Счастье

«Жил был художник один»-так могло начинаться школьное сочинение. «Жил он на то, что писал картины на заказ, перебивался кое-как с хлеба на воду. Но вот приплыла к нему рыбка…» Ой, это кажется из другого сочинения.
«Димыч, харе дрыхнуть!»-неожиданно прозвучало у самого уха, и одеяло слетело на пол. Это Рита ворвалась, как вихрь, как всегда не вовремя. «Вставай! Я тебе работу нашла! Горзеленхозу срочно требуется оператор котельной.» Да, так красиво называется сторож или охранник, просто надо следить за температурой воды.
Знакомьтесь, Дима Кочетов собственной персоной. Законченный неудачник, но с запросами на высокое искусство. Любит рисовать с детства. Когда учился в художественной школе, Лев Константинович говорил: «Дима, в вас умрёт гениальный художник, так как ваша лень ещё более гениальна. (В вас может умереть большой художник благодаря вашей лени)». Писал он неплохо, а вот теорию не любил-прогуливал Историю Художественного Искусства. В художественное училище не поступил- не хватило напора. Но зато вот влюбился в неё- в Ритку. Женился и даже стал папой. Правда счастье их длилось недолго. Ритке надоело быть нянькой. Она заявила: «Хватит мне и Серёжки.» (Это их сын). А тесть Кирилл Иванович-бывший военный, а ныне завхоз (ой, замдиректора по АХЧ) в одной крупной организации, прямо заявил: «Гони его, Ритка, не нужен нам такой дармоед!». Ритка и прогнала. С Серёжей теперь стали видеться по выходным и праздникам. В общем, воскресный папа. Но Кирилл Иванович, к чести его будь сказано, не оставил зятя своим вниманием-пристроил на цокольный этаж своего Казремстроя, где был полновластным хозяином всего хозяйства, за что Дима был ему бесконечно благодарен. Вообще со всеми членами семьи у них сохранились прекрасные, даже родственные отношения. Вот так бывает, когда расстаются хорошие порядочные интеллигентные люди- без криков и скандалов. Ритка продолжала шефствовать над Димой, подкармливая его иногда домашней едой и подкидывая работу.
Дмитрия всегда интересовал смысл жизни. Бытия, вообще нравилась философия, изотерика. Вот и теперь он досматривал свой сон, где бездонное голубое небо сияло и манило его к себе, а Дима протягивал к нему руки. Тут прям некстати прозвучал Риткин голос: «Ну что, вставать будем? Или опять у нас день вечером начинается?» Дима открыл глаза и увидел небольшую кастрюльку, из которой маняще доносился запах, позвольте угадаю, куриных котлет, а возможно и с картошкой. Это сгладило момент пробуждения и явилось неким бонусом, стимулом для того, чтобы встать и дошлёпать до коридора.
Надо сказать немного о месте обитания нашего героя. Кирилл Иванович-отец родной и благодетель- пожертвовал Диме списанный шкаф и тумбочку, в которой хранилось фактически всё, что нажито непосильным трудом и призвано было удовлетворить естественные потребности нашего отшельника, а именно: кружка, ложка, тарелка, пачка чая, сахар, ниже полкой паспорт, носки с бельём, умывальные принадлежности, Конан Дойл и сомнительной свежести пакет с бубликами. Когда -то они возможно и были мягкими и пахли ванилью, но теперь лежали, нахохлившись, даже как-то с укором поглядывая на Дмитрия, устав уже намекать, что пора уже перекусить. Шкаф же лежал на боку, исполняя при этом роль кровати. А на полочках, которые теперь располагались перпендикулярно к полу, точнее между ними хранился остальной скарб Димы. Украшением комнаты служил мольберт. Дмитрий был вполне счастлив среди своих холстов, набросков, тюбиков с масляными красками, также кистей, разнообразных по толщине, материалу изготовления, качеству ворса, жёсткости, среди пузырьков с прозрачной жидкостью для разведения красок, подрамников, ватмана. Картину завершало маленькое окно под самым потолком вровень с тротуаром на улице. Были видны ноги пробегающих мимо прохожих, слышны сирены несущихся автомобилей, говор подвыпивших завсегдатаев питейных заведений, звонкий женский хохот, детские голоса, лай собак. Всё это было снаружи за мутным окном. пропускающим скудный дневной свет, и это его не касалось, проплывало мимо.
Частенько Дмитрий выходил на Ямскую со своими работами, особенно в хорошую погоду. Там гуляло много зевак. Были среди них и иностранцы. Иногда удавалось что-нибудь продать, а иногда он писал прямо там портреты на заказ.
Дмитрию всегда хотелось написать счастье, уловить неуловимое. Найти некий экстракт, выжимку того, что делает людей счастливыми. Он искал долго нужные краски, пытался даже медитировать, посещал места силы, но ничего не получалось. Выходило неплохо, но совсем не то. Покупателям на улице нравились натюрморты с цветами, морские пейзажи, парусники и так далее. Но портрет Счастья Дмитрий хотел написать не на продажу, а для себя. Если бы ему сказали, что он сможет написать такой портрет, но только после этого не сможет никогда прикоснуться к кисти, то Дмитрий бы безоговорочно согласился.
Иногда ему казалось, что холст уже содержит искомый образ, и нужно просто убрать, стереть лишние краски. Иногда он всё поле покрывал множеством слоёв масла, а потом пытался разглядеть запертый внутри свет. Он проделывал множество манипуляций с колором, смешивая тона, разбавляя, стирая границы. Всё было тщетно. Где же тот эфир, который ищут все?
Вот однажды ему приснился сон, будто старичок, которого он никогда не видел, учил его делать краски, показал старый пергамент, на котором был рецепт приготовления темперы. Дмитрий смотрел во все глаза и старался запомнить всё в деталях. Утром он вскочил, как будто и не спал. Схватил ручку и быстро набросал на бумаге всё, что смог запомнить. Это был необычный рецепт. Ему предстояло сделать каждую краску самому.
С тех пор старичок вновь и вновь приходил к нему во сне, и они вместе делали темперу. Вот они растирают пыльцу бабочек-однодневок в третьи лунные сутки, настаивают её на вытяжке сладкого перца и в начале новой фазы луны пигмент будет готов.
Если яичный желток потомить в тёплом месте несколько дней, добавив туда квас или каплю эфирного масла гвоздики, чтобы он не протух, потом разбавить немного водой, то можно будет уже смешивать с порошковыми пигментами, которые готовятся отдельно заранее. Это и есть темпера. Всё дело в пропорции. Если в краске слишком много желтка, то краска будет лосниться и не прилипнет к нижнему слою холста. Если желтка мало, то краска быстро сотрётся.
Пигменты можно получить разным способом. Красный – из насекомых кошенили(червецы), самки которых вырабатывают кармин. Это бакан.
Киноварь –из ртутного минерала киновари или сплавленной ртути и серы. Получается от малинового до огненного оттенка.
Чёрный цвет можно добыть из сажи для полупрозрачных слоёв краски, а из жжёной кости- для плотных укрывистых слоёв.
Жёлтый цвет-охра- надо смешать глину и оксид железа, который можно добыть их ржавчины.
Белила- из свинца: стружки залить уксусом в горшке и оставить в тепле. Затем полученное белое вещество перетереть в порошок.
Сурик(ярко-оранжевый)-прокалить на огне свинцовые белила.
Бирюза получится из глауконита. Лазурь – из лазурита.
Старичок продолжал терпеливо объяснять все свойства красок. Темпера при высыхании не покрывается микротрещинами-кракелюром и не смывается водой, не требует лакового покрытия. Можно покрыть варёным льняным маслом-олифой, но она может потемнеть при свете. Есть важное обстоятельство: пигменты, растворённые в  желтке, держатся только три дня, потом засыхают. Значит картину надо написать за три дня. Кроме того, при высыхании цвета немного поменяются.
Комната Дмитрия превратилась в химическую лабораторию. Вот настал тот знаменательный день, когда краски были почти готовы. Оставалось только смешать ингредиенты с подготовленным яичным желтком. Дмитрий понимал, что второго шанса у него не будет. Картину надо написать за три дня, иначе краски высохнут.
В воздухе носилось какое-то напряжение. Только теперь Дмитрий осознал, как долго он шёл к этой цели, возможно всю жизнь. Может он появился на свет ради этого мига. Лето в этом году выдалось жарким. Природа была непредсказуема, как истинная дама. Над Москвой царила жара, как в пустыне Сахара. А над пустыней проливались дожди. Казалось. что воздух шевелится, волнами окутывая людей. Блицтурнир с дождём, похоже, выигрывало солнце. Оно моментально высушивало малейшие капли дождя, которые несмело пытались пробиться к земле, и превращало их в пар. Что-то назревало, в воздухе витало ожидание. Солнце, как возбуждённая пери, медленно, но верно шло к своему пику, разрядке. Столбик термометра неумолимо полз вверх. Все водоёмы в городе были заполнены людьми. Цокольный этаж был спасением в этой парилке. Но даже здесь, в подвале было уже горячо, как в бане. Часы показывали двенадцать. Дмитрий почувствовал, будто у него поднимается температура. Ни о каком кондиционере не было и речи. Вдруг окно внезапно ослепило Дмитрия. Он испугался, инстинктивно отпрыгнув в угол. Часы затрещали и начали искрить, телефон задымился. Где-то на верхних этажах здания послышались женские и мужские крики.  Вспышка в окне принесла темноту.  Дмитрий подумал: «Не может так быстро наступить ночь. Может, это у него в голове что-то лопнуло, в глазах потемнело? Он потёр глаза. Вскоре едва различимы стали силуэты предметов. А наверху не прекращалась суматоха. Люди бегали, сшибая всё на своём пути.
Глаза привыкли к темноте и стали различать какие-то проблески на том месте, где лежали краски. Дмитрий напряжённо вспоминал, куда он положил свечи. Наконец нащупал одну. Недавно у него было День Рождения, и Ритка принесла торт, они пили чай при свечах. Две из них не до конца догорели и лежали в тумбочке. Они сейчас очень пригодились. Как раз была пустая банка из-под консервов, которую Дима намеревался выкинуть. Но теперь она стала подсвечником. Дмитрий зажёг свечу, комната сразу стала уютнее. Он увидел, как его краски искрятся, переливаясь, как будто живут своей жизнью. Дмитрий вдруг понял, что он будет писать. Его осенило, будто сразу включился ослепительный свет. Да, он будет рисовать свет! Так просто!
Работа закипела. Дмитрий снова забыл про еду, погрузился в коридор безвременья. Как потом выяснилось, в этот день перегорело всё, что возможно у всех обитателей этого многоэтажного ковчега. Была аномальная вспышка на солнце, как будто атомный взрыв, только без ударной волны.
Когда наступило утро следующего дня, мир изменился. Дома стояли там же, люди ездили, ходили, но небо: небо стало другим. Будто бы с него сняли завесу, оно стало к нам ближе.
Постепенно всё нормализовалось. Люди стали забывать об этом происшествии. Мир окунулся в круговорот забот, тревог и суеты. Только Дмитрий оставался очарованным странником, который наконец нашёл свою звезду.
Картина поселилась вместе с Дмитрием в его апартаментах и стала жить своей жизнью. Дмитрий стал замечать, что картина как-то влияет на него: поднимает настроение, даже в комнате становится светлее. Дмитрий с опаской смотрел на картину и думал, не оттуда ли идёт свет. Снова возобновились походы на Ямскую-надо было зарабатывать на жизнь. Дмитрию жалко было оставлять картину дома- она бы скучала одна. Но как обладатель истинного сокровища, ему не терпелось с кем-то поделиться своим восторгом. Ведь солнце в руках может обжечь руки, солнышко должно светить всем. И Дмитрий стал брать картину счастья с собой. Она как будто привлекала удачу. Его работы стали хорошо продаваться. «Счастье», как магнит, привлекало людей. Им хотелось погреться в его лучах. Много раз картину хотели купить, предлагая огромные деньги. Но Дмитрий стоял на своём: «Картина не продаётся.» Особенно был настойчив один старикашка. Видно американец. На ломаном русском он так настойчиво уговаривал Дмитрия продать «Счастье», что собралась целая толпа зевак. Пришлось спешно собрать вещи и идти домой. Что-то знакомое показалось в лице этого американца. Только вечером, укладываясь спать на своём шкафу-кровати, Дмитрий вдруг отчётливо вспомнил лицо старика из того удивительного сна. Это был тот самый старик. С тех пор Дмитрий потерял покой. Он сжился с картиной, и она стала частью его жизни. Но как быть со стариком? Ведь без его рецепта Дмитрий не написал бы «Счастье». Сомнения и тревоги прервало происшествие, которое вскоре произошло. Картина таинственным образом исчезла. Дмитрий редко выходил из мастерской, только в магазин. Когда же её выкрали? Погоревав, Дмитрий смирился и зажил своей привычной жизнью.