Семь грехов майора Павлова. Гнев

*(Из цикла "Хоррор")
********

Глава 4. Гнев

1979 год.
Сентябрь-месяц.
Иркутская область, город Ангарск.
Прошло три дня с тех памятных событий Ленинградского дела. Было без двадцати два, когда ночью Виктора Ивановича разбудил звонок.
— Майор Павлов?
— Да.
— У нас труп.
Спросонья уставившись на трубку, майор сокрушенно вздохнул. Не успели как следует с Костей отдохнуть, побыть в кругу близких, как предстояла новая операция. Звонил дежурный сержант столичного отделения Угрозыска.
— Кто на этот раз? — устало спросил Павлов.
— Убит капитан Ангарского отдела криминалистики, некто Орлов Глеб Борисович. Ваш коллега. Полковник Вдовин сказал, что вы его хорошо знали.
Виктор Иванович на миг опешил. Ощущение щемящей тоски разом пронзило все нутро майора. Сознание урывками балансировало между явью и беспамятством, готовое в любую секунду сорваться в небытие. Павлов огромным усилием воли заставил себя сдержаться, чтобы в отчаянии не разбить телефон, не разбудить спящую супругу.
Глеб! Глеб Борисович Орлов! Товарищ по оружию, друг детства, с кем вдвоем начинали службу в органах советской милиции. О, господи! Глеб! Как же так? Это что, ночной кошмар?
— Вы уверены? — глухо, с оторопью переспросил Павлов.
— Так точно. Потому Вдовин и приказал вам немедленно позвонить среди ночи. Машина скоро прибудет. Судя по всему, товарищ майор, наш начальник отдела в такой же растерянности. Из Ангарска сообщили час назад, вот он и приказал вас разбудить.
— Понял, — отрешенно выдохнул в трубку майор. Из носа отчего-то вытекла струйка крови: не то от потрясения, не то от внезапно свалившейся утраты.  — Буду готов через десять минут. Полковник на связи?
— Он уже у себя в кабинете. Ждет вас. Машина выехала.
— Ясно. Спасибо.
Виктор Иванович отрешенно уставился в черное окно, зажав на секунду нос пальцами. Перевел взгляд на жену. Сунул ноги в тапки, проследовал в ванную. Кровь перестала течь, но на миг закружилась голова. Из мыслей не выходил его родной друг детства. Вместе с Глебом Борисовичем Орловым они учились в школе, поступали в Суворовское военное училище, вместе справляли свадьбы. Их жены по-прежнему оставались в приятельских отношениях. Вместе делали карьеру офицеров милиции, с той лишь разницей, что Глеб Борисович по распределению попал в Иркутскую область, поднявшись до звания капитана, а Павлов остался в столице.
— О, черт! —  выругался он в зеркало, из которого на него смотрело изменившееся до неузнаваемости лицо. — Че-ееерт! Глеб, друг мой! Как же так?
Супруге решил пока не говорить. Если возникнет необходимость, лучше поставить ее в известность по телефону. Сейчас в первую очередь срочно к полковнику. Вдовин уже знает причины. Знает эту нелепую информацию, поступившую с Ангарска.
Наскоро собравшись, Павлов покинул дом. Машина ждала у подъезда. Спустя десять минут езды по ночной столице, он был уже в кабинете. Начальник отдела со скорбью пожал руку:
— Прости, Виктор Иванович. Сам понимаешь, разбудить тебя счел первой необходимостью. Знал о вашей дружбе с Глебом. Он ведь и для меня был младшым товарищем.
— Так точно, — с горечью присел в кресло майор. — Вместе училище оканчивали, вместе женились. Потом служба раскидала, но постоянно поддерживали связь.
— Помню, помню. Глеб приезжал сюда в позапрошлом году с семьей в отпуск.
— Да. Водил их по музеям, в Мавзолей, в Оружейную палату, в Третьяковскую галерею, — он на миг запнулся. — Что случилось, товарищ полковник?
Вдовин печально вздохнул, предложив закурить. Дежурный сержант внес поднос с крепким чаем.
— Выглядит это странным и необычным, — начал полковник. — Боюсь задеть твои сердечные чувства.
— Ничего. Переживу. Если это убийство, а не просто несчастный случай, то теперь это моё личное дело.
— Потому и разбудил тебя среди ночи, — понятливо кивнул полковник. — Знал, что ты бы пришел в ярость, не узнав все по горячим следам.
— Я готов вылететь в Ангарск хоть сейчас! – решительно заявил Виктор Иванович.
— Не сомневался. Теперь к делу. Смотри, какая кухня тут вырисовывается. На коммутатор нашего дежурного поступил звонок Ангарского отделения милиции. Вчера было обнаружено тело твоего друга и сослуживца.
— В каком состоянии?
— Вот тут-то и начинается сплошная череда непонятностей. Странных и жутких.
— А точнее?
— Твоего друга нашли как бы… хм-м… — помедлил полковник. — Нашли… как бы это точнее выразиться…
— Не тяните кота за хвост, товарищ полковник. Не первый день в органах, готов ко всему.
— Ладно. В общем, Глеба Борисовича нашли… хм-м… прибитым к кресту.
И умолк. В кабинете воцарилась долгая тягучая тишина.
Майор Павлов воззрился на начальника непонимающим взглядом.
— К-как, простите?
— Прибитым. Распятым… хм-м… на кресте.
У Павлова выкатились глаза, отчего, казалось, вспотели очки.
— Глеба… то есть, капитана Орлова… РА-СПЯ-ЛИ? — не поверил он своим ушам, растягивая зловещее слово по буквам. — Я правильно понял, его… его прибили к кресту?
— Увы. Именно так. Ты правильно понял.
— Как… как Иисуса Христа?
— Как Иисуса Христа.
Полковнику Вдовину было жалко сейчас смотреть на майора. Тот как-то сразу обмяк, отрешенно уткнув невидящий взор в стену, где висела карта столицы.
 Минута.
Еще минута.
Долго… очень долго Виктор Иванович хранил молчание, погрузившись, казалось, в небытие.
Потом как-то нерешительно спросил:
— Вы думаете, тут снова замешана религия?
— Похоже, твой фанатичный маньяк дал о себе знать вот таким образом. И нанес удар лично тебе. Пока это только мои предположения, но ритуальная подоплека убийства тут налицо. Вот вам с лейтенантом Сарычевым и предстоит вылететь в Ангарск. Как ты сказал? Теперь это дело твоего личного характера? Потому и разбудил тебя сразу. Готов вылететь?
— Готов.
— Там уже местные органы предупреждены, что вы прибудете на место трагедии. Как всегда, сразу выходи на связь. Если это наш религиозный психопат, что манипулирует библейскими грехами, то бери дело себе.
— Он упоминал в последней записке об очередном грехе.
— Гнев? Да, помню. Вот тебе и карты в руки, Виктор Иванович. Разыщи, останови мерзавца, пока он не использовал в качестве жертв, все семь грехов Библии. Этот грех, судя по его списку, уже четвертый?
— Так точно!
— Ну, тогда на аэродром.
— Стоп! А Костя? Сарычева-то разбудить надо!
— Уже разбужен. Самолет ждёт, — хитро, но печально прищурился начальник. — Я ведь заранее знал, что отказа от тебя не последует. Раскрой это дело, Виктор Иванович. Найди, арестуй. Воздай по заслугам!
С тем и попрощались.
***
А за сутки до этого дело обстояло таким образом…
Капитан Орлов Глеб Борисович, начальник отделения милиции города Ангарска, положив трубку, надолго задумался. Из кабинета только что вышел его заместитель, относя папку нераскрытого дела в архив. На душе было скверно. Акт насилия над девушкой, да еще исчезнувший извращенец, не давали покоя капитану третий месяц. За неимением улик и следов преступника, начальство «сверху» посчитало необходимым закрыть дело. Бедняжка, дочь бригадира, за которой ухаживал один из его сотрудников, теперь в психдиспансере. И вот, как назло, этот непонятный звонок из неустановленного телефона-автомата. Голос был вкрадчивым, противным. Что-то отвратительное проскальзывало в его интонации. Говоривший на том конце провода, казалось, насмехался себе на потеху:
— Капитан Орлов?
— Слушаю.
— Вы тот капитан, что за три месяца так и не раскрыл акт насилия?
— Кто говорит? — сразу подался вперед начальник отдела.
— Тебе это неважно знать. Просто имей в виду, что смертные грехи должны искупляться той же смертью, — в трубке захихикали. — Если хочешь найти виновника преступления, приходи к старому нерабочему цеху на территории завода. Слыхал о таком?
— Бывал там не раз. Постойте…
— Приходи один, — оборвал голос. — Иначе ничего не узнаешь. Через два часа будь у старого цеха, где напротив пустого корпуса увидишь столб с оборванными проводами. Там найдешь записку с описанием насильника и его адресом. И помни — один! Возьмешь с собой кого-то из помощников, ничего не узнаешь.
— Назовитесь! — почти выкрикнул Орлов. — С кем я говорю?
— Четвертый грех — библейский грех «Гнева», — ответила трубка голосом незнакомца.
И связь прервалась.
Теперь капитан Орлов, отпустив заместителя как раз с папкой дела о насилии, отчаянно пытался собраться с мыслями. Какой, к черту, грех? Какой библейский «Гнев»? О чем говорил этот полоумный? Откуда ему вообще известно, что нераскрытый акт насилия отправился в архив?
Потом, спохватившись, Глеб Борисович глянул на часы. Выглянул в коридор, крикнул дежурному:
— Степан, машину мне. Срочно!
И помчался с водителем в сторону завода, за окраиной города. Никого из помощников, разумеется, не взял. Прибыв на место, оставил водителя у проходной. Сам, пройдя мимо охраны, которая знала его в лицо, пересек территорию, миновал карьер, и к установленному сроку был на месте. Кругом ни души, лишь далеко за спиной у корпусов завода копошились рабочие. Воняло горелыми шинами. Гул станков достигал и сюда. Сразу разыскал упомянутый столб с оборванными проводами. Только теперь он не стоял, а валялся на земле, сбитый каким-то тяжелым орудием.
И именно в этот момент капитана Орлова свело судорогой от омерзительного зрелища.
— Ох, будь я проклят… — невольно вырвалось из груди.
Прямо перед ним, там, где был вывернут старый столб, в его опорах теперь возвышался… КРЕСТ.
— Что за хрень… — вторично вырвалось у потрясенного капитана.
Затем ослепительная вспышка в глазах, чудовищной силы удар по затылку, острая пронизывающая боль, и полный провал в темноту.
ХРРРУ-УУСТ!
Дальше небытие.
…Очнулся с тупой резью в висках. В голове, казалось, летали бомбардировщики. Привкус крови. Саднящее чувство неподвижности. Разлепил затекшие глаза. Отчаянно хотелось пить. Рот не открывался, забитый кляпом. Дышалось с трудом. Сумрак наступившего вечера обволок своей свежей прохладой. Попробовал пошевелить руками, но нестерпимая боль пронзила все тело.
— Я бы на твоем месте не шевелился, — посоветовал откуда-то сбоку знакомый по телефону голос.
Голова разрывалась, словно в ней гудели сотни колокольных набатов. Рука незнакомца выдернула кляп.
— Что… кххрры-ыы… что с моими руками? — прохрипел капитан.
Из сумрака выступила неясная фигура. Где-то далеко в корпусах завода менялась смена, а здесь было пустынно и безлюдно. Разве что снующие крысы под ногами насильника.
— Руки… — продолжал хрипеть от нестерпимой боли капитан.
— Что, руки? — раздался смешок. — Ах, руки! Да они, понимаешь ли… прибиты.
Глеб Борисович не поверил своим ушам. Сознание еще только медленно возвращалось, и от чудовищной боли он не мог вертеть головой. Онемели запястья. Вся нижняя половина тела превратилась в парализованный сгусток свисавшей к земле плоти. Да-да: именно свисавшей.
Капитан с ужасом опустил глаза, пытаясь разглядеть хоть что-то под собой. Его обуял самый настоящий приступ паники. Изо рта вырвался хрипящий стон.
Ноги… его ноги. Они…
Они были прибиты металлическими скобами к основанию того самого креста, при виде которого ему размозжили затылок.
ОН БЫЛ ПРИБИТ!
РАСПЯТ  этим душегубом к орудию казни!
— Что… ты со мной сделал? — изо рта хлынула пеной кровь.
— Распял. Пригвоздил. Совершил искупление грехов, — последовал с издевкой ответ. — Что? Неприятно быть в качестве жертвы?
— Зачем… кхххрры-ыыы… зачем я тебе нужен? Это ты изнасиловал девушку?
— Не я. Вероятно, ты забыл о своем внебрачном сыне?
— Иван? — вырвалось у капитана. — Ваня?
— Да. Твой, скрываемый от всех сын и мой прямой последователь. Ни твоя жена, никто другой не знают этой тайны. Верно? А я вот узнал. Это твой отпрыск стал насильником. Но насильником в глазах ваших органов. На самом деле он мой ученик, мой поклонник, спасающий грешников, искупляя их знамением Божьим. Теперь умирай с этой мукой, проваливаясь ко всем чертям в АД! Жить тебе осталось несколько минут. Слыхал о таком библейском грехе под названием «Гнев»? Он четвертый из семи. Сейчас ты покинешь этот бренный мир с чувством гнева. А я свой грех искупил. И твой сын тоже. Его никогда не найдут!
Глеб Борисович уже начинал сквозь нестерпимую боль осознавать, что имеет дело с каким-то свихнувшихся умалишенным психопатом. Внизу под крестом валялась лебедка. Трос опоясывал плечи. Руки разведены по сторонам крестовины, прибитые молотком. Очевидно, изувер поднял его на крест с помощью лебедки, привязал, затем прибил, потом отвязал, оставив тело распятым. И все это своими руками, в одиночку, пока сам Орлов был без сознания. Странно, что он не почувствовал боли, когда изверг прибивал молотком руки и ноги. Затылок был проломлен — может, от этого поврежденный мозг не подал импульсов боли?
— Причем тут грех? — с усилием поднял голову вверх капитан, поворачивая вправо-влево. Узлы связок поверх прибитых металлических скоб бросились ему в глаза уродливой чудовищной картиной распятия. Верхушка креста терялась в темноте, вне диапазона его зрения. Крестовина напоминала жуткий математический знак сложения в виде «плюса» с удлиненным основанием внизу: там внизу, где были прибиты его ноги. Теряя сознание, капитан провалился в темноту. Сквозь черный туннель небытия слышался издевательский голос:
— Силы покидают тебя. Значительную часть крови ты уже потерял.
 Глеб Борисович хотел кричать, звать на помощь. Сознание постепенно меркло. Организм еще пытался бороться, но жизненные силы были на исходе.
— Я выбрал тебя не напрасно. Ты был другом майора Павлова. А у меня с ним особые счеты. Так что я ударил по его слабому месту. Если и в этот раз он будет продолжать преследовать меня, то доберусь до его семьи. Начну с его жены.
И захохотал. Потом, напоследок, дополнил:
— А следующим грехом моего искупления будет знаешь какой?
Глеб Борисович уже не мог отвечать. Парализованное тело, лишенное вытекшей крови, обрывало его в бездну. Откуда-то издалека донеслись последние слова:
— Пятым искуплением грехов будет…
И всё. Пустота.
Капитан Орлов не различил сквозь исчезающие силы название. Зато услышал последние слова насильника:
— Но прежде, я навещу твою жену, Веру Николаевну. Так ее зовут, я не ошибся? Нанесу ей визит вежливости.
С этими словами незнакомец подобрал лебедку, окинул прощальным взглядом безвольное тело на кресте и, не обернувшись, растворился в темноте.
Сознание капитана еще какое-то время боролось между явью и небытием, потом, дернувшись последний раз, тело сотрудника милиции навсегда застыло. Лицо перестало быть просто лицом. Тело теперь были неузнаваемым, источая зловоние. Распятая плоть так и осталась висеть на крестовине перекладины.
Прошла ночь. Настало утро. День тянулся долго. Пока к вечеру капитана не обнаружили пионеры, игравшие неподалеку от заброшенного цеха.
Вот, собственно, и всё.
А между тем, совсем в другом месте, спустя сутки, происходило следующее…
День второй. Мы с вами в салоне самолета.
***
Было пятнадцать минут пятого, когда майор Павлов с лейтенантом Костей Сарычевым взлетели со столичного запасного аэродрома. Курс был проложен до озера Байкал, в город Ангарск.
Младшего помощника доставили на машине к самому самолету военной авиации — тут приложил все свои усилия начальник столичного Угрозыска.
— Соболезную вам, — с горечью приветствовал лейтенант старшего товарища. — Уже слышал от дежурного, как вы дружили с капитаном Орловым.
— Спасибо, Костя! — удрученно пожал руку Павлов.
Больше до конца пути он не произнес ни слова. Костя из деликатности, тоже подавленный горем, молчал, хотя и не знал Глеба Борисовича. Но дружба двух друзей детства всегда была для него святым делом. Такая утеря кого хочешь может выбить из колеи. Потому Костя и промолчал всю дорогу, оберегая мысли Виктора Ивановича от расспросов.
А когда приземлились в Ангарске на вспомогательной полосе, только тогда поинтересовался:
— С чего начнем, товарищ майор?
Павлов, казалось, только в эту минуту обрел дар речи. Тяжелая утрата состарила его на несколько лет.
— Будем исходить из обстоятельств, друг мой, — с горечью констатировал он. — Если этот живодер уже сподобился Иисусу Христу, приколачивая жертву к распятию, то нам просто необходимо его остановить!
— Я готов! — извлекая новехонькое табельное оружие, азартно поддержал Костя. — Всажу первую же пулю между глаз мерзавцу!
— Погоди, — невесело улыбнулся старший начальник. — Сперва нужно поймать. Выследить, расставить ловушки. Ты забыл, насколько этот негодяй умен? Имеет своих учеников, поклонников и последователей. Раскинул сети от БАМа, Томска и Ленинграда аж сюда, до Ангарска. Причем, уже четвертый грех и куча жертв. А он так по-прежнему и неуловим для нас.
— Выходит, мы даже до сих пор не знаем, как выглядит этот изверг?
— Если это он, разумеется.
— А какой еще душевнобольной прибьет к кресту… — осекся лейтенант. — Простите, Виктор Иванович. Глеб Борисович ваш друг…
— Ничего, сынок. На то мы с тобой и напарники, чтобы делиться своими мыслями.
И оба направились к вышке обзора.
— Нас встречают, — объявил Костя, заметив, как к столичным сыщикам вышли два местных милиционера. Оба во все глаза смотрели на легендарного майора, о котором ходила настоящая слава. Не каждый день к ним в Прибайкалье заглядывали личности такого масштаба.
— Капитан Климковский, старший лейтенант Голованов, — отрекомендовались сотрудники. — Как долетели?
После взаимных приветствий, все четверо уселись в «Уазик», направляясь в Ангарское отделение милиции.
Тут-то, в кабинете начальника отделения, Павлов и узнал все подробности трагедии.
Кроме столичных сыщиков и встретивших их двух сотрудников, в кабинете присутствовал заместитель капитана Орлова. Он-то и доложил обстановку:
— Тело нашли местные пионеры. На территории завода есть ничем не примечательный старый цех. Ну, знаете, из тех цехов, которые со временем закрывают на переоборудование, да так потом и бросают за ненадобностью. — Заместитель развернул на столе карту, указывая карандашом точку обнаружения. — Цех не использовался три года, почти все оборудование вывезли, руководство завода всё ждало, когда городские власти подадут заявку на реконструкцию. Пустой корпус, остатки арматур, столбы, нерабочая трансформаторная будка. Вот детвора и облюбовала  себе место для игр. Два пионера и куча ребятни с ужасом увидели приколоченный труп… — заместитель оборвался на полуслове, виновато бросив взгляд на майора.
На помощь пришел капитан Климковский:
— Судя по всему, тело подвесили уже без сознания. Но вначале надо было соорудить довольно громоздкий крест, вот что сбивает с толку. Должен быть как минимум один сообщник.
— Как раз нет, — вступил в беседу старший лейтенант Голованов. — Там много брошенных деревянных брусьев. Если убийца обладает достаточной силой, в одиночку вполне можно сколотить, установить в старые опоры от столбов, и втащить тело уже на стоящий крест с помощью лебедки. Минимум изобретательности, максимум мускульной силы. Ничего сложного.
Павлов нехотя кивнул, а Костя бросил проницательный взгляд на старшего лейтенанта. Что-то на миг показалось ему несуразным в его голосе. Точнее, не в голосе, а в манере подачи информации. Виктор Иванович не заметил, занятый скорбными мыслями, а местные коллеги, очевидно, привыкли к таким поворотам речи. Но Косте показалось это чем-то странным. Между тем Голованов продолжил:
— Обвязываешь веревками, потом прибиваешь по одной руке. Дело техники, всего-то. Снимаешь веревки, прибиваешь ноги…
— Достаточно! — оборвал заместитель Орлова, видя, как бледнеет майор из столицы. — Прибудем на место, товарищи сами увидят.
— Вера Николаевна, супруга, уже знает? — тихо спросил Павлов, сморкаясь в платок. По чистой случайности забыл, и этим же платком протер очки. — Сообщили?
— Еще нет, — чертыхнулся капитан Климковский. — Глеб Борисович всегда ночевал дома в течение тридцати лет. На сторону не ходил, был образцовым семьянином. Душа всей ангарской милиции.
— Знаю, — с тоской в голосе кивнул Павлов. — Что ж… поехали к вашему заводу. Нас пропустят на проходной?
— Бригада, что работает в соседнем цехе, уже знает вопиющую жестокость. Тело сняли, отправили на вскрытие, но сам крест не трогали. Ждали вас. Как только узнали, что Глеб Борисович был вашим другом, сразу сообщили полковнику Вдовину. Он тут же нас уверил, что вы немедленно прибудете.
— И вот я здесь, — печально вздохнул майор. — Труп в морге?
— Да. После вскрытия патологоанатомы установили, что капитана сначала оглушили сзади по затылку. Потом связали, сунули кляп. Неизвестный убийца, вероятно, некоторое время беседовал с жертвой, так как кляп попеременно вынимали изо рта.
— Продолжайте.
— Потом оглушили вторично. Раны на руках и ногах от прибитых металлических скоб. Умерший попросту истек кровью, плюс два удара по затылку, размозживших череп. Все это привело к летальному исходу в течение ночи. Утром тело еще было теплым, но к вечеру окоченело. Вытекшая кровь образовала засохшие лужи под крестом.
 — Преступник дьявольски умен, — пожал плечами Голованов.
Костя Сарычев второй раз бросил испытывающий взгляд на коллегу из Ангарска. Что-то снова ускользнуло от лейтенанта. Что-то такое, отчего у Кости неприятно засосало под ложечкой. Но зыбкий импульс тотчас исчез.
Спустя час они вчетвером подъехали к остановившемуся три года назад цеху. Заместитель капитана Орлова остался в участке. К месту трагедии направились пешком. Голованов указывал дорогу.
Проскользнув среди потока рабочих на проходной — Климковского со старшим лейтенантом здесь уже знали — сотрудники милиции достигли карьера, за которым высились пустые ограждения нерабочего цеха. Костя приметил в одной из стен небольшую пробоину: очевидно, сквозь неё и попадали сюда для своих игр пионеры.
Проходя вдоль искореженных арматур, разбросанных тут и там частей ржавых механизмов, Павлов обратил внимание на покосившуюся деревянную панель.
— Доска почета, — пояснил капитан Климковский, оббивая ботики от прилипшей глины. — На ней когда-то красовались снимки передовых работников цеха. Ну, знаете, такое себе поощрение в виде наглядного пособия другим рабочим. Каждый передовик награждался премией, грамотой, и несколько недель его фотография висела на всеобщее обозрение.
— Нечто вроде стахановцев, — подтвердил Голованов. — Нас уже ввели в курс дела рабочие бригад.
— А куда их расформировали?
— Три года прошло, как закрыли цех. Кого куда. Распределили на новые места. А корпус так и остался пустовать.
Павлов обвел взглядом Доску почета. На месте прежних фотографий передовиков производства зияли прогнившие от дождей прорехи. Дерево местами покрылось плесенью.
— Вот и вся увядшая слава, — невесело констатировал он.
— Сюда, — направил их Климковский.
Завернув за угол и следуя за капитаном, Виктор Иванович вдруг внезапно встал как вкопанный. Костя едва не наткнулся на его спину. Где-то сбоку прошмыгнула бездомная собака. За спиной сотрудников высились технические корпуса. Гул работавших станков заполнял весь осенний воздух. Чувствовалась свежесть, но из труб в небо валил дым. Павлов так и застыл на месте, вперив взгляд на то, что предстало перед Костей.
Наскоро сколоченный из брусьев крест был вышиной в два человеческих роста. Крестовина приходилась как раз на уровне плеч, если тело могло быть подвешено без помощи посторонних. Виктор Иванович цепким взглядом сразу прикинул, что старший лейтенант Голованов был прав в своих догадках. Всё верно. Всё сходилось. Покрытые пятнами металлические скобы торчали из крестовины. Под основанием орудия казни застыли высохшие лужи крови.
— Сначала оглушили, потом подвесили уже на стоявший крест? — переспросил он сотрудника.
— А как иначе? — пожал Голованов плечами. — Дело техники, большого ума не надо.
— Костя! — пришел уже в себя Виктор Иванович, — ну-ка, порыскай тут вокруг, сынок. Поищи, перевороти всё.
— Есть, товарищ майор! — младший помощник бросился осматривать каждый метр территории.
Голованов прислонился к опоре столба, закурив, наблюдая за методами сыска столичных сыщиков. Капитан Климковский щелкнул фотоаппаратом пару снимков. Павлов приблизился к кресту.
— Крюки, — определил он взглядом приспособления, которыми был прибит его друг. К горлу подкатил предательский комок. Хотелось снести этот жуткий зловещий символ христианства к чертям собачьим!
— Стальные крюки, — повторил он, подавляя внезапно накатившую тошноту. Будучи профессиональным следователем и превосходным сыскарём, Павлов видал и не такое. Но мысль, что этими крюками было прибито распятое тело его друга, заставляла майора подавлять приступы рвоты. Кровь от ран на руках и ногах успела засохнуть, но от этого становилось еще отвратительней. Ведь кровь была капитана Орлова!
— Заметьте, не гвоздями, а крюками-скобами, — как бы в ответ на его вопрос, заявил Голованов.
Майор и сам видел, что совершенная казнь не увязывается ни с какой разумной логикой с точки зрения юристов. Положим, отчаянно думал Виктор Иванович, что здесь орудовал тот самый маньяк, главарь последователей, что звонил им с вокзала на станции, когда они нашли учителя. Возможно, тут действовал кто-то из его учеников или поклонников — тот изверг ведь говорил, что у него их много. Но…
Но зачем крест? Какой он имеет тут символ?
— Гнев? — как бы сам себе напомнил Павлов, обходя жуткую чудовищную конструкцию казни.
— Что, простите? — переспросил Климковский, отщелкивая последний кадр.
— Гнев, говорю. Слыхали о семи библейских грехах?
Капитан непонимающе воззрился на старшего по званию:
— Причем тут грехи, товарищ майор? Разумеется, семь смертных грехов мне известны.
— Вот наш инкогнито, изверг в обличие маньяка, а может, и его последователи, как раз и манипулируют этими семью грехами. А этот грех, судя по кресту, четвертый.
— Не понял?
— Знакомый почерк, товарищ капитан. Мы уже с лейтенантом Сарычевым сталкивались с тремя грехами. Серийного убийцу не стоит искать среди вашей местной картотеки. Этот субъект всесоюзного масштаба. За ним охотится уже половина страны. Гастролер. Не местный. Сегодня здесь, завтра там — по всей нашей обширной державе. Неуловим как невидимка. До сих пор никто не знает, как этот искупитель грехов выглядит.
Майор в двух словах поставил в известность сотрудников, как они с Сарычевым сталкивались с почерком убийств на БАМе в Тынде, потом в Томске, еще позднее — совсем недавно — в Ленинградской области, а теперь уже этот почерк привел их сюда.
Наступила пауза, прерываемая гулом станков и гудением агрегатов. По ту сторону нерабочего цеха сновали работники завода, занимаясь своими делами.
— Да, но почему именно крест? — спустя минуту, переспросил капитан.
— Всё тот же ритуальный символ. В прошлый раз при грехе «Чревоугодия» была вывеска «Столовая», а орудием казни — вручную собранная гильотина.
— Гильо… простите, я не ослышался?
— Да-да, капитан. Гильотина. Этот неизвестный нам умалишенный фанатик религиозных искуплений грехов возомнил себя новым Мессией. Очищает, по его понятиям, Землю от грешников. Имеет секту поклонников. Дьявольски умен, оставляющий после себя некие подсказки.
— Словно играет?
— Так точно, словно играет.
— И какие подсказки мы должны искать здесь?
— В прошлые разы это был звонок по телефону, потом записки.
— Записки?
— Да. Оба раза его почерком. Того, кого мы ищем. И каждый раз он будто усмехался над нами с издевкой.
— И что мы должны искать?
— Прежде всего, необходимо знать, были у Глеба Борисовича враги? Или нераскрытые дела? Если нет, то маньяк попросту сводит со мной личные счеты, избрав в качестве мщения моего друга детства.
— А грех?
— В последнем телефонном звонке он назвал термин «Гнев». И мы с вами здесь должны добиться улик. Понимаете?
Виктор Иванович теперь и сам осознал, что именно здесь, у креста, решив навсегда покончить с убийцей, пока тот не учинит еще несколько расправ, он преодолел точку возврата. Теперь на кон поставлено две жизни: либо его, майора Павлова, либо того безумного фанатика с уклоном в религию.
 Вернулся Сарычев. Доложил, что никаких улик не обнаружил. Лебедку тоже. Майор надолго задумался. Потом, словно очнувшись, переспросил:
— На чем я остановился, коллеги?
Старший лейтенант Голованов взял слово:
— Вы спрашивали, были ли у Глеба Борисовича враги.
— А были?
— По поводу врагов не знаю. Но три месяца назад была изнасилована дочка одного из работников бригады этого завода.
Павлов сразу заметил, с каким трудом милиционер произносит эти слова. Создавалось впечатление, что Голованов готов разметать тут всё кругом от ярости. При этом в его взгляде проскальзывало какое-то издевательское отношение ко всему произошедшему. Будто он вообще скептически отнёсся к убийству своего начальника.
И только когда капитан Климковский пояснил ситуацию, Павлов всё понял, сопоставив два и два как в арифметике.
— Изнасилованная жертва была невестой старшего лейтенанта, — пояснил Климковский. — Вот ему и трудно говорить.
Виктор Иванович удивленно вскинул брови, бросив взгляд на Голованова. Тот в ярости ковырял ботиком глину вокруг опоры столба, в которой возвышался крест.
Отведя на пару шагов в сторону, Климковский понизил голос:
— Дочь бригадира Фёдорова. Уже готовилась свадьба. Голованову обещали по этому случаю отпуск и однокомнатную квартиру.
— И что произошло?
— Дочь часто навещала бригадира на работе, принося в его смену из дому всякие пирожки, булочки, котлеты. Мать умерла, вот дочь и заботилась об отце.
— Вы подводите к тому, как её изнасиловали?
— Так точно. В одно из таких посещений, три месяца назад, она возвращалась темным вечером домой. Автобусы тут не ходят, до её жилого квартала было час ходу. Как назло не горели фонари — в тот день была повреждена линия освещения. Неизвестный набросился сзади, оглушил, оттащил в кусты, и долго извращенно издевался над девушкой, пока та была без сознания.
— Дальше.
— Когда насильник совершил акт извращения, оставил безвольное тело в кустах, ретировавшись в темноту. Ни следов, ни каких-либо улик не обнаружили. Бедняжка, придя в себя, кое-как добралась до телефона-автомата, вызвав своего жениха, — кивнул на Голованова капитан. — Тот сразу примчался на милицейской машине, горя желанием растерзать извращенца. Но того и след простыл.
— И что дальше?
— А дальше, начальство «сверху» посчитало, что в приступе ярости Голованов не в состоянии вести расследование, передав дело как раз вашему другу и моему начальнику, Глебу Борисовичу Орлову.
Только теперь, следя за ходом мыслей Климковского, майор Павлов, наконец, начал понимать суть происходящего. Только сейчас, именно в этот момент, он уловил несуразность данного дела.
— Так вот отчего Голованов такой равнодушный к убийству своего начальника отдела?
— Скорее, предвзятый. После того как дело поручили Орлову, он буквально возненавидел весь сыскной мир и всю милицию, в том числе и Глеба Борисовича.
— Я его могу понять.
— Нет. Тут дело в другом. Капитан Орлов так и не нашел насильника. Дело спустили на тормозах. Прошло три месяца, а извращенец как в воду канул. Вот Голованов и посчитал смерть Орлова неким отмщением за свою невесту. Потому и рассказывает об убийстве с такой легкостью.
— Тут, скорее, не с легкостью, а с тайным скрытым злорадством.
— Можно и так.
Оба помолчали. Павлов искоса бросил взгляд на старшего лейтенанта. Тот по-прежнему нервно курил, ковыряя ботинком землю.
— А что с девушкой? — тихо спросил Климковского майор.
— С дочкой бригадира Фёдорова?
— Ну да. О ней же речь.
Капитан как-то странно с виной во взгляде посмотрел на майора. Тихо ответил:
— В психушке она.
И умолк.
Виктор Иванович вскинул брови, с тоской отметив про себя, что не всё так просто в этом деле. Надругание над девушкой, нераскрытое преступление, и итог всему — ритуальное убийство в качестве библейского греха «Гнев».
И тут Павлова осенило:
— Стоп! — он сразу перешёл на шепот. — Стоп, товарищ капитан! А не мог ли сам Голованов…
— Ну, нет! — тотчас оборвал майора Климковский. — Вы что? Как такое может быть?
— Не хочу наводить тень на плетень, тем более на вашего доблестного работника милиции, но мотив против Орлова здесь прослеживается налицо.
— Вы имеете в виду, смог бы Голованов убить и подвесить своего начальника на крест?
— Да. Вы правы. Идиотская мысль.
— Никогда! — разгорячился капитан. — Старший лейтенант на отличном счету, лучший сотрудник в нашей команде. А предвзятое отношение к Глебу Борисовичу обусловлено, сами понимаете, чем: свадьба сорвалась, девушка в палате закрытого типа.
— Что с ней?
— После акта насилия тронулась умом — если тут применимо такое нелепое сравнение.
— Её можно увидеть?
— Думаю, вам разрешат, как сотрудникам столичных органов. Но зачем? Нового она ничего не скажет. В прошлые посещения нашими милиционерами, она просто смеялась диким хохотом им в лицо. Бедняжка не узнавала даже своего жениха, не то что других, — с горечью покосился капитан на Голованова. — А он места себе не находит. Потерял и любовь, и будущую жену. Без семьи, одним бобылём, если быть точнее.
 Павлову всё стало ясно. И поведение старшего лейтенанта теперь не казалось ему чем-то из ряда вон выходящим. У бедного парня неописуемое горе, а тут еще навалилось убийство его родного шефа по отделу.
Майор сочувственно вздохнул. Подошел к сотруднику, молча пожал руку. Голованов хмуро одарил того взглядом.
— Уже всё доложили вам? — кивнул на Климковского.
— Примите мои соболезнования, товарищ старший лейтенант. И прошу простить, грешным делом подумал на вас.
— Вы про крест?
— Да.
— Ну, особой вины капитана Орлова, что он не раскрыл преступления, не было. Насильник оказался проворнее, скрывшись в неизвестности. На месте Глеба Борисовича мог оказаться и я. Никаких следов, никаких улик. Даже отпечатков на разорванном платье не оставил. Дело закрыли. Хотя Орлов всё порывался вести его дальше, но оттуда «сверху», — он поднял в небо палец, — всё спустили на тормозах.
Вздохнул.
— А я… А что я? Если честно, то Орлова жаль. Но еще больше жаль мою потерянную теперь навсегда любовь.
— Простите еще раз. Не хотели бы с нами навестить девушку?
— Она, бедняжка, не узнает никого. Шок от насилия остался на всю жизнь.
— Тогда позволите нам самим ее увидеть?
— Пожалуйста. Я не вправе вас задерживать. Договоритесь с доктором — может, и пустит вас.
Окинув напоследок зловещий крест, Павлов направился к выходу. Навстречу уже спешил Костя Сарычев.
— Теперь куда, Виктор Иванович?
— Навестить девушку в клинике.
Павлов в двух словах поделился с лейтенантом только что услышанным. После его слов Костя как-то по-новому, с долей уважения, взглянул на коллегу из Ангарска.
— Ясно. А я уж грешным делом заподозрил его, не зная трагедии.
— Я тоже. Вот поэтому, братец мой, никогда не нужно делать поспешных выводов.
— Так точно. А после клиники куда потом?
— А потом придется сделать визит Вере Николаевне.
— Кому?
— Вере Николаевне. Супруге Глеба Борисовича, — устало вздохнул Павлов. — И по совместительству подруге моей жены. Вот этот визит и будет наиболее тяжелым для нас.
Косте оставалось только развести руками. Он покорно последовал за начальником.
Здесь, у стоящего к небу зловещего креста, они так ничего и не узнали.
Начиналась вторая фаза их расследования. Что принесет грядущий день?
Это и предстояло выяснить.
А пока…
***
Психиатрическая клиника встретила их тишиной и покоем. Территория «пансионата», как окрестили объект местные жители, была обнесена высоким бетонным забором. Внутри располагались два корпуса, хозяйственные склады, сараи, прочие строения. Где-то в сквере мяукала кошка. Представившись сотрудниками столичных внутренних органов, оба сыщика проникли в один из корпусов.
— Я вас провожу, — предложил главный врач диспансера. — Если вы к Зое, то она в апатичном состоянии.
— Зоя зовут? — машинально переспросил Павлов, устыдившись, что так и не узнал имени от старшего лейтенанта. А ведь правила этикета предполагали сделать это в первую очередь. Но всему виной, черт подери, мысли о его друге детства. О Глебе Борисовиче Орлове.
Палата девушки была закрытого типа, с решеткой на окне, но довольно уютной. Койка, шкаф, тумбочка, полка с книгами, столик с журналами. Зоя встретила посетителей отсутствующим взглядом, скользнув мимо них в пустоту коридора.
— Здравствуйте, мы из столичных внутренних органов, — представился Павлов, придвигая стул. Ответом было молчание. Заметив молодого лейтенанта, девушка безразлично отвернулась к стене.
— Нам неприятно возвращаться к событиям того ужасного вечера, — пояснил майор, — но может вы вспомнили какую-нибудь незначительную деталь, ускользнувшую от следователей?
Главврач незаметно поднес палец к губам. Девушка молчала. Прошли секунды. Затем внезапно повернулась  и прямо в лицо сотрудникам дико захохотала. Павлов отпрянул, совершенно не имея представления, как подобает вести себя в подобных случаях.
— Еще одни гости пожаловали! Мало вам моих бед?
Истерика продолжалась недолго. Исчерпав силы, бедняжка откинулась на подушки, провалившись в свою собственную нирвану. Врач вызвал санитарок. Две сиделки принесли микстуры, стали хлопотать у изголовья пациентки.
— Больше нам здесь делать нечего, — печально глянул на Зою Виктор Иванович. — Голованов был прав — она бы не узнала даже его.
Покидая клинику, у обоих сыщиков было щемящее чувство тоски.
— Мерзавец гуляет на свободе, а бедняжка сломала себе жизнь навсегда.
На этом их визит закончился.
Было начало десятого вечера, когда их, наконец, отвезли в гостиницу. Спаренный номер, по койке и тумбочке на каждого, черно-белый телевизор, передающий концерт Чайковского — вот весь их вечер, не считая скромного ужина. Наутро предстоял визит к Вере Николаевне Орловой.
А между тем, совсем в ином месте города Ангарска происходило следующее…
***
В дверь настойчиво постучали. Странно, что не воспользовались звонком.
— Кто там? — Вера Николаевна ждала мужа с работы, но у него был ключ, а тут кто-то настойчиво хотел войти.
— Я от Глеба Борисовича. Откройте, пожалуйста.
Наученная опытом и будучи женой начальника милиции, Вера Николаевна никогда не открывала дверь незнакомому голосу, предварительно не расспросив о цели визита.
— А почему Глеб не позвонил по телефону? — прильнула она к дверному глазку.
Снаружи, напротив, стоял человек довольно плотного телосложения, очевидно, с нешуточной силой накачанных мышц, но уже староватый для своего возраста. На губах застыла виноватая, как показалось женщине, улыбка.
— Капитан Орлов на задании, — пояснил незнакомец через дверь. — В расположении завода, где когда-то был рабочий цех.
Мелькнувшая издевательская улыбка показалась Вере Николаевне настолько неуместной в облике почтительного человека, что она на миг отпрянула от глазка.
— Мне поручено передать вам от него записку.
— Прочтите её через дверь.
— Почерк неразборчив, вы знаете его лучше, чем я.
— А вы из отделения Глеба Борисовича? Что-то я вас не помню.
— Мы прикомандированы из области. Только вчера прибыли. На заводе объявился некий маньяк, очевидно, тот самый, что когда-то изнасиловал дочку бригадира Фёдорова. Ваш муж вёл это дело, но за недостаточностью улик, его закрыли.
— Да, помню, — усомнилась в своих подозрениях женщина. Тем более упомянутая фамилия бригадира Фёдорова была ей хорошо знакома. Супруг ночами не спал, выкладывая все силы на охоту за преступником. Иногда метался в бреду, повторяя какое-то загадочное имя: «Иван», меняя его на «Ваню». Но сколько Вера Николаевна не спрашивала об этом имени, Глеб Борисович молчал, превращая всё в шутку. Мол, приснится же такое. Кем был этот таинственный, приходящий к капитану во сне «Ваня», супруга так и не узнала. Дело закрыли, а капитану Орлову снились жуткие сны на протяжении последующих трех месяцев.
Сейчас, при упоминании дочки бригадира, все эти воспоминания пронеслись в голове хозяйки в долю секунды. Если уполномоченный передать записку знает фамилию бригадира, значит можно впустить.
Что, собственно, она и сделала.
Но, увы. Как покажут дальнейшие события, лучше бы она этого не делала.
Стремительно перешагнув порог, незнакомец захлопнул дверь ногой. Сработал щелчок замка. Женщина оказалась в ловушке.
— Вы… вы хотели передать записку, — запнулась она, отступая спиной в комнату.
— А вот и ты, прелесть моя! — наглым тоном сразу перешел на «ты» незваный гость. — Теперь-то я позабавлюсь на славу! — и захохотал мерзким отвратительным фальцетом.
— П-позвольте… — с ужасом отшатнулась хозяйка. — Вы… вы кто?
Зловещему типу, нахальным образом вломившемуся в квартиру, было на вид лет за пятьдесят, но крепкое телосложение молодило незнакомца, как уже успела отметить Вера Николаевна.
— Где за… записка?
— Нет никакой записки.
— Но… Глеб…
— Глеба тоже нет, стерва милицейская! — начал нависать над ней незнакомец. Теперь в его глазах читалась ярость, граничащая с безумием. Зрачки расширились, ноздри раздувались, а голос стал невыносимо высоким.
— Твой Глеб висит, прибитый к кресту! — и залился нестерпимым хохотом.
Женщине стало плохо. Заваливаясь набок, она потеряла точку опоры, слыша сквозь обрушившуюся тьму издевательский голос:
— Точнее, висел. Сейчас он в морге. Тело нашли, но уже поздно.
Проваливаясь в темноту беспамятства, женщина сползла на пол, да так и осталась лежать, пока дьявольский гость стал чувствовать себя в квартире хозяином.
Пройдясь по комнатам, выдернул провод телефона. Отключил радио. Обшарил холодильник. Налил себе припасенный для праздников коньяк. Залпом осушил бокал. Закурил, стряхивая пепел на ковер. Налил еще бокал, прыснул водой в лицо жертве, придвинул кресло, и расположился, ожидая, когда женщина придет в себя.
Долго… мучительно долго Вера Николаевна возвращалась из обморока. В сознании урывками мелькали картины каких-то чудовищных казней, орудий пыток.
— Ну как? — сквозь пелену тумана донесся голос. — Пришла в себя? Теперь потолкуем.
— За… зачем вы з-здесь? — запинаясь, едва пролепетала женщина.
Незнакомец бесцеремонно окатил её водой из принесенного из ванной ведра. Сразу закашлявшись и глотая слезы, Вера Николаевна попыталась сесть прямо на полу.
— Итак, — начал зловещий гость. — Что мы имеем на данный момент? По сути, вы мне с твоим ублюдком-мужем, особо и не нужны. Просто мне жутко захотелось насолить вашему другу семьи майору Павлову.
— Павло… кххрры-ыы… Павлову? — кашляя, изумилась хозяйка. — Виктору Ивановичу?
— Ему, собаке!
— Но… п-причем тут он? — под Верой Николаевной разлилась лужа, впитываясь в ковер. Домашний халат промок насквозь, волосы превратились в стекающие сосульки. — Он ведь в столице, а мы… мы с мужем здесь.
— Ошибаешься. Ваш Павлов уже прилетел самолетом сюда, к вам в Ангарск, как только ему сообщили о твоем муже.
У женщины вырвался поток рыданий. Только сейчас она осознала пронзительной болью, что этот изверг говорит правду о каком-то кресте с моргом.
— Мой муж… — рыдания душили спазмами грудь. — Он… он мёртв?
— Мертвее некуда! — хохотнул тот. — Я избрал его в качестве приманки, чтобы выманить сюда майора Павлова. Этот милицейский пёс стал для меня личным врагом. Повсюду преследует меня и моих учеников-последователей.
— По… последователей?
— Да. Моих поклонников.
— Поклонников чего?
— Божьей кары. Правосудия небес!
Вера Николаевна, постепенно приходя в себя, начала понимать, что имеет дело с каким-то фанатичным психопатом. Но психопатом разумным, хоть и повернутым на почве религии.
— Ты слыхала, что у твоего обожаемого мужа есть внебрачный сын? Иваном зовут. А твой муж называл его Ваней.
И вот тут-то супруге капитана Орлова стало по-настоящему плохо. Тьма, обрушившаяся сверху, накрыла её с головой.
— Ваней, — пролепетала она машинально.
Так вот кем грезил ночами в бреду её муж. Ваня. Иван! Вот, чьё имя он повторял!
— Кто он? — едва выдавила из себя потрясенная женщина, сразу постаревшая на несколько лет.
— В ваших глазах и глазах народного общества, просто насильник. Это он совершил акт извращения над дочкой бригадира Фёдорова. Искупил на себе её грехи. И он мой ученик-последователь.
— Чьи грехи? — понимая, что перед ней безумец, молвила она. — Грехи жертвы, изнасиловав её, взял на себя ваш ученик?
— Да. Тайный и внебрачный сын твоего верного супруга, — хохотнул мучитель. — Но его он уже далеко. Майор Павлов будет бессилен, а я запишу себе еще один грех в свою пользу.
— Какой грех?
— Четвертый. Грех «Гнева». Моя миссия и миссия моих последователей — очищать Землю от нечестивцев! — безумец закатил глаза, пафосно вскидывая к небу руки. — Мы очистим все пороки, возьмем на себя все грехи человечества!
Теперь он стоял, воздев руки к потолку, выплевывая из себя давно заученные фразы:
— Всю мразь мы отправим в ад! Останутся только чистые поколения наших приверженцев. Глас Господний будет давлеть над всеми грешниками, а мои миссионеры будут новыми пророками!
Брызгала слюна. В углах рта появилась пена. Тело сотрясалось от нервных конвульсий. Казалось, перед женщиной сейчас возвышалось некое подобие дьявольского урода, возомнившего себя ставленником Бога.
Приступ прошел, всадник апокалипсиса безвольно рухнул в кресло. Вера Николаевна продолжала сидеть на полу, боясь спровоцировать незнакомца на новое безумие.
— Я слуга Люцифера! — твердил тот, закатывая глаза. — Мы все слуги: я и мои помощники!
Потом внезапно простер к ней руку:
— Встать! Встать, стерва! Тебе приказывает глас Господний!
В каком-то жутком опустошенном тумане Вера Николаевна подчинилась. По телу расползлась непонятная нега. Безвольно опустились руки, в голове стало пусто. Откуда-то, казалось, издалека доносился завораживающий голос:
— Я научу тебя подчиняться нам!
Приблизив лицо, изменившееся до неузнаваемости, он гипнотически прошептал:
— Возьми лезвие бритвы в ванной! Иди… возьми бритву, что бреется твой муж.
Ватные ноги сами понесли женщину к ванной комнате. Подчиняясь гипнозу, она безвольно, ничего не осмысливая, следовала указаниям гипнотического транса:
— Иди назад. Держи лезвие в руках.
Женщина повиновалась.
— Встань у стены. Повернись к ней лицом.
Голос, казалось, шелестел у нее за спиной подобно осенней листве. Теперь гипнотические чары проникали в каждую клетку ее сознания.
— Возьми бритву и режь себе вену!
Подобно безвольному манекену, превратившись в пустой ходячий сосуд, женщина полоснула себя лезвием. Вскрыла одним махом вены на руке. Хлынул поток крови.
— Теперь пиши на стене!
— Что писать? — эхом откликнулась она, не контролируя своих действий. Закружилась голова. Настойчивый голос шептал прямо в ухо:
— Пиши! Макай пальцем в кровь и пиши…
Он назвал слово. Повинуясь гипнозу, Вера Николаевна, впадая в прострацию, принялась выводить кровавыми росчерками неровные буквы. Все происходило на уровне рефлекса. Разум не задумывался, какие буквы выводит дрожащая рука, с которой капала кровь.
Голос постепенно отдалялся, превращаясь в зыбкий, едва слышимый шелест. Он продолжал манить, командовать, подчинять себе. Шаги тихо удалялись.
— Пиши! Еще пиши…
Тихо отворилась дверь.
— Пиши…
Щелкнул замок.
— Создай пятый грех на стене…
Шаги затихли. В квартире стало тихо. В голове шелестел голос:
— Пятый грех! Пиши на стене…
И женщина продолжала исписывать кровью всю стену.
Слово, появляющееся корявыми красными буквами на обоях, ей ни о чем не говорило. После сеанса гипноза супруга капитана Орлова превратилась в безвольную мумию, подчиняясь какому-то страшному видению. Кровь капала, а она продолжала машинально исписывать стены. Голос давно замер, слуга Люцифера покинул жилище, а она продолжала выводить буквы незнакомого ей пятого греха.
Потом была пустота. Черный туннель и всепоглощающее чувство небытия. Что стало дальше, женщина не помнила.
Там её и нашли сотрудники столичного Угрозыска.
Наступил последний акт трагедии.
Время 6 часов 18 минут.
Мы с вами у подъезда пятиэтажного дома, где происходили жуткие события прошедшей ночи.
***
Было ранее утро. Машина отделения милиции города Ангарска затормозила у подъезда, где жил  капитан Орлов. Дети, повзрослев, подались кто куда, создав свои семьи, и теперь в квартире дожидалась мужа его жена, Вера Николаевна.
— Костя!
— Да, Виктор Иванович?
— Похоже, дело это будет для нас нераскрытым. Насильника не нашли, убийцу не поймали. Что будем докладывать полковнику Вдовину? Ни зацепок, ни улик.
— В этот раз, если это был наш знакомый маньяк, он и записку не оставил, — согласился младший помощник.
— Знакомый? — невесело усмехнулся майор. — Тут, скорее, можно назвать его незнакомцем. Мы до сих пор не знаем, как он выглядит. Мы даже не знаем его примет, если угодно. Соображаешь, курилка?
Они поднимались по ступеням на третий этаж. Водитель в машине остался внизу. Климковского с Головановым майор с собой не взял, считая визит к жене капитана Орлова делом личного характера. Если она не знает еще про мужа, Павлову будет на редкость трудно сообщить такую чудовищную новость.
Дверь оказалась незапертой, лишь слегка прикрытой. Павлов сразу подобрался, настороженно бросая взгляд вокруг. Костя придвинул ближе кобуру, готовый в долю секунды выхватить пистолет. Оба взирали на дверь с тревожным ожиданием. Условным знаком майор показал лейтенанту на звонок. Костя нажал.
ПЛЯ-ЯМММ-ПИЛИМ-ПИЛИМ, — раздался музыкальный зуммер.
За дверью тишина.
— Вера! — осторожно переступил порог Павлов. Костя следовал по пятам. — Вера Николаевна, это я, Виктор Иванович.
Тишина. Ни звука.
Оба сыщика прошли коридор, оставив позади кухню. Из зеркала в прихожей на Костю глянуло до предела настороженное лицо. Следующей комнатой был зал. Майор сделал шаг и…
И Костя едва не врезался в его спину. Виктор Иванович встал как изваяние. Тихий вздох вырвался из груди. Младший помощник пытался разглядеть через плечо старшего сотрудника, что происходит в комнате. А когда все же увидел, издал возглас, похожий на тревожный гудок паровоза:
— Нихренасе!
Перед милиционерами предстала чудовищная картина, достойная кисти Сальвадора Дали.
…Прямо перед ними, в центре комнаты, у стены напротив, в лужах крови стояла на коленях хозяйка квартиры, в каком-то гипнотическом трансе выводя последние буквы. Все руки, лицо, халат — всё было пропитано кровью.  Костя ахнул, отшатнувшись в угол коридора. По всем обоям, где хватало свободного места, во всех закутках, под полками, над сервантом, за стойкой абажура — везде, где хватало глаз — стены были исписаны потеками крови. Буквы прыгали, сползали, уходили в стороны; некоторые стекали уже засохшими струйками, но везде, на всех обоях было начертано одно и то же слово:
— ЗАВИСТЬ, — прерывисто выдохнув, прочитал по буквам Костя.
ЗАВИСТЬ.
Четвертый грех в библейском писании.
Павлов бросился к изможденной женщине, едва стоящей на коленях. Отсутствующий взгляд прошел сквозь майора, словно его не существовало в этой жизни. Превратившись в покорного слугу Люцифера, женщина была уже не здесь. Её душа покинула тело, устремившись безвольным разумом куда-то в космические дали. Стало тихо, будто уснула вся Вселенная. Хозяйка квартиры, бывшая некогда супругой капитана Орлова, простёрла окровавленные руки и, заваливаясь набок, провалилась в темноту. Тело упало у ног майора.
— Он сказал писать мне слово «ЗАВИСТЬ», — были её последние слова.
***
Вот и всё. На этом, собственно, можно было бы поставить точку. Дальше была «скорая помощь», сотрудники отдела, бригада криминалистов, психологи, врачи, прочие органы города Ангарска. Тело капитана Орлова с почестями предали земле. Веру Николаевну положили в клинику рядом с Зоей, бывшей невестой старшего лейтенанта Голованова. Майора Павлова с лейтенантом Сарычевым проводили в столицу. Дело так и не было раскрыто. Исчез виновник всех последних серийных убийств, обладающий даром гипноза. Исчез его последователь, насильник, внебрачный сын Орлова, скрывающийся под таинственным именем «Иван». Вместе с ними скрывались где-то и другие ученики, называвшие себя «слугами Люцифера».
Майор с лейтенантом отбыли в столицу. Их ждал полковник Вдовин. Предстояло совещание, как найти и обезвредить этого неуловимого, дьявольски разумного слугу возмездия, возомнившего себя новым Мессией.
Отчитываясь начальнику отдела о неудавшемся расследовании, майор напоследок заметил:
— Тем не менее, обдумав все материалы последних с ним столкновений, я пришел к выводу, что его слабое место скрывается в его культе возмездия грехов.
— Поясните, — предложил Вдовин.
— Его действия слишком хорошо рассчитаны по времени. Малейший математический просчет может обернуться полным провалом задуманной казни. Фигурально выражаясь, мы можем накинуть на него сеть, если сами будем просчитывать все шаги наперед. Предполагаю, что следующая казнь последует незамедлительно. И мы должны быть готовы к ней.
Майора Павлова с Костей Сарычевым ждала новая работа.
…И над всем над этим давлело загадочное слово библейского греха номер пять:
ЗАВИСТЬ.
*********