Обёртка

Когда я был маленьким, мне казалось, что лучше и красивее моей мамы нет никого на всём свете!
Она всегда играла со мной, обнимала, говорила, что я самый любимый... Была рядом, когда я учился кататься на велосипеде, плавать, читать и писать. Всегда поддерживала. Подбадривала... Журила, иногда, конечно, но как-то по-доброму, будто постоянно жалела.
Говорила о том, что нужно вырасти достойным человеком, о том, что всё самое нужное, самое главное, у меня внутри; что внешность – всего лишь обёртка.
Я слушал. Верил. Обнимал в ответ.
Отец мало со мной проводил времени. Он всё курил. Ходил на охоту, и снова курил. Но мне его общения было достаточно.
– Марфа! Хватит из него бабу растить! Во, заладила... Солнышко, мальчик мой! Хватит! Мужик ведь растёт...
Мать промокнула уголком платка глаза, ничего не ответила и ушла на кухню. Она всегда так делала, когда сердце ныло от обиды и неспособности.
В такие моменты, мне её становилось очень жаль.
Я шёл к ней, обнимал, и говорил, как сильно её люблю.
Шло время. Я рос. Взрослел. Начал замечать у неё седые волосы, морщины. Много морщин. То, как изменилась походка, пополз вес. Она напоминала типичную бабушку сверстников.
Однажды, после родительского собрания, меня обступили одноклассники, и начали расспрашивать, чего это моя бабка постоянно ходит на родительские, и где мои родители. А когда я ответил, что она и есть моя мама, начали издеваться надо мною, смеяться и тыкать пальцами: «Смотрите, бабушкин сынок идёт!»
С каждым днём их издёвки всё сильнее ранили моё сердце.
Я смотрел на маму, и не понимал, почему всё это происходит со мной. Почему она так выглядит. Почему, я ни капли на неё не похож?
Может быть самую малость...
Когда родители ложились спать, я брал её портрет и свой, ставил рядом и начинал сравнивать.
В один из таких поздних вечеров, мама зашла в мою комнату, и спросила что я делаю. Я сначала хотел отбрехаться, мол ничего такого. А потом, как накатило! Я разрыдался во всю мощь.
Она подбежала ко мне, и не разбирая моих слов, просто начала успокаивать.
На мои всхлипы пришёл и отец. Он облокотился на дверной проем, и сухо сказал:
– Пора.
Мать глянула на него с опаской. Затем убрала руку с моей головы и зачем-то перекрестилась.
– Милый мальчик, мой милый мальчик...– начала дрожащим голосом, – Я тебе не мама.
Я подскочил с кровати.
– Как?
Ноги подкосились, лицо побледнело. Слёзы куда-то исчезли. Теперь всё встало на свои места...
– А кто? – кое-как выдавил я.
– Внук. Твои родители попали в аварию, когда тебе было 8 месяцев. И мы с дедом взяли тебя себе.
Я посмотрел на неё ещё раз, потом на деда. Моего взгляда дед просто не выдержал и ушел, видимо, в кухню, курить.
– Почему, почему, ты мне не сказала об этом раньше?
– Боязно было... Прости.
Она смотрела на меня глазами полными отчаяния, надежды и любви.
Моё сердце сжималось от боли. Я не знал, что делать, говорить, как дальше жить.
Я верил ей так, как себе не верил...
– Жизнь – сплошной обман. Зачем она мне, эта ваша жизнь?
– Не гневи бога, сынок. Всё в его воле, в твоих руках.
– В моих руках, говоришь? Как тебе верить? Если ты всюду лжешь!
Бабушка вытерла накатывающиеся слёзы платком, и вышла из моей комнаты.
– Тебе нужно побыть одному.
Скрип половиц под её ногами напоминал какую-то очень знакомую мелодию детства.
«Милая моя, почему же так больно?!»
Я сел на пол. Осмотрелся вокруг.
Всё было таким, как и прежде: всё там же стоял комод, в углу тумба, на подоконнике – ваза с конфетами, дальше – гитара, на стенке – часы чеканили марш...
Только я быть прежним не мог. Будто в один миг сделался взрослым.
Мне стало невыносимо одиноко.
Я встал, пришёл на кухню. Дед курил в поддувало, бабушка сидела за столом и мешала в кружке свой чай.
– Ма, па, простите меня, пожалуйста. Не важно, кто меня родил. Вы – мои настоящие родители, и в этом правда. Не зря, говорят:« не тот родитель, кто родил, а тот, кто вырастил.» Я вас очень и очень люблю.
Бабушка кинулась меня обнимать. Дед шумно закрыл поддувало, и, прослезивщись, проворчал:
– И всё-таки Марфа, не нежь его... Не порть мужика.