Тени прошлого

  В конце мая под Краснодаром стояла жуткая духота. Вот и в последнюю пятницу весны сильно парило.
  Краснодар. Посёлок Листвянка - 29 мая.
  День, как и все предыдущие, прошёл в скромном ожидании. В номерах дома отдыха Сосновая Роща никого не оставалось, кроме опергруппы из Приморска.
  Как и было условлено с самого начала, хотели взять банду на живца, зная время их прихода на облаву. Всех отдыхающих перед той ночью с 23 на 24 мая из центрального корпуса эвакуировали и сотрудники угрозыска заняли все номера, попутно освободили и второй новый трёхэтажный корпус, но что-то пошло не так, банда не явилась. Ждали их трое суток, но всё бесполезно, появились сомнения в правильности показаний того рецидивиста, которого захватили случайно на рынке. Но заселять людей не стали в целях безопасности, продолжали ждать. Краснодарские оперативники к тому времени уже получили свои задания и были отозваны из "Сосновой рощи", а приморцы продолжали ждать, но на утро 30 мая тоже должны были уехать. Рузаев с двумя сотрудниками - лейтенантом Воеводиным и сержантами Капустиным и Дробышем - уехали на день раньше, хотели прихватить с собой и Сашку Терещенко, но он остался со своим куратором Егоровым ещё на один денёк, чтобы лишний раз потанцевать с местными девчатами на танцплощадке дома отдыха. Он перезнакомился со всеми местными оперативниками, очень понравился Султанову, который о нём был наслышан ещё два года назад, в связи с историей, произошедшей под Новороссийском. Евгений до сих пор помнил тот нервный ночной разговор, когда Егоров буквально кричал в трубку, не сдерживая своих эмоций, дозвонившись до Волгограда, а он Евгений, давал ему дельные советы, относительно поиска этого парнишки. И вот они теперь знакомы. Этот весёлый, подвижный Сашка имел весьма типичный для его возраста характер, с повышенной долей юмора. Он ловко и азартно бегал по утрам, занимался в спортивном зале, старался исполнять все поручения Егорова, не пропускал ни одного вечера на танцах под музыку местных оркестров и баяна. И вот утром четверга он проспал отъезд Рузаева, потому что вернулся только на рассвете со своих танцулек. Может быть, если бы уехал в Приморск во время, не оставшись ещё на день, то всё в его биографии сложилось бы по другому. Возможно, он бы и не выбрал для себя трудный и тернистый путь сотрудника угрозыска, потому что ещё думал, куда пойдёт после армии и, стоит ли тратить время на обучение в школе милиции?
  Из посёлка начиная с двадцатого числа они никуда не выезжали в целях конспирации, только лишь Егоров отзванивался каждый вечер из администраторской в город Богданову с докладом о прошедшем дне. Они с Евгением занимали номер на втором этаже, на первом жили помощники Рузаева и он сам, а Терещенко с Зайцевым расположились на третьем в номере рядом с краснодарскими оперативниками. Теперь же в этот последний день своего пребывания тут, они с Егором Афанасьевичем оставались одни на этаже. Султанов сомневался, стоило ли уезжать под выходные в Приморск оставшимся коллегам, тем более что утром пятницы сообщили, что жена Зайцева, Катерина, родила ему долгожданную дочку. Девочку решено было назвать в честь матери Егора, Зинаидой. Да тут ещё совпало рождение дочурки с днём рождения самого Зайцева, и они всей приморской компанией решили отметить это событие в местной столовой... Куда уж тут выезжать из дома отдыха?! Добро на эти выходные им дал Богданов лично, уже не предполагая того, что их оперативный план может ещё сработать самым неожиданным образом.
  В пятницу вечером 29 мая, когда Сашка опять отправился на свои любимые танцы, зализывать раны от потери друзей в лице Альки и Петьки, Егоров, Султанов и Зайцев пошли в столовую дома отдыха и взяли на ужин за столик на открытой веранде разной снеди, и остались там рядом с баром до утра, отмечать день рождения Зайцева, а за одно и появление на свет его первой дочери. Сиреневая дымка тумана медленно поднималась над молодым леском, окутывая низкорослые липы и кряжистые сосны тонкой колыхающейся кисеёй.

  За столом было весело. Не успели заметить, как опустились вечерние сумерки. Султанов поднял голову и посмотрел на круглый циферблат, висевших на столбе под фонарём, нарядных часов.
- Лёша, - окликнул он сильно захмелевшего Егорова, - иди отзвонись Богданову, пора уже, десятый час.
- Есть-есть!.. Сейчас!..
  Алексей немного шатаясь, поднялся из-за столика, двинулся в направлении нового корпуса, обгоняя впереди идущих сотрудников "Сосновой Рощи". За центральным корпусом с танцплощадки слышалась громкая музыка, смех и кутерьма среди молодёжи, пришедшей сюда из других пансионатов, а так же с частного сектора.
Отзвонившись из администраторской, повесив трубку на аппарат и поправив на себе тонкий коричневый пиджак, разгладив на голове непослушные чёрные кудряшки, Алексей двинулся по коридору на выход. Уже в стеклянных дверях он неожиданно для себя натолкнулся на входившего в корпус Терещенко.
- Чего это ты? - с удивление спросил у него Алексей. - Все из дома на прогулку, на танцы, а ты в дом?
- Нет настроения, - улыбаясь, ответил Александр. - Что-то сегодня я не танцор, лягу лучше пораньше спать. Тем более, что завтра с утра выезжаем...
- Нет, не выезжаем, - рассмеялся Егоров. - Только что Богданов дал добро остаться нам тут на выходные. Чего, говорит, зря такой день на дорогу тратить.
  Алексей хлопнул по плечу Терещенко, проводив его глазами до ступенек на третий этаж.
- Я понял, - повернувшись к Егорову произнёс Сашка. - Всё-равно пораньше лягу, что-то клонит в сон сегодня, потому как вчерась долго бродил до утра.
- А может быть к нам присоединишься, если обратно никуда не сбежишь на ночь-то глядя? Не верится, что усидишь в номерах!.. Мы тут в столовке отмечаем Зайцевские праздники. Пошли к нам, Сашок! - улыбался Егоров.
- И всё-таки, нет... Я докладываюсь вам, что заступаю в номер на ночное дежурство, - подумав, произнёс Терещенко как всегда с долей юмора.
- Ладно-ладно, заступай, но знай, что мы тут рядом сидим, приходи к нам, если не уснёшь и не сбежишь никуда, - Алексей быстрым шагом вышел из дверей на улицу, свернув за угол корпуса к раскидистым соснам и елям.
  Вернувшись, Егоров тут же забылся, все мысли пролетели мимо цели, пришла весёлая расслабленность вместо рабочей сосредоточенности. Вся неделя прошла в ожиданиях, все были напряжены и собраны, а теперь надлежало отдохнуть хорошенько. Егоров плюхнулся на своё место, опрокинул ещё одну рюмочку коньяка, налил водки в стакан, под общее веселье забылся окончательно. Он в последнее время чувствовал, как легко ему бывает от выпитого вина, как хорошо после стаканчика водки расслабляются мышцы, не болит голова, не стучит натруженное сердце, не давит на грудь. Может и правда, выбросить эти все свои таблетки и забыть их, как страшный сон? Интервалы между их приёмами стали чаще, он не забывал прикладываться к рюмочке или стаканчику, чем вызывал беспокойство у жены и тёщи. И, наконец, после истории с Сашкой перед отъездом на задание в Краснодар, Егоров сбесился и, стоя на пирсе у лодочной станции, выбросил широким взмахом руки все эти баночки и пачки в море. Густая пенистая волна поглотила их, успокаивая, робко и лениво обдавая разгорячённое лицо живительной влагой. И вот теперь он сидит и чувствует, как по телу разливается горячий прибой подъёма настроения, как по жилам растекается уверенность и бодрость.

  Сашка, придя в номер, быстро разделся, лёг в постель, забылся на полчасика, а потом резко пробудился и лежал долго без сна. Чем было вызвано такое его состояние, он и сам не понимал. Терещенко всё это время скучал по сестре Наденьке, ему хотелось видеть её, как можно чаще, обнять, прижаться к ней, поплакаться в жилетку, как в детстве рассказать ей о своих чаяниях и горестях, просто согреться у родного плеча, забыться, окунуться в уют домашнего очага, которого его так грубо и безнадёжно лишили. Сестра была у него одна единственная родня на свете, у них никого кроме друг друга больше не было на этой земле. Он и раньше, лёжа в постели, думал о своём прежнем доме, о ласковых руках той, кого так часто вспоминал в тихие ночные часы, которая заменила ему мать и отца. И вот сейчас её образ возник перед глазами, он трепетно и ранимо стоял рядом, отчётливо проступая на фоне тёмно-синего окна. Сашка не мог понять, но именно почему-то сегодня ночью его сознание было напряжено, он будто чего-то подспудно ожидал, вздрагивал при глубоком засыпании, без конца поправлял подушку, и был очень чутким, что в конечном итоге спасло ему жизнь. И всё же под утро на фоне забрезжившего рассвета он опустил свои русые ресницы, смыкая глаза. Терещенко забылся сладким, крепким сном, но чуткости при этом не потерял. Он не слышал, как в полпятого утра по гулкому, пустому коридору второго этажа, а затем поднявшись к нему на этаж, затопали тяжёлые шаги неизвестных, подвыпивших парней. Один из них был сильно пьян, он недовольно бил кулаком в пустые двери, распахивая их настежь. И вот шумная когорта стукнулась в дверь номера Терещенко и Зайцева.
  Сашкино чуткое ухо уловило толчок в последний момент. Дверь от резкого удара ногой выше замка слетела с петель. Парень подскочил на кровати, но спросонок ещё не мог разглядеть вошедших к нему нападавших. Двое ворвались к нему в номер и позвали из коридора остальных. Терещенко сразу понял всё и среагировал мгновенно. Его спихнули одним ударом с кровати, но он, упав лицом вниз, смог развернуться и кинуться на одного из бандитов, ухватил его за ногу, рванул на себя, и вскоре они уже боролись на полу, цепляясь за волосы, за горло, нанося беспорядочные удары на лево и право. Трое остальных сперва несколько растерялись, такого напора они не ожидали со стороны неопытного молоденького парнишки. А он, справившись с первым своим обидчиком подскочил на ноги, напал на самого пьяного, сбил его с ног, и тот, падая, зацепил ещё одного стоявшего у дверей. Так они вместе и рухнули головой в открытую дверь, барахтая ногами. Четвёртый посильнее, кинулся на Терещенко. Они покатились по полу номера, задевая и сдвигая мебель, опрокидывая стулья, стягивая со стола вниз белую скатерть...

  У бара в это время на открытой веранде шла весёлая беседа, последняя бутылка водки была открыта и почти выпита. К компании приморцев присоединились работники столовой, которые вместе с приятелями и коллегами Зайцева поздравляли его под пьяные возгласы и запевки, сопровождая всё это громкими аплодисментами.

  В тёмном номере, не зажигая света, трое избивали ногами лежавшего на полу Терещенко. Им было досадно осознавать, что он смог напасть на них первым. Ещё один лежал сшибленный в первые минуты у двери и в сильном опьянении никак не мог подняться. Сашка сопротивлялся, откатывался в сторону, применяя свои знакомые приёмы, пытаясь снова ухватить кого-нибудь за ноги, это ему удавалось, он кидался вперёд, захватывал ногами копошившихся над ним противников, опрокидывал их рядом с собой. Но сильный удар по голове, заставил его погрузиться на несколько секунд в беспамятство. Когда немного прояснилось сознание он услышал над собой сквозь тугую пелену разговор:
- Идиот!.. Зачем ты его оглушил?! Его надо спросить, почему он тут один в корпусе? Кто он такой? С кем пришёл? Где все остальные?! Откачивай теперь!..
  Пока Сашку отливали водой из графина, двое других перерывали номер вверх дном, они искали документы этого ловкого парня. Да, им тут оказали сопротивление сразу, как только они выбили дверь. Это был не испуганный Марик, с которым они справились за пару минут. Было ясно, что парень тренирован, что он, возможно, здесь оставлен специально, что он ждал их прихода. Как и предполагали в банде, Опойков мог сдать все адреса и явки, а так же время и место проведения очередной акции. Потому и были сдвинуты сроки нанести "визит" отдыхающим. Но, прядя под утро в коридор трёхэтажного корпуса, который был без должной охраны, нападавшие не обнаружили никого на первом этаже. На втором так же было пусто, лишь в одном номере на третьем встретили жильца. Теперь надо было знать, кто он, что тут делает, кого выслеживает.
  Сашку подняли на ноги, встряхнули, держа с обеих сторон. Он стоял перед ними раздетый, с лохматой белокурой чёлкой, синяками и ссадинами на лице.
- Ты кто? Откуда тут взялся? - гремели голоса со всех сторон. - Мильтон?! Покажи документы? Кого тут прицепил, кого ожидаешь? Где остальные?
  Сашка снова вырвался, ударил ногой по колену самого рослого, но двое других смогли перехватить его уже в дверях. Они споткнулись все вместе о лежавшее тело пьяного бугра, опрокинулись на Сашку, подмяв его под себя, ухватили за волосы и стали бить головой об пол...
  Через некоторое время опять отливали его водой из графина, после чего устроили настоящую пытку.
- А это, чтобы ты губы разлепил, наконец! - рычал над ним самый высокий, разрезая перочинным острым ножом кожу на Сашкиных коленях и бёдрах.
  Пару раз он полоснул по груди, порезал ему руки на плечах и запястьях, приподнял и, ударив парня в живот, опрокинул в сторону к окну.
  Трещенко откинув голову на половик, собрав вокруг себя его складки, уткнулся в них носом, создавая иллюзию потери сознания. Сам же в это время всё чувствовал и просчитывал ситуацию. Он понимал, что эти уроды его не оставят в живых, они или зарежут его, или задушат, а перед этим обесчестят, как Марика. За этим они и пришли сюда. Но где все, где Егоров? Неужели они так забылись и разгулялись, что не вспомнили о нём?!
 "Господи, я не могу сейчас умереть, - пронеслось в голове, - я жить ещё должен. Мне же всего двадцать без малого... Стыдно было бы умереть от рук этих уродов! Ладно, в бою на поле боя, а так... Я не согласен!"
  Сашка чувствовал, что его сознание мутиться и затухает, надо было его расшевелить но не подать вида, что пришёл в себя. Пока эти трое смекали, что делать дальше, стоя над пьяным бугром и думая, что избитый ими парень пока без сознания, Терещенко незаметно в темноте подполз ближе к окну и, поймав нужный момент, когда все трое стоявших на ногах были от него на некотором расстоянии, собирая последние силы в кулак, рывком подскочил, влез на подоконник, и спасая себя, так же как и два года назад, когда кинулся вниз головой в море с борта катера, влетел всем телом в оконную раму, выламывая её и круша. Он вывалился вместе с остатками стекла с третьего этажа, упав на землю под окнами на острые осколки, порезавшись и сильно разбившись.
  От такой неожиданности, нападавшие ублюдки вылезли тремя головами из выбитого окна, но в утреннем полумраке ничего не смогли рассмотреть под окнами. Они поняли, что на грохот сбегутся люди с охраной центрального корпуса, а потому, подхватив своего пьяного бугра под руки, быстро ретировались, топоча и гремя каблуками по гулкому паркету.

  Терещенко, задыхаясь от боли, с радужными кругами в глазах от потери крови, пополз в спасительные заросли через дорожку к старой сосне. Он, тяжело дыша, припал порезанной грудью к стволу корявого дерева, обхватив его ладонями. Ему казалось, что эти нелюди будут его искать здесь и непременно найдут и добьют, потому он опустился на землю, лёг в самое тёмное место и... уже не слышал больше ничего.
  Прибежавшие сотрудники пансионата, размахивая руками, спешились возле валявшейся на асфальте рамы, рассматривали осколки стекла, озирались по сторонам, но Сашка этого уже не слышал, он не мог к ним вылезти из своего укрытия, так как был без сознания. Впрочем, он не на долго отключился, повернув голову в сторону дорожки, он видел ноги пробегавших мимо него людей, шум голосов, но ни пошевелиться, тем более подняться и закричать он не мог. Его разбитое тело было слишком тяжёлым для этого...

  Около шести часов утра когда низкое утреннее солнце уже поползло над дальними сопками, озаряя янтарные сосны своим розовым светом, к открытой веранде у бара прибежала дежурная по корпусу. Она встала у столика где сидели приморцы с растерянным лицом:
- Нападение... Рама выбита на третьем этаже, кто-то видно, спрыгнул вниз, но найти не можем его... Не понятно ещё ничего, и номер ваш весь кровью залит.
- На третьем, наш номер? - подскочил Зайцев.
  В миг протрезвевший Егоров с побелевшими губами ринулся из-за стола, опрокидывая стулья и сдвигая на своём пути мешавшуюся под ногами мебель.

  Зрелище в номере было не для слабонервных. Оперативникам открылась страшная картина недавнего побоища. На стенах, полу, подоконнике и на разобранной Сашкиной постели всюду были свежие пятна алой крови. Его самого в номере не было. Султанов выглянул в разбитое окно, и сразу понял всё! Он выскочил в коридор и ринулся бегом из корпуса. За ним на всех парах бежали его протрезвевшие в один миг коллеги.

  Его нашли в густых зарослях под старой сосной. Султанов сразу полез туда, будто зная заранее место, куда мог уползти Сашка. Евгений первым раздвинул кряжистый лапник. Терещенко нашёл в себе силы приподняться на его шаги. Он поднял удивлённый и одновременно вопросительный взгляд на этого опытного служаку. Егоров и Зайцев стояли за спиной у Султанова в этот момент. Кто-то из служащих центрального корпуса побежал вызывать врачей.
- Дурачок!.. Что же ты никого не предупредил, что остаёшься ночевать в корпусе? - протягивая руки к Терещенко, быстро заговорил Евгений. - Мы же ничего не знали... Даже не могли предположить, что кто-то сюда вдруг явится.
  Султанов хотел было обнять Сашку за плечи, но только коснувшись его, почувствовал сильное напряжение в его теле. Терещенко громко вскрикнул от боли и сжался в комок.
  Алексей не мог отвести своих безумных глаз от пострадавшего парня. Он что-то шептал губами, крутил головой, вспоминая весь вчерашний вечер, и не мог понять - как он, опытный оперативник мог так соскочить с катушек и никому не сказать про то, что Сашка вернулся в номер сразу после девяти часов?! Просто он даже ни разу об этом не вспомнил, будучи в состоянии опьянения. Его сознание выдавало только одну информацию на тот момент, это его неуверенность, что Терещенко останется в номере до утра. Зная его прошлые похождения, Егоров был уверен, что и в этот раз Терещенко убежит на свои танцульки до рассвета.
  Алексей взвыл, схватившись за голову. Он, шатаясь, отошёл от этой корявой сосны, опустился на землю, наблюдая за Сашиным взглядом, направленным только на него одного. В этом взгляде было всё: вопросы, удивление, и его собственная вина сквозила, будто парень хотел сказать, что опять стал причиной Егоровских кошмаров, как тогда в Новороссийске. "Я опять вас подвёл, - проскальзывало в его глазах. - А вы всё же ответьте на упрёки Султанова... Я вас предупредил о своём приходе."
  Нет-нет, как он может сейчас признаться в таком своём халатном упущении, при Женьке, как? Егоров замолчал, закусив бледные губы.
  Приехавшие в скором времени врачи осмотрели место падения парня, прошли к сосне, склонились над ним. Пожилой врач, приподнимая его голову, придерживая за плечи, сел рядом на корточки и открыл свой медицинский чемоданчик.
  Зайцев, Султанов и Егоров наблюдали со стороны молча за осмотром врачей. Они видели, как принесли носилки, как Сашку положили на них, подозвав двух санитаров. Пожилой врач, поднявшись, подошёл к ним троим.
- Тяжёлое ранение, - низким басом произнёс он, поправляя на себе халат. - У него до сих пор по ногам идёт кровь. Разрезаны голени, бёдра...
- Над ним надругались? - ухватив врача за грудки, приступил к нему с ужасным вопросом Султанов, памятуя нападение в пансионате "Кавказ".
- Всё будет ясно после осмотра, вот привезём его в клинику и тогда...
- Нет-нет, нет... Нет! - как заговорённый твердил одну и ту же фразу Терещенко, слыша выпад Евгения в свой адрес.
  Все повернулись в его сторону.
  Когда санитары проносили его мимо стоявших товарищей в карету "Скорой" он всё продолжал шептать это слово "Нет!".

  Уже стоя на первом этаже в приёмном покое, Егоров цепляясь за рукав Евгения, шипящим голосом произнёс:
- Если этот парень умрёт, если его не спасут... после таких ранений и падения с высоты... Дайте мне пистолет с одним патроном, я всё-равно не буду жить!
- Тихо, постыдись! - успокаивал его Евгений. - Врач же сказал, что падение смягчило то, что под окнами был толстый ковёр из опавших сосновых иголок. Он свалился на эту мягкую почву, не на асфальт попал... А иначе бы его сюда не довезли. Порезы, да, ушибы, переломы, сотрясение мозга - возможно!.. Но это не смертельно, Алёша!.. Приди в себя! В чём ты виноват, не понимаю! Мы все гуляли в эту ночь в баре при столовой, все и виноваты... Или, ты знаешь больше?
  Егоров снова побелел до кончиков ушей, его позеленевший подбородок задрожал, скула и левая щека задёргались. Перед глазами снова встал предыдущий вечер и Терещенко, поднимающийся по лестнице на свой этаж.

  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.