Кольцо

Идея окружения фашистских войск между Доном и Волгой возникла у советского командования еще в нача¬ле оборонительного сражения за Сталинград. Замысел операции заключался в том, чтобы нанести удар по флангам вражеских войск, штурмующих город, и окру¬жить сначала подвижными, а потом и общевойсковыми соединениями группировку противника. Фашисты стяну¬ли на сталинградский участок фронта до сорока дивизий. Северней города действовали немецкие, итальянские, ру¬мынские, венгерские и испанские части в составе двух танковых дивизий, тридцати пехотных дивизий и одного румынского кавалерийского корпуса. В центре, у города, на протяжении 13 километров было сосредоточено 14 лучших танковых и механизированных немецких диви¬зий. Южнее Сталинграда против советских частей дейст¬вовали 6 пехотных и 2 кавалерийских румынских дивизии. В глубине находились резервы. Как теперь известно, си¬лы сражавшихся сторон были примерно равны. Но на¬ши, в основном, сосредоточились на флангах немецкой группировки, и имели на этих участках численное пре¬восходство.
Чтобы окружить группировку противника, советским войскам, наступавшим друг другу навстречу из-за Дона и от Сарпинских озер, надо было преодолеть расстояние около 220 километров. 19 ноября с севера в направлении Калача нанесли удар западнее реки Дон ударные группи¬ровки войск Юго-Западного и Донского фронтов. На¬встречу им, на день позже, поскольку расстояние до Ка¬лача, где должны были замкнуть кольцо, меньше, перешел в наступление Сталинградский фронт под командой А.И. Еременко, нанося удар из района Сарпинских озер, с задачей разгромить оборо¬ну врага и соединиться с войсками Юго-Западного фронта, окружив группировку противника с юга и с юго-запада. На третьи сутки боев подвижные части глубоко вклинились в расположение противника по направлению к Калачу.
В этот день мы с шофером Петей, ведя разведку дорог вслед за наступающими войсками, выехали на своей полуторке на холм и, увидев впереди советские танки, решили, что дальше ехать не следует. Остановили маши¬ну, вышли из нее, чтобы лучше осмотреть открывшуюся перед нами местность. Вдали, за покрытыми снегом по¬лями, видно было какую-то синеватую полосу на гори¬зонте. Что-то вроде далекого берега реки, почти скрыто¬го легким туманом. Мы стояли и всматривались в голу¬беющие дали.
— Смотрите! Смотрите! За Доном дымы! — восклик¬нул Петя. — Вы видите? Вот они поднимаются! — Он показал рукой в том направлении, где мы летом строили мост у Березовского.
Всмотревшись, и я различил вдалеке боевые дымы. Ясно было, что там прорываются к Дону наши. Мы не знали тогда, что они ведут бой с немецкой дивизией, ко¬торая для обороны, кроме собственных средств, исполь¬зует 50 врытых в землю советских танков, подбитых про¬тивником еще в летних боях. Но дымы говорили об ожесточенном сражении и, наблюдая за тем, как они поднимаются в снежной дали, я волновался — удастся ли нашим прорваться к Дону. Им надо было еще пере¬правиться на наш берег, а Дон, как говорили, еще не за¬мерз. И вечером, и на другой день мы все волновались и не знали, удастся ли нашим войскам замкнуть кольцо окружения. И хотя мы все так этого ждали, но замкну¬лось кольцо неожиданно для всех, даже для тех, кто встретился в этот день у поселка Советского и станции Кривомузгинской в районе Калача.
— Как же это произошло? — спрашивал я у танкиста, стоявшего возле своей боевой машины. Лоб и щеки у него были забинтованы — его ранило брызгами от бро¬ни, когда снаряд попал в танк.
— Враг тут сильно сопротивлялся. Не хотел допустить окружения. Бой был ожесточенный. В танке нечем стало дышать от пороховых газов. Очень часто стреляли. Пря¬мо тошнит от них. Вели огонь с коротких остановок из-за укрытий. Я все маневрировал, чтобы не подставить противнику борт. Потом чувствую — командир нажал мне на плечо — это значит у нас «вперед». Я повел танк на взгорок. Смотрю — из-за белого холмика на нас раз¬ворачивается пегий хобот и вижу, что мы его уже не возьмем, не успеем. Он раньше нас выстрелит и попадет в лобовую броню. Такая сила удара, что танк сразу стал. Меня как дубиной треснуло по голове. От толчка люк передо мной открылся. Я не запирал его на барашки, чтобы скорее выскочить, если будем гореть. А тут он открылся, и я сижу, а они в меня снова целятся. Но ниче¬го не могу уже сделать. Чувствую, что меня ранило. Сра¬зу стало мутить, и в глазах потемнело. Думаю: «Кажется, помираю». Но видел еще, как на эту пегую пушку наехал один из наших танков. От нее побежали фрицы, и тут в глазах все совсем потемнело, а снаружи еще доносились какие-то крики и выстрелы. Там еще что-то делалось, но уж без меня. Потом чувствую — дергают мою руку, но что со мной и где я, не понимаю. Даже подумал сначала, что дома я, лежу в своей кровати, и что-то мне давит на голову. Слышу — кто-то кричит мне: «Дружок, а дружок! Ты живой?» Это товарищи вытащили меня из танка. Оказалось, меня ранило и контузило. И ранение не тя¬желое, а я думал, что все уже. Так вот, опять и вернулся к жизни! — улыбнувшись, сказал он. — Надо же досмот¬реть этот фильм! А радиста убило.
—    Ну, а как же замкнулось кольцо?
— В чем дело? — спросил подошедший к нам светлобровый командир в белом полушубке. — Я при этом присутствовал. Я начальник связи бригады.
— Расскажите, как это произошло! — попросил я.
—    Очень просто. Только отбили одну контратаку, смотрим, опять на нас идут танки. И чувствуем, что уж слишком напористо на этот раз лезут. Дают прикурить по всем правилам. В это время подъехал командир бри¬гады и кричит: «Прекратить стрельбу! Это наши, трид¬цатьчетверки! — И мне приказ: — Садись скорей в мою «эмку», дуй к ним! Возьми белый платок и махай, чтоб не убили!»
— Значит, наши стреляли друг в друга?
— Ну да! В пылу боя так получилось. Не знали, что свои.
—     И потери были?
— Ну да. Но потом быстро разобрались. Я поехал с платком.
— Что же было, когда прекратили стрельбу?
— Ясно, все тут обрадовались. И автоматчики, и тан¬кисты! То впереди враг смертельный стеною стоял, а тот вдруг — свои! Сразу все побежали навстречу друг другу. Ведь с такими боями прорывались сюда! Какой спотык¬нется, в снег шлепнется, вскочит, снова бежит! Все кри¬чат, обнимаются, шапки кверху бросают! Победа! Замк-нули кольцо, встретились! Тут, понятно, что все счастли¬вые. Ну и командиры бригад встретились. Поговорили: какие потери? Куда теперь? Мы — туда, а мы — сюда. О чем еще говорить? Вот так все это и было.
Мы стояли у танка. Поле, там, где его не истоптали и не исколесили гусеницы машин, было белым и чистым.
Прозрачный и нежный туман, розовея, стоял вдалеке. На сухую, кустистую траву, торчащую из-под снега, сел иней, густой и пушистый. Трава походила на карлико¬вый белый лес. Степь лучилась, сверкая от инея. Фиоле¬товые, золотые и красные искры волшебно светились и прятались, словно они появились из-под земли, улыба¬лись кому-то и тайно скрывались обратно. Казалось, природа безмолвно справляет какой-то таинственный праздник.
— Красиво, — сказал я. — Впервые вижу, чтобы иней сверкал красными и голубыми искрами. Обычно он только серебрится.
— Может быть, после сильной стрельбы получается так? — предположил танкист и, добавил: — Скорей бы гнать этих гитлеровцев! Как дружно бы жили!
Короткий враждебный удар громыхнул в розовой дымке. Потом грохнуло еще и еще. Начальник связи, то¬ропливо пожав нам руки, ушел. Экипажи полезли в тан¬ки. Взревели моторы. Их рев покатился над степью буй¬ной угрозой.
А.В. Русанов