Я вас не люблю

Глава 14

Первый день пребывания в детском доме был не очень счастливым. В группе, где предполагалось ему проводить время и спать, его встретили настороженно.

– Здравствуйте! – поздоровался он со всеми, но ему никто не ответил – Меня зовут Павел Бобров.

Не получив ответа, он стал разбирать сумку и складывать всё в рядом стоящую тумбочку. Больше он не обращался к ребятам, чувствуя, что пока для них чужой. Но одно его радовало, пока он не пожалел, что ушёл от чужих людей. Здесь он никому ничем не обязан, а с этими, он имел в виду новых знакомых, он разберётся, но позже.

Домой вернулся Дмитрий Алексеевич и не увидел Павла

– Ушёл?

– Да, его просьбу суд удовлетворил

– Даже суд был? – удивился отец

– Ну а как ты себе представляешь, прийти в детский дом и сказать, вот я привела мальчика, заберите его, нет – это всё очень серьёзно.

– Понятно – сказал тихо мужчина – Главное, ты не переживай, он сам туда захотел

– Пашка к Богаченко хотел, а Надька отказалась его взять

– Она стразу не была ему матерью, отказаться от своего дитя, это же разве нормально?

– Иди отдыхай, папа, скоро будем обедать.

В его комнате стало свободнее, письменный стол куда-то исчез, старенький шкаф для книг и учебников Пашки перекочевал к мусорным бакам. Всё стало так же , как при Верочке. В комнате пахло свежестью, шторы, и салфеточки на прикроватной тумбочке, были выстираны и отглажены. На подоконнике стоял любимый цветок Верочки, она называла его Женское счастье, только ей почему-то он этого женского счастья совсем мало насыпал в ладошки.

Жизнь в этой семье потекла спокойно и размеренно, а Пашка должен был утвердиться в коллективе и оттого как он это сделает, к нему и будут относиться еще три года. Вернувшись от директора, он увидел, что все его вещи валяются на кровати и самый высокий парень, с длинными руками рыскает по его сумке.

– Руки убрал от моих вещей, тебя не учили, что лазить по чужим тумбочкам – это плохо.

– А кому меня учить: мамка с папкой померли от водки, а больше у меня никого и нет.

– Вещи верни на место

– А то что?

– А то в челюсть получишь – и Пашка не стал ждать, а первым ударил, так его учил отец.

Здесь главным была неожиданность и это сработало. Жердь – именно так звали парня, рухнул на пол, но быстро вскочил и его длинная рука достала на правого глаза Пашки. Остальные наблюдали за происходящим, но вмешиваться не имели права. Через несколько минут, когда потасовка прекратилась и ребята, отмутузив друг друга, успокоились, но долго еще тяжело дышали. Никто не хотел признавать себя побеждённым, но и победителя в этой борьбе не было.

– Ещё ничего не закончилось – предупредил его Борька, Понял?

– Я то понял, но и ты ко мне не лезь и вещи мои не трогай.

Так закончился первый его день в детском доме. Он долго не мог заснуть: болел глаз и он чувствовал, как наливается синяк под ним, всё тело болело, но он был горд собой, уроки отца не прошли даром. Уснул он только под утро, поэтому встать в семь часов не смог, почувствовал пинок в зад

– Подъём, режим для всех одинаковый.

Это, конечно, был Борька Жердь, но здесь он был прав, поэтому Пашка быстро вскочил и стал одеваться. В одну брючину нога не проходила, он увидел, что она была зашита. Глазом он практически ничего не видел, он заплыл у него, поэтому нитки рвал зубами, на завтрак опоздал, успел выпить только чай, потому что остальное: кашу и булочку с сыром, за него кто-то съел. Но на урок он пришёл вовремя.

Первым уроком была математика и учитель назвав его фамилию – Бобров, познакомил с ребятами.

– Что у тебя с глазом?

– Упал

– А перелома нет?

– Нет – ответил Павел.

Класс засмеялся, а он просидел весь урок с опущенной головой. В обед кто-то толкнул его и весь борщ он вылил на себя. Кроме того, что он был горячим, ещё и жирным, поэтому брюки и рубашку пришлось сразу снимать и переодеваться, когда вернулся столы в столовой были все пустыми. Поесть удалось только в ужин, была картошка с сосиской и чай с булочкой. Пашка с такой жадностью ел, что не заметил, как проглотил свою порцию. Ужин ему показался таким вкусным, как никогда. Перед тем как лечь спать он подошёл к кровати Борьки и сказал

– Я не знаю кто мне зашил брючину, кто толкнул под локоть, что я пролил на себя щи, но знай, если так произойдёт опять – получишь ты, но уже не по челюсти, а по другому месту, будет очень больно, гораздо больнее, чем мне. Понял?

– Да пошёл ты!

– Я всё сказал.

Проснувшись утром раньше всех, он со страхом всовывал ноги в брюки, думая о том, как же не хочется опять драться. Но драться не пришлось, брюки висели на спинке кровати, куда он их повесил с вечера и рубашка тоже висела на спинке стула

Чего мы с тобой делим? – подошёл он к Борису, застёгивая на ходу рубашку – Нам жить ещё в этой комнате три с лишним года, так и будем друг друга мутузить? Чего тебе не живётся спокойно? Ты хочешь, чтобы я признал тебя главным? Так что ли? Так я не против, если ты этого боишься.

С этого дня напряжение немного спало, но жить было не комфортно. Все предпочитали делать вид, что ничего не происходит, но в команду к себе его не принимали. Ребята его игнорировали и он чувствовал себя так, словно его жизнь кончена. Оказывается чувствовать себя одиноким в коллективе очень трудно. К нему никто ни за чем не обращался, даже девочки смотрели на него без всякого интереса, было обидно.

Иногда он вспоминал тесную комнатку, которую они делили с дедом, насколько там было спокойнее и уютнее, но он быстро отгонял от себя эти мысли, так захотел он сам и не жалел об этом. В том, что Павел Бобров совершенно не готов к жизни в детском доме, воспитатели и учителя поняли это через неделю. Как не крути, а он был домашним ребёнком, единственным и любимым. Некоторым детям, действительно лучше в детском доме: здесь тепло, чистая постель, каждый день еда, дома они этого не видели, а этот мальчишка может быть жил и небогато с родителями, но всё имел плюс любовь и внимание мамы и папы.

Он был начитанным парнем, Вера приносила из библиотеки книги и Павел сам читал, а не из-под палки. Что ему было не понятно, он спрашивал у матери. Мальчик в своих вопросах был слишком наивным и чистым, ему бы остановиться и прислушаться к голосу разума до того, как стало слишком поздно. Ну что же жизнь преподнесла ему жестокий урок, за который он заплатил слишком дорого.

Сидя на улице, он смотрел на обшарпанные стены здания, которые давно не видели ремонта, на убогие игрушки, которыми играли дети и понял, что бывает ещё хуже, чем там, откуда он ушёл. Но на самом деле игрушки были не такими уж и убогими, просто у этого мальчика были слишком завышенные требования, он благоговел ко всему импортному, в здесь таковым и не пахло.

Продолжение