Глава 70. Папа, ты здесь?

Утро в деревне наступало лениво, словно нехотя отрываясь от ночных объятий, окутывая мир зыбким, серым туманом, который, казалось, скрывал за собой все краски и звуки. Влажный воздух был наполнен тихим шелестом травы и тяжелыми вздохами земли, и казалось, что само время замедлило свой ход. Тяжелые капли росы висели на травинках и листьях, словно застывшие слезы, оплакивающие ушедшее лето. Дорога, петляя, тянулась вдаль, словно тонкая нить, связывающая прошлое и настоящее, реальность и иллюзию, надежду и отчаяние. С одной стороны от нее раскинулось болото, мрачное и загадочное, где в камышах шелестели таинственные голоса, словно духи прошлого, а с другой — бескрайнее поле, простирающееся до самого горизонта, словно море, которое, казалось, вот-вот затопит все вокруг. Небо, пропитанное влагой, нависало над землей, тяжелое и серое, и казалось, что вот-вот прорвется дождь, смывая все остатки тепла и света.
На старой, заброшенной детской площадке, среди ржавых качелей, облупленной горки и потрескавшейся карусели, бегали дети, их звонкие голоса, словно маленькие колокольчики, разносились по округе, напоминая о жизни, которая всегда продолжается, несмотря на потери и страдания. Но Вере этот шум казался далеким и чужим, словно она находилась в каком-то другом мире, где все было размыто и призрачно. Она шла по пыльной дороге, ее сердце сжималось, но одновременно в нем мерцала слабая искорка надежды, которая вела ее вперед, словно светлячок в ночи. Эта надежда была не реальной, а призрачной, но Вера цеплялась за нее, потому что она знала, что именно эта надежда ведет ее к отцу.
Впереди, на небольшом холме, среди деревьев и кустарников, виднелся полуразвалившийся охотничий домик, и Вера знала, что именно там ее ждет отец. Она шла к нему в гости, словно возвращалась в свое детство, и каждая травинка, каждый камушек на этой дороге почему-то были ей до боли знакомы, они хранили память о ее счастливом прошлом, которое теперь было лишь призраком. Когда она подошла ближе, она увидела его, и от этого зрелища ее сердце забилось сильнее. Андрей сидел на крыльце, его фигура была немного сгорбленной, а плечи поникшими, и его вид одновременно вызывал у неё улыбку и слезы, словно она одновременно испытывала боль и радость от этого видения. Он выглядел потрёпанным, уставшим и немного постаревшим, словно годы оставили на нем свой отпечаток, но всё таким же красивым и родным, и никакое время не могло лишить его красоты и силы. Его лицо было изборождено морщинками, словно карта его прожитой жизни, а глаза были полны любви и тепла, словно они могли согреть весь мир. На нем была его старая роба, штаны, которые местами поседели от времени, но его густые усы оставались всё такими же чёрными, словно крылья ворона, и они, словно рамка, обрамляли его добрую улыбку.
Вера, словно завороженная, смотрела на него, и её сердце забилось сильнее, словно она снова была маленькой девочкой, которая ждет своего отца дома. Она видела, что он ждал её, и эта мысль согревала ее душу, и ей казалось, что все ее страдания отступают, и она снова становится счастливой. Андрей встал с крыльца, и его движения были немного замедленными, но его объятия были всё такими же крепкими и любящими, и она, словно ребенок, бросилась в эти объятия, и от этого ее душа запела. Он обнял Веру, словно обнимал её в детстве, и она почувствовала себя в безопасности, словно она вернулась домой, словно она попала в объятия ангела-хранителя, и от этого ее печаль на время утихла.
“Привет, папа”, – прошептала Вера, и её голос дрожал от волнения и любви, от радости встречи, и от горечи разлуки.
“Привет, Вера”, – ответил Андрей, и его голос был таким же ласковым, каким она помнила его всю свою жизнь, и от этого ее душа разрывалась на части.
Они зашли в дом, и Вера почувствовала запах дерева и копчёной рыбы, и этот запах показался для неё самым родным и самым любимым запахом в мире, он был запахом ее детства, запахом ее дома.

В доме царил полумрак, и свет проникал лишь через небольшие окошки, создавая причудливые узоры на стенах, но Вера чувствовала себя уютно, словно она была в своей собственной крепости, где ничто не может ее ранить, где все было по-настоящему, и где она снова была счастлива. Они долго разговаривали, и Вера рассказывала ему о своей жизни, о своих мечтах, которые разбивались, словно хрусталь, о своих страхах, которые преследовали ее, словно тени, и он слушал ее, не перебивая, словно он был самым лучшим слушателем в мире, словно он понимал ее без слов. Он показывал ей стеллажи со старыми книгами, чучела птиц, которых когда-то сшил собственными руками, а также свои инструменты, и она слушала его истории, затаив дыхание, словно она боялась, что эти воспоминания вот-вот исчезнут.
Но чем дольше они разговаривали, тем больше она чувствовала тяжесть в своем сердце, словно она несла на себе весь груз горя и печали. Она чувствовала, как в ней нарастает отчаяние и страх, и она понимала, что это лишь сон, что это все ненастоящее, что это лишь миг счастья, который скоро закончится, и что она снова будет вынуждена вернуться в реальность. Это всё иллюзия, созданная её собственным подсознанием, и она понимала, что она не может вечно оставаться в этом сне. Вера смотрела на отца, и слезы начали застилать ее глаза, она понимала, что скоро он исчезнет, и она снова останется одна, наедине со своей болью и отчаянием. Она не хотела просыпаться, она не хотела возвращаться в реальность, она хотела остаться здесь, в этом сне, со своим отцом, навсегда, но она понимала, что это невозможно, и это причиняло ей нестерпимую боль.
Вера села на пол и громко заплакала, и её тело содрогалось от рыданий, словно её душа разрывалась на части. Андрей подошел к ней и обнял её, и в его объятиях она почувствовала тепло и любовь, словно он мог обнять её сквозь время и пространство, и она чувствовала, что она не одна.
“Зачем ты умер и оставил меня совсем одну?” – выкрикнула Вера сквозь слезы, и её голос был полон боли и отчаяния. “Почему ты ушел, папа? Почему ты не остался со мной?”
“Не грусти, моя девочка”, – прошептал Андрей, и его голос был полон нежности и заботы, словно он обнимал ее своими словами. “Всё еще наладится. Ты должна быть сильной, и ты не должна расстраивать маму.” И он поцеловал ее в лоб, и этот поцелуй согрел ее душу, словно исцелил все ее раны.
Вера продолжала плакать, и ее слезы текли рекой, словно оплакивали не только потерю отца, но и всю свою печальную жизнь, все свои несбывшиеся мечты и невысказанные чувства. Она обняла отца в последний раз, и она почувствовала его любовь, словно он был рядом с ней, и никогда ее не покидал, словно он защищал ее от всего зла, которое было в этом мире.
Вера открыла глаза, слезы не переставали течь. Реальность была безжалостной, и она не могла вернуться в тот мир, где ее отец был жив. Она плакала, не в силах остановить поток слез, и она чувствовала себя потерянной, брошенной и одинокой.