Море, горы и обещания

Когда мне холодно, я вспоминаю пляж, на котором бывал в детстве. Он находился совсем недалеко от нашего домика, который родители снимали на лето. Они брали только его, потому что, по их мнению, этот дом приносил удачу. Уж не знаю почему, но каждый сезон домик пустовал – никто, кроме нас, его не брал.

Он был уютным, с видом на простиравшиеся у горизонта горы и луг. Внутренний интерьер помнится мне отрывочно: три небольшие кровати, терраса с гамаком, холодильник.

От дома до пляжа было минут десять ходьбы по тропкам, проходившим по самым неудобным и непригодным для пеших прогулок местам, так что каждый поход купаться воспринимался нашей семьей как еще одно опасное приключение. Тем не менее, на море мы ходили часто.

Пляж был небольшим, непопулярным, располагался далековато от имевшихся в городе парочки отелей, а потому людей на нём было мало даже днём. В основном там отдыхали такие же, как и мы, временные жильцы домиков, коих тоже было не больше пяти штук. Курортным город назвать нельзя, так как развлечений в нём был дефицит: пара-тройка супермаркетов, столько же кафе, парк и один бар, в который ходили разве что местные или «новички» – те, кто приехал отдыхать в первый раз. Не потому, что бар плохой. Просто отдыхающие не видели в нём нужды – люди приезжали не пить и танцевать до ночи. Этого им хватало в их родных городах, шумных, на первый взгляд бесконечно длинных и высоких, мегаполисах, куда им предстояло вернуться через несколько дней. Сюда же направлялись именно за тишиной и спокойствием. Да, конечно, в городе находился и центральный пляж, где народу было довольно много. Но настоящие ценители тишины и спокойствия стремились поселиться именно в маленьких неприглядных домиках.

Мои родители, как в последствие и я, не любили шум и толкотню, а потому всегда с радостью приезжали в «домик удачи», чтобы на несколько дней забыть о суете и привести свои мысли в порядок. Отец становился молчаливым и задумчивым, много времени проводил за чтением, писал от руки письма, но никогда не отправлял их, лишь складывал в ящик стола. Мама тоже больше молчала, готовила нам завтрак, обед, ужин, подолгу сидела на террасе или у окна, смотря на горы. Я, видимо, на каком-то подсознательном уровне понимал, что мне тоже не стоит много говорить или беситься, хотя родители никогда мне этого не запрещали. Наоборот, даже подталкивали.

– Веселись, сынок! – улыбалась мама. Отец молча кивал.

Я веселился: бегал, строил замки из песка, играл с другими детьми в прятки и догонялки. Но больше всего мне нравилось, когда мама, папа и я вечером садились на ковре (точно, в том домике был большой, весь в узорах, ковёр!), папа настраивал старую гитару, и мы весь вечер пели песни. А за окном за горы тихо садилось солнце, звезды выступали на темнеющем небосклоне, море шумело вдалеке, чайки громко переговаривались друг с другом. Папа часто шутил, что наше с мамой пение не сильно отличается от их криков.

С утра же всё повторялось: мы вставали рано, иногда даже до восхода, завтракали. Потом папа уходил в литературный мир, мама надевала наушники и слушала любимые песни, сидя на террасе с чашкой кофе, а я уходил досматривать прерванный будильником сон. Через полтора часа меня осторожно будили, мы брали сумки и выдвигались на пляж. Плавали там чуть ли не до посинения, загорали (отец ненавидел пользоваться солнцезащитным кремом, поэтому постоянно обгорал и ходил красный, как рак).

Вдоволь насладившись морской стихией, возвращались в наш домик, переодевались и отправлялись на неспешную прогулку по городу. Час-другой кружили по уже вдоль и поперек изученным улочкам, заходили в кафе за мороженым и лимонадом, а после шли домой петь песни.

Я всей душой любил море, никогда не мог им пресытиться. Я плавал, как одержимый, ныряя настолько глубоко и надолго, насколько мог. Отец учил меня, как правильно задерживать дыхание, находиться под водой с открытыми глазами без очков, выбираться из затягивающих течений. Мама каждый раз с замиранием сердца смотрела, как две головы исчезают под очередной волной и, как ни в чем не бывало, через несколько секунд снова появляются на поверхности.

Но мы почему-то ни разу не ходили в горы, хотя они были не так уж и далеко от нас.

– Там нет ничего интересного, – говорил отец. – Подниматься трудно, нужна хорошая физическая подготовка и оборудование. Если и отправляться в горы, то только с гидом, а это стоит немалых денег.

– И к тому же, намного опаснее, чем плавание в волнах, – добавляла мама. – В горах ведь бывают оползни, почва там неустойчивая, перепады давления опять-таки…

– Поэтому, сынок, в горы мы не ходим.

Я не любил спорить с родителями, ведь они мало что запрещали мне. Если уж им не нравились горы, мне оставалось только с этим смириться. Но каждый вечер я украдкой наблюдал, как солнце – это бесконечное и огромное светило – исчезало за ними.

– Если горы настолько могущественны, что способны поглотить солнце, то что уж говорить о человеке, – думал я. – Достаточно будет сделать несколько шагов, и тебя уже нет. Исчез, растворился, будто и не существовал.
 
Конечно, всё это были выдумки маленького ребенка, который бесстрашно плавал в огромных волнах, но боялся быть съеденным массивными земными объектами, внушавшими ужас и восхищение. С возрастом я узнал, что горы не едят солнце, и это уменьшило мой страх. Но родители упорно отказывались от идеи восхождения.

– Слишком опасно, – твердили они, – слишком опасно!

Я соглашался, продолжал учиться. Не скажу, что восхождение было моей заветной мечтой, но мысль об этом периодически мелькала у меня в голове.

Мы всё меньше выбирались в «домик удачи», а когда я учился в университете, его вообще снесли. Как и остальные домики. Владельцы переехали в квартиры в новостройке, а на месте домиков теперь какие-то магазины или кафе. Не скажу точно, я не вдавался в подробности. Тот день был для нас практически траурным: папа лежал на кровати, повернувшись лицом к стене, мама как-то особенно медленно резала морковь для салата, а я в своей комнате читал про море.

Впрочем, я, конечно, утрирую. Это не была потеря потерь. Просто из нашей жизни вырвали небольшой, застоявшийся и запылившийся кусок. Мы и так не часто снимали тот домик, лишь в те моменты, когда становилось совсем скверно на душе. Когда город с его проблемами, суетой и вечно недовольными человеческими лицами, с его выхлопным воздухом и законсервированными, постоянно прерывающимися рекламой, телепередачами, с его мерзкой погодой, темнотой и пробками из бесконечных автомобилей окончательно загонял наши и без того вскипающий от нагрузки мозг и расшатанную психику в угол. Тогда родители брали деньги, бронировали ненадолго, буквально дня на три-четыре, «домик удачи». Стоила его аренда, справедливости ради, намного дешевле номеров отелях. Я всегда удивлялся и спрашивал отца:

– Пап, а почему они берут так мало за такие чудесные дома?

– Не знаю, сынок, – отвечал он. – Видимо, здесь это принято.

– Но зато очень хорошо! И тихо!

Отец улыбался и кивал.

– Когда-нибудь я заработаю кучу денег и построю такой же домик в тихом, уютном и красивом месте, – решил я. – Нет, сначала построю такой для мамы и папы, а потом для себя. Но мой дом будет с видом на горы – это обязательно. А у родителей окна будут выходить не на море, а на океан!

Нельзя сказать, что мы сильно страдали после потери возможности выбираться на отдых в тот дивный домик. Но мы и не ездили в городок на море, так как все трое не видели в этом особого смысла: зачем тащиться в такую даль, бронировать номер в отеле, где полно незнакомых людей? Море для нас было частью особого ритуала, где важен каждый элемент, в том числе и домик. Без него и море потеряло смысл. Да и наш любимый пляж находился далековато от отелей, а идти на центральный ни у меня, ни у родителей не было желания, не было смысла. Поэтому мы настроили наши мозг и психику на приспосабливание к вечному шуму, бесконечной давке и беготне. Стерпелось, слюбилось.

Я выучился, стал работать в крупной кампании. Не думайте, что я позабыл о своём детском решении. Наверное, тот домик действительно приносил удачу, даже когда его не стало: мне повезло получить хороший заказ. Результат превзошёл все ожидания, поэтому мне заплатили большие деньги. Я работал, часть сбережений откладывал, часть тратил на бытовые нужды. Через несколько лет у меня скопилась довольно приличная сумма, которую я потратил на выполнение детского обещания.

Конечно, встал вопрос: какая местность лучше подходит для постройки дома? Но и тут мне повезло: мои друзья – архитектор и строитель – взялись мне помочь. Вместе мы выбрали место для родительского дома: местность в десяти минутах ходьбы от моря. Не от океана, конечно, как я изначально задумывал, но тоже хорошо. Учитывая, что в океане небезопасно купаться, даже к лучшему.

С родителями всё получилось забавно: после утверждения места, я вместе с другом-архитектором и несколькими набросками будущего дома, пришёл к ним в квартиру.

– Мама, папа, вы скоро будете жить у моря, – было объявлено с порога, – но нужно утвердить вид дома. Мой друг сделал несколько чертежей по моим рекомендациям, но окончательное решение за вами!

Родители покрутили пальцем у виска, но нас всё-таки впустили. Мне и другу стоило немалых усилий убедить их в правдивости планов относительно дома. Мама пришла в необычайный восторг, отец лишь улыбался и тихо благодарил, хотя глаза его сверкали от восторга. Мы прозаседали всю ночь, и в конце концов определились с фасадом и интерьером. Место мои родители тоже одобрили.

Строительство дома продолжалось около года и завершилось торжественным открытием и банкетом в честь новоселья. Честно признаюсь, последний раз я родителей такими счастливыми видел, когда мы отдыхали в нашем домике, еще не зная, что тот отпуск будет последним. Потом мама и папа, конечно, не раз смеялись, пели и танцевали (о, как я любил наблюдать за их танцами! Столько спокойствия и любви!), но их улыбки были другими, менее яркими что ли, по сравнению с теми, «отпускными». У меня было поистине счастливое детство, а потому я очень хотел сделать для родителей что-нибудь особенное в ответ. Вот и построил дом на берегу моря, которое они оба так любили.

Свой дом я так и не построил. Не потому что все деньги ушли на осуществление моего детского обещания. Денег всегда хватало. Просто море и горы стали для меня образами того беззаботного, канувшего в лету, безвозвратно утерянного прекрасного детства, когда многие дни были наполнены радостью, игрой и энергией, которую я, к величайшему сожалению и ужасу, растерял. Мне не хотелось, чтобы моё, пусть и удачное, но не столь счастливое настоящее вместе с туманным будущим сталкивались с прошлым. Я не хотел портить то, что оставила мне память, не хотел смешивать и даже перемешивать кадры из двух разных кинохроник моей жизни. Для меня это не имело никого смысла. Пусть прошлое – притягательное, избирательно запоминающееся и невинное – остаётся лишь в моей голове, настоящее – сиюминутное, быстротечное, которое невозможно запечатлеть на пленку или камеру, ведь каждое фото и видео отражает то, что было, а не то, что есть – будет со мной сейчас, а будущее – неизведанное и манящее, как солнце, уходящее за горизонт, таинственное, словно самый запутанный детектив или роман с пустыми страницами, который нужно дописать – ждет меня и встретит радостью и счастьем. Так я решил, а потому не стал строить дом для себя. Вместо этого снимал небольшую квартиру на окраине и жил вполне себе замечательно.

Впрочем, я лукавлю, когда говорю, что совсем перехотел строить дом с видом на горы. Моё подсознание (или как будет точнее это назвать?) периодически напоминает об этом в присущем ему стиле. Мне часто снится один и тот же сон: я иду по выжженному лугу, тому, который рос у гор. Но во сне меня окружает лишь черная земля, дым и запах гари. Солнце стоит в зените, оно огромное и жёлтое, как на детских рисунках, и жара стоит невообразимая, но мне не жарко. Я скорее задыхаюсь от густого черного дыма, тщетно бегаю по земле в поисках хотя бы маленького выжившего цветочка. На моменте, когда я нахожу такой цветок (он сильно помят, но не сломлен), меня накрывает огромная волна, выбивает из рук драгоценную находку и затягивает в свои глубины. Я не сдаюсь, выплываю на поверхность и цепляюсь за первый попавшийся камень. Немного отдышавшись, поднимаю голову и понимаю, что держусь за выступ горы, а сам вишу над пропастью, конца которой не видно из-за густого тумана. Я без всякой страховки карабкаюсь вверх, и вот уже в нескольких метрах от вершины подлый камень оказывается хлипким, отчего я срываюсь и падаю в пропасть. Но приземляюсь, к счастью, удачно, на мягкую траву, целый и невредимый, разве что спина немного болит. Я отряхиваюсь, осторожно встаю на ноги и осматриваюсь. Весь мир вокруг меня выжжен, огонь движется в сторону гор, а я стою и смотрю на всё это с маленького зеленого островка жизни. Солнце потихоньку уходит за горизонт. Огонь словно бы угасает на подступах к горам. Я смотрю на всё это с тревогой, мне хочется вернуть лугу его прежний, цветущий и живой вид, сбегать за снаряжением и взобраться вершину, которая всего несколько минут назад была так близко. Солнце совсем уходит за горизонт, наступает тьма. Но она длится недолго, ведь вскоре мир озаряется светом, исходящим с вершин гор: огонь всё-таки смог туда добраться! Вершины горят, словно факелы, освещающие дорогу путникам – звездам, планетам и иным небесным телам. Я вдыхаю, предвкушая едкий запах гари, но вместо этого чувствую аромат свежих булочек с маком, которые мы покупали в ларьке на пляже. Оборачиваюсь, ожидая увидеть всё тот же унылый выжженный пейзаж, но вместо этого меня приветливым светом встречает старый добрый «домик удачи», а чей-то голос спрашивает:

– Ну, что, зайдешь на огонёк? Чайку попьем, песни споём…

Я улыбаюсь, перешагиваю через порог и просыпаюсь. За окном солнце выходит из-за горизонта, настаёт новый день, а на столе красуется подаренная мамой герань. Жизнь входит в привычную, но от этого ничуть не скучную, колею, с равномерной сменой времен года и быстротечностью времени.

Моей душе всегда тепло от воспоминаний и любви тех, кто мне дорог, а потому удача всегда со мной, как домик в моих снах и воспоминаниях. Но иногда мне всё же бывает холодно, и тогда я вспоминаю пляж, на котором бывал в детстве…