Лёнечка

Кубанское солнце накачало медом, окутало ароматом крупные абрикосы в нашем дворе.

Ни у кого на улице нет таких крупных, словно персики, оранжевых с красным боком плодов.

«Прищепа!» - так соседка баба Паша называла нашу абрикосину, мощную, укрывшую широкой кроной весь двор.

Сорт, что ли, такой?

Эти взрослые частенько употребляют незнакомые слова, не объясняя их значения.

Да и ладно.

Главное, вкусно!

А ледяная вода из крана утолит жажду и смоет липкий сок с рук и лиц.

Правда, чтобы кто-то один напился, нужно двоим повиснуть на рычаге колонки.

Вот тогда пей-не хочу.

Мы сидим на прохладной траве, старая вишня прикрывает нас от зноя, а вот асфальт широкой дороги уже накалился и над ним колышется марево, из-за которого дома на противоположной стороне слегка расплываются.

Тихо на улице, даже машин нет, не то, что осенью, когда они без перерыва носятся по нашей улице, развозя урожай то на сахарный завод, то на элеватор, то на рынок.

Такая уж у нас важная улица, ведь она ведет к железнодорожному переезду.

А сегодня ни машин, ни людей…

Тихо и лениво.

 

Поэтому появление незнакомой высокой тети было неожиданным.

«Здравствуйте, дети, - обратилась она к нам. – Вон мой сын. Подружитесь с ним. Он хороший мальчик.»

И показала в сторону открытой калитки большого двора на другой стороне улицы.

В проеме действительно стоял мальчик. Худенький. Невысокий.

Мальчик смотрел в сторону, не проявляя интереса к нашей ватаге.

Нас было пятеро – недетсадовских заброшенных детей в стоптанных сандалиях и выцветших одежках.

Мы рассматривали незнакомого мальчика, представлявшего яркий контраст нам во всем.
 

Он был одет в выглаженный костюм: шорты, рубашку и жилет, а новенькие башмаки сверкали на солнце, ослепляя своим блеском.

«Его зовут Лёнечка,» - представила новенького его мама.

 

Имя было последним потрясением за сегодняшний день.

Во-первых, к нам никогда не обращались взрослые первыми с приветствием, во-вторых, мальчик был шикарно и необычно одет для нашей степной кубанской глубинки, в-третьих, - да, имя Лёнечка совсем выбивало из колеи.
 

Среди Верки, двух Вовок, Оли и Наташки оно звучало непривычно.

Но, как бы там ни было, мальчик по имени Лёнечка появился на нашей улице, как из печки пирог.

Еще вчера его не было, а тут на тебе, да еще с таким именем.

 

Лёнька!

Именно так должно звучать имя настоящего пацана.

И сам бы подошел. Назвался. Не побили бы. Что мы, звери, что ли.

 

Тетенька тоже выглядела необычно.

Она была очень высокая, слегка сутуловатая и с большим выступающим животом.

«До свидания, дети!» - попрощалась она с нами и пошла к своему двору.

Хотя и двор был не ее.


Здесь раньше жила семья дяди Миши, которая совсем недавно уехала на заработки.

«На Север завербовались, - слышали мы от пожилых соседок. – Все денег Мишке мало. За длинным рублем погнался, а мать старую бросил. Живите, мама, как хотите…»

Именно от них мы узнали, что новые жильцы – квартиранты («И тут Мишка выгоду нашел, хозяин: копейка к копейке! Мимо рта ложку не пронесет… И тама заработает, и тута дом деньги приносит, да и догляд, как-никак. Без хозяина дом – сирота»), приехали недавно, а вот кто и откуда – неизвестно.


Просьба взрослого для нас, детей, была законом.

И мы потянулись к дому новеньких.

Начинать дружить с этим самым Лёнечкой.
 

Высокая и тяжелая калитка уже была закрыта на щеколду, мы постояли недолго и совсем было собрались идти по своим неотложным делам, как тут глазастая высокая Верка, прильнувшая к щели в заборе, растерянно сообщила, что Лёнечка… катает по двору детскую коляску!

Мальчик!

Он что, играет в куклы?!

Вот как с таким дружить?

Придут ребята с соседней улицы, позора не оберешься, мало того, что имя подкачало, так еще и в куклы играет!

Позор? Позор!

 

С этими мыслями мы развернулись и умчались доделывать то, что не успели.
 

Но через пару дней Лёнечка нас удивил очередной раз.

Калитка их двора открылась, и в проеме появился Лёнечка с коляской, но не кукольной, а настоящей.

И в ней лежал туго запелёнутый маленький человечек.

Мама Лёнечки пошла в одну сторону, а сын покатил коляску по тротуару вдоль дворов - в другую.
 

Маленький и худенький остроносенький мальчик катал коляску долго, время от времени заглядывая внутрь, привстав на носочки.

И во двор он въехал лишь тогда, когда вернулась мама: слишком высоко была расположена щеколда на калитке.

Правда, довольно скоро он научился открывать калитку, взбираясь на пирамидку из кирпичей, которые сам и уложил у забора.
 

Мы были младшими в семьях, новорожденных видели лишь издали и, конечно, очень хотели посмотреть на малыша в колясочке и тоже покатать его, слегка покачивая, но абсолютное безразличие к нашей компании со стороны Лёнечки останавливало. И мы наблюдали издали за перемещением семилетнего пацана, полностью погруженного в важное дело.

Мама Лёнечки уходила часто и надолго, а он вышагивал от угла к углу, высматривая ее, такую несуразно высокую, худую до изнеможения, с нелепо торчащим животом.

И каждый раз при возвращении она приседала, поправляя старшему волосы на голове, обнимала его и они шли, катя колясочку уже вдвоем и о чем-то переговариваясь.

Удивительно, но малыш в коляске никак не обозначал себя. Мы ни разу не слышали его голоса или плача.
 

«Оце ж надо: одна дытына в коляске, старшенький тоже небольшой, а она третьего ждет, головой надо думать: где жить, ведь ни кола, ни двора, зима зайдет, чем топить будут?» - рассуждали досужие соседки.

«Може, сама дюже добрая, вот мужик и бросил с детями, а, може, мужик ее умер, а свекруха выгнала,» - терялись они в догадках.
 

Нет, эти пожившие в тяжелые времена женщины не были любопытными сплетницами. Они видели много горя, смертей, испытали голод и разруху и не могли равнодушно наблюдать за непонятными им непростыми событиями и пытались разгадать дальнейшие действия одинокой женщины.

Краем  уха воспринимая  информацию о новых соседях, мы все-таки пытались подружиться с Лёнечкой.
Он же не проявлял интереса ни к одному из нас, катая безмолвного братика, высоко задрав остренький, как у Буратино, нос.
 

Вскорости загадочная соседка пришла к нашему двору.

Вот это было предсказуемо: приближалась осень, мама была учителем и как раз набирала первый класс.

«Пожалуйста, возьмите к себе Лёнечку, - попросила соседка за сына. – Пусть он ходит в школу с Вами, я не смогу сопровождать его.»
 

И мама согласно кивнула головой.

Они долго стояли, высокая соседка негромко говорила что-то, наклонившись к маме и была похожа на изогнутый фонарный столб. Мама же слушала, изредка покачивала головой.

 

Так что первого сентября Лёнечка пошел в школу с нами.

Он уже ждал нас у двора с букетом цветов.

В костюме, белой рубашке и… галстуке-бабочке!

Как у взрослого!

Вдобавок ко всему на спине его болтался ранец – невероятная редкость для кубанских учеников середины 60-х.

 

Высокая тетя обняла сына, поцеловала его в макушку, что-то прошептала на ухо и долго махала нам вслед.
Лёнечка пошел за нами.
Нет, не рядом. А в некотором отдалении.
Часто оглядываясь.
 

В школе он тоже не завел друзей.

На переменах Лёнечка не бегал, не кричал, не толкался среди таких же первоклашек, а подходил к дорожке, ведущей со школьного двора, и всматривался вдаль, туда, откуда должна появиться мама.
Она не обманывала ожиданий, к концу занятий мы видели ее у ворот школы, Лёнечка несся к ней со всех ног и, словно козленок, прыгал вокруг мамы с коляской.
Нам стали привычны их долгие объятия, ведь на наших глазах они расставались каждый раз, будто навсегда, и встречались, словно после долгой разлуки.

Было много причин задразнить новенького, но что-то мешало нам это сделать.

Его обязательные прогулки с братиком, некая отстраненность и взрослость останавливали нас от насмешек, на которые дети большие мастера.

Даже детскому разуму была понятна неправильность ситуации в этой маленькой семье.

Беззащитностью и уязвимостью веяло от двора квартирантов.

Ох, что-то было не так, не так!

 

Взрослые тоже путались в догадках.

Им, прожившим нелегкую жизнь, было жаль вежливую молодую мать.

Двое деток. Третий на подходе, зима на носу, а во дворе ни дров, ни угля, бесконечные походы соседки говорят о том, что она не работает. А нет работы – нет денег.

На что кормиться?

Чем платить за квартиру?

И еще множество самых простых и неразрешимых вопросов.

 

Еще вовсю источала летнее тепло мягкая и приветливая кубанская осень, потихоньку менялся окрас листьев с зеленого на желтый, и, казалось, не будет противных холодных дождей, липкой грязи и зимней стужи.

Просто желтые листья. И нет испепеляющей жары.

Просто прохладное лето…

Вот таким теплым и тихим днем, когда мы с мамой возвращались из школы, нас окликнула новая соседка.

Она запыхалась, догоняя нас, бледное ее лицо было покрыто красными пятнами, а глаза полны слез.
 

Мама быстренько отправила меня вперед, это был привычный прием: детям ни к чему взрослые разговоры.
Но я смогла услышать обрывки их беседы.

Соседка, всхлипывая, жаловалась на то, что сорвала несколько цветков календулы у чужого двора, а хозяйка ее обругала за это. Мол, нечего клумбу портить, сама-то вон какое пузо наела, а цветы под чужими дворами воруешь. Кричала громко, так стыдно...

Они же, эти цветки, очень важны для нашей новой соседки. Ей посоветовали есть их сырыми. Рвать и сразу есть.
 

Слово «календула» сразило меня своей новизной.

Таких цветов я не знала.

И подумала, что хозяйка клумбы была права: если все желающие начнут обрывать цветы, то никакой красоты не будет. Тем более, такие редкие, что я и названия не знаю.

Захотел цветок – вырасти его сам!

Поливай, пропалывай…
 

И пока я разбиралась со своими мыслями соседка куда-то делась, а у мамы явно испортилось настроение, потому что она промолчала всю дорогу до дома, изредка тяжело вздыхая.

Вечером того же дня мама поговорила с бабой Пашей – бабушкой двойняшек Сашки и Наташки, что жили через забор от нас, и та, всплеснув руками, долго грустно качала головой, а через время направилась к дому квартирантов, неся что-то в подоле фартука.

Следующим вечером то же самое проделала другая соседка.

Потом третья.

И вот у нее-то в подоле я с удивлением увидела желто-оранжевые ноготки.

Цветы такие.

Зачем?!

Столько-то…

И у нас во дворе, кстати, их поубавилось.

 

Вскоре Лёнечкина мама перестала появляться на улице.

Все чаще к их калитке подходили соседки и пропадали во дворе.
Кто с кастрюлькой, кто с чашкой, от которых вкусно пахло едой.

Неизменными оставались лишь регулярные прогулки Лёнечки с коляской.

Но и они прекратились.

Двор дяди Миши опустел.
 

Расспрашивать взрослых о семье Лёнечки мы постеснялись, но вездесущая Верка разведала, что за Лёнечкой и его братиком приехала какая-то тетя и забрала их к себе.

Потому что мама мальчиков умерла.

«Рак съел,» - запомнила слова бабы Паши Верка.
 

Мы были малы и не знали названия этой страшной болезни.

Как и того, что кубанские «ноготки» это и есть загадочная календула.

Они, ноготки, словно сорняк, сеются сами у заборов и дороги, а хозяйки часто выпалывают их, заполонивших любимые клумбы, где самое место пышным панычам, нежным розам, трепетным петушкам и ярким астрам.

Кто-то посоветовал страдалице есть эти цветки, обещая исцеления от страшного недуга.

И она отчаянно боролась за свою жизнь, чтобы как можно дольше закрывать собой детей – такова мечта всех матерей на свете.

Так зацепил краем нашу детскую жизнь Лёнечка – преданный брат, любящий сын, ребенок, с которым мама успела попрощаться задолго до своего ухода, объяснив, что потом, после, вся забота о малыше ляжет на его плечи.

Вот так нужно катать, тихо, осторожно, а когда малыш заплачет, то успокоить.

Для этого  нужно совсем немного: покачать колясочку и пропеть: «А-а-а, а-а-а».

И он стойко выполнял свои обязанности.
 

Ему было не до игр: пряток, скакалок, мячей и веселой кучи-малы, на его плечи навалилась гранитной тяжестью горе, а оно быстро взрослит.

И мама, зная о своем скором уходе, торопилась отдать Буратинчику как можно больше своего тепла, горячей любви, чтобы и он потом делился этими бесценными искрами со своим братом, которому не суждено было запомнить маму.

Опустел двор.

Ненадолго.

На грузовой машине прикатили новые квартиранты.

Ведь дом без хозяина – сирота.

Да и деньги не лишние.