Крещенское купание

Я уже рассказывала, как в Лукоморье на святки гадают русалки. Выгоды им от этого никакой нет, и никакого просвета в своем унылом существовании они не выгадывают. Но морские девы, невероятно горды тем, какие они красавицы, и никакого уныния в своем сидении на дубу и расчесывании волос не находят. Напротив, они даже как-то презрительно поглядывают на изредка подплывающих к берегу тюленей и моржей, как на особей, не приставленных ни к какому делу, и, в общем-то, бесполезных.

Иногда я думаю, что, может, русалки вовсе не такие дуры, как кажутся, а все дело в том, что они чудовищно близоруки и слегка глуховаты, и потому вообще не видят ничего, что не находится под самым их носом, а слышат только обрывки речи. Естественно, что при таких ограничениях в восприятии окружающего мира, бедные красавицы не могут обеспечивать должный коммуникативный уровень общения с окружающим миром. Что касается тех самых моржей и тюленей, русалки, видимо принимают их за своих диких сестриц, неспособных жить на суше и в бессильной зависти любующихся на более удачливых лукоморских морских дев.

Какое-то длинное получилось вступление. Ну, да ничего, зато об остальном расскажу коротенько. Никаких крещенских морозов в царстве кощеевом не бывает. Так — плюс восемь, иногда плюс пятнадцать. Ясно, ветрено, влажно и купаться, конечно, не хочется. Но традиции соблюдать надо!

Первыми решаются тридцать три богатыря. Они скидывают кольчуги в блестящую груду и в одних портах врезаются в пенную волну. Молодецки посвистывают, покрикивают «Эге-ге-гей», но через пять минут решают, что всё, шабаш, и уходят греться в специально поставленную Кощеем палатку. Там подают горячий сбитень, пирожки и особую бражку, настоянную на клюкве и хрене.

Потом в прибрежную волну ныряют русалки. Они бы и рады порезвиться подольше, всё-таки море — их родная стихия, но отчего-то считают зазорным показывать, что всё еще привязаны к соленой воде родственными узами. Нет, всё-таки они дуры!

Последним к кромке прилива подходит кот Баюн. Он трогает осторожно лапкой мокрый песок и, когда накатывает волна, позволяет ей обдать снопом брызг свою роскошную наполовину серебряную, наполовину шёлковую шерсть. Затем говорит:

— Хороша водица!

И неспешно удаляется, подрагивая боками и напевая что-то из исландских скальдов, так тихо, что слышно только «Золото морей» и «Даритель запястий», а больше ничего.