Фронтовики

Из семьи Русановых на фронт ушло десять человек:
четыре сына Андрея Гавриловича:
Сергей Андреевич (1902-1988),
Александр Андреевич (1909-1983),
Георгий Андреевич (1913-1999),
Андрей Андреевич (1911-1945),
дочь Татьяна Андреевна (1916-2005),
три зятя:
Николай Владимирович Семенов (1905-1981) – муж Анны Андреевны,
Владимир Николаевич Головин (1903-1982) – муж Татьяны Андреевны,
Михаил Абрамович Зейтленок (1904-1991) – муж Елизаветы Борисовны – племянницы Андрея Гавриловича,
Борис Борисович  Русанов (1916-1942) - племянник Андрея Гавриловича – брат Елизаветы Борисовны,
Александр Иванович Орлов - племянник жены Андрея Гавриловича - Лидии Александровны.
Андрей Андреевич и Борис Борисович погибли. Остальные, пройдя все тяготы и лишения военного лихолетья, выпавшие на их долю, завершили войну победителями.
Несмотря на то, что большинство представителей семьи Русановых традиционно имеет склонность к литературному творчеству, воспоминания о войне писали далеко не все. Слишком больная и страшная тема. Поэтому, прежде всего, надо сказать о тех, чей боевой путь не отражен в мемуарах, и вспомнить о погибших.
Старший сын Андрея Гавриловича Русанова - Сергей Андреевич, врач по профессии и призванию, совершенно не собирался быть военным, но судьба распорядилась иначе. С 1938 по 1958 год он служил в рядах вооруженных сил, прошел путь от старшего ординатора до заместителя Главного хирурга Министерства обороны СССР. Начал службу на Финской «Зимней» войне в качестве хирурга полевого госпиталя. К концу Великой Отечественной войны Сергей Андреевич был полковником, занимал должность Главного хирурга в армии Рокоссовского. После Победы еще несколько лет служил в Польше, затем был переведен в Москву. О войне вспоминать не любил, правда, как-то рассказал о финских снайперах - «кукушках», прятавшихся на деревьях и убивших многих советских бойцов и командиров. Рассказывал о финском хуторе, хозяева которого - два старика – охотно приютили у себя раненых красноармейцев, кормили их, помогали медсестре, а ночью перерезали всех и скрылись.
Воспоминаний о том времени он не оставил, написал и издал много специальных работ, обобщающих опыт советской медицины в Великой Отечественной войне. Среди его литературного наследия есть детективная повесть «Особая примета», изданная в 1957 году в серии «Библиотечка Военных приключений». За основу взяты реальные события, участником которых был автор. Для того времени сюжет достаточно необычный – вражеского диверсанта «вычислили» по рентгеновскому снимку. Написано очень живо. На экземпляре, сохранившемся в нашей семье, трогательная надпись: «Милая Мамочка, ты всегда радовалась моим книгам и читала их. Но это – новая, которая может понравиться тебе, не только потому, что её написал я. Серёжа 27/I 1958 г.». Тут необходимо небольшое пояснение. Сергей Андреевич дарил маме свои научные труды. Лидия Александровна в медицине не разбиралась и радовалась только тому, что книгу написал её сын, а в этом случае её мог заинтересовать не только автор, но и содержание. Вот отсюда такая надпись.
Младший сын Андрея Гавриловича - Андрей Андреевич, окончил Лесой институт, по специальности инженер-лесоустроитель.   В 1940 году был направлен на Западную Украину, в Луцк Волынской области, директором лесхоза. Поехал он туда  один, без семьи, и, как показало дальнейшее, к благу. На чужбине он очень тосковал.   Это явно ощущается в письме к оставшемуся в Воронеже другу Владимиру Самбурову. Письмо каким-то чудом сохранилось, и было предано  матери Андрея Андреевича - Лидии Александровне:
Письмо с Западной Украины в город Горький Самбурову Владимиру Сергеевичу:
Луцк. 3 апреля 1941 года.
Дорогой Володя!
Я, конечно, ничего не забыл и не изменился. Людям свойственно меняться, но не во всём. И, так же, как не меняется число пальцев рук или цвет глаз, также не меняются   и основные, составляющие душу и характер, черты. Я по-прежнему здесь один, не писал потому, что вечно пребываю в бесконечной сутолоке и спешке, которые нервируют своей никчёмностью и пестротой, утомляют однообразием. Я зарылся в бумаги  и совершенно не бываю в лесу. На этих дня должен опять  ехать в Киев и это меня не радует, т.к. с большим удовольствием  побыл бы в лесхозе. Охота тут запрещена, да и вряд-ли пришлось бы охотиться. Сегодня днём в окно заметил аистов, впервые появившихся над Луцком, и вечером не выдержал, и побежал  за город к реке.
       На западе угасала в тучах тусклая заря, влажные и настороженные опускались сумерки, хлюпала под сапогами напитанная водой, талая земля луга и сырой могучий ветер  дышал в лицо опьяняющим дыханием весны. Река отгорожена от этой части поймы высокой дамбой и воды не было видно, пока я не поднялся на вершину гребли…. Такая знакомая, но каждый раз новая картина. На русле, у берега,   дрожащие в стремнине верхушки затопленных вётел, завешенных наносником. Дальше за руслом уходящий разлив  и плоское раздолье, изрезанное тёмно-зелёными островками и косами. И глаза невольно отыскивают подходящее место для куреня. Не услышал я только чибиса,  но эти  рыдающие, до боли знакомые звуки, сами собой родились в душе и зазвучали  угасшими воспоминаниями, весенними зорями неповторимого прошлого. Долго стоял я  на вершине гребли  один над разливом,   и мысли мои бродили далёко, и было мне приятно и грустно: словно знакомая и тёплая рука любимой женщины легла на мои губы. Тревожный и чуткий весенний сумрак  трепетал над городом, светили тёплыми звёздами фонари, и я тихо  возвращался, думая о том, что тебе пишу сейчас. Так проходит жизнь. Она, конечно, неплоха, но я до некоторой степени мечтатель и для меня лодка и вёсла  часто дороже шикарного авто. К сожалению только ничто в мире не носит отвлечённого характера и, так же, как  в авто, так и в лодке, приходится отдавать дань окружающему.   
 Ну и на этом кончаю.                А. Русанов. 15 апреля 1941 г.
  Андрей Андреевич горячо любил природу, был романтиком, писал стихи. Одно из его стихотворений тоже чудом сохранилось:
Потонула в сугробах деревня,
Ветер гонит холодную пыль.
В этих стонах рыдающих ветра
Я читаю недавнюю быль.
Это просто, как всё в этом мире,
И пугающе страшно, как сон.
Будто в ветра в бушующей силе
Крик о помощи слышен и стон.
Так легко и так просто погаснуть,
Утонуть, затеряться в снегу.
Бесконечно кружась и шагая
В заколдованном этом кругу.
Так бывало, крутя и кидая,
Зарывая по плечи в сугроб,
Ночь безжалостно била снегами
И готовила саван и гроб.
А наутро в заносах дорога
Отражала солнечный свет.
Затерялся в высоких сугробах
К смерти ведший последний след.
     1940 год. Цумань.
Пророческое стихотворение. Неужели, правда, поэтам дано предвидеть судьбу? 
    В июне 1941 года началась война, и немцы за считанные дни оккупировали  Западную Украину, население которой встречало их радостно. При поспешной эвакуации, собираясь уже сесть в машину, Андрей Андреевич вдруг обнаружил, что забыл тетрадь со своими стихами и побежал за ней домой. Сослуживцы ждать директора  не стали. Уехали. Андрей Андреевич хотел догнать их на велосипеде. Вооружённые местные жители отобрали велосипед. При попытке уйти пешком Андрея Андреевича обстреляли.
Спасла его  женщина Лариса, оставленная для работы в подполье. Она имела маленькую дочь Линочку – ровесницу дочери Андрея Андреевича - Людмилы.    Вскоре они все вместе ушли в леса, в партизанский отряд, где Андрей Андреевич  воевал до освобождения Западной Украины советскими войсками. Партизанил он в лесах под Ровно. Не в знаменитом ли отряде Медведева? Можно только предполагать…
 Андрей Андреевич сошёлся с Ларисой. К Линочке относился очень заботливо и нежно. Она напоминала ему дочь, о судьбе которой он, естественно, не знал ничего. После освобождения Западной Украины Андрей Андреевич снова был назначен директором лесхоза и командиром истребительного отряда. При первой же возможности он послал запрос о судьбе своей семьи в воронежский мединститут. Началась переписка:
Письмо Андрея Андреевича Русанова сестре Анне Андреевне Русановой.
Цумань 15 мая 1944 г.
Дорогая моя Анютка!
  Получил твоё письмо (это от Вас уже четвёртое), и был до глубины души им тронут. Сомневаюсь, всё же, самый ли я лучший из братьев, но уверен, что из сестёр ты самая лучшая. Ты пишешь, Анюта, что вы все уцелели, но почему же ничего не пишешь про Маму, и про моих, про Людмилу?  Это мне очень странно. Напиши уж, всё, как  оно есть. Надеюсь, всё же, что это только моя недоверчивость и привычка всегда рассчитывать на худшее.
Как  Вы там живёте в нашем бедном Воронеже? Как бы хотелось поскорее попасть в родные края и снова увидеть всех  Вас, таких близких и дорогих, потерянных и снова найденных, просто не верится, что всё это правда.
К сожалению, по-видимому, скоро это не осуществиться. Я пока получил отсрочку от армии  до 31.12.44 и работаю директором  Цуманского лесхоза, но на перевод в Воронеж рассчитывать не приходится, тут слишком нужны специалисты.
Живём мы тут хорошо и тихо. Иногда, правда, по ночам беспокоят фрицевские самолёты, но по сравнению с тем, что окружало нас почти в течение трех лет – ерунда. Питаемся мы неплохо, главным образом, правда, благодаря вечным хлопотам моей Ларисы. Теперь с каждым днём становится легче, увеличиваются базары  и всё дешевеет с каждым днём. Я немного постарел и одряхлел, но, в общем, чувствую себя хорошо и здоров. Дочка Линочка у меня такая же, как твоя Танюша. Правда, я такой представить её не могу, у меня сохранилась её фотография – там она совсем маленькая. Большое спасибо за адреса Юрки, Саши и Татьяны, буду им писать. Знают ли они что-нибудь обо мне?
Ну, до свидания. Целую Вас всех крепко и жду писем. Получили ли вы моё письмо?
  УССР Волынская обл. п\о  Цумань, Лесхоз, Русанову.

Письмо младшей сестре Татьяне Андреевне Русановой в Воронеж из Цумани.
 1 февраля 1945 г.
Дорогая  Татьяна!   
Кажется,  я не так-то давно Вам писал, но, конечно, мог бы написать и раньше.
Живем мы по-прежнему, благополучно. Я уже очень давно ни от кого не получаю писем. С надеждой и радостью слежу за грозным наступлением нашей армии, вот и сейчас вызванивает Москва – будет снова приказ. Где Юрка?
Сегодня у нас знаменательный день - исполняется ровно год освобождению от немцев. Слушая теперь приказы об освобождении всех этих городов, невольно снова испытываешь тоже чувство, что и тогда, на столе появляется карта старая, изодранная на десятки клочьев, но  для нас особенная. По ней мы долго и с надеждой следили за приближением фронта, теперь по ней же следим за тем, как непрестанно движется наша Красная Армия к логову, к центру  логова, которое случайно или нарочно кто-то выжег папиросой и вместо Берлина на карте прожжённая дырка. Как  Вы живёте? Как мама и папа, как малыши?  Целую Вас всех. А. Русанов. 
    Незадолго до гибели Андрей Андреевич узнал адрес своего друга В. Самбурова и послал ему письмо. Письмо совершенно не похожее на прежние его письма другу. Письмо человека пережившего войну.
Письмо Самбурову В.С.
13 марта 1945 года. Луцк.
Дорогой Володя!
    На этот раз я оказался более предприимчивым, чем ты и мне удалось первому отыскать  твои следы.  Вчера я получил ответ на свой запрос от  вашего  управления и, как видишь, узнал место твоего пребывания. Володя, не стану тебе описывать. Я видел много страшного. У меня есть теперь жена и приёмная дочь.
А. Русанов.
Написано кратко, суховато. Может из-за цензуры? Письмо, спустя войну. Вообще последнее письмо.  Оно ещё не дошло до адресата, когда Андрей Андреевич погиб. 25 марта отряд под его командованием отправился на задание. Их кто-то предал, кто-то сообщил противнику о готовящейся операции. Отряд  попал в засаду. Перестреляли всех. Андрей Андреевич, получивший автоматную очередь в грудь, погиб на месте. Был похоронен в Цумани, в братской могиле.
Братья Сергей и Георгий, находившиеся в районе Гродно, поблизости от Цумани, сумели туда приехать. Поклонились общей могиле на центральной площади. Постарались узнать подробности. Местное начальство от вопросов уклонилось. Ларису  братья не застали. Вместе с дочерью она поспешно скрылась, уехала в Польшу. Думать можно всякое.
Весть о гибели только что обретённого после нескольких лет пугающей неизвестности сына, пришла в Русановский дом накануне Победы. Родителям предлагали перевезти прах сына в Воронеж. Но Андрей Гаврилович сказал: «Пусть лежит в земле, на которой погиб». Трудно судить был ли он прав. Особенно теперь, когда так круто изменилась политическая карта страны. Наверное, и могилу ту уничтожили.
Но жизнь продолжается, живёт семейная память, живёт семья. Хотя нет уже людей старшего поколения. Записок, воспоминаний Андрея Андреевича не осталось. Но  живут его потомки.  Дочь Андрея Андреевича - Людмила Андреевна, избрала медицинскую специальность. Почти полвека проработала в сельской участковой больнице. Внук, две внучки  и правнук Андрея Андреевича – все прекрасные, очень достойные люди.
Зять Андрея Гавриловича - Николай Владимирович Семёнов, муж Анны Андреевны, отец Андрея и Татьяны, также был медиком. В конце 1930-х годов Анна Андреевна и Николай Владимирович жили в Москве. После рождения дочери Татьяны Анна Андреевна вернулась в родительский дом, в Воронеж. Муж остался в Москве, заканчивал аспирантуру в Институте мозга. В институте этом, в порядке обмена опытом, работал немецкий профессор Фон-Вальдек. Занимался электрофизиологией. Николая Владимировича, как аспиранта, назначили помогать иностранцу. Фактически аспирант выполнял функции лаборанта - готовил приборы и животных для опытов. Понимая, что денег аспирант не возьмёт, но чувствуя себя обязанным, профессор всё же изящно отблагодарил Николая Владимировича. Вернувшись в Германию, издал там монографию по результатам проделанной  работы, и взял в соавторы своего помощника. «Фон-Вальдек унд Семёнов» – стояло на обложке. Публикация в иностранной литературе тогда дорогого стоила. Но, чаще всего - головы. Над руководством  института стали собираться тучи. Профессора Штерна - руководителя института, арестовали, объявили врагом народа. Николаем Владимировичем тоже активно заинтересовались. Дело могло закончиться очень плохо. Спас его семейный друг Александр Мартынович Суходольский. Он был районным военкомом и срочно призвал Николая Владимировича в РККА, отправив подальше от центра - на Украину. Анна Андреевна,  вынуждена была  остаться в Воронеже с семилетним Андрюшей и новорождённой Таней.
Вскоре после рождения дочери, в августе 1939 года Николай Владимирович приехал повидать жену и детей. Семья жила тогда на даче в Сомово. Недолго пробыв с родными, Николай Владимирович отбыл к месту службы. Потом ему пришлось участвовать в Финской войне и в «освобождении  Западной Белоруссии и Украины».  Далее продолжил служить под Киевом.  Там и застала его Великая Отечественная война.  Немцы стремительно захватили Украину. Уже 19 сентября  1941 года пал Киев. Николай Владимирович оказался в плену, в страшном Дарницком концентрационном лагере. Это был участок, примерно полтора квадратных километра, под открытым небом.  По периметру его обтянули колючей проволокой, прикрепив её к соснам на высоту до четырёх метров. Загнали в этот лагерь около двадцати тысяч пленных. Сначала их  просто не кормили.  Заключённые съели всю траву и кору с деревьев. Потом кормили раз в день какой-то бурдой из кормовой свёклы. Начались кишечные инфекции. Никаких туалетов не  имелось. Каждый день  рыли длинную, глубокую канаву, в которую приказано было оправляться. Через сутки канава была полна кровью – в лагере свирепствовала дизентерия. Канаву зарывали, рыли новую.
Через много лет, уже взрослой женщиной, Татьяна Николаевна оказалась в Киеве, гуляла по городу, побывала и в Дарнице - красивом дачном месте, совершенно не представляя, что именно здесь страдал, мучился и едва не погиб её отец. Николай Владимирович от голода и болезни находился на грани смерти.  Спасла его женщина, которую тоже звали Анной. Анна Сергеевна Щукина  жила в  Киеве, была  врачом,  оказалась в оккупации, или была оставлена как подпольщица – это закрытая информация, а, возможно, её и нет вообще. Работала она  в немецком госпитале и,  видимо, раньше знала Николая Владимировича.  Во всяком случае, она выкупила его из лагеря, как своего мужа.  Может она и была уже его фактической женой - не известно. Не известно, также, каким образом она выяснила, что он в лагере. Но факт остаётся фактом. Она его выкупила. Это практиковалось. Охрана позволяла выкупать пленных, женщины этим пользовались и многих спасли. Спасла и Анна Сергеевна Николая Владимировича. Вылечила, подкормила, связала с подпольем. Приободрившись, Николай Владимирович  начал активную деятельность. Он был по характеру не только учёный, но и очень талантливый, умелый  администратор и организатор. Ему, вместе с Анной Сергеевной,  удалось создать  лазарет, в котором он  лечил, даже оперировал, при необходимости, раненых партизан и жителей города. Медикаменты и прочее необходимое Анна Сергеевна добывала в немецком госпитале. Рисковала, конечно, очень сильно. Но всё обошлось. Когда 7 ноября 1943 года, после семисот дней оккупации, Киев освободили, Николай Владимирович явился к советскому командованию и доложил, что его импровизированный госпиталь сразу готов принять раненых и оказывать помощь в полном объёме. Оказался ли начальник старым знакомым по прошлой медицинской практике, или просто умным человеком – сказать сложно, однако поверил Николаю Владимировичу, мобилизовал его, вместе с Анной Сергеевной, в армию и назначил главным врачом ППГ – полевого подвижного госпиталя. Всё это известно из третьих уст. Но это правда. Известно, что  Николая Владимировича не отправили в «фильтрационный» лагерь, как поступали обычно с военнослужащими, побывавшими в плену. Вместе с  Анной Сергеевной Щукиной он прошел войну до самой Победы. Не расстались они и в мирные дни - в семью Николай Владимирович не вернулся. После войны продолжил занятия наукой, стал профессором и много лет работал в медицинском институте в городе Калинин (Тверь).
Зять Андрея Гавриловича - муж его младшей дочери Татьяны - Владимир Николаевич Головин, кадровый военный, артиллерист, начал свою армейскую карьеру в семнадцать лет, вступив  добровольцем в РККА. Воевал в Сибири, в кавалерийском полку. После Гражданской войны окончил в Ленинграде командирские курсы «Выстрел» и  был направлен в Воронеж в  артиллерийский полк.  Здесь нашёл Владимир Николаевич свою судьбу. Татьяна Андреевна Русанова, аспирантка географического факультета ВГУ, в 1937 году стала его женой. В июне 1941 года Владимир Николаевич находился в госпитале из-за травмы коленного сустава. Услышав о начале войны, немедленно направился в военкомат, где получил строгий приказ долечиться и учить артиллерийскому делу студентов университета. Военный человек, он, естественно, подчинился. Но едва ли не каждый день подавал рапорты с просьбой направить в действующую армию. Вскоре просьба его была удовлетворена. Владимир Николаевич  приехал в часть в тяжёлые дни. Немцы наступали. Майору Головину приказали разыскать отставший во время отступления полк. Он выехал в совершенно неясной обстановке, фактически навстречу немцам. Сумел найти уже почти окружённый полк и вывести его к своим. На это потребовался не один день. В части новоприбывшего майора уже мысленно похоронили, по-братски разделили содержимое его походного чемоданчика. А он вернулся и привёл полк.  Требовать свои вещи обратно не стал. Хотя очень жалел бритву, доставшуюся ему от отца. Выведенные из окружения красноармейцы рассказывали о его храбрости, находчивости и хладнокровном профессионализме.  Например, когда они попали под артобстрел - в «вилку» - майор Головин, рассчитав траекторию и периодичность неприятельского огня, командовал то увеличить скорость движения, то остановиться. В итоге ни один снаряд не поразил колонну. Владимир Николаевич прошёл семь фронтов: Юго-Западный, Сталинградский, Юго-Восточный, Донской, Калининский,  Второй Прибалтийский и Ленинградский.  Находясь всегда в самых опасных местах, он, тем не менее, ни разу не был ранен. Правда, дважды контужен - его засыпало землёй. Так что песня: «Похоронен был дважды заживо» - точно про него. Более того. Ему повезло встретить случайно на дорогах войны свою жену, Татьяну, добровольно ушедшую на фронт в 1942 году. И уже до конца они воевали вместе. Первый раз Владимира Николаевича засыпало в блиндаже вместе с сослуживцем. Сослуживец говорил потом, что «Всё время товарищ майор повторял имя жены: «Таня, Таня, Таня». Второй раз это случилось буквально на глазах окружающих и его жены Татьяны.  Огромный холм земли от взорвавшегося снаряда засыпал Владимира Николаевича. Не теряя ни минуты, стали откапывать. Вместе со всеми изо всех сил работала и Татьяна. Только, когда откапали живого, она расплакалась, обнимая мужа. Окружающие  удивились. По их мнению,  плакать надо было раньше. «Ну да, он бы задыхался, а я бы рыдала, вместо того, чтобы его спасать?» – возразила Татьяна.  Награждённый орденом Ленина, двумя орденами Боевого Красного Знамени, тремя орденами Красной Звезды, Отечественной войны I  степени и многими медалями, после войны Владимир Николаевич продолжал службу в штабе Ленинградского военного округа в звании полковника. Прослужил в армии 36 лет.  Но, письменных воспоминаний тоже не оставил.
 Племянник Андрея Гавриловича – сын его младшего брата Бориса Гавриловича - Борис Борисович Русанов, по воспоминаниям представителей старшего поколения  был очень добрый, душевно тонкий человек. Здоровье имел слабое. В начале войны был призван в армию и погиб в 1942 году. К большому сожалению, о Борисе Борисовиче известно крайне мало. Погиб он совсем молодым - в неполных 26 лет. Где похоронен – никто не знает. На память о нем осталась только пара фронтовых писем-«треугольников», хранящихся сегодня у потомков его сестры Елизаветы Борисовны.
Зять Андрея Гавриловича - Михаил Абрамович Зейтлёнок - муж Елизаветы Борисовны Русановой - племянницы Андрея Гавриловича, врач-инфекционист. Ушёл на фронт добровольцем. Начал службу как военврач второго ранга, затем дивизионный эпидемиолог Седьмой  Гвардейской стрелковой дивизии, далее - начальник противоэпидемиологического отдела Первой ударной  Армии. Участвовал в разгроме фашистов под Москвой, на Украине, в Крыму, в освобождении Варшавы и взятии Берлина.
Он был опытным инфекционистом. Сослуживцы Михаила Абрамовича рассказывали, что, когда в одном из подразделений вверенной ему воинской части начался сыпной тиф, он за день осмотрел всех бойцов и командиров, и сумел по внешним признакам выявить заражённых, но ещё не заболевших, изолировал их, и тем самым предотвратил эпидемию, сохранив боеспособность подразделения.
После Победы Михаил Абрамович, в звании майора, был назначен  главным санитарным врачом Берлина. Ему пришлось отвечать за уборку трупов, за водоснабжение и много еще за что. Со своими задачами он всегда справлялся успешно. Об этом красноречиво свидетельствуют его награды - ордена Отечественной войны II и I степени, три ордена Красной Звезды, медали: За оборону Москвы, За освобождение Варшавы,  За взятие Берлина.
Записок о войне он не оставил. Рассказывал что-либо крайне редко. Сохранились его письма, в которых он совершенно не отражает военную обстановку, видимо опасаясь, что письма могут быть не пропущены военной цензурой. Только в одном письме, уже из  поверженного Берлина, он описал свои впечатления от вражеской столицы, особо отметив  советских девушек-регулировщиц на Берлинских перекрестках. Очевидно, он воспринял это, как один из наглядных символов нашей Победы.
В дальнейшем Михаил Абрамович стал профессором, заведующим кафедрой инфекционных болезней Воронежского мединститута. 
Александр Иванович Орлов - племянник Лидии Александровны – жены Андрея Гавриловича, сын её младшей сестры Екатерины Александровны, был призван в воздушно-десантные войска и, в составе подразделения, сброшен на парашюте в тыл врага, прямо на пулемётный огонь немцев. Вскоре родным пришло извещение: «Александр Орлов пропал без вести». Раненый в ногу, Александр оказался в плену, прошёл все круги ада, но выжил, вернулся из плена.
Летом 1946 года он появился в  Воронеже, в Русановском доме. Многие,  возвращаясь с фронта через  Воронеж,  гостили в семье Андрея Гавриловича, ожидая своих поездов. За большим обеденным столом собиралась вся семья. И какие рассказы звучали из уст гостей! Моей маме - Татьяне Николаевне - было тогда лет семь. Положив на стол подбородок, она слушала, замерев, не сводя глаз с рассказчика.  Дядя Саша Орлов запомнился особенной одеждой: «И не по-русски сшиты зелёные штаны», и пояс наборный, и  джемпер  непривычный. Рассказывал он много и подробно. Татьяне Николаевне запомнилась такая история:  Александр Иванович попал в концлагерь, где собрался целый интернационал заключённых. По его словам, отношения  между пленными  из разных государств были дружественными. Старались помогать друг другу.  Иностранцы подкармливали русских, получая посылки через Красный Крест. У русских Красного Креста не было.
 Пленные рыли противотанковые рвы. Конвоиру немцу чем-то не понравилось, как работает Александр Иванович и он  хотел ударить стоящего в яме Александра Ивановича прикладом по голове. Защищаясь, тот рефлекторно схватил винтовку и вырвал её из рук солдата. На минуту все застыли, потом шарахнулись по сторонам. Винтовку оставили лежать на дне ямы. Никто не  осмеливался тронуть оружие – за это верная смерть.  Александра Ивановича быстро затолкали в самую гущу пленных, переодели в английскую куртку, француз дал ему свой берет. Немец, сам сильно перепуганный, спрыгнул в  ров, схватил винтовку, выбрался поспешно. Он ничего не доложил начальству. Видимо, боялся, что за такую оплошность его пошлют на  Восточный фронт. Александра какое-то время прятали французы  в своём бараке, и он был глубоко благодарен родителям, за то, что в детстве они заставляли его учить французский язык.
После войны Александр Иванович Орлов работал инженером на широко известном в советское время автомобильном заводе АЗЛК.
Повествование о наших родственниках - фронтовиках будет неполным, если мы не расскажем о дедушке и бабушке моей жены Ирины. Её дед – Павел Кононович Дерганов (1917-2012) был профессиональным военным. Боевой путь начал ещё с Финской, прошел всю Отечественную от первого до последнего дня. В 1943, находясь в госпитале после ранения, познакомился с Антониной Ивановной Черных (1916-1993) - выпускницей Воронежского медицинского института, призванной в армию после ускоренного выпуска врачей в 1942 году. Кстати, об этом выпуске упоминает в своих дневниковых записях мой прадед - Андрей Гаврилович Русанов, который и принимал у них тогда выпускные экзамены.
            Молодые люди полюбили друг друга и, не дожидаясь конца войны, решили пожениться. Так что Павел Кононович, после излечения, вернулся на фронт уже семейным человеком. Антонина Ивановна закончила войну в Прибалтике, была врачом госпиталя, располагавшегося на острове Рюген. Павел Кононович дошел до Берлина и расписался на Рейхстаге. До наших дней сохранилась эта фотография. После победы Антонина Ивановна вернулась к мирной медицинской профессии. Павел Кононович продолжил службу в армии и вышел в отставку в звании полковника. В числе его наград ордена Отечественной войны I и II степени, два ордена Красной звезды, медали: За боевые заслуги, За оборону Москвы, За освобождение Варшавы. Как большинство фронтовиков, рассказывать о войне он не любил и письменных воспоминаний не оставил. 
Среди наших родственников, не вернувшихся с войны, мой дед по отцовской линии – Дмитрий Яковлевич Толокольников (1919-1941). Сведений о его жизни почти нет. Известно, что происходил он из терских казаков, в конце 1930-х окончил артиллерийское училище, затем курсы «Выстрел» в Ленинграде. В 1940 году женился, жену его звали Любовь Степановна. В мае 1940-го родился мой отец – Владимир Дмитриевич. Войну Дмитрий Яковлевич встретил молодым лейтенантом и погиб практически сразу - в 1941 году - на Пулковских высотах под Ленинградом. Покоится в одной из многочисленных братских могил на территории Ленинградской области. В конце 1960-х мои родители ездили туда, поклонится его праху. Ни фотографий, ни писем, ни каких-либо документов, связанных с ним, у нас, к сожалению, не сохранилось.
Мемуары о том страшном времени написали только трое наших родственников - фронтовиков – Александр Андреевич, Георгий Андреевич и Татьяна Андреевна Русановы. Написали не только и не столько потому, что имели склонность к литературному творчеству. Нет, они прекрасно понимали – нельзя допустить, чтобы вместе с ними ушла в небытие память о Великом подвиге, о беспримерном героизме народа, о тех ужасах, что принесла с собой война, о том, что им самим пришлось пережить в те страшные годы вместе со всей огромной страной.
А.В. Русанов