Глава 3. На своем празднике

Завтрак трех бомжей на берегу океана продолжается. Раннее утро.
      - Червячка уже заморили. Можно поговорить и «за жизнь». Что значит сидим спокойно, потому что это край парка и совсем рядом аэродром. Во, первый самолет толстосума готовится к вылету, - слушает Толстая нарастающий рокот двигателя.
      - А чего им не спится, с такого ранья и надо лететь куда-то? – поинтересовался Беленький.
      - Ха, не спится! Я бы тоже на их месте не спала, коли денег много. Надо, значит, копить еще и еще! Они же не свободные люди, в отличие от нас с тобой! Ты спишь, сколько хочешь. Ешь, сколько влезет, вот, как сейчас. А у них все по норме и по расписанию! И по калориям. Тошнит от такой жизни!
      - Летит в Штаты в свою компанию, - уточила Плоская.
      - И что, так каждый день? Это сколько же времени в пути? – любопытствует Беленький.
       - Во, пошел! – показывает пальцем Толстая. - Пошел набирать высоту над океаном, на Юг. Потом развернется и полетит на Север, в свои родные Штаты. Панама же на Юге. Я слышала, болтается в воздухе около четырех часов. Летит один. Часто летят в Майами. Там садится на самолет местных линий, куда захочет. 
       - Все толстосумы упертые! Потому и богатые, - открывает секрет Плоская.
       - А мне и на хрен не нужны такие деньги! – откровенничает Толстая.               
       - Не нужны, потому что их нет! Ну, все, ххх * и хватит! Покемарить пора. Собираемся, одеваемся и в путь, Беленький. Вот тебе брюки, вот тебе рубашка, - подводит черту «на посиделках» Плоская.

*Не будем смущать целомудренных читателей

Б е л е н ь к и й  у с т р а и в а е т  е щ е  о д и н  п р а з д н и к
Беленький берет брюки, лезет в «пистончик». Копается, на его лице изумление.
      - Девоньки, гляньте! - поднимает меж двух пальцев сложенную узенькую купюру.
Пару секунд, как завороженные, девоньки глядят на два пальца и узенькую бумажную пластинку. Первой очнулась Плоская. Она пантерой прыгает к руке, вырывает купюру, медленно разворачивает.
       -  Ххх можно! Еще у него сто баксов! - с испугом глядит на Беленького.
       - Дай сюда! - рявкает Толстая и вырывает купюру.
Кладет дрожащей рукой купюру на ладонь, разглаживает ее пальцами. Вытаращив глаза,  смотрит на Беленького.
       - Еще сто баксов! - с придыханием говорит она, растерянно смотрит на Беленького. - Ты что, фокусник? Их делаешь из воздуха?
Беленький счастливо смеется. Две голые дамы смотрят на него испуганно.
      - Ххх, если я догадалась! – Толстая дергает к себе за брючину его брюки и толстым пальцем залезает спереди в еле заметный «пистончик» карман брюк.
      - Больше нет! – разочарованно смотрит на «волшебника». - А если бы я их вытряхнула, когда «шмурыгала» мылом? Беленький, я готова за эти деньги стать тебе женой на ночь! А ты, Плоская? Ты же и за полсотни отдавалась, сама говорила!
Плоская опускает глаза:
      - Похоже, он пока не сможет осчастливить ни тебя, ни меня, - глядит прямо в глаза Беленького Плоская.
Тот что-то интересное замечает на травке. 
     - Так они пойдут в общак, как и первые? – засомневалась Плоская.   
     - А как же иначе? Строй планы, Толстая, - счастливо улыбается Беленький.
Толстая переводит взгляд с Беленького на подругу, провокационно:
     - Сегодня же пропьем их все!
     - Не смешно. Я всегда вижу, когда ты врешь, - замечает Плоская.
     - Тогда от греха, как бы я не пропила, надо отдать их на сохранение Суну, -      исправляется Толстая.
     - Вот с этим я согласна, - переводит взгляд на Беленького Плоская.
Беленький высоко поднимает брови.    
      - Когда нас недавно забрали, - «шмонали» до трусов. Если бы нашли эти баксы, припаяли бы воровство, и нам бы не оправдаться.
      - Тогда понятно. И все-таки, какие планы? – спрашивает Беленький.
      - Если честно, - не будь тебя, - признается Плоская, - половину мы бы пропили.
      - Это точно! – подтверждает подруга.
      - Тебя надо поднять на ноги. Твое лицо только начинает розоветь, - не глядит на фокусника Плоская.
     - Ставим тебя на усиленное питание, а сами постараемся заработать, – соглашается Толстая. - А когда душу греет такая заначка, - и жить хочется, и выпить хочется!
     - Ты видел сам, как в жизни бывает, - погрустнев, добавляет Плоская.

«М я г к а я»  с и л а               
 Беленький сидит на огромной, когда-то отломанной ветром, трехметровой ветви, прислонившись к дереву.
       «Ну, вот, Пес, жизнь как-то налаживается. И ты меня снова нашел на новой «квартирке» уже на четвертый день. А сюда ты ходишь уже три дня и получаешь свою порцию ужина».
Беленький гладит пса по голове, и тому такое отношение к нему очень приятно. Пес не  ошибся в этом человеке. Никто с ним так не говорил. А чтобы делиться своей едой, - он впервые такое встречает в своей собачьей жизни. Вот драться за свой кусок, это он делал не раз. И отучил кое-кого ходить на cвою территорию. Правда, Вислоухому все же неймется, но он ему покажет, who is who!
Пес поднимается и, пригнув голову, ворчит. Потом ощетинился и зарычал, показав клыки. Не успел Беленький спросить, в чем дело, как без стука в «квартирку» ввалились двое ребят. Того, что был года на два постарше, Беленький узнал. Это был Шнырь.
       - Вот тебя я и нашел! Ты думаешь, если ты переменил место, то исчез? Хрен два!
       - Видишь, Лопоухий, я сказал, что найду и нашел. А почему?
      - Ты все «клевые» места тут знаешь!
      - Правильно мыслишь! Не зря я тебя приблизил. А кто тебе мешает знать свою территорию, как я?
Пес стоит, пригнувшись в боевой стойке, рядом со своим другом и недружелюбно ворчит.
      - Ну, ты, лохматый, пшел отсюда, пока палкой не получил! – говорит Шнырь псу.
Пес рычит и обнажает клыки.
      - Ты смотри, защищает! Ну-ка, дай вон ту палку, что стоит у дерева, обращается он к Лопоухому.
     - Не трогай, это моя палка и оставь пса, ведь ты не к нему пришел? – говорит Беленький.
      - Лопоухий, я что, повторять тебе буду? – проигнорировал Беленького Шнырь.
Лопоухий делает шаг к дереву, возле которого стоит отборная коряга.
Беленький берет палку и кладет ее рядом.
       - Пожалей пацана, не советую ему ее отнимать, - говорит он Шнырю.
       - Ты это серьезно? – нахмурясь, спрашивает Шнырь.
       - Вы же тоже не шутите? Ладно, спасибо за поддержку, иди, иди, - слегка подталкивает Беленький пса.
Рыкнув еще раз, пес скрывается в кустах.               
      - Смотри-ка, а ты не боишься! А если щас навалимся на тебя?
Беленький, молча, берет палку двумя руками за середину и плотнее прижимается к дереву, у которого сидел.
      - Ты нашел меня, чтобы поговорить?
       - Это верно, я пришел к тебе за этим. Лопоухий, твоя задача выполнена. Мы его нашли. Я и один, если что, с ним справлюсь. Поди, прочеши район у аэропорта, и дуй на базу. А что нашли, - никому ни слова! Мне с ним потолковать надо.
Шнырь ложится рядом, как у себя дома.

Скорее всего, так оно и было. Если для Беленького парк стал домом совсем недавно, то Шнырь утюжил его, как два года, находя новых бомжей и выбивая из них дань за «крышу».
      - Говорят, ты недавно в Панаме, да к тому же ты русский. Так? – смотрит на Беленького Шнырь
       - Ну, а если и так, что из этого?               
       - Тебя кацнули и обчистили наши друзья-соперники. Я смотрю, ты уже идешь на поправку, и я до тебя доведу некоторые правила. Тебе их надо соблюдать в твоих же интересах. Думаю, кое-чего тебе рассказала Толстая, но она не все знает.
Шнырь достает сигарету и закуривает.
       - Сегодня я доложу Хромому, что я тебя нашел и обложил данью в пять долларов в неделю. Я могу обложить и в три, потому как, на прошлой неделе меня назначали старшим пацаном.
      - И где же я тебе их достану?
       - А где достал Толстой, там и мне.
      - Ты же знаешь, что я только встал на ноги, и меня самого подкармливают, чтобы я не умер с голоду.
       - Меня это не колышет! Закон есть закон. Кто его не соблюдает, того мы бьем стаей.
       - Ну, добьете меня, что я снова буду лежать. Деньги я не принесу.
       - Слушай, русский Иван! Ххх! Сломаем пару ребер, поползешь собирать дань. Не поползешь, - утопим в океане. Ты бомж, ты даже не состоишь на учете в полиции. Мне позарез надо в два дня выбить шесть долларов. Меня самого поставили на счетчик.
       - Расскажи, как это?               
      - Да занял у Хромого, а отдать не могу. Все бомжи крестятся, что денег сейчас нету, и побои не помогают.
       - Слушай, Шнырь. Из меня ты ничего не выбьешь. Но я тебе попробую помочь. Я понял, что Хромой тебя не простит.
       - Если в два дня я ему не отдам, я снова буду вторым пацаном, и перейду в подчинение этого идиота Первого, Кармо. Да и счетчик Хромой не выключит.               
       - Ты Толстую найдешь?
       - Чего ее искать, она у корейцев на складе гнилье перебирает с Плоской.
       - Иди к ней и скажи, что Беленький просил тебе выдать десять баксов. Попробую с тобой договориться. Мне кажется, что ты парень разумный. Скажу тебе и откуда у нее деньги. Пятьдесят баксов она нашла в «пистончике» моих брюк, когда застирывала их от крови.
      - Ххх! Как подфартило! Так ты Беленький? Хорошая кликуха! А я, видишь, цветной и я сейчас в черной жопе. Ну, пусть нам сегодня обоим повезет!   
Шнырь хотел встать. Но что-то его беспокоит. Он глядит на Беленького и не решается. Наконец, он вышел из мысленного лабиринта.
      - Лады! Давай проверим! Если что не так, - никуда ты от меня не денешься!
Погасив окурок пяткой обтрепанной кроссовки, он хотел встать.               

Я б л о к о  р а з д о р а
Почти без шума в единственный узкий проход входят двое пацанов.
Один возраста Шныря, метис. Одет лучше, чем Шнырь. Другой - лет десяти, оборвыш.
      - Так вот кому пакеты со жратвой таскала Толстая жопа! - Обращаясь больше к себе, чем к пацану помоложе. Пристально рассматривает Беленького, сидящего с закрытыми глазами на ветке, прислонившись к дереву.
       - О-о! А новый босс чего здесь делает? - переводит взгляд на лежащего рядом Шныря старший. - Так мы, оказывается, снова не первые! Не дорабатываешь ты, Жмоня!
«Отвешивает» легкий подзатыльник пацану, с которым появился.
       - Смотри, а наш новый босс лежит и мирно беседует, вместо того чтобы выбивать налог на прописку из русского бомжа. 
Рассматривает Шныря, как будто видит впервые.
       - Так как же это понимать, Шнырь? Ты только вчера мозги компостировал Хромому, что ты все в парке прочесал и новых не обнаружил? А я сегодня же ему расскажу все. И Хромому твое поведение не понравится.
Шнырь достает пачку и предлагает сигарету.
     - На, лучше затянись, Кармо. И послушай, какой «салат» получается.
     - Хм-м! Так дешево меня купить хочешь?               
Шнырь молча затягивается. Убирает в карман пачку.
     - Ну, что же ты молчишь? Крыть нечем? – смотрит на Шмыря Кармо.
     - Остынь! Ты долго на меня будешь злиться? Когда меня Босс назначил на твою должность, мне надо было отказаться? Так ты поступил бы на моем месте? Вот уйду я к морякам на судно, и снова ты станешь первым.               
       - Ты уже уходил раз и что? А сейчас тебя назначили на мою должность, и ты говоришь об уходе? Ххх! Надо отбарабанить этого русского по ребрам вон той палкой, расколется, где у него заначка.
       - Жмоня, принеси палку.
Беленький, до этого времени сидевший с закрытыми глазами, открывает их, и безучастно смотрит на пришедших.
      - Жмоня, не трожь. С этой палкой он учится ходить. Он даже встать без нее не может, - поясняет Шнырь.
      - Ххх! - возмущенно, сверкнув глазами, повышает голос Кармо. - Так ты его защищаешь? Может быть, и тебя он нанял в охранники.
       - Остынь, я сказал, Кармо. У него нет денег. К тому же он калека.
       - Я не верю, что у него нет заначки. Пацаны засекали не раз Толстую с пакетами. На что она покупает?
       - Не веришь, ну, как знаешь, - затягивается сигаретой Шнырь. - А по делу получается вот что. Я все - таки его нашел. Так что не пузырись и время не трать на выбивание из него сведений. Этот русский во всем раскололся. А куда ему деваться, он беспомощный и еще не начал ходить.
Шнырь презрительно осматривает Беленького.
       - Кликуха у него – Беленький. Потому, как он европеец. Находится здесь уже неделю, как его Рауль и Качок кацнули по голове и сутки он провалялся в беспамятстве. Он потерял не меньше литра крови и чудом остался жив. У него на голове шишарь был в яблоко, сейчас уменьшился на половину, но гниет.
      - Это что, он тебе все сам рассказал?
      - Не, он многое еще не помнит. Я Толстую допросил. А пакеты она носит от китайца Суна, где часто работает с Плоской. Она выхаживает русского и кормит его, когда ужинает здесь с Плоской.
      - Так этот узкоглазый и расщедрился! Не верю!
      - Ты правильно мыслишь Кармо, у этого жмода и гнилого манго не выпросишь. Когда Толстая застирывала от крови рубашку и брюки Беленького, она в «пистончике» обнаружила пятьдесят баксов.               
       - Так надо обложить ее тройным налогом! Это же, как крупный выигрыш в лотерею!      
       - Да деньги она отдала Суну, на них и носит гнилье, чем и кормит Беленького. Рана на голове гниет. Вот-вот он затемпературит, и его уже будет не спасти. Сун покупает мази и перевязки всякие.
       - Выходит, проку от Беленького никакого? - пристально смотрит на русского.
Беленький сидит, прислонившись к своему дереву, с закрытыми глазами.
        - Ты разумно мыслишь, Кармо. Вот и я о том же. Ну, доложу я Рябому. Ты же знаешь его. Тому по херу, - может или не может ходить: есть бомж, - должен приносить прибыль! Я из него не выбью денег, - он повесит его на тебя. Повесит, и не слезет. Потом начнутся разносы и лишение подачек в конце месяца. Не знаю, что и делать.
Повисает молчание.               
      - Дай сигаретку.
Шнырь протягивает пачку, Кармо закуривает.
       - Вот, что, – выпускает дым Кармо. -Ты запрети своим пацанам ходить к забору аэропорта. Скажи, сам этот участок будешь проверять. Я и Жмоня будем молчать.
Смотрит строго на Жмоню.
       - Ты врубился, Жмоня?
       - Чего не понять!
       - А если за неделю ему будет хуже? – спрашивает Шнырь.
       - Оттащим его ночью к аллее, по которой ездит наряд полиции. Его увезут в отстойник и нам насрать, что с ним будет.
       - Клевый твой план. Я согласен, - одобрительно говорит Шнырь. - Надо бы еще сказать пацанам, чтобы не шмонали Толстую. Пусть выхаживает, а вдруг Беленький через пару недель встанет на ноги. Тогда мы о нем доложим, а с него начнем брать налог.    
       - А ты действительно решил податься к морякам?
       - Да, Кармо, заметано.
       - С какого хера?
       - Хромой поставил меня на счетчик.
       - Сделать первым Пацаном и поставить на счетчик? За что?
       - Ну, тебе я могу сказать. Я неосмотрительно занял у Хромого баксы, а отдать не могу. Пойдем по баночке пива выпьем, я угощаю.      

П е р е д ы ш к а
Новая «квартирка». Вечер.
Толстая перевязывает голову Беленького. Плоская «накрывает на стол», вынимая содержимое пакета. Беленький стонет.
      - А-а-а! Ты, что же там, с черепом отрываешь бинт, Толстая! Терпежу никакого нету! А побрызгать нельзя было, чтобы немного отмокло, а потом полегче бинт пошел бы?
     - Терпи, я сказала! Щас отдеру, осталось немного! Это бинт с волосами отдирается, вот и больно! Ну, вот и все!               
       - Фу-у! Кровь не течет? – выдыхает Беленький.
       - Ой, подруга! – разыгрывает Толстая, - срочно давай прокладки, ручьем побежала!
Плоская бросила «накрывать стол» и подходит посмотреть.
       - Врет она, Беленький! У нее нередко такие шуточки, - уписаться можно!
Толстая, показывает кусок бинта отодранного от раны со следами крови, волос и смеется.      
      - Хватит тебе пугать нашего интеллигентика! Был бы военный, к крови привыкший, а то, воротничок офисный, щас упадет в обморок! – замечает Плоская.
      - Вот и хорошо! – обрадовано восклицает Толстая. -  Мы сожрем его порцию! Второй раз разогревать не придется! И Рауль с Качком хороши! Нет, чтобы ударить точно по лысине, и не больно было бы сейчас отдирать!
Смотрит, как морщится Беленький.
      - Но ты все-таки припомни это Качку. А вдруг пути ваши пересекутся снова? Это - здоровый метис, и он вместо «Р» говорит «Г», картавая сволочь. И еще у него на шее наколот трезубец.
Плоская, подай ножнички, надо обстричь одно место, а то при следующей перевязке Беленький в штаны наложит от боли.
     - Слушай, кончай базлать! Ты же сама видела его шрамы! Беленький такое пережил, - не дай нам с тобой, пресвятая Дева Мария!
Толстая отрезает кусок бинта, складывает его. Потом достает маленькую баночку, ломает веточку и намазывает ею мазь на бинт.
       - Сун сказал, что это тебе поможет. Это мазь Старика травника, он всех тут лечит. Мазь осталась у Суна, когда Старик лечил его ободранную руку. Так, я сейчас приложу и слегка придавлю, а ты не вопи!
Толстая прикладывает бинт к ране и придавливает. Беленький от боли жмурится и стонет.
       - Все! Все! Давайте за стол и примем по маленькой. Держи, раненый! - подает Беленькому стаканчик.
       - Боль притихнет, и жизнь тебе начнет улыбаться! Как мне. Пресвятая Дева Мария, прости меня грешницу!
Толстая опрокидывает содержимое стаканчика в рот, жмурится от удовольствия.
      - Наверное, в этот момент, жизнь действительно тебе улыбается, - смотрит на нее Беленький.
      - Вот и я говорю, - начала Плоская, - мы думали, что Шнырь пришел к нам за данью, когда он попросил Толстую к нему выйти из склада. А Толстая приходит и говорит, дай мне десять баксов, Беленький просил выдать Шнырю. Я не поверила своим ушам.
      - Я сама обалдела, - признается Толстая. - Но Шнырь говорит, что Беленький обещал  выручить его из долговой ямы. А мне Шнырь сказал, что закроет глаза на появление Беленького в парке. Шнырь какой-то был тихий и насупленный. И почему-то я ему поверила. А Плоская, что значит жмодина, наотрез отказалась выдать деньги. Так мы вдвоем ее еле уломали.
      - А я и сейчас не верю. Заложит нас всех. Определенно заложит!
      - Ладно, девоньки, посмотрим, - тянется к зелени Беленький. - Я вам не рассказывал, - так он еще раз ко мне приходил, благодарил, и мы с ним долго беседовали. Тяготит его должность вышибалы. Он сам почти бездомный, но скрывает от всех.
       - Ну-у! Расскажи! – просит Плоская.
       - Нет, я обещал, - никому! Он еще пацан совсем. Ему много легче начать новую жизнь. Потом он не бомж, все-таки.
       - А нам выбраться отсюда почти невозможно, - жует Толстая.
       - А Лакита? – вспоминает Плоская. - Убежала из приюта и забомжевала. А где щас она?
      - Ага, ее в ту же неделю изнасиловали.
      - Но ведь устроилась продавщицей.
      - Дура! – горячится Толстая. - С ее-то внешностью? Да семью классами школы? Да я в модели пошла бы, а она в какие-то продавщицы. Разменяла девка сто баксов на один Бальбоа! Да, рассказывают, ее пожалел какой-то менеджер и взял сначала на обучение. А она оказалась смышленой девчонкой и быстро все освоила.
      - Да-а! Где она работает, туда нас на порог не пустят. Фонтан, пальмы внутри, зеркала, эскалатор на второй этаж!
      - Не верю я, что ты не смышленая, – замечает Беленький. - У каждого из нас есть способности к чему-то, только мы часто не знаем об этом. Что легче всего дается можно развить, а потом продать.
      - Ха, развить. Вот у меня способность есть, - украсть и выпить! – смеется Толстая. -
Кому я продам это, если в столице это есть у каждого десятого!
Плоская смеется коротким смешком.
      - А вот у нее… дай мне твою сумочку! – просит Толстая.
      - Еще чего!
       - Ну, дай же! Я покажу Беленькому одну вещь, что он скажет?               
      - Да отцепись ты, это не твоя собственность! - садится на всякий случай на сумку.               
      - Ну, сама достань открытку, которую ты подписала подруге. Покажи ее!
      - Ты видела, и нечего показывать.
      - Вот видишь, Беленький, а ты говоришь продать! Тут силой не вытащишь, чтобы показать способности! – просит поддержки Толстая.
      - А, правда, любопытно, покажи мне, ну, пожалуйста!
      - Во, пристали! Да ничего особенного! Нате! - вытаскивает сумочку, ныряет рукой в сумку, выкидывает рядом с пластмассовыми тарелками открытку.
Беленький берет и глядит на ничем не примечательный горбатый мост на открытке.
       - Это знаменитый Панамский мост, соединяющий Северную и Южную части Америк, - хвалится познаниями Толстая.
Беленький поворачивает открытку. На оборотной стороне зеленым фломастером нарисован непрерывной линией, местами переходящей в украшательную вязь, - профиль девушки и юноши, вот-вот, готовыми поцеловаться.
      - А это она нарисовала подругу и ее парня, - комментирует Толстая. -  Правда, не плохо?
Красным и синим цветом были небрежно расписаны цветущие кусты, каких он уже много повидал в Панаме. Среди этого многоцветья прятались под вязь листьев и цветов тоже цветные буквы поздравления школьной подруге. Все это смотрелось празднично, необычно, интересно.
      - Это надо же придумать, спрятать буквы среди цветов и листьев! И не пытайся найти, все равно, как и я, не найдешь!- удивлялась Толстая.
Беленький понял общий смысл наивного поздравления. Каждая буква гармонировала и была неотделима от тех цветов и листьев, где она находилась. Она была не только в цветной тон, но и ее своеобразная вязь сливалась с изрезанным абрисом листа или цветка и искусно пряталась среди них.
      - Рука, выводившая каждую букву, была нервной, уверенной, – комментировал Беленький. - Ни на одной букве не заметил сбои завитков и острых кончиков. Уж я знаю в этом толк! Определенно, здесь присутствует собственный стиль.
      - И тебе нравиться? И чего ты здесь находишь? – удивляется Плоская. - А я считаю, что слишком замысловато! Вон, и ты, и Толстая, так и не могли найти все буквы!
      - Я такую поздравительную открытку был бы рад получить и хранил бы долго, - продолжал ее рассматривать он.
      - А что? Я ей тоже так говорила, - присоединилась Толстая, - но она никого не слушает, упрямая коза!
       - Для художников и гравировщиков, делающих надписи на дорогих подарках, такое письмо и рисунок были бы удачной находкой, - продолжал рассматривать Беленький.
       - Неужели за такую открытку можно получить какие-то деньги?
        - Сам почерк, его стиль, наверняка, стоит дорого. Поздравляю сеньора! Вы преступница, скрывающая свой талант!
       - Вот-вот, промой ей мозги, Беленький! А то, когда я с ней говорю, она посылает меня куда подальше. Хотя, если кто-то возьмет ее в дело, если она уйдет, я первая запричитаю, - что же это я наделала!
       - Только надо потрудиться продать все это, - возвращает открытку Беленький. – Заинтересовать покупателя, продать ему свой необычный труд, - это очень непростой процесс. Кроме гравера и художника, это интересно будет оформителям реклам. Посмотри рекламы и предложи свой стиль оформления. У тебя должно быть десять, двадцать…
       - Пятьдесят! – ехидничает Плоская.
       - Пятьдесят открыток, - не смутившись, подхватывает Беленький, - и стольким ты должна сделать предложения. И хорошо бы каждую рекламу дать в двух-трех вариантах. Вот тогда ты где-нибудь и зацепишься.
        - Щас! Разбежалась! Большинство будет меня посылать куда подальше! А для десятерых я буду, как лошадь в мыле, бегать? – возмутилась Плоская.
       - А перебирать гнилье на овощных и фруктовых складах, и ночевать в парке, - это не уважать себя, Плоская. Так ты опускаешься все глубже и глубже.   
       - А сам ты надеешься скоро выкарабкаться отсюда? – подначивает Плоская.
       - Зубы раскрошу в порошок, а выберусь! - решительно отвечает Беленький.
        - Было время, - я тоже не сомневалась, - опустив глаза, тихо сказала Плоская.
        - Ну, мечтатели, давайте еще по одной! -  хохотнув, «опустила» их на грешную Землю Толстая.
         - А ты, Толстая, поддержи подругу. Глядишь, она со временем и тебе поможет.
        - А что я? За нее я писать так не умею! И бегать по всяким… не побегу! А я уже ни на кого не надеюсь. Даже на себя. Вот, если только на пресвятую Деву Марию…

О д и н  Б а л ь б о а
 Новая «квартирка». Беленький сидит в тени кроны дерева, прислонившись к нему спиной на толстой ветви.
Сначала из-за кустов показывается пацан лет одиннадцати.
      - Сюда! – кричит он «молодым петухом».  Из-за кустов появляется пацан и Кармо. Выходят на полянку, Кармо с палкой.
      - Вот что, Белый, – нахально его рассматривая, говорит Кармо. - Я сегодня Хромому должен передать от тебя ответ, что ты согласен отдавать нам пять баксов в неделю. Это самая малая плата. Для тебя калеки. Соглашайся по-хорошему.
        - А по-плохому?
        - А по-плохому сейчас от меня получишь по ребрам и будешь сговорчивым, - делает он пару шагов к дереву.
       - Уйди по-хорошему, - тяжело встает Беленький, опираясь на палку.               
       - Зови! – командует пацану Кармо.         
Пацан громко свистит. На полянке появляется пять пацанов от восьми до одиннадцати лет. Каждый придерживает рукой к груди горсть камней. Выходят из-за кустов, ссыпают камни себе под ноги. Расстояние до дерева метров семь.
        - Щас закидаем тебя камнями, а, может, и убьем. У нас приказ тебя не жалеть. Ну что, согласен?
Подходит к кучке высыпанных камней. Берет камень с кулак.
Беленький оглядывается на дерево.
        - Все взяли по камню. Кидаем по команде. Приготовились, - пли!
Согнув локоть, Беленький левой рукой прикрывает лицо. Все камни просвистели рядом. Один стукнулся в дерево.
        - Мазилы! – кричит Кармо. - Взяли по новой. Приготовились, - пли!
Один камень попадает в руку, защищающую лицо. Один - вскользь сдирает кожу правее глаза. Ручеек крови течет из раны по виску и щеке.
        - Молодец, Крысеныш! Дам один Бальбоа, как выбьем с него налог. Приготовились, -  пли!
Беленький успевает присесть и камень Кармо свистит рядом с виском. Беленький неуклюже делает два шага вперед и замахивается своей толстой палкой, будто играет в городки. Все пацаны, ломая кусты, вместе с Кармо, бросаются наутек.
Беленький берет у дерева пакет, достает прокладку, утирает с лица кровь.
       - В покое меня они не оставят, - говорит он себе. - Надо бы перебираться. А куда?
Беленький садится к дереву и прикрывает глаза. Его думы прерывает знакомый мальчишеский голос.
        - Вот он!               
Беленький открывает глаза. Голова знакомого пацана торчит из-за кустов.
Вскоре из-за кустов показываются Хромой, Рябой и Третий. Хромой опирается на приличную палку. Рябой – белый, двое других – метисы.
         - Ты смотри, и впрямь, быстро нашел! Лови один Бальбоа и купи себе баночку пива! – кидает монету Хромой.
Пацан ловит сверкнувшую на солнце монету и счастливый исчезает за кустами.
Все трое подходят к Беленькому и останавливаются в четырех метрах.
Хромой придирчиво рассматривает Беленького.
        - Ну, Белый, так, кажется, тебя кличут, пора расплачиваться!
Рябой внимательно его разглядывает, осматривает микрополяну.
Тяжело опираясь на свою палку, Беленький встает с трехметровой коряги. На ране головы у него приклеен марлевый тампон с мазью Суна.
        - Разве я кому-то задолжал? Вот мне, не мешало бы, вернуть мое, да еще на лечение добавить.
        - Ххх! Уж, не с нас ли ты хочешь их получить? – зло выговаривает Третий.
        - Я не знаю, по чьей милости я оказался с пробитым черепом в этом парке. Но, может быть, вы мне расскажете? Я был бы вам, сеньоры, по - своему признателен.
         - По – моему, он задает слишком много вопросов? - выступает вперед Хромой, оглядывается на Рябого, ищет у него поддержки разобраться с этим невежливым русским.
         - Не спеши, - спокойно говорит тот, - давай поговорим.
         - А если это и мы? – обращается он к Беленькому.
         - Тогда мои претензии к вам! Не по - человечески получается, когда один откликается на просьбу о помощи, а получает удар по голове. Его обчищают и бросают в парке подыхать.
          - Смотри, Рябой, - Хромой кривит рот в ухмылке, - он верит в человеков!               
         - Ты в Бога веришь? – спрашивает Рябой.
         - Еще год назад не верил, а здесь понял, что Бог есть.
         - И что тебя заставило поверить? – удивляется Рябой.
         - А то, что один близкий к Богу человек открыл мне глаза, что Богу угодно, чтобы я еще пожил на Земле.    
         - Пожил или помучался?
         - Вот этого я не знаю. Но, по учению получается, что, вроде бы, кто «Здесь» много мучается, тот «Там» возрадуется.   
          - Блаженный какой-то этот русский, - замечает Третий.      
         - А ты и в справедливость на земле веришь? – ухмыляется Рябой.
         - Верил, но устал. Верю в человека.
        - Ну, я тебе скажу, Белый. Это не мы тебя ударили и ограбили. Это наши конкуренты, - Рауль и Качок. А кто вот мы, трое? Мы тоже человеки?
         - Посмотрю по делам вашим.
         - Мы пришли, чтобы сказать тебе, - сурово говорит Хромой, - что ты должен нам платить, находясь на нашей территории. Тебе кто-нибудь говорил об этом?
         - Я сказал вам, что оказался здесь не по своей воле. И я бы ушел, но я только учусь снова ходить. И как я могу вам дать то, чего не могу иметь. Вы, наверняка, знаете, что меня из милости подкармливают такие же бомжи, как я.
         - Пусть тебя выкупят янки из банка, где ты работал, - жестко глядит в глаза Рябой.
         - Какое-то недоразумение. Я никогда не работал в банке Панамы. Я турист. Отстал от группы. У меня никого здесь нет.
 Рябой поворачивается к Третьему и о чем-то перекидывается с ним фразами.
         - А чем ты занимался в России? – спрашивает Рябой.
        - Я пенсионер и не работаю.    
        - Смотри, как сохранился хорошо, - к приятелям поворачивается Хромой. -  Сладко жил, наверно? 
        - А кем ты работал до пенсии?  - поинтересовался Хромой.               
        - Я инженер по ракетным двигателям.
Хромой присвистнул.               
         - Если я тебя вытащу со дна и поставлю на ноги, будешь на нас работать? – смотрит на него Рябой. - Работа не пыльная, у тебя отпадет забота о хлебе насущном, и тебе понравится беззаботная жизнь.
         - Если бы и захотел бы, но не смогу.
         - Видишь, ему нравится здесь, вставил реплику Третий. -  Давай оставим его в покое на пару недель. За пару недель он научится ходить и будет платить нам налог. Куда он денется.
        - А сейчас я вмажу тебе пару ударов по ребрам, чтобы в следующий раз ты более почтительно к нам относился и знал свое место.
        - Упертый ты, Белый, - закончил разговор Рябой. - Ну, ты сам выбрал свою долю. Вмажь ему пару раз, но не сделай его полным калекой. Мы еще раз попытаемся с ним договориться, когда ему совсем будет плохо.
Хромой делает два шага вперед и с размаху палкой бьет по ребрам Белому.
Беленький, отражает его удар своей палкой, которую держит двумя руками.
Вставляет фразу в трехсекундное замешательство.
         - Мы так не договаривались! Какие же вы «человеки», если бьете калеку! – успевает вставить фразу Беленький между ударами.
Хромой бьет еще три раза, но всякий раз удары приходятся на выставленную палку Беленького.
         - Вот тебе и русский Ваня! – восхищенно восклицает Рябой. - А ты говоришь, припугнем его!
Беленький делает шаг навстречу. Троица отступает.
          - Останови его, Рябой! Хромой уже начинает злиться. Мой труп повесят на вас, в полиции уже знают обо мне. Зачем тебе лишние хлопоты?
Хромой с перекошенным лицом начинает осыпать Беленького ударами своей палки. Тот, защищаясь, наступает, а Рябой с Хромым отступают. Третий, наверное, спасовал и исчез.
Беленькому удается сделать выпад между ударами и ткнуть палкой в живот Хромому.
Тот стонет от боли и приседает.
В этот момент Третий, зайдя с тыла за кустами, неуклюже размахивается трехметровой корягой, на которой раньше сидел Беленький, и бьет того в спину сзади.
Беленький, охнув, распластался вперед руками под ноги победителей.
         - А лихо ты его уделал! Взгляни, кровь изо рта не идет? - Рябой с гримасой отворачивается и отступает назад.               
Третий подходит, наклоняется.
В этот момент Беленький стонет и что-то произносит.
         -  Он что-то произнес? – удивился Рябой.
         - Похоже, что произнес имя женщины, перед тем, как впасть в «отключку». Да, у него кровь изо рта, как ты сказал.
         -  Если кровь черная, - ты порвал ему легкие. Такой уже не жилец, - заключает Рябой с гримасой.
          - Давай я помогу ему! - делает шаг вперед, Хромой, заносит ногу над шеей. - Он ведь хотел в рай, не так ли?
           - Стой, Хромой!!
Трещат кусты и на поляну, задыхаясь, выскакивает Толстая. Быстро подходит к Беленькому, наклоняется. Увидев кровь изо рта, выпрямляется и наступает на Рябого. 
          - Ну, что, убийцы! – в ярости приближается Толстая. - Щас приедет полиция и на сей раз вам не отвертеться! Я все расскажу начальнику. Сегодня же будет это известно в обществе защиты кошек, собак и бездомных.
Хромой замахивается на Толстую палкой. Толстая выхватывает здоровенный кухонный нож, похожий на короткий мачете, делает шаг навстречу.
         - Что, Хромой сученыш! Давай в последний раз для тебя сойдемся! Ты еще помнишь от меня синяки? На сей раз, прежде чем ты меня забьешь своей палкой, я перережу тебе вены!
Хромой отступает с испуганной физиономией.
          - Не дури, Толстая! – вступается Рябой. - Брось нож! Давай так: ты забираешь своего Белого! Тут ничего не было! Мы тебя и Плоскую освобождаем от налога! Идет?
           - Ххх! Ну! – в ярости  Толстая наступает с ножом в руке.
На микрополяне, запыхавшись, появляются Плоская и Старик, который катит впереди себя инвалидную коляску.
         - Ну, зачем такой шухер! - не ожидая стольких свидетелей заявляет Рябой. - Старик! Тут был обычный мужской разговор. Ну, погорячились немного обе стороны. Белый отдубасил палкой Хромого, вон той, что лежит рядом.
          - А я защищался, - ухмыляется Хромой. - Да жив ваш Белый, правильно вы сделали, что захватили коляску. Ты кого хочешь поднимешь на ноги, Старик!
           - И в ваших и наших интересах не придавать этому огласку. Ведь Белый, я знаю, вообще без документов! – вытаскивает козырь Рябой.
Старик, не глядя на него, садится на корточки перед земляком, прикладывает два пальца к сонной артерии. Замирает на три секунды. Выпрямляется.
          - Рябой, этого белого зовут Джордж, - смотрит в глаза Рябого Старик. - И Министр Панамы, и президенты многих международных компаний его знают лично и ведут с ним совместный бизнес.
На лицах подельников Рябого ухмылки. Они не верят.
          - Он находится под покровительством правительства Панамы и деловых кругов США, Японии и Кореи, - продолжает Старик. -  Его ищут. И если ему будет плохо, все встанут на уши. И тогда твоя свобода не стоит и одного Бальбоа.
          - Все! Все! – говорит Рябой поспешно, - надеюсь на взаимопонимание! Мы исчезаем! Уводит своих подельников, которые слушали все с выпученными глазами.
            - Живой! – облегченно восклицает Старик. - А эта кровь не из легких. - Глядит на салфетку, которой утирает рот Беленького Плоская.
Подними рубашку на спине, - обращается он к Толстой.
Старик осматривает спину, проводит руками по ребрам и позвонкам.
        - Странно. Нет даже гематомы. - Снова щупает пальцами позвонки от шеи до копчика. 
Беленький лежит вниз лицом на траве.
         - Я чувствую пальцы своего доктора, - хрипит Беленький.
         -  Живой! – радостным хором восклицают подруги.
         - Слава Богу! – крестится Старик, - мы успели вовремя!               

К о г д а  у ч е н и к  г о т о в, - п р и х о д и т  У ч и т е л ь*
На пути к Шенли.
Процессия едет медленно, местами протискиваясь сквозь кусты, пока не выезжает на одну из парковых дорожек. Женщины все время обсуждают происшествие. Старик идет молча. Беленький, похоже, находится в полудреме, восстанавливая нервные клетки.
Когда выехали на широкую дорожку, так, что можно было одной и другой подруге идти по разные стороны коляски, Старик обращается к ним.

     *Поговорка распространенная среди монахов Шаолиня

          - Девоньки, только не громко, ну, что вы думаете о только что происшедшем?
          - Ну, Старик, наше счастье, что мы попали вовремя. Мы пару раз по моему настоянию продирались сквозь кусты с коляской, - возбужденно начинает Плоская, - вместо длинных обходов по дорожкам.  Вот эти пять минут спасли, может быть, Беленькому жизнь.
          - Давайте теперь называть его по его имени. Его зовут Георгий, потому что, когда он жил не под своим именем, это мешало ему бороться с напастями..
Девоньки, молча, проходят некоторое время, осмысливая не по их мозгам мудрость.
Молчание нарушает Плоская.
         - Ты хочешь сказать, Старик, когда человек живет не под своим именем, он живет хуже?
          - Примерно так. Упоминание истинного имени человека, тем более, с хорошими мыслями, помогает ему укрепить его собственную ауру, которая всегда защищает его от всяких злых посторонних вторжений в его жизнь.
           - По-твоему, если мы его звали Беленький, и жалели его, и желали ему поскорее выбраться со дна, все это проходило мимо него? – задает вопрос Толстая.
            - Примерно так. Мало того, надо очень часто обращаться даже в мыслях с хорошими пожеланиями. Только тогда это будет понемногу укреплять его ауру. Вспомните: «Стучи, - и тебе откроется!» Это не раз надо стукнуть, не два, не пять. Или в молитвах, к примеру: «Господи, помилуй! Господи помилуй! Господи, помилуй!» Повторяется не раз и не два, - а три.
           - Значит, живя под кликухой «Беленький», он недополучал наших хороших мыслей?
           - Да. И более того. Он впитывал плохую ауру другого человека, потому что использовал его биополе. И вообще, с именем у нас, людей, играют, как в игрушки. Тогда, как, - все очень серьезно. Есть поговорка: «Как назовешь, - так и поплывет!» Это о лодке, о корабле. Так и о человеке. Надо уметь выбрать его имя, чтобы оно не притягивало отрицательные стороны судьбы, а помогало бы ему в критические моменты и просто по жизни.
Толстая, немного подумав.
          - Вот меня зовут, вообще-то, Каргина.
          - Это значит, способная, выносливая, - расшифровывает Старик.
           - А что?  Похоже! – улыбаясь, соглашается Толстая.
           - И еще, это означает сопротивление действительности.
           - А меня, - Астрид, и что это означает? – вступает в разговор Плоская.
           - Это какое-то северное имя. Большая тайна, - почему тебя так в семье назвали. Означает это, - энергичная, страстная.
            - А что же мне делать, если зовут меня Толстая задница, по «кликухе»? Значит, у меня очень маленькая аура? А значит и защитные силы?
             - Примерно так. На Востоке и Юго-Востоке Земли к выбору имени относятся очень уважительно. Собирается совет семьи, смотрится вся родословная. Кто жил, под каким именем и как это ему в жизни помогло.
            - И помогает? – неуверенно спрашивает Плоская.
             - Помогает. А вот то, что мы вроде бы пришли на помощь Георгию в самый критический момент, я не сомневаюсь, не то, так другое, что-то обязано было произойти, что спасло бы его жизнь. Не дает Создатель раньше времени завершить Георгию его земной путь. Что-то он от него хочет.
              - Как это? И как узнает Бел… Ге-ор-гий об этом? – не верит Толстая.
           - Скорее всего, он сделает это, не догадавшись и не задумываясь. А вот путь у него к этим добрым делам будет тернистый и опасный, вот, как только что. А нам, кажется, что это мы его спасли. Нет, его спас Всевышний.
            - Вот оно как? – изумляется Каргина.
            - И только Ему под силу такие деяния. Но не нам смертным. А, вам, девоньки, обязательно зачтутся все ваши добрые дела в отношении Георгия. ОН, - Старик показал пальцем на небо, - все видит!
Толстая, весело глядит на Плоскую.
           - Поэтому мы с Плоской и правильно живем: «Бог дал день, Бог даст и пищу!» Только почаще бы нас ОН жалел и поменьше бы наказывал.
           - За что нас жалеть? За то, что мы крадем и бомжуем? – задумалась Астрид.
           - А что, мы не люди разве? Или ты не хочешь жрать?
           - А что, разве грешно, как все, заработать себе на пищу? – спрашивает Старик.
           - Ха! – возмущается Толстая, - Заработать! Это надо полдня вкалывать, а получишь за это грош! Да еще подходящую работу надо поискать! Да еще на нее нас не возьмут!
            - А мы и так с тобой в списках бомжей и мелких воришек. Кто нас таких будет уважать? Кто нас таких возьмет? – замечает Астрид.
            - Уважают человека и судят о нем по делам его. Вот он, - кивает Старик на Георгия, сидящего с закрытыми глазами, - сейчас за него молится куча людей, которых он сделал счастливыми. Вытащил их из нужды. Дал им работу. А главное, - заставил поверить в собственные силы и приложить немного больше усилий, чем они это делали. Он верил в них больше, чем они в себя. И у них получилось. И обязательно получится у вас, если очень сильно захотите.
            - А вот Каргина так убирается, - смотрит на подругу уважительно Астрид, -
что сам начальник полицейского участка не раз ее хвалил и досадовал, что она давно не попадается на кражах булочек и фруктов. И без нее все отделение запаршивело.
           - А… Джордж похвалил Плоскую, то бишь, Астрид, за открытку, как она ее разрисовала и подписала. Он сказал, что у Астрид есть талант, но надо много работать. А что делать, если она не хочет? Вот и я не хочу!
          - Вот вы сами, девоньки и определяете свою Судьбу. Задатки у обоих есть, а желания выбраться из бомжей, - нет.
Некоторое время они едут молча.
Старик ласково смотрит на Георгия.
           - А его уже не волочет судьба за ногу. Он сам делает свою судьбу. Такое подвластно только избранным.
            - Да, - а, - не открывая глаз, тихо говорит Георгий.
Процессия останавливается. Все наклоняются и удивленно смотрят на Георгия.
Его лицо непроницаемо, глаза закрыты. Они снова двигаются по дорожке.
           - Значит, правильно говорят, что все для каждого уже расписано в его судьбе? – спрашивает Астрид.
            - Для большинства, - да. Мы куда едем? К Суну?
Смотрит на невысокие строения Старик.
            - Не-е! К Суну мы только заедем, чтобы показать ему Беле… Джорджа. Тот обязательно просил это сделать. А еще он подготовит ему еду и лекарства, - заявляет Толстая.
            - Ну, вот, еще один добрый человек в судьбе Георгия!
Девоньки переглядываются.
            - Заедем к Суну, а потом куда? – интересуется Старик. 
           - Потом к его брату Шэнли, там рядом, - уточняет Астрид. - У Суна, уж, очень тесно и только одно нормальное место для ночевки Джорджа, а тебе, Старик, пришлось бы идти туда, где ты ночуешь. А брат живет побогаче и посвободнее. У него нормальные нары.
              - Я теперь к Георгию прилипну, как нянька, и глаз с него не спущу. Хватит, заигрался он в самостоятельного. Целый месяц буду его выхаживать. А уж, как и где я буду спать, думаю, мы разберемся. Мне и надо всего-то табуретик, чтобы я покемарил ночку возле него.
             - Вот, поэтому Сун попросил брата, и тот, говорят, с радостью согласился, – дополняет Толстая.   
             - Я принесу туда свои лекарства и начну его день за днем лечить и учить, - вслух озвучивает мысли Старик.
            - Ха! – возмущается Толстая, - чему ты, Старик, можешь научить этого грамотного, много чего знающего русского? Ты же у нас хоть заслуженный лекарь, - но только лекарь!
             - Очень многому, если он захочет это воспринять. Большинство из людей завершают свой путь на Земле, так и не научившись, как на ней жить. Я сам из своего жизненного опыта мало могу дать этому образованному человеку. Но я могу передать опыт многих мудрецов, у которых я много чему научился и что в его еще молодой жизни может пригодиться.
            - А мне, вот, лишние знания не нужны. От них раньше стареют, - усмехается Толстая.
            - Вот, вот, - жалея о чем-то, говорит Старик. -  Огромные сокровища человеческого опыта с каждым годом уходят невостребованные в вечность, обрекая людей на хаотические и мучительные поиски самостоятельно добытых знаний. Вместо того, чтобы воспользоваться огромными запасами полученных многими поколениями, мы постоянно  изобретаем велосипед, теряя годы, человеческие жизни, не возобновляемые земные ресурсы.
          - Врешь ты все, Старик! – насмехается Толстая. - Где ты был, чтобы их поднабраться? Все давно знают тебя. Сколько людей, даже старых, не спросишь, все тебя помнят еще лет тридцать назад. Про тебя говорят люди, что ты бессмертный.
           - Кончай базлать! Приехали! – останавливает подругу Астрид. - Объезжай магазинчик и, - во дворик.
Продираются с коляской во дворик. Георгий открывает глаза.
Толстая сразу комментирует: «Мы во дворике Суна. Щас он выйдет!»
Магазинчик Суна. День.
Магазинчик не более 3х4 метра. Дворик за складом - еще меньше. Все обнесено подобием забора из густых кустов.
Ветрено, слышится шум океана, до которого метров семьдесят пустоши.
Выходит китаец лет пятидесяти, лысоватый с маленькой бородкой. Он в традиционной голубой паре, - штаны и пиджак, в шлепках на босу ногу. Китаец, сложив ладони, всем кланяется. Подходит к коляске Георгия, встает напротив и кланяется отдельно ему с глубоким почтением.
          - Прости, русский брат, что я по бедности не могу тебя принять с твоим лекарем, как ты того достоин. Брат Шэнли ждет вас. Вы со Стариком какое-то время будете у него, а там видно будет. Сейчас я вам вынесу, что я собрал, говорит Сун.
Уходит в магазин и вскоре возвращается с большим пластиковым пакетом, в котором пакеты бумажные. Отдавая это Толстой, он обращается к подругам: «Как русского отвезете к брату, сразу приходите ко мне. Мы отпразднуем это событие».
Снова в позе приветствия поворачивается к Георгию и произносит: «Пусть солнце, луна и океан заступятся за тебя, русский брат. Старик тебя вылечит. Больше ты в оставшейся жизни на дно не опустишься».
Снова кланяется только Георгию, скрывается за дверью. Все, в том числе и Георгий, озадачены таким почтительным отношением.
Процессия двигается мимо длинного несуразного корейского магазинчика и прибывает к магазинчику его брата.

Магазинчик Шэнли.
Этот был раза в полтора побольше, но тоже маленький. Брат также продавал зелень и фрукты. Жилая площадь брата, склад и дворик повторяли расположение магазинчика Суна.  Сразу заехали во двор и тотчас появился Шэнли.
Дворик дома Шэнли.
Глядя на Шэнли, можно было сразу признать в нем брата. Только он был покряжистее, без лысины и бородки. Но обращения и приветствия были, как под копирку.
Девоньки начинают улыбаться.
Маленький дворик огорожен невысоким заборчиком, за которым вдоль него растут кусты не выше человеческого роста.
Шэнли бесцеремонно отбирает пакет Суна у девонек и быстро выталкивает подруг.   
          - Спасибо вам за все, девоньки. Идите, вместе с Суном отпразднуйте вызволение русского брата. Давайте, давайте, не теряйте времени!
Те толком не успевают попрощаться со своим Беленьким.
          - Удачи тебе, Беленький! Думаю, что увидимся еще! – прощается Толстая.
           - Выздоравливай!  Нам будет тебя не хватать, - прощается Астрид.

Столик во дворике и два табурета возле, похоже, предназначались гостям.
Шэнли выносит две кастрюльки, две фаянсовые мисочки с цветными китайскими мотивами на них, ложки, большую лепешку, тарелку с зеленью, блюдо с холодными овощами. Обращается к Георгию.
           - Я почти так же беден, как и брат. Отведайте, что я специально приготовил к вашему приезду. Старик меня предупредил, что можно, а что нельзя ставить на стол. Мы все слушаемся своего доктора и выполняем его рекомендации, поэтому еще живы. Приятного аппетита вам. А у меня, - дела! И скрылся в двери небольшого склада.
            - Если бы все так приветствовали и ставили на стол бомжам такое угощение, - заметил Георгий, - то вереницы бомжей заполнили бы эту небольшую улочку и ходили бы от дома к дому. И жизнь их напоминала бы туристическую, только с бесплатным столом и крайне дружеским отношением. А что еще надо?
      - Ну, Георгий, похоже, весть о тебе пронеслась по здешней округе раньше, чем ты появился здесь, – улыбается Старик. - Я не знаю, будут ли волхвы ходить к тебе с подношениями, но любопытных мне придется отгонять и не раз. Это я понял. Я не знаю, кому мы обязаны столь любезному отношению и за что?
       - Неужели, только за то, что я русский покалеченный бомж? В Панама-Сити, наверняка, были уже такие. Тогда за что?
Георгий улыбается. Начало явно ему нравится.
        - И, конечно, мне еще не верится, что какой-нибудь Кармо не ворвется однажды, продравшись за этот зеленый заборчик, как это было не однажды в парке.
Маленькая каморка за полками с овощами и фруктами. Под белы ручки Старик после сытного обеда проводит Георгия в коморку-спальню, где во всю длину вдоль стены стоят двухметровые нары. На нижних нарах, на циновке, набитой сухой травой, ему предстояло провести ночь. Сам Старик, должен спать над ним.
 Проем для прохода в каморку закрыт куском материи.
У изголовья маленькая тумбочка. С другого торца приоткрытая дверь во дворик.
Но это было все-таки помещение, защищенное от дождя и ветра. Правда, со своеобразным фруктово-овощным запахом, от полок с овощами и фруктами.

Дворик Шэнли. День, облачно.
 Георгий выходит, опираясь на свою палку, которую захватил Старик, во дворик.               
      - Ты проспал беспробудно почти восемнадцать часов. Это замечательная новость. Значит, организм сбросил стрессы, что ты накопил. Он мне дает возможность проходить с тобой учение по интенсивному режиму. Сейчас я помогу тебе раздеться догола. Положу на циновку и проведу обследование. Давай, помогай и слушай всю программу.
Георгий с помощью Старика раздевается и также с его помощью ложится на циновку, покрытую застиранной простыней. Голова лежит на туго набитой пахучей травой подушке.
Старик садится рядом на колени и начинает с помощью пальцев обследование, а сам продолжает.
       - Правильно ли я тебя понял, хороший человек Георгий, что ты только теперь доверяешь мне свой дух и свое тело?
       - Всецело, Старик, - уткнувшись носом в ароматную траву, подтверждает Георгий.
       - Тебе придется работать со мной тридцать часов в день, ты и на это согласен?
       - Давай бумагу, Старик, подписываюсь подо всем. Только подлечи меня и верни мне недостающие звенья памяти.
       - Это, как раз одна из главных задач твоего учения со мной. Но могу только повторить, что я тебе уже говорил ранее. Все можно поправить, кроме мозга. Сколько жить на Земле будет человек, смоделировать его работу он так и не научится. Я попытаюсь только расчистить у тебя завалы к его самовосстановлению. Как дальше пойдет процесс знает только ОН, - старик показывает на небо.
         - Я это понял и готов.
Старик стучит через свои пальцы по спине Георгия. Поднимает и сгибает руки и ноги
        - Рана быстро заживает. Если бы не китайские мази, я не дал бы гарантии, что с тобой увидимся. Но еще походишь с марлевым тампоном и мазью. У китайцев свои очень эффективные лекарства. Но не все владеют методикой излечения организма. Одними таблетками и мазями этого не сделать.
        - Да, если бы не порошки и мазь Суна на рану, она загноилась бы, - соглашается Георгий.
       - Первые три дня - постельная гимнастика во дворе. Посмотрим, как пойдет дело. Мне нужно три недели, это самое укороченное время, за которое я могу вложить в твою голову и тело основы учения Даосских мудрецов. Главное в этом учении – вера в свои силы, выверенная техника упражнений, и дыхание. Это укрепит дух, мышцы и приобретешь знания, как это надо делать.
       - Как скажешь, Учитель.
       - Я думал, мы сами себе будем готовить еду в кухоньке Шэнли. Думал, будем перебирать фрукты и овощи. Но Шэнли категорически воспротивился. Еду нам будет готовить он сам, и приглашать девонек перебирать овощи.
        - Это хорошие новости, - одобрил Георгий.
        - Мы будем содержать в чистоте этот дворик. Вот все условия, на которых мы договорились с Шэнли. Пока коляска будет тебе креслом, где ты будешь разгружать позвонки.
        - Прекрасно, Учитель!
       - В шесть утра, - подъем.
       - Но это же еще темно!
       - Когда окрепнешь, - проигнорировал реплику Учитель, - восходы и закаты мы будем, как всегда, проводить у океана. В девять вечера, – отход ко сну. Три раза в день, - скромная еда. В одно и то же время. Этого мы будем придерживаться неукоснительно. Спать здесь, во дворике на циновке, если не идет дождь.
        - Санаторный режим, Учитель.
        - А сегодня, единственный раз, ты проспал первый завтрак. Вот тебе шорты, футболка и штаны. Я выпросил у Шэнли. Одевайся! Первым осмотром я доволен. Поздравляю! У тебя на затылке начинает открываться глаз, а так же, на спине.
       - Не пугай, Учитель. Да ты урода из меня хочешь сделать?
       - Когда на поляне тебе Третий, хотел перебить позвонки огромной палкой, ты на полсекунды раньше нырнул вперед. Этим полсекундам учеников Шаолиня учат достаточно долго. Тысячам воинам, кто овладел этим, спасло жизнь. Океан, восходы и закаты помогли тебе в этом у Павла.
Учитель поднимает Георгия, разворачивает его к океану, берет у него палку, подносит конец палки к позвонку.
       - Что ты чувствуешь?
У Георгия на спине задвигались мышцы.
       - Чувствую что-то некомфортно.
       - А сейчас?
Учитель подносит конец палки к правой лопатке. Георгий тянет туда левую руку.
Учитель убирает палку.
        - Опусти руку. Представь, что у тебя на затылке открывается глаз, а спина обладает супер чувствительностью.
Учитель снова приближает палку теперь к левой лопатке.
      - О-о, нарастающее жжение у левой лопатки, - передергивает плечами Георгий.
       - Правильно. Если усвоишь то, о чем мы беседуем, тебе откроются новые грани смысла жизни, ты лучше будешь понимать окружающую природу, космос, сознавать себя, как частицу единого целого, брать от них духовные и физические силы.
       - Я себя кое в чем проверял, из того, что я у тебя усвоил. – поворачивает к Учителю голову ученик. - Оказывается, это работает. Конечно, у меня получается только на четверть. Но я уже знаю, с твоей помощью, как это повысить.
       - Очень хорошо сказал. А главное, - вера! Она двигает всеми свершениями. Даже, казалось, не выполнимыми.

Улица окраины Панама-Сити. Предрассветная ночь. Слабое освещение улицы. Дом Шэнли.
С задней стороны дома открывается неслышно дверь, выходят две фигуры. Идут медленно по направлению негромкого шума океана. Тихо разговаривают.
       - Что-то мы сегодня рано, а? – голос Георгия.
        - Пока дойдем, звезды погаснут. Начнется самое интересное. Из сумрака будет рождаться утро. Сейчас небо с признаками ночи. Но с одного взгляда видно, что звезды уже бледнеют, а вокруг из серой мглы начинают проступать очень робко краски.
       -  Ты в молодости не писал стихи? – спрашивает Георгий.
       - Бог не дал дара рифмы, о чем я всегда жалел. Но я когда вижу всякий раз чудо пробуждения, всегда про себя шепчу или про себя говорю белым стихом. Сколько лет почти каждое утро смотрю, а не перестаю удивляться Божественному устройству мира.
       - Но ты же в церковь не ходишь. Ну, крестишься иногда, - разве это вера в Бога.
       - Я тебя знаю, хороший человек Георгий, три месяца. Поэтому смело могу сказать, - и ты веришь в Бога.    
Георгий останавливается. Смотрит на Старика. Уже светлеет. Старик тоже останавливается.
       - Ты хоть иногда крестишься. Читаешь молитву перед иконкой. Но ты меня ни разу не видел, чтобы я крестился. Как ты можешь делать такой вывод?               
        - Старик начинает идти, и Георгий присоединяется.
        - Ты и до меня встречал и сажал солнце. Я не раз видел, как ты любовался пробуждающимися красками, как художник.
 В тебе не высказанный восторг перед мудростью Божьей: солнцем, океаном, ночью, днем.
         - Но это еще не вера в Бога?
       - Ты восторгаешься Космосом и побаиваешься его. Ты не раз задавался вопросом, как же все мудро и закономерно свершается. Это все и есть Бог. И ты его прославляешь каждый день. Это и есть вера.
Побережье океана. Старик и Георгий стоят у тихо набегающей волны. Звезды уже померкли. Над океаном обозначилось место восхода, которое с каждым мгновением добавляет розовых красок. Небо из серого, в этом месте, становится голубым и розовым.
Они начинают делать гимнастику на разогрев мышц.
       - Ну, вот! Постельную гимнастику, комплекс йоговских упражнений для пробуждения ты освоил. Что тебе больше всего понравилось?
       -  Упражнение для ноздрей! – улыбается Георгий.
       - Нос, - это Янская часть тела очень мощно активизирует систему дыхания. Вряд ли ты в налаживающейся, как прилетишь домой, жизни будешь все это делать.
       - Да, уж! Если мне у Павла не было времени ее делать, то в Москве жизнь крутит раза в три быстрее.
       - А вот я не уверен, закрутит ли она тебя?
Георгий, не понимая, смотрит на Учителя.
      -  Но книги по йоговской, тибетской и китайской гимнастике ты приобрети, - советует Учитель. -  И все, что касается головы, все виды гимнастики ты проделай. Какая будет, по твоему мнению, больше приносить пользы, – ту и делай. Найди себе единомышленников и вместе по выходным надо постараться делать эти упражнения. Один, ты вряд ли будешь их делать.            
       - Скажи, Старик, все, что тебя окружает после такой веры, оно лучше к тебе относится, чем к равнодушным видящим это людям?
       - Ты сам знаешь ответ. Цветок, с которым здороваются и, любя, разговаривают, цветет пышнее и ярче.
        - Но цветок живой.
        - А твой космос, а солнце, а океан?
Старик и Георгий раздеваются догола, заходят в океан. Плывут на восход, который уже раскрасило еще не появившееся солнце.
        - Чем еще коварен с виду тихий океан?  - сам отвечает старик, - течением. Он унес и погубил несметное количество людей. Даже там, где ты жил у Павла, течения были рядом с тобой.
        - Первый раз это слышу. Мне никто об этом не рассказывал. Да и я, купаясь один или с ребятами, его не чувствовал.
         - Это лишь потому, что в ту сторону, за фазенду бывшего соседа Павла, там, где при входе в океан торчат скалы, оно начинается метрах в ста правее. Если ты там войдешь и проплывешь метров шестьдесят на восход солнца, оно тебя подхватит и понесет.   
       - Но там же мальчишки добывают устриц для Павла?
       - Нет, они ныряют только напротив фазенды соседа. Правее никто не заплывает. Это опасно. Им об этом рассказали их отцы в деревне.
        - Разве, когда ты почувствовал течение его нельзя преодолеть и вернуться на берег?   
         - В том-то и дело. Его сначала не замечаешь. А когда спохватываешься, то бывает уже поздно.
         -  Может, и не надо с ним бороться?
         - В том месте течение, чем дальше от берега, тем сильнее. Рассказывают деревенские мужики, оно ослабевает только километрах в двух от берега. Когда его уже не видно. Солнце над головой и не знаешь, в какую сторону плыть.
         - Верю. Я сам попал однажды в такую историю на Черном море. Плыл от берега и держал его в поле зрения. Чуть увлекся, ищу его. Кругом марево, берега не видно. А выручил меня случай.
         - Большинство людей паникуют, они тратят все силы на борьбу с течением вместо того, чтобы сохранить их на плавучесть. 
Старик и Георгий плывут, пока солнце поднимется на половину своего диска.

Солнце встало. По-прежнему, на побережье ни души, кроме двух фигур в шортах, которые делают упражнение.
      - Ты окреп. То, чем я тебя кормлю, помогало медленно очищать твои органы. Скорее всего, ты не будешь заниматься целевым очищением. Но ты уже знаешь многое о древнекитайской медицине, об Инь и Янь. Я тебе рассказал кратко о Лунном календаре, как его использовать на благо организма.
       - Я и раньше имел отрывочные сведения о них, но ты мне открыл, как систему жизни.
      - Я тебя познакомил с методами современных учителей, добившихся многого на практике в оздоровлении и излечении человека. Ты прав, заморачиваться всем этим не надо. Но ты должен проверить на себе и голодание, и влияние продуктов друг на друга.
       - Я когда-то просматривал все учения. А бросил потому, что каждый считает, что только его - самое правильное. Один лечит голодом, другой раздельным питанием. Третий слюной. А другой - даже мочой.
       - Мое мнение ты знаешь, - надо выбирать то, что тебе помогает. Рецепта одного и на все случаи жизни нет. Очень хорошо, что ты воспринимаешь все критически. Но если тебя «допечет», то ты сам основательно возьмешься за все, что составляет ядро этих учений.
 Они продолжают делать упражнения.
       - Это Даосская оздоровительная гимнастика. Она очень многое тебе даст. Выучи ее.               
       - А почему ты не научишь упражнениям из школы обучения тибетских воинов?
        - Потому что тебе это не надо. Воин нашелся. Выжить бы тебе да оздоровиться! Разучишь и будешь делать эти два упражнения, ты ощутишь внутреннее движение энергии.
         - Чего-о? – не понял Георгий.
          - Снимешь энергетические пробки, которые у тебя образовались в последствие преодоления недавних потрясений. Они укрепят тело, повысят сопротивляемость организма. Ты почувствуешь себя моложе, ощутишь прилив сил, обретешь веру в себя.
        -  Я должен этому верить?
        - Ты обещал. Без веры вообще ничем нельзя заниматься. А эту оздоровительную систему упражнений разработали те же Даосские мудрецы, которые изобрели порох в двенадцатом веке. И стали применять скоро простейшие ракеты в военных действиях.            
         -  Да, ну? Нас этому не учили.
         - Если бы все человечество в результате кровавых передряг не уничтожали бы достижения древних мудрецов и не забывали бы их на века, оно сейчас было бы на очень высокой орбите своего развития.
       - Старик, и все же, кто ты? Ты себя не за того выдаешь. Книг не читаешь, вроде. Интернетом не пользуешься? Откуда у тебя такие знания?
      - Ты уже меня спрашивал у Павла об этом. Смотри на меня внимательно и запоминай, как делается эта часть упражнения.
Показывает упражнение «Возвращение молодости». Георгий пытается повторить.
       - Упражнение позволяет снимать энергию с рук и направлять ее в организм. Здесь все отточено до сантиметра. Оно только с вида простое. Этим упражнениям почти семьсот лет. Как ты считаешь, стали бы, те кто их делает, долгожителями, если бы они не приносили реальную пользу?

У ч и т е л ь  «п р и о т к р ы в а е т с я» 
Старик замирает, разворачивается направо, прикрывает ладонью глаза, всматривается вдоль прибоя.
       - Ты чего, Старик? Я ничего там не вижу.
       - Придем домой, я проверю твое зрение. За три месяца у Павла, ты его поправил на единицу и стал не только зорче, но, наверняка, обострилось восприятие цвета. Да у тебя все поднялось на более высокий уровень. Это помогла система. Не мои мази, не противные красные рачки, ни мои наставления, ни океан, - а все это в комплексе. Но вот снова пострадала голова.
Старик снова всматривается в правое побережье.
      - Давай пройдемся туда вдоль берега.
Георгий поднимает удивленно плечи: «Ну, пошли».
Идут молча. Старик все время всматривается вдаль. Проходят свой поворот направо, по которому вышли из дома. Идут дальше.
        - А ты будешь меня пичкать Инь и Янь?
        - Я очень кратко хотел тебе рассказать об этом еще у Павла, но ты выразил мне недоверие.
        - Еще раз прости, Старик. Я тебе всем обязан. Я был неправ.
        - По этой древнекитайской народной медицине, которая, кстати, в Индии и в Китае официальна, живет треть населения Земли. А еще они официально живут по лунному календарю. Соотносят все свои поступки, в том числе и лечение, с фазами луны в определенных созвездиях. Только две эти нации дали миру половину мудрости, которой он пользуется и сейчас.
        - И ты, конечно, лечил меня в соответствие с нею?
        -  А как иначе? Иначе у тебя не было бы таких скорых положительных   результатов.               
Старик останавливается.
        - А там, что такое? - делает три шага от океана, рассматривает что-то на песке.
Подходит Георгий: «Ты чего, след от колес машины впервые видишь?»
        - Ты не чувствовал, что за нами следили? Да-а, все подтверждается.
        - Старик, кому мы нужны? Два бомжа? – недоверчиво смотрит на него Георгий.
Старик укоризненно смотрит на Георгия.
       - След машины еще ни о чем не говорит.   
       - Я еще вчера чувствовал беспокойство. Смотри, колеса с новеньким протектором. А вмятины еле заметны. Значит машина новенькая, дорогая, с хорошей подвеской.
Георгий с интересом смотрит на Старика-следователя.
Они идут по следу.
        - Вот она ехала задом метров десять. А вот, круто развернулась и поехала в сторону города. Ну, и что? – спрашивает Георгий.
        - Я боковым зрением заметил, когда делали упражнения, как полыхнул по глазу зайчик. За нами следили с биноклем.
        - Зачем следить? Подошли бы, выяснили, кто мы такие и почему здесь.
        - Пошли домой. Эти поступают по - другому. Хорош и я, Фома не верующий!

Дворик за домом Шэнли. Вечер.
Старик выходит из двери. В руках у него небольшой алюминиевый квадрат с большим отверстием посредине и плоский ящичек, в котором насыпью лежат шурупы, три отвертки и большой нож с широким лезвием. 
Старик дает квадрат Георгию: «Помоги привернуть к стене», - скрывается за дверью. Выходит с большой тыквой батат, похожей на шею и голову человека.
Осматривает ее: «Все равно она сгнила бы, смотри какие пролежни!» - Показывает Георгию темные пятна на тыкве.
Георгий прикручивает плоский квадрат с отверстиями.
Получилось что-то вроде баскетбольного щита - стена дома, а вместо кольца, - плоский квадрат с дыркой.
       - И что это будет? Если тыква, - это мяч, то он туда пролезет только наполовину и застрянет.
       - Это то, что нужно. Ничего не будем обрезать. Попробуем вставить.
Опускает тыкву узкой частью в отверстие. Вверху торчит нечто похожее на голову с застрявшей и торчавшей снизу «шеей» в отверстии.
Георгий так и не догадывается о цели упражнения: «Если только швырять и пытаться надеть на «голову» шляпу?»
Старик снова уходит в дом. Вскоре выходит совсем другим человеком. Это взгляд охотника перед мордой тигра. Его пружинистая приседающая на каждом полушаге фигура и две ладони, выставленные вперед, как у бойцов единоборцев в Кунг-фу.
       - Стой в центре все время лицом ко мне. Бить не буду!
Георгий с недоверием выходит на середину.
Старик с криком подскакивает к нему на расстоянии метра, проводит молниеносно какие-то выпады руками. Это длится не более полутора секунд. И снова он отскакивает на метр.
Георгий с испугом делает два шага назад.
Старик продолжает свою пружинистую круговую пляску с чуть заметными приседаниями.
Так длится минуту.
       - У меня уже голова кругом идет, хватит!
       -  Отойди к мусорному баку!
И вдруг он отскакивает к забору, разворачивается и с коротким криком «Ха!» быстрым движением руки посылает что-то в сторону «головы» тыквы.
Георгий не верит глазам. В шею тыквы вонзилась, видимо, какая острая и длинная «игла». На ее конце свисает еще не успокоившаяся от попадания короткая шелковая нить, распушенная внизу.
И снова, после подскоков, приседаний, уверток: «Ха-а!» - и новая стрела теперь в голове тыквы трясет шелковой нитью.
Старик падает, делает кувырок, привстает на одной руке и снова метает «иглу» в сторону «головы». И уже третья нить трясется возле первой.
Георгий не может поверить, и с вытаращенными глазами наблюдает за Стариком.
Тот «ныряет» на землю, как в воду с тумбочки, коснувшись земли двумя руками, откуда-то выхватывает очередную «иглу», чуть привстает и почти у самого забора мечет ее в сторону «головы». И уже следующий распушенный конец трясется рядом с двумя.
Это были невиданные цирковые трюки. Предпоследний был бросок с высоким подскоком. А последний, - почти в горизонтальном положении над землей в воздухе.
И эти убийственные стрелы были в кучке рядом с первыми.
       «Вот это, да-а!», - изумленно восклицает Георгий.
Отрывисто дышащий Старик стоит у забора напротив тыквы. Он держит кулак у груди, обхватив его пальцами другой, и что-то тихо говорит непонятное. Потом слегка кланяется.
       - Такое я вижу в первый раз! - еще не придя в себя, говорит Георгий.
       - Я очень надеюсь, что и в последний.
Георгий подходит к «голове», рассматривает.               
       - Чтобы такое сотворить, - восхищенно говорит Георгий, - нужно тренироваться в день по нескольку часов. Я никогда тебя не видел за этим занятием!    
Старик уже вынул свои смертоносные стрелы из «шеи» и «головы» пять раз убитой тыквы.
Георгий осторожно берет одну и рассматривает: «Это - 1Х18Н9Т, или, - нержавеющая хромо-никелевая сталь, из которой на 70% состоят все ракеты.
        - Да, это нержавейка, - уважительно взглянув на ученика, ответил тот.
        - Трехгранная? – Георгий удивленно ее рассматривает.
Берет тремя пальцами, взвешивает на руке.
       - Но изготовлена по всем законам аэродинамики! У нее центр тяжести в первой трети, иначе бы, даже эти стабилизирующие нити не смогли бы удержать ее в управляемом полете!
Старик отбирает «иглу».
        - Посмотрел и хватит!
        - Дай и мне попробовать, Старик! – возмутился Георгий.
        - Нет! И забудь, что ты здесь видел!               
Георгий с обидой смотрит на Учителя.
Старик вынимает откуда-то кожаный мешочек, бережно кладет все «иглы» в него и затягивает шнурок. Уносит в дом.
Георгий вынимает тыкву, рассматривает отверстия.
Старик возвращается и принимается откручивать шурупы с алюминиевого квадратика.
       - Даже с одной такой дырочкой в шее враг уже не жилец! - крутит головой ученик, уважительно смотрит на Учителя. - Теперь я верю, что, как ты говорил, и блюдцем за обедом можешь сломать врагу переносицу. Но вот сделать слюну кислотой и плевком в глаз…
Старик уже отвернул шурупы и собирается относить квадрат и ящичек с инструментами. Кладет их на столик.
       - Смотри сюда! - глазами показывает на муху, сидящую на стене дома, пьющую сок тыквы.
Старик глубоко вдыхает, с шумом выдыхает. Втягивает живот, делает несколько конвульсивных движений, плюет на муху. Та, пошевелившись в клейкой жидкости, замирает.
Георгий, изумленно, молча, переводит взгляд на Старика.
Тот забирает ящичек и квадрат и скрывается за дверью.

  Дворик Шенли, вечер. За столиком ужинают Шэнли, Старик, Георгий.
Перед каждым тарелка.
        - Ну, что, приступим, друзья! – улыбается Шэнли. - Сегодня у нас на ужин тушеный баклажан. Мы всегда его готовим с бататом, обжаренном на оливковом масле. Вместе с баклажаном тушим зеленый перец. Добавляем чеснок. Всегда на столе соевый соус, оливковое масло. 
        - Очень калорийная и полезная еда, - ест и машет головой Старик.
        - Нет, нет! А как же без супа на ужин? После баклажана будет суп с кальмаром, креветками, мидиями. Туда кладу, обычно, брокколи, морковь. Уже несу.
Скрывается за дверью. Вскоре выходит с кастрюлькой.
        - Я уже не раз ел китайские супы, и они очень мне по вкусу, - хвалит Георгий.
        - Утка у меня раз в неделю. Курица – три раза. Морепродукты три раза. А вообще я живу бедно. Так что, - извините дорогие гости. Жил бы побогаче, я вам бы поставил такие деликатесы, – пальчики оближешь.
        - Не переживай Шэнли! Многие живут еще беднее. Так что, спасибо тебе за приют, и ты нам еще готовишь такие угощения!
        - Завтра на обед я приготовлю вам утку. Вот тогда вы распробуете настоящую китайскую кухню. Мало кто, кроме китайцев, понимает толк в такой еде.
        - Все китайцы мастерски ее готовят. Но это жирная пища, - уплетая овощи говорит Старик.
         - А на третье, я достану заветную коробочку редкого высокогорного китайского чая с местными цветами, которые растут только в моей китайской провинции на высоте полторы тысячи метров. Вы нигде не сможете попробовать такого. Такой чай мы будем пить по всем законам чайной церемонии. Его у нас пьют только так! С дорогими гостями.
        - Я слышал, что китайская кухня одна из самых лучших в мире. В китайские рестораны любят ходить во всех странах, - не отрывая головы от блюда, говорит Георгий. 
        - И главное, у вас очень полезное сочетание продуктов.
        - Я знаю, что и ты, Шэнли, передавал мне еду, когда я бомжевал в парке. Обязательно передавай еще раз мой поклон Суну. Без ваших передач мне совсем было бы плохо, - говорит бывший бомж.
        - Да, русский брат! Мы, китайцы, многим обязаны вам, русским в СССР. Вы очень много для нас сделали. И очень жаль, что наша молодежь этого не знает и не ценит. Поэтому, я очень рад, мой русский друг, хоть чем-то тебе помочь. Да и Старику я до конца дней моих буду благодарен за лечение.

«Спальня» Георгия и Старика
Георгий лежит на нижних нарах. Душно.
       - Ха! Ха! Ха! Ха! – слышит во дворике негромкие резкие выдохи Старика.
  Георгий открывает глаза, прислушивается.
Старик явно делает какие-то упражнения.
Снова повторяются его «Ха!».
Георгий делает «потягивания», как собака. Открывает глаза. Полная темень.
       - Вот неугомонный! И с чего это он в такую рань? Да еще впервые без него? Сейчас спросит: «Делал ли ты упражнения для головы в постели?» - громко зевает Георгий.
        - Надо бы сделать… и спросить, чего это он без него? - снова слышатся звуки Старика.
Георгий выходит: «Утра доброго тебе, Старик! Однако, уже можно различить предметы. Чего это ты без меня?»
Старик продолжат делать свои упражнения. Георгий с удивлением смотрит на Учителя.
       - Такие, Старик, ты мне не показывал. Такие, - я видел в книгах про бойцов Кунг-Фу буддийского монастыря Шаолинь!
Георгий в сторонке начинает делать «свои», - на растяжку, не сводя глаз с Учителя.
Старик делает очередные упражнения.
       - Может тебе лучше не ходить сегодня? - успокаивая дыхание, спрашивает Старик.               
        - А с чего это ты взял? А-а, ты о слежке? Скорее ты ошибаешься.               
        - Я был бы рад ошибиться.