Путешествие в детство. Глава 3

Мое чукотское детство

- Коди, теп, моя ковать (уходи, девочка, моя кровать), — Лёня, которого выселили с его законного прежде спального места, тянет меня за пелёнку, стараясь подтянуть ближе к краю кроватки. Хорошо, что у детских кроваток по бокам есть решетки, которые не дают упасть малышу. А то бы точно «выгнал» с кроватки.

Лёне еще нет и двух лет, и он не может понять, что за кулёк принесли и положили в его кровать. Почему теперь эта девочка будет здесь спать.

Мама качает меня и приговаривает: «Спи, моя маленькая, моя хорошая…».
- Тоня хой теп, Нёня сёй май (Тоня плохая девочка, Лёня хороший мальчик).

Похоже, моё рождение обрадовало не всех. Вот уж Лёню точно нет. Он маленький, и ревнует маму ко мне. Но, постепенно привыкает к моему присутствию, и вот уже сам укачивает меня, приговаривая: «Вай, пи, кой зя (давай спи, закрой глазки). А может это хитрый ход: я усну, и мама будет в его распоряжении…
А вообще-то мы с Лёней очень дружны, часто общаемся, хвастаемся успехами, делимся новостями. Впрочем, мы, все четверо детей своих родителей очень дружны между собой.


Из-за кого умер дедушка Сталин

— Оладушек хочу, Шурик, дай оладушек, — хнычет Толик.
— Нет оладушек, мама не испекла, — объясняет Шурик брату.

На календаре 5 марта 1953 года. Мама, прихватив меня с собой, ушла в поликлинику. Через два дня мне исполнится месяц, надо показать врачу, взвесить, измерить рост. Так положено.

Леня, видимо, в яслях. Ему не полных два года. Шурик уже большой, шесть лет. Летом будет семь, и он пойдет в первый класс. Его оставили приглядывать за Толиком, которому три с половиной года.

В Вяземском, что в Хабаровском крае, весна наступает раньше, чем даже в Хабаровске. И в марте уже по-весеннему тепло. Но мама строго-настрого запретила выводить Толика на улицу.

— Ну, дай оладушек… — продолжает ныть малыш.

Обмылки такие плоские, белые, очень похожие на оладушек. Они попались Шурику на глаза, и он протягивает их Толику.

— На, вот оладушек, ешь.

Малыш начинает жевать обмылки, рот полон пены. Саша растерялся от испуга, не зная, что делать.

В это время домой пришёл Гарик. Вообще-то, он мамин младший брат и наш дядя Игорь, учится в седьмом классе. Но мама зовёт его Гарик, а все за ней повторяют. Он сирота. Их с мамой отец пропал без вести на Курской дуге, а несколько лет назад умерла и мама, наша бабушка Павла. С тех пор Гарик и живёт в нашей семье.

— Ты зачем ему это дал? — испуганно спрашивает Гарик, отобрав у Толика мыло и начав промывать ему рот. — Он же мог отравиться. Вот из-за таких непослушных как ты и умер дедушка Сталин!

Шурику страшно: что же он натворил! Он ведь не хотел ничего плохого сделать, только пытался успокоить Толика. Как теперь жить без дедушки Сталина? Теперь уже ревёт Шурик…

Забегая вперед, скажу, что страх перед Сталиным в те годы был в подсознании многих взрослых. Что уж там говорить про детей, которые копируют поведение и чувства старших. Я в детском возрасте тоже боялась Сталина. Об этом есть мой рассказ «Страх перед Сталиным» (http://proza.ru/2024/12/21/259).

Жизнь в Вяземском

В Вяземский наша семья переехала за два года до моего рождения. Здесь появился на свет один из трёх братьев Леонид. Наш папа Николай Афанасьевич Золотухин был направлен сюда на укрепление кадров как специалист и, разумеется, коммунист.

Папа работал инспектором, затем старшим инспектором Госстраха по Вяземскому району. Автотранспорта тогда в инспекции не было, зато был гужевой транспорт. Папе выделили в распоряжение лошадь. На ней он и ездил по району.

На этой же лошади пахали огород под картофель. Разумеется, чтобы прокормить такую большую семью, нужно было и хозяйство держать. Ведь кроме дяди Игоря одно время с нами жила и двоюродная сестра Тамара, дочь папиного брата Василия, погибшего на фронте.

Как только у родителей хватало времени на все!

Старшие братья вспоминают, что лошадь была своенравная, могла и лягнуть. Вот уж страху натерпелись родители, когда, потеряв двухлетнего Лёню, обнаружили его, обнимающего ногу лошади! И ведь не тронула она ребёнка.

В те годы было принято присматривать старшим за младшими. Это считалось нормой, и никакая опека не приходила в ужас от этого.
 
Мама, может быть и не совсем спокойно, но вынужденно, оставляла маленького Толика с Шуриком, когда надо было куда-то пойти по делам. Или отпускала погулять под его присмотром.

Мне же Саша, он же Шурик, всегда вспоминается добрым и заботливым старшим братом, постоянно нас опекавшим. Таким он и остался на всю жизнь, и по сей день опекает жену, дочку, внучку и теперь уже правнучку.

Толик, постоянно крутился возле Шурика, бегал хвостиком.

— Отправит мама меня за молоком к соседям, и Толик за мной. Путь наш лежал через небольшой овраг. Я одной рукой банку с молоком держу, другой — Толика. Иду, и боюсь упасть и разлить молоко.

Жили в то время практически все бедно, а детей редко у кого мало было. Три, четыре, пять… Вещи переходили от старших к младшим, если не успевали износиться или порваться. На многое не хватало денег, шили, мастерили практически все.

Саша помнит, как Гарик сам смастерил себе лыжи. Из досок сделал заготовки, остругал их, распарил концы и засунул под топчан или шкаф, а   сами лыжины поднял вверх, чтоб кончики загнулись. Ну, какие же дальневосточники без лыж?

Мне всегда было интересно увидеть те места, где мы с Лёней родились. Ведь даже живя в Хабаровске, я никак не могла выбрать время съездить туда. Видела лишь станцию со стороны вокзала, когда поезд до Владивостока останавливался. Шесть лет учёбы в Дальневосточном государственном университете, поездки по работе… Год за годом я наблюдала только изменения, происходящие на перроне.

Два года назад я побывала там, где родилась. Жили мы на улице Карла Маркса, дом 48. Но это когда было! Семьдесят лет назад. Под таким номером стоит многоэтажный дом. А был ли наш на этом месте, или нет, судить сложно. В то время здесь были частные дома, с огородами, хозпостройками…

Зашли мы в районный музей в надежде, что может быть там сохранился старый план Вяземского. Работники музея только развели руками. Они связались с архивом района, но и там ничего не нашлось.

...В конце августа 1953 года папа был направлен на работу в другой район Хабаровского края. Нам предстояло долгое и сложное путешествие на новое место жительства.
Гарик, окончив к тому времени семилетку, поступил в Петропавловское мореходное училище и уехал на Камчатку. Мы же: родители, семилетний Шурик, Толик, которому вскоре должно было исполниться 4 года, двухлетний Лёня, и я шестимесячная, поездом доехали до Владивостока, а там погрузились со всем своим скарбом на теплоход «Русь». Началось наше нелёгкое путешествие на Чукотку, в посёлок Анадырь.

Теплоход «Русь»

В августе 1952 года во Владивосток прибыл теплоход «Русь». Он был одним из тех, что достались Советскому Союзу по репарации. Построен он был в Гамбурге в 1933 году, во время второй мировой войны использовался нацистами в качестве транспортного судна. В марте 1945 года подорван и перевернулся у Свинемюнде. Был поднятый со дна в 1948 году, прошёл восстановительный ремонт в Варнемюнде.

Количество пассажирских мест довели до 882, а грузоподъемность уменьшили до 3850 тонн. Судно развивало скорость до 15 узлов. Пассажирские помещения были красиво отделаны дорогими породами дерева.

После выхода из Варнемюнде в Ригу для доснабжения и установки радионавигационных приборов теплоход в Ирбенском проливе подорвался на мине. На Рижском судоремонтном заводе повреждение корпуса сравнительно быстро устранили.

В составе Дальневосточного морского пароходства вначале теплоход обслуживал линию Находка—Нагаево, а затем экспрессную линию Владивосток—Петропавловск. Впоследствии теплоход «Русь» был закреплен на экспрессной линии Владивосток—Петропавловск—Проведение. Проработал он до 1977 года.

По морям, по волнам

Я, конечно, не помню подробностей нашего морского путешествия, но мама и Шурик рассказывали кое-что.

По всей видимости, мы, во время «круиза», проживали на самой нижней палубе, поскольку, как вспоминает Шурик, вода была до половины иллюминатора. Думаю, в целях экономии были приобретены самые дешевые билеты, всё-таки семья большая, а на билеты нужны деньги. Да и питаться в пути надо было.
Путешествие наше заняло не меньше месяца. Интересно, чем можно было заниматься целый месяц на теплоходе?

Мысленно я не раз представляла себе, как в небольшой каюте размещались шесть человек. Месяц мальчишки не имели возможности вдоволь побегать и попрыгать, особенно старшие. Возможно, папа или мама водили их прогуляться по теплоходу.

Коридоры были узкие и тесные, особо по ним не побегать. Так что по большей части  приходилось сидеть в каюте. Мама читала им книги, как могла пыталась развлекала мальчишек.
Шурик и мама рассказывали, что теплоход после выхода из Петропавловска-Камчатского попал в шторм. Его болтало, и всем было очень плохо. Кроме Толика. Он и до сих пор шутит, что оказался самым стойким. А было-то ему только 4 года, день рождения выпал на этот дальний путь. Маленькие, наверное, легче переносят такую дорогу.

Судно прибыло в бухту Провидения. Шурик вышел с папой на верхнюю палубу.

— Смотри, — показал ему матрос, — вон там, вдали видно Америку, — имея ввиду остров Святого Лаврентия.

Шурик внимательно вглядывался вдаль, пытаясь рассмотреть эту враждебную Америку. Но ничего кроме гор не видел.

Из Провидения теплоход через Анадырьский лиман прибыл в сам Анадырь. Наше нелегкое путешествие окончилось.

Продолжение следует

На фото я с мамой в Анадыре.