Восьмисотметровка

1

- Арина, на восьмисотметровку через два часа придется выйти тебе. У Мариковой температура, я снял ее со старта. Потапова завтра на полтора километра идет, а Канцович на стометровку баттерфляем, им надо быть в форме. Остаешься только ты.
- Я не смогу! Я же спринтер! – замотала я головой и даже попятилась от Александра Петровича, моего тренера.
- Я знаю, что ты спринтер. Но больше некому.

Александр Петрович разговаривал со мной, как со взрослой. Как будто мне не десять лет. Обычно он просто говорил, что и кому надо сделать, и мы делали. Но сейчас он меня просил, а не приказывал.

- Да не смогу я! На дорожке повисну! – я была в отчаянии.
- Ты же на тренировках по два километра проплываешь, а тут всего восемьсот метров, - продолжал уговаривать меня тренер.
- Так с остановками же!.. У меня дыхалки нет на такую дистанцию, вы же знаете, что двести метров – мой предел! – отнекивалась я, уже понимая, что придется плыть.
- Послушай, пройди дистанцию ну хоть как-нибудь. Не гони темп, даже не как на тренировке плыви, а… купайся. Шлеп-шлеп… - он вяло перебрал руками, изображая не кроль, а то, что называется «по-собачьи». -  Да хоть последней приди, не важен результат! Нужно только пройти и все, а то с команды баллы снимут за невыход на старт. Ну правда, больше некому. Пожалуйста.

Я не вынесла этих уговоров. Вместо того, чтобы жестко приказать, Александр Петрович тихо упрашивал меня, и отказать ему было невозможно. Если бы он поддавил, я, может, и взбрыкнула бы, а так…

- Ладно, - кивнула я, ужасаясь сама себе. «Что я делаю?!..»
- Спасибо, - очень серьезно сказал он и тут же ушел по своим делам, а я осталась стоять у входа в душевую.

Ох, чччерт… Восемьсот метров! Шестнадцать бассейнов!.. На соревнованиях, не на тренировке! Я не смогу, я же знаю!

Мы приехали на республиканские соревнования в Сыктывкар вчетвером, без запасной. Варька еще в Ухте заболела, осталась там. А Олеська Марикова, второй стайер, уже здесь, сегодня утром встала снулая, с розовыми глазами, и каждые пять секунд подшмыгивала носом.
И где она только это ОРЗ подцепила?..

 2

Два часа я телепалась по бассейну, не находя себе места. Сходила в раздевалку, посидела там. Но сидеть было невозможно, хотелось шевелиться, делать хоть что-то. Внутри была словно судорога, и хотелось ее «размять». Пошла на трибуну, попыталась отвлечься, глядя на другие старты, но смотрела – и не видела. От рисовавшейся перед глазами чудовищной картинки, как я цепляюсь за разделительную дорожку и повисаю на ней «поплавком», кровь приливала к щекам и к глазам подступали слезы, я едва сдерживала их.

Какое это будет позорище! Я, как малек-поплавок, который не может проплыть пятьдесят метров без остановки, - Я! - повисну на дорожке у всех на глазах! Да как потом себе (и другим) в глаза смотреть?! Кошмар!..

Спринтеры делают гребок левой и гребок правой со вдохом, через раз. А стайеры на длинных дистанциях – гребок левой, правой, левой-вдох, правой, левой, правой-вдох. На три гребка, а не на два, тогда шея поворачивается под вдох поочередно на разные стороны. А я не привыкла так, я себе шею «забью» уже после двухсот метров. «Я же не смогу пройти дистанцию, что делать?..» - мучилась я, спускаясь с трибуны.

- Арина, время! – сказал Александр Петрович.
- Да… - отозвалась я и поплелась в раздевалку.

«Я не смогу», говорила я себе, стоя в душе, натягивая купальник. Проверила лямки. Наслюнила палец, повозила им внутри стекол очков, чтобы не запотевали во время заплыва. Сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, не помогло. Мандражное внутреннее оцепенение не проходило.

«Я не смогу, не смогу», твердила я, стоя у старта, под табло. Вокруг меня кто-то что-то говорил, кто-то разминался, кто-то хихикал, а я стояла статуей и смотрела только на воду.

- Давай, - сказал Александр Петрович.

Он даже не добавил «ты сможешь»… Я надела очки и пошла на старт.

«Я не смогу, не смогу, не смогу!» крутилось у меня в голове, когда я уже стояла на стартовой тумбе. Меня слегка потряхивало. Так, наверно, чувствуют себя перед экзекуцией. Внутри пустота и одновременно дикое напряжение.

Старт!

Стартанув, я пошла в воде уже спокойно. Все, что должно было случиться, считай, случилось. Осталось только дойти до точки «икс» и принять свой позор, как есть…

Пятьдесят прошла, кувырок, следующие пятьдесят метров. Кувырок, еще пятьдесят, кувырок, пятьдесят, кувырок…

И тут у меня схватило печень. Буквально только что все было нормально, и вот.

Это было не как удар под-дых, когда просто перестаешь дышать, садишься на корточки и пережидаешь, не шевелясь, пока боль отходит. Это было похоже на ощущение, словно под ребра справа кто-то загнал нож или отвертку, и оставил ее там. 

Дыхание не перехватило, но спазм был такой сильный, что ноги сами стали подтягиваться к животу, как хвост у креветки, брошенной в кипяток.

Все, приплыли…

Я делала гребки, мучительно пытаясь разогнуться в воде. Перешла на привычный ритм «раз-два», чтобы вдыхать чаще. Проклятая печень не отпускала! Один раз вместо воздуха глотнула воды.

«Сейчас повисну», сказала я себе, во время следующего вдоха увидев почти перед носом разделительную дорожку. Из-за того, что меня скрючило, я с середины ушла вправо.

«Нет… Только не сейчас!.. Не сейчас… Хотя бы до бортика надо… Черт, больно!.. Опять хлебнула… Позор, вот он…» 

Я уговаривала себя терпеть, и не плыла, а просто шлепала по воде руками, как это делают начинающие. Таз предательски поджимался, я не могла нормально вытянуться на воде. Я задыхалась…

Внизу, на дне, пошла черная полоска – значит, бортик близко. Надо еще немного потерпеть, сейчас, сейчас…

Но полоска никак не заканчивалась. У меня уже темные пятна пошли перед глазами. Я двигалась, непонятно чем дыша, непонятно как шевеля руками и ногами, и было только одно желание – коснуться рукой бортика и замереть. Остававшиеся до бортика последние несколько метров я прошла в полуобмороке, ничего не соображая.

И, коснувшись гладкой прохладной плитки пальцами, на автомате сделала разворот-маятник и пошла на новую пятидесятиметровку.

... Черт!!! Что я наделала!..

Я не остановилась. Как-то притерпевшись к боли в подреберье, ни о чем не думая и ничего, кроме этой боли не чувствуя, просто плыла вперед. Левой, правой-вдох, левой, правой-вдох… Это закончится. Это скоро закончится. Надо просто доплыть до бортика, и все… Левой, правой-вдох, левой, правой-вдох…

На середине бассейна меня «отпустило» почти так же резко, как и прихватило.

Я, с изумлением и неверием, наконец-то вытянулась и смогла нормально плыть. Но еще с полминуты прислушивалась к телу. Схватит опять, нет?.. Нет, не схватило.
И я стала потихоньку поддавать скорости. По чуть-чуть. Еще. Еще…

3

Я пришла к финишу шестой, ухитрилась даже обогнать двоих.

Финишировав, долго цеплялась за бортик, уткнувшись в него лбом. Шея была «забита» настолько, что я не могла повернуть ее влево, ее просто заклинило. Чтобы посмотреть налево, мне пришлось повернуться всем телом. Я дышала и никак не могла надышаться. Мне было невозможно жарко в холодной воде, даже казалось, что от меня идет пар, будто я очутилась в мороз на улице после бани.

Александр Петрович стоял у навесной лесенки с моим полотенцем в руках и улыбался. Я, как смогла, улыбнулась ему в ответ. Руки и ноги были ватные, я еле вылезла из воды, меня шатало.

Я смогла!.. Не могла, но смогла! Обалдеть… Я СМОГЛА.

… Много лет спустя, давно уйдя из спорта, я не раз вспоминала это свое счастливое обалдение от того, что сделала невозможное.

Когда было тяжело физически или душевно, когда казалось, что никакого другого выхода просто нет, кроме как «повиснуть на дорожке», сдаться, сдуться, опозориться и дальше жить с памятью о позоре (или вообще – утонуть), я вспоминала тот заплыв и говорила себе: ты сможешь. Ты можешь. Пройди дистанцию, ты можешь, ты знаешь, как это делается, ты уже делала это.

… И это же я однажды сказала своей дочке: пройди свои «восемьсот метров». Ты сможешь, я знаю, что ты сможешь. Не сдавайся.



2025