Былинные земли. Добрыгорский плацдарм. Часть 4

(Продолжение)

СЕЛО НА КРИВИНКЕ

Если Ушачскую низменность охватывала с юга Улла, то Чашники были поворотным пунктом, за которым расстилались восточные равнинные просторы. С юга стекали притоки Двины, создавая богатый почвенный слой и служа торговыми артериями для проникновения вглубь. Параллельные, они, словно питательные «рукава», насыщали край Полоцкой земли. За Свечанкой следовала Кривинка, за Кривинкой – Березка, далее Черногостница. Одновременно все они служили препятствием для вторжения, прикрывали Полоччизну с востока.

Базилиане - еще одно  духовное сообщество Бешенковичской парафии. Базилиане расположились на Кривинке. Как правило, представители этого ордена размещались по-соседству с иезуитами, что говорит о перенятии функций, но кардинально отличались. Если иезуиты занимали, в основном, прибрежные нивы больших рек, то базилиане углублялись в материк, пребывая в содружестве с сельскими людьми - крестьянами-христианами.

В Бешенковичском крае «штаб-квартирой» базилиан были Добрыгоры (сейчас Добригоры), в 15-ти верстах от Бешенкович в сторону лукомльских земель. Это междуреченский сектор, оформленный возникшими сухопутными трассами на Витебск и Оршу.


Это местность, означенная исконным присутствием людей. Неподалеку Осовец, где ведутся археологические раскопки под руководством минского исследователя Чернявского. Обнаружены уникальные раритеты, сравнимые с находками в Береще. Оба памятных места в чем-то схожие. Если в Береще Свяда, то здесь Вяжище, если там Плоская гора, то здесь Добрая. Горы служили ориентирами при водном перемещении. На связь с Черноморским бассейном указывает близкопротекающая река с корнем «черный».


Базилиане отличались «возрастом». Вполне возможно, что их предшественниками были монахи, пребывавшие тут в очень далекой античности. Интересно заглянуть в «Писцовую книгу Полоцкого повета», составленную во второй половине XYI века. Что в ней обнаружим?

ОТСТУПИМ НА ПЯТЬСОТ ЛЕТ НАЗАД

Как известно, во время Ливонской войны московский князь и царь Иоанн Грозный, заняв Полоцк, перерезал водное сообщение по Западной Двине, и сразу же отправил гонцов по рубежам Полоцкого повета, знакомясь с переменами, что внесли «литовские люди» при правлении королей.

На юге полоцкие земли замыкались на виленских, а там была наиболее важная сфера - водораздел. Василий Низовцов воспроизвел рубеж по Березине и Улле, дошел до Тяпинских земель, а далее его миссия сорвалась – «к Лукомлю его не пустили» (фраза из «Писцовой книги»). В результате выпал из обзора весомый участок – восхождение на Лукомльскую возвышенность, переход через Уллу, и мы не знаем, как выглядело родовое гнездо Радзивиллов: вторая Улла (теперь Поулье).

А область Лукомля стала камнем преткновения и притчей во языцех. Исследование возглавил боярин и князь Петр Шуйский. Опрашивая местных жителей, он пришел к выводу, что Лукомль – самостоятельное формирование, но «льнул к Полоцку». Это пробуждало интерес и распаляло права на него. Кем были «боленские паны», которые фиксировались в Свяде – на западном крае Лукомльской возвышенности? Кто они, что за сила, отличная от былого княжеского сословия?   

Летом 1564 года Гриша Колединский привез царю составленные первые обзоры, списки и чертежи изученных мест. Получалось, что явился новый тип собственника, вызванный королевской земельной реформой. Но Лукомль смотрелся независимо, его называли «уездом», что ставило в один ряд с Полоцком. Это был цельный территориальный массив – центральный в квадрате между Западной Двиной, Днепром, Березиной и Дисной, и не подверженный дроблению. Лукомльские границы соприкасались не только с полоцкими, а и с витебскими. Центр стыка определялся за Чашниками. Конево относилось к Виленскому повету, Молчавичи – к Витебскому, а Осовец – к Полоцкому. Но провести четкое разграничение было уже трудно. За время великокняжения сложились новые взаимоотношения. Посланники Грозного пытались провести черту, сообразуясь с былинными выкладками: «от Тешинова дуба у Осовца к дубу старому, а от старого дуба к озеру Черноста…», и так далее. Раньше не пограничные столбы помечали межу, а дубы.

Но отдельные поселения было уже не привязать к конкретному уделу – «уезду». Например, исконная Вечера принадлежала «бискупу виленскому». Там же обосновался новый род землевладельцев – Деспот-Зеновичей. А «село Добры Горощино с деревнями» констатировалось «от Лукомля 20 верст». Поблизости располагался еще один вековечный объект - Белмаки, и тоже назывался «лукомским».

Базилиане не упоминались, явно их в эпоху Грозного на Кривинке не было. Но и какая-то иная форма божественного поклонения там не отмечалась, что довольно странно: в других наиболее оживленных околотках междуречья, повсеместно, удостоверялись храмы. Я их насчитал, по письмам обследователей, не менее сорока. Неужели на Кривинке не было?

Однако нельзя не заметить, что из обзора выпала еще одна область полоцких земель - это непосредственно Бешенковичи. Такой топоним не упомянут ни разу. Это удивительно.

"Портрет», представленный Грозному, был несовершенен, и он обязал подопечных изучить регион досконально, основательно. Теперь подробно выписывались «лукомльских князей дворы и волости полотцкие, и волости, которые пришли к Лукомлю». В этом уже просматривался след реформы, проведенной королями. Снова «всплывал» район Доброй горы, но поселение называлось в несколько измененном виде – как «Добры Городищо» - не «Горощино». К сожалению, отличительные признаки не раскрывались, и можно только предположить, что место знаменовалось древним поселением. Упор по-прежнему делался на пограничье, и сноска к фрагменту выписки поясняла, что «рубеж Полотцку с Витебском вверх по Двине…». Это происходило уже «лета 7078 апреля 25 дня», когда Лукомль подчинили Орше, и восточный рубеж полоцкой земли фиксировался на расстоянии 30 верст от устья Уллы.

Прилегающие к Двине земли теперь назывались «Задвиньем», их описывали Микита Тургенев и Олферий Засетцкий. Они констатировали волостной характер подела. Так, волость Милковичи знаменовалась церковью «живоначальной Троицы» (так в тексте, да церковной же деревней Микложино. Вяжище относилось к церкви «Пречистой на валахъ в Полотцке на посадъ», то есть, хозяевами были полоцкие священнослужители, как мы и предполагали в предыдущем материале. «Поиезуитское» имение прошло последующие стадии преобразований.

Словно куски старого пирога, наблюдались «уделы» былых властителей – князей. Теперь они были наравне с панскими, не более волостного уровня. Так, село Кривино принадлежало князю Тимофею Соколинскому, а сельцом Милковичи управлял князь Андрей Соколинский. В той же волости располагались «княжъ Павловы деревни Соколинского» (так в тексте). Помимо села Кривино, было еще и сельцо под тем же названием «на речке на Кривине да на речке на Березице», и там господствовал пан Яцко Быстрейский. Волость Лугиновичи (ближе к Сенно) была королевской, но отмечалась ее изначальная суть – «пахана на Довойна» (то есть, распахана во времена владычества воеводы Довойны). По-прежнему не встречалось название "Бешенковичи", что делает их темой дальнейшего изучения. Лишь смутный подтекст вызывает ассоциацию Бешенкович с Быстрейскими.

Вяжище представляло отдельную волость. Ниже по Двине, ближе к Улле, начиналась волость Быстрея, где хозяйничал все тот же Яцко Быстрейский. В Слещеницах господствовали Реутты, а в Латыгове выделялись панские села Галабурды, Ганибны и Федора Шапки.

Добрыгоры были упомянуты в третий раз, когда территорию обследовали Афанасий Хитрово и Федор Безобразов. По их письму, волость под этим названием была за князем Константином Лукомским, а «к селу 2 деревни». Возможно, и основателем монастыря был Лукомский. Но утверждать пока оснований нет.

В РОЛИ «ПОГОСТА»

К концу XIX века, за триста последующих лет, обитель превратилась в «погост». Это видно из польского Словника – географического словаря Царства Польского и других славянских стран, изданного на рубеже XIX и XX веков под надзором цензуры.

Варшавские историки, составляя в 1881 году энциклопедический том на букву «Д», ничего о Добрыгорах не сказали.Там всего две строки - два предложения: что это «погост» в Лепельском повете, подчиненный гмине Станиславово, на расстоянии 8 верст.

Ясно, что гмина сформировалась в условиях империи, после создания Березинской водной системы. К 1863 году она насчитывала 833 ревизских души. Если заглянуть в парафиальный отчет за 1775 год, то обнаружим «весь Станиславовку», состоявшую из 8 дымов и крепившуюся к имению Верховье, о котором расскажем ниже. Как Добрыгоры превратились в «погост», ничего неизвестно, и только грозновская информация наводит на определенные размышления.

Еще из польского Словника можно узнать, что Станиславово – распространенное наименование. Несколько их находились на Дисненщине, а к Лепельскому повету, кроме «погоста», относился фольварк, принадлежавший «давней» (так в тесте, то есть, ранее) некоей Kunegundy Korzeniewskiej (Кунегунде Корженевской), а затем Яну Самуйле (Samujly). Имена безвестные, да и площадь фольварка небольшая – всего 10 десятин. В парафиальных документах конца Речи Посполитой таких имен нет. Зато монашеская обитель отмечалась «в одном местоположении с фольварком». Думается, это один и тот же уголок.

Зато есть имение Погорелое. Другое его название - Косаржевщизна, и владел им оршанский комиссар, скарбник Винцент Кацюцевич. Конечно, фамилия Корженевских созвучна Косаржевщизне, однако утверждать не будем. Обратим внимание на Lepel Spal – это спаленный Лепель, погорелый. Где он находился конкретно, пока ясности нет, и был ли вообще, факт не бесспорный (высказываются предположения, что это ошибка великокняжеских географов). Однако несомненным является то, что обозначен он неподалеку от Добрыгорского «погоста» и в области исчезнувшего городка Белмаки.

А река Кривинка воскрешает первоначальный план Нового Лепеля. На том плане прописана самая первая улица - та, с которой начинался Новый Лепель. Словно в унисон с рекой Кривинка, она помечена как «Кривая». Невозможно не сказать, что в латышском языке есть похожее слово «krievija», что в переводе означает «русский». Скажем и о том, что старинная добрыгорская церквушка – современный православный приход, внешне похожа на лепельскую, только посвящения разные. Лепельская – Параскевы Пятницы, а добрыгорская (на снимке) – Святого Николая. Невероятно, но такой же приход – Чудотоврца Николая - отмечался на берегу средневекового Лепельского озера, что зафиксировано в «Писцовой книге». В современной Википедии можно встретить еще один пример взаимосвязи. В представленной информации о Бешенковичах записано бытовавшее в местной среде предание, что "в древности два брата-еврея из Лепеля, по профессии гончары, по фамилии Шенкин, поселились на месте будущего местечка... На латыни «два» означает «би», и будущий городок назвали «Бишенки». Впоследствии якобы название трансформировалось в "Бешенковичи". Что тут скажешь? Еврейская диаспора, действительно, широко присутствовала в междуречье, и с ней связаны драматические исторические события. Однако это время более позднее, не исконное.

Надо учитывать, что Кривинка, стекавшая в Двину, была порубежной, пограничной. На ее большом притоке можно видеть селение под названием «Рубеж».

Базилианские Добрыгоры – это посполитовский символ, неизбежное явление духовного плана при нарастающей волне корыстного землевладычества. С империальным переделом неизбежным стало однообразное поклонение высшим силам – «единоверие». Такова доля иноков. Базилиан «выкорчевали», их земли поделили. Предпосылки проявились уже на последней стадии Речи Посполитой, когда государство, вовлеченное в водоворот капиталистического обустройства, теряло духовные ценности. В парафиальных отчетах распорядителями базилианского сообщества к концу Речи Посполитой назывались «ксендзы». По данным за 1775 год, их духовная собственность, помимо фольварка, включала 15 ролничьих дымов в самих Добрыгорах, а также 8 таких же дымов в веси Осиновка.

ПОД ЗНАКОМ ИМПЕРИИ

К концу Речи Посполитой все явственнее проступало «лицо» прагматика – собственника-шляхтича. Поземельный фон менялся, духовная жизнь отодвигалась на второй план, а на арену выходили люди, подверженные денежному валу, капиталу. Все сильнее проявлялись черты меркантилизма, торгашества, корыстолюбия и сребролюбия. Показательно, что имение базилиан уже нельзя было назвать чисто «духовным». На добрыгорские земли зарились денежные воротилы. Ранее осевшие там землепользователи оформляли законную собственность. Например, основная часть Осиновки (восемь дымов) еще принадлежала в 1775 году ксендзам-базилианам, но двор в той же Осиновке имел некто Бартоломей Бородзич. Там же господарские дворы и шляхетские дымы заимели паны Шолуха и Ан. Захаревич. А в 1789 году видим уже целое новое имение «Осиновка» в распоряжении того же Бартоломея Бородзича. Еще один Бородзич – Винцент, оформил на себя имение Полицы, находившееся ранее в посессии, и его земли тоже охватывали Осиновку. Налицо распад церковного удела. В отчете за 1789 год иноческий базилианский центр характеризовался так: «имение Добрыгоры по присяге пана Мартыниана Видзиньского, старшего кляштора…» Видно, что имение еще функционировало, но обеспеченность  - денежные поступления на содержание монастыря и его развитие, были слабыми – 1258 злотых. В новый, грядущий империальный век, эти монахи уже не вписывались. Если перенестись на столетие вперед и заглянуть в 1891 год, то Добрыгоры уже без обители. Базилиане повторили судьбу лепельских бернардинок, земли которых отошли в казну. Бывшее базилианское владение подключили к Станиславовской волости, расширенной до 20 собственнических имений. Наибольший вес представляли паны Щитты (теперь их называли помещиками). Им принадлежали два волостных владения - Верховье и Палицы. Другими, небольшими, частями распоряжались крестьяне и мещане – в основном «по покупке», православные. Непосредственно Добрыгоры курировало сельское общество «по люстрационному акту», состоявшее из бывших государственных крестьян. То есть, после ликвидации монашеского прихода богомольческие земли включили в казенную собственность.

Все же, монахи успели посеять семена коллективного землепользования, что вылилось в общенародное социалистическое владение ресурсами после ликвидации царского режима.

(Продолжение следует).

На снимке: храм Николая Чудотворца в Добрыгорах (из интернета).


25.01/25