Глава 78. Куриный суп

Вера сидела на кухне, мир вокруг словно замедлился, она пыталась есть куриный суп, но ложка, поднявшись на полпути к губам, повисла в воздухе, и отказывалась подчиняться её воле. Она не могла проглотить, не потому что не хотела, а потому что горло сдавливала невидимая рука тревоги, и мысли, как старые заезженные пластинки, кружили вокруг Сары. Где она сейчас, в этот миг? Ела ли что-то теплое, или холод терзал её тело? Жила ли она вообще, или её существование было подобно ускользающей тени? Беспокойство, тяжелым грузом осело в сердце, и оно словно сжималось от переживаний, как от сильной боли. Она снова, словно в полусне, подносила ложку, и делала над собой усилие, которое отзывалось болью, но всё было тщетно, поэтому она, в изнеможении, отпускала её, и руки дрожали, как листья на ветру. Она смотрела в тарелку, и видела не суп, а какое-то мутное отражение своей безысходности, словно она пыталась разглядеть собственное лицо в тусклом зеркале.
Она тогда думала о Саре, и её образ, словно призрак, маячил перед глазами. Сара глодная, и её желудок терзают спазмы? Или, может быть, замерзшая, и холод проникает ей до костей, лишая её сил? Или, может быть, она без крыши над головой, и ей некуда укрыться от этого безжалостного мира, и как она одна, беззащитна, словно брошенный котенок? Она представляла её, одинокую, скитающуюся, словно потерянную душу, и боль пронзала её, словно ледяная стрела, и слёзы наворачивались на глаза, как капли дождя на грязное стекло. Ей хотелось позвонить, и услышать голос Сары, но она боялась услышать что-то ужасное, и в душе поселился холодный страх, отчаяние нарастало с каждой секундой, словно волны на море. А вдруг, если всё то, что она представляла, окажется страшной реальностью, и её страхи станут её явью? Страх сковывал волю. Ест ли Сара хоть немного, чтобы не упасть от слабости, или согреется ли она в этом морозном аду, который проникает до самых глубин души? Тяжело дышать. Казалось, что Вера задыхается от отчаяния, и это отчаяние, словно черная пропасть, готово было поглотить её.
Глаза искали хоть какой-то зацепки в этом мире, и находили окно. За ним был ноябрь, казалось, он застыл, мрачный, тёмный. Она видела голую землю без снежного покрова. Сердце ёкало от боли, она понимала, что земля беззащитна, как и её подруга, и эта мысль словно раскаленным железом прожигала её сердце. Мороз пронизывал всё вокруг, и земля была открыта всем ветрам, и нечем было ей укрыться от этого безжалостного, и неистового мира. Ноябрь был жесток, и казалось, что снега просто не будет. Небеса словно забыли о земле, вера в то, что снег вообще существует, таяла, как свеча, а земля оставалась открытой. Вся беззащитность этого мира была в том окне, и пронизывала душу до самого основания.
Суп остывал, от него уже не поднимался пар, ложка лежала рядом, а слёзы, словно капли ноябрьского дождя, тихо падали на стол.