Рассказ В. И. Кузнецова

 «В первые же дни войны отец и старшая тётя ушли на фронт. Летом 1942 года фронт подошёл вплотную к Воронежу. Начальство долго этот факт старательно скрывало. Пытавшихся уехать наказывали, как дезертиров. Когда же скрывать  уже не получилось, оказалось поздно. Мама, за несколько дней до  рокового немецкого прорыва, пошла в военкомат, чтобы узнать: как быть ей - жене красного командира. Военком сейчас же предложил мобилизовать её, как медработника, и отправить в полевой госпиталь. Меня посоветовал сдать в детдом. Мама поспешила уйти.
Её близкая подруга - Серафима Измайловна  Чернышова,  была таким же образом призвана в армию, несмотря на наличие двух детей 10 и 3 лет. Девать их было совершенно некуда. И она взяла их с собой  в действующую армию. С полевым подвижным госпиталем они вместе с матерью – хирургом - прошли всю войну. Так что её дочери -  Людмила, и Светлана  вполне могут считаться участницами войны.
  Затем мама пошла в Скорую помощь, где работала, спросила о возможности  эвакуации. Её со всей семьёй  внесли в списки. Твёрдо пообещали,  что за  нами придёт машина. Пару ночей семья провела на собранных вещах. Никакой информации в этом районе частного сектора не было. Если в центре ещё как-то объявляли о необходимости эвакуации, то здесь царила тишина. Правда, видели людей, с огромным трудом добиравшихся до реки и переправлявшихся на левый берег. Это были раненые, нашедшие в себе силы самостоятельно покинуть госпиталя и уйти от немцев.
Семья всё ожидала машину, не зная, что немцы уже заняли город. В одно июльское солнечное, но совсем не прекрасное утро, вошли в дом несколько немцев. Старший, достав разговорник, сообщил на  ломаном русском языке, что он  военный фельдшер и будет  здесь жить со своими подчинёнными. Расположились по хозяйски. На другое утро вдруг из кустов малины выскочил красноармеец, с криком вскинул винтовку. Немцы его застрелили на месте. Потом вырыли прямо здесь в саду могилу,  похоронили русского солдата, на холмик положили каску. Видно этот солдат прятался, и не хватило ему сил и нервов дождаться темноты. Став взрослым я обращался в военкомат. Рассказывал о могиле неизвестного солдата в саду, предлагал указать точное место. Тщетно. Никто не заинтересовался.
 В городе осталась масса людей. Сначала те, кто посмелее, побежали растаскивать продукты из магазинов и со складов. Волокли мешки с мукой и крупами, круги сыра, целые окорока, связки колбас. Однако немцы быстро опомнились, выставили охрану. Жители успели разграбить зерно из элеватора, и скоро зерно это стало основным питанием населения.  Канализация уже не работала, и весь город оказался загажен плохо переваренным зерном. Исчезла вода в колонках. Мы с тётей отправились к реке, и попали под прицельный огонь наших артиллерийских батарей, расположенных на левом берегу, у здания ВОРГЭСа. Уже после войны, когда ушедшая в армию старшая тётя возвратилась домой, выяснилось, что как раз она, служившая на этой батарее, стреляла по сестре и племяннику. Нет, она их, конечно, не видела. У неё просто был приказ стрелять по всему, что шевелиться.
 В первые дни  немцы к населению относились лояльно. Даже работал базар. Мальчишки свободно бегали по улицам, ища, чем бы поживиться. Я, с двумя друзьями, залез в пустующее  здании своей школы.   В военном кабинете  нашли деревянные муляжи винтовок. «Вооружившись», зашагали по улице строевым шагом с боевой песней: «Мы в воде не тонем!  В огне мы не горим! Мы Гитлера прогоним и всех фашистов с ним!». Немцы, шедшие навстречу, муляжи отобрали, разбили в щепки о фонарный столб, весьма чувствительно надавали нам всем «по шеям». Но потом отпустили, дав каждому крепкого «пинка под зад». Они тогда ещё ощущали себя победителями и могли посмеяться над «бестолковыми мальчишками».
В своих походах по разрушенному городу я подобрал металлическую пластину с какими-то иностранными  буквами и цифрами.  Она мне понравилась. Я принёс её домой. Немец-фельдшер увидел пластинку. В мгновение ока он превратился в грозного врага. Напрасно я уверял, что нашёл пластину. Всю семью загнали в погреб и накрепко заперли. Трое суток сидели мы в погребе, не имея ни воды, ни пищи, ни возможности выйти по надобности.
 Пластина эта была, как оказалась,  солдатским «смертным  медальоном». Немцы решили, что наше семейство убило немецкого солдата, и хотели всех расстрелять. Однако, предварительно навели справки, и выяснилось, что солдат жив, только ранен и ранен на поле боя. Лежит здесь же в госпитале. А свой «смертный медальон» просто потерял.   Семью выпустили. Но дом оказался ограблен подчистую. Немцы-квартиранты всё отправили в Германию. Не только  скромную мамину бижутерию и меховую шубку, но и посуду, и вещи домашнего обихода, вплоть до сковородок.
Дальше началось страшное. Дедушка, после сидения в погребе, заболел и умер. Вскоре всё население было выгнано из домов и направлено в сторону Хохла. На сборы давали пять минут. Вместе с немцами в дома заходили бывшие наши солдаты – переметнувшиеся. Ещё в советской форме, но без знаков различия и с повязкой на рукаве – со свастикой.  Замешкавшихся расстреливали на месте.
Бесконечная колонна тянулась по улицам. Среди прочих - мама, её младшая сестра  и я. Добрались до Курбатова. Здесь нас должны были погрузить в вагоны, отправить в Германию. Ночью налетели наши У-2. Началась бомбёжка. Воспользовавшись паникой, семья бежала, скрылась и сумела добраться до деревни, где были знакомые. Там и прожили до освобождения Воронежа.
Вернулись, а дом уже заселён, и место нашлось только на открытой террасе. Мама смирилась. Ведь заселились такие же бездомные - женщины с детьми. Но тётя оказалась твёрже. Днём, когда все ушли на работу, через окно влезла в комнату и там поселилась. Понадобилось много времени и разбирательств, чтобы отсудить дом от самовольных жильцов. Очень типичная для тех лет в Воронеже история. Кто первым пришёл, тот и вселился. И не выгонишь.
В 1945 году вернулась с фронта старшая тётя. Вскоре к нам ночью полезли бандиты. Бандиты наглые, не боявшиеся женщин и детей. Услышав, что ломают дверь, фронтовичка без слов выстрелила несколько раз из пистолета «ТТ». Одного убила, остальные бандиты бежали».
Вадим Игнатьевич рассказывал также о своих приключениях в освобождённом городе, где он, как и многие его ровесники находил взрывоопасные предметы и даже научился их разряжать. Ему повезло - он остался жив. Окончил школу, затем Воронежский медицинский институт. Дружба его с Андреем Николаевичем длилась всю жизнь.
Т.Н. Русанова