На лавочке у подъезда. 3

                Нескончаемая повесть

   Осень. Выдался погожий денёк.
   Это лето оглянулось, уходя…
   Сидят на лавочках Ситкевна, Гореваныч, Шураваля и Лидия Петровна. 
   Ситкевна (фамилию, может, кто и знал, да уж и не вспомнит сейчас) ветеран труда. Галина Федоровна тоже, как и Аннушка по окончании школы пришла в порт. Начала с берегового матроса, затем кассир, дежурная по вокзалу, начальник вокзала и главный контролер - гроза безбилетников и экипажей, перевозящих этих самых безбилетников. Как, какими путями она оказывалась на той или иной пристани вперед рейсового судна или парома, одному Богу или чёрту известно. Всякое про неё и поговаривали, и усмехались, и помалкивали. Но авторитет её был непререкаем.
   Лидия Петровна в доме живет недавно. Про неё мало кто чего знает. Общительная, отзывчивая на чужую беду, рассудительная. В прошлом школьный учитель. Поговаривают, что перед самой перестройкой стала директором школы и сознательно с глубоким пониманием дела принялась внедрять демократические принципы в дело воспитания советской молодежи. И даже, будучи, естественно, членом партии, приветствовала ликвидацию КПСС. Но дальнейшее реформирование  государственных устоев в общем и школьного образования, в частности, не приняла, добровольно покинула пост директора и, отработав оставшиеся два года, ушла на пенсию. Делится воспоминаниями об этих годах она не хочет, а если спрашивают, переводит разговор на другие темы.
   Выходят из подъезда Дмитрий Иванович с супругой Клавдией Васильевной. Поздоровались и направились к центру поселка. Дмитрий Иванович, здороваясь, даже слегка поклонился.
   Лидия Петровна, глядя им вслед:
   - Хороший человек Дмитрий Иванович, уважительный. И Клавдия Васильевна под стать ему солидная женщина. Наверное, оба большие руководители?
   Аннушка, даже не оглядываясь на уходящих за ее спиной, внесла ясность:
   - Начальницей-то она  не была, а комендантом нашего портовского общежития перед выходом на пенсию работала. Должность не великая, но, все и всё от неё зависело. Вот там и гонору набрала, и телом подобрела. Муженёк похудел, усохся, она же и шире его стала, и выше.
   Гореваныч:
   - Дима нарадоваться не может ее телесами. Говорит, на одну титьку лягу, другой укроюсь. И мягко и тепло.
   Ситкевна.
   - Шутит все. Ага, ещё тот шутник. А было время, из-за этой Клавдии чуть за корму судна на полном ходу не выбросился, - и, заметив удивленные взгляды, продолжила. – Он практикантом на теплоходе «Москва-Волга» плавал, а она с мамой пассажирками на теплоходе плыла.
   Подогрела интерес у присутствующих. Все к ней повернулись.
   - Да и он не Дмитрий Иванович, а Давид Абрамович. И фамилия его была, когда он учился в речном училище и летом после третьего курса практику проходил у нас в порту, не Головнин, а Ширман.
   У Шуравали и Аннушки глаза на лоб полезли.
   - Дима на пассажирском теплоходе «Москва-Волга» месяц практикантом плавал после третьего курса нашего речного училища. Сутки туда, ночь в Соликамске, сутки обратно. Он тогда бравым парнем был: высокий, черноволосый, кучерявый. А среди пассажиров всякие были дамы. Некоторые предпочитали коротать ночь, не сидя на жёстком диване в салоне третьего класса, а с кем-либо из команды в их каюте. Редко, но все-таки, случались провокации. Приглядят мама с дочкой кого-то из команды молодого и одинокого. Дочка с ним знакомится, глазки строит, ночует в его каюте. А под утро мама туда заявляется и молодых поздравляет, парня сыночком кличет. А если парень в отказ идет, то шум поднимает, свидетелей призывает, капитана требует, чтобы зафиксировать факт или полюбовного согласия, или насильственных действий со стороны одного из членов его экипажа. Главное, на молодого страху нагнать. Так и Давид попался. Уж и плакал, и простыню чистую предъявлял, как свидетельство, что не девочку обидел, а со зрелой женщиной всё по обоюдному согласию случилось. Ничего не помогло. Клавочка плачет, дескать, мама я же ему поверила. А мама ее утешает, дескать, никуда он, паскудник, не денется, коли жениться обещал. Давиду тогда только-только восемнадцать исполнилось. Брак зарегистрировали. Молодой муж записался на фамилию жены. Так Давидка Ширман, взяв фамилию жены, стал Дмитрием Ивановичем Головниным. Пока учился, да пока его военкомат в деревне у тещи разыскал, он уже двоих ребятишек настрогал и тем самым от армии отмазался. Чтоб квартиру в новом доме получить, не с ее мамой, а почти два года в общежитии жили. Вот в те годы Клавдия и была комендантом. Быстро солидности нахватала.