Кого я вижу?! Коля!

     Рабочий день приближался к концу, и все «законопослушные» граждане своей страны, чудом уцелевшие после развала Союза на никому не нужных рабочих местах, с горем пополам отбывая свою трудовую повинность, внутренне уже были готовы рвануть по домам и мысленно окунались в семейно-бытовые проблемы. Но такое враждебное отношение к своей работе было чуждо сорокалетнему Григорию Жилину.

     Числясь официально в штате наёмных работников у какого-то предпринимателя, Гриша знал, и в душе радовался той мысли, что «пашет», всё-таки, на самого себя, что и заставляло его каждый день, без выходных, ровно в 8.00 появляться в определённом «шефом» месте, расположенном вблизи ларёчного ряда.

     Летняя жара замучила всех. Утерев рукой капли пота со лба, Гриша хозяйским глазом осмотрел внушительную гору пластмассовых ящиков с пустыми бутылками. «Удачный сегодня день, тары принял как никогда» – отметил Жилин, и, прикинув в уме приблизительный навар для своего кармана, остался доволен. «Ещё какой-то часик и смело можно отдыхать…Местечко хоть и на краю города, но довольно таки оборотистое». Приёмщик посуды ещё раз любовно посмотрел на своё хозяйство. У Григория был вид человека, который только что поймал судьбу за хвост, и одним росчерком пера по фиктивному договору пустил партию первосортной нефти налево.

-    И по чём бутылочки? – неожиданно раздавшийся позади хриплый голос самым наглым образом разогнал радужные мысли Жилина.  Лицо приёмщика одновременно отразило гнев, растерянность и стыдливость, словно у фрейлины, которую королева Виктория застукала на сеновале с придворным виолончелистом. Он медленно повернул голову. Рядом стоял одетый в стандартную экипировку, присущей всем членам прочно утвердившейся общественной прослойки, худой, невысокого роста бомж. Форма одежды как бы подчёркивала принадлежность данного бионта к определённой группе населения, и, Боже упаси, поменяй он её на какую-нибудь другую, тут же всё будет расценено собратьями, минимум, как предательство. Засаленная жирными пятнами зимняя, не смотря на июльскую жару, болоньевая куртка. Под стать ей затёртая матерчатая сумочка.
     Грязные спортивные штаны с вытянутыми коленками, в которых, не исключено, начинал ещё свою карьеру Лобановский, и потресканные ботинки ядовито-коричневого цвета на удивление колоритно гармонировали с верхней частью наряда, и самым неприхотливым образом мягко вписывались в ансамбль зимне-летней коллекции одежды. Оставалось только удивляться, как в таком прикиде эти люди умудряются летом не потеть. Клиент громко кашлянул и вопросительно уставился на Жилина осоловевшими глазами. Озлобленный приёмщик, словно казначей, которого при пересчёте слитков золотого запаса Америки в подземном хранилище Форт-Нокса отвлекла от работы пробежавшая рядом мышь, хотел уже было рявкнуть на бомжа, но тут же передумал, вовремя вспомнив, что именно эти субъекты делают основную часть его дохода. Взяв себя в руки и осознавая огромную разницу в социальном положении между собой и подошедшим, Григорий, выгнув грудь колесом, с чувством собственной значимости занимаемого места в обществе, пренебрежительно бросил:

-    10 копеек за штуку… Беру только коричневые из-под пива.

     Бомж кивнул головой, полез в свою сумочку, выставил на землю четыре, отвечающих требованию приёмного пункта, бутылки, и снова посмотрел на Жилина в ожидании вожделенных 40 копеек. Тот спокойно переправил посуду, увеличившая его личный дневной навар на несколько копеек, в пустой ящик и полез в карман за мелочью. Как назло, мелкие монеты, видимо, закончились и любая комбинация имеющихся в наличии металлических кружочков, хоть ты тресни, никак не давала цифру 40. Жилин матюгнулся, затем спросил у «бесквартирного», есть ли у него гривенник, и тут же порадовался собственной шутке: откуда у бомжа деньги.

-    Десять копеек? – переспросил тот. – Сейчас посмотрю.

     Положив свою котомку на землю, он стал энергично перетряхивать все имеющиеся в одежде карманы. Жилин, приклеив на свою рожу наглую ухмылку, с интересом наблюдал за манипуляциями бомжа. Но самодовольное выражение Гришиного лица потихоньку начало стираться, когда представитель «ниженекудных» слоёв населения достал с одного кармана пятидесятикопеечную монету, с другого – пятигривенную банкноту, и в какой-то момент нижняя челюсть приёмщика отвисла, а хозяин челюсти потерял дар речи. Порывшись в очередных тайниках, бомж извлёк наружу новенькую пачку купюр, запечатанную в банковскую упаковку, каждая достоинством в 200 гривен. Держа всю наличность в левой руке, он правой, всё-таки, где-то выудил гривенник, и виновато протянул его Жилину. Жилин, чувствуя себя маршалом, которого генералиссимус в присутствии солдат, сорвав погоны, разжаловал до рядового, тупым взглядом сверлил аппетитную стопку национальной валюты. «Это же 20 000 гривен!… Я таких денег в руках никогда не держал!… Откуда они у него?…» – мелькнуло в голове. На какую-то секунду воображение приёмщика превратило его из «казначея» в портовую шлюху, которая с надеждой заглядывает в рот денежному боцману.

-    Так надо или нет? – с недоумением спросил бомж.

     В один миг упав по социальной лестнице перед бродягой на несколько ступенек вниз, но подсознательно уверовав, что владеть такими деньгами должен только достойный человек, такой, например, как он, Жилин, подавляя пылающие в душе чувства злости, ненависти и зависти, Гриша, не придумав ничего лучшего, широко развел руки в стороны, как бы пытаясь обнять старого друга, и громко закричал:

-    Кого я вижу?! Коля!!!

     Привыкший получать тумаки от людей знакомых и не очень, по поводу и без, «Коля» насторожился, быстренько спрятал в карман деньги, и, на всякий случай, сделал два шага назад.

-    Ну, ты даёшь! – продолжал Жилин, лихорадочно пытаясь найти дельный способ забрать деньги у новоиспечённого «кореша». – А я то гляжу, лицо знакомое!… Да какой, к чёрту, гривенник?… Вот, Колян, держи полтинничек, что мы – не свои люди?… Сочтёмся…

     Бомжу, наверняка, позабывшему своё настоящее имя и откликавшемуся на различные другие, которыми нарекали его окружающие, тем не менее, не полностью поражённые алкоголем участки мозга подсказывали, что видит стоящего перед ним человека первый раз в жизни. Поэтому, присущий всему живому инстинкт самосохранения отодвинул бродягу от источника опасности ещё на пару шагов.

-    Ну, дела! – не унимался Жилин, подходя ближе и воровато посматривая по сторонам. – Ты уж прости, дружище, не узнал сразу!… Богатым будешь!

     «Друг», не обращая внимания на ободряющие слова, интенсивно хлопал ресницами и продолжал медленно пятится назад.

-    Ты, я смотрю, меня тоже не припоминаешь? – Гриша пытался изобразить на лице искреннее радушие. – Не мудрено, старина… Жизнь всех меняет… Ты тоже, вон гляди, как располнел!… Да, достаток и питание для человека очень важная штука…

     Бомж, наверное, вспомнив, что последний раз грыз сухарь ещё вчера утром, удивлённо икнул. Жилин, оглянувшись назад, немного запереживал, что далековато отошёл от своего рабочего места, но тут же всплывшая в воображении стопочка государственных билетов с изображением Леси Украинки развеяла это чувство.

     «Ну, падла!» – выругался про себя Гриша, усиленно соображая, чем бы можно расположить к себе изгоя общества, но подходящих версий, как назло, не возникало, и ничего другого, как разыгрывать роль одноклассника, не оставалось.

-    Колька!… Что, так и не вспомнил меня?!… Это же я!… Гриша!… Мы с тобой в одном классе учились!… - Жилин хотел было добавить «в 7-м Б», но тут же, поняв, что это может быть слишком сложно для понимания атрофированным мозгом бродяги, вовремя спохватился и произнёс совершенно другое.

-    Помнишь, как самогон тогда пили?… В химлаборатории? – и снова мысленно чертыхнулся, ругая себя за допущенную оплошность в употреблении не подходящих слов.

     «Коля» на секунду остановился. На небритом лице отразились болезненные волны умственной деятельности: скорее всего, он пытался вспомнить значение слова «химлаборатория». Осталось неизвестным, уловил ли он смысл произнесённого Жилиным мудрёного буквосочетания или нет, но то, что неожиданно свалившийся на голову одноклассник будет его бить в случае непризнания факта распития с ним самогона, бомж уяснил однозначно, и утвердительно кивнул головой.

-    Ага… Ну как же… Конечно помню… В пятом… - решил назвать он эту цифру, поскольку знал точно, что в последующие классы он просто не ходил.

-    Ну, вот видишь! – просиял от радости Гриша. – Сразу бы так… А то… Знаешь, нехорошо у нас как-то выходит. Надо бы почаще встречаться… О-о-о, - оживился Жилин, - есть отличная мысль: надо нашу встречу обмыть! Сейчас возьмём водочки, что-нибудь закусить… Я через часик вот только смену сдам, и гуляем, Коля, как положено…

     Бродяга, наученный горьким опытом, что любая пьянка, в особенности с незнакомыми людьми, обязательно заканчивается мордобоем и, как правило, не в его пользу, особого восторга от полученного предложения не проявил и, насторожившись, стал медленно пятится подальше от «одноклассника».

-    Колян, ты что, не рад мне? – обиделся Жилин, увязываясь за бомжом. – Или спешишь куда?

     Дорога давно повернула направо, отделив собой обширный заброшенный пустырник от нескольких старой постройки «двухэтажек». Город закончился, людей вокруг практически не было.
     «Да кто он мне, собственно говоря, такой, - мелькнуло у Гриши, - детей мне с ним не крестить, нагло сейчас забираю деньги и Митькой звали…». Посмотрев ещё раз по сторонам, и убедившись, что посторонних людей вокруг нет, Жилин со злостью заорал:

-    Так тебе, я так понял, западло выпить со школьным товарищем! – он резко рванул вперёд и, ухватив бомжа левой рукой за грудки, ударил правой по челюсти.

–    Деньги давай, паскуда! С тебя штраф 20 штук за неуважение к другу!

-    Я всё понял! – закричал «нарушитель». – Вот, возьми, только не бейте!

     С этими словами он быстренько вытащил пачку денег и уронил её на землю.

     Жилин, оттолкнув бомжа, коршуном кинулся на упаковку. Получив свободу в перемещении, бродяга повернулся, и бросился, что есть духу, бежать. Подобрав деньги, Григорий, поулюлюкав, и потопав ногами о землю вслед убегающему, довольный, с чувством выполненного долга в деле восстановления социальной справедливости, устремился к своему рабочему месту.

     Забежав в подъезд какой-то «хрущевки» и поднявшись на второй этаж, бомж, отдышавшись, полез во внутренний карман куртки и достал оттуда мобильный телефон. Нажав несколько цифр на клавиатуре, он, потирая свободной рукой ушибленную челюсть, поднёс «мобильник» к уху. Когда невидимый абонент ответил, бродяга произнёс.

-    Всё, он возвращается… Да, больше задержать не смог… Что?… Успели погрузить ящики?… Молодцы… Тогда, всё хорошо… Да, чуть не забыл, мне сверху ещё два процента… Ага-а… Ударил по морде, скотина… Ну, всё, скоро буду… Отбой.

                *      *      *

     Повернув за угол последней «двухэтажки», Жилин, посмотрев в даль, отыскивая глазами возвышающуюся горку ящиков с принятыми за день бутылками, в недоумении остановился. Рабочее место было абсолютно пустым, если не считать бродячую дворнягу, которая с остервенением терзала Гришкин пакет с остатками еды, опрометчиво оставленного хозяином без присмотра возле тары.

     «Так меня ж ограбили! – закипел от злости Жилин. – Сволочи!.. Кто посмел?!!!».
     Приёмщик стоял, не в силах сдвинуться с места, перебирая в голове всевозможные варианты отговорок перед шефом, объясняющие пропажу «пушнины».
     «Да чего я, собственно говоря, переживаю, - внезапно оживился он, вспомнив про лежащую в кармане пачку «двухсотгривенных», - у меня такие бабки… Плевать я хотел на босса».
     Жилин радостно достал деньги, жадно рванул банковскую упаковку и… онемел. Крайние купюры, отпечатанные с оригинала на цветном ксероксе, прикрывали стопку серой, аккуратно нарезанной бумаги. Сомневаться не приходилось – в руках Гриша держал самую обыкновенную «куклу».

-    Суки!!! – протяжно взвыл околпаченный Жилин с такой ненавистью, что оказавшийся рядом случайный прохожий, буквально, шарахнулся в сторону.
     Остервенело швырнув в воздух никому не нужные прямоугольные листики, Григорий, шепча что-то себе под нос, очевидно, проклиная негодяев, посягнувших на его благополучие, немигающим взором затравленно смотрел, как к пустой «точке» с целью забрать накопившуюся за день посуду, медленно подъезжал грузовичок хозяина.




04.01.2005 г.