Часть Первая Побег. Глава I

"Мир полон чудес, но не спешите подставлять карманы, ведь желанные богатства и слава могут оказаться завёрнуты в колючую, неприглядную обёртку скитаний по мрачным подземельям. Оглядываясь назад, я понимаю, почему труд сказителя обычно оставляют бардам, пускай прохвосты и норовят обозвать везение — подвигом, а вынужденную борьбу за жизнь — судьбой.

Меня зовут Джар'Ра Холторн и это мой излишне честный рассказ о красоте и ужасах пережитых нами приключений."


Чтобы выдуманный путь оставил заметные следы их стоит нарисовать. Этим я и занимаюсь.

Посвящается умным, чудесным, радостным и привлекательным людям с которыми меня свёл случай и настольные ролевые игры.
Из раза в раз отодвигая в сторону сон, хобби и любимые развлечения, только чтобы ещё несколько часов провести в попытках не вывихнуть мозги и не усугубить мозоль, натёртую бесконечным перебором слов, я думал о том, как хочется подчеркнуть значимость совместных приключений.

Михаил — наш Ведущий и неотъемлемый участник происходящего, умудряющийся удержать в фокусе гремучий коктейль нашего безудержного отыгрыша;
Никита — Персиваль — добрый друг, надёжная опора и широкая спина нашей партии;
Анастасия — Ахана — трепетная душа группы, вкрадчиво подталкивающая нас становиться лучше;
Рипа — Тенебрис — механическое сердце компании, решающее проблемы так же легко, как создающее новые;
Алёна — Ханаан — загадочная гостья, появлений которой мы каждый раз ждём с нетерпением




Мы приходим в себя, лежащие на грубом прохладном камне, придавленные к земле грузом усталости и отравляющей слабости. Тяжестью физической, но отнюдь не материальной, поскольку от личных вещей нас любезно избавили. Кислый привкус наполняет каждый глоток слюны, но ощущение это приходит не сразу, как и хоть какое-то подобие влаги. Снова и снова я пытаюсь облизать пересохшие губы едва ворочающимся языком, пока лёгкий озноб и непонимание окутывают мир. Смутные воспоминания расплываются в голове липкой тягучей массой, как при гриппозном сне. Пленители тащили нас долго, муторно. И судя по множеству синяков и болючих ушибов — ни капельки не бережно.

Сознание возвращается ко мне, врываясь в пустые комнаты разума сонмом голосов, перешёптывающихся на всевозможных наречиях. Гул, доселе исходивший отовсюду, оказывается всего лишь болью в моей голове, вступившей в безжалостный диссонанс с обилием непривычных звуков вокруг. Словно в адском похмелье, я массирую глазные яблоки костяшками указательных пальцев, стараясь увязать то немногое, что не вытрясли из моей головы. Меня зовут Джар’Ра. Джар’Ра Холторн, хотя большинство зовёт меня просто Холт. Иронично, ведь это даже не настоящее фамильное имя.

Последнее что я помню — это размеренное, почти рутинное движение вдоль крупного тракта на север Побережья Мечей. От скуки спасали только картишки, да выпивка, которой караванщики щедро угощали своих охранников. Меня то есть. Но вряд ли карты и добрый эль способны окунуть в подобную пучину скорбящей темноты.

За три десятка лет, что в эльфийских годах тянет на все триста и даже в собачьих уже перевалило бы за сотню, я не успел построить дом и обзавестись семьёй, зато испытал себя во множестве призваний и обрёл немало мудрости созерцая разнообразие этого мира. По счастью, я не был собакой, а об эльфийском долголетии мне оставалось только мечтать. Поговаривают, что в их культуре нормально затрачивать целые десятилетия на то, чтобы достичь идеала всего в одном ремесле. Так как выглядел бы совершенный эльфийский пьяница? Давай-ка ты выберешься из очередной передряги и тогда сможешь спросить у них лично! Соберись, Джар’Ра! Как водится, в  моём прошлом было немало дурных дел и тёмных пятен, вспоминать которые в подобном состоянии означало бы добровольно подвергнуть себя экзекуции, ослабленного и несчастного. Но даже лёгкий преступный флёр не должен был забросить меня туда где я нахожусь. А где я собственно оказался?

Взору предстаёт каменный мешок — влажные полы переходящие в однообразные стены, заметно отдающие сыростью. Всё настолько тусклое, что долгие, мучительно медленные секунды, уходят на осознание — зрение вернулось ко мне полностью. Могильный мрак разгоняют лишь редкие огоньки, крохотными пятнами мерцающие снаружи. Единственным рукотворным элементом бросающимся в глаза, оказывается тюремная решётка тонкой работы, которая кажется слишком изящной для преграды. Всё больше походит на предупреждение — держи свой нос по ту сторону.

Но даже пытаясь глядеть сквозь неё из глубины казематов в которые меня зашвырнули, я вижу лишь те самые фиолетовые светильники, прилипшие к поверхности пещер и вообще их не освещающие. Скорее даже наоборот. Начинает казаться, что их притворное свечение служит лишь одной цели — подчеркнуть сколь глубока, сколь многослойна окружающая темень. Темнота, которую долгое время сгущали и настаивали. Хранили в гигантском погребе с безумной целью — вывести абсолютный, непроглядный мрак, пожирающий любое подобие цвета и надежду на спасение.

От раскачивания на волнах разболевшегося сознания меня отвлекает движение. Девушка, с заострёнными ушами и кожей напоминающей о морской лазури. Медленно и нехотя, она просыпается от настойчивого прикосновения дворфийки застывшей рядом. Эта крепкая приземистая женщина хлопочет над ней с заботой матери, или скорее даже старшей сестры, которой уже приходилось в жизни нянчить и успокаивать собратьев всех возрастов. Её зовут Эльдет. Успокаивающим голосом она приветствует нас в плену у дроу. Восхитительно.

Не желая верить дурным шуткам, остроухая эльфийка словно впервые оглядывает кандалы — грубые металлические манжеты на руках и ногах, соединённые цепью. Вспомнив о вопросе дворфийки, она представляется Аханой. Густые чёрные волосы накрывают её россыпью косичек, пока она поёживается. Намеренно или нет, девушка старается выглядеть максимально крохотной, что удаётся ей невероятно легко, столь худым кажется её тело под грузным тряпьём в которое нас вырядили. Загнанный зверь, не иначе. Хотя возможно на последний образ меня натолкнули тигриные полоски на коже и необычайно большие жёлтые глаза, сверкающие в темноте.

Эльдет, продолжает обрисовывать ситуацию — нас четверых доставили только сегодня, ещё больше разбавляя необыкновенно пёструю компанию узников. Она неопределённо указывает куда-то за тюремную решётку, а затем на меня и второго человека — рослого парня, лет за двадцать. Карие глаза. Буйная грива рыжих волос. Такая же рубаха, что висела мешком на Ахане. Однако в его случае, она опасно охватывала мускулы, обнажая даже слишком много шрамов. Иссечённой сетью они белели на руках и шее, продолжаясь где-то под одеждой. Когда робкий взгляд растревоженной девушки упёрся в него, он просто по отечески представился Персивалем.

Но моё внимание куда больше (и вскоре вы оцените этот каламбур) занимало существо находящееся позади него. Громадина, на фоне которой атлетичный мужчина тоже казался худым. Оно сидело возле стены, медленно взирая на нас и его пасть, наполненная неровной грядой острых клыков исторгала звуки, раздельно и обстоятельно, в попытке что-то выразить своим утробным рыком. Пугающее зрелище почти отталкивало, но как всегда в подобных ситуациях, от этого мне лишь сильнее хотелось на нём сосредоточиться. Всё ещё болезненно щурясь от недостатка света, я замечаю всё больше вынужденных жителей этой промозглой пещеры.

Темнокожего эльфа, например. Того, чьему роду приписывают наше заточение. Ошибки быть не может — длинные уши, глаза алеющие из темноты и копна серебристо-белых волос, пусть и свалявшаяся от длительного пребывания за решёткой. Закованный как и все мы, он сидел прижимая к телу, нечто светлое и крупное. Заботливо обхватив руками какой-то чудной свёрток, мужчина слегка раскачивается вместе с ним, чуть ли не баюкая, когда в следующий миг его ноша оживляется и начинает подпрыгивать. Радостно потираясь о его кожу, на руках дроу сидел небывалых размеров гриб, время от времени весело подскакивая и вращая тем, что мне для простоты рассказа стоило бы обозначить как голову. Очередной раз нетерпеливо взметнувшись в иссиня-чёрных пальцах, он дёргает этой самой головой, как если бы чихнул. И с этого самого момента, разговоры окружающих существ проникают в мою голову. Становятся словами и образами очевидными, понятными как родная речь. И приторно общными.

Изумление от произошедшего почти заставляет меня забыть о том, что представляя новоприбывших, дворфийка явно указывала за пределы тюремной клетки. И действительно — подбираясь ближе я наблюдаю подвесной насест, который сгодился бы для гигантской птицы. Хотя нет, постойте. Это Что-то, явно пытается раскачиваться, вяло взмахивая металлическими конечностями, сверкающими в неясном свете. Небывалое создание, похожее на механическую куклу едва ли полутора метров в высоту, висит вниз головой. Её тело из меди, мрамора и песчаника венчает то, что сначала заставляет меня подумать о летучих мышах, но когда я делаю скидку на позу, то понимаю что это кошачья голова. Во лбу слабо мерцает крупный камень, заливающийся малиновым блеском, когда фигура вновь приходит в движение, изгибается и дёргается. Замечая интерес к себе изнутри тюрьмы, автоматон подаёт свой слегка неестественный голос, звучащий словно через металлическую чашу. Голос обстоятельно объясняет, что Это Тело не заодно ни с какими дроу и будет отзываться на имя Тенебрис.

Персиваль нависает позади меня, поглядывая за решётку, или скорее даже на неё, будто бы примеряясь. Оглядев прутья и покачав головой, он отступает, приближаясь к жутковатому существу внутри каземата и приветственно вытягивая руку. В ответ грузная фигура вовсе не откручивает его голову, а протягивает когтистую длань, двигаясь с манерностью вельможи. Стоит признать, что теперь, когда речь обрамляется в сознании понятными созвучиями, даже голос существа звучит подходяще, когда оно произносит “Меня величают Принц Дерендил”.

Подле него, как под отвесным утёсом, умостилась парочка серых гномов. Большеносый с интересом поглядывает на меня, перехватив изучающий взгляд, а другой кажется всё ещё спит, несмотря на оживляющуюся атмосферу в камере. Облачко седых волос, переходит в усы и торчащую бороду, отчего спящий скорее кажется скрюченным и сморщенным столетним старичком, нежели действительно гномом. Позже, мой следующий знакомый объяснит мне, что это действительно не гном, а дерро — представитель народа, приходящегося дальней роднёй подземным дварфам. Их уменьшенные родственники, ещё более склочные и капризные.

Но пока лицо хитрого гнома искривляется в полуулыбке, выдерживая моё пристальное внимание. Начиная говорить он наполняет сознание слегка скрипучим голосом: “Меня звать Джимджар. Вы так-то уже долго в отключке провалялись. Дроу сначала просто на вас поглядывали, а потом жаловались на механическую штуку снаружи. Камнями кидались. Смеялись, что если попытается бежать — ухнет в бездну.” Он довольно звучно шмыгает носом.  “Не знаю зачем мы им. Периодически сюда конечно притаскивают новеньких, на смену заболевшим. А тех кто захворал забирают и больше мы их не видим. Обычно остроухие отправляют нас на черновые работы, но пользы от этого никакой, скоро сами увидите!”

Продолжая слушать гнома, синяя эльфийка вжимается в стену. Девушка старается быть как можно незаметнее и ни на кого особенно не пялиться, но затем её выразительный взгляд наполняется ужасом, упираясь в грубую фигуру орка. “Его зовут Ронд. Грубый, но с ним можно поладить. Хотя послушай лучше моего совета — никогда не доверяй оркам!” — поучает её Эльдет, словно в ответ на мои наблюдения. “А это Шуушар” — продолжает она, указывая вглубь пещеры. Когда я поворачиваю голову оказывается ,что там всё это время сидела крупная человекоподобная рыба! Погружённый в подобие медитации он был столь безмятежен, что практически сливался с окружением. А рядом с ним шушукались  ещё два серых гнома, на этот раз куда больше похожих друг на друга. Их красноватые носы и густые брови то и дело приходят в движение пока они перешёптываются, поглядывая из глубин каменного мешка. Более крупный окликает орка и о что-то ему упорно доказывает, но вместо него я слышу уже привычный голос Эльдет — “Топси и Турве” — продолжает она знакомить свою подопечную с сокамерниками.

Всё то время которое она говорит, дроу сидящий среди нас, зажмурившись потирает виски. Выглядит  так, словно голос дворфийки вызывает у него физическую боль, но похоже на самом деле проблема в здоровье самого тёмного эльфа — вид у него довольно болезненный. Перебивая сокамерницу, он сообщает, что вероятнее всего нас просто повезут дальше, чтобы доставить в столицу — Мензоберранзан. Последняя поставка оттуда запаздывает, отчего наша судьба не до конца ясна. Пока я с ухмылкой прикидываю, чем он вообще смог настолько расстроить своих сородичей, уже от природы ненавидящих всех и каждого, он представляется как Сарит Ксекоритий. При этих словах он поворачивает голову и в меня упираются два алых огонька глаз, сияющих в темноте. А затем, не размыкая губ он произносит прямо в моей голове “Я убил дроу”. Не думал, что мгновенно проникнусь к кому-то симпатией, услышав об убийстве. Кажется правду говорят на поверхности —  здесь в Подземье всё шиворот навыворот. Но мне всё же стоит научиться думать немного потише.

Новость о скорой транспортировке будоражит сознание. Время отведённое для потенциального побега резко сокращается, а ведь мы ещё даже не начали его обсуждать. А обмозговать было чего. У нас начисто отсутствовало что-либо даже отдалённо похожее на оружие, не говоря уже еде, воде, факелах и конечно же обуви. Вдобавок, по словам местных, камера была зачарована от любого колдовства и магического вмешательства. Покачиваясь снаружи, Тенебрис рассказывает об огромном сталактите в центре пещеры. Внутри него, недруги явно расположили сторожевую вышку. А проход справа до сих пор охраняется парой существ похожих на Принца Дерендила. Механическая кошка авторитетно зовёт их квагготами, так же упоминая, что если не сбежим как можно скорее, нас ждут только тлен и смерть. Поднявшийся было галдёж прерывает Стуул — крохотный грибочек, который до этого не покидал объятий тёмного эльфа. Он услышал шум открывающихся дверей, а по его примеру и мы, затихая и напрягая слух, отчётливо слышим процессию дроу, движущуюся в нашем направлении.

Во главе хорошо вооружённой группы эльфов вышагивает выхолощенный и надменный тип с татуировкой на лбу в виде фрагмента паутины. Достав кнут он злобно хлещет Тенебрис по грудной пластине, но быстро отказывается от своего развлечения, ощущая на себе уничижительный взгляд своей предводительницы. Столь же привлекательная, сколь и вселяющая страх, жрица дроу, тоже поигрывала кнутом, оглядывая нас. Её фигура возвышалась над соплеменниками на целую голову,  укрытая изысканными одеждами со священными символами  паука. Замыкают процессию огромные камнеподобные собратья нашего самоназваного Принца, в чьих диких взглядах не читается и толики того же интеллекта.

Пока я привычно ужимаю покатые смуглые плечи и насколько могу притворяюсь хилым и спящим, в камеру заходят дроу, заполняя пространство отблесками обнажённых клинков. Осмотревшись в поисках наиболее подходящих рабов, они взашей выгоняют наружу Дерендила, Ронда и Персиваля. Раздражённая жрица нервно щёлкает кнутом по земле, оглядывая человека и цокает языком. Она отталкивает его, надменно, а затем указывает на висящего автоматона, с интересом наблюдающего за представлением. Красноглазые эльфы быстро захватывают тело механической куклы верёвками и подтягивают к мосткам, награждая собственной парой кандалов. Всё это время механизм остаётся недвижимым, словно кошка не призывала нас поспешить с побегом несколько минут назад. Лишь когда плеть недвусмысленно щёлкает в каких-то сантиметрах подле неё, тело машины оживает, озаряемое новым всплеском энергии от камня на лбу. Когда Тенебрис послушно поднимается, она оказывается едва ли по грудь самым низкорослым из наших пленителей.

Но тёмная эльфийка уже вне себя, и её тонкие черты лица становятся всё более отвратительными, когда с кровожадной  ухмылкой она указывает вглубь камеры на крохотного старичка. “Нет, отпустите Баппидо!” — раздаётся слабый возглас Топси. Панически шикая, брат-близнец очень быстро зажимает её рот ладонью, пока стражники без труда выволакивают очередную жертву для фурии с кнутом. Остервенело, она начинает пинать и топтать скорчившегося пленника, пока тот многочисленно ойкает, а затем довольно картинно теряет сознание. Но показательной расправы над дерро оказывается достаточно, чтобы выбить возмущённый возглас из груди Аханы, обращая уже на неё полные ненависти взгляд. Когда девчонку начинают волочить по каменному полу, я слышу голос, переполненный ядовитым сарказмом настолько, словно его доза должна стать летальной для каждого из этих жестоких ублюдков, запоздало понимая что исходит он из моей собственной пересохшей глотки — “Когда мне сказали, что мы находимся в плену у тёмных эльфов, я никак не ожидал что они окажутся садистами, способными запугивать одних лишь детей и стариков. Боюсь представить, сколь смелы вы с щенками и младенцами!”

Напрасно уговаривая себя заткнуться, я слышу позади себя ироничный голос Персиваля, вторящий мне, однако оценить его остроты мне мешает звон в ушах от болезненного приземления. Распахиваясь, мои глаза вынуждены созерцать лишь землю и сапоги разъярённой дроу. Искоса поглядывая на побледневшее лицо Аханы и то как язык кнута нервно танцует между нами, я понимаю что в очередной раз настала пора проглотить гордость и начинать лебезить, чтобы мой нрав не вышел кому-нибудь боком. Правда, адреналин стучащий в висках, заставляет меня бормотать нечто невразумительное, пока под мерзкий гогот, эльфы выдирают сестру из объятий Турве и швыряют крохотную гномку вниз на съедение паукам.

Те немногие кого выволокли из клетки, видят очертания огромной паутины этажом ниже, обрастающей восьминогими фигурами. Хищные тени приносят с собой испуганные визги и отвратительнее клацающие звуки, которые слышны теперь вообще всем. После подобной демонстрации, наши взгляды равняются с полом, а губы больше не размыкаются. Меня выталкивают на узкий пролёт справа, откуда я вижу как Ахану и Персиваля уводят следом за троицей отобранной для тяжёлой работы.

***

Пересекая мост они оказываются в башне, которая действительно представляет собой наблюдательный пункт внутри исполинского сталактита. Сидящий за столом дроу салютует своим собратьям кружкой, пока они выталкивают пленников на площадку снаружи.

Лесенка круто уходит вверх и всторону, вдоль естественных изгибов пещеры. С каждой пройденной ступенью, уши и прочие слуховые рецепторы пленников всё отчётливее наполняются нарастающим шумом, источник которого обнаруживается за очередным резким поворотом. Вид на водопад открывается так внезапно, что невольно задаёшься вопросом — как можно было не слышать его ещё минуту назад? В одном из мест воды соскальзывают на гладкую скальную породу, скапливаясь в небольшом каменном кармане. Узкий серпантин выводит к новой череде мостков, разбросанных между несколькими башнями. Здесь начинаются жилые помещения тёмных эльфов, но с тем как тусклый фиолетовый свет нехотя отталкивает непроглядную тьму, остаётся лишь предполагать, что звуки доносящиеся из соседних комнат издают столовые приборы. Когда надсмотрщики загоняют троицу на лифтовую платформу, миниатюрный корпус Тенебрис ещё больше теряется между Дерендилом и Рондом. Пара квагготов, кряхтя от натуги приводит в движение брутальный механизм, опуская платформу к каменоломне.

Ахана и Персиваль тем временем остаются ждать у каменной чаши, заполненной водой. Нерешительно оглядываясь, пленники понимают — многое на этом аванпосте было спрятано за водопадом в угоду скрытности. Того слабого освещения, что оставалось, едва хватало чтобы не свернуть шею при движении на ощупь по узким выступам. Тем не менее, эльф с татуировкой на лбу, которого Жрица называла Шур, никак не сдерживал поток своей мерзкой энергии. Всё время  потрясая кнутом, он резкими выкриками подгонял их вперёд, чтобы они не медлили.

Вот и сейчас, сопровождаемый квагготами, он бросает им под ноги чистую одежду и резко мотает головой в сторону площадки на которой скапливается вода. Сжав зубы, Персиваль отводит пламенеющий злобой взгляд от надменного дроу и стягивает с себя рубаху. Отвернувшись от спутницы, он первым проходит туда, где для них уже приготовили душ из насквозь ледяной воды. Каждого из них поочерёдно окатывают из вёдер, прежде чем позволить облачиться в уже чистое, но всё ещё тряпьё. Однако процесс призванный не только отмыть, но ещё и сломить их, странным образом наполняет девушку радостью и уверенностью, на миг приблизив к стихие её Божества. Замирая под струями воды она медлит, вытянувшись гордо и вдохновлённо. Закончив одеваться, Персиваль, которому обжигающая прохлада воды не принесла подобной радости, даже встревоженно оглядывается в поисках эльфийки. Забывшись, он обращает взор к источнику на миг выхватывая из темноты хрупкую фигуру Аханы. Юноша успевает заметить часть татуировки на синеющей в темноте спине, прежде чем поспешно отвести взгляд.

Стоило одеться, как нетерпеливый Шур уже толкает их дальше, по направлению к одной из башен — наиболее приметной и ухоженной. Посреди комнаты их встречает огромный паук, чьё тело переходит в мужской торс, воздевший вверх под потолок пару скимитаров. Ужасающее видение, готовое вот-вот обрушить на них клинки, оказывается искусно изготовленным изваянием, гротескно застывшим среди множества ритуальных символов и подушек, устилающих края комнаты. А подле статуи уже поджидает Жрица, которую мужчина называет Ашей. В резких выражениях та отправляет дроу восвояси, а затем увлекает пленников вниз, к своей госпоже.

Это помещение потрясает изысканностью убранства — роскошные ткани и предметы мебели тончайшей работы пестрят множеством деталей. Всевозможные наряды и драгоценности перемежаются зеркалами и разнообразными туалетными принадлежностями. А в глубине обнаруживается огромная ванна. Будто бы не замечая появления гостей, в ней нежится восхитительная тёмная эльфийка, чьё обнажённое тело прикрывают лишь островки пены и лёгкая завеса пара исходящего от воды. Её красные глаза опасно поблёскивают, пока она намыливает руки, утопая под новыми волнами пены. Когда женщина оборачивается к новоприбывшим, Аша уже склоняется в полупоклоне, приветствуя Госпожу Эльвару.

Скользкий взгляд Верхновной Жрицы игриво пробегается по узникам, заставляя Персиваля смущённо застыть, а Ахану ещё больше прятать глаза. Вытягивая заколку в виде хищного паука, Леди Эльвара распускает ослепительный каскад светлых волос, кивая перепуганной девушке в сторону гребня, покоящегося на крохотной столешнице. Потрясая шевелюрой словно серебряным водопадом, за красоту которого явно ответственны многочисленные пузырьки и склянки расставленные вокруг,  она дожидается когда трясущиеся пальцы девушки начинают рассчёсывать её. А после, насмешливый взгляд возвращается к человеческому мужчине. Поднимая ногу из воды и пены, медленно и кокетливо, она не спускает с него глаз. Расплёскивая воду, ступня продолжает свой путь всторону от ванны, застывая на специальном порожке. Бессловесно, Верховная Жрица поводит подбородком, не понимая чего собственно ждёт пленник, после чего  рыжеволосый юноша всё же берётся за массаж.

Наконец, вновь удовлетворённо откинувшись, Верхновная Жрица понимает, что двое пленников ухаживающие за ней, это недостаточно развлечение. Изогнув бровь, она не просит, а требует, чтобы девчушка спела для неё. Вздрогнув от возмущённого тона, Ахана прислушивается к звонким и жизнеутверждающим звукам водопада. Радостный перезвон едва достигает их, а может и вовсе звучит лишь в этой истосковавшейся по морю душе. Запинаясь, девчушка вспоминает одну из песен которую пела мама. Тихий неуверенный голос, подобно воде переливается словами родного языка. Слова уподобляются опускающимся каплям, впадающим в озёрную гладь. В песне, она вспоминает о невероятно большом океане, на горизонте которого солнце скрывается в тёмных водах, расплываясь по ним красками акварели. Песня выходит необычайно грустной. Голос встревоженной девушки постыдно дрожит и уже на третьем куплете взмах пепельно-чёрной руки заставляет её замолкнуть.

Верховная Жрица поднимает рубиновый взгляд на Персиваля, ожидая что хотя бы ему  удастся припомнить что-нибудь будоражащее кровь. На что парень, всё ещё чисто механически массирующий ногу, прямо и без изысков рассказывает о смышлённом юнце, отправившимся учиться и сдавать экзамены. По возвращении, мальчишка обнаруживает пепелище на месте отчего дома, и горстку сплетен от соседей, обсуждающих сумасшествие его отца. Убив своих сынов и дочерей, безумец сам вскоре распрощался с жизнью. Так, покидая дом лишь одним из множества детей, мальчишка вернулся круглым сиротой. Персиваль считает, что в данной истории чьё-то вмешательство имело силу над отцом, ведь сколь бы пропащим ни был человек, он бы ни за что не поступил так со своей семьёй. Пользуясь передышкой, Ахана изо всех сил старается не дёрнуть гребнем непривычные волосы, струящиеся в пальцах как шёлк. Внимание девушки блуждает по чёрным сетям паутин, обрамляющих комнату, прежде чем заметить лесенку уходящую ещё ниже. И очень примечательный сундук. Украшения и наряды вокруг были совершенно разномастными. Некоторые из них вообще были неподходящего размера. А значит если самые ценные и интересные вещи пленников всё же оставили, их наверняка отдали Верховной Жрице. И в момент когда утомлённая женщина поднимается из воды во весь рост, а её прислужница Аша спешит к Ахане с полотенцем, дабы та обмакнула Леди Ильвару от влаги, девчушка слегка подпихивает Персиваля, глядя на него, а затем на сундук, в попытке поделиться мыслями.

Тем временем, многими пролётами ниже, Тенебрис занимается рутинной работой, которая теперь могла бы показаться её товарищам по несчастью, куда более желанной. Увидев неказистую кирку и осознав как ближайшие несколько часов им предстоит монотонно откалывать железистые булыжники и дробить их на камни поменьше, автоматон отдаёт своему телу приказ работать с минимальными затратами сил. Тело подчиняется. С безжизненной  неумолимостью инструмент взмывает вверх, чтобы встретиться со стеной звонко, но без какого-либо заметного воздействия или отдачи пробегающей по механизму. Пытливый взгляд старательно изучает окружение. Кирка оказывается достаточно удобной и приятно тяжёлой, но слишком большой чтобы её можно было незаметно пронести с собой. За ними постоянно приглядывают. И пускай охранники явно скучают, им не составит особого труда, чтобы выхватить короткие мечи и пресечь любую попытку побега.

В отличие от неё, Дерендил трудится полноценно. Не похоже, что подобный труд способен заставить его быстро выбиться из сил, однако усердие разумного кваггота явно не находит какого-либо отклика в сердцах красноглазых эльфов. А вот Ронд… Ронд постоянно чертыхается, только взвинчивая и накручивая сам себя. С каждым нервным ударом кирки о стену, орк костерит дроу всё громче и вот они уже покрикивают на него в ответ. В момент когда узник в очередной раз возмущённо огрызается, надсмотрщики валят его на землю, чтобы отвести душу. Пока они заняты, вороватые пальцы механической кошки умудряются стащить осколок подходящий на роль отмычки, а затем прячут его в сочленении между пластин.

***

“Это всё понятно. Ты ведь и сам узнаешь об этих событиях лишь через несколько дней. Расскажи лучше, как там дела у Джар’Ры, решительно не способного держать свой рот на замке!” — скажете вы. О, вдали от этих страстей, вашего покорного слугу конвоируют мимо ещё одной сторожки, затаившейся поблизости. Кваггот, обученный сообщать направление лишь посредством болезненных тычков в спину, приводит меня к помещению, заполненному приторным, удушливым запахом. Назвать его свинарником было бы оскорблением для любых свиней которые мне встречались. Здесь проживают скалоподобные собратья моего конвоира, занимая безобразные тюфяки и крупные гамаки развешанные вдоль стен. В большинстве своём, удушливый смрад исходит из вёдер, что явно служат отхожим местом. Наблюдая эту тошнотворную картину и пробираясь через объедки устилающие полы комнаты, я замечаю дроу покачивающегося на стуле в ожидании.

Поднявшись, он подзывает меня к окровавленному столу, взмахом руки на которой наблюдается явная недостача пальцев. Хотя куда большее впечатление производит его лицо, обезображенное покровом странных шрамов. В руке у дроу возникает мясницкий тесак, поигрывая которым он приглядывается ко мне, прежде чем ловко подбросить орудие вверх и отдать его мне. Не скрывая ухмылки, я пробую пальцем лезвие на остроту, а затем повторяю трюк с ножом, попутно прикидывая свои шансы на побег.  Видимо обилие квагготов должно было избавить от самоубийственных фантазий любого посетителя, потому что в следующий момент дроу поворачивается ко мне боком, чтобы затащить на стол человеческое тело. Голое, холодное, синюшное. Эльф бормочет нечто невнятное, а когда я продолжаю стоять столь же отвлечённо, показывает рубящие жесты. Стараясь максимально отдалиться от происходящего, горемычный Джар’Ра концентрируется на собственном представлении о человеческих сочленениях и суставах. Стараясь свести к минимуму общение с отталкивающей материей, я разделяю тело на крупные фрагменты, всем весом надавливая на обух и складывая куски в заботливо предоставленные вёдра. Мои поджилки при этом натягиваются, устремившись соперничать толщиной с кромкой лезвия, которым я четвертую тела. Мерзкая работа от мерзких заточителей. Где-то в глубине этого откровенного помойного помещения, я замечаю Джимджара, которого усадили рядом с целой бухтой какого-то волокна. Пеньковатые пальцы гнома методично сплетают верёвки, после чего начинают вновь их расплетать. С интересом поглядывая на меня, он кивает, поднимая подбородок, мол “Говорил же, тебе”. По мере того как вёдра заполняются, мне приходится тащить их к яме в которой несколько литров крови назад сгинула моя сокамерница. Вытряхивая ношу в темноту, я наблюдаю как плоды трудов моих описывают в воздухе тошнотворные вальсы, застревая в чудовищной паутине, метрах в десяти под нами. Творение гигантских пауков кажется абсолютно нерушимым, с нитями толстыми и прочными как якорные канаты. Что-то мне подсказывает что эта дрянь имеет мало общего с паутинками, которые творят обычные амбарные трудяги в надежде на муху пожирнее. И даже не горит. Когда у меня отбирают тесак и  наконец гонят обратно в камеру, я утираю лоб грубой тканью своей нелепой рубахи, пытаясь смахнуть не то испарину усталости, не то холодный пот.

Оказывается, все мои новые друзья уже воссоединились, а потому мы посвящаем себя нашему общему хобби — обсуждаем мятеж. По словам старожилов, драки и прочие увеселения среди заключённых никак не трогают наших мучителей. Единственные случаи когда они посещали камеру при этом не потрясая острыми железками, происходили когда было необходимо вытащить из каземата заболевших. Как здорово, что именно таким я себя сейчас и чувствую. Поэтому когда одинокий дроу приходит чтобы снабдить нас рационом, состоящим из неопозноваемой серой массы, сваленной в большое ведро (как же, Бездна их всех побери, они любят эти клятые вёдра), узники усиленно притворяются спящими. Настал мой час и на пределе актёрских способностей, самозабвенно, я пытаюсь выкашлять лёгкие, забившись в самый дальний угол пещеры.

Вот бы ещё все планы срабатывали так, как мы их себе вообразили. Дроу мнётся в нерешительности, бряцая проклятущим ведром. Застыв в нерешительности, он оглядывается на дозорную вышку, не то в растерянности, не то в поисках поддержки. Но Персиваль уже всё для себя решил. Устремляясь вперёд, он хватает тёмного эльфа сквозь решётку и с силой вдавливает в прутья. Особенно не отставая, следом устремляется добрая половина камеры. Дюжина рук удерживает стражника — зажимает ему рот, хватает за руки, ощупывает на предмет ключей. Мои инициативные товарищи уже через миг затаскивают незадачливого гостя в камеру, обезоруживая и обездвиживая его. Пока Ахана перебирает связку в поисках нужного ключа, я замечаю как рядом со мной скрипит кандалами этот прохиндей дерро. Неумело ковыряясь в скважине какой-то длинной иголкой, Баппидо напряжённо поглядывает по сторонам. Не желая знать где он вообще её взял, я выхватываю неказистый инструмент из негодующих пальцев и принимаюсь вскрывать оковы, изредка поднимая взгляд к мешанине устроенной в центре. Там, на дроу обрушивается лавина ударов, но всего на секунду, на крохотную секунду он умудряется вырваться из хватки орка. Наполненный ужасом, стражник издаёт вскрик который оказывается очень робким и сдавленным, по вине Персиваля, умудрившегося заколоть эльфа его собственным клинком. Услышав возглас мы все застываем и нервно переглядываемся, гадая насколько хороший слух у наших пленителей. Но лишь на мгновение, потому что через секунду комната наполнилась ещё более лихорадочным движением.