Мое пионерское лето

Поскольку здоровье у меня было слабое, каждое лето, в течение девяти лет (начиная с первого класса), меня отправляли в пионер лагерь санаторного типа «Стрелка» на две смены (июнь, июль). Там все было по режиму. Свободное время было только после полдника. Лагерь находился в Стрельне, что очень удобно для выходных посещений родителями. Брата отправляли в спортивные лагеря и таким образом, видимо, родители отдыхали от нас, а мы отдыхали от них.
Чтобы не описывать распорядок дня в «Стрелке» долго и нудно, напишу песенку, которую придумали мы, и которую я запомнила на всю жизнь:
Ну мелодия здесь известная - «Что-то с памятью моей стало
Все что было не со мной помню» …

1.Завтра утром рано я встану,
На зарядку поплетусь вяло,
Поплетусь на стадион лагерный,
А потом у нас забег адовый.

А потом у нас линейка будет –
Этот сбор меня вконец разбудит.
А на завтрак нам дают жижу –
Счастья в каше я совсем не вижу.

Припев
Ну, а Финский залив пахнет гадостью,
И болота вокруг зелены,
ЛФК и массаж- жизнь без радости,
Но дежурству всегда мы верны.


2.А на полдник молоко пьем мы
И кефир нам подают кислый,
 но зато весь тихий час полный
Мы тоскуем о родных, близких

За окном видны кресты, ограды,
Это кладбище совсем рядом,
похоронят меня здесь скоро,
 И споют за упокой хором:
Припев
Ну, а Финский залив пахнет гадостью,
И болота вокруг зелены,
ЛФК и массаж- жизнь без радости,
Но дежурству всегда мы верны.

Зимой лагерь был уже не лагерь, а «Профилакторий» интернат для детей со сколиозом. Там в правом крыле здания дети учились, причем занятия проходили в лежачем состоянии, чтобы спина отдыхала, а в левом крыле жили. Летом – это был лагерь и в правое крыло здания никто не ходил.
Здание было трехэтажным. На третьем этаже располагались девочки, на втором – мальчики, на первом кабинеты для занятий лечебной физкультурой и массажные кабинеты, на каждом этаже было по «кабинету» с туалетами (между унитазами стояли переборки на ножках) и «кабинету» - умывальнику: несколько раковин вдоль стены, чтобы чистить зубы, мыть руки.
В подвале или в правом крыле (это я уже смутно помню) находилась душевая и краны для мытья ног.
При входе был большой вестибюль с множеством стульев у стен, и от него шли три двери: слева- медпункт, где Полина Емельяновна - медсотрудник бессменно работала круглый год из года в год. Жила она там же в Стрельне на улице Нагорной; прямо шла лестница наверх, где мы и обретались на этажах, на первом этаже правее лестницы уходил большой коридор, где и были кабинеты для всяких процедур и занятий ЛФК, а слева вестибюля была дверь в столовку.
 Будил нас горнист из какого-нибудь отряда в восемь утра.
Справа от здания лагеря был большой стадион, где мы в спортивных костюмах и занимались всем лагерем по утрам зарядкой, под музыку. К нам приходил дяденька Виктор Владимирович, по-моему, и играл на аккордеоне разные музыки, и мы в такт занимались с врачом, специально поставленным для этого мероприятия, минут по 15-20. Потом оббегали здание лагеря вокруг и шли готовиться к завтраку. Мылись переодевались и спускались вниз в вестибюль. Выстраивались в линеечку по отрядам и нас заводили на завтрак.
Потом была пионерская линейка с барабаном и горном, на которой нам рассказывали распорядок дня для каждого отряда. Назначался дежурный отряд, который следил за порядком и помогал в столовой. Между этажами на лестничных клетках стояли стульчики. На стульчик садился дежурный и следил, чтобы никто «не сломал шею, руки, ноги и не выбил себе зубы» при спуске или подъеме по лестнице. Мы обычно неслись на обед, ужин и т.д.  Дежурные следили, чтобы не неслись по ступенькам. Когда было все спокойно, я лично или книжку читала, или вышивала гладью мулине – что очень мне нравилось – не просто же так сидеть, как истукан?)
В столовой дежурные разносили, тарелки с кашей по утрам и хлеб, булку , на которые укладывали по куску масла ,сыр (или сосиски, или яйца- ну, что там придет в голову главному МЕНЮшнику), ложки-вилки и тарелки.
Как только народ (отряд) выстраивался гусеницей вдоль длинной стены за едой, сразу все стихало и потом, если не наелся, можно было подойти за добавкой и не раз. Кормили очень даже неплохо, я вам скажу. И фрукты и булочки выпечные в полдник давали.
После линейки мы ждали, когда подойдет время ЛФК – занимались 45 минут и массажа – минут по 10-15.
Иногда нас водили на Финский купаться и обязательно каждую смену вывозили в Петродворец смотреть фонтаны и слушать экскурсоводов. Так же мы выезжали в парки Константиновский, Михайловский, Орловский и нам рассказывали про них. Больше всех мне нравился Михайловский. Он был похож на лес с большими лужайками цветов.
В лагере проводили разные конкурсы: на лучший рисунок мелками на асфальте, поделки из природных материалов. Мы выступали перед родителями с песнями (я была солисткой) и танцами. В последний год пребывания в лагере мы организовали ансамбль «Солярис», и я оформляла перед выступлением сцену.
Были и КВНы.  К нам приезжала команда из соседнего санатория «Огонек».
Так мы пока готовились к КВНу, к конкурсам, переименовали наш лагерь в «концлагерь Расстрелка», а санаторий в «крематорий Уголек» - ну, дети, чего с нас взять-то было?
Режим дня в первой половине был жестким, и, разумеется, мы как могли даже с черным юмором держались.
 Ну, во второй половине дня баловались иногда, и вот однажды появилась такая примерно былина, написанная нами в свете грядущих событий. Пока писали-веселились, были у нас в палате две ябеды вначале, но я была миротворцем и не давала ссориться никому. Однажды появлялась такая, которая наговаривала  и ссорила других, я во время тихого часа прямым текстом при всех все высказала по этому поводу. Все дружно поддержали меня, что так делать нельзя. И девочка тоже поняла это и больше так не делала. И никто ни на кого не обиделся, между прочим. 
Так вот БЫЛИНА О НАВОЛОЧКАХ.
Ой, ты гой еси красны девицы, да добры молодцы,
Вы послушайте мой рассказ, да былину мою, да истину.
Как в круг двадцать второго числа, да июня старшего месяца.
Приключилося диво-дивное -  бой неравный да со подушками.
Да как встали в бой девицы красные, да супротив друг друга,
 Да как начали друг дружку подушками валтузити да дубасити
Да дубасили в волю вольную
Как влетели в палаты Липатова с Ширивзяновой- вороны черные
 Да закаркали   заорали с возмущения, да пошли они скорым шагом за подмогою
Да и вплывает в палаты белокаменные Тамара Энгельсовна,
А и спрятались все халдеи за ее широкую спину.
Да во гневе праведном о наволочках пачканых глаголила Тамара Энгельсовна
А и Липатова с Ширивзяновой все подкрякивают, да подкудахтывают.
Как взмахнула она правой рученькой- так попрыгали поскакали подушки по местам своим.
Как взмахнула левой рученькой - да и выскочили девицы красные  с наволочками их вонючими
Да и пошли они мимоходом в комнаты ванные,
А и выстирали все наволочки их вонючие  и повесили на кровати их железные.
Так закончился бой тот праведный, да не дали до конца во сласть отволтузити.
Ой, ты гой еси красны девицы, да добры молодцы,
Вы послушали мой рассказ, да былину мою, да истину.

Были и танцы иногда по вечерам. Рядом с нашим лагерем недалеко располагалось ЛАУ.Взрослые этого ЛАУ были шефами над нашим зданием и детьми, которые там лечились. К нам приходили ЛАУ-шники в форме и вот тогда мы учились парным танцам. Сейчас вспоминаю- смешно: топтались на месте, на большом расстоянии друг от друга, мальчик держит за талию, девочка положила вытянутые перед собой руки на плечи и далеко друг от друга с ноги на ногу переминаемся. Причем оба смотрим в пол на ноги до тех пор, пока музыка не прекратит играть.
 Я на протяжении этих девяти лет была в редколлегии. Оформляла газету отряда. Вместе придумывали название каждый раз и выбирали отрядные песни.
 В последний раз наш отряд назвали «Бригантина». На листе ватмана был изображен мной чудо-парусник, и песня отрядная была у нас «Бригантина», ну помните:
 Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза...
В флибустьерском дальнем море
Бригантина подымает паруса...

Капитан, обветренный, как скалы,
Вышел в море, не дождавшись нас...
На прощанье подымай бокалы
Золотого терпкого вина.

Пьем за яростных, за непохожих,
За презревших грошевой уют.
Вьется по ветру веселый Роджер,
Люди Флинта песенку поют.

Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза...
В флибустьерском дальнем море
Бригантина подымает паруса...

Нарисовала каждому эмблемы на грудь, как ордена.
Вообще, забавно так: пионеры идут и строевую пеню маршируют: «пьем за яростных, за непокорных…» ... и опять таки был конкурс на лучшую строевую песню, лучшую газету и лучший отряд.
Палату я выбирала всегда, когда приезжала самую большую. Старалась выбрать койку (на которой был положен всегда деревянный щит) у стены или рядом с той, что у стены, (а еще лучше было если стоял шкаф и вот тогда за ним, как за каменной стеной), и подальше от глаз нянечек, которые следили за тишиной и порядком после отбоя.
 После отбоя начиналось самой интересное. Мы доставали куски хлеба, которые утаскивали с обеда и клали прямо на панцирную сетку кровати, а сверху щитом накрывали и начинали есть и рассказывать разные истории и анекдоты.
Однажды, когда нянечка заснула, мы пошли в гости на второй этаж к мальчишкам играть в бутылочку. Нас конечно застукали и на следующий день перед всем лагерем отчихвостили.
Следующим этапом приходили мальчики, но их почему-то не застукали.   
В свободные вечера мы играли в пионер-болл. я сначала не знала, как это, но потом мне показали все, и я втянулась.
За лагерем было поле, там сажали из года в год турнепс. А за полем кладбище. Мы парочками сбегали не это кладбище за территорию лагеря, садились на скамейки с приглянувшейся надписью на кресте или обелиске (ну, например: «Да, светится имя твое!») и целовались, учились целоваться.
А на обратном пути обязательно срывали по турнепсине, зубами и руками снимали с нее землицу и шкурку и съедали то, что почистили. Потом я узнала , что турнепс высаживали для свиней и очень была этому удивлена. Турнепс был сладкий, сочный и кажется даже вкуснее репы, т.к. репа более мучнистая.
В лагере я целыми сменами ходила в шортах и бобочках, футболках. Это была самая удобная и практичная одежда на мой взгляд. И потому каждый год мы с мамой перед лагерем покупали новые шорты: ну, во-первых, я росла, а во-вторых я их затаскивала так за два месяца - мама не горюй.
В последний раз, когда я была в лагере, где-то в левом крыле шел ремонт, и девицы наши подсуетились и стащили рулон обоев. Перед отъездом на всю стену был раскатан кусок рулона, и я нарисовала карикатуры на всех жительниц моей палаты и на всю стену растянули портреты над нашими головами. Все приходили и веселились.
А когда пришло время расставаться, каждая девочка отрезала свой портрет и забирала на память с собой. Уезжали не одним днем, а кому как удобно и потому, постепенно исчезали со стены портреты.
 Мы прощались. Каждый из нас знал, что уже никогда не увидимся, и подруги увозили с собой частицу детства навсегда.