Игнатий. Ч. 2

Часть 2.

(Ч.1: http://proza.ru/2025/01/27/1737)

Разговор с Игнатием как-то завязался сам собой с самого порога, и через час я не только знал о его необычайной и редкой фамилии — Сварожич, но и узнал, что этот человек интересной наружности был не менее интересного внутреннего склада — с многогранным внутренним миром и приличным списком талантов, о которых я раз за разом узнавал из каждой новой истории, рассказанной им самим в ходе наших дальнейших бесед.

В моменты же рассказов о себе, пока я со смехом вспоминал о подарке тёщи в дорогу, о том, как трудно мне спалось в поезде, и о других своих злоключениях, Игнатий, слушая меня, попивал сдобренный крепкий чай собственного сбора и попутно опаивал им меня. Со всей ответственностью скажу, что вкуснее, ароматнее и насыщеннее я ничего в жизни не пробовал. Я спросил Игнатия о составе, и он с большой охотой поделился со мной, что входит в этот чай, начав с большим энтузиазмом перечислять его составные. Но, начав с ромашки, ей же для меня список этих составных, похоже, и закончился. Я был далёк от всех этих непонятных мне названий цветов, растений и даже корешков и поэтому просто молча кивал головой, скрывая своё невежество. «Значит, главное — вода и ещё что-то там с ромашкой», — думал я про себя, бесполезно пытаясь запомнить их названия.

Затем приходила проводница и, как обещала, принесла постельное белье, чай, кофе, кипяток, тёплое одеяло, а также музыкантов, запевал, дрессированного медведя и что-то ещё, как она сказала, из «крепкого». Видя такой расклад, Игнатий из вежливости не стал отказывать девушке и разлил горячительный напиток на двоих. Я же отказался, объяснив, что не пью от слова совсем. Так наша компания была разбавлена женским присутствием. Естественно, никаких музыкантов, запевал и медведей не было, но, когда проводница пришла со всем набором, я ещё долго ждал, когда она встанет, откроет купе и скажет: «А ещё я привела…». Но этого не происходило, и я вскоре забыл об этой нелепой мысли.

Время в пути незаметно перестало меня тяготить. Пропало и то чувство «сомнамбулы», в котором я до этого пребывал. Игнатий дальше травил свои истории, а я и Алина, так звали проводницу, неотрывно слушали каждое его слово. Иногда они прерывались и выходили покурить, пока однажды Игнатий не вернулся в купе один. На мой немой вопрос он ответил, что девчонке, дескать, работать надо, так-то! А потом сказал, что дико устал и хотел бы уже сам немного покимарить, да и мне не мешало бы! Я охотно согласился и, расположившись на своей купейной постели, почувствовал, впервые за всё время пути, удивительно, насколько она мягкая. А подушка и вовсе, как только я к ней прикоснулся, обняла мою голову со всех сторон.

Но хотя сон всё равно не шёл, меня это больше нисколько не расстраивало. В голове своей я прокручивал всё, что успел мне рассказать Игнатий, и не мог не восхититься им. Я ехал в одном купе с человеком-оркестром, горой, былинным богатырём, настоящим мужиком. Перед такими людьми женщины забывают о всех своих невзгодах, лишь бы быть рядом с ним, а мужчины знают, что этот человек никогда не предаст, не продаст, и на него всегда можно будет положиться. Но горе тому, кто пойдёт поперёк этого мужчины. Игнатий мне как раз рассказывал, как однажды, возвращаясь домой с работы поздно ночью, его окружила свора молодчиков, как стая волков окружает свою жертву. Он не стал ждать, когда они первыми сделают шаг, но и драться с ними он тоже не собирался, и поэтому сказал, что всё, что они надумали себе, лучше пусть так и оставят при себе. Но были бы эти отморозки слову послушны, то и не было бы их в тот вечер в том сквере. Просьбу его они, мягко говоря, проигнорировали и стали сжимать кольцо окружения. Улюлюкая, подтрунивая и смеясь Игнатию в лицо, говоря о том, что так или иначе они получат своё: найдут у него, чем поживиться, а нет, так всё равно позабавятся на славу. Быстро оценив ситуацию, Игнатий выделил из толпы самого крупного и повернулся к нему флангом. Дав ему к себе приблизиться, он одним мощным ударом в челюсть сбил того с ног, а затем быстро разобрался с двумя остальными, которые уже были дезориентированы тем, что их основной подельник так нелепо быстро вышел из строя. Сложив их подле друг друга, он наклонился к одному из них, что первым пришёл в чувства, и перед тем, как уйти, сказал, чтобы в следующий раз слушали, что им люди говорят. Я думаю, после такой взбучки из любого да повыбьется спесь!

Я посмотрел на лежащего на соседней полке великана, который хоть и лежал с закрытыми глазами, но, кажется, ещё не спал, поэтому я решил озвучить один маленький вопрос, который мне всё не давал покоя.

— Игнат, ты спишь? — осторожно поинтересовался я.

— Нет ещё, — пробурчал он, не открывая глаза. — Пока ещё пытаюсь! А что такое?

— Да вопрос один есть!

— Ну… — коротко дав мне понять, что он меня слушает, сказал он, продолжая так же лежать с закрытыми глазами.

— Мне показалось или вы с Алиной уже давно знакомы?

Он открыл глаза и, искренне и понимающе улыбнувшись мне, сказал:

— Вить, я эту девушку впервые встретил! Но я понимаю, о чём ты! Со мной и с женщинами, которые оказываются рядом, такое бывает! Это нормально! Наверное, всё дело в моей причёске! — сказав это, он подмигнул мне и снова закрыл глаза.

«Такое бывает! — повторил я про себя его слова. — Это нормально!»

Я ухмыльнулся собственной, придуманной только что, шутке, что ко всему прочему получается, Игнатий был ещё и человеком-магнитом.

Больше Игнатия я не беспокоил вопросами, дав ему поспать, в то время как я продолжал бодрствовать и перебирать в голове все его истории. Я думал о том, через какие удивительные, насыщенные события прошёл этот человек за свою жизнь до момента нашего знакомства и сколько же ему ещё предстоит пройти! Он рассказывал мне, что жизнь порядком помотала его, начиная с самого момента его рождения, закаляя его в детстве и юности, и после, когда его призвали в армию. В армии он многому научился, так как «любое слово доходило до него быстрее, если оно было вбито кулаком». После армии жизнь его была столь непредсказуемой, что в один день утром он мог ещё «морозиться» за полярным кругом, а к вечеру жариться под палящим солнцем пустыни. Но самыми примечательными из его историй мне показались те, что были связаны с его работой на стройках. Дело в том, что Игнатий не просто привечал ручной труд — он возводил любой такой труд в ранг искусства. Естественно, он не говорил об этом прямо, обладая необъяснимой способностью говорить о себе так, чтобы это ни в коем разе не выглядело хвастовством. За него эти выводы сделал я сам на примере рассказанных им историй…

Следующая часть:

http://proza.ru/2025/01/27/1791