1705 Если вино откупорено, его следует пить

              Пока в уютном и приветливом особняке маркиза де Торси на улице Вивьенн, неподалёку от Пале-Рояль (а парижанам более известном как  Пале-Кардиналь Ришелье) вот уже несколько часов продолжалась аудиенция, Елисей Козиловский в соседней комнате томился в ожидании. Мимо проносили блюда и напитки. Кое-что перепадало на стол к Елисею.
              За ним ухаживала девушка-прислуга. В невольном разговоре выяснилось - она гувернантка маркизы де Торси. Её основное занятие – воспитание и уход за старшим (пока первым) сыном маркиза. Мальчика зовут Иоахим, а полное имя Жан-Батист Иоахим Кольбер, маркиз де Торси и де Круасси.
              Французы всегда были сторонниками традиций. Они любят давать детям имена, в которых упоминаются и отец, и дед (Жан) по отцу и дед (Батист) по матери. А Иоахим  - имя крестильное, несомненно, связанное со святым Иоахимом. Кольбер – фамилия, по отцу, деду и далее в глубину седых веков. «Маркиз де Круасси и Торси» - титул, унаследованный от деда Батиста. В свое время отец мальчика удачно женился на его дочери Катрин-Фелисите.
              Да, тогда юная Катрин была очаровательна, грациозна и значительно моложе супруга. Этот брак был одобрен Королём-Солнце и был совершён в его присутствии!
              Конечно, Катрин не отличалась особым умом, зато стала отличной домохозяйкой и умела угождать. И неизменно пользовалась уважением мужа. Тем более, что Катрин-Фелисите де Помпонн принесла ему, отнюдь не бедному человеку, богатое приданое в 400 тысяч ливров.
              Таковы французские традиции в семейной жизни. Французы – искренне верующие и дальновидные люди, жёны в доме нужны для уюта и престижа, а своих детей им по душе называть сразу несколькими именами - это обеспечивает покровительство на протяжении всей жизни со стороны упомянутыми в их именах персон, родных и близких. И святых. У родителей и без них хватает забот. Так было до них, так будет и сейчас, и после них – традиции вот, что крепи́т семейные узы прочнее, нежели любовь, обязательства или церковное таинство брака. Союз Жана-Батиста и Катрин-Фелисите основывался на взаимном уважении и, пусть и не столь страстной, любви.
              Младшему маркизу пока два года. А его воспитательницу зовут Конкордия. Это сложное для русского имя Елисей сразу, на шведский манер, для себя перевёл как Карина. Так он к ней и обращался. Разговор вёлся на французском, вперемешку с голландским диалектом французского, который был хорошо знаком Елисею, и вполне понятен Карине. Елисей, в свою очередь, плохо владел парижским наречием, и очень старался понять всё, что ему говорит эта милая гувернантка с манерами скромной монашки.
              Что было правдой - Карина действительно долгие годы юности провела в монастыре. Но именно там,  в тихой обители, как известно, зреют, неприметные для окружающих и неосознаваемые до времени послушницами, волны и желания хоть краем глаза увидеть и посетить запретный мир. И подозрение, что его недоступная сладость в течение многих лет её жизни, намеренно скрывается усохшей от невольного смирения настоятельницей и тесными оковами монастырских ограничений. В послушнице давно зародилась и горела скрытая от чужих глаз страсть. Это было желание прикоснуться к запретному, к такому привлекательному и потому к такому опасному огню, наполняющему и согревающему бесхитростную душу девы.
              Многие считали Конкордию воплощением чистоты и кротости, пленившей маркиза тихим очарованием. Старший де Торси в своё время отметит её качества.
И она сменит на посту чудесную в молодости Катрин-Фелисите. Одетая в простые, почти монашеские платья, она рождала немало фантазий у сладострастного любовника. В интимных отношениях, как это оценит Жан-Батист, она отличалась особенно нетерпеливой темпераментностью.
              Жан-Батист никогда бы не решился на этот шаг, пока был жив его король. Тот под влиянием иезуитов симпатизировал ортодоксальным клерикалам - ультрамонтанам. При этом король имел бастарда -  внебрачного, но признанного им сына от мадам де Ментенон - морганатической супруги короля. Но это же, король!
              Маркиз де Торси, был внешне привлекательный (это имело существенное значение для избранного им поприща!), хотя с не совсем правильными, но мягкими чертами лица, и большими темными, с поволокой, глазами. О нём король Людовик XIV ещё в начале карьеры молодого дипломата одобрительно заметил: "У него приятная внешность". А для Короля-Солнце это имело особенно важное значение.
              И король не только не заслонил дипломатические таланты Кольбера тенью собственной персоны (а король считал себя непревзойденным дипломатом!). Напротив, его "солнечные блики" и лучи славы теперь яснее вычленяли и  освещали достоинства звёздного пути молодого человека.
              Жан-Батист понял это и быстро приобрёл репутацию большого знатока моды, тонко чувствуя её веяния. Он, будучи весьма близок к королю, стал настоящим щёголем.
              Таким его и увидел Елисей на портрете Жасена  Риго, что висел на стене при входе в комнату, где шли переговоры. Ему ли Жасинто (так по-каталонски звучит имя художника, а по-французски - Гиацинт), уроженцу благодатной южной провинции Руссильон, не знать как важно для изображения фаворита фронтальное освещение и радостные фактурные тона.
              Мастер парадного портрета «Большого стиля» времени правления Короля-Солнце, изобразил маркиза с открытым и доброжелательным взглядом, с мягким овалом лица, что характерно для  очень умного и избалованного успехом человека, с по-женски ухоженными кистями рук. И кто бы мог предположить, что за этим скрыта стальная воля и непреклонность в защите интересов королевства!
              Стены комнаты были увешаны и другими картинами. В шкафах теснились книги по литературе, искусству, праву, философии, музыке.
              Убранством поражала мебель, богатая мвркетри*, выполненная Андре Буллем, непревзойденным мастером, главным краснодеревщиком короля, названный Жаном-Батистом «близким советником короля и самым искусным ремесленником в Париже».
              Обстановку дополняли ковры из Турции, ткани из Индии, велюр из Пекина. На портрете Риго мебель не акцентирована, зато ковры и ткани, на фоне которых изображён министр, обильно декорируют интерьер.
              Министр иностранных дел по утрам вторника и четверга принимал у себя иностранных послов, подробно расспрашивая их о личных впечатлениях от посещения Франции, но особенно его интересовали способы управления в том или ином государстве, принятые форма и структура власти. Оттого его прогноз развития отношений между правителями и возможных событий был безукоризнен. Немало полезных новостей и сведений, столь необходимых для своей работы, получал Торси от своих гостей.
              А они, в свою очередь, почитали за честь побывать у него. Да к тому же, только его можно было просить о личной аудиенции с королём.
              Королевский поверенный по приему послов получил указание от Торси показать посланнику русского царя Версаль, но при этом избегать почестей, предназначенных лишь послам высшего ранга.
              На обеде у («стацкого») министра маркиза де Торси посол Андрей Матвеев, встреченный весьма «почтенно и ласково» маркизой,  отметился отменно.
              В его умелых руках легко слетела верёвочная уздечка, хлопок «… и пробка в потолок, вина кометы брызнул ток…**» из конического горлышка, опирающегося на пологие плечики бутылки. Периньон из Шампани шипучей струёй наполнил высокие креманки.
              В присутствии короля пышная и сложная жизнь двора двигалась слаженно, и всё вращалось вокруг “короля-солнце”, зависело от его воли. Тут же были вельможи, в том числе господин Полиньяк, бывавший послом в Польше и маркиз де Бенрепо, посол в Голландии, и множество иных, с кем Андрей ранее не встречался.
              Шестидесяти восьмилетний король полный прирожденного и заученного достоинства, один из самых любвеобильных монархов Европы, остановил свой взгляд на супруге посла - княжне Марфе Барятинской, и поднял тост за присутствующих дам:
              -Мы, ваш король, можем и должны, и всегда будем поддаваться женским чарам, пусть даже в ущерб делам в нашем государстве! Потому что любой мужчина должен быть по-королевски смел и безумен.  Мне, видит Бог, легче примирить всю Европу, чем отказать очаровательной и ошеломляюще неотразимой женщине! Это единственное беспокойство в жизни, которое они мне причиняют. И это не смотря на то, что прелестницы   обходятся мне куда дороже, чем все войны и распри меж государями! Я готов снова и снова влюбляться.
              Катрин-Фелисите первой, на правах хозяйки, приложилась к руке короля, Она не заметила, что король не отрывал взор от мадам Матвеевой.
              Пили всяк по своему желанию, без принуждения и неволи. Так, как это всегда принято при французском дворе. Вина редкие - французские и итальянские - в «бутельях или суленках» охлаждались в серебряных ведерках. И каждый наливал себе сам, сколь потребно было.
              Шампанское в граненых «бутыльях», созданных аптекарем из Шалона-на-Марне, к тому времени уже было популярно среди придворных французского короля. В такой бутылке необычное («дьявольское» - бутылки часто взрывались) вино с пузырьками делалось еще более пенным. И пробки всё чаще и шумно стали выстреливать.
 
              Позднее по рекомендации Торси Андрей Матвеев с супругой княжной Барятинской будет принят королем в его резиденции, получит в подарок 3000 ливров.
              Во дворце, где все были одеты по-королевски, княгиня вновь произвела на короля сильное впечатление своей молодостью и, достойным царицы, богатейшим русским платьем и жемчужным головным убором. И ей, перед отъездом Матвеева из Франции будет преподнесён от имени короля бриллиантовый браслет стоимостью 3055 ливров.
              Всё тот же ловкий мастер «статуарного» портрета Гиацинт Риго изобразил жену Матвеева в русском национальном убранстве.  Возможно, именно такой её видел король! Княжна Барятинская была очаровательна в неприступности своей европейской красоты!
              Сравнивая княгиню с кукольной красотой ещё юной мадам де Ментенон, невольно сомневаешься в безупречности вкуса Короля-Солнце.
              Матвеев был не равнодушен к красоте и удобству, он оценил вкус в подборе картин, убранстве резиденций, сервировке стола, выбору в еде, одежде – ко всему,  что было создано великолепными мастерами своего дела для украшения жизни и возвеличения персоны “первого дворянина” Франции — короля и всего его знатного окружения. В Париже и в Версале, в домах министров и государственных секретарей ему довелось увидеть лучшее.
 
   Вот его описание:
              «Стол в Марли (Marly-Le-Roi - любимая летняя резиденция Людовика XIV близ Версаля) «отправлялся в его хоромах, что на королевском дворце в Версалии, кои отбиты червчетым были бархатом и камкою краснаго цвету с круживом широким золотым, также стулы и лавки тем же, и убраны великой меры зеркалами, и шпалеры высокой и многоценной работы, и подсвешниками с столами разных марморов, и картины по его тем каморам поставлены были великой меры в рамах широкой резьбы золоченой дивных художеств, на которых король и его сын и внучата преславною живописью изображены каковы они есть».
             И французские вина нашли хороший сбыт в России еще при Петре (тем более, что царь отменил пошлину в 25 экю с бочки), но не шампанское!
              А европейский престиж (если можно так назвать ежедневно разыгрывавшееся торжественное театральное представление) французского двора уже тогда был чрезвычайно велик. И тут же, ниже, в своих заметках Матвеев отметил, что в Марли, «где король на уединении для своих забав бывает», даже исподнее не стыдятся являть»!
              Позднее, век спустя, русский двор и русская знать все больше и больше будет усваивать именно французскую роскошь. «Ах, Франция! Нет в мире лучше края!*** Ну, и конечно, «Вдова Клико»! Но это уже в веке 19-м.
              Только поддержки против Швеции и посредничества Франции в переговорах Матвеев не добился. Швецию король рассматривал как союзника и конфликт на Балтике его мало волновал. В Северной войне французская дипломатия явно симпатизировала шведам, а в отношении России желала придерживаться нейтралитета.
              И от Матвеева просто вежливо отделались.

              Карину заинтересовал иностранец, малоразговорчивый, но привлекательный и с хорошими манерами. Она была явно расположена к нему и старалась привлечь его внимание, ухаживая за ним.
              -Я смотрю, mon sauveur (фр: мой спаситель,), вам совсем не интересно о чём говорят за столом?
              -Спаситель? Но, почему? - Елисей понял обращение «sauveur», но выразил удивление.
              И Карина с улыбкой напомнила столкновении с vagabond (фр: бродяга) на углу улицы ле Пегратье и набережной де Бурбон, недалеко от «моста влюблённых» через Сену, когда он вступился за неё. Собственно как такового поединка не было. Елисею, привыкшему на войне перекрикивать гул стенобитных пушек и грохот мушкетных выстрелов, достаточно было рявкнуть. И ночной clochard (фр: клошар) юркой мышью нырнул в темноту прибрежной арки моста.
               А Елисей забыл это происшествие, не обратил внимание. Мало ли что! В Москве или Петербурге и не такое бывало! И пока он отгонял оборванца, девушка скрылась. Елисей не успел разглядеть её, но запомнил изящное колье, сверкнувшее на шее. И сейчас он признал то ожерелье с подвеской, подчеркивающее безупречный вкус обладательницы.
              Елисей плохо понимал парижский говор, и Иван Зотов не раз развлекал его, ведя разговоры на этом языке И призывал своего помощника:
              -Мы пока мало знаем эту страну. И нам до́лжно учить и изучать её обычаи. А для того ты должен в свободное время больше общаться с людьми, и прежде всего, с простолюдинами. Только тогда ты поймёшь Францию.
              И Елисей со всем энтузиазмом молодости ходил по разным непрезентабельным местам Парижа.
              Спасителем называл его в минуты отдыха Иван Никитич. Во время  осады Азова восемнадцатилетний Елисей заслонил Никиту, отца Ивана, от острой сабли янычара, прыгнувшего на офицера с высоты полуразрушенной стены осаждённой крепости. После были Нарва, Шлиссельбург. В битве за Канцы (крепость Ниеншанц в устье Охты) Елисей был отмечен обер-комендантом Петербурга Яковом Брюсом! И старший Зотов отправил в 1705 году Елисея к Ивану в Париж.
              Сам Иван был переводчиком посла Матвеева в, затянувшихся почти на год, парижских переговорах. А Елисей принимал участие в переводах с французского книг о военном искусстве Франции. Оба знали, что царь Пётр любит, когда текст изложен понятным языком. Книга Николы Блонделя, генерала-порутчика французского короля, «Новая манера укрепления городов», переведённая общедоступным разговорным языком впоследствии была особо ценима Петром.
              Елисей Козиловский Дорофеев сын, из села Козиловка, что с 1500 года притаилось под Черниговом на правом берегу речки Убедь, был из семьи небогатых шляхтичей, владел простым обиходным языком. участвовал в баталиях и осадах городов и крепостей. Он и редактировал готовый текст.
              Позднее с сыном Никиты Моисеевича, Елисей отправится в Англию, побывает в Голландии, Дании, Бранденбурге и Саксонии. Только в 1707 году миссия Матвеева в Лондоне потерпит неудачу (как и в 1705 году в Париже). И это, в том же 1707 году, отразится на судьбе Елисея. Он попадёт в опалу и будет отправлен за Урал.

              Карин похоже всё больше подчинялась невольному обаянию молодого русского офицера:
              -И к дамам вы совсем равнодушны. Всё рассматриваете бокал. И что же в нём такого замечательного? – она внимательно вглядывалась в молодого офицера в непривычной, для многолюдной столицы Франции, форме.
              -Мне нравится наблюдать за пузырьками, Пузырьки – всегда свидетельства одиночества. Мне кажется, что я слышу их плач. В них вся осенняя печаль разлуки с Францией. - Елисей недовольно оторвался от созерцания, надеясь, что его оставят в покое, но этим не смутил девушку:
              -О, да! Это воистину замечательное занятие, - сарказм и иронию не скрывал мягкий тембр гувернантки, - и гораздо интереснее, чем ухаживать за молодой и симпатичной, пусть внешне заурядной девушкой. Но заметьте, чем неприметнее пузырьки, тем выше качество напитка! Но, что же вас, мой друг, так привлекает в них?
              Пренебрежительный тон задел молодого помощника дипломата. По-прежнему, погружённый во внутреннее состояние, не отрываясь от созерцания верениц пузырьков, он ответил:
              -Соглашусь с вами. Чем скромнее женщина среди роскошных гобеленов и картин в позолоченных рамах, тем она соблазнительней. Но, обратите внимание на пузырьки в шампанском. Посмотрите на это таинственные струи и, на прилипающий к стенкам бокала perle de givre (фр. - морозный  жемчуг), покрывающие их бисером. Больше подошло бы perle givrée (фр.- матовая жемчужина), а ещё вернее perle jet (фр. - жемчужная струя, на парижском диалекте в начале 18 века– «перлежь»). Виноделы  непременно назовут этот безмолвный танец - перляж. Но заметьте, пузырёк становится жемчужиной, лишь примкнув к чему-то достойному, …
              Он помолчал, сомневаясь, но всё же решился и, глядя в упор на девушку, не без лукавства добавил:
              -И ещё. Я уверен, что тонкий перляж мельчайшего размера не является гарантией высокого качества вина, но, и скорее всего, он надёжно свидетельствует о выдержке шампанского, о его зрелости.
              Катрин посмотрела на Елисея, улыбка изумления очень шла ей:

              -Удивительно! Вы иностранец, впервые в Париже. И уже придумали ловкое название для описания привычного нам, француженкам, явления. Вы поэт, месье Елисей? Ваше античное имя, так созвучно с L'Elysée (фр. устар. - Елисейский остров; Элизиум, трад.-поэт. – место блаженства),  и звучит как вечная весна, в которой нет места для дождя и слёз, снега и страданий. И жестоких бурь на нём, на том острове, не бывает. Вам следует прогуляться по Елисейским полям, посетить этот волшебный мир, … но не в одиночестве, а сопровождая молодую и симпатичную даму.
              Это было именно то, чего так желал русский офицер. Теперь уже Елисею невольно захотелось добиться расположения и её согласия (фр. la Concorde  - Согласие). Чувствуя её благосклонность, он захотел установить чуть более близкие отношения:
              - И всё не так просто! Что нас, мужчин, привлекает? По правде вам сказать, entre nous (фр. - между нами), волшебный фонарь без теней, без выраженных очертаний, но с чёткими границами мне было бы скучнее рассматривать. Он как дурно малёванные картинки. А здесь, в вашем присутствии, во мне рождаются некие образы…, которые представляются чем-то прекрасным и таинственным.
              -Но что же тогда вас останавливает?

              Ночь длинна. За окном неприметно сыплет осенний дождь, шуршит по листьям, стекает по желобкам, сливается с землёй. Нужно дождаться, когда стихли все шумы. Теперь можно греть в руке высокий бокал с шампанским, прислушиваясь к лёгкому пению пузырьков.
              Они тонкими струйками поднимаются со дна, торопливо обгоняют друг друга, стремятся на поверхность, избегают столкновений, не сливаются, не задевают соседей. Каждый в одиночестве. И те, что по краям, прилипают к стенкам, покрывают их жемчужной изморозью. Перляж мелкий и деликатный, долгий, он располагает к лирическому настроению - у него в бокале хорошее, выдержанное шампанское. Нескончаемые искрящиеся потоки, вереницы, поднимаются из глубины, с чистого дна. Нечёткие, чуть размытые линзой бокала и длинными волосами границы её тела, создают столь желанную иллюзию близости. Сквозь капризно-переменчивую пелену вина можно бесконечно смотреть на юную, притихшую возле него, француженку!
              А после нескольких часов в полной тьме, приучив глаза к темноте, он долго ещё, с интересом будет наблюдать свечение пузырьков. Это похоже на переменный блеск далёких звёзд! Вспышки редкие, колючие, пронизывают толщу вина и гаснут в потоке. А те, что прилипли к стенкам, смирились и оцепенели, успокоились, они достигли  умиротворения и уже молчат, не в силах что-либо сделать. Безмолвие и покой их удел.
              Но откуда такая сила в каждом пузырьке? И это невероятный их блеск! Из каждого пузырька, тех, что мчатся по центру и достигают поверхности, вылетает струйка мельчайших капель, которые создают над бокалом ароматную взвесь. С ней лёгкое дыхание Карины подобно неповторимому после дождя живому запаху моря, насыщенному влагой раннего утра. Только море шумит, рокочет, а шампанское поёт и искрится.
              И капли, что падают в бокал, усиливают сияние и блеск недоступных звёзд. Или это у него возникают желанные фантомы? Никто не слышит, что они поют в полёте, у каждой свой голос. Зато, когда они соединятся и сольются с вином, их последний звонкий вскрик вполне может быть услышан.
              В небольшой комнатке, примыкающей к будуару маркизы, Конкордия приблизила своё лицо. Неопределённая, но так влекущая к себе незримым очарованием, она, не переставая, говорила, скрывая своё смущение. Её глаза тоже мерцали. Елисей смотрел на неё:  «Приятная девушка! Но что с того? Не позднее, чем завтра он покинет Париж, и куда его забросит приказ ему неведомо».
              -Ты мне нравишься Карина! Ты прелестна и грациозна, простодушна и умна. Твои глаза могут увлечь в бездну любого мужчину. Ты губишь меня, и я тону в них. И я не в силах удержать себя от такого соблазна.
              Издалека, сквозь шум и плеск грёз он слышит:
              -И что тебя удерживает? Ты любишь море? Нырни, погрузись, забудь свои хлопоты. И тебе повезёт! Или тебя на родине ждёт другая? Я это чувствую. Кто она?
              -Теперь её уже нет. Только ты. Оставим эту тему.
И добавил весело:
              -Ты права, мне повезло!.. Особенно сегодня. И это так радует меня! Но что ты делаешь?!
              Темнота не скрыла от него всё, что открыто любознательному взору. 
-Я сменю, и ты забудешь её. Смотри на меня, любуйся и предвкушай. Я готова, тебе не нужно опасаться меня. Я распущу волосы, пусть они ночным ручьём обнимают тебя и, как горные струи опутают твоё тело. Ты можешь спрятать в них свои горячие руки. Ещё никто не видел меня обнажённой, никто не знает, сколь горячо вскипает во мне прибой любви от одной только мысли о близости с тобой. Что же ты ждешь? Я слишком откровенна?
              Свободное, непринуждённое предложение удивляло, казалось ему особенным, новым и необычным. Необычность поражает всегда и почти всех, но многие удивлением и ограничиваются, опасаясь коварной ловушки или лукавого подвоха. Доверчивость и непривычная прямота и лёгкость вызывали острое чувство, её поведение было искренним, глубоким и свободным.
              Не только в Париже, но и во всех встречавшихся ему на пути голландских, фламандских городах он не раз сталкивался с предложениями доступных женщин. Только они не были достойны его внимания.
              После степенной Гааги, с её почтительными и основательными мефру, содержащих девиц для обеспеченных посетителей, после оживленно-делового торгового Амстердама, где расчетливость сквозила в каждом предложении, после других чистеньких мелких (и очень, очень бедных!) северофранцузских городков и селений, он восхитился её живостью:
              -О нет, моя Наяда****! Всё дозволено, но всё дозволено лишь любящим мужчинам, для кого важнее знать о твоем желании, кто готов умереть и вновь найти силы, чтобы воскреснуть. У тебя ещё всё впереди. Ты непременно встретишь свою судьбу. И она будет удивительна. При дворе столько обворожительных мужчин. Каждый готов составить твоё счастье. Вот тот  прапорщик гвардейского полка, что, не отрываясь, смотрит на тебя. А меня на родине ждёт другая судьба.
              Настойчивый, горячечный шёпот оглушал:
              -Ты особенный, избранный герой моей музы. Любящая женщина могла бы с тобой проводить свои  дни без печали и забот. Вот как эти «жемчужные нити», которыми ты так любуешься, они составлены из множества ясных, солнечных дней и счастливых моментов! Я их назову collier de perles (фр. - жемчужная ожерелье). И буду носить его, не снимая всю жизнь! Но твоё название, я полагаю, тоже приживётся.
              И она еще ближе придвинулась, только тонкая материя была между ними. Вскипает кровь. Искрится шампанское.
              -Mais, si le vin est débouche; et qu'il faut le boire*****

              Эта ночь пролетит как буря над тихой гаванью. В ней, среди пены сомнений и разочарований, всегда готовы укрыться от гибели утлые судёнышки намерений и надежды.
              Что бури! Что подводные скалы, тягучие мели! Что ярость прибоя, рокочущего глухо и грозно, предваряя бурную ночь! Страшнее всего немыслимая тайна предстоящего неведомого пути, непредсказуемая сила колеса Фортуны, вздымающего героев в поднебесную высь и низвергающего их же в безвестные топи и болота.
              Неторопливо колесо перемалывает судьбы счастливцев, низвергает сильных, уверовавших в своё превосходство. Для одних стремительно и в этом, они уверены, заключён смысл, для других – последняя попытка выбраться из омутов и житейской трясины. Что хуже, за ними тянутся иные уверенные и поверившие, обнадёженные. Только упав в стремнины, теряя силы, они поймут суть бытия. Ничто не спасёт их от грозы!
              Но, спасающимся от гибели - других не спасти! В судорожной попытке зацепиться за иллюзорную соломинку счастья, впустую растратятся силы, утроятся надежды на помощь от сторонних и утратится уважение в глазах близких, расплывчатыми  и зыбкими станут жизненные ориентиры и смысл власти над своей судьбой. И погаснут свечи, умрут светлячки здравого смысла, время сотрёт память о славе и  свершениях.
              Нет! Ему были нужны беззаветная служба и преданность долгу, почёт и слава, любовь к женщине и офицерская честь, уважение родителей и верность отечеству. Как велики эти картины, какого глубокого смысла должны они казаться молодому человеку в двадцать пять лет!
              Елисею ещё предстоит столкнуться с неприятием московской жизни, где среди бритых подбородков, непотребной одежды, беспробудного пьянства двоедушничали и лицемерно подчинялись новинам потраченные молью бояре и приближённые к царю Петру молодые карьеристы.
              Петровское скоморошничание, с имитацией народности, клички, наполненные оскорбительными приставками - нецензурными, наглыми и унизительными - рвали и смиряли патриархальную Русь. Хохоча и кривляясь всегда легче пародировать столь любезные народу обычаи!
              А после ехать на Верхотурье, стать приказчиком, получить отставку и вновь быть назначенным, общаться со старожилами по деревням,  и спорить с разгулом и издевательствами нарождающейся феодально-промышленной власти. И окончательно ухоронить себя подальше от Москвы в далёких малоосвоенных частях государства.

* Маркетри - одна из самых сложных и трудных в исполнении техника инкрустации из вырезанных вручную кусочков драгоценного материала
** Пушкин А.С Евгений Онегин
***Грибоедов А.С. Горе от ума
****Наяда очаровательная нимфа из древнегреческой мифологии, изображаемая на картинах возле водоёма Она умирала, чтобы никогда не достаться другому.
*****фр. - Но, если вино откупорено, и его надо выпить.