Балатовский лес 2. 0. Гл20. Первое интервью

Полина думала, что придет рано, но и Альберт Кириллович, и Клавдия Ивановна, и лаборантка Зина, которая должна помочь с оборудованием, уже были в Балатовском и занимались каждый своим делом. Альберт Кириллович раздавал советы, Зина делала вид, что впервые их слышит, а Клавдия Ивановна сидела в холле, читала книгу и, кажется, не замечала ничего вокруг.

– Доброе утро, Полина! Держите опросник. Поторопитесь, респондент уже пришел, – Альберт Кириллович повернулся в сторону кресел для посетителей и зычно позвал: – Клавдия Ивановна!

Пожилая женщина посмотрела поверх очков для чтения, отложила книгу и стала поправлять прическу. Она пригладила седые пряди волос, которые прикрывали глубокие морщины на лбу и узкие антрацитовые брови, резко выделявшиеся на лице. Одета Клавдии Ивановна была изысканно, хоть и несколько старомодно: длинная шерстяная юбка в пол, широкий пояс, вязаная кофта с большим вырезом, из-под которого виднелась белоснежная блузка.

– Альберт, ну почему ты продолжаешь обращаться ко мне по имени-отчеству? Это меня старит!

– Не обессудьте-с, сие воспитание и только, – парировал на манер тургеневских персонажей Альберт Кириллович.

– Прошу вас! Видела я, как вы встретили это милейшее создание, – Клавдия Ивановна указала на Полину: – “Держите опросник! Поторопитесь!” А помочь с дубленкой, а отметить, как хорошо девушка выглядит, а то же самое имя-отчество, наконец?

– Не обессудьте-с, сие отсутствие воспитания, и только!

– Ох, лис! – покачала головой Клавдия Ивановна. – Ох, лис!

Кабина для интервью оказалась много больше, чем ее представляла Полина. Кроме стола, стульев и монитора на стене, в ней также прятались замысловатый агрегат, больше похожий на аппарат для УЗИ, и тумба со множеством колбочек, склянок и тюбиков. На агрегате красовалась надпись “3N PRO”, Полина проходила на нем практику во время буткампа.

Однако Краба в кабине не было, и Полина вопросительно посмотрела на Альберта Кирилловича, который решил проделать работу над ошибками в воспитании и проводил дам.

– Нам важно зафиксировать первую реакцию. Объект за дверью, просто позовите – голосовое управление у робота рабочее, – вполголоса сказал Альберт Кириллович.

Пока Зина суетилась с датчиками, Клавдия Ивановна сняла кофту и постаралась разглядеть свое отражение в черном мониторе:

– Альберт, когда же вы повесите зеркало? Хотя бы крошечное! Готова поспорить, что результаты ваших исследований изменятся. Женщина, которая имеет возможность глядеться в зеркало, и женщина без зеркала – это два разных существа. Одно уверено в себе и знает, чем заняться, когда скучно, а второе… – ваши несчастные испытуемые.

– В прошлый раз вы просили нас об обогревателе. Так что бюджета пока нет.

– Равно как и обогревателя.

– Аналитики посчитали, что 19 градусов – идеальная температура. В жарком помещении в организме запускаются процессы, способные отразиться на результатах экспериментов.

– Сделаю вид, что поверила. Но бюджет-то где?

– Знали бы вы, как дорого обходятся люди, которые принимают решение ничего не менять, – с досадой ответил Альберт Кириллович, после чего решил поскорее сменить тему разговора. – Знаю, вы у нас далеко не первый раз, но давайте завершим формальную часть.

– Кофе с утра не пила, – предвосхищая вопросы, отчеканила Клавдия Ивановна, – лекарств не принимала, чувствую себя хорошо. Точнее сказать “по возрасту” – давление великовато, но думаю, после утренней прогулки оно пришло в норму.

– Сильных переживаний в последнее время не было? Например, смерть домашнего питомца?

– Типун тебе на язык! Хотя каюсь, грешна, батюшка, вчера новости посмотрела.

– Так мы же живем в самой прекрасной стране! Положительные эмоции не вредят, – иронично подметил Альберт Кириллович.

– Но остальные страны не такие прекрасные, и в новостях мне об этом напомнили.

Альберт Кириллович улыбнулся. Затем окинул кабину взором и, не придумав дельных советов, собрался уходить:

– Хорошо, оставлю вас. Познакомьтесь, это Полина, она будет проводить интервью.

Клавдия Ивановна укоризненно посмотрела на Альберта Кирилловича.

– Полина, которая сегодня замечательно выглядит, – поспешил исправиться начальник ИПР, – и которая просит по отчеству к ней не обращаться.

– Ну, наконец-то! И этого лиса хоть чему-то научила.

Альберт Кириллович вышел. Зина закончила последние приготовления и, уточнив у Полины, знакома ли та с программой, тоже покинула кабину. Воцарилась тишина, хотя Полине казалось, что сердце ее стучит так громко, что стены вот-вот завибрируют. Она поочередно смотрела то в распечатки, то в монитор “3N PRO”.

– Давайте проверим поворотники, – наконец сказала она. – Сколько будет 37 умножить на 2 и прибавить 15?

– 89, – поразмыслив, ответила Клавдия Ивановна.

– Сейчас представьте зеленого жирафа, который поет вашу любимую песню.

Монитор засветился разными цветами.

– Правый поворотник тоже работает…, – пробормотала Полина.

– Простите, что такое “поворотник”?

– Профессиональный сленг. Иногда на водительском экзамене просят включить левый и правый поворотники – проверяют, работают ли они. Так называемый “допуск транспортного средства”. Я тоже проверяю, что прибор настроен правильно и улавливает сигналы левого и правого полушарий мозга.

– И как? Несмотря на возраст, мои поворотники еще работают?

– Прекрасно! Можем начинать.

Полина задумалась. Она так и не подготовила первую фразу, хотя столько репетировала ночью. Еще она не знала, что в начале интервью Краба не будет в помещении, и потому гадала, как стоит его представить. Почему же Альберт Кириллович не предупредил о важности первой реакции? Наверно, для него это слишком очевидно. Было непрофессионально сказать Игорю о предстоящем эксперименте!

– Мой помощник за дверью. Я схожу на ним.

Краб стоял в длинном полупустом подсобном помещении, с которым соединялись все кабины. Стоял неподвижно, бесцельно. От гладкой макушки отсвечивала лампа, висевшая прямо над бутафорской головой робота. Когда Полина вышла в подсобку, Краб не обратил на нее никакого внимания – не повернул голову, не поздоровался. Он не был запрограммирован, чтобы интересоваться окружающими, а потому продолжил стоять, как холодильник. Каждую команду Крабу нужно либо начинать с имени, либо произносить ее, глядя в камеру, – так работало голосовое управление. Даже в режиме простоя камера включена постоянно и распознает лица. Если лицо знакомо Крабу, он поздоровается, а если нет – будет ждать команду.

Поразмыслив, Полина решила закрыть дверь и задать вопрос как можно тише. Будет странно, если Клавдия Ивановна услышит, что Полина только сейчас знакомится со своим помощником.

– Здравствуй. Как тебя зовут?

– Здравствуйте. Можете называть меня, как вам больше нравится. Вот имена, которые используют чаще всего: Краб, Крабик, Брутфорс, Васька, Олух, Слива.

Краб обладал довольно высоким мужским голосом, что показалось Полине странным. Практически все голоса роботов, которые доводилось ей слышать, были баритонами – низкие звуки лучше воспринимаются. Для женских голосов подбирали меццо-сопрано.

– Я буду называть тебя Крабик, а меня зовут Полина.

– Здравствуй, Полина!

Задав еще несколько вопросов о работе системы, Полина позвала Крабика пройти вместе с ней в кабину.

– Батюшки! Это и есть ваш помощник? – воскликнула Клавдия Ивановна, увидев Краба.

– Да, целью эксперимента является исследование реакций человека при общении с роботом, оснащенным модулем искусственного интеллекта, – отрапортовала Полина. Именно с этой фразы она планировала начать интервью. – Давайте знакомиться. Крабик, это – Клавдия Ивановна.

– Здравствуйте, Клавдия Ивановна, – сказал Краб.

Клавдия Ивановна скептически разглядывала робота сквозь шлем. Было видно, что ей некомфортно.

– Здравствуйте, Клавдия Ивановна, – снова произнес Краб.

Клавдия Ивановна удивленно посмотрела на Полину. Во взгляде читался вопрос: “И я должна с ним говорить?” Полина еле заметно утвердительно кивнула.

– Здравствуйте, Клавдия Ивановна, – в третий раз безэмоционально произнес Краб.

– Ну, здравствуй, – сделав глубокий вдох, ответила Клавдия Ивановна.

– Меня зовут Крабик, – представился робот. – Как вы себя чувствуете?

– По возрасту, – процедила сквозь зубы Клавдия Ивановна.

– Рад, что вы хорошо себя чувствуете, – нерадостным голосом ответил Краб.

– Я не сказала, что хорошо себя чувствую. В моем возрасте сложно оставаться здоровым.

– Печально слышать, – непечальным голосом ответил Краб.

– Прямо весь опечалился… – съязвила Клавдия Ивановна.

Наступила тишина. Свободное общение не разгоралось. Один собеседник не хотел, другой – не умел, и оба не понимали зачем, причем каждый не понимал по-своему. Тем временем Полина вернулась на свое место и только было собралась наблюдать за реакцией респондента, как общение потухло. В мониторе фиксировались лишь редкие вспышки в затылочной доле. Этот участок мозга ответственен за зрительное узнавание и фокусировку глаз: Клавдия Ивановна разглядывала Краба и силилась прочитать, что на нем написано. Подождав еще немного, Полина решила двигаться дальше:

– Перейдем к следующему пункту: реакция на тактильный контакт.

– Разрешите поздороваться с вами за руку, – вернулся в беседу Краб.

– Это обязательно? – переспросила Клавдия Ивановна, бросив взгляд на Полину.

– Он не кусается, – ответила Полина как можно увереннее.

Если бы в этот момент испытуемой была Полина, то монитор бы светился как финальный залп фейерверка на открытии Олимпиады. Перед глазами стояли фотографии погибшего Руслана; она вспомнила бесконечный день планирования эксперимента, в течение которого так и не сообщила Альберту Кирилловичу о трагическом инциденте.

Краб передвигался рывками, как птица или мелкое животное вроде ласки. После каждого рывка он замирал. Такими перебежками робот добрался до Клавдии Ивановны и выставил клешню.

Клавдия Ивановна боязливо протянула руку. Ее ладонь застыла в полупозиции: пальцы не были выпрямлены подобно ножовке, как у мужчин перед рукопожатием, но и не смотрели расслабленно вниз, как у женщин прошедших веков, когда им целовали руку кавалеры. Скорее, жест напоминал фреску Микеланджело «Сотворение Адама» в Сикстинской капелле. В конце концов, Клавдия Ивановна дотронулась до клешни с внешней стороны, чтобы Краб не смог сжать ладонь.

– Моя задача – доказать, что я разумное существо и могу стать вашим другом.

– Амбициозно. Ты знаешь, где сейчас большинство моих друзей?

– Нет, я не знаю ваших друзей.

– Мне почти восемьдесят, прояви сообразительность.

Краб опустил клешню вниз. Казалось, он встал по стойке “Смирно” перед ответом:

– Вот несколько вариантов, где чаще всего находятся люди пожилого возраста в это время суток: в больнице, в доме престарелых, в гостях у правнуков.

– А если более иносказательно?

– Все люди восьмидесяти лет находятся на пенсии.

– Уже теплее. Но, к сожалению, большая часть моих друзей на кладбище.

– Чтобы мне стать вашим другом, я должен пойти на кладбище?

Полина невольно усмехнулась. Это неожиданно сняло напряжение, и Клавдия Ивановна тоже засмеялась.

– В городе Перми много кладбищ, – продолжал Краб, – Южное кладбище, Северное кладбище, Егошихинское кладбище, Запрудское кладбище и другие. Где ваших друзей больше? Куда мне пойти?

Смех Клавдии Ивановны прекратился также внезапно, как и начался.

– Куда тебе пойти? К черту!

Полина больше не смотрела в монитор. Невозможно в режиме реального времени уследить за всем калейдоскопом эмоций. Она пыталась понять, когда стоит прекратить диалог. Подходящего момента долго ждать не пришлось, т.к. Краб продолжил сыпать неуместными фразами:

– Вы посылаете меня к черту, но я не знаю адреса.

– Я подскажу: кромешный ад, третий котел налево.

– Значит, вы считаете, что все ваши друзья попали в ад?

– Давайте закончим, – вмешалась Полина, – это был первый этап немодерируемой беседы. Клавдия Ивановна, прошу прощения за то, что вам пришлось услышать.

– Не переживай, доча. Поверь, мое первое свидание с мужем прошло не лучше.

– Может, воды? – предложила Полина и подошла к тумбе. – Интересно, здесь есть что-то?

– Не перепутай с контрастом, или как он там называется.

“Контраст!” – вспыхнуло в голове у Полины. – “Не припомню, чтобы мне говорили о нем.”

– Кстати, вам Зина дала контраст? – робко спросила Полина.

– Мне его не дают… Больше не дают.

– Противопоказания?

– Нет. Я просто решила его не принимать.

– И вам разрешили? Или есть возможность выбрать: принимать контраст или нет?

– Запомни, доча: выбор есть всегда.

Пока Полина наливала воду, Клавдия Ивановна рассказала о том, как сделала свой выбор. Она по-старчески начала издалека.

В молодости Клавдия Ивановна, как и Полина, увлекалась наукой. В капиталистической России денег это увлечение не приносило, только уважение и некое подобие удовлетворения. По крайней мере, так казалось вначале. Но с возрастом Клавдия Ивановна начала понимать, что наука дала ей и другие, менее заметные на первый взгляд бонусы. А именно, связи, здравомыслие и, как ни странно, долголетие. По ее словам, то, что она пережила почти всех школьных друзей, было следствием ее увлечения наукой. Ей не приходилось работать на износ по восемь часов в день, не отрываясь от кресла и компьютера. Ей хватало здравомыслия не злоупотреблять алкоголем, табаком и кредитами. Она общалась с юными студентами, которые заряжали ее молодостью. Ну и наконец она много читала, думала, запоминала и всячески нагружала свой мозг. Поэтому деменция и старческий маразм ее не коснулись.

Что касается связей, то их у Клавдии Ивановны становилось все больше и больше. Ее вчерашние студенты вырастали, набирались опыта, получали повышения и серьезные должности. Преподавала Клавдия Ивановна историю. В отличие от выпускников узких технических специальностей, большая часть которых может осесть на одном профильном предприятии, историки универсально профнепригодны, а потому оказывались везде, особенно в госучреждениях. Многие стали большими начальниками, некоторые даже депутатами.

– Клавдия Ивановна, к сожалению, у нас ограничено время.

– Ах, прости. Если кратко, почему я не пью эту гадость: да потому, что это – гадость! С нее голова болит! Я так и сказала Алику. А когда он решил покачать права, то я намекнула, что расскажу о контрасте одному влиятельному знакомому, а другому оставлю образец для анализа, а третий опубликует статью (благо среди местных журналистов половина – бывшие историки). Причем статью напишет, не дожидаясь результатов анализов – с фантазией у него все в порядке.

Клавдия Ивановна выпила полстакана воды, и Полина на пару с Крабом продолжили интервью.

Словосочетание “Разум 2.0” Клавдию Ивановну не впечатлило. По ее мнению, в русском языке слова “разум”, “разумно” скорее ассоциируются с мудростью, чем с эрудицией. А версия “2.0” предполагает, что она должна превосходить первую. Что, очевидно, пока не так.

– Часто ли вам приходится сталкиваться с искусственным интеллектом?

– Он сейчас в каждую дырку затычка. Невозможно куда-либо позвонить или написать, чтобы не пришлось общаться с ИИ.

– Вы всегда можете определить – общаетесь ли с человеком или ботом?

– Конечно! Боты пишут грамотно, со всеми запятыми. Но пишут много и не по делу. А в случае мало-мальски сложных вопросов зовут на помощь “коллегу”, которым уже и будет человек. Вот у него с запятыми беда, но на вопрос ответит.

После общих вопросов поговорили об искусстве, мультипликации, послушали музыку. Многогранный Крабик даже сочинил нечто в стиле группы “Ласковый май”. Клавдия Ивановна по достоинству оценила музыкальные способности Краба, хотя рэп посчитала банальным.

В какой-то момент Полина сделала вид, что выключила Краба. На висевшем в кабине мониторе показался Винни-Пух – он и продолжил интервью. Клавдия Ивановна утомилась, однако забавный медвежонок смог поднять ей настроение. Посыпались новые вопросы: о родных и близких и об их отношении к ИИ, о природе, экологии, о поправках в закон о защите персональных данных.

В самом конце беседы Полина спросила:

– Кто из интервьюеров вам больше понравился?

– Вы, разумеется.

– Я не в счет.

– Тогда Винни-Пух.

– Почему?

– Я вспомнила времена, когда моя дочь еще не ходила в школу. И Винни-Пух не тыкал в меня своими клешнями.

– В Крабе и Винни-Пухе заложена одна и та же программа.

Клавдия Ивановна посмотрела на застывшего в углу кабины робота.

– Я могла бы догадаться. Этот бес способен принять любой облик.

Полина помогла Клавдии Ивановне снять шлем и отцепить датчики от тела.

– Скажите, а наш президент настоящий? А то уж больно грамотно говорит, но на сложные вопросы просит ответить пресс-секретаря, – поинтересовалась Клавдия Ивановна.

– Наш – да. Надеюсь…

Полина проводила Клавдию Ивановну до выхода из Балатовского. По пути разговорились: сначала по инерции Полина рассказывала об исследовании, но затем перешли к более личным темам:

– Почему вы, человек с фундаментальным образованием, берете такую подработку?

– В начале жизни мы делаем что хотим, затем что должны, а после – что можем. Сейчас я уже не могу преподавать, а из дома выходить надо, иначе совсем рассыплюсь. А вот почему ты занимаешься такими исследованиями? Я же вижу, что тебе не нравится то, что ты делаешь?

– Видимо, я сейчас нахожусь на стадии “делай, что должен”.

– И кому же ты успела задолжать?

Полина задумалась, а потом начала путаться:

– Не то чтобы я должна, просто… В целом мне даже нравится. Я училась и должна работать по специальности. Я хочу пройти испытательный срок и закрепиться. Поэтому и должна… Мне не оставили выбора чем заниматься… Это хорошая возможность…

– Детский лепет. Выбор есть всегда.

– Но я не могу просто отказаться!

– Я и не прошу. Я прошу лишь честности. Не пытайся гадать, что от тебя ждут, называй вещи своими именами. Честность и совесть – это то, что могло стать новой национальной идеей в XXI веке.

С одной стороны, до следующего интервью было полчаса, и Полина никуда не торопилась. С другой стороны, для матерого историка полчаса – это семечки, особенно если задавать встречные вопросы. Поэтому Полина решила обозначить сдержанный интерес. Этих дров должно хватить на тридцать минут:

– Честность и совесть – свойства личности, его воспитания, они общечеловеческие. Как какая-то нация может их выбрать в качестве своей национальной идеи?

Воодушевившись появлением благодарного слушателя, Клавдия Ивановна предложила посидеть “на дорожку” в холле Балатовского.

– Православие как национальная идея оказалось вне закона после распада Российской Империи, но общество приняло и пришедшую на смену православию атеистическую коммунистическую идеологию, – Клавдия Ивановна начала говорить длинными сложными фразами, словно цитировала по памяти учебник. – Ценности новой идеологии были не такими уж далекими и чуждыми. Исполнение другое, термины, но устремления те же. Не убий, не лги, не завидуй, поступай так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Чем эти библейские заповеди принципиально отличаются от идеи всестороннего братского сотрудничества и взаимопомощи народов или от идеи всеобщего равенства времен СССР? А вот следующая смена социально-экономической формации привела к возникновению идейного вакуума.  Этическая составляющая капиталистического строя была непонятна обществу: мы, россияне, не можем воспринимать людей просто как покупателей, как источник прибыли.

Полина хотела что-то возразить, но Клавдию Ивановну было не остановить:

– Только, пожалуйста, не выдавайте исключения за контраргументы. Если бы в социологии не было исключений, то она бы называлась математикой.

– Уже не собираюсь, – успела вставить Полина.

– Белая интеллигенция эмигрировала, отчаявшиеся пытались перейти на сторону фашистской Германии, старообрядцев сажали в тюрьмы и того хуже. Это не доказывает ничего, кроме того, что человек слаб, и люди совершают ошибки, порой непростительные. А то, какие выводы мы делаем или, скорее, как относимся к ошибкам – вот здесь чаще проявляется наша общность, я бы даже сказала, наш крест. Русский Раскольников, утолив минимальные потребности, начинает думать не о деньгах, а о душе, его мучит совесть, он ищет искупления, справедливости. Хотя по мне образ Раскольникова чересчур выпуклый и заезженный. Мне больше нравится Данила Багров – вот кто действительно народный герой. Его “В чем сила, брат?” – и является квинтэссенцией национальной идеи. Достойное продолжение классических “А судьи кто?”, “Кто виноват?” или “Что делать?” Не так ли?

Клавдия Ивановна вопросительно посмотрела на Полину. По рассеянно блуждающему взгляду она поняла, что увлеклась:

– Ох, милая, прости мою старческую разговорчивость. Я слишком издалека зашла за простым советом – в России ценят правду, а не только деньги. Вы, наверное, спешите?

– Нет, у меня есть время. Следующий респондент подойдет только через полчаса.

– Дайте угадаю. Молодой человек, окончил техникум?

– В точку.

– Алик продолжает прямолинейно подходить к выбору респондентов.

– А вы считаете, что не стоит обращать внимание на пол или образование?

– Я много лет учила студентов, годами читала одни и те же лекции и задавала схожие вопросы на экзаменах. Да, бывали курсы, когда мне начинало казаться, что все, студент измельчал, его кругозор заканчивается там, где заканчивается сигнал wi-fi, а решимость не выходит за пределы анонимных форумов. Но потом начинался новый семестр, я знакомилась с новыми группами и вновь находила интересующихся, неравнодушных и искренних юношей и девушек. Всегда, во всех выпусках были звездочки и балбесы обоих полов. А дипломы они получали одинаковые.

– И как же отличить звездочку от балбеса, не пообщавшись достаточное время с человеком?

– Это несложно, но соль в том, что сначала надо пообщаться с сотнями, может, тысячами людей, чтобы научиться различать типажи. Я знала одного военного, майора, так он мог безошибочно определить, будут ли проблемы с новобранцем или нет.  Достаточно посмотреть, как тот войдет в помещение и поздоровается. Иногда майор мог объяснить, иногда просто чувствовал. Он приводил десятки примеров. Один, говорит, зайдет, посмотрит прямо в глаза, представится, а у самого легкий прищур – значит, думаю,  могут быть проблемы с субординацией. Другой войдет, глядит прямо, спокойно, чуть сделает паузу, чтобы меня рассмотреть, и только потом представится. Я уже знаю, что его можно назначать старшим. Третий зайдет, уставится в глаза, тупо, не моргая, как сквозь тебя глядит – и я чувствую, что простоват, но проблем не будет, если только по глупости. А следующий вроде и в глаза смотрит, да все они чуть бегают, сам все чуть ерзает – понимаю, с таким держи ухо востро. Иной войдет, и вроде смотрит приветливо, и представится без запинки, и, кажется, ладный да складный, а понимаю – что-то не так. Объяснить не могу, говорит, чувствую. А потом и вправду оказывается, что человечек с гнильцой.

Полина видела, что военный, о котором говорила Клавдия Ивановна, был не просто шапочным знакомым, а скорее всего, близким другом. Когда пожилые люди говорят о прошлом, о том, с кем когда-то общались, они неизменно покажут свое отношение к человеку. Или словцо ввернут, по типу: “Помню, приехал к нам один, малахольный…” Или цокнут смачно, или ухмыльнутся красноречиво. Или могут прямо сказать, например: “Прорабом Генка работал, вот такой мужик был!”

Здесь же в голосе Клавдии Ивановны чувствовалась какая-то тихая грусть. “Вероятно, хорошим человеком был этот военный, да умер рано”, – предположила Полина.

– Мы можем сдать кровь на анализы и скажут нам – высокий холестерин или низкий, есть какая болезнь или нет, – продолжала свою мысль Клавдия Ивановна. – Но нет такого анализа, чтобы проверить, “с гнильцой” ли человек. Иногда хочется залезть кому-нибудь в мозг через ухо, сделать мазок да понять, что у него на уме.

– Мы уже работаем над этим, – засмеялась Полина.

– И что же вы поняли? Что “человеку нужен человек”? Так для этого надо не проводки в затылок крепить, а Лема прочитать. Или, может, осознали Энгельсское определение жизни, а именно, что жизнь – это “способ существования белковых тел”?

– Нет, мы еще ничего не осознали.

Разговор двух женщин о политике не длится больше пяти минут: такие беседы – удел мужчин. Поэтому очень скоро Клавдия Ивановна разглядела у Полины брошь из бисера, и разговор о бижутерии продлился до прихода Игоря.


Дальше: http://proza.ru/2025/01/28/634
Назад: http://proza.ru/2025/01/25/626
Начало: http://proza.ru/2025/01/10/1233