ПУТЬ. Глава 4. Наши дни, окончание

Двое наемников сидели в доме напротив того, где заночевали Дима и Алексей – по прямой метров семьдесят-восемьдесят. Их окна смотрели прямо в окна квартиры кладоискателей. На полу, завернутый в старенький ковер лежал труп хозяина жилплощади – для реализации возможностей аппарата «длинное ухо» нужно было именно это помещение, но все сделать чисто не получилось – пришлось устранить препятствие. Плохо – грязно сработали. Но для этих людей цель всегда оправдывала средства, и они надеялись сегодня достичь этой цели. Любой ценой. А их нанимателям детали знать совсем не обязательно.
– Заказ только на камни, – без каких-либо эмоций сказал один.
– И что? – Пожал плечами второй, они думали об одном и том же. – Ты же слышал – ларец золотой, и пять миллионов где-то рядом… Это почти удвоит наш гонорар, а может «почти» лишнее. Возьмем все.
– Значит, первоначальный план накрыть их прямо здесь, меняется?
– Значит меняется. В первый раз что ли? Да, и кто поручится, что все нужное при них? Может, они предметы где-то припрятали. Помнишь, как под Кеником нехорошо получилось?
Первый кивнул.
– А с янтарем что? – Вопросительно поднял брови он.
– Пусть сами заложат в ячейку. На встрече со скупщиком заберем золото и деньги, узнаем код и съездим на вокзал. Все просто. И… надежно, вроде бы.
Так казалось обоим.
– Одного из этих, – номер один мотнул головой в сторону окна, – надо оставить живым… до поры. Пусть покажет, где камни, а то код кодом, но могут и соврать.
Номер два кивнул. Разговаривать больше было не о чем, за семь лет совместной работы, наемники прекрасно научились понимать друг друга без лишних слов. Оставалось ждать когда «лохи» выедут на встречу.
…Какое-то время проспав, а потом, промаявшись до половины пятого, Дима и Алексей попили чаю с остатками булки и увядшей колбасы еще со старых запасов, доели огурцы с помидорами, и решили выдвигаться.
Собрали вещи – ларец в большую матерчатую сумку, янтарь в два непрозрачных полиэтиленовых пакета; сочли наличность, что еще каким-то чудом осталась на руках после путешествия по Восточной Европе – что-то около пятнадцати тысяч рублей, и сто евровая купюра.
– Ничего, ничего, – подбодрил друга Дмитрий, – Бог даст, после сегодняшней встречи, разбогатеем.
Спустились вниз, сели в машину. Сумки бросили на заднее сиденье. Времени до встречи было еще много – около двух часов, можно не торопиться.
– А даст ли? – Неожиданно спросил младший.
– Что даст? – Не понял Веленов, включая двигатель на прогрев.
– Ты сказал: даст Бог. А если не даст? Ты в него сам-то веришь?
– После шестого февраля во вторую чеченскую компанию, пожалуй, да. Чуть башку не отрезали. Но я тогда хорошо сработал, двоих завалил и с простреленной ногой на карачках ушел. Как заново родился, никогда не забуду этого, занозой в памяти застряло… А вообще, это вопрос дискуссионный, – откинулся на спинку сиденья водитель, и было заметно, что он не против поговорить на эту тему, – конечно, сребробродый старец с нимбом на голове, сидящий на небе и вершащий судьбы мира – это полная ерунда. Но вот в определенное высшее начало я верю. Только тут ведь как: для какого-нибудь электрона, протона – человеческое тело это и есть вселенная, а мегаполис, населенный людьми – бесконечность макрокосма. Для него высшее начало – это я! Или ты, или кто-то там еще. А мы такие же электроны в чьем-то большом теле. А то большое тело – молекула в еще более огромном, и так до конца, и в сторону увеличения, и в сторону уменьшения. А конца-то и нет! Это и называется бесконечностью.
– Вроде и правильно говоришь, но как-то упрощенно веру толкуешь.
– Веру? Во что веру? В старика на небе? В огромного человека, микрочастью которого я являюсь? Херня все это, а не вера! Мой Бог – икона Спасителя на стене моей комнаты. Видел ее у меня дома? Прабабка с ней гражданскую войну пережила, бабуля – блокаду. Может, кому-то она еще в жизни помогла – не знаю, иконе-то почитай лет под двести будет. Знаешь, Леха, иногда подойду к ней, посмотрю в глаза Иисуса рисованного, перекрещусь и поблагодарю.
– За что?
– Да, за все: за то, что родился я и дорос вот уже до сорока пяти лет, за то, что здоров, что еда есть, питье, одежда и крыша над головой. Что руки ноги целы, что башка соображает нормально, что выжил в Молдавии и Чечне. Мало ли того на свете, что мы принимаем, как должное, а ценить начинаем только тогда, когда потеряем, когда приходит понимание, что за стакан воды иной раз отдать можно все на свете – хоть пол царства, хоть целое. За то и спасибо говорю…
Он помолчал.
– Иногда и просить приходится. Редко. Когда совсем отчаешься, когда кажется, что выхода нет, и сам не справишься никак. И он дает возможность. Только тут понимать надо: реализовывать ее тебе самому придется. И реализовываешь… А когда в конце концов все получается, приходишь домой, встаешь перед иконой, крестишься и опять благодаришь. Вот такой вот замкнутый круг.
Дмитрий выжал сцепление, и машина медленно покатила в сторону проспекта. Индикатор топлива замигал красным.
– Надо бы заправиться, – кивнул головой в сторону прибора Алексей.
– Успеем, – беззаботно отозвался подельник, – там еще несколько литров есть точно. Делюгу заделаем, тогда и заправимся.
За Рено, отпустив ее вперед метров на семьдесят, пристроилась в хвост неприметная Дэу Нексия серебристого цвета с заляпанными грязью номерами. Заляпанными ровно настолько, чтобы прочесть их было нельзя, а придраться к этому невозможно.
– Да-а, – протянул Леша, – своеобразная у тебя религия, красивая… А главное – своя!
– Религия? – Водитель свернул на Просвещения, – если хочешь знать, я вообще резко отрицательно отношусь к любым религиям! Они – источник всех войн и конфликтов, а стало быть, бед человеческих. Религии разъединяют людей, сближает духовность.
– И Христианство?
– Конечно. А чем оно лучше? Вспомни, хотя бы, крестовые походы! Это настоящее вооружённое наступление армии христиан на мусульманский Восток, продолжавшееся в общей сложности более двухсот лет и выразившееся в не менее чем восьми организованных выступлениях войск из западноевропейских стран. Заметь – России тут и близко не было. И все это лишь с одной целью: обращения в христианство! А, ну конечно, – и расширения влияния средневековой католической церкви, не желавшей жить в бедности. Деньги! Проклятые деньги – вот еще одно мерзкое изобретение человека, которое наравне с различными религиозными конфессиями, является не меньшим злом нашего мира!
– Стало быть, ты атеист?
– Нет. Атеист – это воинствующий безбожник – то же самое, что и ревностный приверженец веры, фанатик. Оба дураки. Я просто не верю во всякие сказки. И особенно в те, в которых мне райские кущи и царствие небесное обещают именно на небесах, за то, чтобы я строил его этим обещалкиным на земле. А именно этот постулат и заложен в основные законы Христианства. Знаешь, кстати, где оно возникло?
– Ну, там запутанная история. – Чуть помедлив, ответил Алексей. – Тайна на тайне, легенда на легенде. И не так уж много известно об утверждении этого учения. Это можно объяснить тем, что в христианстве значительно отчетливее, чем в буддизме или исламе, присутствует сверхъестественное божественное начало.
Он почесал нос и продолжил несколько смущаясь тем, что теперь он читает лекцию такому философу, как его друг:
– Тут тебе и благоговение, но и скептицизм. Именно поэтому история этого вопроса подвергалась значительным фальсификациям различными там идеологами. Распространение христианства вообще было взрывообразным, и процесс сопровождался активной как религиозно-идеологической, так и политической борьбой. Вот все это вкупе и значительно исказило историческую истину… Так что…
– Прямо проповедь какая-то, – усмехнувшись, прервал старший, – только все значительно проще: Христианство возникло там, где первый дурак встретился с первым мошенником. Только я бы обобщил этот тезис и для всех остальных религий. Вот так вот, друг мой.
Машина выбралась на Русставелли, и по нему покатила к Неве. Пробок на удивление, не было, да и на светофорах попали в «зеленую волну».
– Так мы, пожалуй, рановато приедем, – заметил Леха.
– Ничего, подождем, если что. Да и потом – нам до Васильевского по Невскому проспекту добираться, там еще настоимся.
Дмитрий посмотрел в зеркало заднего вида – ничего подозрительного не заметил. На самом деле машина преследователей шла чуть впереди в параллельном ряду.
– Ты только представь себе, мечтательно сказал он, – если все пройдет нормально, через пару часов мы будем обладателями миллионов! Да, пусть рублей, но это уже неплохая стартовая площадка. А если правда то, что камни – священная реликвия, то им цена в принципе не определена. Может, они вообще бесценны!
– Это-то и плохо, я предпочитаю иметь дело с нормальными ценниками, без всякой там таинственности. Они понятны и надежны.
– Да брось, помечтай хоть несколько минут: будет все – уедем в Испанию, тепло, море, девочки…
– Терпеть не могу предателей отечества.
– Ну, это, как посмотреть. Хорошо, пусть не так – маханем на берег Байкала, родная природа тебя не нервирует?
Леха помотал головой.
– Хорошо, – продолжил Дмитрий, – обоснуемся, откроем турбазу, купим подводные аппараты. Экскурсии на дно самого глубоководного пресного водоема в мире! Ты хоть представляешь, как это здорово! Может быть, женимся, детишек заведем. Ты ведь не против поспособствовать демографическому взрыву родной страны, патриот?
Тот жестом выразил полное согласие.
– А что может быть лучше, когда рядом семья и надежный друг, тоже с женой и детишками?
– И это на деньги от продажи золотого сундучка?
– Нет, конечно, я же говорю: помечтай! Ведь янтарные камни, ну, те, что у нас – это то, что предназначалось Иисусу, но не попало к нему. Сколько можно выручить за то, что должно было перевернуть мир, но осталось сокрыто от всех? Ведь это нужно и тем, кто не хочет перемен, и тем, кто их жаждет. Вариант беспроигрышный!
– Вариант провальный. Счастье на деньги не купишь, а уж на деньги от продажи святыни – и подавно.
– Но ведь кому-то удается? Почему не тебе и мне? Чем мы хуже? Черт с ним – просто представь! У меня нет никого ближе тебя, у тебя – никого ближе меня. Почему нам не может повести?!
– Давай хотя бы сундук сдадим, – Леша явно не разделял оптимизма товарища, – с несколькими лямами мечтать как-то лучше, чем с сотней евро в кармане.
– Нет, Леха, ты не романтик.
Дмитрий вдавил педаль газа.   
Через двадцать минут кладоискатели припарковались на площади Восстания, ближе к Старо-Невскому. До назначенного времени встречи оставалось чуть меньше полутора часов. Посидели молча. Потом Алексей перегнулся назад, достал полиэтиленовый пакет.
– Пойду, что ли. В сейф заложу.
– Может вместе?
– Нет, ты лучше ларец стереги – это золото, реальные деньги, а у меня не пойми чего, фигня какая-то. Сами не знаем толком, что это. Твоими мечтами брюхо не набьешь.
Так и решили.
– Смотри, смотри, – сказал номер один, остановив Нексию прямо под знаком «стоянка запрещена», других мест не было,  – молодой вышел. Может проследить?
– Зачем? Код все равно не засветят, только спугнем. Зато теперь мы знаем, где камни. – Номер два был прагматик, – перепаркуйся, еще чего доброго, менты привяжутся.
Он был уроженцем Северного Кавказа, хорошо и чисто говорил по-русски, и отлично знал правила дорожного движения своей страны. Первый тоже весьма прилично владел русским языком и говорил без акцента, может, несколько академично и неторопливо, тщательно подбирая слова. Так же №1 говорил на английском, немецком, французском, польском и итальянском языках – похуже, чем на русском, но для объяснений с местными жителями – в достаточной степени. Россиянином он точно не был, а родины своей не помнил вообще. Познакомились они в Албании, и погоняло у него оттуда и пошло – Албанец.
Наемник повернул ключ, объехал площадь по кругу и, заметив освободившееся место, быстро вклинился в двойной ряд припаркованных авто. Так получилось, что Алексей как раз проходил мимо. Албанец открыл дверь, вышел на стоянку и на приличном расстоянии увязался за ним. Кода он действительно не видел, даже номера камеры хранения не разглядел, секцию, где она располагалась, запомнил.   
Через четверть часа Алексей вернулся в машину.
– Все нормально, – доложил он, – янтарь в старых камерах, ячейка с левой стороны, номер двадцать один. Код…
– Не надо, – оборвал напарник, – пускай код будешь знать только ты. «Что знают двое, знает и свинья».
Процитировал «папу Мюллера».
Леха пожал плечами.
– Пусть так, – хмыкнул он, – запомни хотя бы, что это твой памятный день.
Теперь плечами пожал Дмитрий – он понятия не имел, о чем говорил его напарник.
Машина оторвалась от тротуара, влилась в поток движения Лиговского проспекта, выехала на Невский.
До Адмиралтейства телепались минут тридцать пять, по Дворцовому мосту ползли, как черепахи. Зато после поворота на Университетскую набережную полетели стрелой, и до метро Василеостровская добрались минуты за четыре. До назначенного времени оставалось с четверть часа.
– Подождем немного, – решил Дмитрий.
Никто не спорил.
В восемнадцать пятьдесят пять вышли из авто, перешли пешеходную зону и, войдя в подъезд дома напротив, поднялись на четвертый этаж. Сумку с ларчиком, естественно, взяли с собой.
– За ними? – Спросил албанец.
Второй кивнул.