99. 9, или 13 подвигов инженера Петровкина-10

Глава 10.

:Портвейн 777.


Петровкин сидел на скамеечке возле дома, смотрел на воду и грустно ковырял прутиком землю. Наступила весна. Снега так и не было всю зиму, а вот тепло… Тепло понемногу стало возвращаться в Москву.

С момента визита к Ракову прошло больше месяца, а он так и не приступил к выполнению возложенной на него великой задачи. Да и как было приступать?

Вместо обещанного злата (или хотя бы — серебра) личное казначейство солдатского императора отвалило нашему герою никому не нужные мем-коины, которые мало того, что нигде не обращались (ни на CEX’ах, ни на DEX’ах), так ещё и не поддерживались ни одним из известных крипто-кошельков.

Петровкин отказался работать в условиях преступного недофинансирования, отключил телефон и появлялся на улице только для того, чтобы посетить легендарное заведение Артурчика, заключённое между мусоркой и гаражами.

Троица подручных Ракова, наверное, почувствовала, что перегнула в вопросе бюджетирования и пошла на вынужденные переговоры. Переднее сиденье, колечки и юго-западный говорок долго спорили, торговались, пытались крутить разные “иезуитские“ комбинации, но потом всё же сдались и набросили сверху тридцать три тысячи российских рублей, которые, по их разумению, должны были с лихвой покрыть все затраты по восстановлению “Жертвенника“.

Петровкин не стал “ломать Достоевского“ и деньги, конечно, взял. Но, уже дома, пересчитывая наличность, Илья Никодимович с удивлением обнаружил в пачке затесавшиеся купюры из “Монополии“ (наверняка — вклад переднего сиденья), рваные украинские гривны (это, Петровкин не сомневался, подсуетились луковые кольца) и даже — молдавские леи (привет от юго-западного паренька). Так что даже эти жалкие тридцать три тысячи набирались весьма условно.

Довершал же всё крупный инвестиционный вклад, сделанный рукою самого императора, — сертификат на материнский капитал, выписанный на имя некой Георгины Васильевой. 

“Да уж, если он так и с зарубежными специалистами расплачивается, то неудивительно, что им ноги приходится подрубать“, — подумал тогда Петровкин, и ему сделалось ещё грустнее.

Он сунулся было к своему шефу, желая получить хоть какие-то ответы, но тот, похоже, окончательно спятил от пережитого и был не в состоянии поддерживать даже простейший вербальный контакт. Гришка Гриберман пустился в бега и залёг на дно где-то в Хайфе. Тамара Ивановна попала в автомобильную аварию, которую, как судачили злые языки, сама и подстроила, чтобы заехать в больничку и временно обрубить концы.

Олигарх Серёжа где-то отвисал и не брал трубку. Один раз, правда, ответил, но стал зачем-то расспрашивать Петровкина о подаренных сигарах и снова напомнил ему, что американцы за них любые деньги… и далее… и прочее… и остальное…

Гарри всё еще находился в заложниках, и как вырвать его из рук преступной банды, Петровкин не представлял.

Появлялся несколько раз Иммануил Андреевич, сначала один, а потом в компании какого-то мрачного типа, но о чём с ним было говорить, наш герой тоже пока не решил.

Оставалась бывшая жена олигарха Серёжи — Анна Штерн. Может, она? Хотя чем? Но какие варианты? Петровкин пару раз назначал ей встречу, но всегда что-то срывалось. Вот и сейчас он сидел возле памятника Грибоедову на Чистых прудах и ждал её появления.

Он заметил её издалека. Размашистая походка. Лёгкое расстёгнутое пальто. Высокие каблуки. Серёжа познакомился с ней на экспериментальном молочном производстве, которое случайно купил на сдачу или сэкономленные чаевые. Но это было ТАК давно…

Бывшая тоже сразу заметила Петровкина, присела и обратилась к нему так, будто они были лучшими друзьями много лет:

— Привет, ПИН, ну как житуха, старичок? 

— Нормально, — ответил Илья Никодимович, подставляя лицо солнцу.

— Дрожишь?

— Нет. Это же у ТЕБЯ фобии.

— У меня?

— Муж сказал…

— Серёжа? — удивилась Анна.

— А у тебя их несколько, что ли?..

— Не груби, — попросила бывшая.

Петровкин поковырял палочкой песок:

— Серёжа, Серёжа, кто же ещё… Так какова природа твоих навязчивых состояний, моя дорогая?

— Природа моих навязчивых состояний, — пояснила Анна Штерн, — обусловлена моими глубинными желаниями, которые не дают мне покоя уже много лет.

— Скучно. Как в учебниках… — зевнул Илья Никодимович. — И?

— И желания эти, как ни старайся, крутятся вокруг того, что нашего общего знакомого нужно срочно убить, пока он не запустил, с твоей помощью или без, свой говённый примус.

— А под примусом ты, конечно, понимаешь наш не имеющий аналогов аппарат? — уточнил Петровкин.

— Именно его и имею, — подтвердила Анна Штерн.

— Понятно…

Илья Никодимович испытал некоторый стыд за научное пренебрежение, выказанное в сторону их фантастического аппарата. Но он с детского сада привык к тому, что его окружают личности с грубой душевной настройкой и не очень глубоко принял боль незаслуженной критики.

— И как ты его собираешься убить? — поинтересовался он.

— Так это не я его буду убивать…

— Я? — удивился Петровкин.

— Да, — подтвердила Анна. — Ты же уже нашёл к нему подход: Мунк, Ренуар, Пикассо, Руссоло. Не многим это удавалось. Мы под большим впечатлением, если честно. Все думают, что ты справишься.
 
Она достала из кармана пальто бумажный пакет и передала его нашему герою. Петровкин заглянул внутрь и увидел пистолет, а к нему две запасные обоймы.

— А ты чё, Аннушка, всё стреляешь?

— А чё?

— А то, что уже не стреляют. Сейчас по-другому дела делают. Не так, как ваши…

— Ладно, Петрик, ты целку-то из себя не строй: зашёл, два раза бахнул, потом — по газам. Волыну сбросил и на отдых.

— Всё у тебя просто. А с обезьяной что делать?

— С какой обезьяной?

— С моей.

— Так он ТЕБЕ Гарри отдал! — удивилась молочница.

— Ага.

— Вот оно что… А я сижу гадаю, где он… А что тебе эта обезьяна?

— В заложниках она… у Ракова.

— Ну, не знаю тогда… — растерялась Анна Штерн. — Обезьяну тоже можешь грохнуть.

Илья Никодимович усмехнулся. Он ещё раз посмотрел на яркое солнце и зажмурился:

— Руссоло, говоришь?

— Что?

“Ох уж, эта молочница!“ Наш герой мысленно перебрал всех своих знакомых, которые могли бы назвать имя изобретателя интонарумори. Таких оказалось немного. Видно, в своей жизни бывшая жена школьного друга не только молоко в бидоны разливала и голая по лесам носилась. Слишком умная. Это многое усложняло.

— Теперь иди, — закончила переговоры Анна. — Тебе ещё тренироваться надо.

— А какова моя мотивация? — уточнил Илья Никодимович, поднимаясь со скамейки.

— Через пару дней пришлю водителя: заедешь ко мне в гости — всё объясню. Как раз за это время отстреляешься где-нибудь в тестовом режиме — найдёшь место. Хорошо? — жена друга призывно пошевелила ногами.

— Хорошо, пару дней я, конечно, потерплю. Мне просто интересно, что я потом скажу прессе. Представь себе картину: меня ведут в наручниках…  Гарри рвёт на себе волосы от горя… мрачное здание суда… кругом журналисты: “Скажите, зачем вы это сделали?“ А у меня нет для них ответа, понимаешь? Мне нужна мотивация.  Чтобы не выглядеть дураком. Но за пистолет спасибо — пригодится. Даже у мисс Марпл была пушка.

— Какая, интересно?

— Думаю, “Smith & Wesson Triple Lock“ — широкое дуло, — указательным и большим пальцами правой руки Петровкин изобразил примерный диаметр, который, по его мнению, был у мисс Марпл. А диаметр там был — ..! Одним словом — немаленький.

Молочница улыбнулась.

Илья Никодимович пошёл к дому, потом обернулся и спросил:

— Хочешь пари?

— Я не спорю с научными работниками. Они — законченные неудачники. Но в виде исключения — давай.

— Держу пари, что ты не проживёшь и месяца с нашей встречи.

— Хорошо. Держу пари, что проживу. А на что?

— Если проиграешь, я заберу всё твоё барахло. А то у меня обезьяна без одежды мёрзнет.

— Договорились. А если проиграешь ты?

— Я не проиграю.

И он потряс в воздухе бумажным пакетом.

Анна Штерн снова улыбнулась.

Уже знакомый “Аурус“ не сильно удивил нашего героя. Из передней пассажирской двери выскочил тоже хорошо знакомый мужчина и подбежал к Илье Никодимовичу. На лице его читался ужас.

— Что случилось? — спросил Петровкин.

— Рак-кова убили, — заикаясь, проговорил тот.

— Как???

— Топором. Прямо по башке!

— А кто?

— Студент какой-то.

— Однако, — опешил Илья Никодимович.

Они стояли и смотрели друг на друга. Потом мужчина с переднего сиденья пришёл в себя, достал уже початую бутылку портвейна “777“ и доверительно предложил:

— Будешь?

В этот момент через левую заднюю вывалился Гарри. На нём был новый морской костюм юнги, а на лентах бескозырки красовалось многообещающее: “…“.

Из глаз Петровкина брызнули слёзы радости.

Или причиной были просто острые лучи солнца?


(КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ ПРОИЗВЕДЕНИЯ) 


Продолжение здесь: http://proza.ru/2025/01/29/745