Отшельник с Подкаменной Тунгуски. Книга 4. Гл 27

Глава 27. Таежные будни.

                Сразу от подвесного моста река поворачивала влево, а за излучиной, почти на полверсты, шла как по прямой, в конце которой за обрывом расположилась наша законная территория. И кто осмелился вдруг посетить её, да ещё с таким звучанием, я даже и не помышлял. В отличие от Юрки:
                - Дядька приехал. У него ружье так бьет, я знаю.
                - Как так? – вдруг опять мне пришлось удивляться на его заявление.
                - Первый раз громко, второй – потише.
                - Ну да, я это тоже приметил, - как и то, что под самым обрывом расположились сани с оленьей парой, а по лестнице вверх взбирался один из непонятного числа посетителей. Я прибавил ходу, а Юрка почти остановился, и показывал всем своим видом, что ему такая встреча совсем без надобности.  Завидев приближающуюся по реке процессию, и бросив ружье наверх, Юркин дядька разулыбался, а спрыгнув вниз на снег, почти сразу же посеменил к нам с приветственной речью:
                - Юрка, Егорка, выручайте! Человек в санях совсем больной!
                Этого человека я и сам уже углядел, и это был не прошлый Максимка, а совсем другой, и не виданный ранее, с маленькой седой бородкой и морщинистым лицом. Я склонился над ним, а дядька переключился на Юрку:
                - Ну, соскучился?
                - Нет.
                - А я тебя два раза вспоминал, даже!
                - А я ни разу.
                При беглом осмотре мне показалось, что он без сознания, и я взглядом уставился на Юркиного дядьку:
                - Что с ним?
                - Спит, а так больной.
                - Вот те на, а что болит?
                - В пузе что-то, я его полечил, и спит теперь.
                - Чем полечил?
                - Спиртом.
                -Та-ак, гони давай оленей к дому! Помнишь дорогу?
                Юркин Егорка повертел головой вдоль оси, и до меня вдруг дошло, что и он тоже под градусом. Оставалась одна надежда на племянничка:
                - Довезешь их до дома?
                - Довезу, - буркнул малец, и принялся отвязывать вожжи.

                В тепле, и при свете всех зажженных огней, картина вырисовывалась совсем уж безрадостная. Дядькин напарник, все еще находящийся «под наркозом», выглядел бледным и желтым, а когда я содрал с него всю верхнюю одежонку, то и вовсе от удивления даже присвистнул: живот раздулся до невозможных размеров, а в правой части прощупывалось обширное уплотнение. Егорке, казалось, и дела не было до всего этого времяпровождения. Он уже успел потрепать собак, сбегать за дом по нужде, а когда Юрка донес ему про медведя, то и вовсе пропал. Ну, дела, хоть самому куда в лес отправляйся, подальше от такого сообщества. Потрогал человека: вроде температуры нет, и дыхание ровное, а тело как будто бы через мясорубку пропустили - корявое, худое и дергается, то ли во сне, то ли в пьяном угаре.  Вот тут, пожалуй, и пригодится мне синяя сумка с красным крестом, которую я еще ни разу не открывал, а припрятал от глаз подальше на втором уровне. Повернув больного на бок, и накрыв потеплее, засобирался наверх. И уж в тот самый момент, когда перенес ногу с верхней ступени на половицу, ожила рация. Вот как вовремя, - подумалось в самых сердцах, и я поспешил скорее схватить трубку, а то еще, вдруг, передумает:
                -А-лё, я слу-ша-ю, - попытался громко и разборчиво начать диалог с потусторонним, но меня уже встречал радостный Михаилов голос:
                - Дядя Егор! Третий раз уже сегодня звоню! Ничего не случилось?
                - Миша, здравствуй, мой дорогой! Случилось.
                - Я так и знал, как чувствовал…
                - Да не, я в порядке. Больной у меня образовался только что.
                - Юрка?
                - Нет, другой.
                - Ты там что, опять больничку открыл в такой глуши?
                - Погонщика напарник привез, сильно плох, не знаю, что с ним делать.
                - Понятно, я сейчас сообщу куда надо, и будь у рации!
                - Как добрались – то?
                - Нормально! От Михалыча привет, звонил из Москвы, летом приедет, и сказал, что первым делом к тебе, покорил ты его своей аурой!
                - Чем? Не понял. А про Татьяну не узнавал?
                - Наводил справки, была похожая лет десять назад, но больше никто мне не звонил.
                - Ясно. А про Владимира Ивановича ничего не скажешь?
                - Болеет, с сердцем проблема, операцию не хочет делать, про тебя вспоминал.
                - Ты уж позвони, а я подожду, - и положил трубку.

                Юрка со своим родственником вскоре объявились, а за ними и собаки. Дядька первым делом попросил чаю, и примостился поближе к разгорающейся печи:
                - Посплю чуть, да поеду.
                - Куда поедешь? – я в который раз за день испытал немалое удивление, - и далеко остальные?
                - Далеко, до темна могу не доехать.
                - Вот и оставайся до утра, - я попытался было донести свое расположение, но Егорка, повернувшись к печи, удивительным образом уже захрапел. На вопрос Юрке – медведя показывал ему? – малец сообщил, что дядька походил вокруг него, поохал, повздыхал, и сказал, что убивать медведя возле дома – будет несчастье. Я посмотрел на второго пришлого, и враз согласился с таким заявлением – вот оно, лежит неподалеку, самое что ни на есть. Юрке наказал слушать рацию, а сам собрался на чердак за травами – уж если вскоре очухается, то печеночный отвар ему не помешает. Картина знакомая, видел такого уже однажды, переел сырого мороженого мяса – вот печенка и возмутилась. А тут еще и спиртом, видать, немало попотчевался. Уже на обратном возвращении Юрка донес до меня об ожидании – мол, положил трубку, и там дожидаются. И, действительно, спокойный женский голос, после приветствия, задался ко мне вопросом:
                - Сможете описать состояние больного?
                - С чего начать то?
                - Пульс, дыхание, температура!?
                - Это все в норме, живот только вздулся, и в районе печени уплотнение.
                - А жалобы на боль какие?
                - Нету, он спит, напарник спиртом опоил.
           После непродолжительной паузы докторша вновь вернулась со своими вопросами:
                - У вас там есть хоть аптечка?
                - А то! – я вывалил из сумки все содержимое, и начал перечислять по порядку названия с этикеток на коробках, а когда закончил, то получил в ответ:
                - Невероятно! Такой набор только у меня имеется! Дайте ему шесть таблеток активированного угля, через пару часов повторите, а потом еще…, - и продиктовала мне труднопроизносимое название.
                - А можно я ему укол от боли вколю?
                - И это есть? Анальгин в ампулах?
                - Ну да.
                - Колите! Если ни что не помешает – завтра к обеду буду у вас с вертолетом!

                Егорка так и не проснулся до темна, а вот его товарищ, чуть приоткрыв глаза, пялился на себя голого, на все вокруг, и бормотал что-то нечленораздельное. Я отправил к нему мальца с пояснениями, а сам искрошил в стакан черненькие таблетки и залил теплой водой:
                - Юрка, на, испои ему, а то меня еще забоится.
                Малец тотчас исполнил всю процедуру, а я присел рядом с больным:
                - Давно это? - и потрогал больное место.
                - Не помню, может год, а может и больше.
                - Так давно болит?
                - Давно болит, а вот распухла, как три дня.
                Я надавил на живот, и тут же получил по руке:
                - Больно!
                Кроме как уколоть, да уложить в теплое местечко, я пока с этим делом ничего планировать не стал. В ночь напою отваром, да дам прописанные таблетки, а там посмотрим куда болячка выведет. Егорка перевернулся на другой бок, да сладко посапывал, а я вдруг вспомнил об их транспортном средстве:
                - Юрка, пойдем, оленей нужно разместить на ночлег.