Цепные псы самодержавия. Глава 33

 
                Глава тридцать третья

  Вместе со съёмной квартирой в услужение Грабовского перешла и прислуга женщина лет тридцати по имени Варвара.
 Коренастая, с каштановыми густыми волосами, заплетёнными в тугую косу до плеч, с грубыми чертами рябого лица она в первый момент производила отталкивающее впечатление. Однако после короткого общения с ней происходило совершенно обратное. Варвара казалась даже миловидной.
 Была она простой, честной и грамотной женщиной, попавшей в столицу из Сибири лет десять назад.

 - Барин, вы мне, пожалуйста, говорите чего вы кушать будете желать. Я буду стряпать. Заказывайте загодя, чтобы я продукты успела купить, - сразу же предупредила Варвара.
 - Варвара, не называй ты меня барином! Прошу тебя! Я - Николай Васильевич! Поняла? - чуть сердясь, попросил прислугу Грабовский. - Сколько я должен буду платить тебе в месяц?
 - 18 рублей! - коротко ответила Варвара. - За керосин, дрова, свечи оплата отдельно. Истопник был пьяницей, и я его выперла. Сама печи топлю, поэтому 18 рублей!
 - Прекрасно! Меня всё устраивает! - согласился Грабовский и продолжил расспрашивать женщину.
 Вскоре выяснилось, что кроме щей, ухи, пельменей и рыбного пирога Варвара больше ничего готовить не умеет.
 - Замечательно! Меня этот ассортимент вполне удовлетворяет, - усмехнулся Николай.
 
 15 ноября Грабовский отправился на первое занятие жандармских курсов.
 Стояла промозглая погода. Густой туман, слякоть. Сырость «залезала» под шинель, и тогда мундир казался влажным и неуютным.
 
В группе оказалось всего 42 человека. Все поручики. В мундирах всех родов войск. Некоторых Грабовский помнил по экзаменам, других видел впервые.
 На первом же занятии им объяснили, что лекции будут длиться с одиннадцати до пятнадцати часов. То есть не более четырёх часов в день. По субботам, возможно, занятий вообще не будет.
 «Так это же рай земной! - обрадовался про себя Грабовский, - неужели я смогу , наконец-то, увидеть Питер?»
 
Он год служил в Гатчине и несколько раз приезжал в столицу, но ничего не смог посмотреть. Ведь Николай тогда был нижним чином и ничего не мог посетить. Во время экзаменов или как многие их именуют «испытаниями» у него оставалось мало времени для прогулок. Тогда Грабовский смог побывать только в книжных магазинах на Литейном проспекте. Теперь желание посетить самые знаменитые места столицы осуществится обязательно!
 
Его отец, наверное, думал точно также, и пообещал сыну высылать на время учёбы на курсах при штабе Отдельного корпуса жандармов 800 рублей в месяц.
 «Папенька всё понимает!» - с искреннем восторгом принял эту новость Николай.
 
 Лекции читали полковники штаба Отдельного корпуса жандармов.
 Сначала начали с Уложений о наказаниях за государственные преступления . ( Аналог статей «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства современного Уголовного кодекса Российской Федерации. Прим. автора).
  «Это пустая трата времени! - с грустью думал Грабовский, - в книге с Уложениями всё это  прописано и даже с подробными объяснениями. Бери да читай! Внимательно читай!»
 
Стояла необычная для Питера погода. Солнце на безоблачном  синем небе, лёгкий морозец.
 Тротуары, выложенные квадратными каменными плитами, были тщательно очищены от снега.
 Городовые, стоящие на перекрёстках улиц,  именовали их не иначе как «плитуары».
 «Почему плитуары? - заинтересовался  Николай. - Наверное производное от слова плита? Иначе нельзя объяснить».
 
Грабовский только сейчас заметил, тротуары были значительно выше мостовой и на них, через каждые несколько шагов были установлены «тумбы» для обозначения их границ при снежных заносах.
 
Некоторая часть мостовых являлись деревянными, которые именовались «торцовыми», сделанными из шестигранных, иногда четырёхугольных кусков, дерева. Другая часть мостовых была уложена  тёсанными камнями. Однако большинство  столичных мостовых представляли собой дороги мощённые круглыми булыжниками.
 
На углах улиц кричали последние новости продавцы газет.
  Рядом с ними стояли посыльные в форменных красных фуражках, которых именовали «Красными шапочками».
 Варвара уже объяснила Грабовскому, что такого посыльного можно всегда отправить с любым поручением: сходить на почту, в банк, уплатить или получить по счёту, купить билет в театр, отнести записку или пакет по нужному адресу.
 - А если деньги украдёт или ещё что-нибудь такое сделает «Красная  шапочка» ? - удивился Николай.
 - Нет, это невозможно! Посыльные работают в артели. Для того, чтобы работать в ней они должны внести очень крупный залог, - объяснила прислуга.
 
Городовые стояли днём и ночью на перекрёстках главных улиц и проспектов. По ночам  у каждого дома находился сторож, который являлся дежурным дворником. Закутанные в меховые шубы и в валенках они вызывали у Грабовского приступы смеха.

 С наступлением темноты улицы освещались газовыми фонарями, а в центре столицы уже ярко горели электрические лампочки Лодыгина.
  Под воротами каждого дома висели доски, с указанием номеров квартир и жильцов, живущих в них. Но больше всего Грабовского поразило то, что эти доски в тёмное время освещались.

 Особый восторг вызвал у него тот факт, что аптеки Санкт-Петербурга всегда были открыты, по ночам в них находился дежурный сотрудник.
 Через несколько дней неожиданно мороз отступил. Потеплело... Туманы быстро съели снег, и пошёл мелкий частый дождик.
 
После окончания занятий, Грабовский спешил пообедать в ресторане «Донон».
  Там он заказывал самые простые блюда и без спиртного. Затем направлялся в книжный магазин. Их в столице было много. Очень много.
 Сначала Николай составил план посещений этих магазинов. На каждый он выделил по два дня. Он думал, что этого будет вполне достаточно. Однако, когда Грабовский зашёл в «Книжный магазин товарищества М.О. Вольфа», что находился на Невском проспекте 13, он сильно  растерялся. Разве можно было даже бегло просмотреть книги, который там предлагались? Николаю нужна была неделя, а может быть и больше. «Может быть за четыре месяца успею обойти все магазины?» - с надеждой подумал он.
 
 Около 9 часов вечера Грабовский возвращался домой.
 - Добрый вечер! - приветливо встречала его Варвара и помогала снять шинель и сапоги. - Николай Васильевич, самовар на столе ждёт вас. Кипит вода! Я заварю вам чайку? С улицы хорошо-то чайку! А? Есть мёд липовый, луговой. Есть варенье из малины и земляники. А также булочки венские, уже подогретые. Горячие и хрусткие! Проходите на кухню, Николай Васильевич! - говорила она так убедительно и даже ласково, что Грабовский соглашался.
 
Он уже не замечал, что у Варвары некрасивое рябое лицо, нос картошкой и квадратный подбородок. Еда была всегда и  стол накрывался вовремя.
 Варвара никогда не говорила: «Я сейчас поставлю самовар и разогрею вам булочки или еду». У неё всегда самовар кипел, свежий чай был уже заварен.
 Как она это делает Грабовский не знал, но ему  очень нравилось, что на ожидание приготовления еды, даже самой простой, не нужно было терять времени.
 
По субботам Николай ездил в Мариинку на оперу или  в Александринский театр.
 Покупал всегда кресло в ложе, даже на премьеры, хотя это стоило совсем недёшево.
 
 Через месяц на курсах начали читать лекции по ведению дознаний по государственным преступлениям.
 Первой стала, естественно, доскональный разбор и все нюансы расследования чудовищного преступления: убийства императора Александра Второго, происшедшего 1 марта 1881 года. Прошло уже ПЯТЬ лет, но российское общество ещё не пришло в себя после этого злодеяния. Лектор, полковник Мезенцев, досконально знал все детали очень  интересно и толково их рассказывал.
 
Грабовский после курсов уже пропадал в магазине букинистической торговли С.П. Трусова, на Литейном проспекте. Здесь было столько интересных и очень редких книг, что ему хотелось купить все. Денег он не жалел. Мама, которой Николай описывал в письмах всё, что он видел на книжных полках, его очень понимала и прислала 2000 рублей.
 
Грабовский теперь обедал в ресторане «Медведь» при гостинице » Демут», что на Большой Конюшенной 27.
 
По воскресеньям он с утра до поздней ночи читал. Варвара готовила ему щи, пельмени. Заваривала чёрный густой китайский чай.
   На улице стоял мороз и было крайне неуютно, а Николай сидел в кабинете. На столе - керосиновая лампа с жёлтым абажуром, стакан чая в серебряном подстаканнике и книга. В печи ярко пылали берёзовые поленья...

 Рождество Грабовский отметил с двумя приятелями по курсам: поручиком Рязановым и поручиком Воронцовым.
 Ровесники Николая, также, как и он, не имели проблем с наличием денег.
  Владимир Рязанов предложил ему скромно поужинать в ресторане «Палкин».
 - Вы, Николай, никогда не забудете ни этого Рождества, ни этого самого роскошного ресторана империи! - заглядывая в глаза Грабовскому, сказал Владимир. - Если вам, конечно, хочется  быть в нашем обществе.
 -  Сочту за честь поужинать с вами и Константином Воронцовым! - согласился Грабовский.
 
Рязанов был прав. Такой роскоши, которую представлял ресторан «Палкин», Николай не видел ещё никогда. 25 залов, изящная мебель, зимний сад с экзотическими растениями, фонтан, бильярдная комната.
 - Николай, а вы уже заказали себе жандармский мундир? - неожиданно, почему-то спросил у него Константин, едва они сели за стол.
 - Ещё нет. Думал ещё слишком рано, - признался Грабовский.
 - Вы что, Николай! - деланно ужаснулся Воронцов, ударяя ладонью по своему высокому лбу. - Через неделю может быть  уже непозволительно поздно! С января все приличные портные будут завалены работой. Ведь в столице огромное количество разных учебных военных заведений, и юнкера выпускных курсов кинутся заказывать  себе офицерские мундиры.
 
- Да! Да! Ты прав, - согласился с ним Рязанов, потирая кончик своего маленького носа, - останутся только второразрядные портные и разные никчемности, которые умеют лишь шить мешки.
 - Спасибо! Будьте любезны, дайте мне адреса  самых лучших, и я сразу же после Рождества закажу! Спасибо вам, господа! - обрадовался Грабовский.
 
Скромного рождественского ужина по получилось. Они напились до безумия и объелись до крайнего неприличия.
 Очнулся Николай уже утром. Он раздетый лежал в свой постели. Как он в ней оказался и кто его раздел Грабовский никак не мог вспомнить. «Неужели я сам? Нет... не может быть! Скорее всего Варвара. Надо бы спросить, но стыдно очень».
 Николай вышел из спальной комнаты. Его шатало, голова раскалывалась, во рту было сухо и мерзко.
 - Варвара, с Рождеством Христовым! - с трудом прохрипел он. - С праздником тебя! - Грабовский протянул женщине две ассигнации по 10 рублей.
 - Благодарствую, Николай Васильевич! - Варвара низко поклонилась и взяла деньги. - Вас с Рождеством Христовым! Дай Бог вам всего хорошего! Плохо вам я вижу. Ой как плохо! Нутро выворачивает... Вы, Николай Васильевич, его освободите и полегчает, - посоветовала она.
 - Не могу... Не получается ... - признался Грабовский.
 - Понятно... Понятно... -  нараспев произнесла Варвара. - Вы тогда обождите маленько, я щас вам напиток приготовлю из трав.     Она вышла на кухню.

 Вернулась минут через пять.
 - Вот выпейте! Полегчает! - она протянула ему стакан с мутной жидкостью.
 Грабовский, ничего не спрашивая, залпом выпил содержимое. Не почувствовал ни вкуса, ни запаха.
 - Щас, щас - прошептала Варвара.
  Вскоре Николая стало так тошнить, что он резво метнулся в туалетную комнату и начал там тяжело и с надрывом рвать.
 - Полегчало, Николай Васильевич? - суровым тоном поинтересовалась прислуга, когда он вышел.
 - Да... думаю, что полегчало... - с надрывом  ответил он.
 - А вот таперь, нужно рассолу выпить! Пойдёмте на кухню!
 Николай устроился на старом стуле, а Варвара налила ему стакан огуречного рассола из кувшина.
 - Пейте! Токмо не быстро, а потихоньку... - порекомендовала она.
  Потом женщина наполнила ему ещё один стакан. Грабовский выпил, и ему резко стало лучше. Потянуло в сон.
 - Идите поспите, Николай Васильевич! Потом пообедаете! Вам помочь? - Варвара помогла ему встать со стула.
 
 Два повседневных и один парадный мундир вместе с шинелями пошили быстро. Грабовский остался очень доволен.
  «К новому мундиру - новый бумажник!» - подумал он, доставая из стола большой кожаный портмонет, купленный накануне в одном  известном магазине на Невском проспекте.
 Бумажник был новым и казался ему чрезмерно большим и неудобным.
  «Интересно сотенные купюры без сгиба войдут или нет?» - Грабовский  вложил несколько ассигнаций с изображением Екатерины Великой. Затем добавил разную мелочь: штуки три по 25 рублей, дюжину красных десяток и две  синие пятёрки.
   Деньги поместились. Он с некоторым усилием закрыл бумажник. «Новый! Разносится ещё!» -  положил в карман парадной шинели и забыл.
 
После лекций по изучению «Уложений о наказаниях за государственные преступления» и лекций по ведению дознаний слушатели сдавали экзамены. Грабовский показал лучшие результаты  в группе.
 - Этот поручик имеет неплохие способности, чтобы сделать карьеру! - высказал своё мнение сам генерал-лейтенант Оржевский - командир Отдельного корпуса жандармов, после того, как выслушал доклад руководителя курсов.
 
Грабовский ждал и даже был уверен, что после экзаменов начнутся лекции по вербовке секретных сотрудников и работе с ними. Увы! Его ждало разочарование! Вместо это начался последний цикл обучения. Это были лекции о революционном движении в России, о подпольных организациях, которые действовали раньше и о тех, которые угрожают самодержавию в настоящее время.

 Николай впервые услышал о тайных кружках начала 60-х годов и формированиии революционной демократической идеологии, о народническом движении и его революционных организациях, а также набиравшем силу и популярность марксизме.
 Лекции для него оказались не только интересными, полезными , но и наводили на размышления о том, что ждёт Россию уже в ближайшем будущем.
 
Грабовский уже понял, что никто не будет рассказывать им о самом важном: агентурной работе. «А как же тогда ей научиться?» - мучил его вопрос.
  Ещё Николаю не было понятно, как могут эффективно действовать жандармы, если они имеют двойное подчинение. По роду своей основной деятельности они подчиняются Департаменту полиции, а по строевой части - Штабу Отдельного корпуса жандармов.
 «Мы же военные и у нас единоначалие! Иметь одновременно двух командиров и выполнять их приказы? Неужели это возможно?» - часто думал Грабовский.
 
Начало марта... После оттепели вдруг завьюжило и завалило снегом  весь Питер. Дворники с утра до ночи скребли улицы своими широкими деревянными лопатами.
 «Через несколько дней заключительный экзамен и собеседование. Затем выбор вакансий. Сколько их будет? Разные слухи ходят. Одни говорят, что всего 18, другие, что больше 30. Вакансии на службу будут разбираться согласно списка- очереди. У кого больше баллов, тот впереди и выбирает то место службы, которое ему по нраву. Я пока первый. Какую губернию мне выбрать? На востоке страны? Однако это жутко далеко... Хотя там можно реально сделать быструю карьеру. Служить в глуши мне бы не хотелось. Только в европейской части империи и, желательно, в большом городе. Лучше всего в губернском жандармском управлении.  Список вакансий -это величайшая загадка,» - размышлял Грабовский неторопливо шагая по Литейному проспекту.
 
Было довольно рано: девять часов тридцать минут, и он хотел  зайти в магазин букинистической торговли Трусова для того,чтобы выкупить отложенные там два дня назад книги.
 
Николай не спешил. Сегодня была одна из заключительных лекций, которая начиналась  лишь в двенадцать часов.
 Мимо проехал по рельсам одноэтажный вагон конки, покрытый снаружи слоем инея. Где-то впереди его ждал стрелочник с металлическим стержнем для того, чтобы направить на другие рельсы. Металлическим стержнем служащий передвигал стрелку.
 У стрелочника была даже метла, с особой железной скобкой, что особенно умиляло Грабовского, для прочистки желобка рельс.
 
Затем на бешеной скорости его обогнала пролётка. Она вдруг остановилась. На тротуар спустилась невысокая женщина в лёгкой шубе и сделав два шага, тут же упала. Возница, в это же время хлестнул лошадь и пролётка умчалась.
 - Мужик, сволочь! Скотина! - прошептал Грабовский и бегом кинулся на помощь женщине.
 - Сударыня, разрешите я вам помогу? - спросил он, опускаясь перед женщиной на колени.
 - А-а-а-а-а! - вырвался из её рта стон боли. - Будьте добры, помогите мне встать, - едва слышно произнесла она.
 - Конечно! - Грабовский протянул женщине свои  руки.
 
Она взялась за них и, кусая губы, чтобы не стонать, медленно встала на ноги.
 Грабовский поддерживал женщину за локоть, не зная можно ли взять её за талию. «Может быть не так поймёт?» - растерялся Николай.
 Красивое лицо женщины было очень бледным. Она попыталась сделать шаг, но чуть не упала. Её губы скривились от сильной боли.
 - Простите, господин офицер, я не могу... Очевидно очень сильно повредила правую ногу, - объяснила она и «обожгла» его взглядом своих чёрных, чуточку раскосых глазах, похожих на большие миндалины.
 - И тогда... Тогда... - ещё больше растерялся Грабовский.
 - Возьмите меня на руки и отнесите к парадному дома напротив. Лучше бы, конечно,  прямо в квартиру.  Вы сможете? - она с мольбой смотрела на него.
 - Конечно! Коне-не-нечно... - заикаясь от мысли о том, что ему нужно будет отнести женщину на руках на виду у всех, пролепетал Николай.
 Он посмотрел по сторонам. Проспект был пуст. Только снег. Вдали на углу виднелся силуэт городового. Ни прохожих, ни дворников...
 
Грабовский поднял незнакомку на руки и бережно понёс к парадному.
 Женщина была легкой, почти невесомой. От неё приятно пахло розовым маслом и дорогими духами. Названия их Николай не знал.
  - Я позвоню сама! - женщина взяла конец веревки колокольчика, вделанного в стену возле двери парадного входа, и принялась её дёргать.
 - Дзинь! Дзинь! Дзинь!
Моментально на ступенях показался бородатый дворник.
 - О, барыня, упали наверное? За доктором может быть сбегать? - предложил он.
 - Не надо, Иван! Спасибо, не надо! Господин офицер меня отнесёт в квартиру. Там я сама посмотрю ! - приятным грудным голосом произнесла она.
  - Как знаете, барыня! - дворник во всю ширь распахнул дверь. - Заходьте, ваше благородие!
 
Грабовский, стараясь ступать как можно осторожнее, поднялся на второй этаж, стесняясь смотреть на женщину.
 Она позвонила в колокольчик, висевший сбоку давно крашенной двери квартиры номер 4.
 
- Ай! Ай! Ай! - заголосила прислуга, невысокая, совсем юная девица, увидев свою хозяйку на руках Николая.
 - Не кричи! Ульяна, зачем кричишь? - недовольно шикнула на неё  женщина.
 - Вера Львовна! Вера Львовна! - пищала тонким голоском прислуга. - Чавой-то случилось?
 - Заходите, господин офицер! Заходите! Прошу вас! - попросила Вера Львовна.
 
 В передней комнате стоял коренастый мужчина в старом фраке. Крупный нос, седые бакенбарды на половину лица.
 - Верочка, что с тобой приключилось? Ах! - вскричал он.
 - Ногу подвернула, Фаддей. А может быть и сломала? Господин офицер, поставьте меня на пол, пожалуйста! - попросила женщина.
 Грабовский медленно выполнил просьбу.
 - Ульяна, неси срочно лёд! Срочно! - распорядилась Вера Львовна, опираясь правой рукой на мощную шею Фаддея.
 Прыгая на левой ноге, с помощью мужчины во фраке, она проскакала в комнату.
 За ними закрылась дверь.

 Грабовский стоял в парадной и не знал, что же ему нужно делать.
 Мимо, громко завывая, с тазиком льда в руках и бинтами в аптечном пакете промчалась Ульяна и скрылась в той же самой комнате.
  - И что мне теперь делать? Какая-то совсем неожиданная история со мной приключилась... - размышлял Грабовский рассматривая переднюю комнату. - Может быть уйти пока я здесь совсем один? Оказал даме помощь. Зачем я теперь ей нужен?
 
 Открылась дверь и напротив Николая, совсем близко, оказался Фаддей. Он был стар с глубокими морщинами на лбу и отвисших щеках с носом «картошкой». Седые густые волосы, падавшие на воротник фрака придавали Фаддею какой-то эффект благородства.
 - Господин поручик, пожалуйте, в залу! Это личная просьба Веры Львовны! Она сама выйдет вскоре. Вера лично хочет вам что-то сказать, - хорошо поставленным голосом объявил Фаддей. - Следуйте, пожалуйста, за мной!
 
Зал был большим, но неуютным. Грабовский сразу же понял, что эта квартира была съёмной.
 - Присаживайтесь, господин поручик! - Фаддей жестом правой руки показал на большое кресло  с потёртой кожей.
 - Благодарю! - ответил Грабовский. «Мне кажется, что я уже видел этого Фаддея и совсем недавно. Где же это было? Где? Не могу вспомнить... Скорее всего, что мне показалось».
 
Обстановка залы была безвкусна, напоминала лавку, где продаётся старинная разномастая мебель. Кресла разных стилей, стулья с высокими неудобными спинками, пустые шкафы со стеклянными дверцами, длинный стол с выгнутыми ножками. В дальнем углу блестело лаком немецкое пианино.
 
Было тихо. Иногда ему казалось, что из-за стены доносились чьи-то глухие голоса. Время тянулось очень медленно. «Я так могу и опоздать на лекцию! Надо откланяться и отбывать из этого дома,» - подумал Николай.

 В этот момент открылась дверь и в залу, сильно хромая на правую ногу, вошла Вера Львовна.
 Она была просто восхитительна! Кудрявые локоны черных густых волос лежа на её плечах. Прямой носик, небольшие очень яркие губы, чёрные глаза и свежие щёки. На высокой красивой шее - ни одного украшения. На длинных пальцах- ни одного кольца, ни перстня.

 Одета Вера Львовна была в очень скромное, но элегантное длинное платье черного цвета с белым ажурным воротником.
 «Какая шикарная фигура!- сразу же вспыхнула у него мысль - тонкая талия, высокая, умеренного размера, грудь».
 - Как же вас зовут мой спаситель? -  улыбнулась она, показывая свои небольшие очень белый зубы.
 - Николай Васильевич Грабовский! - вскочил с кресла поручик и поцеловал протянутую ему руку.
 - Меня зовут Вера! Вы наверняка уже знаете! Отчество Львовна, но прошу его не употреблять! Я буду очень рада слышать от вас, Николай Васильевич, только лишь  имя! - голос у неё был низкий грудной.
 - Прошу вас, Вера, также обращаться ко мне по имени! - попросил Николай.
 - Очень хорошо! - очаровательно улыбнулась она. - Николай, я приглашаю вас в столовую выпить со мной чаю! Вам нравится чай? - Вера кокетливо наклонила свою голову и пронзила его взглядом своих чёрных глаз.
 
Грабовский хотел было деликатно отказаться, распрощаться и уйти, но затем счёл, что это будет выглядеть с его стороны невежливо.
 - С большим удовольствием! - вытянулся Грабовский и сделал поклон головой.
 
 В столовой,  на круглом столе, кипел маленький самовар, в центре стояло блюдо с недорогими пирожными, чёрными сухарями и бисквитами. Сахарница, чашки с блюдцами и заварной чайник. «Скромно как-то?» - удивился Николай.
 - Я пью простой кипяток. Пирожные только для вас! Я же съем один чёрный сухарик, - Вера засмеялась.
   - Знаете, Вера, я дома позавтракал и даже  очень хорошо, - покраснел он, - поэтому буду пить только чай.
 - Как хотите, Николай! Расскажите, пожалуйста, о себе! Как получилось, что вы оказались   в том месте и в то время, когда меня угораздило подскользнуться и упасть, - Вера очаровательно улыбнулась.
 - Я офицер-кавалерист. Учусь на курсах при штабе Отдельного корпуса жандармов. Проходил мимо, - ответил Грабовский.
 - Ой! Ой! Как интересно! - в глазах хозяйки читалось любопытство.
 - Какой интерес! Учёба ... - Николай пожал плечами. «Сколько же ей лет? Не думаю, что больше двадцати. Однако ведёт себя, как опытная взрослая женщина,» - подумал он.
 
Николай решился взять пирожное. Оно оказалось  несвежим.   Попробовал и бисквит. Его вкус был ужасным: от обилия сахара бисквит прилипал к языку.

 Грабовский пил чай, нахваливая всё, что попробовал.
 - Николай, я нахожусь в очень затруднительном положении: не знаю как вас отблагодарить за ваш мужественный поступок, - Вера посмотрела на потолок, потом поджала свою красивую нижнюю губку и задумалась..
 - Вера, вы что? Какие благодарности? Зачем? Что я такого особого совершил? - Грабовский чуть не захлебнулся горячим чаем.
 - Нет! Нет! Николай, пойдёмте со мной в залу! Специально для вас, настоящего мужчины и элегантного офицера, я исполню несколько романсов.
 Вновь Грабовский не отказался, а послушно поплёлся за Верой.
 
Он был пленён красотой молодой женщины и сражён её напором.
 - Присаживайтесь, там, где вам будет удобно! - улыбнулась она.
 По-прежнему хромая, Вера подошла к пианино, открыла крышку, с опаской устроилась на круглом стуле и прикоснулась своими красивыми длинными пальцами к клавишам.
  Раздалась музыка, а затем она запела романс «Колокольчик».
 «Однозвучно гремит колокольчик
 И дорога пылится слегка,
 И уныло по ровному полю
 Разливается песнь ямщика...
 
«У Веры необыкновенный голос! Низкий с хрипотцой. Она божественно исполняет этот романс! Божественно!» - Грабовский был в восторге.
 Он стоял и после окончания очередного романса ей громко хлопал!
 
После исполнения романса «Гори, гори моя звезда» Николай впал в состояние глубокой грусти. Ему хотелось прижать к себе Веру и медленно и долго целовать её красивое лицо, её пальцы...
 «Невероятная женщина! Совсем молодая, но как она чувствует внутреннюю суть каждого романса! Как поёт!!! Никогда я ещё не слышал такого исполнения этих старинных романсов!»
 
 Во время романса «Ах, зачем ты меня целовала?» Грабовскому захотелось вдруг плакать, хотя он никогда не был особенно чувственным и сентиментальным.
 Он вдруг, неожиданно для самого себя, стал на колено и принялся целовать ей пальцы.
 - Вера, вы - талант! Вы  - гений! Я сражён! - лепетал Грабовский, с наслаждением вдыхая сладковатый запах её рук.
 - Вам, Николай, правда понравилось? - спросила она, вставая со стула и сразу же отстраняясь от него.
 - Я сражён! Мне стыдно за то, что у меня нет цветов. Очень стыдно! - вздохнул Грабовский.
 - Так вы и не готовились к такому импровизированному концерту, зачем вам стыдится? - звонко рассмеялась Вера. - Если вас гложет совесть, то можете приехать завтра утром с цветами!
 - Правда? - не поверил своим ушам Грабовский. - Я обязательно заеду к вам завтра, перед лекцией. Можно в десять тридцать? Не будет рано для вас, Вера?
 - Я поднимаюсь рано. Очень рано! Поэтому жду вас завтра  в половине одиннадцатого! Ха-ха-ха!
 - Благодарю вас, Вера! Вы позволите мне пригласить вас на ужин, в лучший ресторан города? - с замиранием сердца поинтересовался Грабовский.
 - Я принимаю ваше предложение, Николай! - ответила она, - но мы посетим ресторан лишь тогда, когда смогу нормально ходить! С удовольствием принимаю! - добавила Вера.
 
Грабовский вышел из парадного подъезда. Несмотря на мороз ему было почему-то очень жарко. Сердце быстро и радостно билось: «Тук! Тук! Тук!» Он вынул из шаровар часы.
 - Два часа  тридцать минут пополудни! - с ужасом прошептал Николай.
 «Сегодня, впервые, я не прибыл на службу по своей расхлябанности! Надо было уходить сразу же! Сразу же! Так нельзя, ведь я же офицер! Мне нужно было убедиться, что  здоровье Веры находится вне опасности!» - корил и оправдывал он сам себя.