Элкан Лаблинер, американец

Автор: Монтегю Гласс.Авторские права, 1911, 1912 год.
*********
Noblesse Oblige 3. Отчет Аппенвайера 33. Матч за Элкана Люблинера 81
Высококачественные линии 147 Одна из басен Исава 196
История двух кресел эпохи Якова I 250.Кисло-сладкое 288
***
Дворянское обязательство

Полаткин и Шейковиц берегут честь своих семей


— Ну, Филипп, — воскликнул Маркус Полаткин, обращаясь к своему партнёру Филиппу Шейковицу,
когда они сидели в демонстрационном зале их магазина одним июньским утром, — даже если в письме плохие новости, не стоит так расстраиваться. Когда человек преуспевает здесь, а _люди в России_
узнают об этом, поймите меня, они всё время шлют ему плохие
новости. У меня в Минске есть двоюродный брат по имени Пинкус Люблинер, понимаешь, и каждый раз, когда он мне пишет, понимаешь, у него умирает родственник, и он хочет, чтобы я помог оплатить похороны. Можно подумать, что я из Общества бесплатных похорон, так он себя ведёт.

 — Конечно, я знаю, — ответил Филип, складывая письмо, — но это что-то новенькое. Послушайте, Маркус, он сидит и играет в карты со своим домовладельцем, и тут в окно влетает пистолет, и домовладелец падает замертво.

«А вам-то какое дело до домовладельца?» — возразил Полаткин. «Если бы
если бы убили вашего зятя, это было бы совсем другое дело;
но когда человек является землевладельцем _в России_, поймите меня, самое меньшее, чего он может ожидать, — это то, что его время от времени будут убивать.»

«Я ничего не говорю о хозяине, — возразил Филип, — но мой зять пишет, что они там боятся за свою жизнь, и я должен
поскорее отправить им деньги на дорогу, чтобы он и его сын Йосель могли приехать в
Америку».

Полаткин вскочил на ноги и сердито посмотрел на своего партнёра.

"Ты хочешь сказать, что собираешься отправить этому бездельнику деньги, которые он
«Может, мне ещё и прийти сюда и пошарить в нашем магазине?»

«Что ты имеешь в виду под «пошарить в нашем магазине»? — спросил Филип. «Во-первых, Полаткин, я не говорил, что собираюсь посылать ему деньги, понимаешь? А во-вторых, если я захочу послать этому парню денег, чтобы он пришёл сюда, пойми меня, это моё дело». Кроме того,
когда ты называешь моего зятя бездельником и бродягой,
Полаткин, ты не знаешь, о чём говоришь. Его _Grossvater_,
_олав ха-холем_, был великим раввином Харкави Йоханноном Боррохсоном.

— Я уже слышал эту историю, — перебил Полаткин. — Парень — это
_Шлемиль_ и подонок, который не мог прокормить свою жену и
детей, поймите меня, и всегда оказывается, что его дедушка был
большим раввином в старой стране. Со мной так, Шейковиц, как только я слышу, что дедушка какого-то парня был большим раввином в старой стране, Шейковиц, я больше не хочу иметь с ним ничего общего. Если он работает на вас вместо вас, поймите меня, то он тратит ваше время на то, чтобы рассказывать операторам, каким большим раввином был его дед. А если он ваш клиент, Шейковиц, и вы напишете ему через десять дней после
счет просрочен, он должен заплатить вам то, что он вам должен, вместо этого он присылает
вы понимаете меня, он приходит в магазин и говорит вам,
какой большой раввин, что у него это для дедушки. _Готт сей Данк_ У меня нет
в моей семье нет рабонимов_ ".

"Конечно, я знаю", Филипп воскликнул: "твой отец был бы рад, если он
мог бы подписать свое имя даже".

Полаткин пожал плечами.

"Меня бы это _скорее_ обеспокоило, если бы вся моя семья не умела ни читать, ни писать.
Пока я могу подписываться своим именем и деньги лежат в банке, чтобы выкупить чек на сумму от пяти до десяти тысяч долларов, понимаете, что я имею в виду
Какая разница, если мой дедушка будет глухим, немым и слепым, Шейковиц?
 Более того, Шейковиц, поверьте, я бы скорее взял в партнёры одного живого бизнесмена, чем миллион мёртвых раввинов, и не забывайте об этом. Так что, если вы собираетесь провести всё утро, крича на меня из-за этого письма, Шейковиц, мы можем с тем же успехом закрыть магазин и разойтись.

С этим ультиматумом Маркус Полаткин быстро направился в
монтажную, а Филип Шейковиц пошёл искать бригадира
производственный отдел и взял экземпляр утренней газеты. Она была напечатана на диалекте Нижнего Ист-Сайда, и Филип отнёс её к своему столу, где больше получаса попеременно то просматривал колонку объявлений о пароходных перевозках, то делал пометки на обратной стороне конверта. Это была стоимость поездки для двух человек из
Из Минска в Нью-Йорк, основываясь на смутных воспоминаниях Филиппа о его собственной
эмиграции пятнадцать лет назад, в сочетании с его опытом
путешествующего продавца в южных штатах, продававшего недорогие
брюки.

Наконец он закончил свои расчеты и с тяжелым вздохом надел
шляпу как раз в тот момент, когда его напарник вернулся из монтажной.

"Ну!" - воскликнул Полаткин. "Куда ты теперь?"

"Я отлучусь куда-нибудь на полчаса", - ответил Филип.

"Зачем?" Спросил Полаткин.

"Зачем - это мое дело", - ответил Филип.

— Ваше дело? — воскликнул Полаткин. — В девять часов утра
один из партнёров надевает шляпу и собирается уходить, _verstehst du_, и
когда другой партнёр спрашивает его, куда он идёт, это его дело,
_sagt er_! Зачем вы вообще сюда приходите, Шейковиц?

«Я спускаюсь сюда, потому что у меня есть такой партнёр, Полаткин, что, если бы
я хоть раз его не увидел, я бы вообще не знал, на каком я свете, —
возразил Шейковиц. — Более того, тебе не стоит беспокоиться,
Полаткин; ради себя самого я бы вернулся как можно скорее».

Однако, несмотря на оскорбительные реплики, которыми сопровождался уход Филиппа,
вернувшись, он обнаружил, что Полаткин пребывает в прекрасном расположении духа
благодаря заказу на тысячу долларов, пришедшему с десятичасовым почтовым отправлением; и
Филипп сам почувствовал прилив сознательной добродетели, сопровождающий
Совершив благое дело с экономической точки зрения, он сразу же вступил в дружескую беседу со своим партнёром.

 «Ну что ж, Маркус, — сказал он, — я отправил им билеты, и если ты не против, чтобы Боррохсон работал здесь, я мог бы легко найти ему работу где-нибудь в другом месте».

— Если у нас здесь есть вакансия, Филип, какая мне разница, если этот парень придёт сюда работать, — ответил Полаткин, — если он будет получать столько же, сколько кто-то другой?

 — Что я могу сделать, Маркус? — ответил Филип, снимая шляпу и пальто, чтобы погрузиться в изучение стопки образцов.
- Я должен заботиться о своей собственной плоти и крови, не так ли? И если бы моя
сестра Лия, олав ха-шолом, была бы жива сегодня, я бы собрал их здесь повсюду
Давным-давно. Разве я не прав?"

Polatkin пожал плечами. "В вопросах семьи одного из партнеров не советую
другие вообще", - сказал он.

«Конечно, я знаю, — заключил Филип, — но когда у парня есть такой партнёр, как он, умный, современный парень, который заботится о своём партнёре, понимаете, тогда я имею право спросить у него совета по семейным вопросам, не так ли?»

И с этими медоточивыми словами тема эмиграции семьи Боррохсон была
закрыта до получения следующего письма из Минска примерно четыре недели спустя.

"Ну, Маркус," — воскликнул Филипп, прочитав его, — "он будет здесь
в субботу."

"Кто будет здесь в субботу?" — спросил Полаткин.

— Боррохсон, — ответил Филип, — и мальчик с ним.

Полаткин поднял брови.

"Скажу тебе правду, Филип, — сказал он, — я удивлён, что
ты об этом спрашиваешь."

— Что значит «удивлён, что ты об этом спрашиваешь»? — спросил Филип. — Разве я не отправляю ему проездные билеты?

— Конечно, я знаю, что ты отправляешь ему билеты, — продолжил Полаткин, — но все говорят одно и то же, Филип, и поэтому я говорю тебе, Филип, что удивлён, услышав, что он приедет. Потому что, судя по тому, что все мне рассказывают, это чудо, что парень не продал билеты и не проиграл деньги.

"Что ты несешь чушь, продавая билеты!" Филип вскричал
с негодованием. "Этот парень порядочный, респектабельный парень, даже если он
был бы бедняком".

"Он не такой бедный," Polatkin возразил. "Вор не должен быть
бедный, Scheikowitz".

"Вор!" Филипп воскликнул.

— Вот именно, — продолжил Полаткин, — и к тому же умный вор,
Шайковиц. Гифкин говорит, что он мог бы украсть пуговицы с брюк полицейского
и продать их за настоящие деньги, понимаешь, и его всё равно бы не поймали.

 — Гифкин? — переспросил Филип.

«Мейер Гифкин, который работает на нас уже два года, Шейковиц, — порядочный, уважаемый человек», — настойчиво говорил Полаткин. «Если Гифкин что-то говорит, Шейковиц, на это можно положиться, и он говорит мне, что живёт в Минске в одном доме с этим парнем Боррохсоном,
и ты такой отъявленный игрок, каким является этот парень Боррочсон.
ни за что не поверишь.

- Это говорит Мейер Гифкин? Филип ахнул.

"Настолько уверен, что он работает здесь помощником закройщика", - продолжил Полаткин.
«И если ты думаешь, что этот парень, Боррохсон, придёт работать на наше место, Шейковиц, то ты ошибаешься, и это всё, что я могу сказать».

Но Филип не стал дожидаться окончания ультиматума своего партнёра и, когда Полаткин закончил, уже стоял на пороге монтажной.

«Гифкин!» — взревел он. «Я хочу задать тебе вопрос.»

Помощник резчика отложил свои ножницы.

"Чем я могу вам помочь, мистер Шейковиц?" — почтительно спросил он.

"Вы можете надеть шляпу и пальто и уйти отсюда, пока я вас не выгнал," — ответил Филип, не раскрывая сути своего вопроса.
 «И, кроме того, если мой зять Боррохсон — такой подонок, каким ты его называешь, то, когда он приедет сюда в субботу, он тебя прикончит, потому что, Гифкин, подонок-игрок и вор вполне может быть и убийцей. Но если он не такой вор и игрок, каким ты его называешь, то я тебя арестую».

— Меня арестовать? — воскликнул Гифкин. — За что?

 — За то, что вы обозвали кого-то вором, хотя он им не является, — заключил Шейковиц. — Так что вам лучше убраться отсюда, пока я не позвал полицейского.

— Но, мистер Шейковиц, — возразил Гифкин, — кто вам сказал, что ваш зять — вор и игрок?

 — Вы прекрасно знаете, кто вам это сказал, — ответил Шейковиц. — Вы сказали это моему партнёру, Гифкину. Вот кто вам это сказал.

«Но я сказал ему, что он не должен никому рассказывать, — продолжил Гифкин. — Разве я виноват, что ваш партнёр такой болтун? И, в любом случае, мистер Шейковиц,
Предположим, я скажу, что ваш зять — игрок и вор, я знаю, о чём говорю; и, кроме того, если бы я работал там, где не мог бы вообще раскрыть рта, мистер Шейковиц, я бы не хотел там работать, вот и всё.

Он надел шляпу и пальто с таким достоинством, что на мгновение
Шейковиц чувствовал себя так, словно терял старого и ценного сотрудника,
и это впечатление впоследствии усилилось из-за поведения Полаткина,
когда он узнал об уходе Гифкина. Действительно, сторонний наблюдатель мог бы
Предполагалось, что жена, мать и десять детей Полаткина погибли
во время общей катастрофы и что посыльный был неосторожен, сообщая
эту новость, потому что в течение почти получаса Полаткин
качался и трясся в своём кресле и бил себя в лоб сжатым кулаком.

 «Ты проливаешь мою кровь», — простонал он Шейковицу.

«Какого чёрта ты несёшь чушь!» — заявил Шейковиц. «Судя по твоему поведению, ты думаешь, что мы платим этому парню пять тысяч долларов в год, а не пятнадцать долларов в неделю».

«Дело не в том, что парень получает от тебя, Шейковиц, а в том, что ты получаешь от него, — взвыл он. — Гифкин действительно стоил нам пять тысяч долларов в год».

 «Пять тысяч пуговиц!» — воскликнул Шейковиц. «Ты поднимаешь шум из-за пустяков».

Но когда на следующий день Полаткин и Шейковиц узнали, что Гифкин
нашёл работу у их ближайших конкурентов, Филип начал сожалеть
о поспешности, с которой он уволил своего помощника, и в пристыженном молчании
снёс упрёки своего партнёра. Таким образом, к пятнице днём
Полаткин исчерпал своё негодование.

— Что ж, Филип, — сказал он, когда подошло время закрытия, — не стоит
плакать над пролитым молоком. Во сколько прибывает корабль?

 — Сегодня вечером, — ответил Филип, — а пассажиры покинут остров
завтра. Почему ты спрашиваешь?

— Потому что, — сказал Маркус, слегка покраснев, — суббота не такой уж загруженный день, и я подумал, что мог бы пойти с тобой. Может, я мог бы тебе помочь.

 * * * * *

 Поездка Филиппа с напарником на остров Эллис на следующее утро
так вывела его из себя, что он едва сдерживался.
он спросил, был ли ожидаемый иммигрант его родственником или Полаткина,
потому что на протяжении всего путешествия Маркус был занят тем, что строил планы на будущее Боррохсонов.

"Первое, что нужно сделать с новичком, Филип, — сказал он, — это выучить его английский. Если бы парень
не умел говорить, он бы ничего не смог сделать, понимаешь, так что с этим
парнем, особенно молодым, не стоит поощрять его разговоры.
Филип вежливо кивнул.

"Возьми, к примеру, меня," продолжил Маркус; "через полгода после того, как я
приземлился,
Филип, я уже говорю по-английски так же хорошо, как врач или
юрист. И как я этого добился? В вечернюю школу я хожу только для того,
чтобы меня научили писать, _verstehst du_, _aber_ с самого начала старик
Файнрубин берёт меня в оборот и говорит со мной только по-английски. И если я его понимаю, то _schon gut_; а если я его не понимаю, то он даёт мне _потч_ по голове, Филип, и в следующий раз, когда он это скажет, я его хорошо пойму. И так нужно поступать с молодым человеком, Филип. Держу пари, он бы не отказался.
Лучше учить английский, чем получать пощёчины каждые десять минут.

Филип снова кивнул, и к тому времени, как они подошли к ограждению,
отделяющему родственников иммигрантов, он уже настолько привык к
разговору Маркуса, что воздержался даже от формального «Угу».
Они сидели на жёсткой скамье больше получаса, пока служители выкрикивали
распространённые фамилии из всех стран, от Ирландии до азиатской Турции,
и наконец имя Боррохсон заставило Филипа встать. Он бросился к воротам, за ним последовали
Маркус, как раз в тот момент, когда появился низкорослый парень лет пятнадцати, пошатываясь под тяжестью огромного свёртка, покрытого тканью.

"Дядя Филипп," — закричал парень, роняя свёрток.  Затем, обняв
Маркуса за шею, он осыпал его поцелуями, пока Филипп не оттащил его в сторону.

"Я твой дядя," — сказал Филипп на _еврейском немецком_.  "Где твой
отец?"

Не ответив на вопрос, Йосель Боррохсон схватил Филиппа за горло и подверг его второму, более жестокому поцелую. Прошло несколько минут, прежде чем Филиппу удалось высвободиться из объятий племянника.
Он обнял его и не слишком нежно подвёл к стулу.

"Не обращай внимания на поцелуи," сказал он; "где твой отец?"

"Его здесь нет," ответил Йосель Боррохсон, густо покраснев.

"Я вижу, что его здесь нет," ответил Филип. "Где он?"

"Он в Минске", - сказал молодой Боррочсон.

"В Минске?" Филипп и Марк воскликнули в один голос, а затем Маркус сел
на скамейку и раскачивался взад-вперед в экстазе веселья.

"В Минске!" - истерически выдохнул он и хлопнул себя по бедрам, чтобы выразить свои эмоции.
"Вы когда-нибудь слышали подобное?" - Спросил я. "Вы когда-нибудь слышали подобное?"

— Послушайте, Полаткин, — взмолился Филипп, — не выставляйте себя дураком.

— Что я вам говорил? — огрызнулся Полаткин, но Филипп повернулся к племяннику.

— Что ваш отец сделал с билетом и деньгами, которые я ему отправил? — спросил он.

"Он продал билет и потратил все деньги на свадьбу", - ответил мальчик
.

"На свадьбу?" Филип воскликнул. "На какую свадьбу?"

"Свадьба с вдовой", - сказал мальчик.

"С вдовой?" Филипп и Марк воскликнули в унисон. "С какой вдовой?"

— Вдова хозяина, — застенчиво ответил мальчик.

А потом, когда ему больше нечего было делать, он закрыл лицо руками и громко заплакал.

 «Ну, Филипп, — сказал Маркус, садясь рядом с юным Боррохсоном, — разве мальчик может что-то поделать, если его отец — _Ганеф_?»

Филипп ничего не ответил, и вскоре Маркус наклонился и поднял с земли свёрток.

— «Пойдём, — мягко сказал он, — поднимемся в магазин».

Поездка в центр города не обошлась без неприятных моментов, поскольку из-за размера свёртка они не только не смогли сесть в метро или на надземном транспорте, но и спровоцировали кондуктора на Бродвее на то, что Маркус счёл
Он был настолько предвзят и нелиберальен в своём отношении к неограниченной иммиграции,
что едва не получил кровоизлияние в мозг, возмущаясь этим. В конце концов они
уговорили водителя трамвая взять их пассажирами, и прошло почти полчаса,
прежде чем они добрались до Десбросс-стрит; но после того, как дюжина кондукторов
по очереди отказались принять их пересадочные билеты, они остаток пути
прошли пешком.

Филип и юный Боррохсон несли злополучный узел, потому что Маркус
наотрез отказался им помогать. С каждым шагом его энтузиазм угасал.
Его настроение ухудшилось, так что, когда они наконец добрались до Вустер-стрит, его отношение к племяннику партнёра полностью изменилось.

"Не приноси сюда эту штуку, — сказал он, когда Филип и юный Боррохсон вошли в демонстрационный зал с пакетом, — оставь её в магазине. Тебе вообще не следовало приводить сюда этого мальчишку."

— Что ты имеешь в виду, говоря, что приводишь его сюда? — закричал Филип. — Если бы ты не вмешивался, я бы отвёл его к кузине моей сестры на Питт-стрит.

Маркус бросил шляпу на стол для образцов и тяжело опустился на стул.

"Вот и вся благодарность, которую я получаю!" он заявил с горечью
подчеркнуто. "Прямо в напряженный сезон я бросил все, чтобы помочь тебе
, а ты вот так набрасываешься на меня".

Внезапно он вскочил на ноги и, схватив сверток обеими руками,
яростно швырнул его в дверной проем.

- Отведите его на Питт-стрит, - сказал он. "Возьми его ко всем чертям, мне все
уход. Я с ним покончил.

Но Филип проводил своего племянника только до угла
Канал-стрит, и когда через час Йосель Боррохсон вернулся со своим
дядей, его сапоги были навсегда отброшены в сторону, а мятая
Полувоенная форма была сменена на аккуратный серый костюм из оксфорда.
Более того, и он, и Филип сытно поели, выпили кофе с булочками и
соответственно были готовы более оптимистично смотреть на жизнь, особенно Филип.

"_Оставайся здесь_," — сказал он, подводя юного Боррохсона к стулу в
монтажной. "_Я скоро вернусь._"

Затем, памятуя о совете своего партнера, он перешел на английский. "Штай"
здесь, - повторил он громким отрывистым голосом. "Я бы сейчас вернулся.
_Verstehst du?_"

- Да-с, - ответил Йосель, произнося свое первое слово по-английски.

С довольной ухмылкой Филип вошёл в демонстрационный зал, где Полаткин сидел, вытирая крошки от запоздалого обеда, состоявшего из двух дюжин сосисок и банки кофе.

"_Ну_," примирительно сказал он, "что на этот раз?"

"Маркус," начал Филип, кивнув в сторону монтажной, "я хочу показать тебе кое-что на картинке."

— Картина! — повторил Полаткин, поднимаясь на ноги. — Что ты имеешь в виду под картиной?

 — Пойдём, — сказал Филипп, — я тебе покажу.

 Он повёл его в монтажную, где Йосель ждал возвращения дяди.

— Что ты теперь о нём думаешь? — спросил Филип. — Разве он не
симпатичный молодой человек?

Маркус неопределённо пожал плечами.

"Посмотри, какие у него ясные глаза, — настаивал Филип. — По одному
взгляду на него можно сказать, что он из хорошей семьи.

— Он выглядит как любой другой мальчик, — сказал Маркус.

"Но даже если бы тебе никто не сказал, Маркус, ты бы и сам
по его лбу — а голова у него большая — понял бы, что в семье есть
_Рабоним_".

"Ого!" — воскликнул Маркус. "По его голове сразу видно, что
его дедушка — раввин, как вы могли заметить по его рукам, а отец — мошенник. Он нетерпеливо отвернулся. «Так что вместо того, чтобы нести всякую чушь, Филип, ты должен заставить мальчика подметать пол, — продолжил он. — Для начала мы бы взяли с него три доллара в неделю, а если мальчик быстро освоится, мы могли бы дать ему четыре».

Обучая своего племянника английскому языку, Филипп Шейковиц не придерживался какой-то определённой педагогической системы, но он так удачно сочетал методы Оллендорфа, Шарденаля, Ана и Полаткина, что за несколько
К тому времени у Джозефа был довольно обширный словарный запас. Конечно, каждое
второе слово давалось ему ценой шишки на голове, но, если не считать лёгкого звона в левом ухе, который сохранялся почти полгода, метод обучения Полаткина оправдал себя, и к концу года речь Джозефа ничем не отличалась от речи его работодателей.

«Разве это не чудесно, что этот мальчик так хорошо ладит со всеми?» — заявил Филип своему партнёру, когда приближалась первая годовщина высадки Джозефа. «Честно говоря, Маркус, этот мальчик
говорит по-английски так, словно уже родился здесь.

"Конечно, я знаю", - согласился Маркус. "Он слишком много может сказать в свое оправдание
. Только сегодня утром он сказал мне, что хочет прибавки к зарплате до шести долларов в неделю
.

"Разве можно его винить?" Мягко спросил Филип. "Он здесь хорошо работает,
Маркус".

"Йоу! он хорошо работает! — воскликнул Маркус. — Он свеж, как огурчик, Шейковиц. Если бы ты хоть немного его подбодрил, Шейковиц, он бы стоял и разговаривал с тобой весь день.

 — Со мной он так не делает, — возразил Филип. — Я часто его о чём-нибудь спрашиваю.
расспрашивает о людях на старой родине, и он всегда говорит мне:
"С такими новичками, как они, я вообще не утруждаю себя ". Называет его
отец еще новичок!"

Маркус нетерпеливо взмахнул правой рукой.

"Он мог бы назвать своего отца намного хуже", - сказал он. "Ну, это
_Ганеф_ даже не написал тебе ни строчки с тех пор, как мальчик приехал сюда. Он
не только мошенник, Шейковиц, но и сердце у него каменное.

Филипп пожал плечами.

"Какая разница, мошенник он или нет?" — возразил он. "Мальчик'
в любом случае, всё в порядке. Да, Маркус, мальчик — это то, что можно
по-настоящему назвать драгоценностью.

 — _Убирайся!_ — с отвращением закричал Маркус, — драгоценность!

 — Именно это я и сказал, — продолжил Филип, — драгоценность. Скажите мне, Маркус, сколько вы найдёте мальчиков, которые получают от трёх до пяти долларов в неделю и за год откладывают сто долларов, понимаете, и приходят ко мне только сегодня утром и говорят, что я должен взять деньги за то, что стоит его содержание, пока он учит язык, и за то, что стоит покупка ему одежды, когда он впервые сюда приедет. Предположим, его отец
мошенник, Маркус, я прав или нет?

"Болтовня ничего не стоит, Шейковиц", - парировал Маркус. "Он только говорит, что он бы
платить вам деньги, Scheikowitz, не так ли?"

Филип порылся в кармане и достал пачку потрепанных однодолларовых банкнот.
он сердито швырнул их на стол для образцов.

"Пересчитайте их", - сказал он.

Маркус снова пожал плечами.

"Какое мне до этого дело?" — сказал он. "И вообще, Шейковиц, должен сказать,
я удивлён. Бедняга копит сто долларов из того, что мы ему здесь платим, а ты на самом деле забираешь эти деньги
от него. Разве ты не можешь позволить себе потратить на мальчика сто долларов?

 — Конечно, могу, — ответил Филип, пряча купюры в карман. — Конечно, могу,
и я так и сделаю. Я собираюсь взять эти деньги и положить их в банк для мальчика, Полаткин, и ещё сто долларов в придачу, а когда мальчику исполнится двадцать один год, у него всё равно будет пара сотен долларов в сберегательном банке.

Полаткин смущённо кивнул.

"Кроме того, Полаткин, — продолжил Филип, — если вы так заботитесь о мальчике, как говорите, поймите меня, я бы хотел
у вас есть предложение. С тех пор, как Gifkin покидает нас, вы понимаете, мы получаем в
нашей монтажной один шлемиль за другим. Не так ли? Только вчера
нам пришлось уволить того молодого парня, которого мы взяли на прошлой неделе, поймите меня,
и если мы возьмем кого-нибудь другого на его место сегодня, Полаткина, шансы
- это значит, что мы избавимся от него завтра же, и так далее.

Полаткин снова кивнул.

«Итак, что же толку говорить, Полаткин?» — заключил Филип.
 «Давайте возьмём Джо Боррохсона и научим его быть резчиком, и через
шесть месяцев, Полаткин, я готов поспорить, что он будет таким же хорошим резчиком, как и все остальные».

В этот момент Полаткин поднял руку ладонью вперёд.

«Остановись прямо здесь, Шейковиц», — сказал он. «Вы выставляете себя дураком, Шейковиц, потому что, Шейковиц, признавая, что мальчик хороший, поймите меня, в конце концов, он всего лишь мальчик, не так ли, и если вы собираетесь сделать шестнадцатилетнего мальчика помощником резчика, поймите, самое меньшее, чего мы можем ожидать, — это то, что наши клиенты вернут нам половину товара».

"Но..." - начал Шейковиц.

"Но, ничего, Шейковиц", - перебил Полаткин. "Сегодня утром я видел
Это Мейер Гифкин с Канал-стрит, и он больше не работает на этих придурков.
Я спросил его, не хочет ли он вернуться сюда за ту же зарплату, и он сказал, что да, при условии, что этот парень, Боррохсон, не прикончит его.

«Что значит «прикончит его»? — воскликнул Шейковиц. — Ты хочешь сказать, что он боится такого парня, как Джо Боррохсон?

 — Не Джо Боррохсона, — ответил Полаткин. — Он всё время думает, что твой зять Боррохсон придёт сюда со своим парнем и будет работать у нас, и когда я сказал ему, что этот мошенник не
Мейер говорит, что впервые слышит об этом, иначе он бы уже давно попросил вернуть его на работу. Так что он говорит, что зайдёт к нам сегодня днём.

 — Но… — снова начал Шейковиц.

"Кроме того," Polatkin поспешно, "если бы я нашел племянника в
мое место, Scheikowitz, я бы damsight раньше он остается работать на
шток, пока он не знает достаточно о продаже товаров на дорогу, как это он узнает
для резца. Не так ли?

Шейковиц тяжело вздохнул в знак капитуляции.

— «Ладно, Полаткин, — сказал он, — если ты так решительно настроен на это».
вот, парень, Гифкин вернулся, продолжай. Но одну вещь я должен тебе сказать:
Если вы забираете парня, в которого однажды выстрелили, поймите меня правильно, он
ведет себя настолько независимо, что вы вообще ничего не могли с ним поделать ".

"Оставь это мне" Polatkin сказал, как он начал на раскройном цехе
и когда Scheikowitz последовал за ним, он обнаружил, что Gifkin уже
приехали.

— «Как дела, мистер Шейковиц?» — воскликнул Гифкин, и Филипп ответил на приветствие сдержанным кивком.


"Надеюсь, вы не держите на меня зла,"— начал Гифкин.

"Я держу на вас зло?"— воскликнул Шейковиц. "Полагаю, вы
«Не забывайся, Гифкин. Босс не держит зла на парня, который работает в его заведении, Гифкин; в противном случае парня уволят, и он останется уволенным, Гифкин».

В этот момент Полаткин, выступавший в роли миротворца, отвлек их внимание.

"Джо, — обратился он к молодому Боррохсону, проходившему мимо двери монтажной, — зайди на минутку."

Когда Джо вошел, он повернулся к Гифкину.

"Полагаю, вы видели этого молодого парня раньше?" - спросил он.

Гифкин с минуту пристально смотрел на Джо.

"Мне кажется, я где-то видел его раньше", - ответил он.

— Конечно, ты его раньше видел, — ответил Полаткин. — Его зовут Боррохсон.

 — Боррохсон! — воскликнул Гифкин, и Джо, который покраснел от пристального взгляда, которым его окинули, начал бледнеть.

 — Конечно, Йосель Боррохсон, сын твоего старого соседа, — объяснил Полаткин, но Гифкин медленно покачал головой.

"Это не Yosel Borrochson", - заявил он, и тогда он был, что
Polatkin и Scheikowitz впервые заметил замешательство Джо. Действительно, даже
пока они смотрели на него, черты его лица раз или два судорожно дрогнули, и
он упал без сознания на пол.

В последовавшей за этим суматохе о сделанном Гифкином открытии
на время забыли, но когда Джо снова пришёл в себя,
Полаткин отвёл Гифкина в сторону и потребовал объяснений.

"Что вы имеете в виду, говоря, что мальчик не Йосель Боррохсон?" — спросил он.

"Я имею в виду, что мальчик не Йосель Боррохсон," — нарочито медленно ответил Гифкин. «Я
знаю этого мальчика, мистер Полаткин, и, кроме того, у мальчика Боррохсона
один глаз подбит, в него попал камень, когда ему было всего четыре года. Разве я не знаю этого, мистер Полаткин, ведь я своими глазами видел, как этот мальчик бросил камень?»

— Ну, так кто же этот мальчик? — настаивал Маркус Полаткин.

 — Его зовут Лаблайнер, — ответил Гифкин, — а его отец был
Пинкус Лаблайнер, тоже мошенник, мистер Полаткин, который мог украсть что угодно, от зубочистки до омнибуса, понимаете ли.

 — Пинкус Лаблайнер! — хрипло повторил Полаткин.

«Именно так я и сказал», — продолжил Гифкин, не замечая, что
наступает на грабли. «Пинкус Лаблайнер, который, честно говоря, мистер Полаткин,
на что только не пойдёт — настоящий Рошер, если уж на то пошло».

На мгновение глаза Полаткина гневно сверкнули, а затем он
с
с громким шлепком он ударил Гифкина по щеке.

"Лжец!" — закричал он. "Что ты имеешь в виду?"

Шейковиц, который нежно поливал голову Джо Боррохсона водой, бросился вперед, услышав удар.

"Маркус, — воскликнул он, — ради всего святого, что ты делаешь? Ты не должен убивать парня только потому, что он ошибся и решил, что это не Джо Боррохсон.

— Он слишком часто ошибается, — взревел Полаткин. — Называет Пинкуса Лаблинера мошенником и убийцей, хотя его мать была сестрой моего отца.
 Ты когда-нибудь слышал подобное?

Он сделал угрожающий жест в сторону Гифкина, который съёжился в кресле.

"Послушай, Маркус," — спросил Шейковиц, — "какое отношение к этому имеет Пинкус Лаблайнер?"

"Самое прямое," — ответил Маркус, а затем его взгляд остановился на Джо Боррохсоне, который снова потерял сознание.

- О-о-о! Маркус вскрикнул. "Бедный мальчик мертв".

Он оттолкнул Филипа в сторону и побежал к кулеру с водой, откуда вернулся
с полным ведром для сбора капель. Его он вылил на Джо Боррочсона
лежачее тело, и через четверть часа тот пришел в себя.
навсегда. Тем временем Филип взял интервью у Мейера Гифкина с таким
успехом, что, когда он вошёл в офис фирмы в сопровождении Мейера Гифкина,
он буквально задыхался от ярости.

"Вор!" — закричал он. "Убирайся отсюда, пока я тебя не арестовал."

"С кем, чёрт возьми, ты разговариваешь?" — потребовал Маркус.

"Я разговариваю с Джозефом Боррочсоном", - ответил Шейковиц. "Вот с кем
Я разговариваю".

"Ну, здесь такого человека нет", - возразил Полаткин. "Здесь есть
только молодой человек по имени Элькан Люблинер, он мой родной
«Сестра отца — внук, и он не такой вор, как ты».

«А разве нет?» — возразил Филип. «Что ж, всё, что я могу сказать, — он вор, и вся его семья — воры, один хуже другого».

Маркус сердито посмотрел на своего напарника.

"Тебе следует быть осторожнее в своих высказываниях, — сказал он. "Может быть, ты
не знаешь, что дедушка этого мальчика со стороны его отца был
_реб_ Моша, большой _любительский Рав_, _чосид_ и _цадек_, если он когда-либо был.
"Какая разница?" - спросил я.

"Какая разница?" - Потребовал ответа Филип. - Он все равно крадет мой проездной билет.
Шурин.

— Я его не крал, — воскликнул бывший Джозеф Боррохсон. — Мой отец заплатил за него хорошие деньги, потому что Боррохсон сказал, что хочет жениться на вдове, и я тоже плачу сто долларов.

 — Ого! Твой отец заплатил за него хорошие деньги! — насмехался Филип. — _Ганеф_
— Держу пари, что твой отец тоже ворует деньги.

 — _Oser a St;ck_, — заявил Полаткин. — Я сам посылаю ему деньги, чтобы помочь похоронить его тётю, миссис Лебовиц.

 — Ты послал ему деньги? — воскликнул Филипп. — И своему партнёру ты ничего об этом не сказал!

"Какое тебе дело до того, что я посылаю деньги в старую
страну?" Возразил Маркус. "Ты спрашиваешь у меня совета, когда отправляешь
деньги в старую страну?"

"Но этот парень вообще не хоронил свою тетю", - сказал Филип.

"Да, он тоже хоронил", - возразил бывший Джозеф Боррочсон. "Вместо
сто баксов на похороны только за пятьдесят. Любой мог бы переоценить. Не так ли?

Маркус кивнул.

"Мальчик прав, Филип, — сказал он, — и вообще, какого чёрта этот бездельник
вмешивается сюда?"

Говоря это, он указал подбородком на Мейера Гифкина.

— Он не вмешивается, — заявил Филип, — он приходит сюда, потому что я ему сказал. Я хочу, чтобы ты покончил с этой чепухой, Полаткин, и нанял приличного помощника. Гифкин готов вернуться за двадцать долларов в неделю.

 — Так и есть, да? — воскликнул Маркус. — Ну, если он был готов вернуться за двадцать долларов в неделю, почему он не вернулся раньше? Теперь уже слишком поздно; у меня другие планы. Кроме того, двадцать долларов — это слишком много.

 — Вы прекрасно знаете, почему я не вернулся раньше, мистер Полаткин, — возразил Гифкин. — Я боялся за свою жизнь из-за этого убийцы Боррохсона.

Филип внезапно нахмурился.

"Мой партнёр прав, Гифкин," — сказал он. "Двадцать долларов — это слишком много."

"Нет, это не так," — заявил Гифкин. "Если бы я всё ещё работал на вас,
мистер Шейковиц, я бы уже получал больше двадцати долларов. И
разве я виноват в том, что вы меня увольняете? По закону я должен был подать на вас в суд.

«Что значит «подать на нас в суд»?» — воскликнул Филип. Он всё больше
злился, но Гифкин не обращал на это внимания.

«Потому что вы увольняете меня только за то, что я сказал, что мошенник — это мошенник, — ответил Гифкин, — а недавно вы сами в этом убедились».
Боррочсон не кто иной, как швиндлер... Ганеф.

- О чем ты говоришь... Швиндлер? - Воскликнул Филипп, теперь уже окончательно возбужденный.
- Что ты имеешь в виду? "Разве ты не слышал, парень говорит, что Боррочсон женится
на вдове домовладельца? Может ли мужчина жениться на ветре, Гифкин?"

"Йоу! он женился на вдове домовладельца! Сказал Гифкин. - Бьюсь об заклад, что это так.
мошенник проигрывает деньги; и, в любом случае, вы могли бы чему-нибудь поверить.
этот мальчик говорит вам, мистер Шейковиц?

Однако вопрос остался без ответа, потому что при повторении слова
"мошенник" Филип распахнул дверь кабинета.

— Убирайся отсюда, — взревел он, — пока я тебя не вышвырнул.

Одновременно Маркус схватил незадачливого Гифкина за воротник, и
о том, что произошло между кабинетом и лестницей, можно было судить
по тому, как Маркус, хромая, вернулся в кабинет.

"Слава богу, мы избавились от этого типа, — сказал он, входя.

 * * * * *

Хотя Филип Шейковиц прибыл на работу в половине восьмого утра следующего дня, он обнаружил, что Маркус и Элкан
Люблинеры опередили его, потому что, когда он вошёл в демонстрационный зал, Маркус
подошел с широкой ухмылкой на лице и указал на разделочную
там стоял Элкан Люблинер. В правой руке мальчик сжимал
ножницы и резак, и руководствуясь мелом линии он был кропотливо
нарезка рулона бумаги образец.

"Он не картинка?" - Воскликнул Маркус.

- Картина! - Картина! - повторил Филипп. "Что значит "картинка"?"

"Ну, то, как он стоит там с ножницами, Филип", - ответил Маркус.
"Его действительно можно назвать прирожденным резаком, если таковой вообще существует".

"Резак!" Филип воскликнул.

"Конечно", - продолжил Маркус. "Молодому парню никогда не бывает слишком рано
изучи все стороны его ремесла, Филип. Он уже достаточно долго работает на
складе. Теперь он должен научиться быть резчиком, и я готов поспорить, что через полгода
он будет таким же хорошим резчиком, как и все остальные.

Филип был слишком ошеломлён, чтобы что-то сказать, прежде чем Маркус продолжил:

"Такой умный парень, как он, Филип, очень быстро учится," — сказал он. "Не правда ли,
забавно, как проявляется кровь? Теперь ты берешь такого мальчика, как он, которого он родом
из приличной, респектабельной семьи, Филип, и у него настоящая смекалка. Я
кажется, я говорил тебе, что его дед по отцовской линии был крупным раввином,
раввин-люблинер.

Филип кивнул.

— И даже если бы я тебе не сказал, — продолжил Маркус, — ты бы понял это по его лицу.

Филипп снова кивнул.

"И ещё кое-что я хочу с тобой обсудить, — сказал Маркус, поспешая за ним. —
Сотню долларов, которую тебе даёт мальчик, ты должен оставить себе,
Филипп. И если ты тратишь на мальчика больше, я бы возместил тебе это."

Филип рассеянно сунул руку в карман брюк и достал
свёрток грязных банкнот.

"Возьми, — сказал он, бросая его своему напарнику. — Мне они не нужны."

"Что значит «не нужны»? — воскликнул Маркус.

«Я имею в виду, что не держу зла на этого парня, — ответил Филип.
"Я думал об этом всю ночь и пришёл к выводу, что раз уж я стал дядей этого парня, то и останусь им.  Так что тебе
следует положить деньги в сберегательный банк, как я вчера и сказал».

«Но…» — возразил Маркус.

"Но ничего, — перебил его Филип. — «Делай, что я тебе говорю».

Маркус часто заморгал и громко, с хрипотцой, откашлялся.

"В конце концов, — хрипло сказал он, — не имеет значения, сколько мошенников в семье человека, Филип, если он
«У меня есть хороший, честный деловой партнёр».




ГЛАВА ВТОРАЯ

РАСЧЁТ ЭППЕНВЕЙЕРА

КАК ЭЛКАН ЛЮБЛИНЕР СТАЛ ПРОДАВЦОМ


«Когда я нанимаю продавца, мистер Клюгфельс, — сказал Маркус Полаткин, старший партнёр Polatkin & Scheikowitz, — я нанимаю его потому, что он продавец, а не потому, что он племянник».

«Но продавцу не повредит, если у него будет дядя, чья компания за один сезон купит у вас товаров на десять тысяч долларов, мистер».
Полаткин, — настаивал Клюгфельс. — Более того, Гарри — смышлёный, умный мальчик.
И поверьте мне, мистер Полаткин, не только он
моя профессия, но у нас, покупателей, очень много влияния друг на друга, поймите меня; так что, если есть какая-то другая проблема, которой у вас сейчас нет, вы можете положиться на меня, я сделаю всё возможное для Гарри и вас.

Так говорил мистер Феликс Клюгфельс, покупатель компании Appenweier & Murray.
Магазин на Тридцать второй улице, в первый понедельник января; и,
следовательно, во второй понедельник января Гарри Флэксберг приступил к работе
в качестве городского продавца в компании Polatkin & Scheikowitz. Он также
выполнял роль второй стороны в контракте, составленном Генри Д. Фельдманом,
Чьи навыки в таких делах слишком хорошо известны, чтобы их здесь обсуждать.
Достаточно сказать, что это позволило Гарри Флэксбергу получать тридцать
долларов в неделю и умеренные комиссионные. Однако по просьбе Полаткина документ был составлен таким образом, что исключал возможность продажи Флэксбергом каких-либо предприятий, уже находившихся в ведении Полаткина и Шейковица. Полаткин не только сомневался в способностях Флэксберга как продавца, но и прекрасно осознавал, что, за исключением приобретения компании Appenweier & Murray, им вообще не было необходимости нанимать городского продавца, поскольку
масштабы их коммерческой деятельности требовали только одного продавца —
то есть, как говорят юристы, самого Маркуса Полаткина. С другой стороны,
Клугфельс настоял на защите интересов своего племянника,
чтобы тот был уверен в стабильном годовом заработке.
Поэтому, когда в первый понедельник февраля компания «Аппенвайер и Мюррей»
отказалась от услуг мистера Клюгфельса, не дав ему возможности
вручить хотя бы один заказ своему племяннику в знак расположения,
торговое помещение «Полаткин и Шейковиц» сразу же
дом скорби. От потрясённых руководителей до клерка, занимающегося отправкой грузов,
никто не говорил и не думал ни о чём другом в течение двух недель. Это не принесло утешения и Маркусу Полаткину, когда он узнал, что Клугфельса
сменил Макс Лапин, троюродный брат Леона Саммета из фирмы «Братья Саммет».

«Разве это не ужасно, как люди относятся друг к другу в наши дни?» — сказал он
Шейковицу, который только что прочитал вслух новость о найме Макса Лапина в
колонке _Daily Cloak and Suit Record_.

— Честно говоря, Шейковиц, если у парня не так много розничных продавцов или
покупателей на расстоянииПослушайте, он может просто разориться, и дело с концом!

Шейковиц нетерпеливо отбросил газету.

"Вот тут-то вы и совершаете большую ошибку, Полаткин," — сказал он. "Человек, который рассчитывает вести дела с родственниками, сам напрашивается на неприятности. Вы никогда не могли быть уверены в том, что ваши родственники
продолжат покупать у вас товары, Полаткин. Малейшая неприятность
между родственниками, поймите меня, и они сразу же становятся врагами
на всю жизнь; а если бы это были просто друзья, Полаткин,
один друг подставляет другого, понимаешь, и через две недели они снова становятся такими же хорошими друзьями, как и прежде. Так что, даже если бы
Аппенвайер и Мюррей не уволили его, понимаешь, Клугфельс всё равно бы
свалил этого молодого парня на нас.

Говоря это, он посмотрел через дверь кабинета в демонстрационный зал,
где Гарри Флэксберг сидел, закинув ноги на стол для образцов,
и просматривал спортивную страницу.

"Флэксберг," — воскликнул Шейковиц, — "что мы вообще здесь демонстрируем — одежду или обувь? Вы портите наши демонстрационные столы своим поведением!"

Флэксберг поставил ноги на пол и отложил газету.

"Пора бы кому-нибудь испортить вам эти столы, мистер Шейковиц," — сказал он.
— С таким барахлом, как у вас, мне стыдно вообще приводить сюда клиентов.

— Всё в порядке, — возразил Шейковиц, — для всех клиентов, которых ты сюда приводишь, Флэксберг, нам вообще не нужны никакие приспособления. Заходи в офис — мой партнёр хочет перекинуться с тобой парой слов.

 Флэксберг неторопливо поднялся на ноги и, осторожно встряхнув каждую из них, чтобы разгладить брюки, направился к
офис.

- Скажите мне, Флаксберг, - крикнул Полаткин, входя, - что вы собираетесь делать?
что вы собираетесь делать с этим отчетом "Аппенвайер и Мюррей"?

"Что мне с этим делать?" Флаксберг повторил. "Почему, что я мог
с этим поделать? Каждый продавец может потерять один аккаунт, мистер
Полаткин.

 «Конечно, я знаю, — ответил Полаткин, — но у большинства других продавцов есть другие клиенты, на которых они могут рассчитывать. А если у продавца есть только один клиент, Флэксберг, и он его теряет, поймите меня, то он больше не продавец, Флэксберг. Он сразу же становится бездельником,
Флаксберг, и лучшее, что он мог сделать, пойми меня, это уйти и
найти работу где-нибудь в другом месте ".

"Не тогда, когда у него есть контракт, мистер Полаткин", - быстро парировал Флаксберг
. "И особенно контракт, который устанавливает босс
сам - не так ли?"

Шейковиц кивнул и свирепо уставился на своего партнера.

— Послушайте, Флакберг, — закричал Полаткин. — Вы хотите сказать, что даже если бы у продавца был какой-то безумный контракт,
понимаете, это позволяет продавцу сидеть без дела в демонстрационном зале,
и мы не имеем права его уволить?

— Что ж, — спокойно ответил Флэксберг, — это даёт ему право время от времени обедать вне дома.

Он с преувеличенной тщательностью одернул жилет и развернулся на каблуках.



— Так что я вернусь через час, — заключил он, — и если кто-нибудь из клиентов спросит меня, скажите, чтобы они подождали, пока я вернусь.

Два партнёра наблюдали за ним, пока он надевал шляпу и пальто в задней части выставочного зала, а затем Полаткин поднялся на ноги.

"Флэксберг," — воскликнул он, — "подождите минутку!"

Флэксберг вернулся в кабинет и небрежно закурил сигарету.

— Послушай-ка, Флакберг, — начал Полаткин. — Возьми у нас сто пятьдесят долларов и уходи!

Флакберг продолжал прикуривать сигарету и, прежде чем ответить, выпустил
густое облако дыма.

"Что ты вообще обо мне думаешь? — спросил он.

"Что ты имеешь в виду — обо мне? — сказал Полаткин. — Сто пятьдесят долларов — это не пустяки, Флэксберг.

 — Разве? — возразил Флэксберг. — Что ж, у меня более тонкий нюх, чем у большинства людей, мистер Полаткин. Я чихаю на всё, что стоит меньше пятисот долларов, — вот и всё.

Он снова развернулся на каблуках и вышел из кабинета, но на этот раз его шаги по направлению к лестнице были более размеренными, потому что, несмотря на его вызывающее поведение, финансы Флэксберга были на нуле из-за явного ухудшения формы, которое он продемонстрировал накануне в третьей гонке в Новом Орлеане. Более того, он был уверен, что разумное вложение ста пятидесяти долларов
принесёт ему в тот же день по меньшей мере пятьсот долларов, если можно
положиться на выбор Мерландо, выдающегося спортивного обозревателя _Morning Wireless_.

Следовательно, он предоставлял Маркусу любую возможность перезвонить ему,
и он даже остановился у дверей фабрики и поднес зажженную спичку к
своей уже горящей сигарете. Однако ожидаемого вызова не последовало,
и вместо этого он был почти сброшен к подножию лестницы ни кем иным, как человеком
Элканом Люблинером.

- Извините, мистер Флаксберг, - сказал Элкан. - Я вас совсем не видел.

Флэксберг внезапно обернулся, но при виде Элкана его гнев испарился,
когда он вспомнил сплетню, рассказанную Сэмом Маркулисом, портовым клерком, о том, что, несмотря на свои восемнадцать лет, Элкан был
по крайней мере, два счета в сберегательном банке и держал в кармане пачку банкнот
размером с рулон штучных товаров.

"Все в порядке", - воскликнул Флаксберг с вымученной улыбкой. - Я не удивлен.
ты почти ослеп, когда выходишь на улицу.
дневной свет из монтажной. Там темно, как в могиле.

"Держу пари", - пылко сказал Элкан.

"Тебе следует почаще подниматься в воздух", - продолжил Флаксберг. - С парнем
может случиться что угодно, если он останется в такой дыре, как эта.
это.

"_Gott sei dank_ Во всяком случае, у меня есть здоровье", - прокомментировал Элкан.

"Конечно, я знаю", - сказал Флаксберг, когда они вышли на улицу. "но вы должны
позаботиться и об этом. Парень, который не занимается физическими упражнениями,
должен, должен хорошо питаться, Люблинер. Например, бьюсь об заклад, что так оно и есть.
каждый день обедаешь в пекарне - не так ли?"

Элкан кивнул.

— Ну, вот и ты! — торжествующе воскликнул Флэксберг. — Парень всё время работает в тёмной дыре вроде этой монтажной, а в обед
_съедает_ кучу _кухен_ и чашку кофе, _verstehst du_ — и
неудивительно, что ты выглядишь больным.

 — Я чувствую себя нормально, — сказал Элкан.

"Я знаю, что ты чувствуешь себя хорошо, - продолжил Флаксберг, - но выглядишь ты как-то ужасно"
Люблинер. Только сегодня, Люблинер, прими мой совет и постарайся
Обычный ужин Вассербауэра.

Элкан громко рассмеялся.

"У Вассербауэра!" - воскликнул он. "Да за кого вы меня принимаете, мистер
Флэксберг? Если бы я был таким же продавцом, как вы, мистер Флэксберг, я бы сказал:
«Да, время от времени я бы ел у Вассербауэра». _Но_ для помощника
резчика, мистер Флэксберг, у Вассербауэра слишком дорого, как в «Вальдорфе».

 «Всё в порядке», — беспечно ответил Флэксберг. «Никто тебя не спрашивает».
Я должен за это заплатить. Пойдём со мной, поедим как следует.

Элкан немного поколебался, но в конце концов сдался, и
через пять минут он уже сидел напротив Гарри Флэксберга в задней части
кафе Вассербауэра.

— Да, мистер Флэксберг, — сказал он, приступая к четвёртому из серии солений с укропом, — по сравнению с продавцом, жизнь резчика — это собачья жизнь, не так ли?

 — Ну, — прокомментировал Флэксберг, — и так, и не так. Нет причин, по которым резчик не может наслаждаться жизнью, Лаблинер. Резак может зарабатывать на
стороне так же хорошо, как и продавец. Я уже знаком с
Портной по фамилии Шмуль Клейдерманн, который на прошлой неделе в один из дней
заработал двести пятьдесят долларов, ещё не получил их.

«Заработал двести пятьдесят долларов!» — воскликнул Элкан. «Откуда он их
заработал, мистер Флэксберг?»

«Не из портняжного бизнеса, _осер_, — ответил Флэксберг. «Этот парень
читает газеты, Лаблинер, и так он зарабатывает свои деньги».

«Вы имеете в виду, что он спекулирует этими акциями на фондовых биржах?»
спросил Элкан.

 «Не акциями, — ответил Флэксберг с шокированным видом. — От спекуляций на
фондовых рынках парень может остаться без штанов. Никогда не играйте на бирже»
— Рынки, Люблин. Это то, из-за чего парень может испортить себе жизнь.

Элкан кивнул.

"Даже в России так же," — сказал он.

"Конечно," — продолжил Флакберг. "_Но_ этот парень, Клейдерманн, он изучает это. Лошадь звали Принц Верный. В первый день Нового года
он приходит четвёртым из шести участников. На следующей неделе он участвует в скачках
с такими старожилами, как Аврора Бореалис, Дикси Лэд и
Рэмбл Хоум, и на прошлой неделе он побеждает с перевесом в шесть к одному,
понимаете меня; а сегодня днём, у судьи Кроули, я мог бы
«Получи цену от пяти до двух за место, пойми меня, это всё равно что собирать деньги на улице».

Элкан остановился в процессе приготовления шестого соленья и широко раскрытыми глазами уставился на своего хозяина.

"Вот видишь, Лаблайнер, — заключил Флэксберг, — если бы ты вложил двадцать долларов, пойми меня, ты мог бы заработать на пятьдесят долларов больше, просто протянув руку.

Элкан отложил недоеденный маринованный огурец.

"Вы хотите сказать, что я должен поставить двадцать долларов на
лошадь, которая участвует в скачках вместе с другими лошадьми?" — воскликнул он.

— Что ж, — ответил Флэксберг, — конечно, если вы против того, чтобы ставить деньги на лошадь, Люблинер, то не делайте этого. Одолжите мне вместо этого двадцать долларов, и я поставлю их; и если лошадь — _Gott soll h;ten_ — не выиграет, вы понимаете, то я верну вам двадцать долларов не позднее субботы. _Но_ если лошадь займёт
место, пойми меня, тогда я верну тебе деньги сегодня же
вечером и ещё десять долларов в придачу.

На мгновение Элкан нерешительно поднёс солёный огурец к губам, а затем
вернул его на стол. Затем облизал пальцы и исследовал
углубление жилетного кармана.

- Вот, - сказал он, доставая десятицентовик, - это на маринованные огурцы с укропом, мистер
Флаксберг.

- Что вы имеете в виду? - Воскликнул Флаксберг.

— Я имею в виду вот что, — сказал Элкан, надевая шляпу. — Я имею в виду, что вам стоит сэкономить свои деньги и вместо этого пригласить на ужин своего друга Клейдерманна, потому что это предложение не слишком привлекательно.

 * * * * *

 — Да, мистер Редман, — прокомментировал Элкан, вернувшись к своим обязанностям помощника резчика после того, как пять с половиной банок солёных огурцов были
дополнив это наспех съеденными булочками и кофе, «для такого _Шлемиля_
как он, называть себя продавцом — честное слово, это позор!»

Он адресовал свои замечания Джозефу Редману, главному закройщику «Полаткина и
Шейковица», который усердно работал ножницами за соседним столом.
Джозеф, как и любой другой сотрудник Polatkin & Scheikowitz, был
досконально знаком с деталями найма Флаксберга и его
развязкой. Тем не менее, в своем качестве рубщика голов он демонстрировал
подобающее невежество.

"Кто это, в кого ты сейчас стучишь?" он спросил.

"Я стучу тому, кто имеет на это право", - ответил Элькан
. "Я стучу этому парню Флаксбергу, которого он называет
себя коммивояжером. Этот парень не смог бы продать и глотка воды в пустыне Сахара.
Мистер Редман. Все, что его волнует, - это азартные игры и развлечения.
лотереи. Если бы я был на его месте, мистер Редман, я бы не ел и не спал, пока не получил бы заказ от «Аппенвайер и Мюррей». Неважно, что моего дядю уволят, а мистер Лапин, новый покупатель, — родственник из «Сэммет Бразерс», мистер Редман, я бы получил этот заказ, понимаете, или я бы _верплац_.

— Ого, ты бы сотворил чудеса! — сказал Редман. — Лучшее, что ты можешь сделать, Лаблайнер, — это закрыть рот и приступить к работе. Тебе не стоит так много говорить о себе. Большой рот — только для продавца, Лаблайнер. Для резака это не годится, пойми меня, так что тебе стоит оставить меня в покое с этим счётом Аппенвайера и Мюррея и заняться 2060-ми. Мы и так отстаём.

Получив наставление, Элкан погрузился в молчание и более получаса усердно выполнял свои обязанности.

 — Ну! — наконец сказал Редман. — Что случилось, почему ты сегодня такой
тихий?

— Что вы имеете в виду, говоря, что я веду себя тихо, мистер Редман? — спросил Элкан. — Я
думаю — вот и всё. Если бы парень не думал время от времени, мистер
Редман, он бы оставался лесорубом всю свою жизнь.

 — В качестве лесорубов есть и похуже, — заметил Редман. —
Например, помощники лесорубов.

— Конечно, я знаю, — согласился Элкан, — но продавцы намного лучше, чем
резчики или помощники резчиков. Продавец видит жизнь, мистер Редман. Он
время от времени встречает людей, мистер Редман, а мы-то что?
Мы заперты здесь, как в тюрьме, не так ли?

— У тебя ничего не выйдет, — сказал Редман. — Молодой парень, которому только-только исполнилось восемнадцать, понимаешь, получает десять долларов в неделю, и он ещё и пинается. Сидит в тюрьме, _саг эр_! Может, тебе стоит позаботиться о том, чтобы здесь показывали кино или фальшивые деньги!

Элкан тяжело вздохнул в ответ и ещё четверть часа работал в тишине, пока Редман не забеспокоился из-за необычной молчаливости своего помощника.

"Что случилось, Лаблайнер, ты не разговариваешь?" — спросил он. "Ты плохо себя чувствуешь?"

Элкан поднял взгляд. Он хотел сказать, что чувствует себя хорошо, но
вдруг он получил зачаток вдохновение, и в несколько секунд
что он колебался, она превратилась в четкий план действий. Он
поэтому издал слабый стон и отложил ножницы.

"У меня _кран_ прямо здесь", - сказал он, положив руку на левый
бок. "С тех пор, как я получил это на прошлой неделе".

— Ну почему ты раньше ничего не сказал? — с тревогой воскликнул Редман,
поскольку не стоит забывать, что Элкан Лаблинер был не только двоюродным братом Маркуса Полаткина, но и приёмным племянником Филипа Шейковица. — Нельзя оставлять такие вещи без внимания.

"Дело в том, - ответил Элкан, - что я не хотел ничего говорить об этом мистеру Полаткину.
У него и так достаточно причин для беспокойства из-за этого
Внимание аппенвайер & Мюррея; и----"

"Вы получили, что счета на мозг," Редман прерван. "Если вы не
чувствую себя так хорошо, тебе лучше пойти домой. Позвольте мне сделать это за вас.

Сказав это, он поспешно застегнул воротник и вышел из монтажной,
а Элкан не смог сдержать довольной улыбки. В конце концов, подумал он,
он работал без перерыва больше полутора лет, только в те дни,
когда того требовал ортодоксальный ритуал, и был так занят,
Он так увлекся планами на свой первый свободный день, что чуть не забыл снова застонать, когда Редман вернулся в сопровождении Маркуса Полаткина.

"Ну, Элкан!" — сказал Маркус. "Что случилось? Тебе нехорошо?"

"У меня тут _болит," — ответил Элкан, положив руку на правый бок. — «Я уже почти неделю как получил его».

«Что ж, может, тебе стоит присесть на остаток дня и убрать старые
обрезки», — сказал Маркус, на что Элкан застонал и закрыл глаза.

«Я убрал их ещё на прошлой неделе», — пробормотал он. «Думаю, может, если я
Я бы полежал в постели до вечера, а завтра был бы в порядке.

Маркус серьёзно посмотрел на своего кузена, чьи страдания, казалось, от этого усилились.

"Хорошо, Элкан, — сказал он. — Продолжай. Иди домой и скажи миссис Файнermann, чтобы она дала тебе немного «Брустри»; и если утром тебе не станет лучше, не утруждай себя тем, чтобы приходить сюда рано.

Элкан слабо кивнул и через пять минут медленно вышел с фабрики. Он спускался по лестнице чуть быстрее, но постепенно ускорял шаг, пока шёл по Вустер-стрит, и к
К тому времени, как он скрылся из виду за окнами конторы, он уже почти бежал. Таким образом, он добрался до своего пансиона на Питт-стрит меньше чем за полчаса — как раз вовремя, чтобы помешать миссис Саре Файнэрманн отправиться за покупками в центр города. Миссис Файнэрманн громко воскликнула при виде него, и её лицо заметно побледнело, потому что его появление на Питт-стрит в столь ранний час могло означать только одно.

"В чем дело - тебя увольняют?" спросила она.

"Что значит - увольняют?" Элкан ответил. "Я не уволен. У меня есть
выходной".

Миссис Файнерманн вздохнула с облегчением. Получая от Элкана пять долларов в неделю в качестве платы за проживание, которые выплачивались строго авансом, она, естественно, проявляла искренний интерес к его финансовым делам. Более того, она была дальней родственницей отца Элкана, и благодаря этому родству её муж, Маркс Файнерманн, бригадир в «Купперберг Бразерс», считал, что она берёт с Элкана всего три доллара пятьдесят центов в неделю. Недооценка более чем покрыла расходы миссис Фейнэрманн на шляпку, и ей пришлось купить шляпку Элкана.
тишина за стиркой мелочей и случайной порцией яиц на завтрак
. Такой расклад действительно очень устраивал Элкана; и хотя он
съел свой ленч всего час назад, он счел со стороны
благоразумным настоять, чтобы она приготовила для него еду, в качестве
сохраняя свои привилегии соучастника заговора миссис Файнерманн.

"Но я как раз сейчас одеваюсь, чтобы отправиться в центр города", - запротестовала она.

— Куда? — спросил он.

 — Мне нужно сделать кое-какие покупки, — ответила она, и Элкан щёлкнул пальцами,
придя в голову блестящей идее.

"Хорошо!" - воскликнул он. "Я бы пошел с тобой. Через три минуты я бы
умылся и переоделся - и я буду рядом с тобой".

"Но сначала я должна заскочить к Марксу", - настаивала она. "Я хочу ему кое-что сказать".
"Я хочу ему кое-что сказать".

«Я уже много раз хотел ему кое-что сказать», — многозначительно произнёс Элкан, и миссис Файнерманн села на ближайший стул, пока
Элкан исчез в соседней комнате и поспешно привёл себя в порядок.

"_Schon gut_, — сказал он, выходя из комнаты пять минут спустя;
— мы бы сразу отправились в «Аппенвайер и Мюррей».

— Но я не говорила, что собираюсь в «Аппенвайер и Мюррей», — воскликнула миссис
Файнерманн. — Такое дорогое место я вообще не могу себе позволить.
—

— Я не говорил, что вы можете, — ответил Элкан, — но не будет ничего плохого, если вы привыкнете к таким местам, потому что, может быть, вскоре вы сможете позволить себе там торговать.

— Что вы имеете в виду, говоря, что я смогу позволить себе там торговать? — спросила миссис
Файнерманн.

— Я имею в виду вот что, — сказал Элкан, и они начали спускаться по лестнице. — Я имею в виду, если
всё сложится так, как я хочу, вместо пяти долларов в
неделю я бы платил вам пять долларов пятьдесят центов в неделю. Тут он
остановился на лестничной площадке, чтобы осмыслить новость.

"И более того, если ты будешь вести себя так, как я тебе скажу, когда мы поднимемся наверх"
там я бы также оплатил твой проезд на машине, - заключил он, - "в одну сторону".

 * * * * *

Когда миссис Файнэрманн вошла в тот день в магазин «Аппенвайер и Мюррей»,
к ней сразу же подошёл продавец-консультант.

"Что вы хотите, мадам?" — спросил он.

"Я хочу купить что-нибудь для своей жены," — вызвался Элкан,
выступив из-за спины миссис Файнэрманн, которая для неё
Тридцати с лишним лет она была, мягко говоря, пышнотелой.

"Ваша жена?" — переспросила продавщица.

"Конечно, почему бы и нет?" — ответил Элкан. "Может, я и выгляжу молодо, но на самом деле я стар; так что, пожалуйста, покажите нам отдел одежды,
от двадцати двух с половиной до двадцати восьми долларов за вещь."

Портье проводил их в лифт, и они вышли на втором этаже.

 «Мисс Хольцмайер!» — крикнул портье, и в ответ к ним
подошла дама неопределённого возраста, но с определёнными методами
продаж. Она была одета в шёлковое платье, которое могло бы украсить
Она была похожа на австрийскую великую герцогиню и шуршала и шелестела,
идя к ним в своей, как она всегда считала, самой впечатляющей манере.

"Госпожа хочет посмотреть платья," — сказала продавщица, и мисс
Хольцмайер улыбнулась довольно сложным способом: она сморщила нос,
подняла уголки рта и опустила глаза, как будто они были пуговицами на её напудренных щеках.

— Сюда, мадам, — сказала она, с шумом взмахнув юбками.

 — Одну минуту, — перебил Элкан, которого снова полностью затмили.
по громоздкой фигуре миссис Файнерманн. - Вы еще не слышали, чего хочет моя жена
.

- Ваша жена! - Воскликнула мисс Хольцмейер.

"Конечно, моя жена", - спокойно ответил Элькан. "Это моя жена, если тебе все равно.
и у тебя нет возражений".

Он пристально посмотрел на мисс Хольцмайер, которая почувствовала, что её чёткие методы продажи становятся всё менее чёткими, пока она не покраснела до корней волос.

"Вовсе нет, — сказала она. — Пройдите сюда, пожалуйста."

"Да, мисс Хольцмайер, — продолжил Элкан, не двигаясь с места, — как я вам и говорил, вы ещё не знаете, чего хочет моя жена, потому что платье
— Цена может быть от двадцати долларов за платье до ста пятидесяти.

— У нас здесь есть платья по триста долларов! — отрезала мисс Хольцмайер.
Она почувствовала, что начинает смущаться в присутствии этого
самоуверенного молодого человека, и это ей не понравилось.

— Я ни на секунду в этом не сомневаюсь, — ответил Элкан. «В Нью-Йорке полно
придурков, мисс Хольцмайер, но мы с женой ищем что-нибудь
от двадцати двух с половиной до двадцати восьми долларов, мисс Хольцмайер».

Мисс Хольцмайер выходила из себя с каждым повторением своей фамилии, и
Её последнее «Пожалуйста, пройдите сюда!» было произнесено дрожащим от ярости голосом.

Элкан повиновался так не спеша, что к тому времени, как они с миссис Файнermann дошли до задней части демонстрационного зала, мисс Хольцмайер уже повесила три платья на спинку стула.

"Позвольте мне," — сказал Элкан, беря верхнее платье за плечи и поднимая его перед собой. Он разгладил складки и более пяти минут внимательно рассматривал его.

 «Я не хотел ничего покупать за семнадцать пятьдесят, — наконец объявил он, — особенно в прошлогоднем стиле».

"Что вы имеете в виду?" Сердито воскликнула мисс Хольцмейер. "Это платье помечено.
двадцать восемь долларов, и оно поступило только на прошлой неделе. Это действительно очень элегантная модель.
"

"Модель, о которой я ничего не знаю", - ответил Элкан, "но продавец
должно быть, был довольно умен, чтобы вот так подставить вас, ребята".

Он подверг еще одно платье тщательному осмотру, пока мисс Хольцмейер
искала на витринах другие наряды.

- Вот это, - сказал он, - стоит дороже. Сколько вы просите
за этот, пожалуйста?

Мисс Хольцмейер взглянула на ценник.

— Двадцать восемь долларов, — ответила она, возмущённо глядя на него.

Элкан недоверчиво присвистнул.

"Только не говорите мне, — сказал он. — Я всегда слышал, что расходы в центре города
высокие, но даже если бы стены были увешаны бриллиантами, мисс
Хольцмайер, ваши боссы всё равно не голодали бы. «У вас, может быть, есть платье за двадцать восемь долларов, которое стоит, в любом случае, двадцать пять долларов?»

Эта последняя насмешка была слишком уж оскорбительной для мисс Хольцмейер.

"Ми-стер Лэ-пин!" — взвизгнула она, и тут же застеклённая дверь из красного дерева в соседней перегородке распахнулась, и на полу выставочного зала появился Макс Лэпин.

— В чём дело? — спросил он.

Мисс Хольцмейер села в ближайшее кресло и обмахивалась носовым платком.

"Этот человек оскорбил меня!" — сказала она, после чего Макс Лапин свирепо повернулся к
Элкану.

"Зачем ты оскорбляешь эту леди?" — спросил он, быстро оценив физическое состояние Элкана. Он был вполне готов защитить честь
мисс Хольцмайер подобающим и мужественным образом, но в течение
нескольких секунд, последовавших за его вопросом, Макс подумал, что никогда
нельзя быть уверенным в маленьком человеке.

"Что вы имеете в виду, оскорбляя эту леди?" решительно спросил Элкан. "Я никогда не говорю
передайте ей пару слов. Может быть, я не так долго живу в деревне, как вы, но я испытываю
такое же уважение к старикам, как и все остальные. Более того, она
показывает мне здесь одежду, которая, честное слово, мистер... э-э...

"Лапин", - сказал Макс.

«Мистер Лэпин, дом с репутацией Аппенвайера и Мюррея вообще не должен быть в наличии».

 «Послушайте, молодой человек, — воскликнул Лэпин, — что вы себе позволяете? Я здесь покупатель, и если у вас есть какие-то претензии, говорите их мне, а не оскорбляйте продавщиц».

«Я не оскорблял продавщицу, мистер Лапин», — заявил Элкан. «Я иду
я здесь, чтобы купить платье для своей жены, и, конечно, я хочу получить за свои деньги
что-то стоящее; и когда эта дама показывает мне такую вещь, как эта, — он
поднял верхнюю вещь, — и говорит, что это модель этого года,
поймите меня, естественно, у меня есть своё мнение на этот счёт.

Лэпин критически посмотрел на рассматриваемую вещь.

"Вы позаимствовали этот стиль из того третьего ящика, мисс Хольцмейер?"
спросил он, и мисс Хольцмейер кивнула.

"Ну, что все дело полно объедков и я не хочу его
коснулся", - сказал Лапин. "Теперь идите и покажите жена этого джентльмена некоторые
больше моделей; и если он появится свежим, дайте мне знать - вот и все.

"Одну минуту, мистер Лапин", - сказал Элкан. "Не окажете ли вы мне услугу и позволите
я вам кое-что покажу?"

Он поднял предмет одежды, который в последний раз демонстрировала мисс Хольцмейер, и указал на
кокетку и ее кайму.

«Мисс Хольцмайер показывает мне эту вещь за двадцать восемь долларов, мистер Лапин, — сказал он, — а для нас с женой доллар значит столько же, сколько для большинства людей два доллара, мистер Лапин. Поэтому, когда я вижу точно такую же вещь в «Файн Бразерс» за двадцать шесть долларов, но с шёлковой вышивкой, с павлиньим хвостом
дизайн, а хомут из позолоченной сетки, но, поймите меня, я должен что-то сказать, не так ли?

Лэпин остановился на полпути к своему кабинету, и в этот момент
взгляд Элкана упал на витрину, закрытую стеклом.

"Да ведь это же модель «Файн Бразерс»!" — воскликнул он.

— Эй, смотри-ка! — воскликнул Лапин, подходя к витрине и вытаскивая костюм, на который указал Элкан. — Что ты хочешь этим сказать? Эта модель стоит тридцать семь долларов пятьдесят центов, так что, если ты можешь купить её за двадцать шесть в «Файн Бразерс», так и сделай!

— Но, мистер Лапин, — сказал Элкан, — так не разговаривают с покупателями в такой крупной компании, как эта. Я говорю вам, что вы стоите на месте, а я никогда не сдвинусь с этого места, и что «Файн Бразерс» купили точно такую же модель за двадцать шесть долларов. Я знаю это, мистер Лапин, потому что мы всё ещё шьём эту одежду на нашей фабрике, и «Файн Бразерс»
«Братья» берут у нас шесть таких моделей по восемнадцать с половиной за штуку.

При этом неосторожном признании лицо Лапина побагровело от ярости.

"Вы всё это придумываете на своей фабрике!" — закричал он. "Ах ты, грязный мошенник!
Вы, чёрт возьми, зачем вы сюда пришли, притворяясь, что хотите купить платье для своей жены?

Элкана бросило в холодный пот, и он огляделся в поисках миссис
Файнерманн, которая была бы убедительным доказательством его семейного положения, но в самом начале возмущённой тирады Макса Лапина она незаметно
спустилась по первой лестнице справа.

"Приведите сюда эту женщину!" — взревел Макс. Мисс Хольцмайер бросилась к лестнице, и прежде чем Элкан успел составить хотя бы приблизительный план побега, она вернулась со своей добычей.

— Чего вы от меня хотите? — ахнула миссис Файнэрманн. Её шляпа съехала набок,
а то, что когда-то было модным помпадуром, съехало набок и
теряло заколки при каждом судорожном кивке головы. — Я ничего не сделала! — запротестовала она.

— Конечно, не ты, — сказал Элкан, — так что тебе лучше держать рот на замке — вот и всё.

— Я бы держала рот на замке, если бы мне так хотелось, — возразила миссис Файнermann.
— Более того, ты не имеешь права впутывать меня в эту историю!

— А вы двое вообще кто такие? — спросил Макс.

«Этот парень — молодой человек по имени Элкан Лаблинер, который
он работает в фирме "Полаткин и Шейковиц", - объявила миссис Файнерманн.;
"и я не могу вам сказать, зачем он привел меня сюда".

"Разве он не твой муж?" спросил Макс.

"_Oser a St;ck!_" - пылко заявила миссис Файнерманн. "Такой ребенок, как он,
должен быть моим мужем! — Идея!

 — Всё в порядке, — ответил Элкан. — В моём возрасте в России у многих молодых парней уже есть близнецы!

 — А это тут при чём? — спросил Макс Лапин.

«Это не имеет к этому никакого отношения, — сказал Элкан, — но это показывает, что
такой молодой парень, как я, выросший в старой стране, не такой уж
ребенок, о котором вы думаете, мистер Лапин. И когда я говорю вам, что
концерн, который продает вам эти товары в розницу за двадцать восемь долларов,
хорошо подставляет вас, поймите меня, вы могли бы поверить мне на слово только в
такой же, как если бы мне было ровно пятьдесят пять.

Он снова схватил один из предметов одежды.

"И более того, - продолжал он, задыхаясь, - качество изготовления испорчено.
— Посмотрите сюда! — швы уже расходятся!

Одной рукой он сунул Лапину под нос одежду, а другой полез в карман брюк.

"Вот!" — крикнул он. — Вот деньги — пятьдесят долларов!

Он бросил мантию и протянул Лапину пачку банкнот.

"Возьми их!" — истерично сказал он. "Возьми их все; и если завтра утром я не принесу тебе
такую же точно мантию, только
высочайшего качества, которую ты сможешь продавать по двадцать долларов за
штуку, пойми меня, оставь деньги себе и _убирайся_."

В этот момент в дверях лифта появилась упитанная фигура Луиса Аппенвайера, старшего
партнёра «Аппенвайер и Мюррей», и
Макс Лапин развернулся на каблуках.

 «Пройдите в мой кабинет», — прошипел он и направился к стеклянной двери.
За дверью из красного дерева он собрал оставшиеся вещи и унёс их с собой.

 Более получаса Элкан и Макс Лапин оставались наедине, и за это время Элкан так тщательно осмотрел каждую вещь, что Макс время от времени посылал за более дорогими моделями.  Все они были по очереди осмотрены Элканом, который узнал по крайней мере в шести моделях эскизы Джозефа Редмана, слегка изменённые вором Леоном Самметом.

— Да, мистер Лапин, — сказал Элкан, — все эти модели были разработаны нашими собственными
дизайнер и кто-то _надул_ нас. Более того, я мог бы завтра утром в восемь часов принести вам с наших выставочных стендов эти же самые идентичные модели, с ценами, указанными так же ясно, как цифры на десятидолларовой купюре, поймите меня; и если бы они не были на двадцать-тридцать процентов. дешевле, чем вы заплатили за эту одежду, я бы их съел!

По меньшей мере десять минут Макс Лапин сидел, нахмурив брови, и обдумывал
слова Элкана.

"Восемь часов — слишком рано," — наконец объявил он. "Пусть будет половина
девятого."

"Даже в шесть не рано для современного покупателя взглянуть на
— Подлинная сделка, — настаивал Элкан, — и, кроме того, мне нужно вернуться в магазин к девяти.

 — Но… — начал Лапин.

 — Никаких «но», мистер Лапин, — сказал Элкан, поднимаясь на ноги.  — Пусть будет восемь, а в следующий раз я приду в половине десятого.

- Что значит "в следующий раз"? - Воскликнул Лапин.

"Я имею в виду, что это не последний раз, когда мы ведем бизнес вместе, потому что
работа помощника закройщика, которую я получил, всего лишь временная, мистер
Лапин", - сказал он и направился к двери ... "просто временно ... вот
все."

Он остановился, положив руку на дверную ручку.

«Увидимся завтра в восемь утра», — весело сказал он и
через пять минут с трудом сдерживался, чтобы не пуститься в пляс,
идя по Тридцать третьей улице к метро.

 * * * * *

 С половины восьмого утра до шести вечера
все сотрудники «Полаткина и Шейковица», кроме Сэма, были на работе.
Маркулис, экспедитор, в обязанности которого входило открывать магазин ровно в
семь пятнадцать. Этот час был установлен самим Филипом Шейковицем,
который в среднем раз в месяц заходил в магазин.
отдел доставки во время закрытия и объявляет о своем намерении пойти
на свадьбу этим вечером. Иногда предлагаемая экскурсия представляла собой вечеринку в честь пинокля
или посещение театра, но развязка всегда была
одна и та же. На следующее утро Шейковиц появлялся у дверей фабрики
ровно в четверть восьмого и заставал Маркулиса с опозданием от пяти до десяти
на несколько минут; после чего Маркулис получал увольнение, чтобы занять
эффект возник в следующую субботу вечером - и на весь последующий месяц его
пунктуальность была гарантирована.

В течение четверти часа , предшествовавшей приходу другого
Сотрудники Маркулиса обычно вытирали пыль в офисе и выставочном зале, и утром после отпуска Элкана эта одинокая обязанность была скрашена присутствием Гарри Флэксберга. Накануне Гарри обратился за советом к юристу, и его предупредили, что опоздание может стать поводом для увольнения, поэтому он слонялся по тротуару задолго до прихода Маркулиса в то утро.

- Ну, мистер Флаксберг, - воскликнул Маркулис, - что привело вас сюда в такую рань?

"Я не мог спать прошлой ночью", - сказал Flaxberg; "я думал, что я мог бы просто
так хорошо быть здесь, как и везде".

"Разве это не самое смешное!" Маркулис воскликнул. "Я тоже не мог уснуть
. У меня кое-что на уме".

С этими словами он отпер дверь; и, поднимаясь по лестнице, он
снова заявил, что у него есть кое-что на уме.

"_Yow!_" - сказал Флаксберг. - Мне следовало бы понять твои опасения, Маркулис. Простые вещи, которые должен делать экспедитор, могли бы вызвать у кого угодно нервное истощение.

"Неужели?" — возразил Маркулис. "Ну, я здесь не только экспедитор, мистер Флэксберг. Вы должны помнить, что я также отвечаю за ключи,
Г-н Flaxberg; и у меня есть обязанности, если кто-то _ganvers_ пару
образец раз одежду на некоторое время, у понимаю ... сразу же они
упрекают меня, что я сделал это".

"Не волнуйся, Маркулис", - сказал Флаксберг. "Я не собираюсь
раздевать_ тебя без одежды - по крайней мере, сегодня утром".

— «За вас я совсем не беспокоюсь, — ответил Маркулис, — но этот молодой кровосос, Люблинер, мистер Флэксберг, — это совсем другое дело.
 На самом деле этот молодой человек для меня — как заноза в заднице, мистер Флэксберг. Только потому, что он помощник
Он здесь главный, а я всего лишь экспедитор, но он обращается со мной как с грязью под ногами. Только вчера вечером, мистер Флэксберг, я запирал помещение, когда этот парень поднялся по лестнице и сказал мне, что я должен отдать ему ключ, потому что он забыл посылку, которую оставил. Заметьте, уже половина седьмого, мистер Флэксберг, и с тех пор
Я живу в Бронксе, мистер Флэксберг, меня выгоняют из шести мест, где я останавливаюсь, потому что ни одна уважаемая семья не потерпит, мистер Флэксберг, чтобы парень приходил каждый вечер в девять часов на ужин.

— Ты рассказывал мне о Люблине, — напомнил ему Флэксберг.

 — Конечно, я знаю, — продолжил Маркулис. . — И я сказал ему, что заведение закрыто, и на этом всё. С этими словами, мистер Флэксберг,
парень отдергивает руку и даёт мне _шлёп_ по
заднице, и, честное слово, если бы он не был родственником мистера Полаткина,
мистер Флэксберг, я бы прямо там его и убил.

В течение двух минут он осторожно поглаживал ту часть своего тела, куда
пришелся удар Элкана.

«Он опасный тип, мистер Флэксберг, — продолжил он, — потому что, просто так
Как только он открывает дверь после того, как я отдаю ему ключ, мистер Флэксберг,
он захлопывает её у меня перед носом и запирает на засов, мистер Флэксберг, — и
вот я стою там почти до восьми часов, понимаете, пока этот парень не выйдет снова. К тому времени, как я оказываюсь в своей комнате на Брук-
авеню, мистер Флэксберг, миссис Каллер говорит со мной так, будто я ещё щенок. Откуда мне знать, что она покупает билеты в театр на этот вечер, мистер Флэксберг? И в любом случае, мистер Флэксберг, если бы люди могли позволить себе тратить деньги на театр, поймите меня, они бы
мне вообще не нужно держать постояльцев — особенно когда я ночь за ночью ем только вареную грудинку. Я говорю ей: «Миссис Каллер, — говорю я ей, — почему бы вам не дать мне что-нибудь другое?» Я говорю...

«У Люблинера было что-нибудь с собой, когда он вышел?» — перебил Флэксберг.

— Ну конечно, он получил посылку, о которой забыл, а как можно забыть посылку такого размера, мистер Флэксберг, — честно говоря, вы бы не поверили! Вот что значит быть родственником босса, мистер Флэксберг.
 Если бы у меня была такая память, поймите, меня бы давно уволили
с тех пор, как уже. Да, мистер Флэксберг, я говорю миссис Каллер: «За три с половиной доллара в неделю парень должен работать ночь за ночью.
_Brustdeckel_ — это позор, честное слово!» — говорю я; и — _stiegen_! Вот и мистер Шейковиц!

Пока он говорил, он схватил перьевую метелку и начал энергично ею размахивать,
так что к тому времени, как Филип Шейковиц добрался до двери выставочного зала, плотное
облако пыли свидетельствовало о стараниях Маркулиса.

"Хватит, Сэм!" — воскликнул Филип. "Что ты хочешь сделать — задушить нас
всех?"

Постепенно пыль рассеялась, и изумлённый взгляд Филипа
Гарри Флэксберг сидел на демонстрационном столе и, по-видимому, был погружён в чтение «Ежедневного журнала о плащах и костюмах».

 «Доброе утро, мистер Шейковиц», — сердечно сказал он, но Филип лишь хмыкнул в ответ. Более того, он поспешно прошёл мимо Флакберга и с громким стуком захлопнул за собой дверь кабинета, потому что накануне вечером он тоже обратился за советом к юристу и, следуя этому совету, встал с постели ещё до рассвета, но обнаружил, что его опередил хитрый Флакберг. Его огорчение ничуть не уменьшилось из-за Полаткина, который
он обещал встретиться со своим партнёром в четверть восьмого. Вместо этого он
пришёл на час позже и сразу же начал упрекать Шейковица за то, что Флэксберг
пришёл вовремя.

"Что ты имеешь в виду, говоря, что этот парень пришёл раньше тебя?" — воскликнул он. "Разве ты не слышал, как адвокат чётко сказал тебе, что ты должен прийти раньше
Флэксберга, а когда Флэксберг придёт, ты должен сказать ему, что он уволен за опоздание? Честно говоря, Шейковиц, я не знаю, что на тебя нашло в последнее время, ты так себя ведёшь. Мы платим адвокату десять долларов, чтобы он дал нам совет, пойми меня, и мы могли бы просто
— Мы можем просто выбросить наши деньги на улицу!»

«Но Флэксберг не опоздал, Полаткин, — возразил Шейковиц. — Он пришёл
раньше».

«Не спорь со мной, Шейковиц, — сказал Полаткин. — Давай выйдем и
поговорим с ним».

Филипп в отчаянии пожал плечами, когда они подошли к двери кабинета.

— Флэксберг, — начал он, снова заметив, что городской торговец использует стол в качестве подставки для ног, — не будем вас беспокоить, если вы ещё не дочитали газету.

 — Да, Флэксберг, — добавил Полаткин, — вы могли бы прийти сюда так рано, как будто собираетесь спать здесь всю ночь, и что это? Возьмите
Убери ноги со стола, Флэксберг, и будь мужчиной. Нам нужно кое-что тебе сказать.

 — Продолжайте, мистер Полаткин, — сказал Флэксберг, неторопливо опуская ноги на пол. — Я вас слушаю.

— Во-первых, Флэксберг, — сказал Полаткин, — вам никогда не приходило в голову, что, даже если бы ваш дядя обратился в «Аппенвайер и Мюррей», Редман разрабатывает для нас здесь линию одежды, которая могла бы заинтересовать этих людей?

— _Ого_, их бы заинтересовала наша линия! — воскликнул Флэксберг. «Лапин
не стал бы покупать только линию Sammet Brothers, если бы мы получили и Уорта, и Пакина
работать на нас в качестве дизайнеров. Вы не смогли бы убедить его в обратном, мистер
 Полаткин.

 — Всё в порядке, — продолжил Полаткин, — но вам всё равно не помешает
повидаться с этим парнем и показать ему пару вещей, которые мы получили
здесь. Возьмём, к примеру, эти 1080-е, которые мы продаём
Братья, _или_ тот 2060-й — тот эффект верхней юбки с позолоченным сетчатым
подбородком и тесьмой в виде павлиньих перьев, Флэксберг. Эти два стиля стали
большим хитом, Флэксберг. Они все висят на той полке, Флэксберг, и вы можете
посмотреть на них сами.

Полаткин прошёл через выставочный зал к интересующей его стойке.

"Особенно 2060-е," — сказал он, отодвигая тяжёлую джинсовую занавеску, закрывавшую содержимое стойки, — "которые, можно сказать, являются..."

Здесь он резко замолчал, потому что, за исключением дюжины деревянных вешалок, стойка была пуста.

"Что это, Scheikowitz?" он плакал, взмахивает рукой в
направление для одежды. "Где все те 1080 и 2060 это?"

Два партнера поспешно обследовали все стеллажи в демонстрационном зале; и
они не только не смогли обнаружить недостающие образцы, но и установили
Кроме того, исчезли семь других образцов.

"Может, Редман использует их в пошивочном цехе," — предположил Шейковиц.
Они сразу же осмотрели пошивочный цех и фабрику, где к ним присоединился Маркулис.

"В чём дело, мистер Шейковиц?" — спросил он.

"Нам не хватает дюжины образцов одежды," — ответил Шейковиц.

«Пропало!» — громко воскликнул Маркулис. «Что значит «пропало», мистер
Шейковиц? Вчера вечером, когда я накрывал стеллажи, всё было на своих местах».

Внезапно его охватило воспоминание, и он залаял, как ищейка.

— О-о-о-о! — взвыл он и рухнул в ближайшее кресло.

 — Маркулис, — воскликнул Полаткин, — ради всего святого, что случилось?

 — Он, должно быть, _обманул_ их! — взвыл Маркулис. — Прямо у меня на глазах.

"Кто это сделал?" Шейковиц закричал.

"Люблинец", - простонал Маркулис.

"Люблинец"! Полаткин закричал. "Вы имеете в виду Элкана Люблинера?"

"Это то, что я сказал", - продолжил Маркулис. «Прошлой ночью в половине седьмого
приходит этот _гадёныш_ и бьёт меня _по морде_ в драке, мистер
Полаткин; и не успеешь оглянуться, как он идёт на работу и ворует у
— Дайте мне мои ключи, мистер Полаткин, и вычистите всё помещение.

 — Люблин был здесь вчера вечером, после того как мы ушли домой? — спросил Полаткин.

 — Конечно, был, — ответил Маргулис, — в половине седьмого.

— «Тогда это лишь доказывает, какой вы лжец», — заявил Полаткин.
— «Потому что я сам отпускаю Элкана домой в час дня, потому что он так болен, понимаете ли, что едва может выйти из дома. Более того, он говорит, что, когда уйдёт отсюда, сразу ляжет спать. Так что, если вы хотите объяснить, как исчезают вещи,
когда ты останешься здесь один, Маркулис, продолжай свою ложь.
Может быть, мистер Шейковиц украл их - или это сделал я! Что?" - спросил я. "Может быть, мистер Шейковиц украл их?" - Может быть, я украл их! Что?"

Маркулис начал раскачиваться в агонии горя.

"Я никогда не должен вставать с этого кресла, мистер Полаткин", - запротестовал Маркулис
"и моя мать тоже, к которой я ее отправляю".
Калвария — регулярно, как по часам — десять долларов в месяц, она никогда не должна была уходить так далеко от дома, если бы этот _ганец_ не забрался сюда прошлой ночью и не унёс одежду!

"_Коош!_" — взревел Полаткин и сделал угрожающий жест в сторону
Маркулис как раз в этот момент вышел вперёд.

"Этого хватит, Полаткин," — сказал он. "Если этот парень лжёт, мы легко можем это доказать, не так ли? Во-первых, где Элкан?"

"Должно быть, он заболел сегодня утром, раз его ещё нет,"
— сказал Полаткин.

— _Schon gut_, — ответил Шайковиц, — если его здесь нет, значит, его здесь нет,
_verstehst du_, _aber_ он остановился у госпожи Файнermann, чей муж работает бригадиром у братьев Купферберг, не так ли?

Полаткин кивнул, и Шайковиц повернулся к Маркулису.

— «Маркулис, — сказал он, — окажи мне услугу и прекрати это! Ты меня раздражаешь».
То, как вы себя ведёте, вызывает головокружение. Более того, Маргулис, вам следует немедленно надеть шляпу и бежать к «Братьям Купферберг» и сказать мистеру Б. Купфербергу, что вы от «Полаткин и Шейковиц», и спросить его, не согласится ли он, чтобы Маркс Файнерман пришёл к нам, а если он спросит зачем, скажите, что мы хотим получить от него рекомендацию для человека, который работает на нас.

Он повернулся к своему напарнику, когда Маркулис направился к лестнице.

"И от него мы тоже получим отличную рекомендацию, держу пари!" — сказал он
добавил. «Вассербауэр говорит мне, что Элкан был у него вчера, и,
хотя он не следит за каждым кусочком, который клиент кладёт себе в рот,
поверь мне, он говорит, что тот ест солёные огурцы один за другим; а потом, Полаткин, этот молодой парень встаёт и уходит, даже не сделав заказ. Вассербауэр говорит, что знает, что это был Элкан, потому что однажды я посылал его туда искать тебя. Вассербауэр задаёт ему простой вопрос, зачем он ему нужен,
и Элкан сразу же начинает вести себя так, будто ничего не произошло.

«Он поступил правильно, что не стал притворяться», — сказал Полаткин, когда они возвращались в
выставочный зал. «Какое дело Вассербауэру до того, что вам от меня нужно?»

«Но как такой молодой парень, как он, может обедать у Вассербауэра?»
 — продолжил Шейковиц. «Откуда у него деньги, чтобы обедать там?»

— Дело в том, — сказал Флэксберг, который до этого момента молча слушал спор, — дело в том, мистер Шейковиц, что вчера я пожалел этого парня, потому что он выглядел больным. Я отвёл его в «Вассербауэр» и предложил ему немного перекусить.

Здесь он сделал паузу и злорадно облизнул губы.

«И хотя я не хочу ничего говорить против этого парня, пойми меня, —
продолжил он, — он сразу же начинает говорить о скачках».

«О скачках?» — воскликнул Полаткин.

Флакберг кивнул и сделал жест, который говорил яснее, чем сами слова: «Можешь ли ты с этим поспорить?»

— Скачки! — повторил Шейковиц. — Ну и что вы думаете об этом, мистер Полаткин?

 — А когда я отчитал его за азартные игры, мистер Полаткин, он просто ушёл,
такой уж он независимый. Более того, хотя это и не моё дело,
Мистер Полаткин, — продолжил Флэксберг, — Маргулис рассказал мне сегодня утром ту же историю, что и вам, — ещё до того, как узнал, что товар пропал.

 — Конечно, я вам верю, — ответил Полаткин. — Он всё заранее спланировал. Вот такой он _Рош— Э-э-э, вот он.

Пока он говорил, вошёл Маркулис, а за ним по пятам следовала невысокая, коренастая фигура Маркса Файнермана.

"Что я тебе говорил?" — воскликнул Маркулис. "Парень совсем не болен. Вчера вечером он ужинал, а сегодня утром даже съел на завтрак два яйца.

— «Хватит, Маркулис!» — перебил Полаткин. — «Тебе есть что сказать. Садись, Файнэрманн, и расскажи нам, почему Элкана нет здесь этим утром».

 — «Ты скажи мне, и я скажу тебе, — ответил Файнэрманн. — Всё, что я знаю, — это
Сегодня утром парень уходит из моего дома в обычное время, только перед уходом он ведёт себя с моей женой как ни в чём не бывало, мистер Полаткин. Он говорит, что кофе невкусный, даже когда моя жена всё равно даёт ему на завтрак два яйца. В то, что некоторые люди ожидают за триста пятьдесят в неделю, просто не поверишь!"

"Что вы имеете в виду — триста пятьдесят в неделю?" — спросил Полаткин. «Он платил твоей жене по пять долларов в неделю уже шесть месяцев назад. Он сам мне об этом сказал».

 «Я не отвечаю за то, что говорит тебе этот парень, — невозмутимо сказал Файнermann. — Я знаю только, что он платит мне триста пятьдесят в неделю, и ты бы
По-моему, он привык каждый день есть курицу, приготовленную _zu Hause_, раз он всё время ковыряется в своей еде."

Маркулис возмущённо фыркнул.

"Он должен был получить _Machshovos_, миссис Каллер передала его мне, — сказал он, — _gekochte Brustdeckel_ изо дня в день, а потом меня ещё и обвиняют в том, что я ворую образцы! Я устал от этого!

"_Стиген!_" — закричал Полаткин. — "Послушай меня, Файнermann. Ты хочешь сказать, что мальчик не платит тебе пять долларов в неделю за проживание?"

Когда Файнermann открыл рот, чтобы ответить, дверь выставочного зала открылась, и
вошел сам Элкан.

"Бездельник!" Шейковиц взревел. "Где ты был?"

Элькан ничего не ответил, но прошел в центр демонстрационного зала.

"Мистер Полаткин, - сказал он, - могу я сказать вам пару слов?"

Полаткин вскочил на ноги.

— Прежде чем вы скажете мне пару слов, — сказал он, — я хочу спросить вас, какого чёрта вы лжёте мне, говоря, что платите миссис Файнэрманн пять долларов в неделю за проживание?

— К чему вы сейчас об этом? — перебил Шейковиц.
— И, в любом случае, вы могли бы понять по тому, как он покраснел, что он вам лжёт.

"Кроме того," Feinermann добавил: "Моя жена жалуется на меня прошлой ночью
этот молодой бездельник берет ее вчера на окраину города на Диком дураков,
меня поняли, и вместе они почти что выгнали из
drygoods магазин".

"Она сказала тебе это, не так ли?" Элкан закричал.

"Именно это я и сказал!" Файнерманн возразил.

"Тогда, если это так, Файнерманн, - ответил Элкан, - все, что я могу сказать,
это то, что я плачу вашей жене пять долларов в неделю за пансион _ в течение _ шести месяцев
уже, и если она утаивает от тебя полтора доллара в неделю
это ее дело, а не мое."

«Не усугубляй ситуацию, Лаблинер, — посоветовал Флэксберг. — Ты и так в плохом положении, а ложь делу не поможет. Что ты сделал с образцами, которые забрал отсюда?»

 «Какое тебе дело до того, что я с ними сделал?» — возразил Элкан.

"Не горячись, Элькан!" Сказал Полаткин. "Что все это значит, в любом случае?
Во-первых, ты уезжаешь отсюда вчера, потому что заболел". - Сказал он. "Что все это значит?";
затем ты отправляешься в центр города с миссис Файнерманн, и тебя выгоняют из магазина
сухих продуктов; затем ты возвращаешься сюда и крадешь наши образцы ".

"Крадите свои образцы!" Элкан закричал.

"Вы это сами признали только сейчас", - прервется Flaxberg. "Вы
вор а так же лжец!"

Был интерес Flaxberg в спорте распространена на кулачный бой, он бы
оценил манеру, в которой Элкан груди и мышцы рук стали
набухают под его пальто, даже если зловещим блеском в темных глазах Элькана был
если не оговорены другие предупреждения. Как бы то ни было, Элкан применил на практике знания, полученные во время ночных посещений спортзала на Восточном
Бродвее. Он отступил на два шага и так быстро ударил слева направо, что челюсть Флэксберга хрустнула.

В тот же миг Флэксберг перелетел через столы с образцами и с грохотом
упал на перегородку кабинета как раз в тот момент, когда громко зазвонил
телефон.
 Возможно, Флэксбергу повезло, что он не был готов к нападению,
поскольку, если бы он стоял неподвижно, то наверняка бы отключился.
Однако, если не считать разбитой губы и шишки на затылке, он практически
не пострадал и сразу же вскочил на ноги. Ему не мешала и слишком нетерпеливая публика, потому что Маргулис
и Файнерман внезапно сбежали в самый дальний угол
разделочная, в то время как Маркус и Филип нырнули за стойку с образцами;
так что у него было чистое поле для атаки, которую он совершил в Элкане. Он закричал
от ярости, дико заметавшись по полу, но крик оборвался
нечленораздельным ворчанием, когда Элкан остановил натиск ударом
прямо в плечо. Пуля нашла цель в носу Флаксберга, и он
рухнул на пол демонстрационного зала.

Две минуты Элкан стоял неподвижно, а затем повернулся к стеллажам с образцами.

 «Мистер Полаткин, — сказал он, — звонит телефон».

 Полаткин вышел из-за стеллажа и автоматически направился к телефону.
в то время как Шейковиц выглядывал из-за джинсовых занавесок.

"Вы должны меня простить, мистер Шейковиц," пробормотал Элкан. "Я ничего не мог с собой поделать."

"Вы убили его!" — ахнул Шейковиц.

"Йоу!_ Я убил его!" — воскликнул Элкан. «Чтобы убить такого бродягу, как он, потребуется гораздо больше».

Он наклонился к Флэксбергу и потряс его за плечо.

"Эй!" — крикнул он ему в ухо. "Ты портишь свою одежду!"

Флэксберг поднял поникшую голову и с помощью Элкана поднялся на ноги и, шатаясь, подошёл к кулеру, где Элкан смочил его текущие ручьём ноздри ледяной водой.

Наконец Шейковиц заставил себя действовать как раз в тот момент, когда Полаткин
отдал телефон.

"Маркулис, - крикнул Шейковиц, - выйди и приведи полицейского!"

"Не делай ничего подобного, Маркулис!" Заявил Полаткин. "У меня есть
что сказать здесь".

Он резко повернулся к Элкан.

"Оставь этого бездельника в покое и послушай меня", - сказал он. "Какое ты имеешь право
обещать доставку этих 2060-х через неделю?"

"Я думал..." - начал Элкан.

"Тебе не о чем думать", - перебил Полаткин. "Следующая
раз вы продаете озабоченность как Аппенвайер & Мюррей не обещаю
ничего не поделаешь, потому что с такими людьми, как они, всегда одно и то же. Если ты скажешь им, что через неделю они позвонят тебе и будут настаивать на том, чтобы получить товар через пять дней.

Он положил руку на плечо Элкана, и напряжённое выражение его лица
растаяло, пока его короткие тёмные усы не исчезли между носом и нижней губой в широкой улыбке.

— Заходи в кабинет, — сказал он, — и ты тоже, Шейковиц. Элкан хочет рассказать нам
долгую историю.

 * * * * *

Полчаса спустя Сэм Маркулис робко постучал в дверь кабинета.

«Мистер Полаткин, — сказал он, — Маркс Файнерман велел мне спросить у вас, стоит ли ему
ждать ещё, потому что они очень заняты в «Братьях Купферберг».

«Скажи ему, чтобы он зашёл сюда», — сказал Полаткин, и Маргулис вышел,
с открытым ртом глядя на Элкана Люблинера, сидящего за столом Полаткина с одной из самых тонких
сигар Полаткина во рту, в то время как два партнёра сидели на соседних стульях и восхищённо улыбались Элкану.

— Вы хотите поговорить со мной, мистер Полаткин? — спросил Файнermann, входя в комнату.

"Конечно", - ответил Полаткин, протягивая изумленному Файнерманну сигару.
"Сядьте, Файнерманн, и послушайте меня. Во-первых, Файнерманн,
что за район такой Питт-стрит, чтобы в нем жить? Почему бы тебе не переехать
на окраину, Файнерманн?"

"Бригадиру повезло, если он смог жить даже на Питт-стрит", - сказал Файнерманн
. — Вы, должно быть, думаете, что у меня есть деньги, мистер Полаткин.

— Сколько вам будет стоить в месяц проживание в центре города? — продолжил Полаткин.
— Самое большее — десять долларов, не так ли?

Файнерманн печально кивнул.

"Для человека, который всего лишь бригадир, мистер Полаткин, десять долларов — это десять
долларов, — заметил он.

— Конечно, я знаю, — сказал Полаткин, — но вместо пяти долларов в неделю
Элкан платил бы тебе семь долларов в неделю, если бы ты переехал на Ленокс-авеню. Верно, Элкан?

 — Верно, — сказал Элкан. — Только если я буду платить ему семь долларов в неделю, он должен будет давать миссис Файнэрманн полтора доллара на хозяйство. Вас это устраивает, Файнэрманн?

Файнэрманн снова кивнул.

"Тогда это всё, чего мы от вас хотим, Файнэрманн," — добавил Полаткин, — "за исключением
того, что я хочу сказать вам следующее: я прошу Элкана переехать в город
и жить со мной; а он говорит, что нет — он предпочёл бы остаться там, где
он есть.

Файнерман самодовольно пожал плечами.

"Я не возражаю," — сказал он, уходя.

"А теперь, Элкан, — воскликнул Полаткин, — нам нужно уладить это с другим
парнем.

Едва он успел договорить, как в проёме открытой двери показалась
растрёпанная фигура Флексберга.

"Ну, Флексберг, — сказал Полаткин. — Что тебе от нас нужно?"

— Я пришёл сказать вам, господин Полаткин, — с трудом выговорил Флэксберг,
шевеля разбитыми и опухшими губами, — я пришёл сказать вам, что я болен,
и вы должны дать мне разрешение вернуться домой.

«Никто не хочет, чтобы ты оставался здесь, Флэксберг», — ответил Полаткин.

 «Конечно, я знаю, — ответил Флэксберг, — но если бы я уехал домой без твоего
согласия, ты бы заявил, что я нарушил условия контракта».

— Пусть это тебя ни капли не беспокоит, Флэксберг, — возразил Полаткин, — потому что в этом случае мы уволим тебя прямо здесь и сейчас за то, что ты даже не попытался продать «Аппенвайер и Мюррей», когда такой парень, как Элкан, который до сих пор даже не был продавцом, смог продать им товар на тысячу долларов.

Надутые щёки Флэксберга исказились в выражении
удивления.

"Аппенвайер продает и Мюррей Lubliner головы!" - воскликнул он.

По пути Polatkin ответа протянул квитанции заказа для Flaxberg по
осмотр.

"Все в порядке", - заявил Флаксберг. "Я бы все равно подогрел тебе жару.
во всяком случае! Ты довел этого молодого парня до того, что он чуть не убил
меня".

— Ого!_ Мы его подговорили! — возразил Полаткин. — Ты сам его подговорил, Флакберг. Тебе повезло, что он не свернул тебе шею. Потому что, если ты думаешь, что можешь подать на кого-то в суд, то мы можем привести в свидетели Файнэрманна, Маркулиса и себя, что ты назвал его лжецом и вором.

— Ну, Полаткин, — сказал Шейковиц, — дай ему, скажем, сто долларов, и на этом покончим.

— Ты бы не дал мне и пятисот долларов, — крикнул Флексберг, направляясь к двери, — потому что я бы подал на тебя в суд за пять тысяч долларов.

Флексберг с силой захлопнул за собой дверь, а Полаткин пожал плечами.

«Он блефует!» — заявил он и тут же начал разрабатывать план новой кампании Элкана в качестве городского торговца. Однако не успел он далеко продвинуться, как в дверь снова постучали. Это был Сэм
Маркулис.

«Мистер Флэксберг сказал мне, что я должен спросить вас, стоит ли ему ждать чека на сто долларов, или, может быть, вы отправите его ему по почте!» — сказал он.

Шейковиц вопросительно посмотрел на своего партнёра.

"Напишите: «В полном объёме всех претензий к Полаткину и Шейковицу или
Элкану Люблинеру на сегодняшний день», — сказал он. "И когда вы проходите через это,
Scheikowitz, пишут "объявление" помощника резца. Мы должны сделать
на что Аппенвайер и порядок Мюррей сразу".




ГЛАВА ТРЕТЬЯ

БРАК ДЛЯ ЭЛКАНА ЛЮБЛИНЕРА

ЗАКЛЮЧЕН На НЕБЕСАХ При СОДЕЙСТВИИ МАКСА КАПФЕРА


«Мне было бы всё равно, даже если бы Элкану Лаблинеру было всего восемнадцать, — решительно заявил
Моррис Рашкинд. — Он не слишком молод, чтобы жениться на дочери Б. Маслика. У него есть парень, который владеет только улучшенной недвижимостью,
понимаете, на сумму от ста до ста пятидесяти тысяч долларов; а если вы посчитаете вторые закладные и участки Бронкса, мистер
Полаткин, этот парень легко стоит четверть миллиона долларов.

«Конечно, я знаю», — ответил Полаткин. «С таким парнем он даёт своей
дочери пять тысяч долларов на вторую ипотеку, когда она выходит замуж,
пойми меня, и самое большее, чего может ожидать Чосан, — это то, что однажды он лишится права выкупа заложенного имущества и получит решение о взыскании задолженности с фиктивного залогодателя, у которого за всю его жизнь не было денег даже на оплату счетов за стирку!

"_Oser a St;ck!_" — возразил Рашкинд. «Он говорит мне, так же уверенно, как вы сейчас сидите здесь:
«Мистер Рашкинд, — говорит он, — мой дорогой друг, — говорит он, —
Бёрди — моя единственная _дочь_. У меня нет никого другого, — говорит он. — _Gott
sei Dank_, — говорит он. — И меньшее, что я могу для неё сделать, — это пять тысяч
долларов наличными, — говорит он. — По чеку, — говорит он. — До того, как
«Парень вообще не подходит под _хупу».

«С таким парнем, как Б. Маслик, — прокомментировал Полаткин, — ему не обязательно так говорить, Раскинд, потому что, если он хочет, чтобы его дочь вышла замуж за современного бизнесмена, поймите меня, он не может рассчитывать на то, что парень рискнёт взять незаверенный чек или вексель».

— «Всё в порядке, мистер Полаткин», — сказал Рашкинд. «Б. Вексель Маслика так же хорош, как и его заверенный чек, мистер Полаткин. С этим парнем я бы даже не стал брать его вексель. Его слово в
Присутствие пары умных, уравновешенных свидетелей, которых адвокат не смог бы запугать на допросе, _verstehst du_, было бы достаточно для меня, мистер Полаткин. Б. Маслик, как вы понимаете, хорош как алмаз, мистер Полаткин.

 — Хорошо, — сказал Полаткин. — Я поговорю об этом с Элканом. Он вернётся
из поездки в субботу.

— Молчите, — взволнованно воскликнул Рашкинд. — В субботу будет уже слишком поздно.
 Все работают над этим предложением, мистер Полаткин. Из-за того, что
в наши дни недвижимость так обесценилась, все риелторы стараются быть
_Shadchen_, пойми меня; так что, если ты не хочешь, чтобы мисс Маслик ускользнула
из рук Элкана, напиши ему еще сегодня днем. У меня есть авторучка
вот здесь."

С этими словами он достал авторучку внушительных размеров и
протянул ее Полаткину.

"Я возьму письмо с собой и отправлю его по почте", - продолжил Рашкинд, пока
Маркус делал предварительный росчерк.

«Скажи ему, — продолжил Рашкинд, — что эта девушка — то, что можно
по-настоящему назвать красивой».

«Я бы не стал говорить ему ничего подобного, — сказал Полаткин, — потому что, на мой взгляд,
Во-первых, кем ты меня считаешь, Шрайбер? А во-вторых, Рашкинд, Элкан так занят, пойми меня,
что если бы я написал ему, чтобы он вернулся домой из-за того, что эта мисс Маслик такая красотка, он бы вообще не приехал.

Рашкинд пожал плечами.

"Давай, — сказал он. — Делай, как считаешь нужным."

Более пяти минут Полаткин писал свое послание Элкану и наконец
вложил его в конверт.

"Как бы вы написали "Бриджтаун"?" - спросил он.

"Какой Бриджтаун?" Рашкинд поинтересовался: "Бриджтаун, Пенсильвания, _oder_
Бриджтаун, Иллинойс?"

"Какая разница?" Спросил Полаткин.

"Насчет написания это не имеет никакого значения", - ответил Рашкинд.
«Бриджтаун пишется как Б-р-и-д-ж-т-а-у-н, во всём мире; _но_ если это Бриджтаун, штат Пенсильвания, то это очень забавное совпадение, потому что я как раз сейчас разговариваю с парнем, который раньше держал там магазин, его зовут Фликсман».

«Вы имеете в виду Джулиуса Фликсмана?» — спросил Маркус, облизывая конверт.

"Это тот парень", - со вздохом сказал Рашкинд, убирая письмо в карман.
Элкану. "Это забавный мир, мистер Полаткин. Мы с ним приходим сюда
вместе на одном пароходе, но тридцать лет назад, а сегодня, если этот парень чего-то стоит, он стоит пятьдесят тысяч долларов.

 — Конечно, я знаю, — согласился Маркус, — и, _Gott soll h;ten_, мы с тобой должны
получить то, что получил он. Он может в любой момент свалиться на улице,
Рашкинд. Рашкинд кивнул и поднялся на ноги.

«В каком-то смысле это его собственная вина, — сказал он, — потому что парень, который может позволить себе разъезжать на такси, не должен ходить по улицам в таком состоянии. Я сказал ему сегодня утром: «Джулиус, — говорю я, — если бы я был одним из твоих наследников, я бы не хотел ничего
лучше, чем видеть тебя слоняющимся по бирже недвижимости в таком виде, в каком ты сейчас! И он говорит мне: «Раскинд, — говорит он, — я мог бы пожелать себе гораздо худшего, чем то, что ты должен стать моим наследником». «Потому что, — говорит он, — если бы у такого _Шлемиэля_, как ты, был родственник, который оставил бы тебе деньги, Рашкинд, — говорит он, — тебе бы повезло, если бы этот родственник умер на следующий день после тебя, даже если бы ты дожил до ста лет».

Он подошёл к двери и остановился на пороге.

— Да, мистер Полаткин, — заключил он, — вы могли бы забрать его у меня, если хотите
У этого парня больное сердце, мистер Полаткин, и это не из-за переутомления.
Так что я бы позвонил вам завтра в три часа дня и спросил, не приехал ли уже Элкан.

— Я согласен, — заявил Полаткин, — только я хочу спросить вас об одном:
Вам следует держать рот на замке при моём партнёре, потому что, если он услышит, что я возвращаю Элкана с дороги только ради этой мисс
Маслик, поймите меня, он никогда мне этого не простит.

Рашкинд сделал успокаивающий жест правой рукой, как пловец, плывущий брассом.

"Что я должен сделать с вашим партнером?" он сказал, как он начал за
лифт. "Если я встречусь с ним в месте, я продаю кнопки и
не хочу покупать ничего. Не так ли?

Полаткин кивнул и вернулся к изучению стопки ежемесячных отчетов.
заявления об увольнении брачного брокера. Более того, он чувствовал, что должен придумать какое-нибудь оправдание, чтобы послать за Эльканом, чтобы тот мог вернуться с обеда вместе с его партнёром Филипом
Шейковицем, который в тот момент сидел в задней части кафе Вассербауэра рядом с Чарльзом Фишко.

— Да, мистер Шейковиц, — сказал Фишко, — если бы вы действительно были заинтересованы в этом парне, поймите меня, вы бы не стали ждать до
субботы. Напишите ему сегодня же, потому что это предложение — то, что вы действительно могли бы назвать выдающимся, потому что у большинства девушек, у которых есть приданое в пять тысяч долларов, мистер Шейковиц, нет лиц на пять тысяч долларов; _aber_ эта мисс Маслик — то, что вы не увидите, если платите семьдесят пять центов за место в театре, понимаете ли, вы не увидите такого элегантного _Gesicht_. Она настоящая куколка, мистер Шейковиц!

— Конечно, я знаю, — согласился Шейковиц. — Так всегда бывает с этими куклами, Фишко.
Чтобы их нарядить, уже нужно целое состояние.

Фишко возмущённо взмахнул обеими руками.

"Вот тут ты совершаешь большую ошибку, — заявил он. «У Масликов
в доме живёт девушка, которая уже много лет шьёт все платья для мисс Маслик и для миссис Маслик тоже. Б. Маслик сам мне об этом сказал, мистер Шейковиц. Он говорит мне: «Фишко, — говорит он, — моя
Бёрди — девушка, которая не привыкла к тому, что на неё тратят много денег.
— Пять тысяч долларов — это практически
«Нет, — говорит он, — потому что расходы будут небольшими».

«Она хорошо готовит?» — спросил Шейковиц.



«Хорошо готовит!» — воскликнул Фишко. «Послушайте меня, мистер Шейковиц. Вы
знаете, что _шадхен_ иногда ест в очень дорогих домах. Не так ли?»

Шейковиц кивнул.

— Что ж, я говорю вам, мистер Шейковиц, так же уверенно, как сижу здесь,
что в прошлый вторник у Б. Маслика я уже купил кусок простого повседневного _gef;llte Hechte_, мистер Шейковиц, который, честно говоря, если бы вы зашли к Дельмонико или в «Вальдорфер», поняли бы меня, вы
я мог бы заплатить за это целых пятьдесят центов, мистер Шейковиц, и это
было бы не - я не говорю лучше - но даже настолько хорошо, что там
"gef;llte Hechte", который я получил от Б. Маслика.

Шейковиц снова кивнул.

— Хорошо, Фишко, — сказал он, — я напишу мальчику, как только вернусь в офис. Но я должен тебя попросить об одном: не говори об этом моему партнёру, понимаешь, потому что, если он узнает, что я привожу Элкана домой с дороги только из-за этого _Шиддуха_, о котором ты говоришь, он превратит мою жизнь в ад.

Фишко пожал плечами так, что его голова чуть не исчезла в
груди.

"О чём мне говорить с вашим партнёром, мистер Шейковиц?" — сказал он. "Я рассчитываю на вас в этом деле, так что я зайду послезавтра днём, мистер Шейковиц, и если ваш партнёр задаст мне какой-нибудь вопрос, я скажу ему, что продаю нитки _или_ пуговицы."

"Пусть это будут пуговицы", - прокомментировал Шейковиц, поднимаясь на ноги.;
"потому что мы никогда не покупаем пуговицы ни у кого, кроме Prudential Button
Company".

На обратном пути в свой кабинет Шейковиц размышлял над целым рядом причин
Он уже собирался написать Элкану, чтобы тот вернулся, и уже выбрал самый экстравагантный вариант, когда в сотне футов от своего офиса столкнулся с не кем иным, как Джулиусом Фликшманом.

"Как поживаете, мистер Фликшман?" — воскликнул он. "Что привело вас в Нью-Йорк?"

Фликшман вяло пожал Филиппу руку.

«Я теперь живу здесь, — сказал он. — Я продал свой магазин в Бриджтауне
ещё шесть месяцев назад, потому что там у меня было слабое здоровье. Так что я продал его молодому парню по имени Макс Капфер, который был
Я много лет работал на Паскальсона из Саракуса, и я живу здесь, как
я вам и говорил.

— Может, с родственниками? — спросил Филип.

— Ну да, с родственниками! — ответил Фликсман. — У меня была сестра, которая жила в
Бессарабия, мистер Шейковиц, и я ничего о ней не слышал больше тридцати лет.
думаю, к этому времени она уже мертва. Я
живем в отеле, который я могу вас уверить, цены у них пропитать меня
что-то ужасное".

"И что ты делаешь в этом районе, Мистер Flixman?" Филип
продолжил, чтобы поддержать разговор.

— Я как раз заходил к адвокату на Сентр-стрит, — ответил Фликсман.


 — К адвокату на Сентр-стрит! — воскликнул Филип. — Такой богатый человек, как вы, должен иметь адвоката на Уолл-стрит, мистер Фликсман. Генри Д. Фельдман — наш адвокат, и...

 — Не упоминайте при мне этого болвана! — перебил Фликсман. «На самом деле у этого парня хватило наглости попросить у меня сто долларов за составление завещания, а этот парень на Сентр-стрит хочет всего пятьдесят. Готов поспорить, что если я приду к нему завтра или послезавтра, он возьмёт даже двадцать пять».

«Но завещание — это действительно важно, мистер Фликсман».

— Не для меня, Шейковиц, потому что, хотя я и не могу взять с собой свои деньги, Шейковиц, мне некому их оставить; так что, если я не составлю завещание, они достанутся государству, не так ли?

— Может быть, — прокомментировал Филип.

«Так что я оставляю это школе Талмуд-Тора, и, конечно, не будет вреда, если все эти молодые бездельники в Ист-Сайде
немного поучатся _Лошен Хакодеш_. Не так ли?»

«Конечно, нет», — сказал Филип.

«Что ж, — заключил Фликсман, крепче сжимая трость,
готовясь уйти, — вот так всё и происходит. Если бы я
Если бы у меня были дети, которым я мог бы оставить свои деньги, я бы сказал: «Да, заплати адвокату сто долларов». Но за школу Талмуд-Тора я скорее увижу их всех мёртвыми, чем заплачу хотя бы пятьдесят».

Он яростно кивнул на прощание и побрёл по улице, а
Филипп направился к фабрике, совершенно забыв о своём наполовину высказанном оправдании перед партнёром.

Он тщетно пытался вспомнить это, когда вошёл в свой кабинет несколько минут спустя,
но вид своего партнёра побудил его к действию, и
он сразу же придумал новый, более удачный план.

— Маркус, — сказал он, — немедленно напиши Элкану, чтобы он вернулся в
магазин. Я только что видел Фликсмана на улице, и он сказал мне, что теперь его магазином управляет молодой парень по имени Карпфер, или Капфер, и, — продолжил он, воодушевившись, — ассортимент там ужасный. Так что, если Элкан вернётся в Бриджтаун с линейкой недорогих товаров, он сможет наладить большой бизнес с Капфером.

Полаткин уже давно придумал, как ему казалось, вполне
убедительное оправдание для своего письма и намеревался его использовать
раскрасьте его, предваряя оскорбительной диссертацией на тему "Впустую потратить весь
день за ланчем"; но приветствие Шейковица полностью обезоружило
его. У него отвисла челюсть, и он тупо уставился на своего партнера.

"В чем дело?" Шейковиц закричал. "Разве это так странно, что мы должны
вернуть Элкана сюда ради возможности заняться еще каким-нибудь бизнесом? Три
доллара на дорогу отсюда до Бриджтауна не разорят нас, Полаткин.

— Конечно! Конечно! — наконец сказал Маркус. — Я бы написал ему, как только вернусь с обеда.

— Напиши ему прямо сейчас! — настаивал Шейковиц, и, хотя Маркус
позавтракав в то утро до семи часов, а в половине третьего он
вернулся к своему столу, не сказав больше ни слова. Там, во второй раз за
этот день, он написал письмо Элкану и, показав его своему
партнёру, вложил в конверт с адресом. Через две минуты он
остановился перед кафе Вассербауэра и, вытащив письмо из кармана,
разорвал его на мелкие кусочки и бросил в канаву.

 * * * * *

"Полагаю, Элкан, ты удивляешься, почему мы написали тебе, чтобы ты вернулся домой из
Бриджтауна, ведь ты всё равно должен был вернуться в субботу, — начал Шейковиц.
На следующий день Элкан поставил свой чемодан в офисе фирмы.


"Естественно," — ответил Элкан. "Сегодня утром у меня была назначена встреча с одним парнем, с которым мы могли бы открыть хороший счёт; его зовут Макс Капфер."

"Макс Капфер?" — в один голос воскликнули Полаткин и Шейковиц.

"Именно это я и сказал", - повторил Элкан. "И чтобы я не упустил этот шанс"
Я заставил его пообещать, что он приедет сюда еще днем
поздним поездом, и мы оплатим его расходы".

"Вы имеете в виду Макса Капфера, парня, который захватил магазин Фликсмана?"
Спросил Полаткин.

«В Бриджтауне только один Макс Капфер», — ответил Элкан, и Полаткин
тут же принял позу праведного негодования.

"Это твоя идея, Шейковиц, — сказал он. — Ты не только заставляешь
мальчика возвращаться в магазин, но и мы должны возместить этому парню Капферу его расходы.

— Что ты тут разводишь? — спросил Шейковиц. — Вчера ты вроде бы согласился с моим предложением.

 — Я должен был согласиться, — возразил Полаткин, направляясь к двери
фабрики, — иначе это была бы сплошная драка, драка, драка
 с тобой, день за днём.

Он остановился у входа и торжественно подмигнул Элкану.

"Я устал от этого, — заключил он, дополнив подмигивание многозначительным хмурым взглядом, и, когда он вошёл на фабрику, Элкан последовал за ним.

"Что теперь не так? — с тревогой спросил Элкан.

"Я хочу сказать тебе несколько слов", - начал Полаткин; но
прежде чем он смог продолжить, на фабрику вошел Шейковиц.

"Ты пообедал в поезде, Элькан?" Шейковиц сказал;
"потому что, если нет, выходи, и мы вместе выпьем чашечку кофе".

"Оставь мальчика в покое, не можешь?" Полаткин воскликнул.

— Я сейчас выйду с вами, мистер Шейковиц, — сказал Элкан, отходя в сторону. — Идите, наденьте шляпу, я буду с вами через минуту.

Когда Шейковиц вернулся в кабинет, Элкан повернулся к Маркусу
Полаткину.

— Ты снова не дерешься, — сказал он, — да?

 — _Oser a St;ck_, — ответил Полаткин. — Мы дружелюбны, как ягнята, но послушай меня, Элкан. У меня нет времени, пока он не вернулся, так что я тебе скажу. На самом деле, это я написал тебе, чтобы ты вернулся. — Я приготовил для тебя изысканный «Шиддуш».

 — «Шиддуш»! — воскликнул Элкан. — Для меня?

— Конечно, — прошептал Полаткин. — Симпатичная девушка по имени Берди
Маслик, _с_ пятью тысячами долларов. Только не говори об этом Шейковицу.

— Но, — сказал Элкан, — я не ищу _шиддуха_.

— Ш-ш-ш! — прошипел Полаткин. «Её отец — Б. Маслик, Король Штанов.
Завтра вечером ты пойдёшь к ней _с_ Рашкинд,
_Шэдхен_».

«О чём, чёрт возьми, ты говоришь?» — спросил Элкан.

«Ни слова», — прошептал Полаткин уголком рта. «А вот и Шейковиц — и помни, ничего ему об этом не говори.
Понял?»

Элкан неохотно кивнул, когда Шейковиц снова появился из кабинета.

"Ну что, Элкан, — спросил Шейковиц, — ты идёшь?"

"Сейчас, — ответил Элкан, и они вместе спустились по лестнице.

"Ну что, Элкан, — начал Шейковиц, когда они вышли на тротуар, — ты, наверное, думаешь, что мы сошли с ума, раз послали за тобой из-за этого
Капфера. Не так ли?

Элкан в ответ пожал плечами.

"Но, по правде говоря," продолжил Шейковиц, "Капфер имеет к этому не больше отношения, чем Элия Ханове; и, хотя Полаткин был таким чудаком, что я боялся за свою жизнь, если бы я что-то предложил, это было бы с моей стороны
— Вам лучше вернуться домой, Элкан, потому что в таком случае промедление опасно.

 — Мистер Шейковиц, — взмолился Элкан, — сделайте мне одолжение и не ходите вокруг да около. К чему вы клоните?

 — Я клоню к этому, Элкан, — ответил Шейковиц. — У меня есть для вас элегантный «Шиддух».

"_шиддук!_" - Воскликнул Элкан. - Для меня? Что ж, мистер Шейковиц, я не хочу пока никаких шуток.
и в любом случае, мистер Шейковиц, если бы я
выйди я замуж, я была бы сама себе _Shadchen_".

"Чмоис", Элкан! Шейковиц воскликнул. "Парень, который принадлежит ему самому
_Шэдхен_ остаётся холостяком всю свою жизнь.

— Меня это вполне устраивает, — прокомментировал Элкан, когда они подошли к
Вассербауэру. — Я бы остался холостяком _и фертигом_.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что остался бы холостяком? — воскликнул Шейковиц. — Кто-то готов заплатить тебе пять тысяч долларов за то, чтобы ты остался холостяком, Элкан? _Oser a St;ck_, Элкан; и, более того, вот эта мисс Берди
Маслик, полученные таким лицом, Элкан, которая, честно говоря, если у нее не будет
цент на свое имя, понимает меня, вы сказали бы, что она прекрасна в любом случае".

- Мисс Берди Маслик! - Пробормотал Элкан.

— Б. Маслик — _дочь_, — добавил Шейковиц, — и помни, Элкан,
ни слова об этом Полаткину, иначе он никогда не перестанет об этом говорить. Более того, завтра вечером ты пойдёшь в дом Маслика с Чарльзом Фишко, _Шэдхен_.

— А теперь послушайте меня, мистер Шейковиц, — возразил Элкан. — Я никуда не пойду ни с каким _Шадхеном_, и это всё, что я могу сказать.

— _Aber_, Элкан, — сказал Шейковиц, — этот Фишко не совсем _Шадхен_. Он действительно специалист по недвижимости, но в сфере недвижимости сейчас затишье
В наши дни парень должен как-то зарабатывать на жизнь, так что ты не пойдёшь куда-нибудь с Шэдхен, Элкан. На самом деле ты идёшь куда-нибудь с риелтором. Не так ли?

 «Это не имеет значения», — упрямо ответил Элкан. «Если бы я пошёл к девушке, то пошёл бы один, а иначе — нет». Итак, если вы настаиваете на том, чтобы я завтра вечером навестил эту мисс Маслик, мистер
Шейковиц, я бы так и сделал, но не с Рашкинд.

— Фишко, — перебил Шейковиц.

— Фишко или Рашкинд, — сказал Элкан, — вот и всё. И
если я сейчас же вернусь в магазин, то успею подняться в «Принц Кларенс» и встретиться с Максом Капфером; так что вы меня извините, если я сбегу.

«Подумай об этом, Элкан», — крикнул ему вслед Шейковиц, когда Элкан выходил из
кафе, и через три четверти часа он вошёл в демонстрационный зал «Полаткин и
Шейковиц» в сопровождении модно одетого молодого человека.

— Мистер Полаткин, — сказал Элкан, — поздоровайтесь с мистером Капфером.

— Здравствуйте, мистер Капфер, — воскликнул Полаткин. — Это мой партнёр,
Филипп Шейковиц.

— Здравствуйте, мистер Шейковиц, — сказал Капфер. — Вы очень
Удобно расположен здесь. Прямо в самом центре событий, так сказать. Я вижу, что через дорогу находится магазин «Бляймауэр и Гиттельманн». Эти люди уже приходили ко мне на прошлой неделе и предлагали большие скидки на бархатные костюмы, но я был полностью укомплектован, так что не стал брать у них заказы.

«Бархатные костюмы — это совсем не наша специализация, — ответил Полаткин. — Но я готов поспорить, что если бы мы никогда в жизни не видели бархатных костюмов, мистер Капфер, мы могли бы создать для вас линейку бархатных костюмов, по сравнению с которыми бархатные костюмы Bleimauer & Gittelmann выглядели бы как тряпки».

— Я в этом не сомневаюсь, — ответил Капфер, — но, как я уже говорил, у меня полно бархатных костюмов, потому что я не могу позволить себе хранить их в большом количестве.

 — Ничего страшного, — сказал Полаткин, направляясь в демонстрационный зал. - У нас здесь
есть линия одежды, мистер Капфер, которая включает все цены и
фасоны. Говоря это, он протянул Максу большую мягкую сигару. "Итак, давайте посмотрим, если
мы не могли бы удовлетворить вас", - заключил он.

Более двух часов Макс Капфер изучал линейку образцов Polatkin & Scheikowitz
и сделал столь продуманный выбор недорогих
Полаткин не мог не выразить своего восхищения одеждой,
хотя общая сумма покупки была невелика.

"Вы, конечно, правильно сделали, что купили это, мистер Капфер," — сказал он. "Эти
модели — лучшее, что мы могли найти."

"Я знаю," — согласился Капфер. «Я десять лет проработала у Паскальсона, в
Саракузе, мистер Полаткин, и Паскальсон не мог научить меня тому, чего я не знаю о популярной линии женской готовой одежды, нижнего белья и головных уборов. Но это не то, чего я хочу, мистер
 Полаткин. Я бы тоже хотела заниматься бизнесом с высокими ценами. Если бы у меня был
С капиталом я бы улучшил свой магазин и установил новое оборудование,
понимаете, и я мог бы увеличить свой бизнес на семьдесят пять процентов
и продавать товары более высокого класса.

— Конечно, я знаю, — сказал Полаткин, когда они вернулись в офис. —
Всем нужно больше капитала, мистер Капфер. Нам самим не помешало бы
несколько тысяч долларов.

Он многозначительно посмотрел на Элкана, который слегка покраснел,
поняв намёк.

«Держу пари», — пылко добавил Шейковиц. «Пять тысяч долларов нам тоже не помешают».
Он почти незаметно кивнул Элкану, который


"Пять тысяч — это как раз та сумма, о которой я думал," — сказал Капфер.
"С пятью тысячами долларов я мог бы творить чудеса в Бриджтауне, мистер
Шейковиц."

"Я удивлён, что Фликсман вам не помогает," — предположил Элкан, чтобы сменить тему, и Капфер невесело рассмеялся.

«Этот кровосос!» — сказал он. «Что, когда я купил его магазин, мистер
Шейковиц, он брал у меня в рассрочку на два, четыре и шесть месяцев, и, хотя я был готов заплатить ему последнюю сумму,
срок сдачи которого наступает уже на этой неделе, я попросил его, чтобы он дал мне отсрочку на два месяца
в связи с тем, что я хочу установить несколько светильников на
втором этаже. Ты думаешь, этот парень это сделает? У него сердце
как скала, мистер Полаткин; и любой, кто смог бы получить от него его
деньги, должен еще выбить это из него динамитом ".

Полаткин торжественно кивнул.

— Вы ничего не смогли бы рассказать мне о Фликсмане, — сказал он, предлагая
Капферу утешительную сигару. — Не стоит тратить силы на разговоры о таком человеке,
так что давайте закончим с этим заказом, мистер Капфер,
а потом Элкан поедет с тобой в центр города. — Он жестом пригласил Капфера сесть и посмотрел на часы. — Я и не думал, что уже так поздно, — сказал он. — Шайковиц, окажи мне услугу и обсуди с мистером Капфером его заказ, пока я посмотрю, что происходит в магазине.

Подойдя к двери, он кивнул Элкану, который через мгновение последовал за ним на фабрику.

"Послушай, Элкан," начал он. "Пока вы с Шейковицем ходили пить кофе, Рашкинд позвонил мне и сказал, что ты должен встретиться с ним на углу
«Сто двадцатая улица и Ленокс-авеню сегодня вечером — не завтра вечером — ровно в восемь часов».

«Но Капфер не собирается возвращаться в Бриджтаун сегодня вечером», — возразил Элкан.
«Он сам мне так сказал, потому что ему ещё нужно купить нижнее бельё, шляпы и обувь».

«Какое нам до этого дело?» — спросил Полаткин. «Он уже купил у нас всё, что собирался, так что, если он останется здесь, пусть его развлекают продавцы нижнего белья и шляп. Пригласи его на ужин, и этого будет достаточно».

Элкан снова в отчаянии пожал плечами.

"Ты ведь ничего не сказал об этом Шейковицу, да?" Полаткин
— спросил он.

"Конечно, я ничего ему не говорил об этом," — сказал Элкан, — "потому что..."

"Элкан," — позвал Шейковиц из кабинета, — "мистер Капфер ждет
вас."

Элкан уже собирался рассказать о разговоре, который состоялся между ним и
Шейковицем в тот день у Вассербауэра, но Маркус, увидев своего
партнёра, резко повернулся и ушёл в монтажную. Поэтому, когда Элкан
сопровождал Макса Капфера в тот вечер в центр города, он был настолько
озабочен своей дилеммой, что Капфер был вынужден это прокомментировать.

 * * * * *

"Что тебя беспокоит, Люблинец?" спросил он, когда они уселись в
кафе принца Кларенса. "У тебя такой вид, будто ты подсчитывал
проценты с денег, которые ты задолжал".

"Я скажу вам правду, мистер Капфер, - начал Элкан, - я хотел бы
попросить у вас совета кое о чем".

"Идите так далеко, как вам нравится", - ответил Капфер. «Не имеет значения, разорится ли парень или сядет в тюрьму, он всегда может дать кому-нибудь совет».

«Ну, дело вот в чём, — сказал Элкан и тут же рассказал о том, что произошло с ним по возвращении из Бриджтауна.

— Ну и что? — прокомментировал Капфер, когда Элкан закончил свой рассказ. — Из-за чего тут беспокоиться?

 — Но идея-то неверная, — возразил Элкан. "В первом
место, у меня много времени чтобы выйти замуж, на счету я только
двадцать один год, мистер Kapfer, и, хотя парень не мог начать слишком рано
в бизнесе, г-н Kapfer, женитьба-это что-то. По-моему,
парню в любом случае должно быть двадцать пять, прежде чем он прыгнет в воду и
женится.

"С некоторыми людьми - да, а с другими - нет", - возразил Капфер.

— А во-вторых, — продолжил Элкан, — мне здесь не нравится
_Шэдхен_ дело. Мы живём в Америке, а не в _Русланд_е, и в
Америке, если парень женится, ему не нужна помощь
_Шэдхен_, мистер Капфер.

— Нет, — сказал Капфер, — ему не нужна помощь, Лаблайнер. Но всё равно, если бы кто-нибудь пришёл ко мне в любое время за эти пять лет и сказал: «Вот, есть одна милая девушка, понимаешь, с пятью тысячами долларов, понимаешь, я бы уже давно женился». — Он многозначительно откашлялся и откинулся на спинку стула, прислонившись к стене. — Дело в том, Лаблинер, — сказал он, — что ты
«Ты ведёшь себя как дурак. Что плохого в том, что ты пойдёшь туда сегодня вечером с этим Рашкиным?»

«Что, и пойдёшь туда завтра вечером с Фишко!» — воскликнул Элкан.
"Кроме того, если я пойду туда сегодня вечером с Рашкиным и сделка будет
заключена, пойми меня, Фишко может подать в суд на мистера Шейковица."

"Вовсе нет", - заявил Капфер. "Фишко не мог подать в суд ни на кого, кроме Б.
Маслика; так что не обращай внимания на то, что ждешь здесь ужина. Мотай на окраину и приходи на
свидание с Рашкиндом". Он пожал Элькану руку. "Удачи тебе,
— Лаблайнер, — сердечно заключил он, — и если у вас будет время, зайдите ко мне завтра утром по дороге и расскажите, как всё прошло.

 * * * * *

Когда Элкан Лаблайнер в тот вечер подошёл к углу Стодвадцатой
улицы и Ленокс-авеню, можно было предположить, что он с трудом узнает мистера Раскинда, поскольку ни он, ни
Раскинд не были знакомы раньше. Однако он без колебаний обратился к невысокому полному мужчине, одетому в мятый сюртук, с белым галстуком и в золотых очках, которые неизменно носят
представители таких квази-духовных профессий, как _шадхен_, пономарь или
сборщик пожертвований для благотворительных организаций. Действительно, поскольку
Рашкинд совмещал все три этих занятия с профессией брокера по недвижимости, он также носил высокую шёлковую шляпу неопределённого возраста и цепочку для часов с масонской эмблемой, по весу и размеру напоминавшую гуся.

— Это мистер Рашкинд, не так ли? — спросил Элкан, и Рашкинд торжественно поклонился.

 — Меня зовут мистер Лаблинер, — продолжил Элкан, — и мистер Полаткин сказал, что вы будете здесь в восемь.

В ответ мистер Рашкинд достал из кармана жилета то, что показалось ему
боксёрской перчаткой весом в шесть унций, но впоследствии оказалось
замшевым чехлом его золотых часов, подаренных Рамбам Лодж, № 142,
И. О. М. А. Мистер Рашкинд нахмурился и задумался.

— Верно, — сказал он, убирая часы и футляр в карман, — ровно восемь, так что, думаю, мы могли бы зайти к Б. Маслику, если вы не против.

— Я согласен, — сказал Элкан, — но прежде чем мы начнём, пожалуйста, будь так любезен и скажи мне, что я должен делать.

— Что ты должен сделать? — воскликнул Раскинд. — Вопрос! Ты ничего не должен делать. Веди себя естественно, а остальное предоставь мне.

 — Но, — настаивал Элкан, пока они шли по Ленокс-авеню, — разве я не должен что-то сказать девушке?

— Конечно, вам следовало бы что-нибудь сказать девушке, — ответил Рашкинд, — но если бы вы не смогли найти, что сказать такой девушке, как мисс Бёрди Маслик, я бы сказал вам только одно: вы ещё больший трус, чем кажетесь.

С этим ободряющим ультиматумом мистер Рашкинд вошёл в коридор, сверкавший лакированной бронзой и гипсовым порфиром, и
Прежде чем Элкан успел задать ещё какие-то вопросы, он обнаружил, что сидит вместе с мистером Рашкином в гостиной большой квартиры на седьмом этаже.

"Мистер Маслик говорит, что вы должны быть так любезны и пройти в столовую,"
— сказала горничная мистеру Рашкину. Тот сразу же поднялся и оставил
Элкана одного в комнате, если не считать горничной, которая опустила шторы и ободряюще улыбнулась Элкану.

"Правда, прекрасная погода?" спросила она.

Элькан поднял глаза и не смог удержаться от ответной улыбки.

"Элегантно", - ответил он. "Это не похоже, что лето когда-нибудь
бросить курить".

— Для меня это не могло бы длиться слишком долго, — продолжила служанка. — Может, кому-то и нравится холодная погода, но когда дело доходит до того, чтобы подняться на крышу и развесить бельё, для меня лето — самое то.

Элкан на мгновение задержал взгляд на её овальном лице с добрыми, умными карими глазами.

— Ты хочешь сказать, что тебе приходится здесь стирать? — спросил он с шокированным
акцентом.

 — Конечно, приходится, — ответила она, — но этой зимой я снова пойду в вечернюю школу,
а следующим летом, может быть, устроюсь бухгалтером.  — Но почему бы тебе не устроиться на работу в какой-нибудь магазин? — спросил он.

«Я вижу, как работаю в магазине весь день, едва держась на ногах, а когда
получаю зарплату, то трачу её на еду!» — ответила она. «А здесь у меня
всё равно есть хорошая комната и еда, и всё, что я зарабатываю, я могу
откладывать в сберегательный банк. Я достаточно долго работала в магазине, мистер…»

 «Лаблайнер», — сказал Элкан.

«— Мистер Лаблинер, и я могу вас заверить, что предпочла бы заниматься
домашними делами, — продолжила она. — Почему девушка должна думать, что это позор —
заниматься домашними делами, чтобы заработать на жизнь? Рано или поздно
девушка выходит замуж, и тогда ей приходится заниматься домашними
делами самой».

«Не будет, если её муж хорошо зарабатывает», — предположила Элкан.

 «Конечно, я знаю, — ответила она, — но сколько девушек, которые работают в магазинах, выходят замуж не за богатых мужчин, поймите меня, а за мужчин, которые зарабатывают, скажем, тридцать долларов в неделю. Самое большее, на что может рассчитывать бедная девушка, — это выйти замуж за бедного мужчину, понимаете, и потом они будут вместе работать, чтобы подняться».

Элкан кивнул. Неосознанно он одобрял не столько содержание, сколько манеру её разговора,
поскольку она говорила низким голосом, который отличает румын от поляков или литовцев.

"Вы едете из Румынии, не так ли?" Спросил Элькан.

"Совсем рядом", - ответила горничная. "Прямо на границе. Я приезжаю сюда
пять лет назад я был сиротой; и...

- Нет, Люблинец, - раздался скрипучий голос с порога, - мы зря записались на прием.
Мисс Маслик заболела.

— Это очень плохо, — небрежно сказал Элкан.

 — От всего, что она ест, у неё болит голова, — продолжил Раскинд.
— Мы могли бы прийти послезавтра вечером.

 — Это тоже очень плохо, — прокомментировал Элкан, — потому что послезавтра вечером у меня свидание с клиентом.

— В любом случае, Б. Маслик будет здесь через минуту, и…

Элкан вскочил на ноги так резко, что чуть не опрокинул стул, стоявший позади него.

 — Если я хочу быть здесь в пятницу вечером, — сказал он, — я должен встретиться со своим клиентом сегодня вечером. Так что, юная леди, не будете ли вы так любезны передать мистеру Маслик…
Я не мог ждать, но в пятницу вечером я буду здесь с этим — вот этим — джентльменом. Пойдём, Раскинд.

Он почти бегом направился к двери в коридор, а Раскинд
взволнованно жестикулировал у него за спиной; но прежде чем «Шэдчен» успел
даже не схватив его за полы плаща, он поспешно вышел и взбежал по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.

"Эй!" — крикнул Рашкинд, спускаясь по лестнице вслед за Элканом.
"Что с тобой? Ты не хочешь встретиться с мистером Масликом?"

Однако Элкан только ускорил шаг, потому что за те несколько минут, что он провёл наедине с кареглазой служанкой в комнате, он понял, что брак с помощью _шадхен_ для него невозможен. В то же время он подумал, что брак без помощи _шадхен_ в конце концов может оказаться стоящим того, чтобы попытаться, и, поскольку
Мысль пришла ему в голову, и он замедлил шаг, пока «Шэдчен»
не догнал его на углу Сто шестнадцатой улицы.

"Эй, смотри-ка, Лаблинер!" — сказал Рашкинд. "Что с тобой
случилось?"

Элкан сделал вид, что не понял вопроса.

"Я потерял свою записную книжку," — сказал он. "Он был у меня в руке, когда вы ушли"
я был там один и, должно быть, забыл его; так что, думаю, я вернусь и
возьму его".

"Хорошо", - ответил Рашкинд. "Я пойду с тобой".

Элкан развернулся и злобно посмотрел на Шедчен.

"Ты не сделаешь ничего подобного!" он взревел. "Ты спускаешься прямо по ним
ступеньки метро, иначе я бы не поднялся с тобой в пятницу вечером ".

"Но какой вред ..." - начал Рашкинд, когда Элкан схватил его за
плечо и решительно повел вниз по лестнице к билетной кассе. Там Элькан
купил билет и, опустив его в кассу вертолета, вытолкнул
Рашкинда на платформу. Через несколько минут экспресс, идущий в центр города, увёз «Шэдчен», и Элкан в три огромных прыжка поднялся по лестнице. Он решительно направился вверх по улице к дому Б. Маслика, где, просто протянув лифтеру
четверть века назад он избежал формальности быть объявленным. Таким образом, когда он позвонил
в дверь квартиры Б. Маслика, хотя ее открыла маленькая
кареглазая горничная собственной персоной, она сняла белый фартук и чепец
который был на ней несколько минут назад, и ее волосы были взъерошены в
становящемся беспорядке.

"Вы говорили мне , что родом откуда - то поблизости
Румыния, - начал Элькан без дальнейших предисловий, - и ... почему, в чем дело?
 Ты плакала?

Она приложила пальцы к губам и тихо закрыла за собой дверь.
— Они говорят, что я вообще не должна с тобой разговаривать, — ответила она,
— и они обозвали меня ужасными словами!

Глаза Элкана гневно сверкнули.

"Кто тебя обозвал?" — спросил он.

"Мистер и миссис Маслик, — ответила она, — и они говорят, что мне совсем не стыдно!"

Она храбро пыталась сохранить самообладание, но из её груди вырвался лишь тихий
полузадушенный всхлип, и Элкан почувствовал, как внутри у него всё сжалось.

"Что значит «тебе не стыдно»? — возмутился он. — Я имею право
говорить с тобой, и ты имеешь право говорить со мной — разве не так?"

Она кивнула и снова всхлипнула, отчего Элкан поморщился и впился ногтями в
ладони.

"Послушай!" — взмолился он. "Не беспокойся. После этого я
больше не буду иметь дела с этими людьми. Я вообще-то пришёл сюда не по своей
воле, но..."

Здесь он сделал паузу.

— Но что? — спросила маленькая служанка.

 — Но я рад, что приехал, — вызывающе продолжил Элкан, — и мне всё равно, кто об этом знает.  _Wir sind alles Jehudim_, в любом случае, и одно так же хорошо, как и другое.

 — Даже лучше, — сказала она.  — Кем был Б. Маслик в старой стране?
Он мог бы _осмелиться_ подписать своё имя, когда пришёл сюда, в то время как я, во всяком случае, из
достойных, уважаемых людей, мистер Лаблинер.

"Я в этом не сомневаюсь," — ответил Элкан.

"Мой отец был учёным человеком, мистер Лаблинер, но это его не спасло. Однажды он отправился в Кишинёв по делам, мистер Лаблинер, и..."

Тут самообладание окончательно покинуло её, она закрыла лицо
руками и заплакала. Элкан больше не мог бороться с собой. Он
взял маленькую служанку на руки, и, как будто это было самым
естественным в мире поступком, она положила голову ему на плечо и
заплакала навзрыд.

Элкан ничего не сказал, но мягко похлопал её по плечу правой рукой.

 «Наверное, я веду себя как ребёнок, мистер Лаблинер», — сказала она через четверть часа.  Элкану показалось, что они знакомы уже много месяцев, и он крепче обнял её.

«Меня зовут Элкан, _Liebchen_, — сказал он, — и мы бы отправили всю тяжёлую
утварь на вывоз».

 * * * * *

"Ну, Люблинер, — воскликнул Капфер, когда Элкан на следующее утро вошёл в кафе «Принц
Кларенс», — она тебе не понравилась — что?"

"Не понравилась! — воскликнул Элкан. — Что ты имеешь в виду, говоря, что она мне не понравилась?

"Ну, судя по тому, как ты выглядишь, я понимаю, что прошлой ночью ты довольно скверно провел время"
- возразил Капфер.

"О чем ты говоришь - скверное время?" Элкан запротестовал. "Единственное"
я чувствую себя таким счастливым, что не сомкнул глаз, вот и все ".

Капфер вскочил на ноги и хлопнул Элкана по плечу.

— Ты хочешь сказать, что ты помолвлен? — спросил он.

 — Конечно! — ответил Элкан.

 — Тогда я поздравляю тебя тысячу раз, — радостно сказал Капфер.

 — Одного раза достаточно, — ответил Элкан.

 — Нет, недостаточно, — возразил Капфер. «Вам следует поздравить себя
с большим успехом, потому что сегодня утром я разговаривал с одним парнем в
Здесь у него бизнес по продаже одежды, и он говорит, что Б. Маслик богаче, чем думает большинство людей. Этот парень говорит, что он легко стоит четверть миллиона
долларов.

 — Какое это имеет отношение к делу? — спросил Элкан.

  — Какое это имеет отношение к делу? — повторил Капфер. — Ну, это имеет к этому прямое отношение, учитывая, что вы помолвлены с его единственной дочерью.

 — Я помолвлен с его единственной дочерью? Кто вам это сказал, мистер Капфер?

 — Ну, вы сами! — ответил Капфер.

«Я никогда не говорил ничего подобного, — заявил Элкан, — потому что я вовсе не
обручён с мисс Маслик; на самом деле я даже никогда её не видел».

Капфер пристально посмотрел на Элкана, а затем внезапно сел.

"Послушай, Лаблайнер," — сказал он. "Ты сумасшедший или я? Вчера вечером
ты говорил, что идёшь с Шэдхен к Берди Маслик, а
теперь ты говоришь мне, что помолвлен, но не с мисс Маслик."

"Верно," — ответил Элкан.

— Тогда с кем же, чёрт возьми, ты помолвлен?

 — В том-то и дело, — сказал Элкан, проведя рукой по волосам. — Из-за этого я всю ночь не спал. На самом деле, сегодня утром я думал, не пойти ли мне туда и не спросить ли, но потом решил, что сначала спрошу у тебя.

— «Послушай моего совета!» — воскликнул Капфер. — «Ты хочешь сказать, что помолвлен с девушкой, но не знаешь, как её зовут, и поэтому пришёл сюда, чтобы спросить у меня, как её зовут?»

Элкан печально кивнул и облокотился на стол.

"Дело вот в чём," — сказал он и больше получаса рассказывал
Капфер рассказал историю, которая, если убрать описательный и ненужный материал, касающийся собственных чувств Элкана по этому поводу, должна была занять всего пять минут.

"И это так, мистер Капфер," — заключил Элкан. "Я не знаю,
— Её зовут так-то и так-то, но такая бедная маленькая девочка, как она, такая хорошая — и
такая — и такая… —

Тут он всхлипнул, и Капфер протянул ему сигару.

 — Не начинай снова, Лаблайнер, — сказал Капфер, — ты уже шесть раз говорил мне, какая она
хорошая. Дело в том, что ты вляпался в историю, и ты хочешь, чтобы я
помог тебе, не так ли?

Элкан устало кивнул.

"Что ж, тогда мой вам совет: _Stiegen_, — продолжил Капфер. — Не
говорите об этом никому, пока не узнаете имя девушки.

"Я и не собирался, — ответил Элкан, — но есть ещё кое-что, мистер
Капфер. Сегодня вечером я должен встретиться с другим _Шэдхеном_ по имени
Фишко, который отвезет меня в дом Маслика.

— Но я думал, что мисс Маслик больна, — сказал Капфер.

— Она была больна, — ответил Элкан, — но к вечеру ей станет лучше. Так что
все остается по-прежнему. Если бы я сейчас пошёл в центр и объяснил мистеру
Шейковицу, что я не пойду туда сегодня вечером и что я был там прошлой ночью — и… — Здесь Элкан сделал паузу и выразительно взмахнул обеими руками. — Дело в том, — почти простонал он, — что всё это такая _мишмаш_, что я чувствую, будто схожу с ума!

Капфер наклонился через стол и успокаивающе похлопал его по руке.

 «Не мучай себя из-за этого, — посоветовал он. — Доверься Полаткину.
 Тебе не нужно держать в секрете идею Шайковица, Люблинер, потому что рано или поздно Полаткин всё равно узнает.  Так что тебе лучше рассказать ему».
Полаткин знает, что ты был там прошлой ночью, и что Рашкинд хочет, чтобы ты пришёл туда в пятницу вечером, потому что мисс Маслик заболела, и пусть Полаткин передаст это Шейковицу и этому Фишко.

 — Но… — начал Элкан, когда странное выражение лица Капфера заставило его замолчать.
Он сделал паузу. И действительно, прежде чем он успел продолжить, Капфер вскочил
со своего стула.

"Чёрт возьми!" — сказал он. — "Вот и Полаткин."

Пока он говорил, Полаткин заметил их и почти бегом пересёк
комнату.

"Элкан!" — воскликнул он. — "Слава богу, я нашёл тебя здесь."

— В чём дело? — спросил Элкан.

Полаткин пододвинул стул, и они все сели.

"Я только что ужасно повздорил с Шейковицем, — сказал он. — Сегодня утром,
когда я приехал в центр, я решил рассказать ему, зачем я вас привёз.
Я сказал ему: «Филипп, я хочу тебе кое-что сказать».
Я сказал. Я получил элегантный _Shidduch_ для Элкан'".Он остановился и пусть его
силы падают с громким чмок на его бедре. "ОО-е-е!" - воскликнул он. "Какая
строки, что тот парень сделал это! Можно подумать, Элкан, я сказал ему, что у меня есть
пистолет, чтобы застрелить вас, как он действует. У меня даже не было возможности сказать ему, кто такой «Шиддух». Он говорит мне, чтобы я не лез не в своё дело, и обзывает меня такими словами, которые, честно говоря, я бы не сказал даже портовому грузчику. И что, по-вашему, он ещё говорит?

Элкан и Капфер покачали головами.

"Он говорит, что сегодня вечером, в восемь часов, он сам
«Пусть _Шэдчен_ по имени Фишко отведёт тебя к девушке в
Гарлеме, имени которой он мне так и не назвал, но говорит, что у неё
приданое в пять тысяч долларов. Он тебе что-нибудь говорил об этом,
Элкан?»

«Впервые слышу!» — хрипло ответил Элкан, отводя взгляд от Полаткина. — «Да я бы не узнал этого Фишко, даже если бы он стоял передо мной, и он бы не узнал меня».

«Он не назвал вам её имя?» — осторожно спросил Капфер.

«Нет, — ответил Полаткин, — потому что я сразу сказал, что девушка, которую я…»
в уме не получила в приданое пять тысяч; а то и есть
Scheikowitz сердятся он разбивает стул о нас--один из них новые
мы только что купили, Элкан. Поэтому я больше ничего не сказал, но сразу позвонил Рашкинду
я спрашиваю его, как продвигаются дела, и он говорит, что
еще ничего не решено.

Элькан виновато кивнул.

«Итак, у меня появилась идея, — продолжил Полаткин. — Я подумал, Элкан, что мы сделаем так: сегодня ты вообще не приходи в центр, а вечером я встречусь с Фишко и скажу ему, что ты практически помолвлен, и всё
Всё кончено. Кроме того, я бы дал этому парню десятидолларовую купюру, чтобы он больше нас не беспокоил.

Элкан схватился за край стола. Ему казалось, что он теряет сознание, когда вдруг Капфер громко воскликнул:

"Чёрт возьми!" — закричал он. "У меня есть идея! Почему бы мне не подняться туда и не встретиться с этим Фишко?

 — Ты пойдёшь туда? — спросил Полаткин.

 — Конечно, почему бы и нет? . Такая милая девушка, как мисс — как там её зовут, — не слишком хороша для меня, мистер Полаткин. . У меня там, в Бриджтауне, хороший бизнес, и...

— Но я вообще не знаю, что она за девушка, — возразил Полаткин.

— У неё всё равно есть пять тысяч долларов, — возразил Капфер, — а когда у девушки есть пять тысяч долларов, мистер Полаткин, красота — это ещё не всё.

— Конечно, я знаю, — согласился Полаткин, — но как только ты увидишь Фишко и скажешь ему, что ты не Элкан Лаблайнер, он вообще откажется пускать тебя к девушке.

 — Предоставь это мне, — заявил Капфер. — Знаешь, что я ему скажу? — Он пристально посмотрел на Элкана Лаблайнера, прежде чем продолжить. — Я скажу ему, — сказал он, — что Элкан уже помолвлен.

— Уже помолвлен! — воскликнул Полаткин.

— Конечно! — сказал Капфер. — Тайно помолвлен, о чём никто не знает.

«Но завтра утром Фишко спустится и скажет
Шейковицу, что ты говоришь, будто Элкан тайно помолвлен, и Шейковиц
поймёт, что всё это было подстроено и что я в этом замешан».

«Нет, не поймёт, — возразил Капфер, — потому что Элкан тут же скажет,
что он тайно помолвлен, и это тебя выручит».

«Конечно, — согласился Полаткин, — и тогда Шейковиц захочет
убить Элкана».

Внезапно Элкан ударил по столу сжатым кулаком.

"У меня есть идея! — сказал он. — Я бы не стал приезжать в центр города до
В субботу — потому что мы скажем, например, что я болен. Тогда, когда
Фишко скажет, что я тайно помолвлен, вы можете сказать, что ничего об этом не знаете; и к тому времени, как я спущусь в субботу утром, я уже буду помолвлен, и никто ничего не сможет сделать.

— Это тоже правда, — сказал Капфер, — потому что ваше свидание с Рашкинд назначено на завтрашний вечер, а к субботе всё закончится.

Полаткин с сомнением кивнул, но после четвертьчасового серьёзного
разговора убедился в разумности плана Элкана.

"Хорошо, Элкан, — сказал он наконец. — Приходи пораньше в субботу.

— Конечно, в восемь часов, — ответил Элкан, пожимая Полаткину руку. —
И я надеюсь, что к тому времени вы поздравите меня с помолвкой.

 — Надеюсь, — сказал Полаткин.

— Я тоже, — добавил Капфер после ухода Полаткина, — и я также надеюсь, Элкан, что это послужит тебе предупреждением: в следующий раз, когда ты обручишься, узнай имя девушки заранее.

 * * * * *

 — Да, сэр, — решительно сказал Чарльз Фишко, хотя и немного невнятно. — Полагаю, вы произвели фурор, мистер Капфер, и я не думаю, что поступаю неправильно, когда пью за здоровье миссис Капфер.
Он чокнулся бокалами с Максом Капфером, который сидел напротив него за
уединенным столиком в зимнем саду Гарлема, по бокам от которого стояли две бутылки
того, что раньше было отборным калифорнийским шампанским. "Урожденная Мисс Маслик,"
он добавил, как он поставил бокал; "и я думаю, что вы получаете молодых
леди, которая не только хорошо выглядит, но она есть также в сердце, как
золото. Посмотри, как она обращается со служанкой, которая у них там есть!
Честно говоря, когда я был там сегодня утром, эти две девочки уже
разговаривали как сёстры!

— Всё в порядке, — ответил Капфер, — она имеет право так себя вести.
девочка, как сестра. Она милая маленькая девочка — эта служанка.

 — Откуда я знаю! — возразил Фишко, наливая себе ещё один бокал вина. — Это я устроил её туда два года назад, и прежде чем я бы порекомендовал такой семье, как Б. Маслик, служанку, поймите меня, я бы убедился, что она из порядочной, уважаемой семьи. А ещё эта девушка прекрасно готовит, господин Капфер.
Простое, обыденное, повседневное блюдо, как _gef;llte Hechte_, господин Капфер; она
готовит его так, будто это уже жареный гусь, — так хорошо она его готовит.
научилась этому от своей матери, г-н Kapfer, еще и замечательный кулинар. Почему,
вы не поверите, Мистер Kapfer, что родная мать девочки, и мне приходит
довольно близка к тому, чтобы жениться oncet?"

"Ты не говоришь!" Прокомментировал Капфер.

«Это было несколько лет назад, ещё в старой стране, — продолжил Фишко. — И, думаю, мне повезло, что я этого не сделал, потому что она вышла замуж за парня по фамилии Зильбермахер, _олав ха-солем_, которого, к несчастью, убили в Кишинёве. Бедная миссис Зильбермахер, она недолго прожила, а её дочь Йетта приехала в Америку и
осиротела пять лет назад. С тех пор девочка сама о себе заботится.;
и так же уверена, как и ты, что у нее уже есть сберегательный счет.
почти восемьсот долларов ".

"Это так?" Капфер прервал его.

— Да, сэр, — ответил Фишко, — и когда у неё будет тысяча, поймите меня правильно, я найду для неё хорошего молодого человека, мистера Капфера, у которого, как вы понимаете, двадцать пять станков в мастерской, и она выйдет замуж _и будет счастлива_. С такими хорошими друзьями, как Полаткин и Шайковиц, я мог бы подкинуть им немного работы,
и не успеешь оглянуться, как она поселится у тебя на всю жизнь».

Тут Фишко допил свой бокал и потянулся за бутылкой, но Капфер опередил его и вылил остатки вина в свой бокал.


"Прежде чем я закажу ещё одну бутылку, Фишко, — сказал он, — я хотел бы поговорить с тобой о деле.

"Не надо ещё одной бутылки, — сказал Фишко. — «Я думал, что на сегодня мы закончили с нашими делами».

«С нашими делами — да, — объявил Капфер, — но эта история, которую вы рассказываете мне о мисс Зильбермахер, интересует меня, Фишко, и я знаю
молодой парень, у которого больше двадцати пяти машин в
ремонтной мастерской; на самом деле, Фишко, он продавец, который
так или иначе зарабатывает от пятидесяти до семидесяти пяти долларов в
неделю, и он очень хочет жениться.

«Он не мог так сильно хотеть жениться, — прокомментировал Фишко, — потому что есть много девушек, которые были бы только рады выйти замуж за такого молодого парня — даже за девушек с деньгами».

 «Вы правы, мистер Фишко, — согласился Капфер, — но этот молодой парень не из тех, кто женится ради денег. Он хочет жениться на хорошей девушке».
она хороша собой, как эта мисс Зильбермахер, и хорошая хозяйка, понимаете ли; и, судя по тому, что я видел в мисс
Зильбермахер, она была бы как раз такой.

«Как его зовут?» — спросил Фишко.

«Его зовут, — сказал Капфер, — Ури Шеманский, мой близкий друг;
и я договорился с ним о встрече в двенадцать часов у аптеки на углу
Сто двадцать пятой улицы, чтобы рассказать ему, как я провёл этот вечер. Он снял шляпу с соседнего крючка. — Так что, если
вы подождёте здесь несколько минут, — сказал он, — я схожу и приведу его.
— Я здесь неподалёку. Заказать ещё одну бутылку перед уходом?

Фишко покачал головой.

"Мне хватит, — сказал он, — и не задерживайся, потому что я скоро пойду домой."

Капфер кивнул и через пять минут вошёл в круглосуточную аптеку и подошёл к молодому человеку, сидевшему у автомата с газировкой. Перед ним стоял большой стакан «Фосфо-Нервино»,
 заявленного как «быстрое и надёжное средство от нервной головной боли,
бессонницы, умственного переутомления и депрессии, вызванных чрезмерной умственной нагрузкой».Когда он уже собирался поднести стакан к губам, Капфер хлопнул его по
плечу.

"Не грусти, Элкан," — воскликнул он. "Её зовут Йетта Зильбермахер, и у неё на сберегательном счету восемьсот долларов."

- Что вы имеете в виду, говоря, что у нее есть деньги в сберегательном банке? - Элкан запротестовал.
устало, потому что этот бессонный, измученный и подавленный молодой человек был
не кто иной, как Элкан Люблинер. - Ты видел ее? - спросил я.

"Я так и сделал", - ответил Капфер. "и мисс Маслик - прекрасная девушка. Старик
мужчина тоже не так уж плох. Он обращался со мной очень вежливо, и Фишко считает, что я произвела там фурор.

"Я вообще не спрашиваю тебя о мисс Маслик", - сказал Элкан. "Я имею в виду мисс
Зильбермахер, - он запнулся и покраснел, - Йетта, - продолжил он и
погрузил свое замешательство в пенящийся бокал "Фосфо-Нервино".

"Это как раз то, о чем я хотел с вами поговорить", - продолжал Капфер. — Я правильно понял, что ты говоришь Полаткину, что никогда не видел Фишко-Шэдчена, а он никогда не видел тебя?

— Верно, — ответил Элкан.

— Тогда пойдём со мной в Гарлемский зимний сад, — сказал Капфер.
— Я хочу, чтобы ты с ним познакомился. Он неплохой парень, даже если бы он был
_Shadchen_."

— Но зачем мне с ним встречаться? — воскликнула Элкан.

 — Потому что, — объяснил Капфер, — я собираюсь жениться на этой мисс Маслик,
Элкан, и я собираюсь улучшить свой магазин, так что моя торговля будет
стоить Полаткину и Шейковицу по меньшей мере три тысячи долларов в год,
не так ли?

"Какое это имеет отношение к делу?" Спросил Элкан.

"Дело вот в чем, - продолжал Капфер. - Завтра
в два часа пополудни я хотел бы видеть Полаткина и Шейковица у себя в номере
в отеле Prince Clarence. Ты тоже был бы там - и знаешь, кто еще
был бы там?

Элкан покачал головой.

— Мисс Йетта Зильбермахер, — продолжил Капфер, — потому что я собираюсь попросить
Фишко привести её сюда, чтобы она познакомилась с подходящим кандидатом по имени
Ури Шеманский.

— Что? — воскликнул Элкан.

 — Ш-ш-ш! — успокаивающе воскликнул Капфер. — Я собираюсь представить вас
Фишко сразу же узнал в Урии Шеманском, при условии, что к моему возвращению он не будет настолько _шикарен_
и не узнает тебя.

Элкан кивнул и расплатился за свой восстанавливающий силы напиток, и по дороге в
Гарлемский зимний сад они уточнили детали встречи, назначенной на следующий день.

«Причина, по которой я прошу Фишко привести её сюда, — объяснил Капфер, — заключается в том, что, во-первых, это выглядит довольно _неприлично_, когда парень встречает девушку всего один раз и без помощи _шадхен_ сразу же обручается с ней; а так, с Фишко, _шадхен_, это выглядит лучше для вас обоих». Кроме того, во-вторых, у девушки, которая занимается домашними делами, Элкан, должен быть повод, пойми меня; иначе она вообще не сможет оторваться от работы.

 — Но, — сказал Элкан, — как ты думаешь, Йетта пойдёт с
— _Шэдхен_, как ты можешь видеться с этим Урием Шеманьским, когда ты уже помолвлена со мной?

 — _Schafskopf!_ — воскликнул Капфер. — Позвони ей завтра утром первым делом и скажи, что ты — этот самый Урий Шеманьский, и она приедет очень быстро!

— С этой частью всё в порядке, — согласился Элкан, — но я пока не понимаю, как вы собираетесь
доставить туда Полаткина и Шейковица.

Капфер кивнул с притворной уверенностью, потому что в этой, пожалуй, самой важной части своего плана он сильно сомневался.

 — Предоставьте это мне, — глубокомысленно сказал он, и в следующий момент они вошли в
В «Зимнем саде» Гарлема Чарльз Фишко печально смотрел на раствор
бикарбоната натрия и нашатырного спирта, стакан с которым стоял перед ним на столе.

 «Мистер Фишко, — сказал Капфер, — это мой друг Ури Шеманский, джентльмен, о котором я вам говорил».

— Не родственник ли он Шеманьскому, который раньше торговал на Ридж-стрит? — спросил Фишко.

 — Насколько я слышал, нет, — ответил Элкан.

 — Потому что есть один парень, понимаешь, который пошёл работать и
женился на бедной девушке, и с тех пор у него ничего, кроме _Mazel_.
Через неделю после этого он нашёл на улице кольцо с бриллиантом стоимостью двести долларов, а в следующем месяце к нему пришёл новичок с десятью тысячами рублей и предложил стать партнёрами в бизнесе. Через год Шеманский разорвал партнёрские отношения и начал вести бизнес в одиночку с капиталом в пять тысяч долларов. Он не продержался и двух недель, пойми меня, когда соседний винный магазин
сгорел, и он получил тысячу долларов за ущерб от дыма; и одно за другим,
понимаешь, пока сегодня он не стоит своих пятидесяти
Тысяча долларов. Вот что значит жениться на бедной девушке, мистер
Шеманский. Он отпил из стакана с бикарбонатом и невольно поморщился. "Более того, я знаю эту мисс


Зильбермахер почти с самого её рождения!" — воскликнул Фишко. "Так и есть!" — воскликнул Элкан. — Ну, почему ты мне не сказал, Капфер? — спросил Элкан.

 — Я не мог обо всём подумать, — возразил Капфер.

 — Продолжай, — сказал Элкан, поворачиваясь к Фишко, — расскажи мне о ней всё! Думаю, я имею право знать, не так ли?

— Конечно, — сказал Фишко, откашлявшись, и
с этих слов он начал хвалебную биографию Йетты Зильбермахер, в то время как
Элькан приготовился слушать. Приоткрыв губы и глаза блестят его
признательность, он услышал рассказ, который оправдывается, вне всякого сомнения,
его выбор жены, и когда Fischko заключил он ударил по столу
кулаком.

- Черт возьми! - воскликнул он. - Парень должен гордиться такой женой!
это!

— Конечно, — сказал Капфер, — и завтра в два часа они с Фишко будут в моём номере в «Принце Кларенсе».

Он подозвал официанта. — Так что давайте заплатим и пойдём домой, — заключил он.
«И к завтрашнему вечеру Фишко получит два матча в свой актив».

«_К'мо ше-нимар_, — сказал Фишко, с трудом поднимаясь на ноги, —
предписано содействовать бракам, навещать больных и хоронить умерших».

«И, — добавил Капфер, — вы заметите, что содействие бракам стоит на первом
месте».

 * * * * *

Когда Маркус Полаткин на следующее утро прибыл на работу, он с тревогой огляделся в поисках своего партнёра, который накануне ушёл пораньше с явным намерением увидеться с
насколько болен был Элкан. На самом деле Шейковиц обнаружил
Элкана лежащим на диване в его пансионе, тщетно пытающимся
уснуть в первый раз за тридцать шесть часов; и он ушёл домой,
потрясённый бледным и измождённым видом Элкана,
хотя Элкан обещал прийти на встречу с Фишко. Однако Полаткин был уверен, что его партнёр, должно быть, догадался о притворстве Элкана, и его манеры были немного натянутыми, когда он справлялся о самочувствии отсутствующего.

 «Как он себя чувствует, Филип?» — спросил он.

— Полагаю, довольно плохо, — ответил Шейковиц, и на лице Полаткина появилось
непонимающее выражение. — Мальчик, наверное, слишком много работает. Он не
спал два дня.

 — Но вчера, когда я его видел, он казался в порядке, — заявил Полаткин.

 . — Вчера? — воскликнул Шейковиц.

— Я имею в виду позавчера, — поспешно добавил Полаткин, когда дверь лифта открылась и из него вышел невысокий полный мужчина. На нём был мятый сюртук и белый галстук, кокетливо заколотый под левым ухом, и, приближаясь к кабинету, он, казалось, был сильно взволнован.

"ОО-е-е!" он вопил, как он увидел Polatkin, и без дальнейших
приветствие, он опустился на ближайший стул. Там он склонил голову на руки
и безутешно раскачивался взад-вперед.

"Кто этот сумасшедший?" Шейковиц спросил своего партнера.

Полаткин пожал плечами.

"Он продавец пуговиц по фамилии Рашкинд", - сказал Полаткин. - Оставь меня.
разберись с ним. - Он подошел к покачивающемуся Шедчену и сильно встряхнул его.
за плечо. "Рашкинд, - сказал он, - прекрати нести чушь и
скажи мне, в чем дело".

Рашкинд прекратил стонать и поднял налитые кровью глаза.

— Она помолвлена! — сказал он.

 — Она помолвлена! — повторил Полаткин.  — А ты называешь себя
_Шэдхен_! — с горечью сказал он.

 — _Шэдхен_! — воскликнул Шейковиц.  — Я думал, ты сказал, что он
продавец пуговиц.

— Я? — возразил Полаткин. — Ну, может, и он, Шейковиц, но он не _Шадхен_. На самом деле парень идёт на работу и берёт Элкана с собой, чтобы тот
повидал девушку, а они отговаривают его, говоря, что девушка больна; а
теперь он приходит сюда и говорит мне, что девушка помолвлена.

— Что ж, — заметил Шейковиц, — от меня ты сочувствия не дождёшься.
Полаткин. Парень, который поступает нечестно, как ты, пытаясь за моей спиной
подставить Элкана, — ты получил по заслугам.

 — Что ты имеешь в виду, говоря, что я получил по заслугам? — возмущённо спросил Полаткин. — Как вы думаете, было бы плохо для нас — для вас и для меня, Шейковиц, — если бы я мог устроить брак между Элканом и дочерью Б. Маслика?

— Дочерью Б. Маслика! — воскликнул Шейковиц. — Вы хотите сказать, что этот парень пытался устроить брак между Элканом и мисс Берди Маслик?

— Именно это я и сказал, — объявил Полаткин.

— Тогда я могу всё объяснить, — торжествующе ответил Шейковиц. — У мисс Маслик вчера вечером была назначена встреча с Элканом, но с
одним _шадхеном_ по имени Чарльз Фишко, и именно поэтому Б. Маслик сказал этому торговцу пуговицами, что его дочь помолвлена.

Рашкинд снова поднял голову и посмотрел на Шейковица со злобной ухмылкой.

— _Шмуз!_ — насмехался он. — Мисс Маслик помолвлена, а _Шадхен_ был
Чарльзом Фишко, но _Чосан_ ни в коем случае не Элкан Лаблайнер.

Теперь настала очередь Полаткина злорадствовать, и он медленно покачал головой.

— Итак, Шейковиц, — сказал он, — вы пытаетесь устроить _шиддух_
между Эльканом и мисс Маслик, не сказав мне об этом ни слова, и вы всё так запутали, что это похоже на попытку сесть между двух стульев! Вы потерпите неудачу, и я не буду вас жалеть.

— Как звали этого парня? — хрипло спросил Шейковиц у Рашкинда,
который поправлял галстук и приглаживал взъерошенные волосы.

"Забавное совпадение, — ответил Рашкинд, — но вы помните, мистер
Полаткин, я говорил с вами на днях о Джулиусе Фликшмане?"

— Да, — сказал Полаткин, и его сердце забилось в предвкушении ответа.

"Ну, Джулиус Фликсман, как я вам и говорил, продал свой магазин парню по
имени Макс Капфер, — сказал Рашкинд и снова сделал паузу.

"Ну и что? — взревел Шейковиц. — Что из этого?

— Что ж, этот Макс Капфер помолвлен с мисс Берди
Маслик, — заключил Рашкинд, и когда Шейковиц перевёл взгляд с Рашкинда на своего партнёра, тот уже прошёл больше половины пути к телефону.

"И вот что ваш _Шадхен_ сделал для вас, мистер Шейковиц!"
— сказал Рашкинд, надевая шляпу. Он подошёл к лифту и позвонил в звонок.

"Да, мистер Шейковиц," — добавил Рашкинд, — "как _Шэдхен_, может быть, я и продавец пуговиц; но я бы предпочёл быть продавцом пуговиц, а не вором, и не забывайте об этом!"

После того как лифт увёз Рашкинда, Шейковиц вернулся в офис и услышал, как Маркус шумно спорит с
телефонисткой отеля «Принц Кларенс».

"Что значит «его там нет»?!" — рявкнул он. "С вами всегда одно и то же — я никогда никого не мог застать в вашем отеле."

Он повесил трубку с такой силой, что чуть не сломал
трубку.

"Ну всё, Полаткин!" — сказал Шейковиц. "Мы уже половину мебели
разбили."

"Я это сделал?" — прорычал Полаткин, имея в виду стул,
который Шейковиц сломал накануне.

"Вы были причиной этого", - парировал Шейковиц. "И, в любом случае, кто вы такой?
вы звонили в "Принц Кларенс"?"

"Я звоню этому парню Капферу", - ответил Полаткин. "Я хочу сказать
этому молокососу все, что я о нем думаю".

Затем появилась теория Капфера о влиянии его помолвки на
его отношения с Полаткиным и Шейковицем фактически стали оправданными.

"Ты бы не стал делать ничего подобного, — заявил Шейковиц. — Мало того, что Элкан проигрывает этот _Шиддух_, так ты ещё и
пытаешься дать Ионе хороший отчёт! Да ведь бизнес этого парня Капфера после того, как он
женится на мисс Маслик, будет легко приносить нам три тысячи долларов в
год.

"Меня не волнует, что его бизнес стоит," Polatkin кричал. "Я бы
сказать, что я прошу, что разбойник!"

"Что ты хочешь сделать?" Шейковиц взмолился: "Откусить себе нос, чтобы
испортить лицо?"

Полаткин ничего не ответил и уже собирался пойти в демонстрационный зал, когда зазвонил
телефон.

"Позвольте мне ответить," — сказал Шейковиц и через мгновение взял
телефонную трубку и поднёс её к уху.

"Алло!" — сказал он. "Да, это Полаткин и Шейковиц. Говорит мистер
Шейковиц."

Внезапно инструмент с грохотом упал на пол, и пока
Шейковиц наклонялся, чтобы поднять его, в кабинет ворвался Полаткин.

 «Шейковиц!» — закричал он. «Что ты пытаешься сделать — разгромить весь наш
кабинет? Мало того, что ты ставишь все наши стулья на попа?»
уже?

Шейковиц ограничился тем, что злобно посмотрел на своего напарника и
снова поднёс трубку к уху.

"Здравствуйте, мистер Капфер," — сказал он. "Да, я уже слышал об этом сегодня утром.
Новости распространяются быстро, мистер Капфер. Нет, я не виню вас — я виню
этого Фишко. Он предлагает мне грязную сделку — вот и всё.

Здесь последовала долгая пауза, во время которой Полаткин стоял посреди
кабинета, как охотничья собака, указывающая на стаю куропаток.

«Но почему вы не могли спуститься сюда, мистер Капфер?» — спросил Шейковиц.
Снова последовала долгая пауза, в конце которой Шейковиц сказал:
— Подождите минутку, я спрошу своего партнёра.

— Послушайте, Полаткин, — сказал он, прикрывая рукой передатчик.
— Капфер говорит, что хочет дать нам заказ на две с половиной тысячи долларов, и он хочет, чтобы мы с вами пришли к нему в «Принц Кларенс» в два часа.  Он хочет, чтобы мы оба пришли, потому что хочет обсудить условия кредита.

— Я бы сначала его повесил! — взревел Полаткин, и Шейковиц убрал руку с передатчика.

 — Хорошо, мистер Капфер, — ответил он мягким голосом, — мы с Полаткиным будем там.  До свидания.

Он с преувеличенной осторожностью повесил трубку.

— И ты готов поспорить на свою жизнь, что мы будем там! — сказал он. — И
это всё, что нужно знать!

 * * * * *

 В половине второго того же дня, когда Макс Капфер наслаждался хорошей сигарой в вестибюле отеля «Принц Кларенс», к нему неожиданно пришёл посетитель — Джулиус Фликсман.

— Ну, как вы, мистер Фликсман? — воскликнул он, пододвигая стул.

Фликсман протянул в знак приветствия худую костлявую руку и устало сел.

— Я не очень хорошо себя чувствую, Капфер, — сказал он. — Полагаю, Нью-Йорк мне не подходит.
Он скривил лицо в попытке изобразить дружелюбную улыбку.
улыбнись. "Но я думаю, что это тебя вполне устраивает", - продолжил он. "Я
полагаю, я должен поздравить тебя с тем, что ты собираешься быть
помолвлен с мисс Берди Маслик".

"Почему, кто тебе сказал об этом?" Спросил Капфер.

«Сегодня утром я встретил риелтора по фамилии Рашкинд, который знаком с семьёй Масликов, — ответил Фликсман, — и он говорит, что это случилось вчера. Кроме того, в отеле мне сказали, что ты звонил туда сегодня утром, чтобы увидеться со мной».

 «Верно, — сказал Капфер, — и тебя не было».

— Я зашёл к одному парню на Сентр-стрит, — продолжил Фликсман, — и вот
Я подумал, что раз уж вы хотите разобраться с запиской, я могу с таким же успехом спуститься сюда.

— Я вам очень признателен, — перебил его Капфер.

— Не за что, — продолжил Фликсман. «Когда парень хочет заплатить тебе деньги и приходит к тебе, чтобы сделать это, а тебя нет дома, пойми меня, тогда тебе придётся пойти к нему, вот я и пришёл».

 «Но дело в том, — сказал Капфер, — что я пришёл не для того, чтобы заплатить тебе. Я хотел поговорить с тобой о том, чтобы не платить».

"О том, что не заплатил?" Фликсман вскрикнул.

"Конечно!" Капфер ответил. "Я хотел посмотреть, не дадите ли вы мне
Продлю на год кредит на последнюю тысячу, потому что я собираюсь жениться; и с тем, что мисс Маслик принесёт мне, понимаете, и с вашей тысячей долларов, которую я получил здесь, у меня будет достаточно, чтобы отремонтировать второй этаж и пристроить двадцать пять футов сзади.
 Понимаете, я считаю так: — Он поискал в кармане листок бумаги и достал авторучку. — Я считаю, что светильники обошлись мне в
двадцать две сотни, — начал он, — и...

В этот момент Фликсман насмешливо щёлкнул пальцами.

"Мечты, мечты! — сказал он. — Этот магазин в таком виде был хорош
этого достаточно для меня, и этого должно быть достаточно для тебя.
Более того, Капфер, если ты хочешь вложить деньги Маслика и свои собственные
деньги, черт возьми, но я всегда могу вложить тысячу долларов в облигации
, Капфер. Так что, если вам все равно, я беру ваш чек и
считайте, что все в порядке.

Капфер покорно пожал плечами.

«У меня была идея, что вы захотите, — сказал он, — поэтому я приготовил её для вас. Потому что, мистер Фликсман, вы должны простить меня за то, что я говорю вам, что у вас репутация хорошего коллекционера».

 «Неужели?» — огрызнулся Фликсман.  «Ну, может, и так, Капфер, но я мог бы дать
Я тоже время от времени откладываю деньги, и, хотите верьте, хотите нет, Капфер, сегодня днём я собираюсь подписать завещание, по которому оставляю все свои деньги школе Талмуд-Тора.

 — Ты так не говоришь? — спросил Капфер, доставая чековую книжку.

«Вот что я вам скажу, — продолжил Фликсман, — потому что по улицам
ходит много молодых бездельников, которых никто не контролирует, и если бы
они ходили в школу Талмуд-Тора, поймите меня, они бы не только
научились там немного _Лошен Хакодеш_, как вы понимаете, но и
выбили бы из них всю дурь».

"Я выпишу квитанцию на какой-нибудь гостиничной бумаге", - сказал Капфер.
подписывая и промокая чек.

"Выпишите два из них, чтобы у меня была копия того, что я вам даю",
Ответил Фликсман. "Всегда так приятно быть деловым. Это
то, что я сказал тому адвокату сегодня. Он хочет, чтобы я запомнил пару
приютов для сирот, которые его интересуют, и я сказал ему, что если бы все эти
придурковатые родители воспитывали своих детей, чтобы те учились
бизнесу, а не слонялись по улицам и портили людям жизнь, то
они вообще не были бы сиротами. Половина сирот — такие же.
из-за того, что они до смерти беспокоили своих родителей своими заботами, и
когда они попадают в сиротские приюты, к ним все еще относятся по-доброму. И люди
достаточно глупы, чтобы заплатить адвокату пятьдесят долларов, если он составит завещание
чтобы оставить сиротскому приюту свои с трудом заработанные деньги ".

Он возмущенно фыркнул, изучая квитанцию Капфера и сравнивая ее
с оригиналом.

«Что ж, — заключил он, ставя свою подпись на чеке, — я сбил его цену до двадцати пяти долларов, и сегодня же улажу это дело».

Он положил чек и квитанцию в кошелёк и пожал руку
Капферу.

"До свидания," — сказал он. «И вот ещё что я хочу вам сказать: _чосан_
должен всегда получать свои деньги наличными или по чеку, прежде чем
он вообще войдёт под _хупу_ ; в противном случае, после того как вы женитесь, а ваш тесть окажется мошенником, поймите меня, вы можете распрощаться с приданым своей жены — и не забывайте об этом!»

Макс пошёл с ним по вестибюлю, и едва они добрались до
выхода, как появились Чарльз Фишко и мисс Йетта Зильбермахер.

— Привет, Фишко! — крикнул Макс, когда Фликсман, пошатываясь, вышел на
улицу, но Фишко ничего не ответил. Вместо этого он внезапно отпустил руку мисс
Зильбермахер и поспешно бросился на тротуар. Макс подвёл мисс
Зильбермахер к стулу и сразу же заговорил с ней. Она, естественно, была немного смущена своим необычным окружением, хотя и была одета подобающим образом — не сказать, что по моде, — в одежду собственного пошива, и робко оглядывалась по сторонам в поисках своего отсутствующего возлюбленного.

 «Элкана ещё нет, — объяснил Макс, — потому что ты немного опередила его».

Карие глаза мисс Зильбермахер весело сверкнули.

"Я не одна такая," — сказала она, вскочив на ноги, потому что, хотя стрелки часов на столе показывали без десяти два, Элкан
Лаблайнер приближался со стороны кафе. Он заметил их, когда был еще далеко, и два перевернутых стула
отмечали его путь к ним.

Сначала он протянул ей руку для приветствия, но две ямочки, появившиеся на щеках Йетты, когда она улыбнулась,
пересилили его чувство приличия, и он нежно обнял её.

 «Где Фишко?» — спросил он.

И Капфер, и мисс Зильбермахер посмотрели в сторону выхода на улицу.

"Он был здесь минуту назад", - сказал Капфер.

"Вы сказали ему, что я вовсе не Юри Шемански?" - Спросил Элкан.

— Конечно, — ответила мисс Зильбермахер, — и он говорит что-то ужасное, потому что, по его словам, мистер Капфер сказал ему вчера вечером, что вы уже помолвлены. Поэтому я сказала ему, что знаю, что вы помолвлены, потому что я та, с кем вы помолвлены.

Она сжала руку Элкана.

"И тогда он говорит, — продолжила она, — что если это так, то зачем он нам здесь нужен? Поэтому я сказал ему , что мы собираемся встретиться с мистером Полаткиным
— и мистер Шейковиц, и…

— И они будут здесь через минуту, — перебил Капфер, — так что вы поднимайтесь
в мою комнату, а я найду Фишко и тоже приведу его.

Он проводил их к лифту, и, как только дверь за ними закрылась, в коридор
вбежал Фишко.

"Капфер, - сказал он, - кто был тот парень, с которым он только что здесь разговаривал
с тобой?"

"Зачем ты хочешь это знать?" Спросил Капфер.

"Неважно, для чего я хочу это знать!" Возразил Фишко. "Кто он?"

— Ну, если вам так уж нужно знать, — сказал Капфер, — его зовут
Джулиус Фликсман.

— Что? — закричал Фишко.

— Фишхо, — возразил Капфер, — ты не в кофейне на Канал-стрит. Это первоклассный отель.

Фишхо рассеянно кивнул.

"Конечно, я знаю, — сказал он. — Здесь есть где-нибудь, где мы могли бы присесть? Я
хочу задать тебе несколько вопросов.

Капфер повёл их в кафе, и они сели за столик у двери.


"Продолжайте, Фишко," — сказал он. "Полаткин и Шайковиц будут здесь с минуты на минуту."

"Ну, — неуверенно начал Фишко, — если этот парень — Юлиус
Фликсман, который приехал из Бессарабии _ещё_ тридцать лет назад
Я уже сказал, что не хочу ничего делать в спешке, мистер Капфер, потому что сначала хочу разобраться, как обстоят дела.

"Что вы имеете в виду?" — спросил Капфер.

"Ну, я имею в виду вот что," — воскликнул Фишко. — Если этот Фликсман хорошо устроился,
Капфер, я хочу это знать, потому что мисс Йетта Зильбермахер — из
Сестра Фликсмана - дочь, поймите меня правильно!

Капфер намеренно зажег сигару, прежде чем ответить. Он напряженно думал.

- Вы хотите сказать, - сказал он наконец, - что эта мисс
Зильбермахер - племянница Джулиуса Фликсмана?

"Именно это я и сказал", - ответил Фишко. "Он приехал сюда из Бессарабии
прошло уже тридцать лет, и с того дня по сей день я не слышал ни слова
о нем - и о мисс Зильбермахер тоже.

- А остальные члены его семьи ничего о нем не слышали? Осторожно спросил Капфер.

"Больше никого из его семьи нет", - сказал Фишко. "Миссис Зильбермахер
была его единственной сестрой, и она умерла более десяти лет назад".

Капфер кивнул и задумчиво затянулся сигарой.

«Что ж, Фишко, — сказал он наконец, — я бы не стал беспокоиться из-за Фликсмана.
Он практически _Шноррер_; он только что был здесь, потому что услышал, что я собираюсь жениться на богатой девушке, и попросил у меня немного денег».
Он услышал, что я собираюсь жениться на богатой девушке, и попросил у меня немного денег
во главе с ним. Полагаю, вы заметили, что он выглядит довольно потрёпанным, не так ли?



— И больным, — добавил Фишко как раз в тот момент, когда в кафе вошёл посыльный.



— Мистер Коппер! — крикнул он, и Макс вскочил на ноги.



— Я здесь, — сказал он, и посыльный протянул ему карточку.— Скажите им, что я подойду через минуту, — продолжил он, — а вы оставайтесь здесь, Фишко, пока я не вернусь. Я ненадолго.

Он последовал за посыльным к стойке, где стояли Полаткин и
Шейковиц.

"Добрый день, джентльмены, — сказал он.

— Что ж, мистер Капфер, — ответил Шейковиц, — полагаю, я должен вас поздравить.
— Да, — ответил Капфер.

— Конечно! — небрежно пробормотал Капфер. — Пойдёмте в «Мавританскую комнату».

 — Что случилось с кафе? — спросил Полаткин, но Шайковиц
решил этот вопрос, направившись в «Мавританскую комнату», где они
все сели за уединённый столик.

— Первое, что я хочу сказать вам, джентльмены, — сказал Капфер, — это то, что я
знаю, что вы считаете, будто я сыграл с вами злую шутку с Элканом.

Шейковиц выразительно пожал плечами.

"Мы считаем, мистер Капфер, — прокомментировал он, — что
прошлое должно оставаться в прошлом, и это всё, что можно сказать по этому поводу."

«Но, — сказал Капфер, — я не хочу, чтобы прошлое было на моей стороне, поэтому у меня есть к тебе предложение. Как бы ты отнесся к тому, если бы я сам приготовил хороший
_шиддух_ для Элкана?»

«Что за _шиддух_?» — спросил Полаткин.

— Девушка сирота, — ответил Капфер, — но у неё есть дядя, холостяк, у которого нет родственников, кроме неё, и он в любом случае стоит семьдесят пять тысяч долларов.

 — Откуда вы знаете, что он столько стоит? — спросил Полаткин.

 — Потому что я довольно тесно с ним сотрудничаю, — ответил Капфер.
ответил; "и не только я знаю, что он столько стоит, но, полагаю, и вы тоже"
знаете, мистер Полаткин, потому что его зовут Джулиус Фликсман".

"Юлий Flixman?" Scheikowitz плакала. "Почему, Юлий Flixman нет
отношения в мире-он мне сам так сказал".

"Когда он вам это сказал?" Спросил Капфер.

"Пару дней назад", - ответил Шейковиц.

"Тогда это объясняет", - сказал Капфер. "Пару дней назад никто
не знал, что у него была племянница - даже сам Фликсман не знал; но сегодня он все еще
знал бы это и сказал бы вам сам".

"Но..." - начал Шейковиц, когда в комнату снова вошел паж,
выкрикивая фонетическую имитацию имени Капфера.

- Вас просят к телефону, - крикнул он, увидев Капфера.

- Извините, - сказал Капфер. - Я сейчас вернусь.

Он поспешно вышел из комнаты, а Полаткин, пожав плечами, повернулся к своему напарнику.

"Ну, Шейковиц," начал он, "что я тебе говорил? Мы здесь с дурацкой затеей, не так ли?"
Шейковиц ничего не ответил.

— «Я тебе скажу, Полаткин, — сказал он наконец, — сам Фликсман говорит мне, что у него есть сестра в Бессарабии, и он ничего о ней не слышал».
«Я не видел её тридцать лет, и…»

В этот момент в комнату ворвался Капфер.

"Шайковиц," — выдохнул он, — "я только что получил телефонное сообщение от
адвоката с Сентр-стрит, Голденфейна, я должен немедленно спуститься туда. Фликсману внезапно стало плохо, и они нашли в его кармане мой чек и дубликат квитанции, которую он мне даёт, написанную на гостиничной бумаге. — Окажи мне услугу и пойдём со мной.

Пятнадцать минут спустя они вышли из такси перед старомодным офисным зданием на Сентр-стрит и протиснулись сквозь толпу.
сквозь толпу из более чем сотни человек к узкому дверному проёму.

"Куда вы, по-вашему, идёте?" — спросил полицейский, чьи широкие плечи полностью загораживали узкий вход.

"Нам позвонили, потому что наш друг по имени Фликсман
заболел здесь," — объяснил Капфер.

— Идите, — сказал полицейский уже мягче, — но, думаю, вы опоздали.

 — Он мёртв? — воскликнул Шайковиц, и полицейский торжественно кивнул, стоя в стороне.

 * * * * *

 Прошло больше двух часов, прежде чем Капфер, Полаткин и Шайковиц
Они вернулись в «Принц Кларенс». С ними был Кент Дж. Голденфейн.

"Мистер Капфер," сказал клерк, "вас уже больше двух часов ждет в кафе один человек."

"Я сейчас его приведу," сказал Капфер, и через две минуты он
вывел жестикулирующего Фишко из кафе.

"Ты думаешь, я придурок?" Фишко закричал. "Я здесь уже два часа!"

"Хорошо, заходите в мавританской комнате," Kapfer взмолился: "и я
что с тобой позже".

Он провел протестующих _Shadchen_ через вестибюль, и когда они
Когда они вошли в Мавританскую комнату, их взору предстала впечатляющая картина. На диване,
под изысканными плюшевыми драпировками, сидел Кент Дж. Голденфейн, по бокам от него — Полаткин и Шейковиц, а на столе перед ними были разложены черновики завещания Фликсмана и его подписанный экземпляр, а также другие внушительные документы, которые Голденфейн нашёл в своих карманах. Он величественно поднялся, когда вошел Фишко, и хмуро посмотрел на него.

 «Это тот самый парень?» — мрачно спросил он, и Капфер кивнул.

— Мистер Фишко, — продолжил Голденфайн, — я сотрудник Верховного суда, и меня наняли для расследования дел мистера Джулиуса
Фликсмена.

— Эй, смотри-ка, Капфер, — воскликнул Фишко. — Что это всё значит?

Капфер пододвинул стул.

— Сядьте, Фишко, — сказал он, — и отвечайте на вопросы, которые он вам задаёт.

— Но… — начал Фишко.

— Ну-ну, мистер Фишко, — прогремел Гольденфайн, — вы зря тратите наше время. Поднимите правую руку!

Фишко в отчаянии посмотрел на Капфера и подчинился.

— Вы торжественно клянетесь, — сказал Голденфайн, который, помимо того, что был
адвокат также был государственным нотариусом: "что письменные показания, которые вы подпишете
в дальнейшем, будут правдой, всей правдой и ничем, кроме
правды, да поможет вам Бог?"

"Но..." - снова начал Фишко.

"Правда?" Гольденфейн взревел, и Фишко кивнул. Немедленно Гольденфейн
засыпал его такими остроумно сформулированными вопросами, касающимися
Семья Фликсманов, что ответы представляют собой полную историю всех её
ветвей. Более того, в показаниях под присягой, которые Голденфайн немедленно
составил, не хватало только таких подтверждающих доказательств, которые можно было легко предоставить
установить личность мисс Йетты Зильбермахер как единственной законной наследницы Джулиуса Фликсмана; и после того, как Фишко покорно подписал документ,
Голдфенштейн грузно поднялся на ноги.

 «Поздравляю вас, мистер Полаткин», — сказал он. — Я думаю, нет никаких сомнений в том, что невеста вашего племянника унаследует имущество Фликсмана благодаря моей профессиональной добросовестности.

— Что вы имеете в виду под своей профессиональной добросовестностью? — спросил Капфер.

— Если бы я не отказался взять двадцать два доллара за составление завещания и настоял на двадцати пяти, о которых мы договорились, — ответил Голденфайн.
объяснил: "У него никогда бы не случился сердечный приступ, который
помешал ему подписать завещание перед смертью".

"Умер!" Фишко воскликнул. "Джулиус Фликсман мертв?"

"Куш!", Фишко! Скомандовал Полаткин. "Можно подумать, что ты один из
семьи, судя по тому, как ты себя ведешь. Приходите завтра в наш магазин, и
мы обо всём договоримся. Он повернулся к Капферу.

"Пойдёмте наверх и посмотрим на Элкана и Йетту, — сказал он.

Они сразу же направились к лифту и поднялись на седьмой этаж.

"Вы все ждите здесь в коридоре, — прошептал Капфер, — а я пойду
и сообщить им об этом. Он на цыпочках подошёл к своей комнате и тихонько постучал в дверь.


"Входи!" — крикнул Элкан, и Капфер повернул ручку.

На диване у окна сидел Элкан, обнимая свою невесту за талию, а её голова лежала у него на плече.

"Привет, Макс! — крикнул он. — Что тебя задержало? Должно быть, мы прождали здесь не меньше четверти часа!




ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

ВЫСОКОКАЧЕСТВЕННЫЕ ЛИНИИ


— Конечно, я знаю, мистер Шейковиц, — воскликнул Элкан Лаблайнер, младший партнёр «Полаткин, Шейковиц и компания», сидя в офисе фирмы поздним вечером.
В феврале, во второй половине дня: «Но если вы хотите продать высококлассный концерн, как
«Джозеф Каммерер», вам нужно иметь высококлассную линейку товаров».

«Разве я не говорю вам об этом постоянно?» — ответил Шейковиц. «Но
мы продаем здесь товары по доступным ценам, Элкан. Так что нет смысла говорить, что мы не
подходим для высококлассной линейки».

— Что вы имеете в виду, говоря, что мы не оборудованы, мистер Шейковиц? — возмутился Элкан.
 — У нас есть станки и оборудование, и всё, что нам нужно, — это высококлассный проектировщик и пара действительно хороших резчиков, как тот новичок, который работает у нас.

— Это тоже хорошо, Элкан, — перебил Маркус Полаткин, — но дело не в снаряжении. Репутация, которую мы заработали, продавая популярную линейку по низкой цене, не так-то просто от неё избавиться.
Пойми меня правильно, и этот покупатель из Бетциммера не стал бы нам доверять. По его мнению, мы могли бы выпускать здесь высококачественную продукцию в том же объёме, в каком актёр, снимающийся в кино, может внезапно запеть, как Чарузо.

«Кроме того, — добавил Шейковиц, — высококлассные дизайнеры и действительно хорошие резчики по дереву означают больше капитала, Элкан».

— О капитале вам вообще не стоит беспокоиться, — возразил Элкан. — На следующей неделе у моей Йетты истекает срок второй ипотеки от старика Фликмана на пять тысяч долларов, и…

Полаткин взмахнул правой рукой.

 — Оставь свои деньги себе, Элкан, — сказал он. «У вас есть много более выгодных способов инвестировать эти деньги, чем готовиться к продаже больших «Махеров», таких как
«Джозеф Каммerman».

«Но не будет ничего плохого, если я загляну к этим людям. Не так ли?»

«Конечно, нет», — продолжил Шейковиц, поворачиваясь на вращающемся стуле.
Он вскочил со стула и схватил стопку вырезок. «У них там, на Пятой авеню, есть элегантный магазин, в который даже приятно заходить, и самое худшее, что может случиться с тобой, Элкан, — это то, что ты лишишься хорошей сигары для этого мистера
 Далзелла».

 Элкан мрачно кивнул, и, когда он выходил из кабинета, лицо Полаткина расплылось в снисходительной улыбке.

«В последнее время мальчик становится ужасно амбициозным, Шейковиц», — сказал он.

 «Что ты имеешь в виду под «амбициозным»?» — сердито воскликнул Филипп Шейковиц. . «Если бы тебе было всего двадцать три года, Полаткин, и ты был бы женат на богатой
девочка, пойми меня — а также партнёра в добром деле, которое он сам и провернул, Полаткин, — ты бы вела себя гораздо более амбициозно, чем он. Вместо того, чтобы критиковать мальчика, Полаткин, ты должен отдать ему должное за то, что он сделал.

 «Кто критикует мальчика?» — спросил Полаткин. — Я только хочу сказать, что этот парень амбициозен, Шейковиц, — а если вы не считаете, что это амбиции, когда парень пытается продать товар Джозефу Каммерману, Шейковиц, то что это тогда?

 — Есть люди, которым продавать товар хуже, чем Джозефу Каммерману, Полаткин,
— Поймите меня, он — миллионер, — заявил Шейковиц.
 — И вы можете поверить мне, Полаткин, даже если бы вы обвинили его в том, что он амбициозен, _или_ нет, у этого парня всегда есть идеи для больших дел, и он усердно работает, пока не воплощает их в жизнь.  Так что, если вы хотите назвать это амбициями, Полаткин, так и сделайте. Когда бездельник стучит, это всегда к добру.

С этим ультиматумом Шейковиц последовал за своим младшим партнёром в дальнюю часть лофта, где Элкан критически наблюдал за работой своих сотрудников.

"Ну, Элкан, — спросил Шейковиц, — что тебя теперь гложет?"

Элкан многозначительно подмигнул и через мгновение похлопал помощника резчика по плечу.

"Макс, — сказал он, — ты, наверное, злишься на этот кусок мяса, раз так его крутишь?"

Помощник резчика смущённо улыбнулся.

"Дело в том, — извиняющимся тоном сказал он, — что я вообще не думал об этом куске мяса. Когда вы раскладываете товары для резки, мистер Люблинер,
вам не нужно много думать, особенно о пастельных оттенках.

"Пастельных оттенках?" Элкан повторил.

"Это то, что я сказал", - ответил резчик. "_Mit_ цвета, такие как красный и
зеленые, которые, так сказать, бьют вам прямо в лицо, вы
вообще не могли отвлечься от них; но пастельные оттенки, это
опять же, что-то другое. Они успокаивают, как курение сигареты.

Элкан повернулся к своему партнеру, пожав плечами.

— Когда я работал у Б. Ганса, — продолжал ретушёр, — я накладывал на
кусок старого золотого крепа _с_ серебряной каймой, и, уверяю вас,
мистер Лаблинер, это действовало на меня так, как если бы кто-то
уже налил мне шнапса.

 — _Штиген_, Макс, — сказал Элкан, отходя в сторону, — ты слишком много
говоришь за себя.

Макс обречённо кивнул и продолжил раскладывать продукты на разделочном столе, пока Элкан и Шейковиц выходили из комнаты.

"Это тот новый парень, о котором я тебе рассказывал," — сказал Элкан.
"Его зовут Макс Мерех."

— Может, он и _мешуга_, — ответил Шейковиц, — но, тем не менее, у него есть пара хороших идей, Элкан. Только сегодня утром он чуть не свёл с ума дизайнера Редмана, когда сказал, что синяя кисточка на новом стиле 2060 убивает синий цвет в хомуте, понимаешь? И он был прав, Элкан. Мы с Полаткиным заставили Редмана изменить его.

Элкан снова пожал плечами, надевая шляпу и пальто, чтобы отправиться домой.


"Многие из нашего класса торговцев беспокоятся о таких вещах!" — воскликнул он. "
Что касается их, то сутаж может быть малиновым, а ярмо — зелёным, и если цена подходящая, они всё равно его купят."

— Не обманывай себя, Элкан, — сказал Шейковиц, пока Элкан вызывал лифт. — Цена никогда не бывает правильной, если работа выполнена плохо.

 * * * * *

 То, что успехи Элкана Лаблайнера в бизнесе не поспевали за его
социальными достижениями, вызывало большое разочарование у миссис
Lubliner и самого себя; ибо, хотя фирма из Polatkin, Scheikowitz &
Компании был еще рейтингу семьдесят пять тысяч долларов до ста
тысяч долларов ... хороший кредит--Элкан и миссис Lubliner переехал в
социальные орбиты ни больше ни меньше как Макса Коблин, плащ
Кинг, чей кредит триумфально взлетел среди "А" и "Б" в
старых комиссионных домах.

В тот вечер в доме Макса Коблина действительно была вечеринка, из-за которой
Элкан покинул своё рабочее место в половине шестого, и когда миссис
Лаблайнер и он вышли из отделанного золотом и порфиром холла
В своей квартире они были должным образом одеты, чтобы встретить гостей Макса,
ни один из которых не был связан с популярной торговлей Полаткина,
Шейковица и компании.

 «Почему ты не сказал ему, что на следующей неделе мы выплатим пять
тысяч долларов по второй ипотеке?» — спросила Йетта, продолжая
разговор, начатый за ужином в тот вечер.

«Я ему сказал, — настаивал Элкан, — но какой смысл разговаривать с такими стариками, как они?»

 Йетта презрительно фыркнула с юношеским нетерпением, глядя на старческие причуды, примером которых был дряхлый Филип Шейковиц, которому было
сорок пять, и любитель здорового образа жизни Маркус Полаткин, чьи волосы, хоть и не покрылись инеем, были испорчены и частично выпали из-за превратностей сорокадвухлетней зимы.

«Ты не можешь научить старого пса новым трюкам, — заявил Элкан, — и мы с таким же успехом можем смириться с этим, Йетта, мы никогда не сможем конкурировать с такими крупными компаниями, как B. Gans _oder_ Schwefel &
Zucker.»

Они прошли два квартала в молчании, а затем Элкан снова заговорил.

«Говорю тебе, — сказал он, — я устал от этого. Б. Ганс всё время
говорит о продаже этого большого «Махера» и того большого «Махера», а он и
Мистер Швефель рассказывает о том, что миллионер вроде Каммерна сказал ему на днях, или о том, что он сказал Мандельбергу из Чикаго, понимаете, а я ничего не могу сказать! Если бы я начал рассказывать им о том, что я говорю таким нашим клиентам, как Одноглазый Фейгенбаум _или_ Х. Маргонин из Бриджтауна, понимаете, они бы рассмеялись мне в лицо.

Йетта ободряюще сжала его руку, когда они поднимались по ступенькам дома Макса
Коблина на Маунт-Моррис-Парк-Уэст, и через две минуты они вошли в гостиную этого роскошного особняка.

«И знаете, что он мне говорит?» — раздался проникновенный баритон, когда они вошли. «Он говорит мне: «Бенсон, — говорит он, — я уже пятнадцать лет ставлю мюзиклы, и такая идея могла прийти только гению. В ней целое состояние!»»

В этот момент миссис Коблин заметила, что прибыл последний из её гостей.


"Ну, здравствуй, Йетта!" — воскликнула она, поднимаясь на ноги. "Разве не модно приходить так поздно?"

Она поцеловала Йетту и протянула руку Элкану, продолжая говорить.

"Тебе не стыдно, Элкан, заставлять Йетту ждать свой ужин?
потому что вы утверждаете, что у вас так много дел в центре города? она продолжила. "Я полагаю, вы
знаете здесь всех, кроме мистера Бенсона ".

Она кивнула в сторону проповедника идей, рожденных Небесами, который торжественно поклонился
.

"Рад познакомиться с вами, мистер..."

"Люблинец", - сказал Элкан.

— Мистер Лаблинер, — повторил Бенсон, проведя пальцами по своим чёрным вьющимся волосам. — Короче говоря, — продолжил он, обращаясь к компании, — завтра я получу сценарий в том духе, о котором я вам только что говорил, от одного из лучших сценаристов.

Последовала пауза, во время которой Б. Ганс пытался вспомнить какой-нибудь анекдот о каком-нибудь розничном торговце с достаточно хорошим финансовым положением, а Джозеф Швефель из «Швефель и Цукер» откашлялся, готовясь начать дословный пересказ разговора между ним и покупателем одного из самых эксклюзивных домов моды на Пятой авеню. Но как только Швефель приоткрыл рот, чтобы произнести вступительное «Э-э», Бенсон начал заново.

«Теперь вы помните «Ресторан на вынос» Райана и Бернбаума, постановку прошлого года
— сезон? — сказал он, обращаясь к Элкану. — В том шоу у них была такая идея: восемь пони спускаются с небес — видите? — и Джордж ДеФри
появляется на практичном самолёте — я думаю, это был Джордж
ДеФри, который в прошлом году работал на Райана и Бернбаума, или это был Сэмми
Поттер?

В этот момент он скривил лицо и, опершись локтем на подлокотник кресла, приложил четыре пальца ко лбу в позе, известной в театре как «глубокое раздумье».

 «Нет, — сказал он наконец, — это был Джордж Де Фриз. Джордж выпрыгивает из
«Самолёт и говорит: «Они последовали за мной на землю, я вижу».

Бенсон поднял брови, глядя на собравшихся гостей.

"Ангелы!" — объявил он. "Понимаете? «Они последовали за мной на землю, я
вижу». Сигнал. А затем он поёт хит шоу: «Давай прокатимся
на моём самолёте».

Б. Ганс беспокойно переминался с ноги на ногу, а Джозеф Швефель одернул свой
жилет. Будучи производителями высококачественной одежды, они не раз сопровождали
клиентов на развлечения, описанные Бенсоном; но для
Элкана слово «пони» имело только одно значение, и это
Разговорная арабеска из мух, лошадок, самолётов и Джорджа
Де Фриса вызвала у него лёгкое головокружение.

"И, — сказал М. Сидни Бенсон, прежде чем Б. Ганс успел его перебить, —
только что этот выход прославил шоу. Райан и Бернбаум на сегодняшний день
зарабатывают сто двадцать тысяч долларов сверх всех расходов."

«Лучше, чем в швейном бизнесе!» — прокомментировал Макс Коблин, а Б. Ганс
кивнул и зевнул.

 «А что, у нас не будет пинокля?» — спросил он. Макс встал и распахнул раздвижные двери, ведущие в столовую, где уже были приготовлены карты и фишки.

— Вы присоединитесь к нам, мистер Бенсон? — спросил он.

 — Тогда нас будет пятеро, включая мистера Лаблинера, — ответил Бенсон. — Давайте вы, Ганс и Швефель пойдёте вперёд, а мы с мистером Лаблинером присоединимся к вам позже. . В противном случае вам пришлось бы выдворить двоих из нас, а это замедлит игру.

— Как вам будет угодно, — сказал Макс, и после того, как миссис Коблин и Йетта поднялись наверх, чтобы посмотреть на последнее приобретение миссис Коблин, Бенсон подтянул высокий воротник и поправил чёрный галстук. Затем он закурил новую сигару и приготовился лечь.
Элкан посвятил его в тайны театрального бизнеса.

"Да, мистер Лаблинер," сказал он, "шоу-бизнес — это бизнес, как и любой другой. Это не то, что вы себе представляете, — открывать вино для кучки цыплят, понимаете ли, и бегать по улицам до утра."

"У меня никогда не было таких мыслей," возразил Элкан.

«Вы ошибаетесь, мистер Лаблинер, — продолжил Бенсон, — потому что для меня это явное доказательство того, что вы ничего об этом не знаете; но, понимаете, многие люди придерживаются такого мнения, и я всегда
Я пытаюсь сказать всем, что шоу-бизнес похож на швейную
промышленность или торговлю галантереей — это бизнес для бизнесмена,
а не для бездельника!

Элкан издал невнятный звук, который Бенсон воспринял как выражение
интереса и одобрения.

«В то же время искусство имеет к этому непосредственное отношение, — продолжил он, — искусство и идеи. И когда вы берёте такого парня, как Райан, который мог написать сценарий, музыку, поставить его и сыграть главную роль в одиночку, вы понимаете, и такого парня, как Бернбаум, который раньше был
«Миллер, Бернбаум и компания» в сфере производства брюк — у вас там идеальная
комбинация!»

Элкан кивнул и беспомощно огляделся вокруг, глядя на черкесский орех,
из которого была сделана половина мебели в гостиной Коблина.

"Но, — решительно сказал Бенсон, — возьмём, к примеру, меня — кем я был?"

Он перечислял свои прежние занятия, указывая указательным пальцем правой руки на каждый палец левой.

"Сначала я был продавцом; во-вторых, я сам занимался детской одеждой; в-третьих, я снова был продавцом. Потом я стал актёром,
потому что все знают мой номер, который я назвал "Твой старый друг
Масловски". В течение четырех лет я играл во всех первоклассных водевилях
здесь и по ту сторону Англии. Но хотя я хорошо зарабатывал
деньги, мистер Люблинер, по-настоящему большие деньги приносит продюсирование ".

"Ха-ха!" Элкан эякулировал.

— Вот так обстоят дела у меня, мистер Лаблинер, — продолжил Бенсон. — Я
такой же, как Райан и Бернбаум, только вместо двух партнёров у меня
один, и я сам себе и художник, и идейщик, и бизнесмен!

 — Должно быть, это очень удобно для вас, — прокомментировал Элкан.

"Хэнди - это неподходящее название", - ответил Бенсон. "Это то, чего вы больше нигде не увидите в шоу-бизнесе.
но я скажу вам правду, мистер
Люблинер, эта работа для меня непосильна!

"Почему бы тебе не нанять напарника?" Спросил Элкан.

Бенсон сделал круговой жест правой рукой.

«Я мог бы найти много партнёров с большими деньгами, мистер Лаблайнер, — сказал он, —
но зачем мне делить свою прибыль? Я прав или нет?»

«Ну, это зависит от того, как вы на это смотрите, — сказал Элкан.

"Я смотрю на это с точки зрения бизнесмена, мистер Лаблайнер,"
Бенсон ответил: «Вот предложение, которое я собираюсь выдвинуть —
шоу идей — масштабная постановка, пойми меня; если Райан и
Бернбаум заработают на своих «Забегаловках» сто тысяч долларов,
_ты меня понимаешь_, я легко заработаю сто пятьдесят тысяч!» И
тем не менее, мистер Люблинер, все, что я инвестирую, - это пять тысяч долларов и еще пять
тысяч я беру взаймы в банке.

- В каком банке? - Спросил Элкан так быстро, что Бенсон чуть не подпрыгнул на своем месте.


"Я... я еще не решил, в каком банке", - ответил он. "Видите ли, мистер Люблинер,
У меня были счета в трех банках. Сначала я принадлежал к Пятнадцатому
Национальному банку. Потом они стали умолять меня обратиться в Минуит Нэшнл
Банк. Хорошо. Я зашел в Minuit National Bank. После этого Сэм
Федер подходит ко мне и говорит: "Бенсон, - говорит он, - ты мой старый друг".
От меня, - говорит он. «Зачем вам утруждать себя походами в этот банк и в тот банк?» — говорит он. «Почему бы вам не прийти в мой банк?» — говорит он, — «и я дам вам столько денег, сколько вы захотите». Так что, как видите, мистер Лаблинер, для меня неважно, в каком банке я беру деньги.

Он снова провёл украшенными драгоценностями пальцами по волосам.

 «Нет, мистер Лаблинер, — объявил он после паузы, — даже я, ваш родной брат, не стал бы заглядывать внутрь».

 Элкан ничего не ответил.  Из-за жеста Бенсона он был занят подсчётом стоимости восьми с четвертью карат по восемьдесят семь долларов пятьдесят центов за карат.

"Потому что, - продолжил Бенсон, - прибыль - это то, что вы действительно могли бы назвать
огромной! Если у вас есть время, я хотел бы показать вам несколько
цифр".

"У меня впереди весь вечер", - ответил Элкан, после чего Бенсон вытащил из
жилетного кармана авторучку, украшенную золотой филигранью.

— Во-первых, — сказал он, — это костюмы.

И с этими словами он погрузился в расчёты, которые длились почти час. Более того, в конце этого периода он привёл новую серию цифр, показывающих, что при вложении дополнительных пяти тысяч долларов прибыль может увеличиться на семьдесят пять процентов.

«Но я доволен тем, что вложил свои десять тысяч, — сказал он, — потому что пять тысяч — мои собственные, а остальные пять тысяч я мог бы легко получить в
Костюшко-банке, в то время как дополнительные пять тысяч я должен попытаться
если он заинтересован в ком-то, то пусть вложит деньги в меня. И в этом случае я бы вообще не стал беспокоиться.

— Вы совершенно правы, — сказал Элкан, чтобы подлизаться,
и Бенсон покраснел от досады.

"Уверен, вы совершенно правы, - сказал он, - и если вы и миссис Lubliner придет
в мой кабинет в Сиддонс-театр дома завтра вечером, в восемь
часов, я хотел бы отправить один из моих коллег круглая с вами, и он будет
достать билеты на общем из меня поняли; и тогда вы бы
смотрите сами, какой большой дом у них есть. Даже в понедельник вечером
они прогоняют их!"

— Я вам очень признателен, — ответил Элкан. — Я уверен, что нам с миссис Лаблинер это очень понравится.

 — Мне жаль вас, если вам не понравится, — возразил Бенсон. — И то, что «Ужин вне дома» — это не показатель того, что я устраиваю, мистер.
Люблинер - в чем вы можете убедиться сами, деловое предложение,
которое окупается примерно в двести тысяч долларов при
инвестициях в пятнадцать тысяч долларов, должно быть на высоте.
Не так ли?

"Я думал, ты сказал, что десять тысяч долларов - это инвестиции", - заметил Элкан
.

"Я так и сделал", - ответил Бенсон с некоторой горячностью. "Но если кто-нибудь придет и
— Если он захочет вложить дополнительные пять тысяч долларов, я не откажу ему, мистер Лаблинер.

Он поднялся на ноги, чтобы присоединиться к игрокам в пинокль в столовой.

"Так что я надеюсь, что завтра вечером вам понравится представление," — добавил он, уходя.

 * * * * *

С шести до восьми вечера Макс Мерех постепенно преображался, потому что в шесть часов заведение «Полаткин,
Шейковиц и компания» закрывалось, а в восемь начиналось выступление
Трио Сарасате в кафе «Роман» на Деланси-стрит. Таким образом, в шесть
Макс Мерех был помощником резчика, и до тех пор, пока он не поужинал, он и выглядел как помощник резчика, хотя внутри у него всё трепетало от предвкушения. Однако после половины восьмого он застегнул низкий отложной воротник с широким виндзорским галстуком и стал самим собой — дилетантом.

В кафе «Роман» каждый вечер он посвящал себя музыке, но, будучи истинным
дилетантом, не пренебрегал и другими видами искусства. Его всегда можно было
найти за столиком рядом с пианино, где царила тёплая
сторонник новейших течений в живописи и литературе, а также
ценитель ультрасовременной музыки, исполняемой трио Сарасате.

"Если это не победа, то я не судья!" — сказал он Борису Волковиску, пианисту, в тот вечер, когда состоялся разговор с Эльканом, описанный выше. Он имел в виду скрипичную сонату собственного сочинения Бориса, которую
Борис и Якоб Рековер, скрипач, только что закончили.

Борис улыбнулся и вытер пот со лба,
потому что третья часть сонаты, обозначенная в партитуре как _Allegro con
фуоко_, даже техника его композитора подверглась испытанию.

"Победитель чего?" — спросил Борис. — "Денег? Потому что, если случится чудо и кто-нибудь его опубликует, никто его не купит."

Макс медленно кивнул в знак сочувственного согласия.

"Но в любом случае тебе не так плохо, как некоторым композиторам," — сказал он. — «У тебя всё равно есть хороший музыкант, который сыграет за тебя».

Он улыбнулся Джейкобу Рековеру, который засунул руки в карманы брюк и
уничижительно пожал плечами.

"Конечно, я знаю, — сказал Рековер, — и если мы будем играть слишком много хорошей музыки,
Маркулеску, чёрт возьми, мы должны играть больше популярной музыки.

Он выплюнул слова «популярная музыка» с таким нажимом, что игрок в «Таррок» за соседним столом подпрыгнул на стуле.

"_Ну_," — сказал тот, когда ход перешёл к нему, — "что не так с
популярной музыкой? Если бы не написание популярной музыки, поймите меня, многие порядочные, уважаемые композиторы остались бы без работы!

Он развернул свой стул и бросил карточную игру, чтобы высказать своё мнение о популярной музыке.

"Более того, — сказал он, — я знаю молодого человека по имени Милтон Джесси
В прошлом году он заработал две тысячи долларов, синкопируя
_Хад Гадио_ и назвав это «Дикой кошачьей тряской», а в этом году он
пишет музыку для нового шоу, и я готов поспорить, что он заработает на
этом не меньше пяти тысяч долларов.

«Ого! Пять тысяч долларов!» — воскликнул Мереч. «О таких людях
ты только слышишь, но никогда не видишь».

"Да?", - сказал игрок _Tarrok_, рисование визитным карточкам удалось установить его
нагрудный карман. "Ну, вы видите сейчас".

Он лежал лицом вверх на столе карту, на которой прочел:

 +============================================+
 | |
 | «ПЕСНИ, КОТОРЫЕ ВЫ ВСЕ ПОЁТЕ» |
 | |
 | |
 | МИЛТОН ДЖЕССИ |
 | ЗДАНИЕ ТЕАТРА СИДДОНС |
 | КОМНАТА 1400 |
 | |
 | «НАСЫЩЕННАЯ ЖИЗНЬ» |
 | |
 | ЛЕНИВАЯ РОМАШКА ЭДДИ |
 | WILDCAT RAG - ВСЕ НА БОРТ Для SLEEPYTOWN |
 | |
 +============================================+

За короткий промежуток времени Волковыск, Rekower, и Merech рассматривать Ясско-х
карта в тишине.

"Ну," Merech, наконец, сказал: "что это?"

Джасси пожал плечами и многозначительно махнул рукой.

— Ничего подобного, — сказал он, — просто ваш друг там сочиняет популярную
музыку, и хотя я признаю, что не учился в Венской
консерватории, чтобы писать именно популярную музыку, понимаете,
я всё равно мог бы писать сонаты, трио, квартеты и даже концерты и симфонии, пока не посинел бы от натуги и не смог бы даже заплатить за стирку.

В ответ Волковски повернулся к пианино и взял из стопки нот том в голубом переплёте. Это была скрипичная соната Рихарда
Штрауса, и, передав скрипичную партию Рековеру, он сел на табурет. Затем, предупреждающе кивнув Рековеру, он взял первые
ноты, и более десяти минут Джесси и Мерех сидели неподвижно,
пока не закончилась первая часть.

— Когда Штраус написал, что он тоже может оплатить счёт за стирку, —
сказал Волковиск, вставая со стула. Он устало сел за стол
и закурил сигарету.

"Вот видите, — начал он, — Рихард Штраус…"

— Рихард Штраус — ничтожество! — раздался сердитый голос у него за спиной. — Если
вы хотите практиковаться, практикуйтесь дома. Я плачу вам за то, чтобы вы играли для моих
клиентов, а не для себя, Волковиск; и я раз и навсегда
говорю вам, что вы должны прекратить эту чепуху и время от
времени _исполнять_ немного музыки."

Это был владелец заведения Маркулеску, и Волковиск сразу же
Он сел за пианино. На этот раз он взял из стопки нот
три маленьких листа, один из которых положил на стол для чтения, а
другой — на подставку для скрипки Рековера. Передав
второй лист виолончелисту, он яростно заиграл «Дикую кошку».

В передней части кафе группа мужчин и женщин, чья одежда и манеры выдавали в них обитателей Верхнего Вест-Сайда,
разразилась шумными аплодисментами, когда вульгарная композиция подошла к концу, и
среди их криков и топанья ногами Джесси, дрожа, поднялась со своего места.
его место. Он пробрался между столиками к двери, в то время как Волковиск начал
повторять номер, и только когда он завернул за угол
улицы и мелодия перестала звучать в его ушах, он понял, что это не так.
он замедлил шаг. Однако, когда он это сделал, дружеская рука легла ему на плечо
он обернулся и увидел Макса Мереча, стоявшего прямо за ним.

— «Ну, мистер Джесси, — сказал Макс, — не стоит так расстраиваться из-за того, что вы
не можете писать так же хорошо, как Рихард Штраус».

Джесси остановился и посмотрел Максу прямо в глаза.

"В том-то и дело, — сказал он глухим голосом. — Может, я и смог бы, если бы
пытался; но я такой эпикуросканец, что не хочу пробовать. Я бы
скорее зарабатывал деньги на мусоре, чем был художником вроде Волковиска ".

Макс пожал плечами и приподнял брови.

"Мужчина должен жить", - сказал он, схватив Джасси за руку и начав
мягко подталкивать его обратно к кафе "Роман".

"Конечно, я знаю", - сказал Ясско; "но жизнь не имея хорошей одежды
одежда и хорошее питание, чтобы поесть. Жизни для художника, как Волковыск-это
сочиняя музыку, достойный художника. _Aber_ что мне делать, мистер...

"Мереч", - сказал Макс.

"Что мне делать, мистер Мереч?" Джэсси продолжила. "Я все время бросаю
«Я выбрасываю своё искусство на улицы вместе с этой дрянью, которую сочиняю».

 * * * * *

"Ну, я вам скажу, — сказал Макс, когда они вернулись в кафе и сели за столик подальше от пианино, — сочинять музыку — это всё равно что шить одежду, мистер Джесси. Кто-то должен удовлетворять спрос на товары по
доступным ценам, и лишь немногие производители доходят до того,
что создают высококачественную линию для эксклюзивных розничных
торговцев. Не так ли?

Джесси кивнула, когда официант принёс чашки с кофе.

"Возьмём, к примеру, меня," — продолжил Макс. "Когда-то я работал на Б.
Ганс, который, уверяю вас, мистер Яссы, было очень приятно обрабатывать
товары в этом месте. Что элегантная линия, шелка и вышивки они
у меня здесь! Поверьте мне, мистер Джасси, я каждый день ходил туда на работу, как будто
Я бы уже шел на свадьбу, такие красивые изделия они делали
это! _Но_ теперь я работаю в компании, которая занимается продажей товаров по низким ценам, мистер Джесси,
и, поверьте мне, от того, как эти люди сочетают цвета в одной одежде, у меня уже начинается несварение!

Джесси снова сочувственно кивнул.

"И почему я решил сменить работу?" — продолжил Макс. "Потому что эти люди платят
Я зарабатываю на семь долларов в неделю больше, чем Б. Ганс, мистер Джесси; и хотя искусство есть искусство, поймите меня, семь долларов в неделю — это не то, на что можно жаловаться.

Несколько минут Джесси молча потягивал кофе.

— Это тоже хорошо, — сказал он, — но на одежде вы могли бы заработать столько же, сколько на линии высокого качества, если бы производили линию по доступной цене.

Макс понимающе кивнул.

"Я с вами согласен, — согласился он, — и это потому, что производитель линии высокого качества ведёт бизнес так же, как и производитель линии по доступной цене. _Aber_ вы берете композитора высококлассной музыки
и все, что он делает, - это сочиняет. Он слишком горд, чтобы заниматься этим, мистер Джасси;
а парень, что пишет Популярная музыка он точно такой же, как
парню то, что производители главное-цена линии одежды ... он не
только производители своей линии, но он pooshes его, пока он получает рынке
это."

"Нет рынка для линии высококачественные музыки", - сказал Ясско
безнадежно.

«Почему бы и нет?» — спросил Макс. «Вы когда-нибудь пытались продать симфонию?
 Пытался ли Волковиск заинтересовать кого-нибудь из тех, у кого есть деньги, своими
работами? Нет, сэр, сэр! Всё, что делает этот парень, — это играет её для множества
_Шнорреры_ вроде меня, которым, как бы ни нравилась его работа, ничем не могли ему помочь. Возьмём, к примеру, вас. Несколько минут назад вы сказали нам, что пишете музыку для нового шоу.
 А теперь, если вы не против, я спрошу, кто вкладывает деньги в это шоу?

— Ну, — ответил Джесси, — парень по имени Бенсон вкладывает деньги, и часть капитала — его собственные деньги, а остальное он занимает.

 — Прямо как новичок в швейном бизнесе, — прокомментировал Макс. — _Но_ у кого он занимает? Может, у банка — что?

— Часть он получает из банка, — ответил Джесси, — а остальное он пытается
найти в других местах. Сегодня вечером он сказал мне, что его знакомят с
бизнесменом, у которого он надеется занять пять _или_ десять тысяч
долларов.

 — Пять _или_ десять тысяч долларов! — воскликнул Макс. — _Шма, бени._ За пять тысяч долларов Волковиск мог бы издать всю музыку, которую он когда-либо написал, и вдобавок дать множество концертов. Тысячи долларов было бы даже достаточно.

 — Этого я бы не стал отрицать, — ответил Джесси. — Но кто бы согласился вложить в музыку Волковиска тысячу долларов?
долларов? Вернёт ли он когда-нибудь хотя бы свою тысячу долларов, не говоря уже о какой-либо
прибыли?

 «Это всего лишь предположение, признаю, — прокомментировал Макс, — но вы же знаете Ричарда».
Штраус, например, и если бы какой-нибудь парень вложил в Штрауса
тысячу долларов, когда ему это было нужно, поймите меня, он не только
получил бы свои деньги обратно, но и, скажем, если бы мы сказали, что
тысяча долларов представляет собой десятипроцентную долю в бизнесе Штрауса,
сегодня этот парень стоил бы пятьдесят тысяч долларов, потому что
все знают, какого успеха добился Штраус. На самом деле этот парень
Должно быть, у него есть заказы как минимум на полгода вперёд. За одну только песню они платят ему пару тысяч долларов!

— Ну, — спросил Джесси, — если ты считаешь, что у него такое будущее, почему бы тебе не собрать тысячу долларов и не профинансировать «Волковиск»?

Макс громко рассмеялся.

— Я… я ничего не могу поднять, — сказал он, — но ты… ты злишься на себя, потому что пишешь популярные вещи. У тебя есть шанс примириться со своим творчеством. Почему бы тебе не помочь Волковиску? Тебе нужно только выяснить, кто одолжил этого Бенсона
— Десять тысяч долларов и заставь его поставить на Волкова тысячу.

Джейси постучал пальцами по столу.

"Если уж на то пошло, я мог бы сказать то же самое и тебе, — заявил он. — Ты считаешь, что талант Волкова настолько велик, что это деловое предложение, Мереч.
Почему бы тебе не заинтересовать какого-нибудь бизнесмена — например, одного из твоих боссов?"

Говоря это, он встал со стула и положил на стол десять центов в качестве своей доли в расходах за вечер.

 «Подумай об этом», — сказал он, и Макс ещё долго сидел, засунув руки в карманы брюк, и размышлял.
предложение.

"В конце концов, - размышлял он, когда Маркулеску начал гасить свет один за другим".
"почему бы мне не... самым первым делом с утра?"

Однако только на следующий день, когда Полаткин и Шейковиц ушли обедать, оставив Элкана одного в кабинете, Макс
набрался смелости и приступил к делу. Он так боялся, что пожалеет о своей дерзости, пока не стало слишком поздно, что буквально выбежал из монтажной в кабинет и произнёс вступительную речь с пафосом политического оратора.

— Мистер Лаблайнер, — воскликнул он, — могу я сказать вам пару слов?

Элкан встал и хлопнул дверью.

"Послушай, Мерех, — сказал он, — если ты хочешь повышения, не говори об этом на всю фабрику, иначе нас замучают здесь. «И помните, — продолжил он, снова садясь, — вы работаете на нас всего несколько недель, так что не торопитесь».

«Что вы имеете в виду под повышением?» — спросил Макс. «Я ничего не говорил о повышении. Я пришёл к вам по совсем другому поводу».

Элкан демонстративно посмотрел на часы.

"У меня не так уж много времени, Мереч", - сказал он.

"Ни у кого нет слишком много времени, когда дело доходит до парней, просящих прибавки к зарплате,
Мистер Люблинер, - парировал Макс. - _aber_ это опять кое-что другое,
как я вам уже говорил".

"Ну, не ходи вокруг да около, Мерех!" Нетерпеливо крикнул Элькан.
— Чего ты от меня хочешь?

 — Я хочу от тебя вот чего, — хрипло начал Макс. — Может, ты знаешь Чайковского
или Римского-Корсакова?

 — Я никогда не слышал о Чайковском, — ответил Элкан, — и о другом тоже. Должно быть, новички в швейном бизнесе, да?

«Насколько я знаю, они никогда не занимались швейным бизнесом, — продолжил Макс. —
Но они добились больших успехов, даже если и не занимались им, потому что
не в швейном бизнесе делаются все деньги, мистер Лаблинер, а
Чайковский и Римский-Корсаков даже в старой стране зарабатывали так много,
что жили во дворцах. Однажды, когда я был ещё мальчишкой,
Чайковский приехал в Минск, и для него устроили парад — такой он был большой
_мачо_!

«Я ни на секунду не сомневаюсь в твоих словах, Мерех, но какое отношение
это имеет ко мне?»

«Это не имеет к вам никакого отношения, мистер Лаблайнер», — заявил Макс, — «только
У меня есть друг по имени Борис Волковиск, и, хотите верьте мне, хотите нет, мистер
Люблинер, в некоторых отношениях Чайковский и Римский-Корсаков могли бы поучиться
у этого парня, потому что, поверьте мне, мистер Люблинер,
поймите меня правильно, в Пятой симфонии есть несколько пассажей, которые я ненавижу.
если так выразиться, их можно назвать гнилыми!"

Элькан беспокойно заерзал на своем стуле.

«Я вообще не понимаю, о чём ты говоришь», — сказал он.

 «Я говорю об этом», — ответил Макс и начал
объяснять Элкану о стремлениях и таланте Бориса Волковиска и
его — Макса — план их успешного развития. Более получаса он излагал план, согласно которому можно было бы разумно потратить тысячу долларов, чтобы обеспечить максимальную выгоду для карьеры Волковиска, — план, который они с Волковиском тщательно обсуждали в течение двух предыдущих лет за чашкой кофе в кафе Маркулеску.
«И вот, как видите, мистер Лаблинер, — заключил он, — это простое деловое предложение. И если бы вы взяли за свою тысячу долларов, скажем, например, десятую часть от прибыли, которую Волковски рассчитывает получить,
Поймите меня, вы бы получили большую прибыль от своих вложений.

Элкан закурил сигару и задумчиво затянулся, прежде чем заговорить.

"_Ну_," — сказал он наконец.— Так вот о чём ты хотел со мной поговорить?

Макс кивнул.



— Что ж, тогда я могу сказать только одно, — продолжил Элкан, — ты пришёл не по адресу.

Такое деловое предложение — для банкира, у которого столько денег, что он не знает, что с ними делать, Мереч.

Лицо Макса вытянулось, и он в отчаянии отвернулся.

«В то же время, Макс, — добавил Элкан, — я не в обиде, что ты обратился ко мне с этим предложением, пойми меня. Дело не в том, что у тебя появилась такая идея, Макс; дело во мне, что я не мог этого предвидеть. Это похоже на парня по имени Далзелл, покупателя
Магазин Каммермана, сказали мне сегодня утром. 'Lubliner, - говорит он, - я
не мог позволить себе не рисковать покупая высококачественной одежды из
Феллер, который используется, чтобы сделать главное-цена строки, - говорит он, - потому что
неважно, насколько хорошо ваша фабрика будет беда
популярные цена-производитель не мог думать достаточно большие, чтобы обернуться
дорогих одежд. Для такого производителя товар по два доллара за ярд
— это предел, а товар по десять долларов за ярд он вообще не мог себе
представить. И даже если бы он смог заставить себя использовать товар по десять долларов за
Понимаете, ему невыгодно быть щедрым с такими дорогими товарами, поэтому он экономит на одежде.

Он выпустил большое облако дыма вместо вздоха.

"И Далзелл был прав, Макс," — заключил он. "Вы же не ожидали, что у такого производителя одежды, как я, будут такие грандиозные идеи, как вложение тысячи долларов в такую высококлассную схему, как ваша. Для меня тысяча
долларов — это столько-то ярдов ткани, столько-то швейных машин или
зарплата за неделю; но это не значит, что я должен платить музыканту за выступление
сочинять первоклассную музыку. Я не настолько образован, Макс, так что я желаю тебе удачи в том, чтобы ты нашёл деньги где-нибудь в другом месте.

 * * * * *

Когда мистер Сидни Бенсон вошёл в свой кабинет в здании театра «Сиддонс»
поздно вечером, он застал Джесси за столом, погружённым в печальное созерцание какой-то музыкальной рукописи.

— «Ну, Милтон, — воскликнул Бенсон, — не надо так _рахамонос_. Я
уверен, что они вот-вот придут!»

«Ты думаешь, что они вот-вот придут!» — с горьким нажимом повторил Джесси.
"Ты уже говорил это дюжину раз — и всегда парень не был таким
— Он оказался не таким простаком, как выглядел!»

«Это потому, что я всё сделал неправильно, — ответил Бенсон. «На этот раз я
собираюсь оказать парню услугу, пригласив его на шоу, и он сразу же заинтересовался. Его зовут Элкан Лаблайнер, он
производит плащи и костюмы, и сегодня вечером он придёт со своей
женой, и вы поведёте их в «Динерс-Уот».

«Я пойду в «Динерс-Уот» с ними?» — воскликнул Милтон с
выражением ужаса и отвращения на лице.

«Конечно!» — весело ответил Бенсон. - Нам это обойдется в шесть долларов, потому что
Райан чуть не расхохотался мне в лицо, когда я попросил у него три билета. Но ничего, Милтон, оно того стоит.

 — Стоит ли? — возразил Джесси. — Ну, не для меня, мистер Бенсон. В последний раз, когда я смотрел это шоу, я сказал, что не стал бы смотреть его снова даже за сто долларов.

— Сто долларов — это большие деньги, Милтон, — сказал Бенсон. — Но я
думаю, что если ты всё сделаешь правильно, то получишь в сто раз больше,
чем сто долларов, потому что я действительно разошёлся. Так что тебе стоит
послушать меня, и я скажу тебе, что ты должен сказать этому парню
между актами.

После этого Бенсон начал излагать ряд «тезисов», на составление которых
он потратил весь день. Пока он говорил, взгляд Джесси
переместился с титульного листа рукописи, на котором было написано
«Опус 47 — трио соль минор», и начал светиться от сочувствия к
хорошо продуманному плану Бенсона.

— Нет смысла тянуть время, Милтон, — заключил Бенсон. — Сезон заканчивается, и если мы когда-нибудь поставим это шоу, то сейчас самое время.

Милтон нетерпеливо кивнул.

"А почему бы вам самому не отвести их на шоу, мистер Бенсон?" — спросил он.
— спросил он с надеждой. — Потому что, не хочу вас обидеть, мистер Бенсон, но должен
сказать, что вы замечательный собеседник.

Бенсон пожал плечами и слабо улыбнулся.

 — Я замечательный собеседник, признаю, — согласился он, — но у меня суровое лицо,
Милтон, в то время как вы, по крайней мере, выглядите честным. Так что вам стоит встретиться со мной в
Потом, понимаешь ли, мы бы попытались заключить сделку
прямо там.

Он сунул руку в карман брюк и достал скромную пачку банкнот, из которой отделил шесть долларов.

"Вот деньги, — добавил он, — и ты должен быть здесь, чтобы их получить.
ровно в восемь часов.

Ровно в восемь Милтон Джесси вернулся в кабинет Бенсона в здании театра «Сиддонс» и снова сел за стол перед стопкой нот. На этот раз, однако, он отложил в сторону титульный лист своего «Опуса 47» и развернул вечернюю газету, чтобы развеять скуку в ожидании «перспектив» Бенсона. Он машинально открыл раздел «Музыка и музыканты» и в верхней части колонки увидел следующее:

 Ференц Ланцид, будапештский виртуоз, будет солировать
 сегодня вечером на концерте Филармонического общества. Он
 сыграет Концерт для скрипки с оркестром Чайковского, опус 35, а
 оставшаяся часть программы будет состоять из симфонии Дворжака,
 "Все в новом свете" и неизменно популярный мейстерзингер
 Увертюра.

Джесси прерывисто вздохнул, закончив абзац, и откинулся на спинку стула, а в его ушах зазвучала часть адажио, открывающая первую часть «Симфонии нового мира».
В это же время человек, сидевший в соседнем кабинете, хлопнул крышкой своего стола.
стол и начал насвистывать веселую популярную мелодию. Это была "Wildcat Rag",
и Милтон ударил кулаком по развернутой газете. Затем
поднявшись на ноги, он собрал разрозненные страницы своего "Опуса 47"
и бережно положил их в кожаный футляр как раз в тот момент, когда дверь открылась и
Вошли Элкан и Йетта.

"Надеюсь, мы не опоздали", - сказал Элкан.

"Вовсе нет", - ответил Милтон. "Это мистер и миссис Люблинер, не так ли?"

Как он обращает вперед кресло для Етта он козырял своим посетителям
легким, изящным бантом, выживание своих дней консерватории.

— Садитесь, — сказал он, — у нас много-много времени.

— Я думал, что шоу начинается в четверть девятого, — сказал Элкан.


— И да, и нет, — нерешительно ответил Милтон, — то есть некоторые шоу начинаются в четверть девятого, а некоторые — в половине девятого.

"Но я имею в виду, что этот "Diners Out" начинается в четверть девятого, не так ли?
"настаивал Элкан." - спросил я. "Нет"."Нет"."Нет." "Нет."

"'Обедающих Вне!'" Милтон-воскликнул как будто он не слышал имя
первый раз. "О, конечно, "Diners Out" начинается в четверть девятого,
и это как раз то, о чем я хотел с тобой поговорить".

Он повернулся к Йетте с обаятельной улыбкой, которая в сочетании с его чёрными волосами и
тёмными меланхоличными глазами полностью покорила эту далеко не
равнодушную даму.

"Итак, миссис Лаблайнер," начал он, "ваш муж — бизнесмен, не так ли? И если кто-то приходит к нему и говорит: 'Мистер Лаблайнер, у меня есть два
предмета одежды по одной цене — скажем, по два доллара. Одно из них
сделано из дешёвого материала, но с большим количеством дешёвой вышивки,
понимаете ли, а другое — из тончайшего шёлка, не очень много,
понимаете ли, но простое и красивое.

«Что за одежду можно купить за два доллара?» — спросил Элкан.
— Особенно шёлковую одежду?

«Он просто привёл пример, Элкан», — вмешалась Йетта.

«Я использую одежду только в переносном смысле», — объяснил Милтон. «На самом деле я имею в виду вот что: вы можете пойти на популярное шоу вроде «Diners Out» или на действительно высококлассное шоу, мистер Лаблинер. Так что я оставляю выбор за вами, мистер Лаблинер. Что вы выберете?»

Он снова улыбнулся Йетте.

"Конечно, на высококлассное шоу," — ответила Йетта и взяла мужа под руку. — Пойдём, Элкан! — воскликнула она и, после Мильтона
Забрав кожаный портфель с «Опусом 47», они сразу же направились к лифту.

"Мы могли бы дойти туда пешком отсюда, — сказал Милтон, когда они вышли на тротуар, и повёл их через весь город к Карнеги-холлу.

"Что за представление мы собираемся посмотреть? — спросил Элкан.  — Тоже музыкальное?  Милтон кивнул.

"Лучшее музыкальное шоу, которое только есть", - заявил он. "Может быть, тебе нравится
слушать хорошую музыку?"

"Я без ума от этого", - ответила Йетта.

"Симфонии, концерты и тому подобное?" Поинтересовался Милтон.

"Симфонии?" Элькан повторил. "Что такое симфонии?"

— Я не могу вам это объяснить, — сказал Милтон, — потому что у нас нет времени.
_Но_ вы сами всё увидите. Только одно я должен вам сказать, мистер.
Лаблайнер: когда играет оркестр, вам не следует ничего говорить — и миссис
Лаблайнер тоже.

— «Я бы вообще рта не раскрыл», — торжественно заверил его Элкан, и через несколько минут Милтон сел в последний ряд партера в
Карнеги-холле вместе с Элканом и Йеттой — по одному с каждой стороны от него.

 — Значит, ты никогда раньше не был на симфоническом концерте? — начал Милтон, наклонившись к Элкану, и, когда тот покачал головой,
Человек на соседнем сиденье невольно приподнял брови. «Что ж,
тебя ждёт большое удовольствие, — продолжил Милтон, — и ещё кое-что,
что я должен тебе сказать: возможно, ты услышишь довольно резкую
музыку, под которую тебе захочется притопывать ногой. Не делай этого!»

Сосед Элкана прикрыл улыбку рукой, а затем тоже повернулся к Элкану, который выслушал предупреждение Милтона, угрюмо нахмурившись.

"Твой друг прав, — сказал он. — Людям всегда нужно говорить об этом, когда они впервые приходят на симфонический концерт, и в следующий раз, когда они придут"
они не только видят мудрость такого совета, но и хотят встать и
лизнуть того, кто отбивает такт ногой."

Он сопроводил своё замечание такой любезной улыбкой, что Элкан
сразу же расслабился.

"Новичок не может получить слишком много советов," — сказал он, и его
сосед наклонился вперёд и обратился к Милтону.

«Вы выбрали прекрасную программу, чтобы познакомить своего друга с хорошей музыкой», — сказал он, и после этого начался оживлённый разговор, который продолжался
до тех пор, пока аплодисменты не возвестили о появлении дирижёра.
В следующий миг он поднял дирижёрскую палочку, и виолончели начали играть
печальную мелодию, с которой начинается симфония. Милтон
расслабленно откинулся на спинку кресла, когда деревянные духовые
начали играть следующую фразу; а затем, когда вступление
закончилось мощным крещендо и темп внезапно ускорился, Элкан
привстал и уставился на тромбониста и трубача.

Он сохранял эту позу на протяжении всей первой части, и
только когда рука дирижёра безвольно опустилась, он откинулся на спинку стула.

 «Ну что, — спросил Милтон, — что ты об этом думаешь?»

"Номер один!" Хрипло ответил Элькан. "Меня бы это очень устроило.
если бы это длилось весь вечер и у нас вообще не было бы песен и
танцев".

"Что вы имеете в виду - никаких песен и танцев!" Милтон воскликнул.

"Конечно!" Элкан продолжил. "Я бы хотел, чтобы эти ребята играли весь
вечер".

Дирижёр постучал дирижёрской палочкой по столу.

"Не волнуйся, — прокомментировал Милтон, готовясь к следующему
такту. — Ты получишь то, что хочешь."

Элкан вопросительно посмотрел на своего наставника, но Милтон лишь приложил
указательный палец к губам и после этого, до конца
Пауза между частями симфонии была настолько короткой, что у Элкана не было возможности задать дополнительные вопросы.

"Ну что, сосед," — спросил джентльмен, сидевший справа от него, когда музыканты
покидали сцену на десятиминутный перерыв, — "что вы думаете о своей первой симфонии?"

Элкан улыбнулся и, чтобы скрыть смущение, откашлялся.

«Симфония — это хорошо, — сказал он, — но какой смысл в том, что они пытаются сэкономить, нанимая только одного бригадира?»

«Одного бригадира?» — воскликнул его сосед.

"Конечно, парень с палкой", - вежливо продолжал Элкан. "Естественно, он
не мог следить за всеми этими людьми одновременно, не так ли? Я
наблюдаю за этими ребятами, которые работают на больших латунных станках,
последние полчаса, за исключением пяти или десяти минут, они сидят
абсолютно ничего не делая - просто тратят свое время впустую ".

"Эти парни не тратят свое время зря", - серьезно сказал Милтон. "Им
нечего делать, только время от времени".

"Тогда, я полагаю, они должны платить им сдельно, не так ли?" Спросил Элкан.

"Они платят им столько-то за ночь", - объяснил Милтон.

"Что ж, в таком случае, мистер Джасси, - продолжил Элкан, - все, что я мог бы сказать, это если
На моем месте я бы нанял полдюжины парней, которым я плачу поденно
поймите меня правильно, и бригадир не смог бы занять их только
в половине случаев, _verstehst du_, он быстро искал другую работу ".

Сосед Элкана справа постепенно краснел,
и наконец он поспешно схватил свою шляпу и вышел в проход.

"Довольно дружелюбный парень," — сказал Элкан, глядя ему вслед.  "Вы случайно не знаете, как его зовут?"

«Я никогда не слышал его имени, — ответил Милтон, — но он, кажется, без ума от музыки. Я вижу его здесь каждый раз, когда прихожу».

«Ну, я его не виню, — прокомментировал Элкан, — потому что, например, в «Зимнем саде» в Гарлеме, хоть музыка и отстойная,
поверь мне, у них хватает наглости брать с тебя деньги за кучу еды,
которую ты в половине случаев вообще не хочешь, а здесь они даже не
спросили, хотим ли мы купить хотя бы стакан пива».

В этот момент невысокий полный мужчина вернулся и продолжил развлекать Элкана и Йетту, указывая на присутствующих в зале.
местных и иностранных миллионеров.

"И все эти парни тоже без ума от музыки?" — спросил Элкан.

"Настолько без ума," — сказал его сосед, — "что вон тот маленький мужчина с белой бородой
тратит на это почти двадцать тысяч в год!"

«И всё же, — с горечью сказал Милтон, — в городе полно парней, которые из года в год сочиняют камерную и симфоническую музыку, на которой они сами не смогли бы заработать и десяти долларов в неделю; и, если уж на то пошло, ни один из этих миллионеров не раскошелился бы на пятьсот долларов, чтобы помочь таким новичкам получить признание».

Невысокий мужчина выслушал Милтона с лёгкой улыбкой на лице.

"Я уже слышал это раньше, — прокомментировал он, — но я никогда не имел удовольствия
встречаться с кем-либо из этих великих неизвестных композиторов."

"Это потому, что большинство из них так стыдлива им не хватает смысла
толкать себя вперед," Милтон ответил: "_aber_ если вы действительно хотите
встретиться с одним я мог бы принять вас сегодня вечером в кафе на улице Деланси
там, где играет трио пианиста-это то, что вы могли
действительно называют гением".

"Ты мне не рассказываешь!" Сосед Элькана закричал. — Что ж, я буду рад пойти с вами.

— «Как насчёт этого, мистер Лаблинер?» — спросил Милтон. «Вы и миссис Лаблинер
не против того, чтобы после представления пойти в кафе на Деланси-стрит?
Это довольно бедный район».

Йетта улыбнулась.

"Конечно, я знаю, — сказала она, — но мы с вами не в первый раз.
Элкан был на Деланси-стрит.

«Значит, решено, что мы все пойдём послушать этого гения», — добавил сосед Элкана.
«Я слышал, как вы называли друг друга Джесси и Лаблинер — вряд ли справедливо, что вы не знаете и моего имени».

Он пошарил в кармане жилета и наконец протянул визитную карточку.
Элкан, который торопливо взглянул на него и дрожащими пальцами передал жене, потому что на нём было написано староанглийским шрифтом следующее:

 +==============================+
 | |
 | =Мистер Джозеф Каммерер= |
 | |
 | =Отель «Фостория»= |
 | |
 | =Нью-Йорк= |
 | |
 +==============================+

«Раз и навсегда, я говорю тебе, Волковис, либо ты должен
включай здесь музыку или увольняйся!" - Крикнул Маркулеску в одиннадцать часов того же
вечера. "Посетители все время пинают то, что ты нам даешь
".

"Что значит "барахло"?" Макс Мереч запротестовал. "Это было не барахло, мистер
Маркулеску. Это было из трио Брамса, и оно мне подходит до мозга костей
".

"Вам идет!" Маркулеску воскликнул. "Кто вы, черт возьми, такой?"

"Я _auch_ наш клиент, мистер Маркулеску", - с достоинством ответил Макс.

"_Yow_, клиент!" Маркулеску освистывают. "Вы тут сидите всю ночь на
одна чашка кофе. Клиент, _sagt er_! Бездельник - вот кто ты такой!
Я зарабатываю деньги не на тебе, Мереч, а на них.
_Takeefim_ Из верхнего города; и они хотят слушать музыку, а не Брамса. Итак, ты
слышишь, что я тебе говорю, Волковиск! Ты должен сыграть что-нибудь
хорошее - например, "Тряпку Дикой кошки".

[Сноска A: _Takeefim_ - Аристократия.]

- Подождите минутку, мистер Маркулеску, - перебил Макс. "Ты имеешь в виду сказать
мне, что эти подлые бродяги там, впереди, из-за чего все это _Geschrei_
над "Диксерли" и тому подобным _Narrischkeit_ уже закончился _Takeefim_?"

"Я вообще не хочу тебя слушать, Мереч!" Маркулеску закричал.

— Мне всё равно, хочешь ты меня слушать или нет, — сказал Мерех. — Я
был здесь завсегдатаем, когда у вас был один маленький магазинчик с двумя официантами, и
это я и все остальные парни, которых вы теперь называете бездельниками,
дали вам, за несколько пенни, возможность начать. Теперь вы слишком хороши для нас со своими _Takeefim_ из Верхнего города. Да ведь те же самые _Такифимы_ приходят сюда в первую очередь
потому, что хотят посмотреть, как выглядит одно из кафе в Ист-Сайде, где
играет такая хорошая музыка и где сидят такие интересные персонажи,
которые пьют кофе и играют в шахматы
_и Таррок_.

Он пристально посмотрел на разъярённого Маркулеску и взволнованно взмахнул руками.

"То, что вы называете бездельниками, они называют интересными персонажами, мистер
Маркулеску," — продолжил он, — "а то, что вы называете ерундой, они называют хорошей
музыкой — и так оно и есть, мистер Маркулеску. Вы — гусь, который
убивает собственные золотые яйца!"

"Так!" — взревел Маркулеску. — Я что, гусь, да? Ты бездельник, ты! Убирайся отсюда, пока я тебя не выгнал!

 — Ты бы ничего не выгнал, — возразил Макс, — потому что я рад уйти отсюда! Там, где постоянно играют такие _Махшовы_, как
«Дикая кошка», я вообще не хочу оставаться.

Он встал со стула и бросил на стол десять центов.

 «И, кроме того, — воскликнул он в заключение, — людям не нужно
проходить пять миль до Деланси-стрит, чтобы послушать «Дикую кошку», мистер».
Маркулеску, если вы продолжите играть эту мелодию, мистер Маркулеску, вы быстро поймёте, что это элегантная мелодия, под которую можно танцевать, — и это всё, что я хотел сказать!

Уходя, Маркулеску подал знак своему пианисту.

"Давай, Волковиск, сыграй «Дикую кошку»!" — сказал он. Затем он последовал за Максом
к выходу из кафе и, прежде чем они добрались до столиков у входа,
В котором сидели бездельники из Верхнего города, Волковиск начал наигрывать заезженную мелодию.

 «Вот что я думаю о твоих аргументах, Мереч!» — сказал Маркулеску, проходя за кассу.

Макс сделал паузу, чтобы сокрушить его последней репликой; но как только он начал её произносить, его язык прилип к нёбу, потому что в этот момент открылась дверь и вошли четверо, среди которых был Элкан
Лаблайнер. Мгновение спустя, однако, Милтон Джасси оттолкнул своих
гостей в сторону и сердито направился к Маркулеску.

"_Кош!_" — взревел он и топнул ногой, после чего
Музыка стихла, и даже гуляки в верхней части города испуганно замолчали.
Только Маркулеску не смутился.

"Послушайте, — крикнул он, выбежав из-за своего стола, — что, по-вашему, это за заведение? — Заведение!"

"Я думаю, что мне вздумается, Маркулеску, — сказал Милтон, — и вам следует сказать
Волковиску, чтобы он играл что-нибудь приличное. Кроме того, вы должны принести нам две кварты
лучшего шампанского «Шампаньер» — французского шампанского «Шампаньер», а не
«Американайзер».

Он нетерпеливо взмахнул рукой, и три официанта — половина всего персонала
Маркулеску — бросились выполнять заказ, так что через мгновение Ясси и его
гости сняли накидки и расселись за одним из самых больших столов.
Столы были обращены к пианино. Только после этого Милтон заметил Макса.
Мереч маячил в дверях.

- Мерех! - позвал он. "_Kommen sie 'r ;ber!_"

Макс застенчиво покачал головой и приоткрыл дверь, но Элькан опередил его
. Он вскочил из-за стола и схватил своего помощника за руку, когда тот уже выходил на тротуар.

"Макс," сказал он, "что с тобой? Ты не собираешься зайти и познакомиться с моей женой?"

Макс смущенно пожал плечами.

— Вы же не хотите, чтобы я мешал вашей вечеринке, мистер Лаблинер! — сказал он.

 — Послушайте, Макс, — почти взмолился Элкан, — я не только хочу, чтобы вы пришли, но и окажете мне большую услугу, если присоединитесь к нам.  Кроме того, Макс, я собираюсь представить вас как нашего дизайнера.  У вас нет возражений?

— Вовсе нет, — ответил Макс и последовал за своим работодателем в кафе.

"Йетта, — начал Элкан, — кажется, вы уже видели мистера Мереха, не так ли?"

Миссис Лаблайнер улыбнулась и протянула руку.

"Здравствуйте, мистер Мерех, — сказала она, и Макс неловко поклонился.

— Мистер Каммерерман, — продолжил Элкан, — это наш дизайнер Макс Мереч, и, смею вас заверить, мистер Каммерерман, очень хороший. У него отличный вкус.

— И хороший музыкальный слух, — добавил Милтон, когда Каммерерман пожал руку краснеющему дилетанту.

«В самом деле, мистер Каммерер, если у него такой же вкус в дизайне, как и в музыке, — продолжил Милтон, — то он просто чудо! Ему подходит только самое лучшее. А теперь, если вы меня извините, я попрошу Волковиска сыграть вам его сонату».

Он вышел из-за стола с кожаным портфелем под мышкой и больше не вернулся.
Не прошло и пяти минут, как он серьёзно посовещался с Волковиском и
виолончелистом, после чего с улыбкой вернулся на своё место.

"Сначала Волковиск сыграет свою сонату, опус 30, — объяснил он, — а потом
он сыграет кое-что из моего репертуара."

Он энергично кивнул Волковиску, и Каммерер смиренно приготовился слушать то, что, как он ожидал, будет заурядным музыкальным произведением. Однако после первых шести тактов он выпрямился в кресле, и на его лице появилось выражение удивления и восторга. Затем, опершись локтем о стол, он подпер щёку рукой на протяжении всего первого
движение в позе, полной искреннего внимания.

"Ну что вы, — воскликнул он, когда музыкант сделал паузу, — этот человек — гений!"

Макс Мереч кивнул. Его лицо раскраснелось, а глаза наполнились
слезами.

"Что я вам говорил, мистер Лаблайнер?" — сказал он, и Ясси поднял руку, призывая к тишине, пока Волковски играл вторую часть. Эта и последующие части в полной мере оправдали ожидания,
возникшие после первых частей композиции, и когда Волковски наконец
встал со стула и подошёл к столу, Камерман вскочил и пожал
композитору руку.

— Сядь на мой стул, — настаивал он и щёлкнул пальцами перед носом Маркулеску,
который бессильно пыхтел за кассой.

 — Сюда, — позвал он, — ещё вина — и поживее!

Маркулеску угрюмо подчинился, и стаканы снова наполнились.

— Джентльмены, — сказал Каммерер, — и миссис Лаблинер, я прошу вас выпить за
только начинающуюся блестящую карьеру.

 — Многие говорили это раньше, — пробормотал Макс, опустошив свой бокал.

 — Они говорили это, — ответил Каммерер, — но я утверждаю это. Вы больше не будете играть в этом заведении, Волковски, — и вот вам моя рука в подтверждение.

Макс Мереч просиял, глядя через стол на своего работодателя.

"Что ж, мистер Лаблайнер," — сказал он, — "вы упустили свой шанс."

Элкан пожал плечами и улыбнулся.

"Может, ты найдёшь для меня ещё одного из этих гениальных парней, Макс?"
— сказал он.

И тут Камммерман хлопнул Милтона Джесси по спине.

"Ей-богу! — Мы забыли ваше трио, — сказал он. — Сыграйте его, Волковис, в качестве вашего
прощального выступления.

Волковис снова подошёл к пианино и, шепнув что-то своим помощникам,
начал играть «Опус 47» Ясси по рукописи, которую Милтон принёс с собой; но,
учитывая ошибки
Техника виолончелиста и неуверенность, которая сопровождает первое исполнение любого произведения по рукописи, мало что говорили в пользу работы Джасси.

"Очень достойно!" — сказал Каммерерман в конце части. "Возможно, мы услышим и остальное."

Макс не отрывал взгляда от стола, чтобы не смотреть на Джасси, и даже
Волковиск, казалось, смутился, когда развернулся на табурете у пианино.

"Ну?" он спросил вопросительно.

Джасси горько рассмеялась.

"Хватит, Волковиск", - хрипло ответил он. "Я думаю, это нужно отрепетировать".
"Я думаю, это нужно отрепетировать".

В этот момент Макс попытался устроить диверсию.

«Посмотрите на эту даму, которая сидит там!» — сказал он. «Она надела жёлтую шляпу к старому золотому платью. Она совершает убийство и не знает об этом!»

Каммерер воспользовался этим инцидентом, чтобы не критиковать
трио Джесси.

"Это напомнило мне, Лаблайнер, — сказал он. «Дайте мне свою визитную карточку, если она у вас есть. Я должен сказать мистеру Далзеллу, моему закупщику верхней одежды, чтобы он посмотрел вашу коллекцию. Я уверен, что с дизайнером, обладающим художественным чутьем мистера Мереча, вы создадите именно ту высококачественную коллекцию, которая нам нужна».

 * * * * *

Год спустя обычная толпа зрителей, пришедших на премьеру, толпилась в фойе театра «Сиддонс» во время антракта между вторым и третьим актами новой музыкальной комедии М. Сидни Бенсона «Марджори из
«Маргери» и с энтузиазмом прокомментировал хит-песню шоу — «Моя служанка Блерио». Некоторые из наиболее одарённых даже насвистывали мелодию, пропуская сложную часть и переходя к импровизированной и традиционной модуляции припева, который был специально разработан композитором Милтоном Джесси так, чтобы не представлять технических трудностей даже для самого скромного свистуна.

Проталкиваясь сквозь эту галдящую и орущую толпу, Каммерер и Волковски
выбрались на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха, и, добравшись до
тротуара, Каммерер с облегчением вздохнул.

"Что за ужасная мелодия!" — воскликнул он.

"Но сюжет неплох," — предположил Волковски, и Каммерер невольно
улыбнулся.

«Если быть точным, то оба сюжета неплохи, — сказал он. — Они состоят из двух старых фарсов. Один из них — «Обними меня, Дюваль», а другой — «Парень из дома Гайяра».»

«Но костюмы действительно можно назвать красивыми!»
— заявил Волковски.

«Мерех тоже одобрил костюмы», — со смехом согласился Каммерерман. «Он ушёл после первого акта и сказал, что если вы досмотрите до конца, то обязательно передадите Джесси, что костюмы великолепны!» — он задумчиво закурил сигарету. «Этот человек — настоящий мастер по костюмам!» — сказал он. «Кажется, когда я впервые встретил его в тот вечер, он был всего лишь помощником портного, но Элкан Лаблинер вскоре после этого сделал его дизайнером, и это оказалось полезным для них обоих. Насколько я понимаю, за последний год мы купили у них товаров на пятнадцать тысяч долларов!»

"Он заслужил всю ту удачу, которая пришла к нему", - воскликнул Волковиск.
Каммерман нежно положил руку на плечо своего протеже.

"Есть особый промысел, который заботится художников", - сказал он, как они
re;ntered театр", будь они рисуют, пишут, сочиняют, или конструкция
одежды".




ГЛАВА ПЯТАЯ

ОДНА ИЗ БАСЕН ЭЗОПА

МЫШЬ ДЕРЁТ ЛЬВА ЗА СПИНУ; ЛЕВ ДЕРЁТ МЫШЬ ЗА СПИНУ


«Нет, Элкан, — сказал Луи Стаут из «Флюгель и Стаут». — Когда вы сравниваете Джонсонхерст с Бёрджесс-парком, это всё равно что сравнивать муравейник с горой».

«В Бёрджесс-парке тоже не так уж высоко», — возразил Элкан Лаблинер.
 «Макс Ковнер говорит, что он живёт там, на Линден-бульваре, всего три месяца,
и у него начинается малярия, что-то ужасное».

 «В Бёрджесс-парке нет малярии!» — заявил Луис. «Я живу там уже шесть лет, Элкан, и ни разу не купил даже двухграновой таблетки хинина. Более того, Элкан, малярию Ковнера можно подхватить в
Денвере, штат Колорадо, или на океанском пароходе, понимаешь, потому что с таким подонком, как Макс Ковнер, который сидит допоздна
ночью — пьяница и игрок, поймите меня, — не нужно быть профессором, чтобы диагностировать его болезнь. Это не малярия, Элкан, это _Katzenjammer!_

«Но моя Йетта застряла в Джонсонхерсте, — возразил Элкан, — и она уже решила, что мы переедем туда».

«Вот так же и с моей женой, — сказал Луис. — Она уже полгода
плачет из-за «Огден Эстейтс», и если бы я послушал её, Элкан,
и купил там дом, понимаешь, вместо этого мы бы отклоняли
предложения о покупке нашего дома с двадцатипроцентной скидкой.
заплатив за него, мы бы подумали о том, чтобы выставить недвижимость на
продажу! Вы бы видели, что сейчас творится в Огден-Эстейтс, Элкан, —
там живёт только кучка итальянцев.

— Но… — начал Элкан.

— И ещё кое-что, — вмешался Луи Стаут. — Что за общество у вас в Джонсонхерсте? Там живёт Мо Рабинер, и там живёт Маркс Пасински, и _Gott weiss wer noch_. На днях моему партнёру, мистеру Флюгелю, предложили
недвижимость в Джонсонхерсте, и я был бы рад, если бы он согласился, но он сказал мне: «Луис,
говорит: «Я бы и пальцем не пошевелил в месте, где живут такие люди, как Пасински и Рабинер!» И он был прав, Элкан. Продавцы и дизайнеры живут только в Джонсонхерсте, а в Бёрджесс-парке живут люди из хорошего общества, Элкан. Вы знаете Дж. Камина из «Ли Принтэмпс», Питтсбург?

"Used to был одним из наших лучших клиентов", - ответил Филип Шейковиц.
"хотя в прошлом году он нас обошел".

- Его сестра, миссис Бенно Ортельсбург, живет с нами в одном доме за другим.
я, - продолжал Луис. - У ее мужа там крупный бизнес по продаже недвижимости.
Может, вы также знаете Джулиуса Тарновица из универмага Тарновица-Уикмана в
Рочестере?

«Пару лет назад он купил у нас небольшой счёт», — сказал Маркус Полаткин. «Хотел бы я, чтобы мы могли продать ему больше».

«Ну, его брат, Сиг Тарновиц, живёт через дорогу от нас», —
торжествующе воскликнул Луис. «У Сига отличный бизнес на Пятой авеню».
— Проспект-авеню, Бруклин.

 — Что за дело?

 — Мебельный бизнес, — ответил Луи. — А вы, случайно, не знаете
 Джоэла Рибника, который управляет компанией «Маккиннон-Уэлдон»
на Кипре, в Пенсильвании?

— Это тот парень, которому ты чуть не продал тот большой счёт в прошлом месяце,
Элкан, — прокомментировал Шейковиц.

 — Ну, его сестра замужем за парнем по фамилии Робичер, из
«Робичер, Смит и компания», обойного магазина и компании по
оформлению интерьеров. Они сняли шикарное место через дорогу от нас.

 — Но… — снова начал Элкан.

— Но ничего, Элкан! — перебил Маркус Полаткин, свирепо подмигнув.
Луис Стаут, младший партнёр процветающего магазина «Флюгель и Стаут» в Вильямсбурге, рассматривал ассортимент Полаткина, Шейковица и компании
в ожидании покупки его весенней коллекции платьев. «Но ничего, Элкан!
 Мистер Стаут знает, о чем говорит, Элкан, и на вашем месте я бы не стал с ним спорить, понимаете, я бы в воскресенье отвезет Йетту в Берджесс-парк и посмотрел, что там и как».

 «Вот и отлично!» — воскликнул Луис. «И вы должны сначала поужинать с нами». Миссис Стаут была бы в восторге.

- Во сколько вы ужинаете? - Спросил Филип Шейковиц, нахмурившись.
многозначительно глядя на Элкана.

"В два часа", - ответил Луис, и Полаткин с Шейковицем кивнули в унисон.


"Он будет там", - заявил Полаткин.

"Без четверти два", - добавил Шейковиц, и Элькан машинально улыбнулся
в знак согласия.

"Так пойдемте, Мистер Стаут," Polatkin сказал: "А посмотри на них Этель
Платья Бэрримор. Я думаю, что вам понравится их".

Говоря это, он вывел Стаута из кабинета, в то время как Шейковиц остался
позади с Эльканом.

— Честно говоря, Элкан, — сказал он, — я удивлён тем, как ты ведёшь себя с Луисом Стаутом!

— Что вы имеете в виду под тем, как я веду себя, мистер Шейковиц? — запротестовал Элкан. — Вы думаете, я собираюсь покупать дом в районе, в котором я вообще не хочу жить, только чтобы угодить клиенту?

— Чёрт возьми, Элкан! — воскликнул Шейковиц. — Никто не просит тебя покупать там дом. Будь немного благоразумнее, Элкан. Что плохого в том, что вы с Йеттой сходите в Берджесс-парк в следующее воскресенье?
 Ты же знаешь Луиса Стаута, Элкан. Он будет просматривать нашу линию
еще две недели, прежде чем примет решение о своем заказе, а пока мы
не должны вводить его в заблуждение ".

"Я не хочу настраивать его против себя, - сказал Элкан, - но мы с Йеттой договорились
поехать в Джонсонхерст в следующее воскресенье".

"Сходите туда в следующее воскресенье", - крикнул Шейковиц. "Джонсонхерст бы
Он всё ещё будет на карте, Элкан. Он не собирается убегать.

Уговоренные таким образом, Элкан и Йетта в следующее воскресенье протиснулись сквозь толпу у входа на Бруклинский мост и после нескольких минут ожидания сели в поезд до Бёрджесс-парка.

— «Ну, что я могу сказать, — выдохнула Йетта, когда они уселись на единственные свободные места в машине, — если так происходит по воскресеньям, то что же будет в будни?»

«Должно быть, там был затор», — кротко сказал Элкан. Только благодаря
максимальной супружеской дипломатии ему удалось убедить жену
визит в дом Луиса Стаута, и одним из его самых убедительных аргументов было то, что поездка по надземной железной дороге в Бёрджесс-парк
выгоднее, чем поездка на метро в Джонсонхерст.

"Кроме того, — настаивала Йетта, ссылаясь на другую правдоподобную причину, по которой Элкан
хотел посетить Бёрджесс-парк, — я полагаю, что все эти итальянцы и
_бётцимеры_ — ваши клиенты, которых мы собирались встретить по пути туда. Не так ли?

Элкан виновато покраснел, оглядывая пассажиров автобуса, но через мгновение громко воскликнул, узнав
на сиденье через проход сидел не кто иной, как Джозеф Камин из Le
Printemps, Питтсбург.

"Здравствуйте, мистер Камин," — сказал он.

"Не Элкан Люблинер из Polatkin, Scheikowitz & Company?" — воскликнул мистер Камин.
— Кто бы мог подумать, что я встречу вас здесь!

Он встал со своего места, и тут же на него плюхнулся грузный итальянец.
В качестве компенсации он взял раздел комиксов из воскресной газеты мистера Камина,
которая упала на пол вагона, и развернул её перед собой.

«Теперь ты потерял своё место, — сказал Элкан, — так что тебе придётся занять моё».

Он вскочил на ноги, а Камин сел на его место, в то время как
неаполитанец, висевший на соседнем ремне, злобно нахмурился, выражая
своё разочарование.

"Вы не знакомы с миссис Лаблинер?" — спросил Элкан.

"Рад встрече," — пробормотал Камин.

Йетта чопорно поклонилась, и Элкан поспешил завязать разговор, чтобы
снять неловкость с мистера Камина.

"Похоже, что весна уже наступила, раз люди так массово уезжают за город," — сказал он.

"Не сомневаюсь," — решительно ответил Камин.  "Я приехал в Нью-Йорк на две недели раньше, чем планировал, потому что мне нужно было сделать покупки сейчас, или
теряем большую часть торговли ранней весной".

"Ты давно в городе?" Спросил Элкан.

"Только сегодня утром", - ответил Камин. "и я собираюсь спуститься поужинать"
со своей сестрой, миссис Ортельсбург. Она живет в Берджесс-парке.

"Это так?" - Воскликнул Элкан. - Мы сами едем в Берджесс.
— Парк — навестить друга.

— Клиента, — поправила Йетта.

— Клиент тоже может быть другом, — заявил Камин, — особенно если он хороший клиент.

— Это очень хороший клиент, — продолжил Элкан, — по имени Луис
Стаут.

— Луи Стаут, из «Флюгель и Стаут»? — воскликнул Камин. — Да, он и Бенно
Ortelsburg уже как братья! Ну, тогда, наверное, увидимся
в парк Берджес сегодня днем, на счету каждое воскресенье
Луи играет pinocle на мой шурин дома. Почему бы ему не привести тебя сюда
помочь?

"Я был бы рад", - сказал Элкан, но Йетта громко фыркнула.

— Думаю, мы пойдём домой сразу после ужина, пока толпа не начала возвращаться, — сказала она.

 — В такой прекрасный день, как сегодня, ты бы так не поступила, — возразил Кеймин, — потому что, как только ты доберёшься до Бёрджесс-парка, ты не будешь так торопиться возвращаться.
Я бы хотела, чтобы у нас было такое место рядом с Питтсбургом, миссис Лаблинер. Держу пари,
я бы быстро туда переехала. В Питтсбурге становится всё хуже и хуже с
 каждым днём; на самом деле, сейчас мы не смогли бы продать одежду пастельных
оттенков.

— Что ж, у нас в весенней коллекции много чёрного, тёмно-синего, копенгагенского синего и коричневого, мистер Камин, — сказал Элкан и тут же начал так красочно описывать новые товары «Полаткина, Шейковица и компании», что к тому времени, как поезд подъехал к Бёрджесс-парку, Камин уже подсчитывал что-то на обратной стороне конверта, пытаясь убедить Элкана, что
все его цены были неправильными.

"Но, как бы то ни было, - сказал Камин, когда они расстались перед
колониальной резиденцией Ортельсбургов, - Увидимся в магазине завтра утром
конечно".

"Ты увидишь меня раньше, потому что мы с Йеттой зайдем к тебе сегодня"
конечно, днем - не так ли, Йетта?"

Миссис Лаблинер кивнула, потому что хорошее настроение, которое она обрела благодаря великолепному
мастерству Элкана в продажах, вернулось к ней.

"Сегодняшний день — это что-то особенное, — сказал Камин, — потому что парень, который
пытается совмещать пинокль с бизнесом, склонен переигрывать в обеих играх."

 * * * * *

"Нет, Джо, ты ошибаешься", - сказал Бенно Ортельсбург своему шурину
Джозефу Камину, когда они в тот день потягивали послеобеденный кофе в ортельсбургской
библиотеке. "Это вообще не было бы использованием в своих интересах парня.
Вы сами говорите, что он уже пытается продать вам товар на машине. Почему бы нам не попытаться продать ему дом Глаубманна, пока он здесь?
И мы разделим комиссионные пополам.

Камин помедлил, прежде чем ответить.

"В бизнесе, Джо, это как в басне Иакова о льве и мыши!" — продолжил Ортлсбург. "Мышь чешет льву спину и
«Лев чешет мышку за ушком! Не так ли?»

«Но ты же знаешь, Бенно, как и я, что дом Глаубманна на Линден-бульваре
не стоит восемнадцати тысяч долларов», — сказал Камин.

«Почему же?» — возразил Бенно. «Дом Глаубманна на Линден-бульваре — это
точно такой же дом, как этот, построенный по тем же планам и
всему остальному, и этот дом стоит мне тринадцать тысяч пятьсот
долларов. Пригородная недвижимость стоит ровно столько, сколько
ты можешь заставить какого-нибудь простака за неё заплатить, Джо. Так что, думаю, мне лучше подготовить карты и фишки, потому что я вижу, как Глаубманн идёт по улице».

Мгновение спустя Глаубманн вошёл в библиотеку и громко поприветствовал Камина.


"Привет, Джо!" — воскликнул он. "Как дела в магазине галантереи в Питтсбурге?"

"Не так хорошо, как в агентстве недвижимости в Бёрджесс-Парке, Барни," —
ответил Камин. "Мне сказали, что ты продаёшь дома как горячие пирожки."

— Ого, — воскликнул Барнетт. — Если я пронесусь с домом шесть месяцев
и продам его с прибылью в пару тысяч долларов, что это будет?

 — Мне придётся избавиться от кучи одежды, чтобы заработать пару тысяч
долларов, Барни, — сказал Камин. — И в любом случае, если ты продашь дом за
восемнадцать тысяч долларов, которые обошлись вам в тринадцать с половиной, вы бы
заработали чуть больше четырёх тысяч долларов.

 «Конечно, заработал бы, — ответил Глаубманн, — но люди, которые покупают
зелёные товары и золотые слитки, не вкладывают деньги в предложения на
восемнадцать тысяч долларов! Таких деревенщин можно заинтересовать только
сотней долларов, которые можно получить при отливе на песчаных отмелях
Джерси».

«Есть разные способы, Барни, — сказал Джо, — и самый большой из них, пойми меня, — это когда деловой человек готов притвориться простаком, чтобы сохранить своих клиентов».

— У тебя настоящий деловой настрой, Джо, — заявил Бенно, вернувшись с картами и фишками. — Ты не позволяешь земле расти у тебя под ногами. Но сейчас мы немного поиграем в пинокль, а потом поговорим о деле.

 — Недвижимость — это не дело, — возразил Камин. — Это игра вроде пинокля.
и у меня есть маленький бубновый валет и пиковая дама, которые
будут здесь через несколько минут, и я хотел бы их объединить.

«Теперь ты говоришь стихами», — сказал Барнетт.

«Поверь мне, Барни, — перебил его Бенно Ортлсбург, — это не стихи».
поэзия. Это факт, и если бы вы могли ясно видеть, чтобы заплатить
комиссию в тысячу долларов, вы бы поняли, что у нас с Джо есть покупатель
на ваш дом на Линден-бульваре за восемнадцать тысяч долларов.

 — Шутки у вас! — воскликнул Барнетт. — Тебе не стоит пить столько шнапса после ужина, Бенно, потому что я могу получить за тот дом на Линден-бульваре столько же, сколько заплатил бы тебе тысячу долларов комиссионных, если бы купил его.

 — Ты не платишь мне тысячу долларов, — возразил Бенно. — Разве ты не думаешь, что Джо здесь есть?

— И, кроме того, — сказал Джо, — вам также следует принять во внимание Луиса Стаута. Если вы думаете, что Луис Стаут будет сидеть сложа руки и смотреть, как мимо него проходит комиссия, Бенно, вы совершаете большую ошибку.

 — Я готов дать Луису сотню или около того, — согласился Бенно. — Мы должны помнить, что Луис тоже его клиент.

— Кто это к нам пожаловал? — спросил Барнетт, когда раздался звонок в дверь.

 — _Штиген!_ — прошипел Бенно и через мгновение ввёл Элкана и Йетту в библиотеку, а мистер Стаут замыкал шествие.

 Бенно откашлялся, собираясь представить гостей, но
Луис Стаут поспешно протиснулся мимо него.

"Мистер Глаубман, — сказал Луис, — это мой друг Элкан Лаблайнер."

"И вы забыли миссис Лаблайнер, — воскликнула миссис Ортэлсбург, которая поспешила вниз по лестнице, услышав голоса в холле. "Я миссис Ортэлсбург, —
продолжила она, повернувшись к Йетте. — Не хочешь подняться наверх и раздеться?

 — Элкан, — продолжил Луис Стаут, — тебе лучше пойти с ней. Я хочу, чтобы ты увидел, какие у них наверху элегантные гардеробные. Ты же знаешь, что большинство домов спроектированы архитекторами, которые пытаются
— Я хочу сэкономить деньги для строителя. _Но_ этот архитектор был исключением. Он считает, что нужно строить дом так, чтобы угодить женщинам, _с_ большим количеством кладовых, и — прошу прощения, дамы, — к чёрту расходы! Я поднимусь с вами наверх и покажу, что имею в виду.

Бенно сердито нахмурился.

"В этом нет необходимости, Луис," — сказал он. — Миссис Ортлсбург покажет ему.

Он пододвинул стулья и, после того как Элкан и Йетта последовали за миссис
Ортлсбург наверх, закрыл дверь библиотеки.

— Разве я не могу сам представлять людей в собственном доме, Стаут? — спросил он.

Луис Стаут пожал плечами.

— Если вы имеете в виду этикет — да, — возразил он, — но если речь идёт о сделке с недвижимостью — нет. Когда я привожу клиента к мистеру Глаубманну в его дом на Линден-бульваре в Ортлсбурге, я сам его представляю, и потом я не хочу, чтобы какой-нибудь брокер утверждал, что заработал комиссию, представив клиента первым, — вы меня понимаете?

Он сел и спокойно улыбнулся Камину, Глаубманну и хозяину дома.

"Я живу в деревне не ради здоровья," — заявил он, — "и не забывайте об этом."

"Где ваше письменное разрешение от владельца?" — спросил Ортенбург.
— спросил он, поднимая знакомый вопрос о брокерских сделках с недвижимостью, и
Стаут похлопал себя по нагрудному карману.

"Уже полгода назад, — ответил Стаут, — мистер Глаубманн написал мне, что, если я
услышу о клиенте для его дома, он защитит меня, и я получил это письмо. Верно, мистер Глаубманн?"

Глаубман подошел к окну и посмотрел на
распускающиеся белые тополя, которые раскинули свои ветви на высоте шести
футов над тротуарами Бёрджесс-парка. Он кивнул в знак согласия с
утверждением Луиса и в этот момент увидел невысокого полного человека, который
поспешно пройдя по улице в направлении вокзала, он остановился перед домом Ортлсбурга. Через мгновение он позвонил в дверь, и Ортлсбург сам открыл ему.

"Ну что, господин Ковнер!" — сказал он. "Чем я могу вам помочь?"

«Мистер Глаубманн просто кивнул мне из вашего окна, — ответил Макс Ковнер, —
и я подумал, что он хочет со мной поговорить».

Бенно вернулся в библиотеку в сопровождении Макса.

"Вы хотите поговорить с мистером Ковнером, Глаубманн?" — спросил он, и Глаубманн заметно вздрогнул. За те месяцы, что Макс Ковнер жил в доме, Глаубманн
Он не только воздерживался от посещения своего дома на Линден-бульваре, но и совершал подвиги, напоминающие индейские войны, в попытках избежать встречи с Максом Ковнером на улицах Бёрджесс-парка. Всё это стало результатом того, что Макс Ковнер поселился в доме на Линден-бульваре,
согласившись с Глаубманном сделать необходимый ремонт водопровода, а также
покрасить и переклеить обои в жилых комнатах. Полное нарушение Глаубманном
этого соглашения отразилось в агрессивном поведении Макса Ковнера, когда он
вошёл в библиотеку Ортлсбурга.

«Может быть, Глаубман не хочет со мной разговаривать, — закричал он, — но я хочу
поговорить с ним, и в присутствии вас, господа, тоже».

Он ударил кулаком по столу в библиотеке Орттельсбурга.

— Раз и навсегда, мистер Глаубман, — сказал он, — либо вы почините водопровод и покрасите стены, либо я точно съеду из вашего дома на Линден-бульваре в начале следующего месяца!

Глаубман принял этот ультиматум с вызывающей ухмылкой.

"Чушь, Ковнер, — сказал он, — ты бы никогда так не поступил! Вы заключили со мной устную договорённость об аренде на один год в присутствии моей жены,
Ваша жена и ещё пара человек, имена которых я забыл.

«А как насчёт ремонта?» — спросил Ковнер.

«Если вы видите, что дом нуждается в ремонте, и всё равно вступаете во владение, —
возразил Глаубманн, — вы отказываетесь от ремонта, потому что договор о ремонте
входит в договор аренды. Вот что говорит Кент Дж. Голдштейн, мой адвокат, Ковнер; и спросите любого другого адвоката, Ковнер, и он скажет вам то же самое.

— Итак, — воскликнул Ковнер, — я застрял в этом гнилом доме на год!
Так в этом дело?

Глаубман кивнул.

"Хорошо, мистер Глаубман, — заключил Ковнер. "Вы находитесь здесь в странном
дом мне, и я ничего не мог сделать; но завтра я приду к вам в
офис, и если мне придётся сидеть там весь день, поймите меня, мы
уладим это дело.

— Всё в порядке, — перебил Ортelsбург. — Если у вас дело с недвижимостью
с Глаубманном, мистер Ковнер, его офис — подходящее место для
встречи с ним. — Но это частный дом, и сегодня воскресенье, мистер Ковнер, и мы здесь не занимаемся недвижимостью. Так что, если у вас срочные дела где-то в другом месте, мистер Ковнер, не позволяйте мне торопить вас.

Он открыл дверь библиотеки и, бросив последний взгляд на своего домовладельца Макса,
прошли медленно.

"Это опасно лесоруб", - сказал Glaubmann как его арендатор грохнули
уличная дверь за его спиной. "Он переходит во владение на один год без
письменный договор аренды, содержащий завет для ремонта арендодателем,
г понимаю, и теперь он хочет обвинить меня за это! Честно говоря, Камин, то, как ведут себя некоторые люди, настолько неразумно, что я уже сыт по горло этим бизнесом с недвижимостью!

Камин сочувственно кивнул, но Луис Стаут нетерпеливо махнул рукой, возвращая разговор к первоначальной теме.

"Это не здесь и не там", - заявил он. "Я ты очаровательна
клиент для вашего дома Линден бульвар, Glaubmann, и я хочу, чтобы это
здесь важно комиссии сразу урегулирован".

Ortelsburg поднялся на ноги, как шарканье на лестнице объявил
спуск его гостей.

"Комиссионные мы расскажем позже", - сказал он. «Сначала давайте продадим
дом».

 * * * * *

 В богатом опыте Бенно Ортлсбурга было столько же способов
продать загородную недвижимость, сколько и самих домов на продажу; и, как
Будучи прирождённым продавцом, он понимал, что в каждой сделке есть свои препятствия, которые нельзя преодолеть с помощью жёстких правил торговли. Поэтому он быстро сообразил, что тот, кто хочет продать Элкану дом в Бёрджесс-парке, должен сначала убедить Йетту, и сразу же распределил фишки для игры в пинокль впятером, оставив Йетту развлекать его жену. Способность миссис Ортэлсбург убеждать в вопросах загородной недвижимости уступала только способностям её мужа, и игра не успела зайти далеко, как Бенно
Она заглянула в соседнюю комнату и с удовлетворением заметила, что Йетта
с открытым ртом слушает захватывающий рассказ миссис Ортэлсбург о
жизни в Бёрджесс-парке.

"У нас сорок кур, — заявила она, — и только в этом месяце они
каждый день несут по дюжине яиц — иногда по десять или по девять, не
меньше. Тогда, конечно, если мы захотим время от времени готовить фрикасе, мы
можем это делать.

«Как вы поступаете, когда к вам внезапно приходят гости?» — спросила Йетта.
«Я не видела здесь поблизости магазина деликатесов».

«Не видели?» — воскликнула миссис Ортлсбург.«Да ведь прямо за депо есть
Миссис Дж. Каплан - магазин деликатесов, о чем я только вчера ей сказал.
"Миссис Дж. Каплан, - говорю, - откуда у тебя все время такой
свежий, приятный запах дыма? А она отвечает: "Это деревенский воздух".
она говорит: «Это видно каждому; не только дым-язык остаётся свежим,
но и моя дочь, когда она спускается сюда, — говорит она, — она бледна, как смерть, — а теперь посмотрите на неё!» И это правда, миссис
Лаблайнер, дочь выглядела больной, а сегодня у неё уже свежий цвет лица, как у помидора. Вот что сделал для неё Бёрджесс-парк!

— Но разве вам не трудно содержать девочку, миссис Ортлсбург? — спросила Йетта.


 — Трудно? — воскликнула миссис Ортлсбург. — Да вы только посмотрите на мою
кухню. Девочкам здесь нравится. Во-первых, мы всего в двадцати минутах от Кони-Айленда, а во-вторых, у нас есть все яйца
Мы получили его, и они всегда могли развлекать своих парней здесь, на такой прекрасной, большой кухне. Я говорю своей девушке Лене: «Пока ты готовишь им омлет или яичницу с жиром, Лена, мне всё равно, сколько яиц ты используешь, — но масло есть масло в Берджесс-парке или в Гарлеме».

В таком духе миссис Ортэлсбург продолжала больше часа, пока водила Йетту на кухню и в погреб и обратно в спальни наверху, пока не решила, что интерес достаточно высок, чтобы оправдать более жёсткий метод её мужа. Поэтому она вернулась в библиотеку, и для Бенно
Ортэлсбурга начался настоящий рабочий день.

— Что ж, ребята, — сказал он, — думаю, нам стоит ненадолго оставить пинокль и
присоединиться к дамам.

Он выбрал для этого объявления момент, когда фишки Элкана показали
Прибыль составила пять долларов, и, поскольку он, как банкир, покрывал убытки других игроков, он продолжал весёлую беседу, обращённую к миссис Лаблинер.

"Здесь, в Бёрджесс-парке, — сказал он, — мы играем в пинокль и не обращаем на это внимания;
а в городе, когда пара бизнесменов играет в пинокль, они проводят за этим целый день — и почему? Потому что у них есть возможность играть в пинокль лишь время от времени. Каждый вечер они ходят в театр или на
вечеринку, поймите меня правильно; в то время как здесь, в поезде, по ночам
не так уж и элегантно, понимаете, у нас хорошие дома, и мы остаёмся
в них; которые в Берджесс-парке после половины восьмого вечера в любом месте.
можно было бы найти дюжину игр в пинокль, чтобы поиграть в них - и все они заканчиваются.
уже в половине одиннадцатого."

Отдав дань уважения транспортным удобствам и домашнему уют Берджесс-парка
, он закончил складывать фишки и повернулся к миссис Люблинер.

— Да, миссис Лаблинер, — продолжил он с дружелюбной улыбкой, — если вы не убедите своего мужа переехать в Бёрджесс-парк, поймите меня правильно, я буду считать, что вам здесь совсем не нравится.

 — Но мне нравится ваш дом! — возразила Йетта.

"Я надеюсь," Бенно продолжил: "Это было бы плохим
комплимент очень много людей, которые могли бы легко быть хорошим клиентов
муж. Например, этот дом был оформлен компанией Robitscher, Smith &
, через дорогу от которой Робичер уже живет; и его женой
является ли Джоэл Рибник - компания McKinnon-Weldon Drygoods Company - сестрой
уже."

"Ты мне не говоришь?" Пробормотала Йетта.

"И Джоэл сейчас живет с ними", - продолжил Бенно. "Более того,
мы приобрели нашу мебель и ковры от Сига Тарновица, у которого он живет
В паре домов отсюда — тоже есть родственники, торгующие галантереей,
под названием «Галантерейная компания Тарновица-Виксмана». Брат, Джулиус Тарновиц, сегодня ужинает с ними.

 «Это, так сказать, постоянная колония покупателей», — сказал Луис Стаут, и
 Джозеф Камин кивнул.

 «Расскажи, чем ты занимаешься, Бенно», — предложил Джозеф. «Позови Тарновица и
Рибника сюда. Думаю, Элкану хотелось бы с ними познакомиться».

Бенно громко хлопнул себя по бедру.

"Отличная идея!" — воскликнул он, и через полчаса Ортенбург
Библиотека была переполнена посетителями, потому что не только Джоэл Рибник и Джулиус
Тарновиц присоединились к компании Бенно, но и декоратор
Робичер и торговец мебелью Тарновиц сидели в креслах.

"Да, сэр, сэр!" — воскликнул Робичер. "Если бы тот дом на Линден-бульваре был так же украшен,
мистер Лаблинер, он бы стал
Дом Ортлсбурга здесь разнесли вдребезги, потому что там он
более открытый и освещается солнцем и днём, и утром.

Во время этого заявления на лице Элкана появилась жуткая улыбка, и он
испытал ощущения человека в кузове туристического автомобиля
который начинает заносить в сторону телеграфного столба.

"В таком случае я должен порекомендовать вам не покупать ковер "Керманшах" для
гостиной", - прервал его Зигмунд Тарновиц. "На моем месте прямо сейчас есть
антикварный "Белучистан", который я бы отдал всего за четыреста
долларов".

— Но четыреста долларов — это очень много за ковёр, —
возразил Элкан. Последние полчаса он избегал смотреть на Йетту;
но теперь он с опаской взглянул на неё и при этом отчётливо
шок, потому что Йетта сидела с сияющими глазами и раскрасневшимися щеками, заражённая
вирусом «творческого дома».

"Четыреста — это не так уж много за ковёр," — заявила она.

"Не за старинный белуджистанский," — сказал Сиг Тарновиц, — "потому что с каждым годом он будет дорожать."

— Точно такой же, как тот дом на Линден-бульваре, — добавил Ортэлсбург. —
И вы можете мне поверить, миссис Лаблинер, если вы не получите прямо сейчас предложение о покупке с авансом в пятьсот долларов, я сожру этот дом вместе с сантехникой и всем остальным.

При слове «сантехника» Глаубманн заметно вздрогнул.

«Сантехника будет как новая, — сказал он, — и я скажу вам, мистер Лаблинер, что я бы сделал ещё: я бы заплатил пятьдесят процентов от стоимости декораций, если бы мистер Ортлсбург выделил мне сто долларов из комиссионных!»

«Что может быть справедливее этого?» — воскликнул Ортлсбург и злорадно ухмыльнулся, когда Луи Стаут закашлялся.

«Но мы даже не видели дом!» — воскликнул Элкан.

«Неважно, что мы его не видели, — сказала Йетта, — если дом такой же, как этот, то мне всё равно».

— Конечно, я знаю, — ответил Элкан, — но я хочу сначала посмотреть дом, прежде чем
даже думать о его покупке.

— _Schon gut!_ — сказал Глаубманн. — Я не против показать вам дом снаружи, но
_aber_ в доме сейчас живут люди, понимаете, и мы не можем зайти внутрь.

— «Мистер Лаблайнер не хочет видеть внутреннюю часть, Глаубман!» — воскликнул Ортэлсбург тоном,
подразумевающим, что он осуждает предложение Глаубмана как
оскорбляющее добрую волю Элкана в этом вопросе. «Внутренняя часть была бы
Отремонтировано и отделано по вкусу мистера Глаубманна, но снаружи он имеет право посмотреть, так что мы все пойдём туда и взглянем.

Через десять минут процессия из девяти человек прошла по улицам Бёрджесс-парка и задержалась на тротуаре напротив дома
Глаубманна. Там Ортлсбург рассуждал о сравнительно высоком
расположении Линден-бульвара, а миссис Ортлсбург указывала на
возможность разведения кур на заднем дворе. Посмотрев на
кустарники и молодые деревья, посаженные на переднем дворе,
Шествие возобновилось в направлении делового района Бёрджесс-Парк. Ещё одна остановка была сделана у магазина деликатесов миссис Дж. Каплин, и, нагруженная упаковками копчёного языка, швейцарского сыра и маринованных огурцов, процессия вернулась в резиденцию Ортлсбургов под руководством Бенно Ортлсбурга, который размахивал буханкой ржаного хлеба за десять центов.

Таким образом, остаток вечера прошёл за пиршеством и выпивкой почти до полуночи, когда Элкан и Йетта вернулись в город на
последнем поезде. Итак, из-за его позднего возвращения домой и
После ужина с деликатесами Элкан плохо спал той ночью, так что на следующее утро он пришёл в офис после девяти.
 Однако вместо саркастического приветствия, которого он ожидал от своего старшего партнёра, Полаткин встретил его с необычной сердечностью, расплывшись в улыбке.

 «Что ж, Элкан, — сказал он, — ты хорошо поработал, когда решил купить тот дом».

"Когда я решил купить дом? Кто сказал, что я решил купить дом?"
Элкан плакал.

"Это сделал Дж. Камин", - объяснил Полаткин. "Он был здесь без четверти восемь
уже; и не только Дж. Камин был здесь, но и Джоэл Рибник и Джулиус
Тарновиц тоже приходит. Держу пари, Шейковиц и я были в шаге от победы.
вы; на самом деле, Шейковиц сейчас там с Дж. Камин и Тарновицем.
Между прочим, эти парни выбрали товар на четыре тысячи долларов.

Элкан посмотрел на своего партнера с неподдельным изумлением.

— Так скоро? — спросил он.

 — И Рибник тоже, — продолжил Полаткин.  — Он выбирает товары на девятьсот долларов, в том числе пару наклеек в стиле 2040 и
2041.  Он говорит, что вернётся через полчаса, потому что у него есть
встреча со своим шурином.

- По фамилии Робичер? - Спросил Элкан.

- Это тот парень, - ответил Полаткин. "Рыбник говорит, ты обещал
Робичеру украшения из дома, который ты покупаешь".

— Что вы имеете в виду, говоря, что я обещал ему украшения из дома, который
покупаю? — воскликнул Элкан с болью в голосе. — Во-первых, я
ничего такого ему не обещал, а во-вторых, я ещё даже не купил
этот дом.

 — С этим всё будет в порядке, — ответил Полаткин, — потому что мистер
Глаубманн звонил полчаса назад и сказал, что как только нам понадобится
ему и адвокату, которому мы должны позвонить.

На какое-то время Элкан захлебнулся от ярости.

"Послушайте, мистер Полаткин, — наконец выдавил он, — кто будет жить в этом доме — вы или я?

— В доме будешь жить ты, Элкан, — заявил Полаткин, — потому что
мне дом не нужен. У меня уже есть один дом, Элкан, и я не
близнец, а ещё эти ребята очень прямо говорят, Элкан,
что они сказали мне и Шейковицу, что если ты не купишь
дом, они не подтвердят нам заказ.

В этот момент в кабинет вошёл Шейковиц. Из дверного проёма
демонстрационного зала он наблюдал за разговором между Элканом и его партнёром;
и он полностью оставил своих потенциальных клиентов, чтобы помочь
Элкану в его давлении на них.

"Полаткин прав, Элкан!" — воскликнул он. "Ты должен учитывать и Луиса Стаута. Камин сказал, что никогда не простит нас, если сделка сорвётся.

Элкан нерешительно прикусил губу.

"Не понимаю, в чём ты сомневаешься, — продолжил Полаткин. — Йетте
нравится этот дом, не так ли?"

"Она без ума от него, — признался Элкан.

"Тогда какой смысл разговаривать?" Заявил Шейковиц; и он с тревогой посмотрел
в сторону Тарновица и Камина, которые о чем-то шептались
совещаясь в демонстрационном зале. "Давайте покончим с этим делом.
Позвоните этому Глаубманну, пусть он немедленно приедет с Ортельсбургом
и адвокатом ".

"Но разве у меня тоже не будет адвоката?" Спросил Элкан.

«Конечно, вы правы», — ответил Шейковиц. «Я рискнул, Элкан, и уже полчаса назад позвонил Генри Д. Фельдману. Он сказал, что немедленно пришлёт одного из своих помощников, мистера Харви Дж. Шугарберга».

 * * * * *

Когда дело доходило до составления договора о продаже недвижимости, для Кента Дж.
Голдштейна не существовало ограничений по времени и месту. Кент был ветераном дюжины бумов на рынке недвижимости, во время которых он составлял договоры в любое время дня и ночи, импровизируя в качестве своего офиса заднюю комнату салуна или прилавок с сигарами в парикмахерской. А в отсутствие какого-либо другого материала для письма он был вполне готов набить порохом на спине продавца краткое, но обязывающее соглашение.

Таким образом, сделка между Глаубманном и Элканом Лаблинером не вызвала никаких
трудностей у Кента Дж. Голдштейна, и он проработал детали с такой тщательностью и оперативностью, что контракт был почти готов ещё до того, как Харви Дж.
Шугарберг вспомнил об указаниях своего клиента. Будучи адвокатом покупателя, Генри Д. Фельдман следил за тем, чтобы в договоре купли-продажи были предусмотрены все возможности для того, чтобы его клиент мог на законных основаниях отказаться от покупки по любой причине, законной или незаконной. Это правило его клиента пришло на ум Харви как раз в тот момент, когда он
и Голдштейн писали пункт, касающийся обременений.

"Помещения передаются без каких-либо обременений,"
прочитал вслух Кент, "за исключением ипотеки и соглашения о защите от неудобств,
описанных выше, и текущих договоров аренды указанных помещений."

Он принёс с собой два чистых бланка соглашения и, заполняя один из них,
прочитал вслух то, что писал, и
Харви Шугарберг вставил ту же фразу в другой абзац. До этого момента Харви
с такой поразительной покорностью записывал под диктовку Кента
Элкан и его партнёры часто обменивались тревожными взглядами, и они были соответственно воодушевлены, когда Харви наконец воспротивился.

 «Одну минуту, мистер Гольдштейн», — сказал он и, если бы не лёгкая нервозность, с актёрской точностью воспроизвёл тон и жесты своего работодателя. — «Как временно исполняющий обязанности моего начальника, я должен отказаться от добавления фразы «и нынешние арендаторы упомянутых помещений».

Кент не терял времени на судебные тяжбы, когда заключал сделки с недвижимостью.
Хотя при необходимости он мог разжечь костёр
самый прочный поручень, который когда-либо украшал переднюю часть скамьи присяжных.

"Как насчет этого, Глаубманн?" сказал он. "Помещение занято, не так ли?
они?"

Глаубманн взмахнул правой рукой в жесте невмешательства.

"Парень съезжает к первому числу следующего месяца", - сказал он, и Кент
повернулся к Элкану.

"Вас устраивает, что арендатор останется в доме до первого числа?"
спросил он. "Это будет через три дня после заключения договора."

Элкан пожал плечами.

"Почему бы и нет?" сказал он.

"Хорошо, мистер...назовите свое имя! - закричал Кент. - Вычеркните "и
нынешняя аренда указанного помещения".

На этом легкая победа тень разочарования набежало лица
Харви Sugarberg и его клиентов, а договор протекала без
дальнейшее возражение против их быстрому завершению.

"Итак, друзья мои, - бодро объявил Кент, - мы готовы к подписям"
.

В этот решающий момент всех сделок с недвижимостью в собравшейся компании, в которую входили не только адвокаты и клиенты, но и Ортлсбург, Камин, Тарновиц и Рибник, воцарилось короткое молчание.
также. Наконец Глаубманн схватил ручку и, яростно ткнув ею в чернильницу
, поставил подпись Джона Хэнкока внизу последней страницы соглашения
.

"Итак, мистер Люблинер", - сказал Кент, и Элкан заколебался.

— Разве мы не будем ждать Луиса Стаута? — спросил он, и тут же раздался протестующий рёв, похожий на сцену с толпой в мелодраме Друри
Лейн.

 — Если Луиса Стаута здесь нет, то это его вина, — заявил Ортлсбург, и
Рибник, Тарновиц и Камин в унисон нахмурились.

— Думаю, он прав, Элкан, — пробормотал Полаткин.

«Если его здесь нет, то это его вина», — вяло согласился Шейковиц, и,
будучи убеждённым, Элкан приложил к договору свою маленькую и, по сравнению с
подписью Глаубмана, совершенно невпечатляющую подпись.
Сразу после этого Элкан передал заверенный чек на восемьсот долларов,
согласно условиям договора, который предусматривал, что право собственности будет оформлено в течение двадцати дней в офисе Генри Д.
Фельдман.

"Что ж, мистер Лаблинер," — сказал Глаубманн, используя формулу, освящённую многолетним применением во всех сделках с недвижимостью, —
"я желаю вам удачи в вашем новом доме."

"Премного благодарен", - сказал Элкан; и после общего рукопожатия все
присутствующие столпились в одном лифте, так что, наконец, Элкан остался
наедине со своими партнерами.

Полаткин первым нарушил молчание, длившееся более пяти минут
.

"Разве не забавно, - сказал он, - что мы ничего не слышали от Луиса?"

Шейковиц кивнул, и в этот момент дверь лифта с шумом открылась,
и из неё вышел невысокий, плотный мужчина, которого когда-то
в журнале I. O. M. A. Monthly описали как Бенджамина Дж. Флюгеля, торговца
принца, который с тех пор никогда не выходил из дома без свежевыглаженной шёлковой шляпы
и сюртук принца Альберта.

 «Здравствуйте, мистер Флюгель!» — воскликнули Полаткин и Шейкович в один голос, и мистер Флюгель поклонился. Несмотря на бушующие в его груди чувства, внешне он оставался достойным деловым человеком. И когда Элкан впервые увидел внушительного партнёра Луиса Стаута, он не мог не порадоваться своей коммерческой проницательности, которая заставила его купить дом Глаубманна.

"А это мистер Лаблайнер?" — ровным голосом спросил Флюгель.

"Рад с вами познакомиться," — сказал Элкан. «Я ужинал с вашим партнёром только
вчера».

Флюгель судорожно сглотнул, пытаясь сохранять спокойствие.

"Я знаю это, — сказал он, — и, честно говоря, чем дольше я работаю с этим парнем, тем больше я удивляюсь, какой он _Шлемиль_. На самом деле
он приходит на работу и пытается надуть своего партнёра, даже не подозревая об этом. Послушайте, если бы он делал это из вредности, я бы это понял;
но когда один партнёр не знает, что другой партнёр практически
заключил сделку на участок из ста участков и шести домов в
Джонсонхерсте, а затем убеждает потенциального покупателя, что вместо
о покупке в Джонсонхерсте, он должен покупать в Берджесс-парке, поймите меня,
все, что я должен сказать, это то, что если Луи Стаут и не сумасшедший, то по крайней мере он
заслуживает внимания то, что the feller действительно стоит купить в Burgess
Парк.

"Но, мистер Флюгель, - перебил Элкан, - я действительно покупал в Берджесс-парке".

"Что?" Флюгель закричал.

"Я говорю, что я сделал сегодня утром контракт на дом, там только,"
Сказал Элкан.

На несколько секунд показалось, что законные наследники Бенджамина Дж. Флюгеля
получат существенное пособие в случае смерти от I. O. M. A., но
Надвигающийся апоплексический удар был предотвращён оглушительным потоком ругательств.

"_Aber_, мистер Флюгель, — возразил Шейковиц, — Луи говорит, что в прошлую
субботу, поймите меня, вы сказали ему, что Джонсонхерст вы вообще не
тронете, потому что там живут такие подонки, как Рабинер и Пасински!"

«Я знаю, что говорил ему это, — закричал Флюгель, — потому что, если бы я сказал, что собираюсь купить там что-то, Стаут пошёл бы на работу и разболтал бы об этом повсюду, и не успел бы я оглянуться, как они взвинтили бы цену на несколько тысяч долларов. Он опасный парень, этот Луис, мистер
Шейковиц!»

Элкан пожал плечами.

"Может быть, мистер Флюгель," — сказал он, — "но я подписал контракт с
Глаубманном на его дом на Линден-бульваре — и это всё!"

Полаткин и Шейковиц в унисон печально кивнули.

— У вас есть контракт? — спросил Флюгель, и Элкан взял документ со своего стола, куда его положил Гольдштейн.

"Вы заплатили за дом приличную сумму, — продолжил Флюгель, изучая соглашение.

"Я последовал совету вашего партнёра, мистер Флюгель, — ответил Элкан.

"За восемнадцать тысяч пятьсот долларов в Джонсонхерсте, —
Флюгель продолжил: «Я мог бы уже сейчас подарить вам дворец!»

Он критически просмотрел различные пункты договора взглядом
опытного агента по недвижимости, и не успел он закончить
осмотр, как дверь лифта снова со скрипом открылась.

"Глаубман ушел?" — раздался голос из кабины, и в
следующий момент из лифта вышел Ковнер.

Флюгель оторвал взгляд от договора.

— «Привет, Ковнер, — сказал он, — ты тоже участвуешь в этой сделке?»

«Я ни в какой сделке не участвую, — ответил Ковнер. — Я ищу Барнетта
Глаубмана. В его офисе мне сказали, что он приедет сюда и будет
— Он будет здесь всё утро.

 — Ну, он был здесь, — ответил Элкан, — но снова ушёл.

 Ковнер сел без приглашения.

 — Всё не так, как я ожидал, — начал он унылым, покорным тоном человека, на которого обиделись. «Этот мошенник морочит мне голову уже четыре месяца, и, думаю, он будет морочить мне голову до конца года, на который, по его словам, я арендовал его дом».

«Какой дом?» — спросил Флюгель.

«Дом, в котором я живу, — ответил Макс, — на Линден-бульваре, в Бёрджесс-парке».

— «На Линден-бульваре, в парке Бёрджесс!» — повторил Флюгель. — «Ну, тогда это
— В том же доме, не так ли, Лаблайнер?

Элкан кивнул, и в тот же миг Флюгель с силой ударил кулаком по столу.

"Отлично!" — воскликнул он.

"Отлично!" — повторил Ковнер.  — Какого дьявола ты говоришь об этом «отлично»? Вы
думаете, это нормально, что я должен целый год жить в доме, на который
в лучшем случае нужно потратить сто долларов на водопровод и ещё пару сотен
на покраску?

"Всё в порядке," с энтузиазмом заявил Флюгель. "Это не так плохо, как
кажется, потому что если вы сможете доказать, что имеете право жить в этом
— Дом на весь остаток года, поймите меня, я сделаю вам предложение.

 — Показать? — воскликнул Ковнер. — Мне не нужно ничего показывать, потому что я ничего не мог с собой поделать, господин Флюгель. Глаубманн утверждает, что я заключил устную договорённость на один год, и он прав. Я был настолько глуп, что сделал это.

Флюгель вопросительно взглянул на Полаткина и Шейковица.

"Как насчёт этого?" — спросил он. "В контракте ничего не сказано о годовой аренде."

"Я знаю, что не сказано," — ответил Элкан, — "потому что, когда наш адвокат поднимает вопрос об арендаторе, Глаубманн говорит, что может выгнать его в любой момент."

«И он тоже может», — с нажимом заявил Ковнер, но Флюгель покачал головой.


"Нет, не может, Ковнер, — сказал он, — или, во всяком случае, не собирается, потому что
ты останешься в этом доме."

"С этой гнилой канализацией? — воскликнул Ковнер. "Не на много меня
нет".

"Сантехника может быть установлена и в живописи тоже," Flugel возразил.

"По Glaubmann?" Ковнер спросил.

"Нет, сэр", - ответил Флюгель. "Мной, с сотней долларов наличными в придачу.
Я бы даже отдал тебе приказ, чтобы мой сантехник починил
сантехнику, а мой маляр — чтобы он покрасил стены, Ковнер;
_Но_ вам придётся потерпеть, пока вы не закончите аренду до конца
года.

"И когда я закончу работу?" — спросил Ковнер.

"Сегодня," — объявил Флюгель, — "во второй половине дня, если хотите."

"Но постойте-ка! — запротестовал Элкан. «Если я собираюсь купить этот дом, я не хочу, чтобы там делали ремонт, пока я не буду готов».

Флюгель высокомерно улыбнулся Элкану.

"Ты вообще не собираешься покупать этот дом, — сказал он, — потому что в контракте говорится, что он должен быть передан тебе без каких-либо обременений, кроме ипотеки и соглашения о защите от неудобств. Так что ты отказываешься от права собственности на
— На том основании, что дом сдан в аренду на год. Вы уловили мысль?



Элкан кивнул."А в следующее воскресенье, — продолжил Флюгель, — я бы хотел, чтобы вы прокатились со мной на моём автомобиле до Джонсонхерста. Это элегантный пригород высшего класса.

Бессонница имеет такое же отношение к профессии агента по недвижимости,
как фобия — к работнику спичечной фабрики; и в течение двадцати дней, предшествовавших заключению контракта с Элканом,
Барнетт Глаубман провёл немало бессонных ночей, размышляя о
оспариваемые брокерские претензии Камина, Стаута и Ортлсбурга. Более того,
знание о том, что Генри Д. Фельдман представлял покупателя, было далеко не успокаивающим; и тот немногочисленный сон, который удавалось заполучить Глаубманну, был наполнен кошмарами о посягательствах на забор, о недостатках в судебном разбирательстве по открытию Линден-бульвара в качестве общественной дороги и о десятке других технических возражений, которые Фельдман мог выдвинуть, чтобы освободить
Элкана от его контракта.

Однако Глаубман ни разу не усомнился в том, что Макс Ковнер
является законным владельцем. Более того, он был настолько уверен в этом, что
готовность съехать, что он даже подумывал о том, не запросить ли у Макса двадцать пять или пятьдесят долларов в качестве компенсации за отказ от устного договора аренды; и с этой целью он избегал дома на Линден-бульваре до утра перед назначенной датой оформления права собственности.

Затем, увидев, как Макс садится на восьмичасовой поезд до Бруклина,
Бридж неторопливо отправился на встречу с миссис Ковнер и, свернув за угол на Линден-бульвар, набросал план действий, в основе которого лежало полное запугивание миссис Ковнер.
Убедившись в этом, он предложил бы Максу Ковнеру заплатить пятьдесят долларов в качестве альтернативы решительным мерам против него за то, что он позволил дому на Линден-бульваре прийти в такой плачевный вид. Он был так увлечён своей идеей, что начал подниматься по парадной лестнице дома Ковнера, прежде чем почувствовал запах свежей краски.

 Никогда за всю историю дома Ковнера электрический звонок не был в рабочем состоянии. Поэтому Глаубман постучал голым кулаком и оставил отпечаток четырёх костяшек на мокром лаке, как и миссис Ковнер
широко распахнула дверь. Именно в этот момент тщательно продуманные планы Глаубманна рухнули.

"Ну вот, посмотри, что ты наделал, грязная свинья!" — взревела она. "Что с тобой не так? Ты что, не мог позвонить в дверь?"

— Что вы, миссис Ковнер, — запинаясь, сказал Глаубман, — звонок вообще не звенит.
Не так ли?

— Звонок не звенит? — воскликнула миссис Ковнер. — Кто сказал, что он не звенит?

Она нажала на кнопку пальцем, и изнутри донесся пронзительный звук.

— Кто это сделал? — спросил Глаубманн.

 — Кто это сделал? — повторила миссис Ковнер. — Как вы думаете, кто это сделал?
Вы думаете, мы получили его в подарок, чтобы починить? _Gott sei Dank_, мы
не совсем нищие, мистер Глаубманн. Мы сами его починили, мистер
Глаубманн, и покрасили, и починили сантехнику; потому что если бы у вас
было столько же сбережений, сколько у меня, мистер Глаубманн, вы бы не
заставляли нас так сильно беспокоиться о том, чтобы заплатить за ремонт на пару сотен долларов.

— _Aber_, — начал Глаубманн, — вы не должны были этого делать!

 — Я знаю, что не должна была, — ответила миссис Ковнер. — Мы должны были остаться здесь
до конца года, ведь дом уже выглядел как свинарник!
_Но_ не пинайте, пока не дойдёте до конца, мистер Глаубманн. Будет достаточно времени, чтобы сказать что-нибудь, когда мы подадим на вас в суд и вы будете платить за ремонт, который мы здесь делаем.

Глаубманн сдвинул шляпу на затылок и вытер вспотевший лоб.

"_Ну_, миссис Ковнер, — сказал он наконец, — мне кажется, мы все здесь неправильно поняли друг друга. Я бы хотел обсудить с вами этот вопрос.

С этой примирительной прелюдией он непринуждённо откинулся на спинку стула, скрестив ноги и опираясь одной рукой о свежевыкрашенную
дверной косяк, после чего миссис Ковнер издала ужасающий вопль, и ярость, которую три недели беспорядка, устроенного малярами, разжигала в её груди, вырвалась наружу.

 «Убирайся отсюда, грязный бездельник!» — закричала она и схватила кисть для побелки из одного из многочисленных ведер с краской, разбросанных по коридору. Глаубман сбежал по ступенькам крыльца на тротуар как раз в тот момент,
когда миссис Ковнер яростно замахнулась на него щеткой; и
поэтому, когда час спустя он вошел в офис Кента Дж. Голдштейна на Нассау-стрит,
его черное пальто было в пятнах, как шкура пятнистого оленя.

— Гольдштейн, — хрипло сказал он, — это нападение, когда кто-то красит тебя с ног до головы суриком?

— Да, если у тебя есть свидетели, — ответил Гольдштейн, — а иначе это просто несчастье. Кто это сделал?

— Эта дьяволица — жена жильца того дома, который я продал Люблинеру, — ответил Глаубман. — Я думаю, у нас будут проблемы с этими людьми, Гольдштейн.

 — Будут, если вы попытаетесь подать на них в суд без свидетелей, Глаубман, — заметил Гольдштейн. — Потому что подавать в суд без свидетелей — всё равно что играть в пинокль без карт. Это невозможно.

 Глаубман печально покачал головой.

«Я не собираюсь подавать на них в суд, — сказал он. — Я не очень-то люблю судебные тяжбы, и, кроме того, немного кальцимина — это ничто по сравнению с тем, что эти люди могут со мной сделать. Они собираются заявить, что заключили устную договорённость на год».

Голдштейн пожал плечами.

— Всё в порядке, — прокомментировал он. — Они хотят содрать с вас пятьдесят долларов или около того, а с учётом цены, которую вы получаете за дом,
Глаубман, вы можете позволить себе заплатить им.

 — Ничего не содрать! — заявил Глаубман. «Они только что закончили там ремонт на пару сотен долларов,
понимаете, и собираются
чтобы выстоять.

Гольдштейн зловеще присвистнул, поджав губы.

"Устная договорённость, да?" — пробормотал он.

Глаубманн печально кивнул.

"И на этот раз есть свидетели," — сказал он и рассказал своему адвокату об обстоятельствах, при которых была заключена первоначальная договорённость, а также о происшествии, случившемся во время визита Ковнера в дом Ортelsburg.

«Похоже, ты влип, Глаубман», — заявил Гольдштейн.

 «Но разве я не мог заявить, что просто блефовал?» — спросил Глаубман.


 «Конечно, мог, — ответил Гольдштейн, — но когда Ковнер ушёл на работу и
покрасив дом и починив водопровод, он раскусил твой блеф,
Глаубманн; поэтому единственное, что остается сделать, это попросить об отсрочке
на завтра."

"А если предположить, что они не отдадут его нам?" Спросил Глаубманн.

Гольдштейн пожал плечами.

— Я юрист, Глаубман, а не пророк, — сказал он, — но если я знаю Генри
Д. Фельдмана, то вам не дадут отсрочку, так что вам лучше строить свои планы соответственно.

Глаубман медленно кивнул, а затем разразился невесёлым смехом.

 — Недвижимость, — сказал он, — это то, чем можно владеть. Ревматизм - это прекрасное
преимущество по сравнению с этим; на самом деле, если бы кто-нибудь дал мне выбор, Гольдштейн,
Я бы каждый раз говорил о ревматизме. Они оба не дают вам спать по ночам;
но у ревматизма есть одна особенность, Гольдштейн, - тут он позволил себе еще один горький смешок.
- тебе не нужен юрист, чтобы избавиться от него! - сказал он.
- у тебя ревматизм. И захлопнул за собой дверь.

 * * * * *

Если и была какая-то отрасль юридической практики, в которой Генри Д. Фельдман
преуспел, так это в сфере сделок с недвижимостью, и он привнёс в неё все свои актёрские
способности, которые сделали его таким грозным адвокатом в суде. Действительно, Фельдман
привыкла лечить департамент передача его офис
бизнес-GET для более прибыльные области судебные разбирательства, и он
не жалеет усилий, чтобы сделать каждого закрытия титула впечатляющий и драматический
зрелище.

Таким образом, сцена закрытия "Люблинера" была превосходной. Фелдман
сам сидел в баронском кресле во главе своего библиотечного стола, в то время как
место справа от себя он назначил Кенту Дж. Голдстейну. Слева от себя он посадил мистера Джонса, представителя титульной компании, худощавого мужчину лет тридцати пяти с рыжеватыми волосами, который с помощью пары
Огромные очки в роговой оправе не смогли отвлечь внимание публики от
совершенно невероятного адамова яблока.

 Рядом с представителем титульной компании сидели Элкан Лаблинер
и его партнёры, и именно к ним Генри Д. Фельдман обратился со вступительной речью.

- Мистер Люблинер, - сказал он с мягким акцентом, с которого начинал все свои "
крещендо", - проверка права собственности на пластинку мистера Глаубманна.
Помещение на Линден-бульвар было выделено по моей просьбе юридической компанией "Титул".
Компания страхования и гарантии.

Он отвесил изящный поклон мистеру Джонсу, который ответил на это с
у него задергался кадык.

"Я также договорился о проведении обследования," — продолжил Фельдман и в тишине, нарушаемой только тяжелым дыханием Барнетта
Глаубманна, поднял замысловатый рисунок, выполненный акварелью на
глазурованном муслине.

«Наконец-то я это сделал», — заявил он, и его брови трагически нахмурились, когда он по очереди окинул взглядом Кента Дж. Голдштейна, Бенно Ортлсбурга, Дж. Кеймина и Глаубманна. «Я добился отчёта инспектора о том, что место преступления было оцеплено».

 «Ого!» — пробормотал Глаубманн, а Луис Стаут обменялся торжествующими взглядами
переглянулся с Полаткиным и Шейковицем.

 «И я обнаружил, — заключил Фельдман, — что арендатор владеет помещением на основании годичного договора аренды, срок действия которого истекает только первого октября следующего года».

 Мистер Джонс кивнул и так громко откашлялся, что, чтобы скрыть смущение, был вынужден по очереди хрустнуть всеми пальцами. Что
касается Рибника и Тарновица, то они сидели в благоговейном молчании в дальнем конце просторной библиотеки Фельдмана и смутно чувствовали, что находятся в храме.
Только Кент Дж. Голдштейн остался невозмутим, и чтобы показать это, он
он чиркнул спичкой о ножку библиотечного стола Фельдмана, после чего
Фельдман утратил свою манеру говорить _ex-cathedra.

"Где, черт возьми, ты находишься, Гольдштейн?" — спросил он
разговорным тоном — "в баре?"

"Если это цельное красное дерево, - возразил Гольдштейн, - оно протрется как новое. Я
думаю, вы говорили об аренде здешних помещений".

Фельдман трудом проглотила свое негодование и еще раз стал достойным
адвокат.

"Это не единственное возражение против звание, Мистер Гольдштейн", - сказал он. "Г-н
Джонс, пожалуйста, ознакомьтесь с подробными возражениями, содержащимися в вашем отчёте о
закрытии сделки.

Мистер Джонс снова кивнул и ответил на требование Фельдмана голосом, который вполне оправдывал размеры его гортани.

"Описание в документе от 1 января 1783 года, — начал он, — от Йоста ван
Генда к Уильяму Ваутерсу, — неполное; в одном месте вместо 'далее вдоль
указанного рва на север до белого дуба' должно быть 'на юг до белого дуба'"

"Ну, а в чем разница?" Перебил Гольдштейн. "Ему установлен памятник
в виде белого дуба".

"Его срубили давным-давно", - сказал мистер Джонс.

"Не мной!" Заявил Глаубманн. "Даю вам слово, джентльмены, что
Деревья на участке те же, что и при покупке.

Фельдман на мгновение задержал взгляд на протестующем
Глаубманне, который буквально рухнул в кресло.

"Продолжайте, мистер Джонс," — сказал Фельдман представителю
юридической фирмы, который продолжил без дальнейших перерывов до конца
списка. Сюда входили все технические возражения, которых опасался Гlaубманн, а также новый и интересный момент, касающийся иска о разделе имущества в Канцлерском суде, поданного в 1819 году и затрагивающего право собственности Гlaубманна на участок в задней части его участка площадью в четверть акра.
дюйм в ширину и семь футов в длину.

"Насколько я могу видеть, Фельдман, - прокомментировал Гольдштейн, когда мистер Джонс положил
на стол свой отчет, - единственное возражение, которое выдержит критику, - это то, которое
касается аренды Макса Ковнера. На самом деле, у меня есть свидетели
которые докажут, что Ковнер всегда утверждал, что у него не было договора аренды ".

В ответ Фельдман нажал на кнопку электрического звонка.

"Пригласите мистера и миссис Ковнер, — сказал он подошедшему мальчику. — Мы
позволим им самим за себя говорить."

Судя по всему, они были более чем готовы к этому, потому что, как только
Они вошли в комнату и, увидев Глаубманна, который к тому времени уже съёжился в своём кресле, тут же разразились гневной тирадой, которая закончилась только тогда, когда Гольдштейн энергично постучал по библиотечному столу, используя в качестве молотка одну из металлических линеек Фельдмана.

"Хватит, Гольдштейн!" — хрипло сказал Фельдман. "Думаю, я смогу навести порядок в своём кабинете."

"Почему же тогда вы этого не делаете?" Возразил Гольдштейн, откинувшись на спинку стула
и со злобной улыбкой оценил нанесенный им ущерб.

- Да, мистер Глаубманн, - снова начал Ковнер, - вы думали, что поймали нас
беспомощный есть в вашем доме; но----"

"Заткнись!" Фельдман снова взревел, забыв о его роли в полированный
адвокат; и Гольдштейн довольно сиял от удовольствия.

"Не запугивай собственного свидетеля", - сказал он. "Позволь мне сделать это за тебя".

Он повернулся к Ковнеру, нахмурившись.

— Итак, Ковнер, — начал он, — вы утверждаете, что у вас есть устная договорённость об аренде этого дома на Линден-бульваре на год, не так ли?

 — Так и есть, — ответил Ковнер, — и у меня есть свидетели, которые это подтвердят.

 — Это хорошо, — ответил Гольдштейн, — пока есть Библии
всегда найдутся свидетели, которые подтвердят это. Вопрос в том, как вы докажете, что договор аренды был заключён?

 «Я ничего не доказываю», — ответил Ковнер. «Я получил годовую аренду на эту недвижимость, потому что в присутствии моей жены и его жены, мистер
Голдштейн, он говорит мне, что я должен либо снять дом на год с октября прошлого года до октября следующего года, либо вообще не снимать его.

Фельдман высокомерно улыбнулся своему оппоненту.

"Искусство перекрестного допроса — тонкое дело, Голдштейн," — сказал он, — "и
если вы его не понимаете, то, скорее всего, докажете правоту другого человека."

«Тем не менее, — продолжил Гольдштейн, — я собираюсь задать ему ещё один
вопрос: когда было заключено это устное соглашение — до или после того, как вы переехали в этот дом?»

«До того, как я переехал, конечно, — ответил Ковнер. — Я же говорил вам, что он сказал мне, что я не смогу переехать, если не соглашусь занять это место на год».

— И когда вы переехали? — продолжил Гольдштейн.

 — Первого октября, — ответил Ковнер.

 — Нет, дорогой, — перебила его миссис Ковнер, — мы переехали не первого.
 Мы переехали за день до этого.

— Верно, — сказал Ковнер, — мы переехали тридцатого
сентября.

— Итак, — заявил Гольдштейн, — вы заключили устное соглашение до тридцатого сентября о сдаче в аренду на один год с первого октября?

Ковнер кивнул, и Гольдштейн повернулся к Генри Д. Фельдману, чья высокомерная улыбка полностью исчезла.

— Что ж, Фельдман, — сказал он, — вы выдвинули против меня пару возражений ещё в прошлом веке, понимаете ли; так что, думаю, не будет лишним напомнить вам о небольшом законе, принятом во времена правления Карла Второго, в котором говорится: «Все договоры, которые по условиям не должны быть исполнены в течение одного года, должны быть составлены в письменной форме и подписаны сторонами».
«Я имею в виду закон о мошенничестве».

«Я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду, — ответил Фельдман, — но вам придётся доказать это в суде присяжных. Прямо сейчас мы столкнулись с Ковнером, который утверждает, что у него есть годичная аренда, и мой клиент освобождается от покупки в сложившихся обстоятельствах. Никто не обязан покупать иск, Голдштейн».

— Я знаю, что это не так, — возразил Гольдштейн, — но какая разница, Фельдман? В любом случае, он получит иск, потому что, если он не оформит право собственности сейчас, поймите меня правильно, я подам иск, чтобы заставить его сделать это сегодня же.

В этот момент откуда-то из-за спины Луиса Стаута,
который всё это время был таким благодарным слушателем, словно сидел в оркестровой яме и купил своё место у спекулянта,
донеслось слабое кряканье.

"Говорите громче, мистер Стаут!" — крикнул Фельдман.

"Я говорил, — тихо ответил Луис, — что своими ушами слышал, как
Глаубманн сказал Ковнеру, что у него устный договор аренды на один год".

"И когда это было?" Спросил Фельдман.

"Около трех недель назад", - ответил Стаут.

"В таком случае, мистер Гольдштейн, - заявил Фельдман, - позвольте мне представить вам
еще одно предложение закона".

Он сделал паузу, чтобы сформулировать достаточно убедительное «предложение», как говорят юристы, и в наступившей тишине Элкан поднялся на ноги.

"В этом нет необходимости, мистер Фельдман, — сказал он. — Я уже принял решение.
"О чём?" — воскликнул Луис Стаут.

"О том, чтобы взять дом, — ответил Элкан. — Если вы дадите мне цифры, мистер Фельдман, я выпишу чек, заверите его, и мы закроем это дело.

 — Но, Элкан, — воскликнул Луис, — сначала позвольте мне связаться с Флюгелем.

 — В этом тоже нет необходимости, — возразил Элкан. — Я собираюсь
покончим с этим прямо здесь и сейчас; и вы будете так любезны, мистер Фельдман, и составите
для меня список того, что я здесь должен. Я хочу покончить с этим.

Полаткин неуверенно поднялся на ноги.

"В чём дело, Элкан?" — хрипло спросил он. — Ты что, с ума сошёл, _oder_
что?"

"Сядьте, Мистер Polatkin," Элкан повелел, и произошла кольцо
власть в его голосе, что заставило свернуть Polatkin в кресло. "Я
покупая этот дом."

"Но, Элкан, - взмолился Луи Стаут, - почему бы тебе не позволить мне поговорить с Флюгелем
по телефону? Может быть, у него есть какое-нибудь предложение".

"Все в порядке", - сказал Элкан. "Единственное предложение, которое он делает, это то, что если
Я иду на работу и закрываю этот контракт, вы понимаете, он никогда в жизни не купит у нас товаров на сумму больше одного доллара.
пока он жив. Так что вам
не стоит утруждать себя звонком ему, мистер Стаут.

Луис Стаут сердито покраснел.

— Что касается этого, Лаблинер, — говорит он, — мне не нужно звонить мистеру
 Флюгелю, чтобы сказать вам то же самое, так что вы знаете, что можете сделать.

 — Конечно, я знаю, что могу сделать, — продолжил Элкан. — Я могу либо вести дела как деловой человек, либо как мужик, мистер Стаут.
_Но_ это не _Россия_, мистер Стаут, — это Америка, и если мне придётся бегать и вытирать людям ноги, чтобы продавать товары, то я вообще не хочу этим заниматься.

Дж. Камин вынул изо рта сигару и энергично сплюнул.

"Вы совершенно правы, Элкан," — сказал он. — «Давай, заключай контракт, и я уверяю тебя, что ты не пожалеешь об этом».

Глаза Элкана вспыхнули, и он повернулся к Камину.

"Ты уверяешь меня!" — сказал он. "Кто ты такой, чёрт возьми? Думаешь, я сейчас ищу твоего покровительства, Камин? Если бы ты был хорошим торговцем, то понял бы меня, а не тратил бы время впустую
Вы пытаетесь получить долю от комиссионных, но максимум, что вы получите, — это сто долларов, понимаете, вы бы занимались своим делом, покупая весеннюю коллекцию. Вы тратите на эту сделку целых два дня, Камин, и если два рабочих дня, которые вы тратите на весенние покупки, стоят для вас всего сто долларов, Камин, то лучше купите товар где-нибудь в другом месте, а не в нашем магазине. Мне не нужно быть Даном или Брэдстритом,
чтобы выйти на тебя, Камин, — и не забывай об этом!

В этот момент слабый кашель выдал Джоэла Рибника, который оставался в тени.
с Джулиусом Тарновицем в полумраке, отбрасываемом несколькими томами в переплёте,
содержащими обзоры и отчёты.

"По-видимому, мистер Полаткин, — сказал он, — судя по тому, как говорит ваш партнёр, вы — миллионер! Может быть, вам и наш бизнес не нужен?"

 Полаткин был занят тем, что проверял, не испортилось ли его бельё от пота, который буквально стекал по его лицу и шее; но
Шейковиц, который слушал произношение Элкана с открытым ртом,
выпрямился в кресле, и его лицо стало решительным.

"Мы не миллионеры, мистер Рибник," сказал он, "отнюдь нет, и мы не
поймите меня правильно, никогда не будет, если нам придется покупать дома по восемнадцать тысяч
долларов за каждый товар, который мы продаем шноррерам_ и
бездельникам!

"Scheikowitz!" - Взмолился Полаткин.

- Не бери в голову, Полаткин, - заявил Шейковиц. "Парень прав,
Полаткин; и если мы зарабатываем себе на жизнь в Америке, мы должны вести себя так, как
Американцы — не крестьяне. Так что давай, Стаут. Позвони Флюгелю и передай ему от меня, что если он хочет так поступить, то пусть так и делает; и ты тоже, Стаут, — вот и всё!

 — Тогда я полагаю, джентльмены, что нам лучше приступить к закрытию, —
— сказал Фельдман, и Элкан кивнул, потому что, когда Шейковиц закончил говорить, у Элкана в горле встал комок, который, как он ни моргал, он не мог проглотить в течение нескольких минут.

 — Хорошо, Гольдштейн, — продолжил Фельдман. — Давайте составим заключительное заявление.

 — Одну минуту, джентльмены, — сказал Макс Ковнер. — Я правильно понимаю, что, если Элкан Лаблайнер купит дом сегодня, нам придётся съехать?

Фельдман поднял брови.

"Думаю, мистер Голдштейн согласится со мной, Ковнер, когда я скажу, что у вас нет ни единого шанса," — заявил он. "Вы полностью не соответствуете собственным показаниям."

"Вы хотите сказать, что у нас нет договора аренды на год?" - спросила миссис Ковнер.

"Совершенно верно", - ответил Гольдштейн.

"И я до костей натираю пальцы, избавляясь от них"
_verfluchte_ маляры и все такое!" - причитала она. "За кого ты меня принимаешь?"
в любом случае?"

— Что ж, если вы не хотите переезжать прямо сейчас, — начал Элкан, — когда вам будет удобно съехать, миссис Ковнер?

 — Я вообще не хочу съезжать, — захныкала она. — Зачем мне съезжать? Это элегантный дом, в котором я только вчера посадила стручковую фасоль и помидоры; а гостиная выглядит элегантно теперь, когда мы сняли старую бумагу.

— Предположим, мы скажем, что это будет первое мая, — предложил Элкан. — Не то чтобы я был настолько безумен, чтобы переехать в Бёрджесс-парк, понимаете, но я не вижу смысла покупать дом за городом, а потом не жить в нём.

Воцарилось короткое молчание, нарушаемое лишь тихим плачем миссис
Ковнер, и наконец Макс Ковнер пожал плечами.

— Ну, Элкан, — сказал он, — какой смысл ходить вокруг да около? Миссис
Ковнер застряла в этом доме, и я тоже. Раз уж ты не хочешь этот дом, а с ним столько хлопот, скажу тебе
Вот что я сделаю: возьму взаймы две тысячи долларов на вторую закладную на дом, с выплатой через год под шесть процентов, что лучше, чем золото, пойми меня правильно, и освобожу тебя от контракта, а в придачу дам двести долларов.

На лице Элкана медленно расплылась улыбка, и он многозначительно посмотрел на
Луиса Стаута.

"Мне не нужны твои двести долларов, Макс," — сказал он. — «Вы можете жить в этом
доме, и я буду рад, а двести долларов вы можете потратить на оплату
счетов за покраску и сантехнику».

 «Всё в порядке, — сказал Луис Стаут, — есть люди, которые обо всём позаботятся».
— Да, он это делает. Кроме того, джентльмены, я хочу, чтобы все поняли, что я
требую от Глаубманна полную комиссию как единственный брокер в этой
сделке!

 — Ну что ж, джентльмены, — сказал Глаубманн, — если это не так, я
оставляю это на усмотрение юристов: с одной сделки я могу получить только
одну комиссию, не так ли?

 Фельдман и Гольдштейн кивнули в унисон.

«Тогда всё, что я могу сказать, — это то, что вы, брокеры и торговцы галантереей, должны
разобраться между собой, — заявил он, — потому что я собираюсь
выплатить деньги за комиссию в суде, и тот, кто имеет на них право,
может их получить».

"Но разве ты не собираешься защитить меня, Глаубманн?" Потребовал ответа Ортельсбург.

Глаубманн поднял руку, призывая к тишине.

"Минутку, Ортельсбург", - сказал он. "Я думаю, это вы с Камином сказали мне
что недвижимость - это такая же игра, как аукцион "пинокль"?"

Ортельсбург угрюмо кивнул.

«Тогда вам, ребята, стоит пойти и сыграть в неё», — заключил Глаубманн.
"И пусть победит сильнейший!"[B]

[Примечание B: несмотря на многочисленные решения, противоречащие этому,
автор считает, что для целей этой истории устная договорённость об аренде на один год, вступающая в силу в будущем, является недействительной.]




Глава шестая

ИСТОРИЯ О ДВУХ КРЕСЛАХ-ЖАКОБИНАХ

НЕ ДЕТЕКТИВНАЯ ИСТОРИЯ


«Да, мистер Лаблинер, — сказал Макс Мереч, сидя в гостиной Элкана в одно апрельское воскресенье, — если вы собираетесь работать, чтобы покупать мебель, поймите меня, так же легко выбрать красивые кресла, как и некрасивые».

"_Aber_ иногда намного сложнее сидеть на них с комфортом",
Кисло возразил Элкан. Накануне переезда в квартиру побольше он и
Йетта пригласила Макса предложить план меблировки и декорирования
их нового жилища; и Элкану показалось, что Макс предпринял неоправданные
Польщенный оказанной ему честью, он воспользовался ею. Действительно, Полаткин,
дизайнер-эстетик компании «Шейковиц и Ко», придерживался таких ярко выраженных взглядов на
оформление интерьера и так свободно выражал их Элкану и
Йетте, что после первых получаса его визита уважение, которое они всегда испытывали к своей плюшевой мебели и коврам «Уилтон»,
сменилось сначала безразличием, а затем, по крайней мере в случае с Йеттой,
отвращением.

"Я всегда говорила тебе, Элкан, что вон тот диван отвратителен", - сказала Йетта
.

"Это не отвратительно, - перебил Макс. - _aber_ это не так красиво".

— Ну, тогда поставь диван в спальне, — сказал Элкан. — Для меня это
не имеет значения.

— Конечно, я знаю, — воскликнула Йетта, — но что мы поставим на его место?

Элкан пожал плечами.

"О чём ты меня спрашиваешь? — воскликнул Элкан. — Скорее всего, я бы сказал, что это ещё один
диван.

— Есть диваны и есть диваны, — сказал Макс с извиняющейся улыбкой, — но
если бы вы спросили моего совета, я бы сказал, почему бы не поставить там пару
красивых кресел — что-нибудь из мореного дуба, например, «Шиппендейлер» или
«Шератин».

Внезапно он хлопнул себя по бедру в порыве вдохновения.

"Я чуть было не забыл!" - воскликнул он. - У меня есть именно то, что ты
хочешь, и к тому же по выгодной цене! Вы знаете Луиса Дишкеса, который руководит
Магазин "Вилли ди Пэрис" на Амстердам-авеню?

"Я думаю, что знаю его", - сказал Элькан с ироническим акцентом. "Он должен нам четыре
сто долларов за два месяца".

"Ну, у Дишкеса есть шурин по имени Рингентауб, на Аллен-стрит
, где он торгует кривляниями".

"Кривляни?" Воскликнул Элкан.

"Конечно!" Макс объяснил. "Безобразия - старая мебель и старинное серебро".

"Ты имеешь в виду магазин подержанных вещей?" Предположил Элкан.

— Это не магазин подержанных вещей, — заявил Макс. — В магазине подержанных вещей есть старая
мебель, которой два года или десять лет, понимаете ли; _aber_
в антикварном магазине есть старая мебель, которой уже сто лет.

 — И у этого Рингентауба есть мебель, которой уже сто лет? — воскликнул Элкан.

«Даже старше», — ответил Макс. «Им тоже по двести пятьдесят лет».

«_Ich glaub's!_» — воскликнул Элкан.

«Вы можете верить в это или нет, мистер Лаблайнер», — продолжил Макс. «Но
Рингентауб купил в своём магазине пару кресел в стиле Якова I, которым по двести пятьдесят лет».
сто пятьдесят лет уже. И им кресел можно купить по
большая жертва еще".

Элкан и felisa обменялись недоуменными взглядами, и Элкан даже постучал себя
существенно лоб.

"Они были частью целого набора", - продолжил Макс, не заметив жеста своего работодателя.
"остальные Рингентауб продал коллекционеру".

Элкан взмахнул правой рукой.

«Коллекционер — это совсем другое дело, — сказал он, — но я не коллекционер, Макс, _Gott sei Dank_! У меня свой бизнес, Макс, и я не собираюсь покупать мебель, которой двести пятьдесят лет».

— Почему бы и нет? — спросил Макс. — Б. Ганс тоже владеет собственным бизнесом, мистер Лаблинер, и хорошим бизнесом к тому же; и он только что купил у Рингентауба — на прошлой неделе — шкафчик с сердитым котом, которому уже триста лет.

— Шкафчик с сердитым котом? — воскликнул Элкан.

— Именно это я и сказал, — продолжил Макс. — «Гневный» по-французски «Анри», а «кошка» по-французски «четвёртый». Так что этот шкаф был сделан триста лет назад, когда Анри Четвёртый был королём Франции, а Б. Ганс купил его на прошлой неделе уже за пятьсот долларов!

После этого Макс начал получасовую лекцию о старинной мебели,
которая оставила Йетту и Элкана в ещё большем замешательстве, чем прежде.

"И вы говорите мне, что такие влиятельные люди, как Б. Ганс и Эндрю Карнеги,
покупают эту рухлядь для своих домов?" — спросил Элкан.

"И Дж. П. Морган тоже," — ответил Макс. "А те стулья в стиле Якова I вы
могли бы купить уже за пятьдесят долларов."

— Ну, ничего страшного не случится, если мы спустимся и посмотрим на них, —
предложила Йетта.

"Как-нибудь вечером на следующей неделе, — добавил Элкан, — или на следующей после неё."

"Если уж на то пошло, мы могли бы пойти и сегодня вечером, — возразил Макс. "В воскресенье
как и в любой другой вечер на Аллен-стрит, и вы должны помнить, что
кресла в стиле Якова I — это то, чего вы не можете получить, когда захотите. Позвольте мне рассказать вам, как они выглядят.

Здесь он так удачно расхвалил красоту мебели в стиле Якова I,
что Йетта присоединилась к его уговорам, и Элкан в конце концов сдался.

"Хорошо, — сказал он. «Сначала мы немного перекусим, а потом спустимся туда».

Итак, в тот вечер, через несколько минут после восьми, они вышли на станции метро «Спринг-стрит», и Макс Мереч повёл Элкана и Йетту
Под эстакадами и мимо витрин меховых лавок, где
блестели подсвечники и самовары, Макс спустился в маленький магазинчик
в подвале на углу Ривингтон-стрит.

 «Не очень-то похоже на магазин», — извинился Макс, спускаясь по нескольким ступенькам,
ведущим ко входу. — «Но у него внутри есть элегантные товары».

Когда он открыл дверь, прикреплённый к ней колокольчик зазвенел,
но никто не ответил. Вместо этого из-за перегородки в глубине
комнаты донеслись звуки сердитого спора, и когда Элкан закрыл за собой
дверь, один из голосов стал громче остальных.

«Возьмите мою жизнь — возьмите мою кровь, мистер Саммет! — говорилось в ней. — Потому что я делаю вам лучшее предложение, какое только могу, и это всё, что я могу вам предложить».

Макс уже собирался топнуть ногой, когда Элкан положил ему руку на плечо, и в последовавшей за этим паузе в передней части магазина было слышно тяжёлое, почти истеричное дыхание последнего оратора.

«Мне не нужна ни твоя жизнь, ни твоя кровь, Дишкс», — раздался низкий голос, в котором Элкан узнал голос своего конкурента Леона
Саммета. «Я твой самый крупный кредитор, и всё, чего я хочу, — это чтобы ты меня защитил».

«Я знаю, что ты мой самый крупный кредитор, — ответил Луис Дишкес. — К моему
сожалению, я это знаю! Если бы не твои гнилые наклейки, которые я получил на
своё место, может быть, я бы сегодня хорошо поработал!»

 «Шлюха, Дишкес!» — ответил Сэммет. «Причина, по которой у тебя там не заладился бизнес, в том, что ты не бизнесмен, Дишкес, и в любом случае, Дишкес, тебе не стоит меня оскорблять!»

 «Что ты имеешь в виду под «оскорблять»? — сердито закричал Дишкес. «Я не оскорбляю тебя, Сэммет. Это ты оскорбляешь меня. Ты хочешь, чтобы я защищал тебя, и
пусть другие мои кредиторы катятся к дьяволу, не так ли? За кого вы меня принимаете
- за мошенника?

"Все в порядке", - заявил Сэммет. "Я бы не стал с тобой церемониться",
Дишки. В последний раз спрашиваю вас: воспользуетесь ли вы предложением, которое я получил для вас от компании «Меркантайл Аутлет» из Нэшвилла, на весь ваш товар? В противном случае мне больше нечего вам сказать.

 Послышался шорох шагов, когда люди в задней части магазина поднялись со своих мест.

"Вам больше нечего мне сказать, мистер Сэммет," — сказал Дишкес.
— Потому что я с вами покончил, мистер Сэммет. Ваш счёт не будет оплачен до завтра, а вы ничего не сможете сделать до
вторника. Так ведь? Так что во вторник утром вы можете подать на меня в суд, и если я не смогу собрать деньги, чтобы спасти себя, я пойду _мехальха_;
но это будет честный _мехулла_, и это всё, что я могу сказать.

Когда Дишкес закончил говорить, Элкан отвёл Макса и Йетту в тень,
отбрасываемую высоким подростком, и, не замечая их присутствия, Леон
Саммет бросился к двери и вышел на улицу.

Элкан тут же на цыпочках подошёл к двери и широко распахнул её, после чего
зашаркал ногами с таким шумом, что можно было подумать, будто вошли
трое. Из-за перегородки появился Рингентауб.

  «Привет, Рингентауб, — воскликнул Макс. — Я привёл к тебе клиентов».

Рингентауб поклонился и предостерегающе кашлянул, обращаясь к Дишкесу и миссис Рингентауб,
которые продолжали говорить хриплым шёпотом за перегородкой.

 «В чём дело, Рингентауб?» — спросил Макс Мерех. «Не могли бы вы как-нибудь сделать здесь немного светлее?»

Рингентауб потянулся в темноту наверху и включил газовую горелку, которая
горела голубым огоньком.

"Я специально держу ее без света, — сказал он, — потому что по воскресеньям
на улице полно фальшивомонетчиков, и я не хочу, чтобы они мне мешали. Что я могу показать вашим друзьям, мистер
Мерех?"

Макс почти незаметно подмигнул Элкану и приготовился подойти к теме стульев эпохи Якова I окольными путями.

"У вас, случайно, нет пары флорентийских рам, Рингентауб?" — спросил он, и
Рингентауб покачал головой.

— В наши дни флорентийские рамы трудно найти, мистер Мереч, — сказал он. — И,
кажется, я говорил вам в пятницу, что у меня их нет.

Элкан пожал плечами и улыбнулся.

"Я думал, может, с тех пор вы купили парочку, —
ответил Макс, оглядываясь по сторонам. — У вас там довольно симпатичный буфет,
Рингентауб, для репродукции.

Рингентауб саркастически кивнул.

"Это лишь показывает, как много вы знаете о таких вещах, мистер
Мереч, — возразил он, — когда вы называете репродукцией то, что на самом деле является
винным шкафом Шиппендалера, поймите меня правильно, в отличном
состоянии."

Теперь настала очередь Элкана кивнуть, и он сделал это с должной долей скептицизма, когда наконец заговорил о цели своего визита.

"Полагаю, — сказал он, — что те стулья там тоже из ген-вина
якобинские стулья?"

 * * * * *

"Я скажу вам, что я с вами сделаю, мистер Мереч", - заявил Рингентауб.
"Вы могли бы привести сюда любого из этих хороших людей с Четвертой авеню или Пятой
Уличные торговцы, поймите меня или любого знатока, которого вы хотите назвать, например
Джейкоб Пол, _oder_ кто угодно, вы понимаете; и если бы они сказали их
— Стулья не в стиле Якова I, но я подарю их вам бесплатно.

— Я не _выпрашиваю_ подарков, мистер Рингентауб, — заявил Макс.
 — Вынесите их на свет и давайте посмотрим.

Рингентауб поставил стулья в центр комнаты и, поместив их под газовую горелку, отступил назад и склонил голову набок в молчаливом восхищении.

"_Ну_, мистер Мерех, — сказал он наконец, — я прав или нет? Стулья сделаны из настоящего дерева или нет? Я предоставляю это решать вашим друзьям.

Макс повернулся к Элкану, который отступал к перегородке.
донеслись обрывки разговора между Дишкесом и миссис Рингентауб.

"Что вы думаете, мистер Лаблинер?" — спросил Макс, и Элкан нахмурился, недовольный тем, что его прервали, потому что он как раз начал улавливать обрывки разговора в задней комнате.

"Конечно-конечно! — рассеянно сказал он. — Я оставляю это вам и миссис Лаблинер.

Лицо Йетты вытянулось, когда она увидела явно обветшалую и шаткую
мебель.

"Как же они ужасно выглядят!" — пробормотала она, а Рингентауб
пожал плечами и улыбнулся.

"Вы бы тоже выглядели ужасно, леди, — сказал он, — если бы были на два
— Сто пятьдесят лет назад; _aber_, если вы хотите посмотреть, как они выглядят после реставрации, то, понимаете, я вернулся туда с одним из оставшихся стульев, которые я уже продал мистеру Полу, и я чищу его для него.

Закончив говорить, он отошёл в сторону и вытащил вперёд отреставрированную и отполированную копию двух стульев.

«Я не буду их реставрировать, прежде чем продам», — объяснил Рингентауб.
«Иначе никто не поверит, что это настоящее вино».

«И сколько ты хочешь за эти стулья, Рингентауб?» — спросил Макс.

«Я не говорил, что ничего не хочу, — ответил Рингентауб. — Дело в том, что я не знаю, хочу ли я оставить эти стулья себе или нет. Понимаете, мистер
Мереч, стулья в стиле Якова I в наши дни настолько редки, что мне стоило бы
подождать. Через пару лет эти стулья удвоятся в цене».

«Конечно, я знаю», — сказал Макс. «Вы могли бы сказать то же самое о своём капитале, Рингентауб, и поэтому, будь я на вашем месте, Рингентауб, я бы взял небольшой отпуск на пару лет или около того. Объездите мир с миссис
 Рингентауб, поймите меня, и к тому времени, как вы вернётесь, вы будете стоить
в два раза больше, чем вы получили сегодня; но просто чтобы помочь вам с арендой, пока вас не будет, мистер Рингентауб, я предложу вам тридцать пять долларов за стулья.

Рингентауб схватил по стулу в каждую руку и с шумом оттащил их в сторону.

"Как я уже говорил, — объявил он, — у меня нет флорентийских рам, мистер
— Мерех, мне жаль, что мы не смогли заключить сделку.

— Что ж, тогда тридцать семь с половиной, мистер Рингентауб, — продолжил Макс, и
Рингентауб взмахнул обеими руками.

— Послушайте, — прорычал он, — какой смысл говорить глупости,
Мистер Мереч? За десять долларов за штуку вы могли бы купить на Двадцать третьей
улице пару стульев, понимаете, сделанных на какой-нибудь большой фабрике,
понимаете, первоклассную мебель, которая подошла бы вам гораздо больше в качестве
мебели для вечеринок. Эти стулья для посиделок, мистер Мереч; так что, если вам нужны блестящие подсвечники _или_
Самовары «Москва» из латуни на Сентр-стрит, понимаете ли,
а через пару домов отсюда вы бы нашли множество подделок. _Но_ здесь всё настоящее, понимаете ли,
а за настоящее нужно платить
По полной цене, поймите меня, и если эти стулья останутся в моём магазине,
пока им не исполнится пятьсот лет, я не возьму с вас ни цента меньше,
чем пятьдесят долларов.

Макс вопросительно повернулся к миссис Лаблинер, и во время последовавшей за этим короткой паузы из задней комнаты снова донёсся мучительный голос Луиса Дишкейса.

"Что я могу сделать?" — сказал он миссис Рингентауб. «Я хочу быть честным
_со_ всеми, и я должен действовать быстро, потому что этот придурок
Саммет точно меня прикончит».

«Ай, цурис!»_ — простонала миссис Рингентауб, на что её муж кашлянул
Макс шумно вздохнул, и Элкан придвинулся ближе к перегородке.

"Вы готовы заплатить пятьдесят долларов, миссис Лаблинер?" — спросил Макс, и
Йетта кивнула.

"Хорошо, мистер Рингентауб, — заключил Макс, — мы возьмём их за пятьдесят
долларов."

"И вы не пожалеете об этом, — ответил Рингентауб. "Я тебе сейчас выпишу"
счет.

Он метнулся в заднюю комнату и захлопнул за собой дверь.

"Куш, Дишки!" прошипел он. "Неужели у тебя совсем нет здравого смысла - разбалтывать
свои дела перед всеми этими незнакомцами?"

Именно в этот момент в дверь постучал Элкан.

— Прошу прощения, мистер Рингентауб, — сказал он, — но я не чужой мистеру
Дишке — уже на четыреста долларов.

Говоря это, он открыл дверь, и Дишке, сидевший за столом, опустив голову на руки, печально посмотрел на него.

"Ну, мистер Лаблинер! — сказал он. — Ты и за мной охотишься, да?

Элкан покачал головой.

"Я не только не охочусь за тобой, Дишкес, — сказал он, — но я даже не знал, что у тебя проблемы, до сих пор.

— И ты бы никогда не узнал, — добавил Рингентауб, — если бы он не был таким
_глупый Окс_ и прислушивался к советам людей. У него был хороший шанс
— Продал бы, да он не взял бы, — сказал Элкан.

— Конечно, я знаю, — сказал Элкан, — в аукционный дом; идея в том, чтобы сбежать с выручкой и оставить кредиторов ни с чем!

Дишкес снова уткнулся лицом в ладони, а Рингентауб виновато покраснел.

— «Может, в антикварном бизнесе это и так, мистер Рингентауб, — продолжил Элкан, — но в швейном бизнесе мы отстаём от времени не на двести пятьдесят лет. У нас есть ассоциации производителей, и у нас есть хорошие адвокаты, поймите меня правильно, и мы наказываем мошенников».
как Сэммет, точно так же, как некоторые из нас помогают торговцам, которые хотят быть порядочными, как, например, Дишкес.

Луис Дишкес внезапно поднял голову.

"Значит, вы всё слышали?" — воскликнул он, и Элкан кивнул.

"Я слышал достаточно, Дишкес," — сказал он, — "и если вам нужна моя помощь, вы можете прийти ко мне завтра утром в десять часов."

В этот момент громко зазвонил колокольчик, и Рингентауб, подняв руку,
прося тишины, вернулся в магазин.

«Здравствуйте, мистер Пол!» — сказал он.

Он обратился к широкоплечему мужчине, одетому по последней моде с Канальной
улицы.

Однако, если не считать одежды, в Джейкобе Поле, который обладал деловитыми манерами и стальными голубыми глазами детектива-сержанта, ничто не выдавало в нём ценителя изобразительного искусства и антиквариата.

"Здравствуйте, Рингентауб!" — сказал он. "Вы здесь нарасхват, не так ли? В задней комнате тоже полно покупателей?"

Он резко взглянул на открытую дверь в перегородке, через которую
были видны Элкан и Дишкес, увлечённые серьёзным разговором.

"Ого, клиенты!" — воскликнул Рингентауб. "Вы же знаете, как это бывает в
Странное дело, мистер Пол. За сто долларов, которые, как вы понимаете, я покупаю; и этот человек, мистер Пол, он приходит к вам раз десять, прежде чем окончательно решится.

— Что ж, — сказал Пол с улыбкой, — я наконец-то принял решение, Рингентауб, и возьму эти два стула по сорок пять долларов.

Рингентауб медленно кивнул.

— Я так и думал, мистер Пол, — сказал он, — но всё же вы немного опоздали, потому что этот джентльмен уже купил их за пятьдесят долларов.

На лице Пола промелькнуло разочарование, когда он повернулся к Максу
Мереху.

"Я поздравляю вас, мистер..."

"Мереч", - предложил Макс.

"Мереч", - продолжил Пол. "Вы заплатили высокую цену за пару хороших
предметов".

"Я ничего не плачу", - ответил Макс. "Я купил их для этой леди"
и ее мужа.

Именно тогда Джейкоб Пол впервые заметил присутствие Йетты,
и он извиняющимся жестом поклонился.

"Он тоже коллекционер?" — спросил он, и Макс покачал головой.

"Он занимается одеждой," — вмешалась Йетта, — "на себя."

На лице Пола появилось озадаченное выражение.

— Кажется, я не расслышал название, — сказал он.

- Люблинер, - ответила Йетта. - Элкан Люблинер из "Полаткин, Шейковиц и
Компания".

- Ты мне не говоришь? - Спросил Джейкоб Пол. - Итак, мистер Люблинер интересуется
антиквариатом. От плащей и костюмов до антиквариата уже большой скачок
.

— Ну, — объяснил Мерех, — мистер Лаблинер переоборудует свой дом.

— Может быть, — добавил Элкан, появившись в дверном проёме перегородки,
за ним последовали Дишкес и миссис Рингентауб. — Купить пару предметов
мебели — это одно, Мерех, а переоборудовать дом — совсем другое.

— В любом случае, вы хорошо начали, — вмешался Пол. - Пара стульев вроде
Они придают тон комнате, в которой висят портреты, нарисованные мелом.

Йетта покраснела, вспомнив, что, по её мнению, это был прекрасный портрет дедушки Элкана — раввина из Люблина, — который висел в серебряной рамке с плюшем над камином в гостиной Люблина. Однако Элкану было не стыдно, и он сердито посмотрел на ценителя, который начал уходить из магазина.

«Полагаю, — воскликнул он, — что сейчас не в моде, когда в квартире висит портрет твоего дедушки — _Олафа
ха-холем! — он был учёным человеком и _цадеком_, если таковые вообще
существовали.

Пол замешкался, держась за дверную ручку.

"Я вам вот что скажу, мистер Лаблинер, — торжественно произнёс он, — для меня портрет, нарисованный
карандашом, — это дрянь, поймите меня, будь то _цадек_ или
убийца.

И, в последний раз поклонившись миссис Лаблинер, он захлопнул за собой дверь.

"Ну, что вы думаете о таком Рошере?" воскликнул Элкан.

"Этот парень разочарован тем, что вы опередили его в покупке стульев,
мистер Лаблинер," объяснил Рингентауб, "поэтому он надеется, что вы и
Миссис Лаблайнер из тех, кто вешает в гостиной портреты, нарисованные
карандашом, понимаете, и он ругает вас за это.

Элкан пожал плечами.

"Чего можно ожидать от парня, который в пятьдесят лет довольствуется
тем, что является коллекционером?" — спросил он, и Дишкес
сочувственно кивнул.

— Держу пари, мистер Лаблинер, — согласился он, — и завтра утром в десять часов я точно буду в вашем магазине.

 * * * * *

"Я ни на секунду не сомневаюсь в вашем слове, Элкан, — сказал Маркус Полаткин.
на следующее утро, когда Элькан рассказал ему о событиях предыдущей ночи
"_aber_ ты не можешь винить Саммета. Такие концерны, как Саммет
Братья, что они такие грязные жулики, что у всех есть подозрения на их счет.
как вы понимаете, они должны быстро оплачивать свои счета, чтобы
добрый день, Элкан; потому что, если бы они сами не были хорошими коллекционерами,
пойми меня, они бы быстро разорились ".

— «Братьям Сэммет» не грозит разорение, — заявил Элкан.

 — Разве? — переспросил Маркус.  — Ну, ты бы удивился, Элкан, если бы
Я бы сказал вам, что только вчера я разговаривал с парнем по имени Хирш, который уже много лет работает в «Хэмсакетт Миллс» в качестве городского продавца, понимаете, и он говорит, что «Сэммет Бразерс» задолжала этим людям не меньше десяти тысяч долларов.

«Это показывает, какой большой бизнес они ведут», — сказал Элкан.

«Ого, какой большой бизнес!» — заключил Маркус. «Этот Хирш говорит, что не только дела братьев Сэммет идут плохо,
понимаешь, но и они сами получают довольно мало, и если бы не люди из Хэмсакетта, которые им помогают, _verstehst
да, они бы уже давно поднялись на _schon_.

"И к тому же хорошая работа", - сказал Элкан. "Плащ и костюм торговля мог беспокоиться
без них, Г-н Polatkin; но, во всяком случае, г-н Polatkin, я не
касается Саммет братьев. Дело в том, что Дишкес говорит, что у него
хорошая позиция на Амстердам-авеню, и если бы он продержался
ещё пару месяцев, то без труда выкарабкался бы.

Полаткин пожал плечами.

"Что касается меня, — сказал он, — то мне всё равно, разорится
Дишкес сейчас или через два месяца.

«Но вчера он сказал мне, — ответил Элкан, — что не только не разорится на нас, если получит отсрочку на два месяца, но и что в это время он будет хорошо зарабатывать».

Полаткин скептически кивнул.

"Конечно, я знаю, Элкан, — сказал он. «Если бы все, кто просит о продлении, занимались бы тем делом, которым они надеются заняться до истечения срока продления, Элкан, — сказал он, — то все, кто платит вовремя, должны были бы закрыть свои магазины, потому что не было бы достаточно работы для всех».

 «Ну, в любом случае, — ответил Элкан, — он придёт сюда, чтобы увидеться с нами».
— Доброе утро, мистер Полаткин, и он мог бы показать вам, как он считает, что у него есть надежда на выздоровление.

Полаткин сделал пренебрежительный жест рукой.

«Если парень собирается разориться на мне, Элкан, я бы предпочёл, чтобы у него вообще не было никаких надежд, — проворчал он. — Иначе он потратит весь твой день на то, чтобы ты подсчитывал его прибыль в следующем сезоне, если он сможет только отсрочить выплату кредиторам. С таким настырным парнем, если вы не хотите потерять время и деньги, поймите меня правильно, вам следует как можно скорее подать на него заявление о банкротстве; иначе он не даст вам покоя.

Тем не менее, когда Дишкес прибыл через полчаса, Полаткин
провел его в офис фирмы и вызвал Шейковица и Элкана на совещание.

"Ну что, Дишкес," — сказал он добродушным тоном, — "ты столкнулся с этим."

Дишкес кивнул. Он был отнюдь не крепкого телосложения, и его руки так нервно дрожали, когда он рылся в нагрудном кармане в поисках бумаг, что он выронил их содержимое на пол кабинета. Элкан наклонился, чтобы помочь собрать разбросанные бумаги, и среди документов, которые он собрал, была фотография кабинета.

"Моя жена!" Хрипло пробормотал Дишкс. "Она не такая уж сильная, и я собираюсь"
пару месяцев назад отправил ее за город. С тех пор я имел в виду, что мне
следует подняться и повидаться с ней, но...

Тут он уныло сглотнул; и наступила неловкая тишина, нарушаемая
только слабым шумом, издаваемым Филиппом Шейковичем, почесывающим свой
подбородок.

— Это _Рошер_ — тот парень, Сэммет, — наконец сказал Полаткин.
 — Честно говоря, если бы некоторые бизнесмены не проявляли милосердия к другим, можно было бы подумать, Шейковиц, что они до сих пор живут в старой стране!

Шейковиц кивнул и нервно перевел взгляд с фотографии на Элкана.

"Я думаю, ты говорил мне, что у тебя есть пара идей насчет помощи Дишкам
, Элкан", - сказал он. "Итак, во-первых, Дишкс, ты должен
пожалуйста, покажи нам список твоих кредиторов".

После этой прелюдии Шейковиц выдвинул вперед свой стул и погрузился в
обсуждение дел Дишкеса это продолжалось более двух часов;
когда Дишкс, наконец, ушел, он прихватил с собой уведомления о собрании
адресованные его двадцати кредиторам, подготовленные для немедленной отправки по почте
Полаткин, стенографистка "Шейковиц и компания".

"И это то, во что мы ввязались", - заявил Шейковиц после того, как
дверь лифта закрылась за Дишкесом. «Завтра утром в
одиннадцать часов это место будет выглядеть как зал ожидания на
вокзале, и все наши конкуренты уже будут глазеть на наш товар».

«Пусть глазеют!» — сказал Элкан. «Если я не получу отсрочку на это
приятель, меня зовут вовсе не Элкан Лаблайнер, потому что между этим и тем временем
я собираюсь встретиться с этими двадцатью кредиторами, и я готов поспорить, что они
подпишут соглашение о продлении, с теми цифрами, которые я им предложу!

— Цифры! — насмехался Шейковиц. — Что за польза от цифр этим парням?
Показывать кредиторам банкрота цифры — это всё равно что привести в ресторан голодного человека и позволить ему смотреть на ножи, вилки и тарелки, понимаете меня!

Элкан кивнул.

"Конечно, я понимаю, — сказал он, — но цифры — это ещё не всё."

Он украдкой достал из кармана выцветшую фотографию кабинета.

"Я стащил это у Дишкса, когда он не видел," — заявил Элкан.
— "И если это не поможет, то ничего не поможет!"

 * * * * *

— Послушай, Люблин, — воскликнул Леон Саммет после того, как Элкан рассказал ему о причине своего визита в тот вечер, — не надо снова рассказывать мне эту печальную историю. Каждый раз, когда мы просим у Дишкса денег, он рассказывает нам эту историю о больной жене, понимаешь, и мне это больше не нравится.

— Что значит «не пойду с тобой»? — потребовал Элкан. — Ты утверждаешь, что
«Его жена не больна?»

«Я ничего не утверждаю, — возразил Сэммет. — Я не врач, Лаблинер.
Я занимаюсь торговлей одеждой, и я должен платить своим кредиторам деньгами
Соединенных Штатов, Лаблинер, если моя жена умрет».

— У тебя-то жены нет, — злобно добавил Элкан.

 — _Gott sei Dank!_ — ответил Саммет.  — _Aber_ если бы она у меня была,
понимаешь, у меня было бы достаточно _Verstand_, чтобы выбрать здоровую женщину,
которая, как и Дишкс, делает всё то же самое. Он выбирает магазин на
авеню, когда это мёртвый район, поймите меня, и он хочет, чтобы мы
за это страдали.

"Район не вымер бы через три месяца", - сказал Элкан
. "За углом, по обе стороны улицы, строятся
тридцатитрехфутовые семиэтажные квартиры с лифтом; и когда они
будут заняты, у Дишков начнется бурный бизнес ".

"Все в порядке", - ответил Сэммет. — Я не спекулирую недвижимостью, Лаблинер, так что ты можешь спокойно заниматься своими делами, Лаблинер, потому что я собираюсь сделать то же самое.

 — Но послушай, Сэммет, — продолжал умолять Элкан. — Я видел почти всех кредиторов Дишкса, и они все согласны с тем, что у этого парня должны быть
продление на три месяца.

"Пусть они согласятся", - крикнул Сэммет. "Они сами себе хозяева, как и я,
Люблинер; так что, если они хотят продлить ему свой аккаунт, мне
нечего сказать. Все, что я хочу, - это восемьсот долларов, которые он должен
мне; а остальные молокососы могли бы соглашаться, пока у них не почернеет лицо.
"

— В любом случае, Сэммет, — сказал Элкан, — приходи завтра на собрание, и мы посмотрим, что можно сделать.

— Посмотрим, что можно сделать! — взревел Сэммет. — Ты увидишь, что я могу сделать,
Лаблайнер, и я приду на собрание завтра и тоже что-нибудь придумаю.
Так что, если вы не против, Лаблинер, я мог бы ещё немного поработать, прежде чем мы закроемся.

На мгновение Элкан вонзил ногти в ладони, а его взгляд бессознательно искал цель для удара правой по опухшему лицу Саммета, но в конце концов он кивнул и заставил себя улыбнуться.

— _Шёнгут_, мистер Саммет, — сказал он, — тогда я увижусь с вами завтра.

Мгновение спустя он зашагал по Пятой авеню в сторону конторы последнего кредитора из списка Дишкса. Это был не кто иной, как
выдающийся друг Элкана, Б. Ганс, производитель высококачественных
платья; и потребовалось меньше десяти минут, чтобы получить его согласие на предложенное продление.

"И я надеюсь, — сказал Элкан, — что мы можем рассчитывать на то, что вы будете завтра на собрании."

"Этого я не могу сделать, — ответил Б. Ганс, — но я напишу вам письмо и дам вам все полномочия представлять меня там. «Извините,
что я вас оставлю на минутку, я продиктую это мисс Шайнслер». Вернувшись
через пять минут, он сел за свой стол и, скрестив ноги, приготовился
переждать скучное ожидание.

 «Ну, Элкан, — сказал он, — чем ты занимался в последнее время?
Тай-эйтры и рестораны, я полагаю?

"Тай-эйтры меня больше не так сильно интересуют", - сказал Элкан. "
Дело в том, что сейчас я собираюсь заняться шалостями".

"Шалостями!" - воскликнул Б. Ганс.

"Конечно", - ответил Элкан, и в его тоне прозвучала определенная гордость.
— Я сказал «выходки», мистер Гэнс, — стулья Джейкобсона и прочая кошачья
мебель.

— Кошачья мебель? — переспросил Гэнс. — Что вы имеете в виду под «кошачьей мебелью»?

— Злые кошки, — объяснил Элкан, и тут на Б.
Гэнса снизошло озарение.

"О!" - воскликнул он. "Вы имеете в виду мебель Анри Катра?"

"Голодный кот _oder_ сердитый кот", - сказал Элкан. "Все, что я знаю, это то, что мы
Мы обставляем нашу квартиру, мистер Ганс, и прислушиваемся к советам Макса
Мереха, нашего дизайнера. Забавная штука этот парень, мистер
Ганс, — в одежде он в курсе всего, но в мебели ему ничего не подходит,
разве что если ей сто лет от роду.

— Значит, вы покупаете антикварную мебель для своей квартиры? —
спросил Б. Ганс, и Элкан кивнул.

«В любом случае, мы начали», — сказал он. «Мы купили пару стульев Якобсона — им уже двести пятьдесят лет».

 «Хорошо!» — воскликнул Б. Ганс. «Я хочу сказать тебе, Элкан, что ты не мог бы…»
Вы сильно ошибаетесь, если думаете, что можно купить какой-нибудь предмет мебели старше ста лет. В те времена не умели делать уродливую мебель, особенно стулья в стиле Якова I. Я обставляю всю свою столовую в этом стиле, а библиотеку — в старофранцузском. Это стоит денег, Элкан, но оно того стоит.

Элкан кивнул и перевел разговор на более безопасную тему, так что к тому времени, как мисс Шайндер принесла письмо, они уже обсуждали знакомые деловые вопросы.

"Кроме того," — сказал Ганс, ставя свою аккуратную подпись под письмом, — "я
я желаю тебе и Дишкес удачи, Элкан, и продолжай в том же духе с антикварной мебелью. Даже если время от времени тебе придётся довольствоваться репродукцией вместо подлинника, если она выглядит так же хорошо, как оригинал, и никто не говорит тебе, что это не так, пойми меня, ты будешь так же счастлив.

 Воодушевлённый, Элкан вернулся домой в тот вечер, полный решимости приобрести всю антикварную мебель, которая поместится в его квартире, и они с
Йетта засиделась допоздна, листая страницы толстого тома на эту тему, который Йетта раздобыла в соседней библиотеке
библиотека. Поэтому на следующее утро Элкан встал поздно, и было уже почти девять часов, когда он добрался до своего кабинета и увидел на самом верху утренней почты клочок бумаги с сообщением, написанным почерком Сэма, посыльного.

"Приходил человек по поводу Якобовица," — говорилось в сообщении, и Элкан немедленно позвонил в колокольчик.

"Что за Якобовиц такой?" — спросил он, когда вошёл Сэм, и посыльный пожал плечами.

«Я должен знать!» — сказал он.

«Что значит «ты должен знать»?» — закричал Элкан. «Разве я не говорил тебе, что нужно всегда записывать имя, когда тебе звонят?»

— Разве Якобовиц — это не фамилия? — ответил Сэм. — Кроме того, вы не можете ожидать, что я буду узнавать историю семьи каждого, кто приходит в это место, мистер Лаблинер, — особенно когда парень говорит, что вернётся.

 — Почему ты не сказал мне, что он вернётся? — спросил Элкан, и Сэм снова пожал плечами.

— Когда этот парень вернётся, мистер Лаблинер, — сказал он, — не имеет значения, скажу я вам или нет. Он всё равно вернётся.

Удовлетворившись таким образом, Сэм вышел и торжествующе хлопнул дверью, а Элкан упал в кресло.
к просмотру своей почты. Однако не успел он разрезать первый конверт,
как дверь открылась, и вошёл Дишкес.

"_Ну_, Дишкес!" — сказал Элкан. "Ты что-то рано, не так ли?"

Дишкес кивнул.

"Я _Шлемиэль_, мистер Лаблинер, — сказал он, — и этим всё сказано. — Вчера я пошёл на работу и потерял фотографию своей жены.

Элкан хлопнул себя по бедру.

"Ну разве я не молодец?" — сказал он. "Я так увлёкся этими выходками, что совершенно забыл рассказать об этом Йетте. Я
даже не показал ей фотографию, Дишкес, так что ты должна оставить её у меня ещё на день, Дишкес."

Говоря это, он достал из нагрудного кармана фотографию кабинета и
протянул её Дишке, который с минуту пристально смотрел на неё. Затем,
положив локти на колени, он закрыл лицо руками и разразился истерическими рыданиями, после чего Элкан вскочил с места и поспешно вышел из комнаты. Когда он шёл к выставочному залу, из-за стеллажа донеслись звуки популярной песни.

— Сэм, — проревел он, — кто тебя просил свистеть здесь?

Свист прекратился, и Сэм вышел из своего укрытия с
перьевой щёткой.

«Я мог бы свистеть и без спросу, — ответил Сэм, — и, кроме того,
мистер Лаблинер, когда я протираю образцы, я должен свистеть;
иначе пыль попадёт мне в лёгкие, а я ценю свои лёгкие так же, как и вы, мистер Лаблинер, даже если бы я был здесь всего лишь мальчиком, работающим с образцами!»

С этим решительным ответом он вернулся к протиранию образцов, а Элкан
вернулся в свой кабинет, где обнаружил, что Дишкес
пришёл в себя.

 * * * * *

 Несмотря на то, что все кредиторы Дишкеса, кроме одного, подписали
В соответствии с соглашением о продлении, на собрании в демонстрационном зале «Полаткин, Шейковиц и компания»
присутствовало много людей, и когда Леон Саммет вошел в
четверть двенадцатого, собравшиеся уже избрали Чарльза Финкмана из «Мейзнер и Финкман» председателем. Он только что занял свое место в новом вращающемся кресле Филипа
Шейковица и шумно откашлялся, вместо того чтобы стукнуть по столу молотком.

«Джентльмены, — сказал он, — во-первых, я хочу поблагодарить вас за ту высокую честь,
которую вы мне оказываете, назначая меня своим председателем. Вот уже шестнадцать лет
мои труды в Независимом Ордене Маттаи Аарона известны большинству из вас. Десять лет назад на национальном съезде, проходившем в
Саракузе, джентльмены, я был единогласно избран делегатами от шестидесяти лож вашим Национальным Великим Мастером; и...

В этот момент Леон Саммет грузно поднялся на ноги.

"Послушайте, Финкман!" — возразил Саммет. — Какое отношение ко всему этому имеет I.
O. M. A. и Дишкес?

Финкман снова откашлялся и на этот раз издал звук, похожий на
вызов, который заставил присутствующих членов I. O. M. A.
подайтесь вперед на своих сиденьях. Они ожидали сокрушительного ответа, и они
не были разочарованы.

"Каков девиз I. O. M. A., Саммет?" Прогремел Финкман.
«Справедливость, братство и милосердие!» И я говорю вам сейчас, что, как председатель этого собрания, а также бывший национальный великий магистр того благородного ордена, к которому принадлежим и я, и вы, _verstehst du_, я прослежу за тем, чтобы справедливость восторжествовала, братство поощрялось, а милосердие проявлялось при каждом удобном случае.

 Итак, братья мои, перед вами ещё один член нашей организации.
«Понимаете, я в затруднительном положении, и я задаю вам всем один-единственный вопрос», — он повысил голос до такой степени, что в электрических лампочках задрожали нити накаливания. «Кто, — взревел он, — кто придёт ему на помощь?»

Он сделал драматическую паузу как раз в тот момент, когда Сэм, мальчик из офиса, просунул голову в дверь выставочного зала и нарушил тишину своим высоким, пронзительным голосом.

— Мистер Лаблинер, — сказал он, — этот человек пришёл по поводу Якобовица.

Элкан отчаянно замахал рукой, но было уже слишком поздно, чтобы помешать войти не кому иному, как Джейкобу Полу — знатоку антиквариата и изобразительного искусства.

— Привет, Финкман! — сказал он. — Что случилось?

Элкан вскочил со своего места, чтобы прервать посетителя, но что-то в
поведении Финкмана заставило его снова сесть.

"Как поживаете, мистер Пол?" — воскликнул Финкман, и
громкость его голоса уменьшилась, оставив лишь лёгкую хрипотцу. — Что привело вас сюда?

 — Я мог бы спросить то же самое у вас, Финкман, — ответил Джейкоб Пол, и его проницательный взгляд на мгновение остановился на Леоне
 Саммете, который тут же вспотел.

— Дело в том, — начал Финкман, — что это собрание кредиторов Луи Дишкса, владельца магазина «Вилли де Пари» на Амстердам-авеню.

Пол повернулся к Луи Дишксу, владельцу магазина «Вилли де Пари», который сидел в углу комнаты за столом Шейковица на импровизированном скамье подсудимых.

 — В чём дело, Дишкс?— спросил Пол. — Ты не мог бы сделать так, чтобы он поднимался
туда?

Дишкс безнадежно пожал плечами.

"В следующем месяце, когда сдадут дома за углом, — сказал он, — я
мог бы неплохо заработать."

— Стоит попробовать, — согласился Пол. — Насколько я понимаю, у тебя нет
конкурентов.

— Вот и мы все так думаем! — вмешался Элкан. — То есть все мы, кроме мистера Сэммета, а он не хочет ждать своих денег.

Леон Сэммет беспокойно заёрзал в кресле, когда Джейкоб Пол повернулся в его
сторону.

"Почему ты не хочешь ждать, Сэммет?" — спросил он, и Леон вытер лицо
платком.

"Ну, дело вот в чем, мистер Пол..." - начал он, но знаток антиквариата
поднял руку.

"Минутку, Саммет", - сказал он. - Ты знаешь не хуже, чем кто-либо другой, а
даже лучше, что концерн-миллионер вроде "Хэмсакетт Миллс" должен
Иногда приходится ждать. — Он сделал многозначительную паузу. — Если бы мы этого не делали, —
продолжил он, — то многие платёжеспособные компании оказались бы на грани
банкротства, не так ли? Более того, если бы «Хэмсакетт Миллс» вела дела так, как
ты хочешь, Сэммет, я бы недолго продержался на посту кредитного менеджера и
казначея.

Сэммет слабо кивнул и с большим усердием высморкался в платок, в то время как
Элкан сидел и смотрел на своего воскресного знакомца с неподдельным
удивлением.

"Тогда какой смысл говорить, Сэммет?" — сказал Пол. — "Пока ты
вы единственный, кто выделяется, почему бы вам не положить этому конец? На какой срок
Дишкс хочет продления?

"На два месяца", - ответил Финкман.

"И где соглашение, которое вы все подписали, ребята?" Пол продолжил.

Элкан взял бумагу со стола перед Дишкесом и передал ее
Полу, который достал из жилетного кармана роскошную ручку в золотой оправе
. Затем он подошёл к Леону Саммету и протянул ему ручку
и соглашение.

"_Schreib_, Саммет, — сказал он, — и не поднимай больше шума по этому поводу."

Мгновение спустя Саммет дрожащей рукой подписал соглашение и
Пол вернул его вместе с ручкой.

Четверть часа спустя Джейкоб Пол сидел в кабинете Элкана и курил
одну из лучших сигар «Полаткин, Шейковиц и компания».

— Теперь я обращаюсь к вам, Лаблинер, — сказал он. — Эти стулья в стиле Якова I стоят
довольно дорого, по пятьдесят долларов, но они мне нужны, и я готов отдать за них шестьдесят.

Элкан улыбнулся и широко развёл руками.

"Мой дорогой мистер Пол, — сказал он, — после того, что вы сделали сегодня для Дишкейса,
Я подарю тебе их — просто так.

— Нет, ты этого не сделаешь, — заявил Пол, — потому что я собираюсь
«Я могу продать их снова и с выгодой для себя, как я могу вам сказать».

«Меня беспокоит, что вы с ними сделаете!» — заявил Элкан. «Но есть одна вещь, которую я не собираюсь делать, мистер Пол, — я не собираюсь наживаться на вас. Так что берите стулья за ту цену, которую я за них заплатил, — это лучшее, что я могу для вас сделать».

Джейкобу Полу не потребовалось дальнейших уговоров, чтобы выписать чек на пятьдесят долларов по заказу Элкана, и когда он поднялся, чтобы уйти, Элкан тепло пожал ему руку.

"Приходите ко мне, мистер Пол, когда мы закончим ремонт", - сказал он
. "Я обещаю вам, что вы увидите квартиру, обставленную по вашему вкусу - нет
«Портреты, нарисованные мелом, и ничего больше».

 * * * * *

Был поздний вечер, когда дверь кабинета Элкана открылась, и вошел
Сэм, мальчик на побегушках.

"Мистер Лаблинер, — сказал он, — тут еще один парень по поводу
этого — сейчас — Якобовица."

Элкан выглянул в полуоткрытую дверь и узнал антиквара Рингентауба.

— «Скажи ему, чтобы он вошёл», — сказал он, и через мгновение Рингентауб уже пожимал Элкану руку и бормотал слова благодарности за то, что его зять избежал банкротства.

 «Бог благословит вас за это, мистер Лаблинер, — сказал он, — и мне стыдно за то, что я
Я и сам не рад, когда думаю об этом. Я — пёс, мистер Лаблинер, и этим всё сказано.

Тут он достал из нагрудного кармана засаленный кошелёк и вынул три десятидолларовые купюры.



— Возьмите их, мистер Лаблинер, — сказал он, — и простите меня.

Он вложил купюры в руку Элкана.

— Что это? — спросил Элкан.

 — Это сдача с ваших пятидесяти долларов, — ответил Рингентауб.
 — Потому что, да поможет мне Бог, мистер Лаблинер, в этих креслах первоклассный материал, а парень, который их для меня делает, — высококлассный столяр.  Тогда вы должны понимать, что это стоит мне пару долларов
а также, чтобы придать им антикварный вид, понимаете ли; так что, если вы купите эти стулья за двадцать долларов, вы заключите выгодную сделку, мистер Лаблинер.

"Что вы имеете в виду?" воскликнул Элкан. "Разве эти стулья не настоящие
стулья эпохи Якова I?"

"Не совсем," горячо заявил Рингентауб.

— Но мистер Пол считает, что это так! — воскликнул Элкан.

 — Конечно, я знаю, — ответил Рингентауб, — и это показывает, как много коллекционер знает о таких вещах. . Пол — кредитный специалист в «Хэмсакетт Миллс», мистер Лаблинер, но он также коллекционирует старинную мебель.

Мгновение Элкан смотрел на антиквара с открытым ртом, и тут его озарило.


"Так-так-так!" — воскликнул он. "Вот что вы имеете в виду под коллекционером!"

Рингентауб кивнул.

"И кроме того, г-н Lubliner, когда коллекторы знают больше о
антиквариат как дилеры, Мистер Lubliner", - сказал он, положив руку на
дверная ручка: "я пойду в шерстяной штучный товар тоже-вам
можно взять его от меня, Мистер Lubliner, это будет не скоро, по ста
годы".

 * * * * *

Когда Элкан вышел со станции метро «Сто шестнадцатая улица»,
В тот вечер в метро его окликнул знакомый голос.

"_Ну_, Элкан!" — воскликнул Б. Ганс, потому что это был не кто иной, как он. "Ты отлично выступил на собрании сегодня утром, не так ли?"

"Кто тебе сказал?" — спросил Элкан, пожимая руку крупному промышленнику.

— Неважно, кто мне сказал, — шутливо ответил Б. Ганс, — но я могу сказать только одно: вы произвели фурор у Джейкоба Пола, Элкан, и если это не комплимент, то я не знаю, что это такое. В этом городе нет лучшего ценителя людей и антикварной мебели, чем
Пол, Элкан. Он тоже первоклассный специалист по кредитам, и я готов поспорить, что он получает большую зарплату от этих людей из «Хэмсакетт Миллс», и, учитывая, что он зарабатывает на продаже антиквариата, его доход не может быть меньше пятнадцати тысяч в год.

 «Пол продает весь антиквариат, который собирает?» — спросил Элкан.

 «А что, продает?» — ответил Б. Ганс. — Ну, я бы сказал, что да! Я сам купил у него за последние две недели полдюжины стульев, понимаете ли, — четыре на прошлой неделе и два сегодня, — и плачу ему пятьсот долларов за все. Они того стоят, Элкан. Я никогда не видел более прекрасных образцов того периода.

— Но ты уверен, что это ген-вино? — спросил Элкан, когда они подошли к
входу в его многоквартирный дом.

 — Пол говорит, что да, — ответил Б. Ганс, хлопнув Элкана по плечу на прощание. —
И если он ошибается, Элкан, то я рад, что ошибся он, а не я.

Однако два часа спустя, после того как Элкан пересказал Йетте все
события, связанные со встречей Дишкса и последующей продажей стульев, его
охватили угрызения совести.

"Что ты думаешь, Йетта?" — спросил он. "Должен ли я сказать Полу и Гансу, что стулья не настоящие, или нет?"

Более десяти минут Йетта морщила лоб, размышляя над этим сложным вопросом.
этический момент; затем она высказала свое мнение.

"Мистер Ганс сказал вам, что он был бы так же счастлив, если бы это было не джен-вине, не так ли?"
спросила она.

Элкан кивнул.

"И мистер Пол вел себя честно, потому что он не знал, что это не gen-wine.
и это тоже, не так ли?" - продолжила она.

Элкан снова кивнул.

"Тогда, — заявила Йетта, — если ты так щепетилен, Элкан, тебе остаётся только одно — отдать мне тридцать
долларов!"

"Вот как! — иронично воскликнул Элкан. — И что ты будешь делать с
этими деньгами?"

— «Единственное, что я могу с этим сделать, Шлемиль, — сказала она. — Десять долларов я
уилл передал Луису Дишкесу, что ему следует съездить за город в воскресенье.
в воскресенье навестить свою жену.

"А что мы будем делать с остальными двадцатью?" Спросил Элкан.

"Мы отправим с ним подарок миссис Дишкс", - заключила Йетта с улыбкой.
"и это тоже не будет выходкой!"




ГЛАВА СЕДЬМАЯ

СЛАДКОЕ И КИСЛОЕ

В ЧЕМ ПОЛЬЗА КОНКУРЕНТНОГО МАСТЕРСТВА ПРОДАЖ


"_Aber_ меня, и Етта-это уже обо всем договорился, мы хотели пойти к миссис Котлин по
уже сейчас" Элкан Lubliner протестовал против, как он вытер лоб, одно горячее
Во вторник утром в июле. "Доска там - это нечто элегантное, мистер
Scheikowitz. Все так говорят".

— Эй, все! — возразил Филип Шейковиц. — Кто все, Элкан? Пара барабанщиков вроде Маркса Пасински, один-два риелтора,
понимаете, а остальные — жёны из магазинов «Джей энд Л», третий
кредит, и каждый раз, когда их мужья приезжают к ним на воскресенье,
понимаете, он, должно быть, уже почти заложил рубашку, чтобы
оплатить проезд.

«Шейковиц прав, Элкан», — присоединился к разговору Маркус Полаткин. «Парню
не стоит делать из своего живота бога, Элкан, особенно когда денег совсем
не водится, так что если ты собираешься на пляж Эгремонт,
Пойми меня, есть только одно место, где тебе стоит остановиться, понимаешь, и это «Нью-Солсбери».

 — Если ты не веришь нам на слово, Элкан, — добавил Шейковиц, — просто взгляни сюда.

 Он достал из кармана пиджака раздел о летних курортах из вчерашней газеты и протянул его своему младшему партнёру, указывая на колонку под заголовком:

 ВЕСЕЛЬЕ В РАЗГАР СЕЗОНА НА
ПЛЯЖЕ ЭГРЕМОН

который гласит следующее:

 Сезон здесь в самом разгаре.

 В субботу вечером мистер и миссис Бернард Ганс устроили китайский
 Ужин с фонарями в Висячих садах, на котором присутствовали
мистер и миссис Сэм Федер, мистер и миссис Макс Коблин, мистер и миссис
 Генри Д. Фельдман, мистер Джейкоб Шарли и мисс Гортензия
 Фельдман.

 Среди тех, кто зарегистрировался в пятницу в Нью-Солсбери, были
мистер Джейкоб Шарли из Сан-Франциско, мистер и миссис Сол Клингер,
 мистер Леон Саммет и его мать, миссис Лия Саммет.


"Я думал, что брат Леона, Барни, остановился в Эгремонте,"
сказал Полаткин после того, как они с Элканом прочитали заметку.

"Барни у миссис Котилин," объяснил Шейковиц, "потому что _с_ Леоном"
Сэммет, Полаткин, для Барни нет ничего слишком плохого, чтобы остаться там, и,
кроме того, он думает, что у Барни там будет небольшой бизнес,
и, по мнению братьев Сэммет, поймите меня правильно, если бы они могли
продать парню три товара по паре сотен долларов за штуку, вы
понимаете, что, пока он расплачивается за первые два, он не сможет
съесть их прибыль, если откажется от третьего.

— Конечно, я знаю, — сказал Элкан, — но я еду в Эгремонт не по делам, мистер Шейковиц. Я еду, потому что там не так тепло.

— Чёрт возьми, Элкан! — возразил Шейковиц. — Если бы ты мог завести там пару новых счетов, в Эгремонте не стало бы ни на градус теплее.

 — Б. Ганс не так уж сильно заботится о погоде, — прокомментировал Полаткин. — Держу пари, он бы с большим удовольствием снял пиджак и
рубашку и поиграл бы в пинокль с Солом Клингером и Леоном
Сэмметом и всеми теми парнями, которые уже дают обеды в смокингах
Сэму Федеру. Держу пари, он ещё получит от банка «Костюшко»
прекрасное жильё за этот обед.

— Другие люди тоже не просто так угощают его обедами, — заявил Шейковиц. — Каждый из них что-то значит для Б. Ганса, держу пари.

Элкан кивнул.

"Особенно Шарли, — сказал он.

"Что вы имеете в виду, особенно Шарли?" Полаткин и Шейковиц
спросили в один голос.

"Почему, вы не слышали о Шарли?" Элкан спросил. "Это прямо здесь
плащ _Daily и костюм Journal_".

Он указал на первую страницу этой рекламной газеты, где под
заголовком "Инкорпорации" значилось следующее сообщение:

 Компания Scharley, Oderburg Drygoods, Сан-Франциско, Калифорния,
подала заявление о регистрации, указав свой уставной капитал в размере 500 000 долларов, и планирует открыть свой новый магазин в сентябре следующего года.

"И ты ещё говоришь о том, чтобы остаться у миссис Котилин!" — возмущённо воскликнул Шейковиц.  "Тебе должно быть стыдно за себя, Элкан."

Элкан выслушал упреки своего старшего партнера с терпеливой улыбкой.

"Что мы можем противопоставить такому концерну, как B. Gans?" он спросил.

"Б. Ганс продает ему только высококачественные товары, Элкан", - заявил Шейковиц.
— Держу пари, что самое меньшее, что этот парень купит, — это одежда на двадцать тысяч долларов,
и добрая половина будет продаваться по популярным ценам. Если мы
пошевелимся, то устроим там шикарную выставку, Элкан.

«Вам нужно было бы отправиться туда уже завтра, — воскликнул Полаткин, — потому что, как только Леон Саммет узнает об этом, он сразу же пригласит его, а Сол Клингер тоже будет занят, поймите меня, и в результате мы вообще не будем участвовать».

«В следующую субботу Йетта сможет подготовиться», — уверенно ответил Элкан, и Полаткин в волнении зашагал взад-вперёд по комнате.
в отчаянии.

"Ладно, Элкан, — сказал он, — если ты хочешь упустить такую возможность,
то, как ты понимаешь, я тебя понимаю. _Но_ на твоём месте, Элкан, я бы всё-таки сходил туда сегодня вечером.

Элкан пожал плечами.

"Я не смог уговорить Йетту хотя бы прикрыть квартиру.
— _Два_ дня, мистер Полаткин, — сказал он. — Она должна всё как следует починить, _с_ камфорой от моли и _Gott weisst was nach_, иначе она вообще не поедет. На одни только ковры уходит целый день.

 — Делай как знаешь, Элкан, — заявил Полаткин, — _aber_ запомни мои слова,
Если Леон Саммет прямо сейчас не перевернёт небо и землю, понимаете, я вообще ничего не знаю о швейном бизнесе.

Во исполнение этого пророчества, когда Элкан вошёл в свой кабинет на следующее утро, Полаткин помахал ему утренней газетой.


"Ну, — сказал он, — что я тебе говорил, Элкан?"

Шейковиц медленно кивнул.

«Мой напарник прав, Элкан, — добавил он, — какой же ты упрямый».

«В чём дело теперь?» — спросил Элкан, и в ответ Полаткин протянул ему
бумагу, прижав большим пальцем абзац, в котором говорилось следующее:

 Мистер и миссис Сэм Федер, мистер и миссис
 Макс Коблин, мистер и миссис Генри Д. Фельдман, мисс Гортензия Фельдман и мистер Джейкоб
 Шарли были гостями мистера Леона Саммета на ужине с китайскими фонарями
 в Висячих садах Нью-Солсбери.

«Я думал, что это будет как минимум поездка на омнибусе, — меланхолично сказал Полаткин, — но с этим придурком всё, что он может сделать, — это украсть идеи у конкурентов. Б. Ганс устраивает ужин для Шарли, и Леон Саммет тоже должен это сделать, с теми же гостями и всем остальным».

«Даже с сестрой Фельдмана, — добавил Шейковиц, — которая, должно быть, пытается выдать её замуж за Шарли, даже если он вдовец с двумя сыновьями в колледже. Она тоже очень образованная молодая леди».

— Она уже не молода, — перебил Полаткин, — и если девушка не умеет готовить даже пертат, поймите меня, то не имеет значения, если она не умеет готовить на шести языках, понимаете, Фельдману всё равно будет трудно выдать её замуж.

Шейковиц нетерпеливо взмахнул обеими руками, как будто плывущая собака.

— Это не имеет значения, Полаткин, — сказал он. — Дело в том, что Элкан
должен отправиться прямо в центр города, _быстро_ собрать вещи и быть в Солсбери
сегодня днём, если Йетта будет готова, _или_ нет. Мы не можем позволить
себе, чтобы земля ушла у нас из-под ног, вот и всё.

Итак, вскоре после шести часов вечера Элкан и Йетта сошли
с поезда, отправлявшегося в 17:10 с Флэтбуш-авеню, и пробирались сквозь
толпу молодожёнов, которые целовались и обнимались с таким пылом, словно
встреча была после десятилетней разлуки, а не десятичасовой.
Наконец счастливые пары оторвались друг от друга и набились в
автомобильный автобус «Нью-Солсбери», потеснив Элкана и Йетту,
так что, когда автобус подъехал к отелю, Элкан и Йетта
вышли из него последними.

 Дородный носильщик с жёлтым лицом схватил багаж с тем презрением,
которое Хам в наши дни испытывает к Симу, и Элкан с Йеттой
проследовали за ним через роскошный вестибюль к стойке регистрации. Там портье сразу же выхватил кольцо с бриллиантом в три карата, и когда
Элкан привык к яркому свету, он увидел, что под ним было
Толстая белая рука протянулась в сердечном приветствии.

"Ну, как поживаете, мистер Уильямс?" — воскликнул Элкан, энергично пожимая руку. "Вы больше не в Питт-Хаусе, Саракус?"

"Я разумно провожу короткий отпуск, мистер Лаблинер," — ответил мистер
Уильямс ответил мягким голосом, которым обладают только по-настоящему великие актёры,
священнослужители и портье. «Это значит, что я заинтересован в застройке
недвижимости неподалёку отсюда, и я совмещаю бизнес с удовольствием
на пару месяцев».

Элкан восхищённо кивнул.

"Вы правильно поняли, мистер Уильямс," — сказал он. "Это моя жена, мистер
Уильямс."

Портье приветствовал их поклоном, в котором в нужных пропорциях сочетались
вежливость Падеревского и достоинство принца Флоризеля.

"Рад знакомству с вами, мадам," — заявил он. "Вы бронировали номер, мистер Лаблайнер?"

Элкан покачал головой, и после обмена конфиденциальными репликами мистер
Уильямс выделил им номер с видом на океан, из которого они
вышли меньше чем через полчаса, чтобы дождаться на веранде
приветственного звона гонга к ужину. Воздух наполнился оживлёнными
разговорами, над которыми раздался радостный возглас, когда миссис Гэнс
Она направилась к Йетте с протянутыми руками.

"Ну, здравствуй, Йетта!" — воскликнула она. "Я не знала, что ты собираешься сюда".

Они обменялись поцелуем полного умиротворения, который существует между
родственниками производителей высшего и среднего класса.

"Я читала о вас в газетах", - сказала Йетта, когда они уселись
в соседние кресла-качалки, и миссис Ганс сверкнула всеми драгоценностями на
своей правой руке в жесте осуждения.

"Говорю тебе, - сказала она, - меня тошнит от того, как здесь ведут себя люди"
. Честно, Йетта, я вижу Барни не только за едой и когда он
одевается. Все зовут его мистер _Чарли_, мистер _Чарли_. Можно подумать, что он Г. П. Морган _или_ царь _России_, судя по тому, как все его опекают.

Йетта сочувственно кивнула, и вдруг миссис Гэнс вцепилась в подлокотник своего
кресла.

"А вот и он, — прошипела она.

— «Где?» — спросила Йетта, и миссис Гэнс кивнула в сторону двери в конце веранды, на которой с помощью электрических лампочек была выведена надпись: «Висячие сады». Йетта заметила невысокого, плотного мужчину лет пятидесяти-шестидесяти, одетого в белый фланелевый костюм, из-под которого выглядывала
Пальто и жилет были сшиты по моде неформального вечернего костюма.
На его руке висела дама, которой было уже далеко за двадцать, и по V-образному вырезу на спине её вечернего платья студент-медик мог бы с большей или меньшей уверенностью различить шейные позвонки, правую и левую лопатки и их сочленения с плечевой костью и ключицей.

— Это мисс Фельдман, — прошептала миссис Гэнс. — Она утончённая, как никто другой, Йетта, и уже говорит по-французски лучше, чем официант.

В этот момент прозвучал гонг к ужину, и Йетта вернулась к Элкану в
общественный зал.

"В чем проблема, Элкан, что ты выглядишь таким рахмоносцем?" спросила она
утешающе сжимая его руку.

"Сегодня вечером это Сол Клингер", - ответил Элкан. "У него ужин в
Висячие сады для Scharley, Етта, и я думаю, что я не получу
смотрю-еще".

— «У тебя впереди ещё шесть недель, — заверила его Йетта, — и тебе не стоит
волноваться. Что-нибудь обязательно подвернётся, не так ли?»

Она ещё раз слегка погладила его по руке, и они сразу же прошли в
столовую, где их встретили струнный оркестр и светская беседа двух
Сто пятьдесят гостей тщетно пытались перекричать друг друга в этой
сводящей с ума какофонии. Было уже почти восемь часов, когда Элкан и Йетта
встали из-за стола и вышли на веранду, кресла-качалки на которой
были заняты болтающей толпой.

"Пойдём отсюда," — сказал Элкан, и они спустились по ступенькам
на тротуар. Через пять минут они уже сидели на отдалённой скамейке на набережной и до девяти часов любовались красотой луны и моря, которая неизменна даже на пляже Эгремонт. Когда они встали, чтобы уйти, Йетта впервые заметила закутанную в шаль фигуру на
На соседней скамейке тут же сверкнули два проницательных глаза, обрамлённых
чёрным как смоль париком в стиле ранней
Викторианской эпохи.

 * * * * *

"Ну разве это не миссис Лесенгельд?" воскликнула Йетта и в следующий миг
сердечно обняла маленькую женщину.

— Ты немного поправилась, Йетта, — сказала миссис Лесенгельд. — Я бы тебя вообще не узнала, если бы ты не заговорила со мной первой.

 — Это мой муж, миссис Лесенгельд, — мистер Лаблинер, — продолжила Йетта. — Он часто слышал, как я говорю с вами, миссис Лесенгельд, и как же вы тогда смеялись.
— Вы учите меня говорить по-английски, — сказал он.

Элкан просиял, глядя на миссис Лесенгельд.

"И не только это, — сказал он, — но и то, как хорошо вы к ней относились, когда она уже болела. Таких хозяек пансионов, как вы, не так много, миссис Лесенгельд.

— И таких постояльцев, как Йетта, тоже не так много, — возразила миссис Лесенгельд.


"А у вас здесь есть пансион, миссис Лесенгельд? — спросила Йетта.


"Я ушла из бизнеса, связанного с пансионом, — ответила миссис Лесенгельд, —
и вы знаете, как мне было тяжело из-за этого подонка Лесенгельда,
_Олав ха-Шелом_, после того как он прогорел на торговле брюками, я работаю
не покладая рук, чтобы сохранить его страховку в I. O. M.
A. и пару тысяч долларов в компании.

Йетта кивнула.

"И наконец-то я получила свою награду, — заключила миссис Лесенгельд. — У меня диабет, Йетта, и я купил за десять тысяч долларов ипотечный кредит, понимаешь, а мой зять ещё и выделяет мне четыре доллара в неделю, так что теперь мне намного легче.

— И ты остаёшься здесь? — спросил Элкан.

— Я снял за двадцать долларов в месяц маленький домик с двумя комнатами.
только прямо на берегу моря, которое они там называют Богнор-парк. Ты должна
приехать и навестить нас, Йетта. Такой _gem;tlich_ домик мы его получили
ты не поверишь, на всех, и каждое воскресенье моя дочь, Фанни, и моей
зять приходит и остается с нами."

"И ты собираешься проделать весь путь домой один?" С тревогой спросил Элькан.

«Фанни сегодня останется со мной. Она встретит меня на углу бульвара, где останавливается машина, уже в десять часов», — ответила миссис
Лезенгельд.

«Тогда вы должны пойти с нами, — сказал Элкан, — и мы проследим, чтобы вы добрались туда вовремя».

"Куда ты идешь?" Спросила миссис Лезенгельд.

"В "Солсбери", - ответил Элкан, и миссис Лезенгельд опустилась обратно на
скамейку.

"Привет, мистер Люблинер!" - воскликнула она. "Мне сейчас пятьдесят лет, и я
никогда в жизни не была в таком месте, особенно под этой шалью
— У меня пока только простое хлопковое платье.

Элкан ободряюще взмахнул рукой.

"Такая красивая леди, как вы, миссис Лесенгельд, — сказал он, взяв её за руки и осторожно подняв на ноги, — хорошо смотрится в чём угодно."

— И вы будете пить с нами в Висячих садах, — сказала Йетта.
Она настаивала на своём, просунув руку под шаль миссис Лесенгельд и нежно сжав её руку. Десять минут спустя они подошли к крыльцу «Нью Солсбери», к возмущению и ужасу трёх производителей первоклассных кредитов и их жён. Более того,
примерно сто пятьдесят карат голубых бриллиантов возмущённо засияли на
груди двадцати или тридцати жён крупных торговцев, когда маленькая,
усталая женщина в шали и ритуальном парике вошла в Висячие сады,
весело болтая с
Элкан и Йетта; и когда они сели за стол, гул голосов
стих, а затем разразился с новой силой под
сопровождение хихиканья.

 За соседним столом Сол Клингер угощал напитками и сигарами
оставшихся гостей своего ужина, и когда Элкан кивнул ему, он
проигнорировал приветствие, уставившись в пустоту.  Он
внутренне кипел, но не столько из-за этого.
Элкан вторгся в этот фешенебельный район, потому что его почётный гость ушёл с мисс Фельдман на прогулку по набережной десятью минутами ранее, и поэтому он не мог
чтобы извлечь выгоду из оплошности Элкана.

"У этого парня совсем нет манер, — сказал он Максу Коблину, который мрачно кивнул.

"Здесь внизу становится ужасно тесно, Сол, — заметил Макс, икнув и избавившись от лёгкого метеоризма. — Честно говоря, Сол, если ты хочешь, чтобы твой бизнес процветал, и ты мог каждый день приходить и уходить, тебе придётся со всеми общаться, не так ли?

Он успокоил свою возмущённую душу, выпустив большое облако дыма, которое поплыло над столом Элкана, а миссис Лесенгельд закашлялась, что вызвало новый приступ хихиканья.

— А вы всё ещё готовите тушёную рыбу с кисло-сладким соусом, миссис
Лезенгельд? — спросила Йетта, чтобы успокоить пожилую женщину.

— Готовлю! — ответила миссис Лезенгельд. — Должна сказать, что готовлю. Вы не поверите, как мой зять от этого без ума. Мы получали его каждое воскресенье, и я скажу тебе, Йетта, что бы я сделала.

Она положила руку на плечо Йетты, и её лицо расплылось в тысячей крошечных
гостеприимных морщинок.

"Тебе обязательно нужно прийти в пятницу на обед, — заявила она, — и мы бы
приготовили тушёную рыбу с кисло-сладким соусом и хорошую тарелку борща на
завтрак.

Сол Клингер откинулся на спинку стула, пытаясь подслушать их разговор, и при этом объявлении разразился громким смехом, который прокатился по столу после того, как он объяснил гостям причину своего веселья. Действительно, Солу так понравилась эта шутка, что на следующее утро он
рассказал её пассажирам примерно дюжины мест в купейном вагоне экспресса
8:04, и он был так полон впечатлений, когда в полдень вошёл в ресторан
«Хаммерсмит», что не смог отказать себе в удовольствии подойти к столику
Маркуса Полаткина и рассказать ему об этом.

Полаткин выслушал его без улыбки, а когда в конце
Клингер разразился истерическим смехом, Полаткин
пожал плечами.

"Полагаю, Клингер," сказал он, "твоя бедная мать, _олав хасхолом_,
тоже не носила _шейтель_, не так ли?"

«Моя мать, _олав хасхолом_, была бы поумнее и не сунулась бы в такое место», — возразил Клингер.

 «Даже если бы тебе не было стыдно привести её туда, Клингер», — добавил он.

 Клингер сердито покраснел.

 «Это не имеет значения, Полаткин», — сказал он.  «Тебе следовало бы
Ваш партнёр, Полаткин, не должен был тащить старого
_Бубэ_ в такое место, как «Солсбери», и нести такую чушь, как
«коричневая тушёная рыба с кислинкой».

Он снова рассмеялся, вспомнив об этом, — смех был громче, но едва ли таким же непринуждённым, как в первый раз.

"Что не так с коричневой тушёной рыбой с кислинкой, Клингер?"
Полаткин спросил: «Я уже съел много _a-la's_ и _en cazzerolls_ во
множестве мест, таких же _grossartig_, как Солсбери, поймите меня, и я бы _schenck_ вам миллион таких за одну тарелку коричневого
тушёная рыба с кисло-сладким соусом, как готовила твоя мама, из _zu Hause_
«Ещё».

«Но какой интерес у такого торговца, как Шарли, слушать такие
вещи?» — вяло возразил Клингер. «Честно говоря, мне было стыдно за вашего
партнёра, когда я услышал, о чём там говорят».

«У Шарли были возражения?» — спросил Полаткин.

«К счастью, парень отошёл от стола, — ответил Клингер, — так что он вообще ничего не слышал».

«Что ж, — заявил Полаткин, беря в руки нож и вилку в знак того, что вопрос закрыт, — спросите его и посмотрите, не захочет ли он…»
Я бы скорее съел хорошую тушёную рыбу с кисло-сладким соусом, чем китайский
ужин с фонарями — что бы это ни было за кучку яда, Клингер, — и не забывай об этом.

Тем не менее, когда Полаткин вернулся на работу, он сразу же отправился в кабинет Элкана.

— Послушайте, Элкан, — спросил он, — что это я слышу о том, что вы с Йеттой уже водите старую «Бубэ» в Висячие сады и смеётесь над всем этим местом?

Элкан спокойно посмотрел на него.

"Это свободная страна, мистер Полаткин, — сказал он, — и пока я плачу за…
если бы не американские деньги, я бы уже пригласил туда любого из своих друзей
Я бы с удовольствием ".

"Конечно, я знаю, - возразил Полаткин, - но я видел Клингера в
Хаммерсмит, и он говорит...

"Клингер!" Воскликнул Элкан. "Ну, вы могли бы сказать Клингеру за меня, мистер
Полаткин, если ему не нравится, как я себя веду,
пойми меня, у него просто не хватило бы смелости сказать мне это в лицо.
Пока что.

Полаткин взмахнул правой рукой.

"Не обращай внимания на Клингера, Элкан," — сказал он. "Ты должен понимать, что не стоит
выставлять себя дураком перед Шарли и всеми остальными. Как ты
я думаю, что вам следует найти такого торговца, как Шарли, чтобы он принял от
вас плату за развлечения как ужин с китайскими фонарями, если вы так себя ведёте?

«К чёрту ужин с китайскими фонарями!» — возразил Элкан. «Если мы
получили нужные товары по нужной цене, мистер Полаткин, зачем нам
устраивать торговцу ужин, чтобы убедить его в этом?»

«Ужин — это пустяки, Элкан», — прервал Полаткин, махнув рукой. "Ты должен дать ему даже диспепсию, учитывая, как обстоят дела в бизнесе"
в наши дни.

"_Aber_ Вчера вечером я разговаривал с администратором в номере, - продолжал Элкан, - и
он сказал мне так же уверенно, как то, что вы стоите здесь, мистер Полаткин, китаец
Ужин с фонарем обойдется нам в двадцать долларов с человека.

— Двадцать долларов с человека! — воскликнул Полаткин и тихонько присвистнул.

 — Так что, даже если бы я остановился в «Солсбери», пойми меня, — сказал Элкан, — я не собираюсь выбрасывать наши деньги на ветер.

 — _Но_ как ты собираешься заманить сюда этого парня, если не собираешься его развлекать или что-то в этом роде?

Элкан с большим видом уверенности ударил себя в грудь.

"Предоставьте это мне, мистер Полаткин," — сказал он и надел шляпу, собираясь на обед.

Тем не менее, когда он спустился из своей комнаты в «Нью Солсбери»,
вечерние и готов занять очередь на променад перед ужином, его
уверенность испарилась за крутость его приема в собранном виде
отель. Леон Саммет сразил его наповал, и даже Б. Ганс приветствовал
его с наполовину веселым упреком.

"Ну что, Элкан, - сказал он, - собираешься еще кого-нибудь из моих младшеклассников принять сегодня вечером в
Саду?"

"По-видимому, мистер Ганс, - сказал Элкан, - для всех присутствующих здесь было большим потрясением
впервые увидеть пожилую леди в _sheitel_. Я полагаю,
никто здесь не видел этого раньше, не так ли?

Б. Ганс по-отечески положил руку на плечо Элкана.

— Я тебе вот что скажу, Элкан, — сказал он. — Если бы я был таким _рошером_,
понимаешь, я бы затаил на тебя обиду за то, что ты не забываешь старого друга, как, должно быть, эта леди, понимаешь, я бы никогда не продал товар дороже доллара, пока жив, _но_
если бы Клингер и Сэммет начали подшучивать над тобой в присутствии Шарли,
понимаешь, это выглядело бы плохо.

— «Почему это будет плохо выглядеть, мистер Ганс?» — вмешался Элкан.

 «Потому что никому не будет пользы, если о них будут рассказывать забавные истории.
Кроме актёров и политиков, Элкан», — ответил Ганс, когда
зазвучал гонг к обеду: "Что, если покупатель не воспримет _ тебя_
всерьез, он не воспримет всерьез и твой товар, Элкан, и
это все, что нужно _ для_ этого".

Он ободряюще улыбнулся , направляясь в столовую , и вышел
Элькан стал жертвой самых неприятных размышлений, которые не утихли, когда
он услышал, как Клингер и Саммет окликают Ганса в конце веранды.

— Ну что, мистер Ганс, — сказал Клингер, искоса взглянув на Элкана, — что
вы будете есть сегодня на ужин — тушёную рыбу с кисло-сладким соусом?

Элкан не расслышал ответа Б. Ганса, но тот сердито нахмурился.
Троица вошла в вестибюль отеля, и он всё ещё хмурился, когда
неторопливо последовал за ними, чтобы дождаться Йетту в общем зале.

"Что случилось, мистер Лаблинер?" — спросил портье, когда Элкан
проходил мимо стойки.  "Вы сегодня неважно себя чувствуете?"

— «Я чувствую себя хорошо, мистер Уильямс», — ответил Элкан, — «но это место действует мне на нервы. Оно слишком похоже на большой отель где-нибудь на дороге. Все выглядят так, будто им есть что продать, понимаете, и они изо всех сил стараются это продать».

 «Вы совершенно правы, мистер Лаблайнер», — заметил клерк, — «и в этом-то и дело».
причина, по которой я спустился сюда. На самом деле, — добавил он с виноватой улыбкой, — я договорился о том, чтобы завтра показать кое-что из моих лотов потенциальному покупателю.

В этот момент появился посыльный с корзиной шампанского, за ним следовали два официанта с ведерками со льдом, и портье кивнул в сторону, куда исчезла маленькая процессия.

"Это за номер 27, комнаты Фельдманов", - объяснил он. "Мисс Фельдман"
устраивает там небольшой ужин с гарниром для мистера Шарли и нескольких друзей.
"

Грациозным кивком он принял предложенную Эльканом сигару.

"Что показывает, что все так, как вы говорите, мистер Люблинер", - заключил он.
"Если у вас есть сухие продукты, недвижимость или родственники по браку, которыми нужно распорядиться"
, мистер Люблинер, Эгремонт - самое подходящее место для их продажи".

 * * * * *

— Да, мистер Уильямс, — сказал Джейкоб Шарли в два часа следующего дня, когда они брели по песку в Богнор-парке, одном из новых районов Эгремонт-Бич. — Я пытался понять, как эти «Ужины с китайскими фонарями» стоят в таком месте, как «Леон Саммет», по двадцать долларов с человека, когда по обычной цене это выходит ровно
— Семь долларов пятьдесят центов, включая напитки.

 — Вы не можете рассчитывать на специальный ужин по ценам обычного меню, — сказал мистер Уильямс, портье, который в качестве агента по недвижимости пытался перевести разговор с темы отеля на тему земельных участков на побережье. — «Ну, мороженое стоит двадцать пять центов, но на одном из этих ужинов его подают в китайских фонариках, так что оно стоит как минимум вдвое дороже».

«Что касается меня, — вмешался Шарли, — то его могли бы подавать в керосиновых лампах».
лампы, мистер Уильямс, потому что я никогда к ним не прикасаюсь ".

"Это параллельный случай с участками здесь и участками на пляже Миззентоп, который находится
на следующем пляже ниже", - продолжил Уильямс. "Здесь у нас есть дощатый настил
, простирающийся прямо до нашей собственности, и мы получаем семьсот
пятьдесят долларов больше, в то время как там, практически за тот же проезд
удобства, но нет дощатого настила или электрического освещения, они получают всего четыреста...
и...

— Но вы возьмёте кусок вырезки толщиной в полдюйма и размером примерно с
ценовой ярлык, понимаете меня, — перебил Шарли.
«И даже если бы вы починили его за полцента, высыпав на него горошину и
вылив на него пузырёк лекарства от кашля и клея, _verstehst du mich_, как бы вы смогли
сделать так, чтобы он стоил больше доллара с четвертью, мистер
Уильямс? Тогда в моллюсках, мистер Уильямс, должно быть по меньшей мере по пол-карата розовых жемчужин, иначе
тридцать пять центов были бы слишком большой суммой.

— Очень вероятно, — согласился мистер Уильямс, и на его хорошо вылепленном лице промелькнуло раздражение. — Но сейчас, мистер Шарли, я хочу показать вам преимущества наших участков, и вы не будете возражать, если я
не будем больше говорить об ужинах с китайскими фонариками.

«Я только рада, что мы вообще не будем об этом говорить», — согласилась Шарли. «На
самом деле, если кто-нибудь ещё попытается пригласить меня на один из этих ужинов, мистер Уильямс, я откажу ему на месте». Ни в коем случае, мистер Уильямс, уверяю вас, даже если бы мисс Фельдман была элегантной, утончённой молодой леди, поймите меня, она что-то подмешивает в свою тарелку для бритья, поймите меня, я думал, что уже отравлен.

Уильямс счёл за лучшее проигнорировать это замечание и поэтому ничего не сказал.

— Но в любом случае, — заключил Шарли, когда они подошли к маленькой деревянной хижине на берегу, — я устал от еды, так что давай поговорим о чём-нибудь другом.

Высказав этот ультиматум, он замедлил шаг и остановился, принюхиваясь, как охотничья собака.

 — М-м-м-м! — воскликнул он. — Что это такое? — спросил Уильямс.

 — Это двухкомнатный сарай, который мы снимаем за двадцать долларов в месяц, —
объяснил Уильямс. — У нас их восемь, и они значительно помогают нам платить за аренду офиса в Нью-Йорке.

 — Конечно, я знаю, — согласился Шарли, — но, м-м-м-м!

Он снова принюхался, чтобы уловить восхитительный аромат,
исходивший от маленькой хижины.

"_Абер_, кто там живёт?" — настаивал он, и мистер Уильямс не смог сдержать смех.

"Да это та старушка с париком, которую Лаблайнер привёл в отель прошлой ночью," — ответил он.  "Кажется, я видел, как Сол Клингер рассказывал тебе об этом вчера."

«Он начал рассказывать мне что-то об этом, — сказал Шарли, — когда Барни
Ганс вмешался и не дал ему договорить. Что такого было в этой старушке?»

«В этом нет ничего особенного, — ответил Уильямс, — кроме того, что…»
что показалось немного странным видеть пожилую даму в шали и в одном из
этих религиозных париков в Висячих садах, и Клингер рассказал мне кое-что ещё
о миссис Лаблинер и пожилой даме, которая говорила о
тушёной коричневой рыбе, кисло-сладкой и...

В этот момент Шарли взволнованно щёлкнул пальцами.

"Тушёная коричневая рыба, кисло-сладкая!" — почти выкрикнул он. — Я не чувствовал этого запаха с тех пор, как был мальчишкой.

Он покачал головой и снова пробормотал: «М-м-м-м-м!»

Внезапно его осенило.

"Сколько, вы говорите, стоят эти лачуги, мистер Уильямс?" — спросил он.

"Двадцать долларов в месяц", - ответил Уильямс.

"Вы не говорите мне!" Торжественно воскликнул Шарли. "Я хотел бы знать, могу ли я
взглянуть на внутреннюю часть одного из них - вот этого, например".

— Не думаю, что будут какие-то возражения, — сказал Уильямс, и не успел он договорить, как Шарли рысью помчался к миниатюрной веранде на океанской стороне маленького домика.

 — Может, мне лучше сначала спросить, удобно ли им впустить нас сейчас, — сказал Уильямс, следуя за своим потенциальным клиентом.
Он тихонько постучал в дверь. Внутри послышались торопливые шаги,
и наконец дверь приоткрылась на несколько дюймов, и в щель просунулась
голова миссис Лесенгельд в парике.

"Ну, — сказала она, — что там такое?"

— Я представляю компанию «Богнор Парк», — ответил Уильямс, — и если вам удобно, миссис…

— Лесенгельд, — добавила она.

 — Лесенгельд и Шайн раньше занимались брюками? — спросил Шарли,
и миссис Лесенгельд кивнула.

«Да, мы с Лесенгельдом были братьями по ложе в I. O. M. A.
до того, как я много лет назад уехал на Тихоокеанское побережье», — Шарли
— заявила она. — Полагаю, он часто говорил с вами о Джейке Шарли, не так ли?

 — Может, и говорил, мистер Шарли, _но_ он уже два года как мёртв, — сказала миссис Лесенгельд, а затем добавила с благочестивой надеждой: — _Олав ха-шолом_.

"Ты так не говоришь", - потрясенно воскликнул Шарли. "Да ведь он и так был не старше меня".
"Пятьдесят три, когда он умер", - сказала миссис Лезенгельд.

"Он был не старше меня". - Быстрый диабет, мистер
Шарли. Не зайдете ли вы внутрь?

Шарли и Уильямс прошли в переднюю комнату, которая использовалась как гостиная и выглядела очень опрятно и
порядок. В углу стояла масляная плита, на которой булькали и дымились две кастрюли, и, когда миссис Лесенгельд повернулась, чтобы последовать за своими гостями, одна из кастрюль выкипела.

"О-о-о!" — воскликнула она. "_Моя рыба._"

"Иди и займись ею, — взволнованно закричал Шарли, — не обращай на нас внимания. Она
уже могла подгореть.

Он с тревогой наблюдал за ней, пока она убавляла огонь.

"Тушеная рыба с кисло-сладким соусом, не так ли?" спросил он, и миссис
Лезенгельд кивнула, убавив огонь до нужной высоты.

"Я так и думал," продолжил Шарли. "Я не чувствовал этого запаха уже сорок
уже много лет. Моя бедная мать, олаф хашолом, готовила ему что-нибудь
элегантное.

Он тяжело вздохнул и сел на ближайший складной стул.

"Это пахнет именно так", - добавил он. Перед окном стоял стол
, покрытый безупречно белой скатертью и накрытый на две
персоны, и Шарли, быстро взглянув на него, отвернулся.

«Сорок лет назад, в следующий Шевуот, я ещё не пробовал его», — заключил он.


Миссис Лесенгельд слегка покраснела и в смущении схватилась за фартук.


"Дело в том, что у нас только три ножа и вилки, — сказала она, — иначе
— Здесь хватит рыбы на всех.

 — Ну, мы же только что пообедали в отеле перед отъездом, — сказал мистер
Уильямс.

 — _Ты_ пообедал, — укоризненно поправила его Шарли, — _а я_ почти ничего не ела со вчерашнего вечера. Та вечеринка с тарелкой для бритья чуть не убила меня.

"Ну, тогда у нас как раз достаточно ножей и вилок", - воскликнула миссис Лезенгельд.
"Может быть, вам еще и БОРТЧ", мистер Шарли?"

"_бортч!_" - воскликнул мистер Шарли, и голос его задрожал от
волнения. "Вы имеете в виду что-то вроде супа со свеклой и... и... все такое?"

— Вот именно, — ответила миссис Лесенгельд, и Шарли медленно кивнул.

 — Миссис Лесенгельд, — сказал он, — вы не поверите, я так давно не пробовал эту штуку, что даже не помнил, что она существует.  — И вам понравилось? — повторила миссис Лесенгельд.

"Нравится ли мне это?" Шарли воскликнула. "Ум, доброе утро, миссис Лесенгельд, мне это
нравится".

"Тогда садись прямо сейчас", - сердечно сказала она. "Все готово".

"Если вы не возражаете, Мистер Scharley," Уильямс прервал: "я буду ждать
вы в офисе компании. Это всего в паре сотен метров
вниз по пляжу.

"Идите, сколько хотите, мистер Уильямс", - сказал Шарли, заправляя
салфетку между воротником и подбородком. "Я буду там, когда закончу".

После того, как миссис Лезенгельд выпроводила мистера Уильямса, она подошла к
двери задней комнаты и энергично постучала.

"Не валяй дурака, Йетта, и выходи", - крикнула она. — Это не кто-нибудь, а старый друг моего мужа.

Мгновение спустя в комнату вошла Йетта, и Шарли вскочил на ноги, крепко сжимая нож в руке, и сердечно кивнул.

— Рад встрече, — сказал он.

— Это миссис Лаблинер, мистер Шарли, — сказала миссис Лесенгельд.

 — Неважно, миссис Лесенгельд, — заверил её Шарли, — любой ваш друг — мой друг, так что вам лучше сесть, миссис
 Лаблинер, потому что мы все готовы начать.

Затем последовала напряжённая пауза, пока миссис Лесенгельд разливала
свекольный суп, и когда она поставила дымящуюся тарелку перед
Чарли, он тут же погрузил в неё ложку. Мгновение спустя он
поднял глаза к потолку.

"О-о-о!" — воскликнул он. "Какой изысканный суп!"

Миссис Лезенгельд покраснела и, как принято во всём мире, начала критиковать свою стряпню.

"Нужно было добавить чуть больше перца," — пробормотала она.

"Oser a St;ck," — торжественно заявил Шарли, поглощая содержимое своей миски большими глотками. — Я могу сказать только одно, что мне не нравится.

Он дочиста выскреб свою тарелку и протянул её миссис Лесенгельд.

"И это то, — заключил он, — что я съедаю так много, что, понимаете, боюсь, у меня не останется места для тушёной рыбы."

Он снова опустошил миску, и наконец настал момент, когда на столе задымилась коричневая тушёная рыба. Миссис Лесенгельд помогла Шарли положить себе полную тарелку, и они с Йеттой пристально следили, как он ловко, как японский жонглер, удерживал на конце вилки примерно полфунта сочной рыбы. Почти минуту он дул на неё, а когда она нагрелась до съедобной температуры, широко открыл рот и засунул в него вилку. Медленно и с громким причмокиванием
он пережёвывал пищу, а затем закрыл глаза и отложил нож и вилку.

— _Ган-эден!_ — воскликнул он, протягивая руку через стол и пожимая руку миссис Лесенгельд.

 — Миссис Лесенгельд, — сказал он, — моя мать _олав хасхолом_ была хорошей _поварихой_,
поймите меня, _абер_ вы хорошая _повариха_, миссис Лесенгельд, и этим всё сказано.

Он тут же взялся за нож и вилку и, сделав всего две паузы для того, чтобы
пополнить запасы, прикончил три тарелки рыбы, после чего удовлетворенно вздохнул и в качестве
прелюдии к разговору закурил одну из лучших сигар Б. Ганса.

"Скоро подадут десерт," — сказала миссис Лесенгельд.

- Десерт после этого, миссис Лезенгельд, - ответил он сквозь клубы
довольного дыма, - был бы святотатством, не так ли?

"Это то, что я не мог сделать вообще," Миссис Lesengeld признал. "Все
Вот она какая-_frimsel kugel_".

"_Frimsel kugel!— воскликнул Шарли, откладывая сигару. — Почему вы не сказали мне об этом раньше?

Четверть часа спустя он снова закурил сигару и на этот раз откинулся на спинку походного стула, чтобы поговорить, пока миссис Лесенгельд возилась с масляной печкой. Однако он тут же выпрямился.
поднялся, когда другой, более восхитительный запах ударил ему в ноздри, ибо миссис
Лесенгельд приготовил кофе с помощью таинственного процесса, который сохранил в
вкусе отвара восхитительный аромат свежемолотых
зерен.

- И вы остановились здесь, внизу, у миссис Лесенгельд? - Спросил я. - Спросил Шарли
Йетта после того, как он допил третью чашку.

- В этом маленьком заведении? - возмущенно воскликнула миссис Лезенгельд. "Ну, я
должен сказать, что нет. Она остановилась в Солсбери, не так ли, Йетта?"

Йетта кивнула и вздохнула.

"Здесь не так уютно, как здесь", - сказала она.

— Держу пари, — пылко добавил Шарли. — Я тоже там остановлюсь, и на этих ужинах с китайскими фонарями, которые они устраивают!

Он красноречиво взмахнул рукой.

"Яд — это не то слово, миссис Э-э-э... — смущённо закончил он, пытаясь вспомнить имя Йетты, которое после такого количества супа, рыбы и
кофе совершенно вылетело у него из головы.

— Лаблайнер, — сказала Йетта. — Полагаю, вы знаете моего мужа, мистера Шарли,
Элкана Лаблайнера из «Полаткина, Шейковица и компании».

Шарли ударил по столу раскрытой ладонью.

— Конечно, знаю, — воскликнул он. — Это тот парень, о котором мне рассказывал Сол Клингер.

Йетта слегка покраснела и прикусила губу.

"Что он тебе о себе рассказал?" — спросила она.

"Ну, — сказал Шарли, напрягая воображение, — он говорит мне, какой он умный молодой человек и..."

Тут он подумал, что в такой конкурентной сфере, как торговля плащами и костюмами, это утверждение звучит немного преувеличенно.

«И, — поспешно продолжил он, — он рассказал мне, как видел вас с ним и с
миссис Лесенгельд в отеле на днях, и я сказал: «Что? Я
сказал: «Вы имеете в виду миссис Лесенгельд, чей муж раньше работал в
дело в брюках?" и он сказал, что не знает, "потому что, - говорю, - если
это та же вечеринка, - говорю, - я бы хотел, чтобы она пришла на
остановись в отеле и как-нибудь поужинай со мной", - говорю я.

Он сердечно улыбнулся миссис Лезенгельд.

— И я надеюсь, что вы так и сделаете, — серьёзно заключил он, — завтра вечером, конечно.

Миссис Лесенгельд покачала головой.

"Я не собираюсь ехать в какой-то шикарный отель, — возразила она. — У меня нет ни
одежды, ни чего-либо ещё."

— Что вам за дело до одежды, миссис Лесенгельд? — возмутился Шарли.

— И кроме того, — внезапно осенило Йетту, — мы могли бы
— Небольшой ужин в нашей комнате, не так ли? — спросил он.

 — Если уж на то пошло, мы могли бы сделать это в моей комнате, — воскликнул Шарли, когда раздался громкий стук в дверь, ведущую на веранду, и через мгновение вошёл Уильямс.

— Прошу прощения, мистер Шарли, — сказал он, — но мне нужно возвращаться в отель, и если вы закончили, мы можем пойти и посмотреть карту участков в офисе.

Шарли небрежно махнул рукой.

"Присаживайтесь, мистер Уильямс, — сказал он, — и выпейте чашку кофе, которая изменит вашу жизнь."

Он протянул портье сигару.

"Я могу обещать вам одну вещь, мистер Уильямс," продолжал он, "у меня
отличная идея купить здесь некоторые участки и строят маленький домик на 'EM,
_gem;tlich_ просто такой, и если я это сделаю, Уильямс, Я бы взял их
много из вас наверняка уверены. Я хочу от тебя только одного, Уильямс.
Сделай мне одолжение.

Он сделал паузу и тщательно затянулся сигарой.

«Я хочу, чтобы вы выбрали для меня пару хороших свободных номеров на верхнем этаже
отеля «Солсбери» на субботний вечер, — сказал он, — где я мог бы устроить вечеринку с
бритвенными принадлежностями, так что если кто-то из гостей отеля будет возражать,
Поймите меня, они не почувствовали бы запаха борща, кофе и
тушёной рыбы с кисло-сладким соусом.

 * * * * *

В следующую среду днём Элкан сидел за своим столом, а Маркус
Полаткин и Филип Шейковиц склонились над его левым и правым
плечами соответственно и внимательно следили за результатом вычислений,
которые вёл Элкан.

— С этими блинными метеорами, — сказал наконец Элкан, — заказ Шарли
обходится в четыре тысячи триста долларов.

Полаткин и Шейковиц кивнули в унисон.

— Для начала неплохо, — сказал Шейковиц, садясь и закуривая сигару.

"И для завершения тоже, — добавил Полаткин, — насколько это возможно."

Элкан развернулся в кресле и радостно ухмыльнулся.

"А вы бы видели Сола Клингера, когда мы вошли в Висячие
сады, — сказал он. «Он побледнел как полотно. Это до смерти рассмешило Шарли, и он сразу же приступил к делу, взял миссис
Лезенгельд под руку и повел ее к центральному столику, как будто она уже была королевой».

«Конечно, — согласился Шейковиц, — что еще может сделать настоящий торговец вроде Шарли».
Мне всё равно, наденет она _шейтель_ или нет, главное, что она уже леди.

Улыбка Элкана расползлась так широко, что грозила поглотить его уши.

"Она не надела _шейтель_," — сказал он.

"Что!" — воскликнул Шейковиц. "Я не думал, что такая религиозная женщина, как миссис
Лесенгельд снял бы с неё _шейтель_ в _её_ возрасте.

— Что ты имеешь в виду под _её_ возрастом? — возмущённо воскликнул Элкан. — В пятницу
вечером, ещё до того, как Йетта вернулась домой из Богнора
Парк, миссис Лесенгельд говорит ей, что вдова не обязана носить
_шейтель_, если она этого не хочет, и если вы думаете, мистер Шейковиц,
что пятьдесят три года — это возраст, пойми меня, я думаю иначе,
особенно когда я вижу её с уложенными волосами в субботу вечером.

«Кто это сделал?» — спросил Маркус Полаткин, и Элкан снова ухмыльнулся.

«А ты как думаешь?» — ответил он. «Да они с Йеттой почти час проторчали в нашей комнате, прежде чем закончили, и я вам скажу, что по тому, как они подворачивали подол и подшивали рукава одного из чёрных платьев Йетты, оно сидело на ней так, будто было сшито специально для неё».

«И она хорошо в нём выглядела?» — спросил Шейковиц.

— Она хорошо в нём смотрелась! — воскликнул Элкан. — Что ж, можете поспорить на свою жизнь, мистер Полаткин, что Гортензии Фельдман не было с ней ни в первый, ни во второй, ни в шестой раз. На самом деле, мистер Полаткин, вы бы поклялись, что между ними не было и двух лет разницы. У меня была хорошая возможность сравнить их,
потому что, когда мы спустились в Висячие сады, поймите меня правильно, мисс
Фельдман уже сидела за соседним столиком.

Полаткин широко улыбнулся.

"Должно быть, она сильно испугалась, — прокомментировал он. — В прошлую субботу Б. Ганс сказал мне, что Генри Д. Фельдман думает, что он собирается
все это произошло между ней и Шарли.

"Я думаю, у него больше нет этой идеи", - заявил Элкан, "потому что
все в Эгремонте знают, что Шарли был в гостях у миссис Лесенгельд
в воскресенье и забирает ее, ее дочь Фанни и мужа Фанни
на прогулку на автомобиле."

"Ты мне не говоришь?" Шейковиц воскликнул.

«Кроме того, в понедельник, — продолжил Элкан, — он идёт туда ужинать со мной и Йеттой, и миссис Лесенгельд готовит теббес, которые просто тают во рту».

Он причмокнул от воспоминаний.

— Вчера, как вы знаете, — продолжил он, — я отвёз Шарли и миссис
Лезенгельд на Кони-Айленд на омнибусе, а сегодня вечером мы все отправимся на яхте в залив Эгремонт.

Полаткин встал и пожал плечами.

"Что ж, — сказал он, — почему бы и нет? Они примерно одного возраста.

«Он на два года старше её, — заявил Элкан, — и я готов поспорить, что они
не будут терять времени. Это точно случится следующей осенью».

 * * * * *

 Одним дождливым утром три месяца спустя Элкан разорвал плотный конверт
кремового цвета и достал следующее объявление, напечатанное староанглийским шрифтом:

 =Миссис Фанни Стьюбин =
 = имеет честь объявить о браке =
 = своей матери =

 =Миссис Сары Лесенгельд=
 =с=
 =Мистером Джейкобом Шарли=

 =Во вторник, первого октября =
 = в Сан-Франциско, Калифорния =

"И что мы собираемся послать им в подарок?" Спросил Полаткин.

Элкан безмятежно улыбнулся.

"Цельная серебряная жаровня, — без колебаний ответил он, — по
крайней мере, достаточно большая, чтобы вместить пять фунтов тушёной рыбы с
кисло-сладким соусом."


КОНЕЦ