Дама с собачками история школьного сочинения

«Дама с собачками» (история одного школьного сочинения)
К 165-летию со дня рождения А.П. Чехова
29.01.1860

Мы должны только работать и работать,
а счастье – это удел наших далеких потомков.
А.П. Чехов. «Три сестры»

- Как хорошо у вас тут! – сказала Аркадина, открывая двери.

И понеслось…

- Миша, куда всё понеслось? А как же быть со словами Тригорина? - хотела спросить Софья Петровна, но она лишь улыбнулась и прижала исписанный лист, словно некую реликвию, к своей груди.

Ей казалось, что эти слова в его сочинении должна была произнести Раневская, ей это лучше подходило, но Софья Петровна остановила свой, заранее заданный круг мыслей и решила поразмыслить о том, как все смешалось, пусть, не в доме Облонских, а где-нибудь - на пороге пьесы.

Ей нравилось, что в его школьных сочинениях исчезают границы, и герои свободно перемещаются из одного произведения в другое, а иногда могут позволить себе фривольность, какую не может позволить себе автор, но учащийся средней образовательной школы может слегка похулиганить: «Ну ладно, Катенька, я побежал», - сказал Нехлюдов уже в сенях.

Непроизвольность фразы, может быть, как нельзя лучше характеризует мужчину, получившего свой куш. И Софья Петровна вспомнила, хотя она никогда и не забывала, как и чем закончился ее неуловимо прекрасный курортный роман: у нее родился сын. Сын вырос и вылетел из гнезда, а память осталась.

Разве могут быть интересны и понятны школьнику разговоры о неудовлетворенности жизнью и валерьяновые капли, которые доктор Дорн  предлагал принимать при всех превратностях судьбы, и произведения, где нет погонь и выстрелов, хотя одиночные выстрелы иногда раздаются в пьесах Чехова. Но на счастье Софьи Петровны Миша учился в классе с математическим уклоном, и этот уклон склонял юношу с серьезностью отнестись к трудам великого драматурга. И первое, на что обратил свое внимание юный исследователь, была беспечная удочка Тригорина, ее и увидела Аркадина, открывая двери, и слова ее любовника, обращенные к Нине Заречной: «Хорошо у вас тут …», - тревожным эхом отозвались в ее душе. Но эти же слова нежным обертоном прозвучали в неискушенной душе Нины Заречной, которая сейчас беспечно кружилась под неповторимые аккорды вальса Тригорина, полной грудью вбирая в себя его вселенную: «облако, похожее на рояль», приторный запах гелиотропа и его записную книжку, в которую он украдкой записывал отдельные  штрихи к портрету с натуры: «Нюхает табак и пьет водку. Всегда в черном …». И начало трагедии - подбитая Константином Треплевым чайка, в ревностном отчаянии брошенная им к ногам Нины Заречной, лишь сюжетом для небольшого рассказа промелькнет в жизни известного беллетриста Бориса Тригорина: о молодой девушке, живущей на берегу озера, свободной и счастливой, как чайка. Но случайно придет человек, увидит и от нечего делать погубит ее, как чайку.
И вновь вернется Тригорин к тому озеру, к той наскоро сколоченной сцене, где некогда выступала Нина Заречная, лишь для того, чтобы оживить в своей памяти некоторые детали к своему рассказу, где точка будет поставлена не им, а выстрелом Константина Треплева.

 А где-то появится человек, но уже не случайно погубит, а вызовет на дуэль и, как Мартынов, хладнокровно убьет другого человека. Но Миша на правах автора школьного сочинения, чтобы предотвратить трагедию, решит поставить точку перед дуэлью Солёного и Тузенбаха: и совсем близко, на расстоянии вытянутой его руки, на воображаемой им сцене, в такой же милой праздности, в том затишье, которое обычно бывает перед бурей, словно листья в своем осеннем прощальном вальсе, вдруг возникнут и закружатся выпорхнувшие из пьесы «Три сестры» ее герои:

Ирина (Только что с поезда, с чемоданом в руке). Я не опоздала.

Миша (удивлено). Ирина Сергеевна, вот уж чего не ожидал, так не ожидал. Я думал, что дальше слов дело не пойдет.

Ирина. Как я мечтала уехать в Москву! Продать дом, покончить со всем и – в Москву … (Ставит свой чемодан). Москва мне снилась каждую ночь. Я совсем как помешанная. (Смеется).

На сцене появляются двое мужчин.

Вершинин. Честь имею представиться. Вершинин.

Соленый подходит к Ирине Сергеевне. Так торопились, что зонтик свой забыли. (Подает ей зонтик).

Ирина. Можете оставить его себе, он мне теперь не нужен, я же в Москве.

На сцене появляется еще один мужчина.

Ирина (удивлено). Иван Романович, и вы здесь?

Чебутыкин. Как видите. Не все же время мне сидеть на тумбе, пребывая в Та-ра-ра-бумбии. А ваша сестра Маша (выговаривая с трудом, по слогам) впала в мер - лех- люн- дию. (Вытирает пот).

Ирина (весело). Скажите, милый Иван Романович. Отчего я сегодня такая счастливая? Точно я на парусах. Отчего у меня на душе так светло! Отчего это? Отчего? (Кружится).

Чебутыкин (целуя ей обе руки, нежно). Вы в Москве, радость моя, в Москве!!!
Ирина. Как только я очутилась в Москве, все вдруг стало для меня ясно на этом свете и я теперь знаю, как надо жить. Человек должен трудиться, работать в поте лица, и в этом одном заключается смысл и цель его жизни, его счастье, его восторги! Боже мой, не то, что человеком, лучше быть волом, лучше быть простою лошадью, только бы работать, чем молодой женщиной, которая встает в двенадцать часов дня, потом пьет в постели кофе, потом два часа одевается (…) о, как это ужасно!

Вершинин. Чаю хочется. Полжизни за стакан чая! (После некоторого замешательства). Что же? Если не дают чаю, то давайте хоть пофилософствуем.

Чебутыкин. Давайте. О чем?

Вершинин. О чем? Давайте помечтаем (…), например, о той жизни, какая будет после нас, лет через двести–триста. Мне кажется, все на земле должно измениться мало-помалу и уже меняется на наших глазах. Через двести-триста, наконец, тысячу лет, - дело не в сроке, - настанет новая, счастливая жизнь!

Ирина (со вздохом). Право, все это следовало бы записать.

Вершинин. Мы должны только работать и работать, а счастье – это удел наших далеких потомков.

Соленый (с ухмылкой). Мечтать не вредно.

Ирина. Придет время, все узнают, зачем все это, для чего эти страдания, никаких не будет тайн, а пока надо жить (…) надо работать, только работать! (Смотрит с надеждой в зрительный зал, как в прекрасное далеко…). Как хорошо у вас здесь!
Но в современном мире бегущей строкой, вытесняя ремарку в пьесе, к обывателю уже спешит вездесущая реклама: как без вложений и труда вынуть рыбку из пруда, заменяя приваловские миллионы милыми сердцу биткоинами, но приваловские миллионы превратятся в миллиарды, в триллионы, и триллионовой трелью зазвучат на выкупленном кем-то прекрасном лазурном берегу …

От его школьных сочинений Софья Петровна получала эстетическое наслаждение. И к ней по неведомым дорожкам стало возвращаться ее отрочество: и бабушкина ветхая калитка, и ее любимый полосатик - кошка Мурка с всепрощающим и понимающим взглядом, и любимый голос мамы, извещающий их о том, что всего лишь два часа на электричке, и они прибудут на Савеловский вокзал в Москве.

В свободном полете импровизаций школьных сочинений её ученика было столько сверкающей искренности, которая, словно шампанское, пьянило Софью Петровну. И она впервые в жизни ощутила неизъяснимую, пленительную «даль свободного романа» и неуловимую с ироничным прищуром палитру красок пьес Чехова. И на ее глазах вселенная Чехова стала быстро расширяться: на 24901 милю окружности земного шара протянулся его вишневый сад, под сенью которого мирно сосуществовали режиссеры разных вероисповедований и национальностей.

И хрупкая веточка вишни, как тонкая ниточка, соединит давно уснувший мир с ускользающими мгновениями жизни. И чей это взгляд с любовью объемлет, стараясь воскресить в душе все еще теплящуюся вселенную: заброшенную часовенку и колодец возле нее, старую скамью, темнеющие тополя и дорогу, ведущую к вишневому саду.
И Миша вновь смешает краски в своем сочинении: и в лунной ночи зазвучит дорогой Чехову знаменитый еврейский оркестр: четыре скрипки, флейта и контрабас, и заблестит длинная аллея, открывая в белой дымке вишневый сад …

- А где же собачки? - спохватилась Софья Петровна, дочитав сочинение, но она знала, что по законам драматургии, а, может быть, она просто  надеялась, что собачки, появившиеся в заглавии сочинения, когда-нибудь должны будут, пусть не выстрелить из ружья, то хотя бы залаять.

Но Миша счёл не нужным объяснять, почему дама с собачкой так и не появилась, и, что это была за дама, и почему у нее появились другие собачки, Софья Петровна должна была догадаться сама …