Дело Пушкина5. Досье. И тогда появился Дантес

        Дантес – как спусковой крючок в этой истории.
Georges Charles de Heeckeren d'Anth;s – так пишется это имя на родном для кавалергарда языке. Барон Жорж Шарль де Геккерен д’Антес – это уже по-русски.    Полуфранцуз-полунемец, он въехал в Россию как многие авантюристы, имея рекомендательное письмо, амбиции и молодое неистребимое нахальство. Его рассказы об участии в Вандейском сражении сомнительны – ученику Сен-Сирской военной школы на момент июльской революции 1830 года едва исполнилось 18 лет. В школе, где две трети учащихся выступили против новых властей, он проучился меньше года; во избежание столкновений с народом всем желающим было предложено взять отпуск до 22 августа.
        Дантесы отпуск продлили: «В послужном списке Дантеса, хранящемся в архиве Сен-Сирской школы, отмечено, что 30 августа 1830 года он уволен был в отпуск, а 19 октября того же года уволен из школы по желанию семейства», - П.Е. Щеголев.
Семейное предание о «шуанстве» юного недоофицера восходит к рассказам самого Дантеса и его внука Луи Метмана, больше никаких источников Щеголев, реконструировавший биографию убийцы Пушкина, не обнаружил.
        А вот что пишет А.И. Тургенев в августовском письме 1837 года Вяземскому:
«Я узнал и о его происхождении, об отце и семействе его: всё ложь, что он о себе рассказывал и что мы о нем слыхали: его отец — богатый помещик в Эльзасе — жив и кроме его имеет шестерых детей; каждому достанется после него по 200 тысяч франков. С Беррийской дюшессой он никогда не воевал и на себя налгал».
        Итак, начав в России со лжи, Жорж Дантес закончил убийством.

        Явился он в Петербург уже с пресловутым Геккереном; дополнительную пикантность истории придают его отношения с этим нестарым еще человеком (голландцу было около 43-х лет - возраст Каренина), отношения, которые сторонники этого красивого юноши отрицают. Мол, нет прямых доказательств. Вопрос: а какие можно найти доказательства в данном случае? Чистосердечное признание? Видеосъемки особо пикантных моментов? Или фотоотчет из Амстердама? В криминалистике, если нет прямых доказательств, версию выстраивают, используя психологическую составляющую дела. Попробуем и мы.
        Двое мужчин знакомятся в дороге и так приходятся друг другу по вкусу, что дальше вояжируют вместе, а по прибытии в пункт назначения поддерживают наитеснейшие отношения двух не друзей, но почти родственников. Обстоятельства встречи покрыты мраком, оба ее участника стойко помалкивали, и даже внук Дантеса, давший весьма лояльные деду показания, решительно ничего не смог поведать о сем происшествии.
        После приезда они уже не расставались. Есть один портрет барона, известный всем, кто интересовался биографией Пушкина: длинный нос, изогнутые губы, шкиперская бородка над жестким воротником сюртука… Многие говорили, что у голландского посланника было неприятно подвижное лицо, которым он как бы старался угодить собеседнику.
        Современники невысоко ставили его моральные качества:
        «...На все способен: это человек без чести и совести; он вообще не имеет права на уважение и нетерпим в нашем круге»,- это Нессельроде, министр иностранных дел, которого традиционно считают человеком, лояльным к Геккерену.
        Русский царь называл поведение барона в злосчастной дуэли «гнусным», приятели Дантеса, те, кто не счел позорным для себя возобновить отношения с изгнанным кавалергардом, предпочитали не знаться с пройдохой Геккереном. Эта странная дружба характеризует и самого милого друга – юного французика, которого пройдошливый барон подобрал на большой дороге. При отменнейшем происхождении был посланник небогат и приторговывал всякой всячиной, точнее говоря, занимался банальной контрабандой, поскольку багаж и посылки дипломатической миссии не обкладывались пошлиной и проверке не подлежали (неудивительно, что Нессельроде недолюбливал оборотистого голландца). О его принадлежности к клубу любителей красивых мужчин ходили слухи еще до встречи с Дантесом.
        Итак, взрослый мужчина сомнительных моральных качеств, отнюдь не альтруист, принимает под свое крыло молоденького офицерика, смазливого и обаятельного. Парень ест, пьет за счет сановитого чиновника, количество ящиков с товаром, прибывающих на имя голландского дипломата, с 1833 года значительно увеличивается. Сам Дантес был настолько небогат, что Николай I, войдя в положение, установил новому кавалергарду ежегодное пособие. Александр Иванович Тургенев в своей коротенькой и уничижительной записке об истинном положении дел скандального кавалергарда, ошибся в одном. Революция сильно потрепала состояние Дантесов; содержание, которое эльзасский помещик мог выделить сыну, было в четыре раза меньше, чем просил Жорж. Геккерн сыграл на слабостях юноши - с характером, как выразился отец, «доверчивым и распущенным». В 1835 году Геккерен, видимо не зная, чем еще удержать ветреного любовника, предложил тому «состояние, герб и титул».
        Изворотливость и сомнительные моральные принципы Дантес, судя по всему, приобрел в собственной семье. То, с какой охотой Жозеф-Конрад, батюшка нашего «милого друга», продал нидерландскому послу Жоржика, позволив при себе живом усыновить родного сына, многое говорит о моральных качествах главы семьи. «С чувством живейшей благодарности» он сбыл одного из шести детей с рук:
«Итак, г. барон, я спешу уведомить Вас о том, что с нынешнего дня я отказываюсь от всех моих отцовских прав на Жоржа-Шарля Дантеса и одновременно даю Вам право усыновить его в качестве Вашего сына, заранее и вполне присоединяясь ко всем шагам, которые Вы будете иметь случай предпринять для того, чтобы это усыновление получило силу пред лицом закона».
        Однако усыновление при живом отце и в обход некоторых голландских законов (кто б сомневался, это же контрабандист Геккерен!), было не совсем легитимно (молодой человек, в частности, перерос возраст усыновления, а новоиспеченный  папаша положенного возраста не достиг, да и прожить под одни кровом они должны были не менее 6 лет). Голландец получил отказ. Тем не менее, российскому обществу дело представили как свершившееся; повидавший виды петербургский свет сему матримониально-отеческому акту сильно подивился.
        Сердечный приятель Дантеса князь Трубецкой, безжалостно пройдясь по Пушкиным, не пожалел и своего друга, откровенно признав скандальный характер связи голландского посланника и его «приемного сына». Не совсем понятно, почему А.А. Ахматова посчитала Трубецкого «голосом Дантеса». Человек язвительный и бесчестный, под стать своему французскому другу, он скорее опорочил его, сдав с потрохами, чем оправдал. Возможно, Ахматова имела в виду, что князь говорил с голоса своего приятеля, что презрительные слова Трубецкого о чувствах Дантеса к госпоже Пушкиной копируют интонацию самого француза. Можно только представить, как перемывали в казармах косточки бедной доверчивой Натали!.. И тогда очень легко понять бешенство «арапа» Пушкина.
       После его смерти, когда на свет божий вылезли кой-какие шалости двух Геккернов – настоящего и поддельного, – вслух заговорили о том, о чем доселе только шептались. Посол Австрии Фикельмон, саксонский посланник Лютцероде, А. Карамзин, Тургенев А.И., даже императорский двор, – общество открыто заговорило о сомнительном характере отношений «отца» и «сына».

        Учтем еще один факт. Барон Геккерен-старший никогда не был женат. Дантес после смерти Екатерины Николаевны не женился; мало того, возле него больше никогда не было женщины. Отсутствие лиц другого пола в жизни человека всегда – я подчеркиваю - всегда! – означает только одно: наличие какого-то изъяна в психике.
Судя по всему, приемный Геккерен не был врожденным гомосексуалистом. Красивый мальчик, в юности он был весьма охоч до женского пола. Однако военные заведения того времени (и не в одной Франции) служили школой не только батального искусства. Пансионеры в силу скученности и ограниченности других контактов порочные наклонности передавали, так сказать, из рук в руки (можно, конечно, и скаламбурить, но соблюдем приличия). Судя по тому, как легко голландский барон склонил к сожительству молодого французского офицера, какой-то опыт у последнего, возможно, имелся. Сексуальные предпочтения – вещь очень специфическая.         Сладострастные ощущения, в особенности оргазм, обладают мощной закрепительной способностью. Достаточно несколько раз испытать оные в той или иной нестандартной обстановке, и человек получает фетиш, зависимость или извращение. Именно этим и опасна пропаганда нетрадиционных отношений. Из массы людей так называемой нетрадиционной ориентации лишь ничтожная часть имеет врожденную склонность к лицам своего пола; у остальных склонность сия – благоприобретенная. Не попадись на их дороге человек с извращением, огромная часть людей, считающих себя не такими, как все, имели бы вполне себе нормальные отношения с противоположным полом.
        «Не знаю, как сказать: он ли жил с Геккерном, или Геккерн жил с ним. В то время в высшем обществе было развито бугрство. Судя по тому, что Дантес постоянно ухаживал за дамами, надо полагать, что в сношениях с Геккерном он играл только пассивную роль», - это уже сердечный друг Трубецкой.
        Сожительствуя с Геккереном, француз приобрел вкус к содомии; удачно сочетая новые вкусы со склонностью к нежному полу, он сделался бисексуалом; в петербургском обществе говорили, например, о его романе с графиней Бобринской; с годами, как это часто бывает со зрелыми людьми, извращение въелось и в тело, и в душу; со смертью жены контакты бывшего кавалергарда с дамами сошли на нет. Единственное в архиве Дантеса упоминание о женщине (если исключить послания жены) - машинописное (!) письмо от 1845 года, возможно, копия рукописного, возможно, подделка, подписанное некой Мари, которое пытались пристегнуть Наталье Николаевне – к тому времени уже год как Ланской, - но никаких доказательств ни ее авторства, ни подлинности письма нет. Больше документальных свидетельств существования хоть какой-то женщины в жизни вдовца Дантеса не найдено; его дочерей воспитывала сестра Геккерена, современники не отметили ни одного увлечения этого молодого и привлекательного мужчины. Нам, потомкам, и дела бы не было до склонности пожизненного сенатора к смазливым мальчишкам – или к зрелым мужам, - которую он, как бациллу чумы, подхватил от голландского посланника, если бы обстоятельства жизни барона д’Антеса не отразились бы так горько, так пагубно на русской литературе…

        Пушкин познакомился с Дантесом летом 1834-го года, Наталья Николаевна - спустя несколько месяцев.
        «Красивой наружности, ловкий, веселый, забавный, болтливый», - таким он был тогда, таким его увидела Наталья Николаевна Пушкина. По замечанию Данзаса, секунданта поэта, Дантес имел «какую-то врождённую способность нравиться всем с первого взгляда».
        Нахально вздернутый подбородок, холодные эмалевые глаза - общая черта на всех портретах, как и кривизна носа, хорошо заметная в фас. Как и косящие глаза Натальи Николаевны, нос Дантеса несколько портил впечатление.   
        Он легко простужался в сыром петербургском климате, был жизнерадостен, боек, общителен. С ходу вспрыгивал на стол или на диван, шаловливо клал голову на плечо дамы… Как вспоминал П.В. Нащокин: «На него смотрели, как на дитя».
        Эти забавные выходки напоминали Александру Сергеевичу его собственные юношеские проказы; Соболевский отмечал, что «Пушкину чрезвычайно нравился Дантес за его детские шалости». Милый юноша окрутил Геккерена, очаровал императорскую чету, имел бешеный успех у дам высшего света; впрочем, как язвительно заметила Ольга Павлищева, Дантесом «увлекались женщины не особенно серьезные и разборчивые, готовые хохотать всякому излагаемому в модных салонах вздору». По словам Трубецкого, «он был очень красив и постоянный успех в дамском обществе избаловал его: он относился к дамам вообще, как иностранец, смелее, развязнее, чем мы, русские, а как избалованный ими, требовательнее, если хотите, нахальнее, наглее, чем даже было принято в нашем обществе».
        Впрочем, существуют иные наблюдения. С. Моравский, польский доктор и приятель Дантеса, писал о нем:
        «Это был молодой человек ни дурной, ни красивый, довольно высокого роста, неуклюжий в движениях, блондин, с небольшими белокурыми усами. В вицмундире он был ещё ничего себе, но… когда надевал парадный мундир и ботфорты, мало кто завидовал его наружности».
        А.Н. Карамзин, тесно друживший с Дантесом, отзывался о нем, как о пустом мальчишке, забавном тем, что «отсутствие образования сочеталось в нём с природным умом», а в общем он был «совершенным ничтожеством как в нравственном, так и в умственном отношении».
        В перерывах между простудами проводил время: «днем на ученье, ночью на балу, ...а спал только, когда не был занят ни тем, ни другим», «ночью танцы, поутру манеж, а после полудня сон». Безобразно малограмотен – его письма возлюбленному «отцу» изобилуют орфографическими ошибками. С весьма ограниченным кругозором – вся переписка крутится вокруг домашних и денежных дел, а также светских сплетен. Между тем, он забавен и остроумен, по-немецки восторжен, по-французски язвителен и весьма кстати вставляет недурственные жанровые сценки; надо сказать, его послания довольно увлекательны. Он неглуп; в Сен-Сир Жорж был принят, по свидетельству родного отца «четвертым по порядку (из 180 принятых вместе с ним)». Проспер Мериме, которому довелось слышать пятидесятилетнего Жоржа Дантеса в сенате, отметил:
        «На трибуну взошел господин Геккерн, тот самый, который убил Пушкина. Это человек атлетического сложения с германским произношением, с видом суровым, но тонким, а в общем, субъект чрезвычайно хитрый. Я не знаю, сам ли он приготовил свою речь, но произнес он ее превосходно, с тем сдержанным возмущением, которое производит впечатление».
        Единственное, что занимает Дантеса и в 20, и в 50 лет –  это его собственная карьера: «...я же надеюсь сделать карьеру, достаточно блестящую для того, чтобы это было лестно для вашего самолюбия, будучи убежден, что вам это будет наилучшим вознаграждением, коего жаждет ваше сердце».
        Однако, не слишком исполнительный, Жорж не утруждал себя службой. 44 взыскания за три года пребывания в полку – по одному в месяц - говорят сами за себя. Под карьерой молодой авантюрист, вероятно, уже тогда понимал рывок, удачу, умение воспользоваться обстоятельствами и людьми.
        Подцепив Геккерна и удачно пристроившись при николаевском дворе, он сделал первый шаг на этой дороге. Он весьма рассудителен – о, этот, казалось бы, беспечный малый был не только честолюбив, но и расчетлив; в своих письмах к «папеньке» он рассуждает, думает, прикидывает, он считает деньги – до рубля. Бахвалится голландскому послу своей осмотрительностью: кавалергарды куролесят, пьют, бьют стекла в придорожных домах, посещают неугодные императору дома, как, например, сумасбродки Юлии Самойловой (красавицы, которую на своих полотнах запечатлел Карл Брюллов). Дантес отчитывается: меня там не было, я не принимал участия, как хорошо, что я туда не пошел:«…я определённо не хотел бы оказаться на их месте, ведь карьера этих бедняг будет погублена, и всё из-за шуток, которые не смешны, не остроумны, да и игра эта не стоила свеч».
        «…Скажу вам, что я почел за лучшее не бывать там, раз Император так решительно объявил себя противником тех, кто запросто ходил в этот дом».
Благоразумие, тысячу раз благоразумие, умение угождать начальству и нужным на данный момент людям:
        «Как видишь, надобно подтянуться, ...ведь погода грозная и даже очень грозная, так что требуется большая осмотрительность и благоразумие, коли решишься вести свою лодку ни не что не наталкиваясь».
        Либо Сен-Сир на всю жизнь послужил ему хорошим уроком, либо… шуанства действительно не было. Пошумев с однокашниками, мальчик получил выволочку от родителей; семейство сочло благоразумным для Жоржа горячие времена пересидеть дома, в деревне. И так же осторожен он в дальнейшем, что, надо сказать, иногда ему вредит. Все, что связано с риском, малопривлекательно для Дантеса. Сослуживцы едут на Кавказ; его же… не отпустил Геккерен.
        «Честно говоря, мой дорогой друг, если бы в прошлом году ты захотел меня поддержать чуть больше, когда я просился на Кавказ, - ноет Жорж и осторожно прибавляет: — теперь ведь ты можешь это признать, - и юлит: - или я сильно заблуждался, всегда считая это несогласием, конечно, тайным, - то есть посол свое несогласие и не озвучивал? - то на будущий год я путешествовал бы с тобой как поручик-кавалергард, да вдобавок с лентой в петлице, - мечтает он, - потому что все, кто был на Кавказе, вернулись в добром здравии и были представлены к крестам, вплоть до маркиза де Пина».
        Он трепетно послушен и не желает расстраивать «несогласного» посла, когда речь заходит о смертельно опасной поездке на Кавказ, но если дело касается его сексуальных похождений, Геккерену ясно дают понять, что он должен подвинуться; все послушание слетает с юного лиса, как шелуха.
        Неожиданно и явно выявляется в письмах Дантеса еще одно качество: лисья склонность перекладывать ответственность на других людей, касается ли это Геккерена, будущей жены, или ее родственников; он как бы уступает просьбам и уговорам, ненавязчиво оставаясь в стороне.
        Мало того, этот юнец, находившийся, как считалось, в полном подчинении у старого циника Геккерена, упрекает старшего друга в горячности и неосмотрительности, а порой и учит, как себя вести: «Едва не забыл попенять вам: ...судя по вашему письму, я вижу, как споро у вас работает воображение, и уверен — вы строите бесконечные прожекты, а с вашим характером это должно быть утомительно». Или заявляет: «Но я-то много рассудительней тебя...» - уже перейдя на «ты» - конечно, поломавшись и после настойчивых уговоров своего сюзерена. В одном из писем на нескольких страницах обсуждает неважные дела своего отца – человека «безупречно честного и порядочного», который «всю жизнь нуждался в руководстве, а это, как понимаешь, неизменно открывало широкие возможности для проходимцев; они вечно роились вокруг него». Любопытно проследить, как отец и сын Дантесы обвиняют друг друга в излишней доверчивости, при том, что ниже Жоржик пишет: «…я до сих пор требую от отца сказать, чем он владеет».
        О да, он очень практичен и, рассуждая о покупке земли в Сульце, «этой гнусной дыре», или же в Германии, дает опытному дельцу Геккерену недурные советы: «Держать деньги в бумажнике выгодно только коммерсанту, поскольку это позволяет намного увеличить прибыль, а барыш зачастую легко компенсирует связанный с этим риск; для того же, кто просто держит деньги при себе, такой выгоды уже нет».
        Словообильный – до елейной вкрадчивости - рассыпает душка Жорж темпераментные уверения в преданности, любви и дружбе, которые переходят-таки приятельские границы (в письмах «друзья» не прячутся): «…вы знаете, как я вас люблю, и от всей души, пока же целую вас так же, как люблю, то есть очень крепко».
        «…Мне ещё вполне достанет сил, когда вы возвратитесь в Петербург, чтобы сжать вас в объятиях, да так, что вы застонете». Ах, голубые фонари Амстела, Амстердам, - Жорж Дантес прошел извилистый путь от безденежного шалопая до содержанки состоятельного «папика».

        Пылкий до преувеличенной немецкой восторженности, Дантес временами перегибает палку. Геккерен сомневается, юноша пишет: «…все, что я здесь говорю — не просто фразы, как вы меня упрекали в последнем письме».
        Он скромен и ненавязчив, не требует и не просит, как и полагается хитрой кокотке, которая знает, что требовать в малом – значит, проиграть в большом. Вот он просит привести «перчатки и носки из филозели, это ткань из шелка и шерсти, очень приятные и теплые вещи, и, думаю, стоят недорого; если не так, посчитаем, что я ничего не говорил. Относительно драпа, думаю, он не нужен: моя шинель вполне послужит...»
       Я так полагаю, драп ему привезли.
       Или со всей скромностью намекает, что совершенно несчастен, что у него нет белья, лошадь крепка, но он ее совсем заездил, а потом жеманится: «...Мне очень стыдно, что с тех пор, как вы стали писать мне, я почти всё время пользуюсь вашей добротой для покрытия лишних расходов, которых легко мог бы избежать; несмотря на всё великодушие, с коим вы немедля предлагаете мне свой кошелёк…»
       В конце обильного, на несколько страниц письма, вставляет невзначай: «Я всё забывал вас спросить, как быть с врачом, так часто навещавшим меня, надо ему заплатить или нет, и сколько. Дать много я не могу, поскольку, пока болел, мне очень дорого встали лекарства». Или скорбно клонит кудлатую голову: « (Доктор) велел мне носить фланелевые фуфайки, поскольку считает, что я весьма склонен к простудам, а это единственное средство уберечься. Признаюсь откровенно, что подобное назначение превышает мои денежные возможности, и я не знаю, как мне быть с этими фуфайками, они весьма дороги, вдобавок доктор заявил, что теперь мне придётся носить их постоянно. Следовательно, понадобится несколько штук». Письма Жоржа Дантеса – хорошее пособие для юных девиц - и юных же кавалеров,- как надо просить, дабы ни в чем не знать отказа.
       Любовник предлагает переменить квартиру, снять дачу, выбрать материю на мебель, снабжает экипажем, шубой: «...разве ты не даришь мне подарков ежедневно, и, не правда ли, только благодаря им я существую», - оплачивает векселя:
       «Невзирая на ваш запрет, я все-таки начну письмо с благодарности за еще один знак вашей доброты; желать единственно того, чтобы я не страдал от собственных глупостей, значит доводить снисхождение до крайности. Но, мой дорогой друг, зачем же входить в затруднение и платить сейчас, когда вы стеснены в средствах. Вексель (на 1500 рублей) был сделан на 18 месяцев, Стефани (поверенный) должен был сказать вам об этом, так что у вас вполне хватило бы времени покончить с этим делом». Он извиняется: чего бы я не сделал для исправления этой глупости, - но о возвращении долга - ни слова.

        И уж как он рассыпается в уверениях любить и лелеять своего покровителя - всей многочисленной дантесовской семьей, - словно осчастливленная любовница, которая ластится к благодетелю: «Как, мой дорогой, найти слова для ответа на письма, которые неизменно начинаются с предложений подарков, а заканчиваются требованиями принять то, что ты ещё намереваешься сделать для меня; этому нет названия — я не благодарю тебя, я не знаю, как выразить всё, что внушает мне признательность. Надо бы, чтоб ты был рядом, чтобы я мог расцеловать тебя и прижать к сердцу надолго и крепко — тогда ты почувствовал бы, что оно бьётся для тебя столь же сильно, как сильна моя любовь». Тому, кто сомневается в характере отношений Геккерена и Дантеса, советую прочесть их переписку.