, красотка, (в голосе появилась усмешка) займемся в последнюю очередь... догадываешься, как?

 -Что... вам нужно? - выдавила из себя Валентина, а в мозгу всплыла глупейшая, но спасительная мысль: “Это только кошмар, я сейчас проснусь... и все закончится, все закончится...”

 -Нам нужно знать, где Свиридов прячет свою “куклу”, - жестко произнес незнакомец с черной куртке, - Ну?

 Она замотала головой.

 -Я не...

 Еще пощечина. Она ощутила на губах солоноватый привкус. Из глаз непроизвольно брызнули слезы.

 -Знаешь, сука, - спокойно, почти скучающе повторил бандит и, вынув из кармана куртки нож с выкидным лезвием, легонько, почти любовно провел этим лезвием по ее щеке. Она отдернулась, но отступить, убежать ей не дала сильная ручища, опять схватившая за предплечье. Да и некуда было бежать.

 -У тебя, сука, пять секунд на раздумье, - подал голос тот, что упирал дуло пистолета в Женькину шею, - После этого на себя пеняй. Так где сейчас отдыхает Свиридовский “свет очей”? Только туфту насчет Сочей впаривать нам не нужно. Так где... и с кем?

 Она на миг прикрыла глаза. Какого черта? Чем таким особенным обязана она “Ржевскому”, чтобы рисковать жизнью своего ребенка? А Свиридов... За счет чего этот хапуга свой капитал сколотил? Выходит, одним - всё, другим - шиш? К черту. Она ничего, ни-ко-му не обязана.

 Главное сейчас - жизнь Илюшки. Все остальное не имеет ни малейшего значения. Кто ее, в конце концов...

 -Ну? - голос мужчины в черной куртке приобретает угрожающие интонации. И Илюшка, наконец, почувствовал, что происходит что-то дурное, захныкал... пока негромко, но если она, Валентина, немедленно не возьмет его на руки и не успокоит, это хныканье перейдет в громогласный рев...

 -Юрмала, - прошептала она пересохшими, распухшими губами.

 Мужчины переглянулись.

 - Юрмала! - повторила Валентина уже громче, - Примерно две недели назад она туда улетела! В Юрмалу!

 -С кем? - вкрадчиво спросил мужчина, вдавливающий дуло “Беретты” в плохо выбритую Женькину шею. При виде этого зрелища Валентина внезапно ощутила сильнейшую тошноту - и с этим слизняком она делила постель целых три года? Крупные капли пота - на лбу, на длинном носу... трясущиеся губы... Да он сам сейчас в обморок хлопнется!

 -С... Орловым. Д...Дмитрием. Он у нас числится... пятый год... до недавнего времени работал техником в службе безопасности “М-банка”... (люди в масках опять переглянулись).

 -Ну, и наконец - где они остановились? - почти ласково обратился к ней мужчина в черной куртке, - Название отеля?

 Она замотала головой так энергично, что тщательно уложенные волосы почти закрыли лицо и глаза.

 - Не знаю, честное слово, не знаю, может, они остановились не в гостинице, может, сняли жилье, я не знаю, меня не вводили в курс, в курсе только шеф и Стрельцов, ну и Орлов...

 -Стрельцов? - негромко переспросил мужчина с пистолетом.

-”Стрелец”, - с отвращением уточнил тот, что держал на руках Илью. Сейчас он посадил все громче хныкающего малыша в кроватку. - Этого не растрясешь, “отмороженный” мужик, помнишь, как в прошлом году “перемочил”...

 -Заткнись, - прошипел мужчина в черной куртке и грубо приподнял лицо Валентины за подбородок, - Как они поддерживают связь? Номер телефона знаешь?

 Она отрицательно замотала головой. Слезы уже градом катились по щекам, смывая тушь и компактную пудру.

 -Не знаю! Я же сказала - меня не вводили в курс! Я вообще случайно услышала, я...

 -Ладно, - дуло “Беретты” опустилось, щелкнул предохранитель... а отпущенный Женька бессильно прислонился к стене прихожей, - Вздумаешь что-нибудь об этом разговоре вякнуть своему шефу, - короткий смешок, - Первой же тебя и придушат... “Ржевский” на расправу скор, все знают...

 -И не дергайтесь до завтрашнего дня, - спокойно добавил тип в черной кожанке, - Дернетесь - пеняйте на себя. Наш человек возле дома... подежурит, - взяв сумочку Валентины, он вытряхнул ее содержимое на пол и “мобильник” сунул в карман своей куртки, - Понятно все? Тогда бывайте. Короеда береги, мамаша!

 Напоследок тот, кто прижимал к шее перспективного молодого ученого пистолет, врезал Женьке коленом между ног (отчего тот тоненько, как-то по-заячьи вскрикнул и медленно сполз по стеночке на пол), и незнакомцы в масках вышли за дверь, аккуратно прикрыв ее за собой.

 Валентина разрыдалась.

 

 * * *

 6.

Ручьёв (наши дни)

 Анна взяла со столика бокал с шампанским, сделала пару глотков, а крошечный крекер бросила симпатяге сенбернару Малышу, тут же энергично, в знак благодарности, завилявшему хвостом.

 -Икорки добавить забыла, - сказал Сергей индифферентно.

 - А это собакам не вредно? - вполне серьезно поинтересовалась Анна.

 -Вредно, не вредно... этот “теленок” все сожрет.

 Она усмехнулась и потрепала Малыша по загривку, тот же лизнул ей руку.

 - Милый, милый песик... Расскажи-ка мне, песик, отчего у твоего хозяина сегодня особенно меланхоличное настроение, а?

 Сергей несколько натянуто улыбнулся.

 - Нет, песик, это у моей любимой женщины сегодня повышенная мнительность...

 Малыш получил еще крекер, потом кусочек сыра и даже издал глуховатый звук, отдаленно напоминающий тявканье... А вообще псиной он являлся на редкость молчаливой.

 Анна устроилась на диване, подогнув ноги под себя - грациозно это у нее получилось, как-то по-кошачьи.

 - Нет, нет, Серж, не сваливай с больной головы на здоровую. Я полтора часа торчу у стилиста, чтобы предстать перед своим мужчиной в наиболее выигрышном свете... и что в результате? Рассеянный взгляд, ответы невпопад, в высшей степени неискренние улыбки... Либо ты со мной делишься своими проблемами, либо я ухожу гулять. Извини. 

 Он со вздохом обнял Анну за плечи.

 - Ладно, прелесть моя, признаюсь честно - сам не знаю, что меня гложет... но вот гложет и все тут. В предчувствия я не верю...

 -А зря, - спокойно перебила его Анна, -Вспомни курс лекций по психологии... вам ведь наверняка преподавали психологию? И наверняка углубленно? Предчувствия, интуиция, озарения - результат кропотливой работы нашего подсознания, перерабатывающего информацию, которую поглощает наш мозг, выстраивающего логические цепочки, порой очень сложные или, напротив, очень простые... и выдающего нам вывод. И вывод этот кажется нам неожиданным лишь потому, что изначальные предпосылки от нас ускользнули... Заумно? Ладно. Тогда просто поищи “слабое звено” в том деле, которым ты сейчас занят.

 Он невольно усмехнулся. Слабое звено? Свиридов? Ну, уж если его называть “слабым звеном”, то кого ж тогда назвать сильным? Переговоры с Молотковым он провел успешно, алчность Севы одержала верх над его осторожностью, и в положенное время он, как и Свиридов, отправился в чудесный город Краков, а также отправились туда (по случайному совпадению, конечно) двое начинающих коммерсантов - ничем особенно не примечательных молодых людей (если не приглядываться слишком внимательно к лицу одного из них, с которого пластические хирурги-умельцы старательно убрали наиболее заметные и безобразные шрамы). И, конечно же, совсем ненамеренно начинающие бизнесмены, прибывшие в Краков вести переговоры о закупке крупной партии дешевого барахла, остановились в той же гостинице, где и крупные коммерсанты - господа Молотков и Свиридов...

 Нет тут слабых звеньев, Ручьёв был уверен. И Стрельцов, и Давидов - высочайшие профессионалы в своем деле. Конечно, Давидов женат... но супруга его происходит из знаменитой “семьи Фалер” - цирковых акробатов. Миниатюрная брюнетка с личиком фарфоровой куклы владеет приемами борьбы не хуже иного спецназовца, и, если учесть, чем закончилась два года назад попытка давления на нее со стороны членов группировки небезызвестного “Корейца”... Нет, они с Олежкой друг друга стоят, не зря это хрупкое создание со школьной скамьи прозвали “укротительницей тигров”...

 Так... а с чего это он вдруг вспомнил о супруге Давидова? Может, звякнуть ей на всякий случай?

 А смысл? Скоро и так все закончится. Либо успех, либо... провал. Но “Стрелец”? Не было такого, чтобы хоть одна акция с его участием провалилась. Тогда что? Дочь Свиридова, хрупкая, ангельски красивая Ника? Может, следовало для ее охраны выделить кого-то еще, помимо Орлова? Но по “легенде” она отдыхает в Юрмале с молодым супругом... (не исключено, что они и в самом деле сойдутся... впрочем, довольно лирики).

 Итак - Ника?

 -Всё, - Анна сердито шлепнула по его руке, - Иди к черту, Ручьёв. Предавайся медитации и дальше, а я пошла. Малышу тоже не помешает размяться, а то что-то слегка разжирел...

 -Подожди, - он успел схватить ее за руку, прежде чем она встала с дивана, - Ладно, мне известно, что мыслишь ты нестандартно... однако, мыслишь, в отличие от большинства себе подобных...

 -Шовинизм, “Ржевский”, - вкрадчиво сказала Анна, - Опять наглый мужской шовинизм...

 Он притянул ее к себе, поцеловал. Вначале в нос, потом - в губы.

 -Хорошо, любимая, каюсь, неправ. Прости. Ситуация... тебе более или менее знакома. “Медведь” из “Стройгиганта” в такое же дерьмо угодил в свое время.

 Анна слегка нахмурилась.

 -А сейчас кто угодил?

 -Немец, - коротко ответил Сергей, и она удивленно вскинула брови.

 -Свиридов, хочешь сказать? Да, что-то я слышала краем уха...

 Он кивнул.

 Она задумчиво приложила палец к губам.

 - Если на него и смогут “поднажать”, как в свое время на Верескова, то не через любовницу, а через дочь. Как ее, Вероника, кажется? Этакое белокурое ангельское создание...

 -Мы приняли меры, - неохотно сказал Сергей, - “Неземное создание” вместе с одним из наших отдыхает в Юрмале, точнее, ее окрестностях.

 Анна сощурилась.

 -Там же, куда и ты меня возил в целях реабилитации?

Он с улыбкой притянул Анну к себе.

--Именно.

 Она усмехнулась.

 -Очаровательное местечко. Ну, а кому, кроме тебя (я не в счет) о нем известно?

 -Ну... “Стрельцу”... и, конечно, тому парню, который сейчас с ней, но в нем я уверен процентов на девяносто девять.

 - “Стрельцу”? - она передернула плечами. -Тому... со шрамами и холодным взглядом женоненавистника?

 Ручьёв усмехнулся.

 - У него на то есть причины - ненавидеть женский пол. И, если в Диме я уверен на девяносто девять процентов, то в Стрельцове - на все сто десять.

 -И всё? - негромко спросила Анна, беря в ладони румяный персик.

 -Что значит - всё? - переспросил он с легким недоумением, - Ни у “Стрельца”, ни у Орлова близкой родни нет...

 -Я не это имею в виду, - перебила его Анна, - Знаешь, давно, еще в школе, я глотала детективы запоем... и в одном... сюжета, конечно, уже не помню, помню лишь, что развязка там оказалась неожиданной - преступником оказался тот, кого никто, разумеется, кроме супер-проницательного сыщика, не мог заподозрить... - ярко-синие глаза впились в лицо Ручьёва, - И, знаешь, почему? Он был незаметен. Он принадлежал к обслуге. Обслуге, которая, как известно, все видит и слышит, но которую все игнорируют...

 -Погоди, - он тоже нахмурился, -Да, у Свиридова обслуги полно...

 Анна тихонько засмеялась.

 - Ты, Серж, видимо, переутомился, раз не понимаешь, к чему я тебя подвожу... При чем тут шофер, повар, домработница? Свиридов далеко не дурак, он умница, он мне даже симпатичен, он, как и ты, породистый индивидуум... Хватит, хватит, не делай свирепого лица, я просто хочу сказать - Свиридов как никто иной беспокоится за безопасность единственной дочери и уж, конечно, не сболтнет ни шоферу, ни домработнице, ни своему повару-азиату ни слова о том, где он прячет Нику...

 -Тогда... - по коже у него пробежал озноб.

 Анна безмятежно улыбнулась.

 -Ищи среди своих, милый. Она, конечно, хороша, твоя бесценная Валентина, но, на мой взгляд, несколько вульгарна. Сколько раз за день она приносит тебе кофе?

 “Шеф, - абсолютно больной, расстроенный голос, - Мне нужна неделя отпуска, Илюшка заболел, подозревают пневмонию...”

 Конечно, он вошел в ее положение, хоть и испытал легкую досаду - вот так всегда с этими молодыми мамашами, то понос, то золотуха...

 Однако, какая удобная отговорка - болезнь ребенка!

 -Знаешь, что? - он взял Анну за плечи, - Ты либо пустая фантазерка, и тогда начинай писать детективы сама...

 -Либо? - насмешливый взгляд.

 Он провел ладонью по взмокшему лбу.

 - Либо ты ведьма, а я идиот.

 Она ласково чмокнула его в щеку и все-таки встала с дивана.

 - Никакой ты не идиот... но и не так всесилен, каким хочешь казаться. Будем надеяться, что я ошиблась, но, судя по выражению твоего лица...

 -Она отпуск взяла, - сдавленно сказал он, - Вчера. По болезни ребенка. Пожалуй, сейчас самое время проверить, так ли ее ребенок болен...

 Анна тяжело вздохнула и взяла с кресла свою накидку.

 -Все к тому и шло, Серж... Вечер полетел к черту.

 -Погоди, - он приблизился к ней, взял за плечи, - Если это все - только моя мнительность...

 Она грустно улыбнулась, откинула упавшую на глаз прядь коротких темно-каштановых волос и тихонько поцеловала его в губы.

 -Если неприятность может случиться, она, как правило, случается, Серж. Закон Мерфи.

 Направилась в прихожую, на полпути обернулась.

 -Брось, милый. Люблю тебя.

 

 * * *

 

 ...Молнией взлетел на четвертый этаж, перед металлической дверью остановился, перевел дыхание. Только бы ошибиться... Никогда еще он так не желал ошибиться!

 Надавил на кнопку звонка... Кажется, шаги? Точно, глазок приоткрылся, крошечный кружочек потемнел... Снова нажал на звонок, уже продолжительнее.

 -Валюша, это Ручьёв, открой, пожалуйста...

 Дверь распахнулась на длину цепочки. Очкастая физиономия ее супруга.

 - Простите, но моей жены нет дома...Ей что-нибудь передать?

 Что-то он прячет глаза... И голос более неуверенный, чем обычно...

 -Откройте дверь, - жестко сказал он, - Если ее нет дома, я ее дождусь.

 -Послушайте... - начал очкарик, но тут раздались еще шаги, и при виде Валентины - с распухшей верхней губой и синяком на скуле - сердце у него упало. Закон Мерфи. Столь же неумолимый, как и законы природы.

 

 * * *

7.

Дмитрий (наши дни)

 

 Монотонный плеск волн, шелест ветра в кронах сосен... легкое дыхание, нежные губы, тонкие руки, в глазах - мерцание звезд...

 -Нет, это волшебное место, правда? Мне еще никогда... никогда и ни с кем не было так хорошо... Нигде... и ни с кем.

 -И мне, - он улыбнулся и в очередной раз запустил пальцы в ее мягкие, пушистые локоны, - Может, вернемся в дом? А то уже становится прохладно...

 Немного лукавая улыбка.

 - Поцелуй меня сначала...

 Притянул ее к себе.

…................

 -Ну, так коротко?

 -Вернемся в дом, поцелую еще... двести раз.

 Легкий смешок.

 - Ловлю на слове...

 Обнявшись, добрели до дома. Он привычно проверился, хотя уже, пожалуй, это лишнее, в последний раз, звоня ему, “Ржевский” намекнул, что скоро все закончится... и они с Никой вернутся в родной город.

 Эта мысль почему-то вызвала легкую тоску. Продолжится ли и там чудесная сказка, начавшаяся здесь? Или ее отец сделает все для того, чтобы “вразумить” единственную дочь, как поступил несколько лет назад, покончив с ее браком с парнем неподходящего социального статуса?

 И тут же опять - змеей в сердце - не бывает так... Так хорошо, как здесь и сейчас, им уже нигде не будет...

 А если будет хуже - какой вообще в этом смысл?

 -Эй, - от ее улыбки неизменно теплеет в груди, - Чья очередь сегодня готовить ужин?

 Он тоже улыбнулся и поцеловал ее в висок.

 -Как обычно, займемся этим вместе...

 Обняла его за шею, прильнула.

 -Мне порой страшно становится, Димон... Что-то невыносимо греховное есть в этом, не находишь? Отец играет там в страшную игру, его жизнь постоянно в опасности... Черт, иногда мне действительно хочется, чтобы он отказался от этих проклятых денег, что стоит вся его собственность, если...

 Он тихонько приложил палец к ее губам.

 -Я же сказал - не думай об этом... Не думай и все. Все скоро закончится, так или иначе. Остается верить, что закончится хорошо...

 (Если бы он еще сам мог в это поверить...)

 Она еще теснее прижалась к нему, но тут запищал мобильник.

 “Что-то экстренное. - мелькнула у него мысль, - Неурочное время...”

 И тут же засосало под ложечкой и появилось вдруг неудержимое желание зашвырнуть телефон подальше, не отвечать на звонок, ибо ничего, абсолютно ничего доброго такие звонки не сулят...

 Но он все же, стараясь не сталкиваться глазами с настороженным, даже испуганным взглядом Ники, поднес трубку к уху.

 -Дима! - Ручьёв. Открытым текстом. - Счет идет на минуты, слышишь? Забирайте деньги и документы и немедленно... немедленно, слышишь? Поезжайте в аэропорт... и на ближайший рейс, все равно, куда! В любой город! Только потом сообщишь мне, куда направляетесь, чтобы вас встретили. Все понял?

 -Да, - вот оно. Как раз чего-то подобного он ожидал. - А...

 -О вашем местонахождении известно! - заорал Ручьёв, - Известно... уже сутки! Одного не пойму - почему вас до сих пор не “вычислили”...

 -От кого? - пересохшими губами прошептал он. “Стрелец”? Быть не может. “Ржевский”? Бред. Он сам, видимо, только что узнал. Тогда?..

 -Валька, сука, - обреченно выдохнул Ручьёв и грязно выругался, - Ладно, все понял?

 -Все, - он посмотрел на Нику. Бледна как мел.

 -Ну, так действуй! - короткие гудки.

 Он притянул девушку к себе. В горле отчего-то застрял ком.

 - Все... закончилось? - тихий шепот.

 -К сожалению, пока нет, - негромко и чуть хрипловато ответил он, - Забирай документы и деньги и в машину. Я... должен взять еще кое-что (“пушки”, которые (он надеялся) уже не пригодятся).

 -У меня нет времени даже переодеться?

 -Нет, - коротко ответил он, не поднимая головы.

 * * *

 

 ...К магистрали выехали спокойно (шоссе было почти пустым), на магистрали он немного прибавил скорость (но не выше дозволенной). В мозгу колотилось - вот и пришло время платить, Димон. Вот и приспело это время, не выкрутиться...

 Покосился на Нику.

 Отвернулась к окну, губы плотно сжаты.

 -Я... люблю тебя, - в голосе присутствовала все же отвратительная хрипотца, - Правда, люблю. Все собирался тебе это сказать.

 - Я знаю, - еле слышно. Но горячая ладошка коснулась его ладони, лежащей на руле, - Только не говори так... - гримаса, лишь отдаленно напоминающая улыбку, - Не насовсем же мы расстаемся?

 Он откашлялся, чтобы прогнать очередной ком, застрявший в горле.

 - Я тебя посажу на самолет. На ближайший рейс. Там... в пункте посадки тебя встретят, - заставил себя улыбнуться, - Может, даже сам “Ржевский”.

 -А... ты? - испуганно.

 -Со мной все будет в порядке, - заверил он ее и вдруг совершенно отчетливо понял - будет. Скоро всё - все проблемы, тревоги, волнения, - будет позади. Совсем скоро.

 -Митя...

 Он снял одну руку с руля, сжал тихонько ее ладошку.

 - Я же сказал - все будет хорошо. Главное, “Ржевского” слушайся, он надежен. Надежен как никто.

 - Своего отца я тоже считала очень надежным... до недавнего времени.

 Он промолчал. А, может, действительно вместе с ней рвануть куда глаза глядят? А дальше? Ее отец вряд ли смирится с зятем вроде него...

 Он постарался об этом не думать. Главное сейчас - безопасность Ники. И сейчас... и потом. Нет ничего важнее. Ее безопасность.

 - Митя...

 - Что, котенок?

 В голосе надрыв.

 - Я не хочу улетать без тебя! Почему мы не можем улететь вместе?

 - Опять ты как ребенок... Я же сказал - не беспокойся ни о чем. И помни, - сглотнул очередной ком, - Я тебя люблю. И буду любить. Все еще будет хорошо.

 

 * * *

…- Вниманию пассажиров! Начинается посадка на рейс №___

 Необыкновенная удача - рейс в их Город!

 -Скажите, остались еще билеты на этот рейс?

 -Минуту... да, один билет в первом классе. Вас устроит?

 -Разумеется, - протянул паспорт Ники (где она Ира Смородина), деньги.

 -Митя! - отчаянный взгляд потемневших, расширившихся глаз, - Я не полечу без тебя!

 Взял ее за плечи. Поцеловал в губы - сильно, жадно, ощутив на них солоноватый привкус.

 -Полетишь. Хотя бы ради своего отца. Полетишь.

 - Ты не понимаешь... - горячие ладони касаются его щек, - Вообще ничего не будет иметь значения, если с тобой что-то произойдет...

 -Вот глупышка, - погладил ее по волосам и растянул губы в улыбке (получилось, правда, совсем неискренне), - Я полечу следующим рейсом, только и всего. И мы встретимся и еще посмеемся над этим психозом...

 -Молодые люди, поторопитесь! Где ваш багаж?

 -Нет багажа, - спохватился, достал мобильник, набрал номер Ручьёва, назвал номер рейса, которым Ника летит домой, потом мобильник протянул ей, - Вот... на случай, если тебя в аэропорту не встретят. Хотя уверен, встретят. Все поняла?

 Кивок.

 Сердце в очередной раз сжалось - ну, не нужно, не нужно так со мной напоследок... Улыбнись хотя бы через силу...

 Нет. Отвернулась, взяла билет, направилась к месту посадки - сейчас затеряется тоненькая фигурка среди других пассажиров рейса № __ и не увидит он больше...

 -Ника!

 Обернулась. Обжег душу взгляд огромных, потемневших, тоскующих глаз.

 -Я тебя люблю и мы еще встретимся, слышишь?! Я люблю тебя!

 На них оборачиваются - кто-то усмешливо, кто-то неприязненно и раздраженно... да и черт с ними.

 -Я тебя люблю, Ника!

 Я... тоже, - он угадал это по движению ее губ, безуспешно пытающихся сложиться в улыбку, - Я тоже... тоже.

 ...Дождавшись, когда лайнер взмоет в вечернее небо, он сел в машину и поехал назад. Ему еще предстояли... кое-какие дела.

 * * *

 

8.

Свиридов (наши дни)

 

 …-А теперь криминальная хроника. Сегодня утром, в польском городе Кракове, в отеле, в своем номере-люксе, был обнаружен мертвым некто Савелий Молотков, предприниматель, в криминальной среде известный под кличкой “жестянщик”...

 Он выключил телевизор и нервно прошелся по комнате. Что с Никой? Почему в последний раз Ручьёв разговаривал с ним так уклончиво? (“Все под контролем, Игорь Генрихович, мы держим все под контролем...”) И этот подозрительно мягкий тон - так разговаривают с тяжелобольными... Так что с ней все-таки?! Ну, если эти стервецы (к слову, уже ободравшие его как липку) не уберегут его девочку...

 Выдвинул ящик стола, достал оттуда пузырек с валидолом, сунул таблетку под язык. Спокойно, спокойно, Свиридов... Они там действительно профессионалы, ему уже предоставилась возможность убедиться в этом.

 Звонок - и укол в сердце. Неужели с Никой что-то... Взглянул на определитель номера - точно, Ручьёв.

 Схватил трубку.

 -Игорь Генрихович? - почему такой бодрый (почти веселый) голос? Неужели?.. - Вы меня слышите, Игорь Генрихович? Это Ручьёв.

 -Да, да, Сергей Александрович, я вас прекрасно слышу, что...

 -Ваша дочь прибудет сюда... так, уже через сорок минут. Рейс №__ из Юрмалы. Хотите встретить ее лично - поторопитесь.

 Бессильно рухнул на диван. Сердце - известный предатель, - заколотилось так, словно всерьез вознамерилось выпрыгнуть из груди.

 -С ней... Верой... все в порядке?

 Голос Ручьёва посерьезнел.

 - Все хорошо. Она цела и невредима. Но...

 В груди похолодело.

 -Что - но? Что?..

 -Ничего, - кажется, Ручьёв ненадолго замялся. И опять этот мягкий, подозрительно мягкий тон, - Думаю, просто... Ника несколько перенервничала, но это ведь неудивительно, верно? Итак, рейс №___ из Юрмалы. Поспешите, если хотите успеть.

 -Спасибо... спасибо вам, - не сказал, а прямо-таки выдохнул в трубку и - вниз.

 -Костя!

 Вопросительный взгляд Константина.

 - Немедленно машину и в аэропорт.

 - Куда-то летим, Игорь Генрихович?

 -Встречаем, Костя, встречаем!

 

 * * *

 

 На улице моросящий, мелкий дождь.

 -Быстрей, Константин!

 Оборачивается. На лице усмешка.

 -При такой погоде гонка - верное самоубийство. Да не волнуйтесь вы, шеф, успеем мы встретить вашу дочку...

 ...Огни аэропорта. Действительно, успели. Даже раньше прибыли. Черт, то ли часы в аэропорту отстают, то ли его часы спешат... то ли рейс задерживается.

 -Вниманию встречающих! Прибывает рейс №___ из Юрмалы. Повторяю, на посадку прибывает самолет, прибывший рейсом...

 Рванулся к выходу на взлетно-посадочную полосу, увидел лайнер со спущенным трапом. Ну, где же? Где?! Неужели Ручьёв ошибся? Где?!

 Вот она. Спускается с трапа. Тоненькая девушка в не по сезону легком платье. Растрепавшиеся локоны, рассеянный взгляд... Почему она так осунулась? Ладно, ладно, главное - вернулась, вернулась!

 -Вера!

 Вскинула голову. Пошел - все быстрее, быстрее - ей навстречу.

 -Вера, это я! Вера! Вера!

 Остановилась. И, лишь приблизившись к ней, он увидел, что по узкому лицу непрерывно стекают крупные прозрачные капли, отражают в себе огни аэродрома...

 -Девочка моя... Девочка моя маленькая... - последний шаг. Обнял, прижал к себе - как можно крепче прижал... Втянул в себя запах ее волос... и сам ощутил резь в глазах.

 И только через несколько секунд почувствовал что-то неладное - что-то слишком вяло она обнимала его... И не произнесла ничего, кроме одного тихого, короткого: “Папа...”

Но совсем не тем тоном, каким должна была произнести.

 Отстранился, взял в ладони ее лицо - мокрое не от дождя, а от непрерывно выкатывающихся из-под опухших век слез. Уже не игла - кинжал в сердце вошел.

 -Вера, девочка моя, что случилось? Что, маленькая?..

 Отвела глаза. И - то ли улыбка, то ли гримаса боли.

 -Дмитрий... Митя... он... там остался, - вцепилась судорожно в его плечи, - Папа, мне страшно! Я боюсь за него, папа! Я очень боюсь!

 Снова привлек ее к себе, снова начал гладить по волосам, по спине, по плечам, а в мозгу колотилось: “Ведь предчувствовал же, предчувствовал... Ну, Ручьёв, ну стервец...”

 Ощутил, что Ника мелко дрожит.

 -Идем в машину, маленькая, - сказал как можно мягче, как можно ласковее, - Приедем домой... и там ты мне все расскажешь, договорились?

 Кивок. Даже, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку. И слабо улыбнулась.

 -Я так счастлива, папочка, что с тобой все в порядке... А о Молоткове - это правда? Нам Ручьёв вчера намекнул...

 -Правда, - он тоже заставил себя улыбнуться, - И будем надеяться, на этот раз все закончилось. Почти все формальности уже улажены, и совсем скоро мы с тобой от...

 Стиснула своей горячей ладошкой его руку.

 -Нет, - голос звучит негромко, но твердо, - Без него... нет. Пока я не узнаю, что с ним.

 Ее лицо снова скривилось, и Свиридов совершенно отчетливо понял - долг еще не оплачен. И может, не будет оплачен... уже никогда.

 

 * * *

 

 9.

Дмитрий (наши дни)

 

 “Если с тобой что-то произойдет, больше ничего не будет иметь значения...”

 Будет, девочка. Еще многое будет иметь значение... со временем. Да и с чего это он так скис? Ничего ведь еще не случилось, и если ему повезет...

 Если повезет.

 Вот в этом-то и загвоздка. Что ж, будем смотреть на вещи философски - он и так фактически взаймы живет шестой год. Да и должок Свиридову... следует отдать. Надо отдать этот должок...

 Ну, а если повезет и в этот раз... То он, пожалуй, получит главный приз. Наиглавнейший... какой только может подарить Судьба.

 Хотя... кажется, он его уже получил.

 ...Подъезжая к коттеджу, увидел стоящий на дорожке черный джип. Быстро же вы, субчики... Хотя... Что там говорил Ручьёв? Чуть ли не сутки их в Юрмале разыскивали? Разумеется, Вальке-то вряд ли было известно об этом коттедже...

 Он остановил машину, вышел из нее. Руки поднял ладонями вверх - видите, ребятки? Я пришел с миром...

 Двое мужчин (оба в кожанках и мешковатых брюках, оба стриженные почти “под ноль”), возившиеся у входной двери, резко обернулись.

 И “пушки” (китайские “тэтэшники”) в руках у обоих.

 Ладно, Димон, жребий брошен и мосты горят - вовсю полыхают.

 Он широко улыбнулся.

 - Ключ подобрать не можете, ребятки? Так он у меня, - извлек из кармана джинсов пластину для электронного замка, швырнул ее парням. Один начал нагибаться, чтобы ее поднять, тогда Дмитрий упал на одно колено и дважды выстрелил из пистолета, выхваченного из-за пояса.

 Тот, что нагнулся за пластиной, ткнулся мордой в землю, второй, выронив пистолет, схватился за предплечье.

 И тут Дмитрий услышал позади себя негромкое, спокойное:

 -Бросай “пушку”, фрайер.

 Обернулся. Третий бандит сумел подойти очень тихо (где он прятался? За кустами?) и теперь направлял на него дуло ТТ.

 -Может, договоримся? - этот третий был определенно старше парней, находившихся возле входной двери. И, судя по повелительному тону, был у них за главаря.

 Дмитрий послушно отбросил пистолет в сторону (тот улетел в кусты) и, поднявшись на ноги, завел руки за голову.

 - Где девка? - отрывисто спросил старший из братвы, - В доме?

 - Конечно, в доме, где ж ей еще быть? - простодушно ответил Дмитрий, - Спит уже наверняка.

 - А почему дверь заперта? - усомнился бандит.

 - Так от вас же... от вас и запираемся! - он усмехнулся, поворачиваясь к главарю лицом.

 - Стой где стоишь, и не дергайся! - прикрикнул тот и обратился к подвывающему братку у входа, - Хватит скулить! Оцарапали его, а скулит, падла... Дверь открой, живо!

 Дмитрий все-таки успел выхватить из-под мышки второй пистолет и даже снять его с предохранителя, однако, в следующий момент удар невероятной силы - удар в грудь - сбил его с ног. На спусковой крючок он нажал уже по инерции и с удовлетворением отметил, как изумленно вытягивается рожа старшего братка, как заваливается он набок...

 А потом поле зрения стала заволакивать красная пелена.

 Он прикрыл глаза... и просто стал уноситься куда-то, куда-то очень далеко, и ввысь, может, следом за тем лайнером, в котором находилась Ника, девушка с немыслимо синими глазами, девушка, вместе с которой они открыли для себя истинную суть любви... девушка, терять которую он хотел меньше всего... и все-таки потерял.

 Хотя сейчас она снова была с ним. Да-да. Она, держа его за руку и смеясь, бежала по кромке берега, на который лениво накатывали волны Балтийского моря, и ветер хулигански лохматил ее светлые кудри, и глаза ее вбирали в себя цвет июльского неба...

 -Ника! - захотелось крикнуть ему, - Я тебя люблю... люблю, слышишь, Ника?! - но из горла вырвалось лишь хриплое бульканье, а из уголка рта выползла тонкая темная струйка.

 Он лежал на спине, запрокинув лицо к небу, и в его широко распахнутых темных глазах отражалась Луна, и отражались звезды...

 И отражалась ночь.

 

 * * *

 Эпилог
 

  1.

Свиридов (полтора месяца спустя)

- Pacta sunt serventa, господин Свиридов, - Ручьёв усмехнулся, - Договоры должны соблюдаться...

 -Да уж, - вздохнул он, извлекая из нагрудного кармана пиджака “Паркер” и расписываясь на нескольких экземплярах документа, согласно которому Ручьёв становился соучредителем одного из самых прибыльных дочерних предприятий его компании.

 В дверь тактично постучали, и на пороге появился симпатичный парень с военной выправкой и подносом в руках.

 - Кофе, шеф.

 -Спасибо, Саша, - кивнул Ручьёв и, после того как новый секретарь удалился, снова обратился к Свиридову, - Ну, а как себя чувствует Ника? Я слышал, она начинает поправляться?

 Он вздохнул.

 -Начинает... (после возвращения из Юрмалы у Ники развилась простуда, а после нее -тяжелейшая депрессия. И он, отец, провел не одну бессонную ночь у ее постели, наблюдая, как Ника мечется в горячке, как непрерывно зовет своего Митю... в общем, много любопытных подробностей он узнал о пребывании дочери в окрестностях Юрмалы - пребывании в обществе секьюрити, призванного изображать ее супруга-молодожена... Да, со своей ролью парень, надо признать, справился хорошо... даже слишком), - Кстати, по справедливости, мне следует потребовать от вас выплаты алиментов, господин Ручьёв.

 Ручьёв удивленно вскинул брови.

 -Алиментов? Я не ослышался?

 -Именно, - кивнул Свиридов, - Косвенно-то и вы причастны к тому, что месяцев через семь я стану дедом... Вы можете представить меня в этой ипостаси?

 Ручьёв коротко улыбнулся.

 - Вы хороший отец, почему бы вам не стать и отличным дедом? А насчет моей вины... вопрос, конечно, спорный, тем не менее я охотно пошел бы в крестные отцы для Диминого ребенка...

 -Посмотрим, - ответил он уклончиво, - Поживем - увидим...

 В памяти всплыли события последнего месяца - вызов в прокуратуру и продолжительная беседа - на тему, конечно же, происшедшего в Польше...

 Депрессия Ники - оправившись от простуды, она целыми днями просиживала в своей комнате, и до сих пор, вспоминая тот ее отстраненный взгляд, которым она могла часами смотреть в окно, он ощущал ноющую боль в сердце...

 В конце концов он, отчаявшись, даже решил пригласить на дом для консультации специалиста-психолога (ведь существуют же разного рода антидепрессанты! Хотя, подсаживать дочь на “химию” тоже очень не хотелось...)

 Но неожиданно все повернулось по-иному. Поздним дождливым вечером, когда он сидел в своем кабинете, угрюмо пытаясь сосредоточиться на деловых бумагах, дверь без стука распахнулась, и он увидел стоящую в дверном проеме дочь - уже не просто тоненькую, а исхудавшую, бледную, с глазами, обведенными темными кругами...

 Но улыбающуюся. Слабо, неуверенно... и тем не менее.

 -Мы больше не двое, пап...

 Самое удивительное, что при известии о ее беременности он не испытал ничего негативного. Ни досады, ни раздражения...

 Напротив, ему словно передалось спокойствие, умиротворенность Ники... Может, потому что понял - этот ребенок - лучшая для нее панацея... А, может, просто от осознания того, что не прервется славный род Свиридовых...

 ...Он перевел взгляд на Ручьёва.

 -Кстати, Сергей Александрович, отчего вы сменили секретаря? Неужели прежняя красавица, так превосходно варившая кофе, чем-то вас не устроила?

 Заметил, как Ручьёв напрягся.

 - У нее... изменились планы, господин Свиридов. Знаете, как обычно бывает? Меняются планы, меняются обстоятельства... Хотя, думаю, виной всему - депрессия. Болезнь века. Знаете, сколько людей в наше смутное время подвержено депрессиям?

 -Догадываюсь, что немало, - кивнул он, - Но депрессия, как и любое другое заболевание, излечима, не так ли?

 Так, - согласился Ручьёв, - Если ее, разумеется, не запускают...

 Он вскинул брови.

 -Не хотите ли вы сказать, Сергей Александрович, что эта красавица свою болезнь запустила?

 Ручьёв сокрушенно кивнул.

 -Увы, Игорь Генрихович. Медицинская помощь подоспела... поздно. Жаль, конечно, ее ребенка, лишившегося матери, но все-таки у него остался отец, а это очень немаловажно, вы со мной согласны, Игорь Генрихович?

 Он усмехнулся.

 -Абсолютно согласен, Сергей Александрович.

 

 * * *

 

2.

Свиридов (в той же реальности, но в будущем)

 Он в очередной раз бросил взгляд на монитор компьютера. Да, судя по предварительным расчетам, в результате некоторой модернизации производства прибыль должна возрасти... минимум, на четверть.

 Снял очки, потер переносицу. Стареешь, Свиридов, вот уже и дальнозоркость прогрессирует, и шевелюра начинает редеть...

 Бросил взгляд на часы. Так, припозднилась девочка... (хотя, какая девочка? Это для него все еще девочка, а для прочих - молодая женщина, очаровательная женщина, переводчик высшей квалификации... Сама теперь мотается по странам, городам и весям...) Кстати, не помешает выяснить, что в действительности представляет собой тот обходительный тридцатилетний француз, так настойчиво ухаживающий за Никой... и на самом ли деле он так состоятелен, каким хочет казаться...

 Что ж, это просто. Он усмехнулся. Звонок Ручьёву... и полная и исчерпывающая информация. Агентство “Феникс” давно ликвидировано, но люди остались... и у этих людей работы всегда хватает, так же, как и хватает состоятельных клиентов...

 В дверь тихонько поскреблись, и он, подавив улыбку, деланно строгим тоном спросил (спросил по-французски, ибо вот уже четвертый год, как они с Никой (а заодно и верным Константином, и даже Кимом) обосновались в Канаде), - Кто там?

 Дверь приотворилась, и в нее просунулась голова малыша лет четырех. Светлая пижамка, золотистые кудри (которые Ника не желает обрезать ему слишком коротко, посему его внука зачастую принимают за внучку), и конечно, огромные глазищи. Только не синие, а светло-карие. “Шоколадные”.

 - Ты только не сердись, деда, ладно? - говорил по-русски, с еле заметным акцентом. Впрочем, и по-французски довольно сносно лопочет.

 Под мышкой зажата огромная книжища (с картинками, конечно), а в другой руке...

 ...заяц, естественно. Не тот, что когда-то был у Ники, но тоже (кошмар!) розовый.

 -Не сержусь, не сержусь, - подхватил малыша на руки, - И все-таки, почему это ты до сих пор не спишь, плутишка?

 -А мне ска-азку не почитали...

 Вот так, Свиридов. Водружай на свой породистый нос очки для старичков - и вперед. Что называется, с песней.

 -Ну, ладно, - усадил малыша на свой широкий кожаный диван, сам устроился рядом, - И на чем же мы с вами, Игорь Дмитриевич, в прошлый раз остановились?

 С готовностью раскрывает книжку. Крохотный пальчик утыкается в абзац.

 Он вздохнул, обнял ребенка за тонкие, “птичьи” плечики (тот с готовностью прильнул к его боку) и начал:

 - Итак, ударил братец Лис своей лапой по смоляному чучелку...

 

 * * *

 

Конец 

 

2002 г.