СНЕГ

В парке я сошёл с чищеного тротуара, и молодой снег заурчал  под ногами. Мой пёс стал опасливо поглядывать мне в шаг.
Чтобы не травмировать психику юного создания, я обмахнул снег с поваленного дерева и сел. Ботинки затихли, присмирели. Пёс расслабился. Он был у меня чувствительный, нежный. Любил наблюдать за лягушками, и сам подпрыгивал им в подражание.  Ложился и умильно следил за голубями. Побаивался ворон. А снег видел впервые. Что это вдруг посыпалось сверху?
Задрав морду, пёс моргал, облизывался. Всматривался вдаль и на меня, - может быть, это только над нами, а где-нибудь там, за деревьями всё по-прежнему прозрачно до небес. Надо только  пробежаться на разведку.
Он глядел на меня с вопросом. Я махнул рукой и он пошёл, высоко взбрасывая лапы и постоянно отряхивая их. Сообразив, что под ногами вовсе не грязь, побежал с опущенной мордой, внюхиваясь.
Я тоже всей грудью втянул воздух горной чистоты и свежести.
Ещё пахло остывающей осенью. Снег ложился на землю вместе с последними листьями. Снежинки садились на них и пролетали у меня перед глазами как на коврах самолётах.
Какая короткая, мотыльковая, жизнь у снежинок! И как некстати девочек на утренниках наряжают снежинками, предрекая им столь стремительное исчезновение в сугробах жизни, - думал я.  Наряжали бы лучше во что-нибудь вечнозелёное. Но как же тогда с блеском и балетностью, столь свойственными женскому полу? Ни в жизнь не променяют они минуты парения и кувыркания на вечнозелёное угрюмое стояние.
Нежнейшие создания воздушного мира упоённо резвились, кололи мне глаза, садились на ресницы, щекотали нос моего пса. Он жмурился и утирался лапой. Тявкал на проказниц. Завтра уже наметёт тут ему по брюхо, и он только по запаху сможет признать шалуний в пуховом одеяле земли.
Домой мы вернулись в завивании пороши, пришлось браться за лопату.
С широким фанерным щитком впереди я прошёлся до дальнего конца участка, оглянулся, а в начале моего пути уже опять под снегом асфальта было не видать. Развернул свой бульдозер, прибавил шагу, в конце снова оглянулся, -  целиком вся дорожка белым-бела. Так и метался пока не уразумел всю бессмысленность борьбы с силами небесными. 
А уже метель взвихрялась. Лебедиными крыльями полоскала. Конечно, этой ретивой молодке далеко ещё было до строгой хозяйки снежных угодий, до  косматой вьюжной старшухи в ледяных российских хоромах, но она уже почувствовала силу. Успевала вдоволь нарезвиться в своей молодости.  Заигрывала со мной. Целовала в щёку, а то и прямо в губы норовила.
Я снимал на телефон, в блог (в прок), - она возьми да плесни пригоршней снега в объектив. Затуманила – запретила фотографировать без её разрешения. Крутой  нрав проявила.
Я вошёл в дом, и пока отряхивался, пёс смотрел на меня с недоумением, - как будем дальше жить?
За окном  бушевала вьюга, уже не видно было забора.
На откосе рамы лепился снег, штукатурило ровной полосой снизу вверх, к утру напрочь залепит.
И я стал рассказывать псу, как в бытность мою, в тундре на буровой, знающие газодобытчики с первым снегом стали срочно переделывать двери в наших новеньких жилых вагончиках, чтобы открывались внутрь. Будучи новичком я постеснялся спросить, зачем. Стало понятно, когда вскоре, собравшись на вахту, я открыл дверь. Передо мной громоздилась стена снега, непроглядная и плотная будто пенопластовая.
Мы долго пробивались к свету. А когда выбрались на поверхность, то не нашли соседних вагончиков, все они были выше крыш засыпаны ночным ураганом. На пути к буровой вышке пришлось перешагивать через провода на столбах. Завалило с верхом.
-Зато спать в вагончиках стало теплее, - закончил я, весело глядя в умные глаза пса, и потрепал его за ухо, успокаивая.
Пора было растапливать печь.