Оставить след

Город N. относится к одним из тех, о котором мир мало что ведает. Великих битв за него история не припоминает. Великие торговые пути город N. обходили стороной. А Нобелевские и Оскаровские лауреаты не преминули родиться в иных местах. Не прославился город и каким нибудь святым мученником или кровожадным маньяком. То есть город был самым обычным. И трудились, ели, пили, размножались, а затем умирали здесь самые обычные люди. Имелась в этом городе своя диковинка - Альтанка -  витиеватая резная  беседка, изваянная в начале прошлого века, уютно расположившаяся в самом центре города и ставшая с некоторых пор местным символом. Как только в N. приезжал важный гость, его немедленно вели к Альтанке. Каждая брачующаяся пара в свой главный праздник жизни в обязательном порядке, в качестве городской традиции,  оккупировала ступеньки Альтанки для памятной фотосессии. Все праздники, фестивали с певцами, духовыми оркестрами крутились вокруг этой старинной деревянной достопримечательности. Других излюбленных архитектурных изюминок в городе, пожалуй что, и не было. И не потому, что в N. не находилось добрых ремесленников и архитекторов, а исключительно потому, что его час от часу сотрясали нашествия кровожадных завоевателей. То в город входили красные, то белые, то армии со свастикой, а то и с "Z". А армии, как известно, специализируются не только на уничтожении живой силы противника, но зачастую  и на уничтожении всех его достопримечательностей. И просто даже удивительно, как в результате многочисленных вражеских нашествий Альтанка умудрилась остаться в целости и сохранности и дожить до века двадцать первого. Соборы и особняки девятнадцатого столетия, изящные, величественные, построенные итальянскими архитекторами, вражеские армии или взрывали, или сносили, или превращали в склад.  А бесконечно долгая эпоха  брежневского застоя превратила N. в типовой бетонный курятник. Так что старинная Альтанка на этом фоне выглядела настоящей архитектурной жемчужиной и  символизировала остатки высокого вкуса былых эпох. Однако справедливости ради следует заметить, что в городе N. добропорядочный народ не только успешно ел, размножался и умирал, но и читал газеты. Газетных изданий в городе насчитывалось великое множество: и деловые, и развлекательные, и рекламные и даже так называемые "желтые". А раз выпускались газеты, значит их писали журналисты, коих в N. расплодилось к концу двадцатого века немало. Более успешные рано или поздно перебрались в столицу. Иные и вовсе подались в чужие края. Кто-то, так и не преуспев, менял направление, открывал свой бизнес - по торговле подсолнечным маслом, рапсом, сахаром, стиральным порошком и пищевыми добавками. Самые неудачливые шли на рынок и торговали чаем и шоколадом.  Журналист Гектор Слабошпицкий торговал на Соборной, в народе именуемой Сотней, так как улица состояла в длину из ста шагов, книжной продукцией. По выходным мотался в Харьков, там, на оптовом рынке, покупал детскую, философскую и развлекательную литературу, и пытался её сбыть на Сотне, чтобы иметь прибавку к мизерному жалованью журналиста. Да, профессия журналиста в действительности нисколько не прибыльна, если ты только не подвязался быть на побегушках у какого-то известного политика, пописывая лестные статьи о его самоотверженных деяниях на благо народа. А журналист Гектор не имел ни угоднического таланта, ни желания раболепствовать, поэтому едва сводил концы с концами, чтобы иметь хоть какую-то копейку на пропитание. Но сначала нужно описать наружность и характер Гектора. Был он, как и сказочный герой сказки "Карлсон", мужчиной в меру упитанным, в меру скептичным и в меру умным. Женщины не любили Гектора. Никогда. Ни одна. Отчего же? Потому что  Гектор не имел никаких амбиций. Абсолютно. Покажите-ка читателям хотя бы одного журналиста, который не хотел бы стать успешным, популярным, знаменитым и оставить заметный след в журналистике! Не найдёте. Ну разве что одного. И им будет Гектор. Его истинной страстью был не успех и слава, а книги. Гектор читал без конца. Его дед - в прошлом важная птица в НКВД, собрал приличную библиотеку, в которой содержались и запрещённые этим же самым НКВД книги. А природное уродство Гектора, приковавшее его с рождения надолго к постели, развило в немощном детском теле великолепную память и неистребимую страсть к чтению. Гектор имел несчастье родиться с искривленным позвоночником и провести семь мучительных лет в гипсовом панцире.  В восемь панцирь сняли. Но сутулость на растущем большом теле осталась навсегда. Гектора отстранили от уроков физкультуры. Он не умел бегать, висеть на турнике, отжиматься. А в восемналцать, на призывном пункте, потребовал у военкома автомат и гранату, отчего вызвал переполох и подозрение в "буйности". Гектора долго морочили психиатры, и все его ответы, состоявшие из цитат Сократа и Экклезиаста, сочли явным проявлением  умопомешательства. Гектору выдали белый билет и отстранили от воинской службы навсегда. Но в психиатрический диспансер он угождал ещё не раз. За разные философские высказывания на греческом при задержании за распитие спиртных напитков в общественных местах. Ещё одной страстью Гектора был табак и трубка. Друзья нередко дарили журналисту то фирменную трубку, то душистый табачок, привезённые из-за границы. Курил Гектор много. Но ещё больше пил. Порой, уже не один день сидя на перловке и чае, получив гонорар за статью, он отправлялся в кафе на Сотню, покупал табак, заказывал бокал коньяка и жаркое в горшочке. На все деньги. И все последующие дни вновь сидел на перловке, зато с трубкой и библиотечной новинкой в руках.
С началом оккупации Донбасса восточным имперствующим соседом, появились на кладбище в N. могилы павших воинов. Газета "Анты" поручила Гектору вести рубрику с краткой биографией погибших солдат.  Чтобы найти их фотографии и узнать детали короткой биографии, Гектору пришлось расстаться с теплым кабинетом и отправиться в районные центры и глухие сельские пункты. Когда не случалось рейсового автобуса, Гектор останавливал попутку. На его пути встречались разбитые проселочные дороги, топь и грязь. Государственных флагов над могилами павших воинов становилось все больше. И, соответственно, - больше статей и поездок к родственникам погибших. Так прошло восемь лет. Пока и в сам город N. не пришли оккупанты с странной символикой "Z". Редактор  газеты "Анты" бежал за границу. По улицам промчались вражеские танки. В тот же вечер к Гектору явился старый друг Антон Жмура. В советские времена он воевал в Афганистане и других горячих точках. А теперь собрался защищать свой город. Антон выставил на стол коньяк.
- Вот, Гектор. Пришёл проститься. Я вступил в территориальную оборону. Завалю их всех к чертовой матери, эту шваль!  Ночью выдадут автоматы. Утром вступаем в бой.
Гектор заскрипел зубами.
- Мне бы автомат! Или гранату! Только пусть появятся, падла!
Друзья выпили коньяк. Закусили сосисками. Антон ушёл в магазин за добавкой. Друзья ещё выпили. Закусили ливерными пирожками. Антон снова вышел в магазин - ещё за коньяком. Закусили остатками перловой каши и солёными огурцами. Гектор, шатаясь, встал из-за стола и завалился на диван. Глаза его выражали решимость. 
- Мне бы гранату, Антон. Хотя бы одного  сучару порешить.
Антон встал.
- Мне пора. Гранату тебе принесу. Ты только пиши обо всем. Для истории. Оставь свой след, как журналист. Ну, пока. Давай обнимемся на прощанье, друг!
Гектор сделал попытку привстать, но не удержался на ногах и провалился на пол.
- Черт, - выругался Антон, - да ты обосс.., на хрен.
На диване растеклось огромное пятно. Но Гектору было не до того. Он отключился. И надолго. Где-то гремели выстрелы. Что-то выло и взрывалось. Антон выбивал из города колонны вражеской техники. Поднимались новые флаги над свежими могилами.