Мгновения конкисты. глава вторая

                2

        А тем временем под навесом, устроенного впереди большей и лучшей, по сравнению с другими, хижине вождя. Перед небольшим возвышением, наподобие нашего столика, заставленного разнообразными, удивительными, как для европейцев, свежими фруктами. И несколькими причудливо разрисованными кувшинами, наполненными чистой холодной родниковой водой, с добавлением ароматного сока какого-то экзотического плода. Напиток был очень вкусным и хорошо утолял жажду. На невысоком резном стульчике, неподвижно и величественно восседал сам касик этого племени. Вся его внешность была суровая и напряжённая, и как он не старался казаться самоуверенным и совершенно спокойным, но, тем не менее, беспокойство и негодование, против его желания, просвечивалось в каждой черточке величественного, горделивого лица. За его спиной столпилось человек двадцать пять - тридцать голых туземцев с копьями, и деревянными палицами в руках. Они заметно нервничали, глядя на всё то, что вытворяли испанцы, так неожиданно ворвавшиеся, со всех сторон, в селение. Воины тихонько, о чём-то недовольно перешептывались между собой, с нетерпением и осуждением поглядывали в затылок неподвижно застывшего касика. А он неотрывно смотрел на небольшую кавалькаду закованных в железо и хорошо вооружённых, всадников, что показалась на противоположной стороне посёлка и направлялась прямо к ним. Воины резко остановили коней возле навеса, дружно соскочили на землю. Командир этого отряда, высокий бородатый испанец, с хищными насмешливыми глазами, бросил одному из своих воинов на руки поводья, и, разминая ноги после долгой поездки верхом, непринужденно направился к столу.

        - Рад приветствовать у себя в селении такого храброго белого вождя, как ты, уважаемый сеньор дон Хуан! - торжественно начал касик на калеченном испанском языке.
        При этих словах вождь медленно встал, и сделал несколько шагов навстречу командиру отряда и сразу же сухо спросил:
        - Но прошу объяснить, сеньор, что означает это нападение на моё селение? Ведь ты знаешь, что мы в мире и дружбе с вами и никогда никому из ваших людей не причинили никакой обиды!
        - Имеем сведения: что вы готовитесь поднять восстание против нас, - не поздоровавшись и не глядя в глаза касику, пренебрежительно проговорил конкистадор, пройдя мимо него к столику.
        - Это какое-то недоразумение, дон Хуан! Я могу поклясться, что у нас даже и в мыслях такого не было! - быстро заговорил касик и твёрдо прибавил: - Немедленно прикажи своим людям прекратить этот произвол!

        Дон Хуан не спеша подошёл к столику. Молча показал пальцем место на земле возле этого возвышения. Молодой воин, из его свиты, быстро подбежал и предупредительно поставил на указанное место, резной стульчик, на котором только что восседал сам касик. Конкистадор вёл себя весьма нахально сел без приглашения, спиной к вождю и уставился жестоким высокомерным взглядом, через стол, в толпу индейцев, воинов касика. Среди туземцев прошёл, как лёгкое дуновение ветерка, негромкий ропот негодования.
        Касик прикусил губу, от такой неучтивости и вызывающего поведения пришельца. Глаза его недобро сверкнули, но он переборол этот порыв, очевидно ещё надеялся, что всё уладится миром. И чтобы не говорить этому наглецу в спину, касик с достоинством обошёл стол и непринуждённо остановился напротив дон Хуана. Испанец жадно и с видимым удовольствием пил холодненький напиток из кувшина. Напившись, конкистадор начал есть, не обращая абсолютно никакого внимания ни на вождя, ни на индейцев, что заметно напряглись в тягостном ожидании решительной команды, от своего вождя.
        - Прикажи своим людям немедленно остановиться, сеньор Хуан, - твёрдо и даже властно повторил касик.
        Конкистадор вроде и не слышал слов вождя, молча ел, даже не взглянул в его сторону.
        - Почему ты молчишь? - через несколько секунд, с большим нетерпением спросил вождь и снова твёрдо с нотками метала в голосе потребовал: - Немедленно останови своих людей!
        Но дон Хуан даже не шелохнулся, также быстро жевал и сверлил колючим взглядом застывших в напряжении воинов касика.

        - Ведь это точно какое-то недоразумение, - с заметным волнением в голосе быстро заговорил вождь. - Ты прекрасно знаешь, что я, и мои люди, всегда хорошо к вам относились. Ведь вспомни хотя бы то, что мы никогда не были в состоянии войны с вами. Даже наоборот: когда вы воевали с соседними племенами, то мои люди, всегда, вам помогали. Служили вам разведчиками и проводниками, переносили грузы и обеспечивали ваши отряды продовольствием. И всегда своевременно предупреждали об устроенных вам засадах. И вы благодаря нам, и нашим сообщением, всегда счастливо избегали всяческих неприятных для вас неожиданностей и выходили победителями. Ведь мы на деле доказали, что мы ваши друзья! Ты же всё это и сам хорошо помнишь, Хуан. Так быстрее останови своих людей! Я не хочу, чтобы через какое-то случайное, бессмысленное недоразумение, или просто, в результате коварной клеветы, погибали мои люди. Останови своих воинов и мы быстро выясним, мирно разберемся, и обязательно найдём виновных. Именно тех, кто почему-то очень хочет нас рассорить, и подвергнем их суровому наказанию.

        - Да не волнуйся ты так, касик. Не рви сердце понапрасну. Разберёмся. Обязательно разберёмся. Всё будет хорошо, - успокаивающе заговорил дон Хуан, упрямо избегая встречи с глазами вождя и сделав над собой какое-то усилие, с напускным спокойствием прибавил: - А сейчас, прикажи своим, этим вот… охранникам, пусть сложат свои палочки и мои люди их спокойно отведут к остальным пленных. Поверь мне, касик: я тоже не хочу лишней крови твоих людей.
        - Как это понимать? - даже немножко растерянно спросил вождь, пристально всматриваясь в лицо дон Хуана.
        И вдруг страшная догадка мелькнула у него в голове и потрясла до глубины души:
        - Неужели вы начали войну уже и против нас? И так коварно, как разбойники напали на мирное селение, даже не объявив о начале военных действий! Нет, это не возможно! Я не могу поверить, чтобы ты начал воевать против меня! Вспомни тот случай, когда ты со своими двумя друзьями попал в засаду. Неужели ты забыл, что это я!.. Именно я со своими людьми отбил тебя, тяжело раненного, у восставших индейцев. Неужели ты забыл, как мы тебя едва живого принесли в посёлок? Как днём и ночью проявляли заботу о тебе, лечили твои раны? И неужели ты так скоро позабыл, что благодаря именно нам: мне и моим людям, ты остался в живых? Дон Хуан, вспомни: мы же всегда были друзьями! И с какой же ты совестью, можешь поднимать руку на своих проверенных друзей и спасителей? - быстро с укором и негодованием в голосе говорил касик, а глаза его пылали невыразимым гневом.

        - Ну-у-у, хватит, хватит! Вишь разболтался как, - сердито выкрикнул конкистадор, с силой ударил кулаком по столу, злобно уставившись на касика и в этот момент его будто прорвало. Он дерзко, с безграничным презрением, и невиданным высокомерием, которое переходило в жестокий цинизм, заговорил:
        - Слушай, вождь! Я дворянин, древнего испанского рода! Я, рискуя своей жизнью, переплыл огромный, страшный океан не для того, чтобы здесь сантименты с тобой разводить. Я так же, как и другие, преодолел этот тяжёлый и ужасно опасный путь, только для того, чтобы разбогатеть! И я разбогатею, во чтобы-то не стало! Чего бы мне это не стоило! И я с возрождённой славой своих дедов и прадедов возвращусь на свою родину. А за то, что ты для меня, в свое время, сделал большую услугу, я тебе скажу абсолютно откровенно: мне очень нужны рабы на промывку золота и они будут у меня! Понимаешь? Бу-у-ду-ут! Твои люди – станут этим заниматься. А относительно того, что ты что-то там бубнишь о чести, и о совести...

        Дон Хуан на мгновение замолчал, собираясь с мыслями и, вдруг устремив на касика взгляд полный ненависти, зло заговорил:
        - Но я не понимаю, чего мне должны быть стыдно?! Почему это меня, испанского дворянина, должна грызть совесть? когда я имею дело со зверями, с обезьянами! Ну, в лучшем случае с недочеловеками?* Пойми сам, дурачок беспросветный, если ты на это конечно способный: какая к чёрту может быть дружба между испанским родовитым дворянином и каким-то диким творением дьявола?! - горделиво задрал подбородок, выпятил грудь колесом и с безграничным презрением во взгляде закончил дон Хуан.

__________
* Только через сорок пять лет после открытия Христофором Колумбом Нового Света, папа Павел 3 специальной буллой объявил всех индейцев людьми.
__________


        Касик свёл на переносице густые чёрные брови, внимательно вслушивался в жестокие слова конкистадора и с видимым напряжением старался быстро уловить их смысл, так как плохо владел испанским языком. И потому, как преобразилось лицо вождя, приняв величаво каменное выражение, а тёмные глаза его вспыхнули яростью, стало совершенно понятно, что он всё понял. Вождь внезапно схватил кувшин с напитком и швырнул его прямо в голову высокомерному конкистадору. Тот каким-то чудом в последний момент успел немного отклониться, так что кувшин только вскользь черкнул его по виску. В следующую секунду вождь бросился на испанца. Дон Хуан вскочил на ноги, схватился за рукоять меча, но в этот самый миг, крепкие руки касика с силой сдавили ему горло. Увидев это, индейцы с боевыми криками, размахивая легкими копьями и крепкими палицами, отважно бросились на закованных в броню испанцев. Конкистадоры будто бы только и ожидали этого момента. Они со злорадными улыбками настоящих головорезов, которым, наконец-то довелось заняться любимой работой, оголили мечи и железной стеной двинулись на голых туземцев. Замелькали поблёскивая на солнце стальные лезвия, полетели обломки копий, застонали, закричали, завыли в страшных мучениях раненные, захрипели умирающие корчась в предсмертных судорогах.

        Трое конкистадоров бросились на помощь своему командиру. Двое схватили касика за руки, а третий широко размахнувшись, с силой ударил, рукоятью меча, его по голове. Руки вождя ослабли, пальцы разжались, он, выпустил шею дон Хуана, обессилено начал оседать.
        - Не убивайте! Не убивайте его! Он мне нужен живым! - возбужденно прохрипел ошеломленный командир конкистадоров, растирая руками покрасневшую шею.
        Здоровенные испанцы быстро связали находящегося в бессознательном состоянии касика и бросили просто в пыль, под ноги своему предводителю. Дон Хуан поднял ногу и стал большим, сильно запыленным, сапогом на голую грудь вождя, и с напыщенным высокомерием сплюнул, через выставленную вперёд нижнюю губу, прямо в лицо касика.

        Индейцы храбро, отчаянно дрались, но силы были очень неравные и уже минут через пять, испанцы преодолели сопротивление, сбили в толпу и плотно окружили обезоруженных, преимущественно раненных туземцев. Угрожая им выставленными впереди себя острыми мечами, кололи их, оттесняя немного в сторону от хижины. А на земле, под навесом, где только что происходила стычка, в беспорядке валялось в лужах крови с десяток убитых туземцев. Между трупами отдельно лежало несколько отсечённых рук, круглых, как мячи, голов с открытыми и смотрящими в никуда, глазами. Среди мёртвых, в луже собственной крови в страшных муках корчился молоденький, лет шестнадцати - семнадцати индеец. Его нежное, юное лицо было обезображено гримасой невыносимой боли, которую он испытывал. Живот юноши был распорот и зеленовато-розовые кишки валялись просто на земле, рядом с ним. Юноша жалобно стонал, громко отчаянно кричал и грёб рукой землю, вырывал чахлую, затоптанную траву, а второй рукой всё старался впихнуть назад в живот свои кишки. И впихивал, извиваясь от ужасной боли, впихивал вместе с пылью и кусочками сухой травы, что прилипли к ним. Вдруг он, откинувшись на спину, потерял сознание.

        Среди убитых был и один конкистадор, ему попали копьем прямо в горло.
        - По нашим законам, за каждого убитого воина, надо истребить сто дикарей! - кричал толстый конкистадор, с красной, пьяной мордой, размахивая над головой мечом и сделал попытку протиснуться сквозь охрану к пленным.
        - Эй, Торес, ну куда ты прёшься? Ты вот сам едва на ногах, каким-то чудом, удерживаешься и меч свой ели-ели поднимаешь, а ещё биться хочешь! Иди проспись лучше, - смеялся над изрядно выпившим молодой верзила из охраны, перегородив дорогую к пленным.
        - Что-о-о, я-а-а?.. У меня-а-а?.. У меня силы нет?.. Да я сейчас трех дикарей могу одним ударом перерубить! - сердился пьяный Торес, поблескивая хитрыми и вместе с тем злыми глазами.
        - Ха-ха-ха, - громко засмеялся второй конкистадор, кивнув на лежащего в беспамятстве юношу и хохоча, прибавил: - Вот, я всё видел, как ты даже вон того малого не смог перерубить. Только и хватило силы, что требуху выпустить.
Все пристально посмотрели на юношу, лежащего в пыли с вспоротым животом.

        - Что? Я не смог перерубить этого сопляка? – горячился Торес, брызгая слюной. - Да то он сам, сучий сын, виноватый! Я замахнулся, а он подлец отскочил, испугавшись меня, а я только и смог, что достать его кончиком меча. А то б я из него, в миг бы двух сделал! Чертей его маме в печёнку, - как-то смешно, гримасничая оправдывался заросший и небритый Торес, под общий хохот товарищей.
        - И что это вам так смешно, сеньоры? - через минутку немного смущённо спросил Торес и вдруг зло потребовал: - А ну, быстренько, дайте мне сюда, вон того, здоровенного дикаря, - и испанец тыкнул острием меча, в толпу пленных, указывая на очень высокого, с богатырским телосложением индейца. Тот больше чем на голову возвышался над другими туземцами, горделиво смотрел куда-то вдаль, ни на кого не обращая внимания, и с виду казался абсолютно спокойным. Его выдернули из толпы, и он спокойно, непринужденно пошёл за конкистадорами, сильно прихрамывая на раненную ногу. Сбоку казалось, что он идет сам по себе, по собственному желанию, просто так – гуляя, и совсем не замечает испанцев. Отведя его от пленных собратьев на метров двадцать, пятеро испанцев вдруг набросились на него, схватили за руки, к которым быстро привязали верёвки и теми же верёвками растянули руки в разные стороны, привязали к деревьям. Великан не опирался, не сопротивлялся, а спокойно дал себя распять, будто бы это его абсолютно не касается, только, в тихой задумчивости, всё смотрел куда-то вдаль, поверх голов конкистадоров.

        - Если ты, Торес, с одного удара не отделишь нижнюю половину от верхней, то тогда твой конь станет моим, - с улыбкой предложил пари молодой верзила из охраны.
        - Хорошо! Но если перерублю, то тогда этот, твой посеребренный панцирь станет моим, - пьяно улыбался Торес и, красуясь перед товарищами, высокомерно и насмешливо прибавил: - Может, ты уже сейчас начнёшь ремешки расстегивать?
        - Довольно ерунду молоть! Будешь выхваляться через две минуты, когда я на твоём жеребце, и в своём панцире проеду мимо тебя, - закончил под общий взрыв смеха молодой конкистадор.
        - Что?! - вскипел Торес и, пошатываясь, подскочил на нетвёрдых ногах к индейцу, быстро с яростью в глазах взмахнул несколько раз мечом над головой и с каким-то звериным рычанием ударил его поперёк туловища.

        Кровь брызнула прямо на нетрезвого конкистадора, забрызгала его лицо, всклокоченную бороду, панцирь, руки. Кишки разматываясь вывалились к ногам распятого. Индейский великан весь напрягся и на руках, ногах, спине, груди вздулись крепкие большие мышцы и толстые синие вены. Лицо его исказилось, губы раскрывшись разъехались в гримасе, оголив плотно стиснутые, крепкие блестяще-белые зубы. С полминуты он, молча, боролся с приступом первой невыносимо-острой боли. И, наконец, мокрое, всё в крупную капельку от густого пота, лицо его снова стало, как и до этого: спокойное, только голова мелко, нервно дрожала. Туземец с откровенной ненавистью посмотрел на Тореса и что-то с гневным пренебрежением сказал на гортанном индейском языке, и с нескрываемым презрением плюнул в его сторону. А конкистадоры аж поприседали от смеха, схватившись за животы. Грубо насмехались над окончательно опозоренным Торесом. Он очень рассердился, грязно заматерился и всё что-то старался сказать в своё оправдание. Но новый взрыв громкого хохота заглушил его слова. Пьяненький конкистадор с досадой махнул на них рукой и с недовольной миной, на своём звероподобном лице отошёл немного в сторону. Отвернулся от насмешников и от здоровенного молодого испанца, который вмиг вскочил на его коня, развернул его и, красуясь, медленно протрусил мимо него мелкой рысью.

        Торес с досадой отвернулся от верзилы и увидел молодого испанца, который как раз шёл от мёртвого тела Акаоны, что осталось лежать в ста метрах от этого места. Шёл он нервно, широко ступая и время от времени прикладывая к красным, воспалённым, часто моргающим глазам, какой-то серенький застиранный платочек.
        - Ну, что, Альварес, не понравилась тебе та самка? - с ехидной улыбкой спросил Торес.
        - Да ну её к черту, суку бешеную! - немного смущённо выругался Альварес, взглянув на хохочущих товарищей красными, слезящимися глазами.
        - Что? – сделав вид, что не расслышал, ехидно улыбаясь, переспросил Торес, - Говоришь, в ясные глазки поцеловала красавица? А может, ты жалеешь, что поспешил зарезать её и теперь плачешь по ней? - злорадно зубоскалил Торес, открыто насмехаясь нам молодым конкистадором.
        - Эй, Альварес! Не хочешь ли на что-то поспорить с Торесом? Он уже коня своего мне проиграл, теперь вон свои дырявые штаны на банк поставит, - смеялся верзила, красуясь на только что выигранном коне.

        Торес весь передернулся от этих слов, но не огрызнулся, не оставил выбранной жертвы, на которой хотел отыграться за своё унижение и скаля щербатый рот, с откровенной насмешкой в голосе, прокричал:
        - Да, Альварес у нас больше по самочкам ударяет. У него, вероятно, не в руках, а в другом месте вся сила собрана! Его молодечество только с бабами и проявляется!
        - Что? – громко с угрозой в голосе спросил Альварес, зло глянул на Тореса и порывисто выхватил из ножен длинный тяжёлый меч.
        Торес испуганно выпучил глаза, и, инстинктивно попятившись, сделал два шага назад. Альварес быстро приблизился к привязанному индейцу, меч его молниеносно взлетел вверх и в следующую секунду со свистом рассекая воздух, обрушился на левое плечо возле шеи индейца. Резким, страшной силы ударом, Альварес разрубил индейского великана, на две половинки. Сверху донизу, через всё туловище. Половинки разъехались в разные стороны, к подножью деревьев, повиснув на привязанных руках.

        - О-о-о-о! - в восторге воскликнули конкистадоры и зацокали языками, искренне недоумевая такой великой силы. - Вот так удар!.. Вот так силища!.. Славный малый. Настоящий рубака!
        Альварес крутанулся на каблуках, резко отвернулся от убитого и стремительно подошёл к ошеломленному Торесу. Крепко схватил его за плечи, очень зло, колюче посмотрел ему прямо в глаза, и люто прорычал:
        - Если ты, Торес, ещё, хоть раз, меня зацепишь. То вот перед всеми, даю слово испанского дворянина: что не добудешь ты здесь до окончания своего срока**. Просто не доживёшь до его конца! Я с тобою, слово чести, то же самое сделаю! – при этих словах он кивнул головой в сторону разрубленного индейца. - И уверен, что твои кости не твёрже за кости этого дикаря. Понял?

_________________
** В 1496 году испанской король Фернандо и королева Изабелла подписали указ, согласно которому преступники, которые изъявят желание отправиться в Новый Свет, получали помилование: осуждённые к смертной казни должны были прожить там за свой счёт на протяжении двух лет, другие уголовные преступники, включая и тех, которым, согласно приговору, должны были отрубить руку или ногу - один год.
__________________

        - А я… А я… А я что?.. Да я ничего... да я так... - вмиг протрезвев, запинаясь забормотал испуганный Торес, шкурой чувствуя, что смерть нависла над ним. - Да не подумай, Альварес, я и в мыслях не имел тебя обидеть. Я всегда к тебе хорошо относился. Всегда считал тебя своим добрым товарищем... А это как-то так… ненароком вышло... Ну, случайно вырвалось. Успокойся, Альварес, если я тебя, как-то, и обидел, то я извиняюсь и искренне жалею, что всё так нехорошо вышло. Вот при всех, хочу заверить тебя, что я твой верный друг, и навсегда им останусь. Можешь смело полагаться на меня, если возникнет надобность. Вот моя рука, друг, и пусть больше никогда никаких недоразумений между нами не будет. Альварес с отвращением оттолкнул от себя Тореса, и порывисто отвернувшись, нервно пошагал вместе с конкистадорами, что повели воинов к центру площади, где прямо в пыли сидели пленные жители этого селения.

        - Я к нему по-доброму, от всей души, а он что-то злится, - будто бы не понимая в чём дело, пожал плечами Торес, а сам посмотрел в след Альваресу злым, полным ненависти взглядом.
        В это самое время, индейский юноша пришёл в себя, начал стонать от невыносимой боли и грести землю, окровавленными собственной кровью, руками. Командир отряда конкистадоров, взглянул искоса на него, недовольно поморщился, но ничего не сказал. Так как в это время подошло к нему с десяток испанцев, что тщательно шарили в хижине вождя и возле неё и переключили на себя его внимание.
        - Нигде нет - всё обыскали. Нет ничего, - теряясь под пристальным, тяжёлым взглядом командира доложил один из конкистадоров и беспомощно развёл руками.