Из воспоминаний об Алатыре

   
    Старость живёт прошедшими делами и памятью о том, где ты был, с кем встречался и что видел. Мне бы хотелось поделиться с читателями моими воспоминаниями о небольшом городе Алатырь, как я воспринимал его в различные годы моей достаточно долгой жизни. Родился я в 1942 году в семье студентов Московского института инженеров транспорта, который в годы войны был эвакуирован в город Томск. В 1943 году родители по распределению были направлены на работу в город Алатырь, в котором прожили до конца жизни.
               Целых два года семья жила недалеко от станции на улице Горького, затем в доме на улице Первомайской, который располагался во дворе железнодорожного техникума. В 1951 году родители получили трёхкомнатную квартиру без всяких удобств на Почтовой улице, а спустя ещё двенадцать лет – квартиру в новом кирпичном доме на улице Кирова. В семье нас было трое сыновей, все мы получили высшее образование и были направлены на работу в другие города нашей огромной страны.               
            Сам я, старший, после окончания Московского физико-технического института с 1966 года проживаю в городе Москва, но до 2020 года обязательно приезжал на несколько недель в город своего детства и конечно же наблюдал за изменениями, происходившими в нём.
                Надо сказать, что лет до пяти сам город, его структура и особенности проживания в нём мною никак не воспринимались. Мои интересы ограничивались только двором и небольшим участком прилегающей к нему улицы. А познавать город я начал, скорее всего, только после поступления в среднюю школу номер 7, располагавшейся в здании, бывшем до революции городским техническим училищем, а теперь ставшем краеведческим музеем (Музей русской провинции).
 Первым толчком в этом направлении был случай, когда мы жили ещё на Первомайской улице, и я перешёл во второй класс. Стояло жаркое июльское лето, день дышал зноем и запахом пыли, однако ночью зарядил   дождь, который шёл до самого утра. Затем тучи рассеялись, и солнце вступило в свои права. Утренний воздух был свеж и прозрачен. Ничто, кроме пения птиц не нарушало повисшую тишину. И вдруг с улицы до меня донеслись громкие визгливые женские голоса. Я выглянул в окно и увидел необычную картину. На проезжей части стояли в глубокой грязи сбитые в кучу несколько телег с какими-то мешками. Мужчины сидели в телегах, а женщины стояли толпой, размахивали руками и громко ругались, употребляя нецензурные слова. Одни из них, судя по одежде, были мордовками, а другие - цыганками. Казалось, ещё немного, и они вцепятся друг другу в волос!  “Что происходит?”, - спросил я с удивлением у подошедшего ко мне отца. “Что, что! Мордва везёт в мешках овощи на базар и чем-то задели цыганок. Скорее всего, те пристали с требованием погадать и перегородили дорогу лошадям. Надо же, по колено в грязь залезли, лишь бы деньги получить! Ничего, разберутся, не маленькие”, - ответил он спокойно и отошёл от окна.  И правда! Мужики слезли с телег, подошли к цыганкам, что-то “объяснили”, те с руганью освободили дорогу и пошли в сторону базара.
                Меня поразило не столько само происшедшее, а глубина грязи на дороге, по которой с трудом могли двигаться даже телеги. “Интересно, а как же выглядят в дождь остальные городские улицы?”, - подумал я, впервые заинтересовавшись городскими видами.
Надо сказать, что в послевоенные годы Алатырь выглядел неухоженным, особенно в осеннюю пору. В городе было всего четыре улицы, на которых проезжая часть имела булыжное покрытие. Это улица Ленина, Комсомольская, Горького и Заведенского (ныне улица Богдана Хмельницкого). Автомобильного транспорта в городе почти не было, как, впрочем, и гужевого, если не считать нескольких улиц, ведущих к базару, по которым крестьяне на запряженных лошадьми телегах везли свою нехитрую продукцию.
                Деревянные тротуары были с “проблемными половицами” или вообще отсутствовали, заставляя жителей самим выбирать свой путь по грязи.
 С приходом весны и лета улицы преображались! Всюду царил зелёный цвет. Сады частных домов, посаженные вдоль дорог, кусты и деревья превращали город в некое подобие большого парка. На некоторых улицах даже проезжую часть покрывала трава, приглашая прогуляться по ней. Я до сих пор помню тонкий запах цветов вишен и яблонь, разлитый по всему городу весной, и бело-розовый ковёр лепестков под ногами. Правда, большинство уличных дорог летом превращались в последовательность бугров, ям и кочек, которые с трудом преодолевались любым видом транспорта и даже велосипедами.  Ну, а после дождя проезжая часть покрывалась вереницей луж разных размеров и месивом из грязи.
Я не могу не поделиться детскими впечатлениями о базаре тех лет, который был для жителей основным местом для покупок различных продуктов и товаров. Он работал с раннего утра и до обеда по средам, пятницам и воскресеньям. Конечно, самостоятельно ходить на базар мне родители не разрешали, тем не менее, мама летом пару раз брала   меня туда с собой, чтобы купить нужную по размеру обувь и заодно продукты для семьи. В моей памяти сохранились только отдельные фрагменты, удивившие меня при посещении базара.
                Как мне тогда показалось, там, на относительно небольшой площади, двигалось, шумело и толкалось большинство населения города. Основную часть базарной площади занимало множество деревянных прилавков с разнообразной продукцией, выращенной в личном хозяйстве, начиная с кур, огурцов, помидор, свеклы, лука, молочных продуктов, различных ягод и фруктов, и кончая   дарами лесов и лугов. В одном из углов базара была небольшая “барахолка”, где продавали различные использованные изделия и одежду. Рядом стояли запряженные лошадьми возы с мешками пшеницы, ржи, ячменя, картофеля и овса, которые продавались сельскими жителями.
                В рыбном ряду продавалась самая разнообразная свежая рыба, в том числе, крупная стерлядь, большая часть которой была выловлена рыбхозами в Суре. Меня тогда поразил размер одной из продаваемых щук -  та была около метра длиной.  Рыбу таких размеров я больше никогда не видел!
Да и в мясном павильоне было что выбрать и купить! Он  буквально ломился от целых мясных туш, висевших на специальных крюках, и разнообразных кусков мяса и субпродуктов, лежавших на прилавках.            
Ежегодно посещая Алатырь, я наблюдал постепенное оскудение ассортимента сельскохозяйственных продуктов, особенно заметное после девяностых годов прошлого столетия. Изобилие рыбы ушло в прошлое, так же, как и мяса. Место продовольственных товаров стали занимать изделия из ткани и разная промтоварная продукция. Часть товаров исчезла, переместившись в магазины, которые возникли после появления в стране частной собственности.
                Надо отметить, что в детстве государственных магазинов в городе было мало, найти нужный товар было очень сложно, а если и появлялся ходовой товар, то сразу образовывалась очередь, в том числе, за хлебом, особенно белым. Довольно часто хлеб в магазине продавался в ограниченном количестве и только в “одни руки”. Так как одно из поручений родителей мне было закупить хлеб в нужном количестве на всю семью из пяти человек, то иногда для этого приходилось посетить не один магазин! Зато это позволяло лучше узнать свой родной город.
                Всё, что было, не вернёшь, а что будет,  не известно! 
Зимой из развлечений были лыжи, коньки и катание на санках, а вот никакого подспорья со стороны природы для утоления потребностей “подкормить” растущий организм не было. Поэтому все мальчишки с нетерпением ждали лета.
 Зато летом “подножного корма” было много, и не только выращенного в садах и огородах, но и растущего в окружающих город лугах, лесах, а также плещущегося в трёх реках, озёрах и старицах! Летом мы собирали и, конечно же, ели клубнику, землянику, а также растущие вдоль берега реки Алатырь ежевику, чёрную смородину и тёрн. В пятидесятые годы, весной, после паводка, на берегу можно было ещё найти вырванные течением плети растения чилим, с необычными рогатыми плодами водяного ореха с вполне пригодной для потребления вкусной сердцевиной. Позднее весь кустарник, растущий на левом берегу реки Алатырь, был уничтожен и остался только в моей памяти.    
                А вот ранней осенью   приходила пора собирать ягоды черёмухи, которые мама сушила, толкла в ступке, а из полученной муки пекла вкусные коврижки и пирожки.
              Практически каждый летний день большую часть времени мы вместе с двумя младшими братьями и дворовым ребятами проводили, купаясь в реке Алатырь и загорая на солнце. А вечер, как правило, был занят какими-нибудь играми.  Не забывали мы и рыбалку! Ловили на поплавочные удочки и донки. В основном, нашей добычей были ерши, сенцы, окуни и пескари. Я до сих пор, закрыв глаза, как будто наяву представляю зеркальную поверхность речной воды, чуть слышный звук, издаваемый воронками, вдруг появляющимися на ней, и лёгкие клочья утреннего тумана, исчезающего с первыми лучами солнца.
                Как-то раз мне удалось поймать по вечерней зорьке пятьдесят шесть приличных по размеру ершей. Когда мы с братьями приносили домой ершей, то мама предлагала нам самим чистить колючих красавцев и только затем варила вкусную уху или, когда их было много, готовила из них консервы, пользовавшиеся успехом у всех членов семьи. А когда я вместе с женой и детьми в 1980 году в очередной раз приехал в Алатырь, то решил сводить   детей на рыбалку, выбрав самое уловистое место моего детства. Когда мы туда добрались, закинули удочки, я узнал место, но не воду, которая имела какой-то серый оттенок. Мы просидели около удочек целый вечер, и ни одной поклёвки. Алатырь стал мёртвой, безрыбной, рекой, хотя в детстве мы не раз видели лодки рыбаков, ловящих наплавной сетью рыбу, загонявших её в сеть с помощью ботала (шеста, на конце которого имелся конусообразный железный наконечник). “Что имеем, не храним, потерявши, плачем!” – справедливо гласит наша русская поговорка.   
                Несколько раз родители брали меня с собой на Первомайскую демонстрацию. Как правило, эти праздничные майские дни были тёплыми и солнечными. Природа просыпалась после зимней спячки, и свежие листья зелени раскрашивали улицы города, делая те праздничными и уютными.  Люди строились в колонны возле предприятий и учреждений и шли в определённом порядке на митинг, который проходил на площади имени Октябрьской Революции. Колонны возглавляли руководители предприятий и организаций. Играла музыка, люди в колоннах несли флаги, плакаты, лозунги, портреты В.И. Ленина и руководителей коммунистической партии и правительства.
                На площади стояла трибуна, и играл духовой оркестр. В то время было принято, что все фронтовики надевали свои ордена и медали и, как правило, гордо шли в голове каждой колонны. Меня родители поставили в свою колонну, в ряд с фронтовиками. Когда колонна трогалась или останавливалась, в воздухе слышались какое-то тихое позвякивание и слабый перезвон. Сначала я не мог догадаться, откуда берутся эти звуки, а затем понял, что так позвякивают ордена и медали, которые в большом количестве украшали грудь фронтовиков и задевали друг друга при смене характера движения колонны. “Боже мой, сколько же алатырцев прошли войну,  но сумели вернуться домой! А сколько же их осталось лежать в земле?..”, - впервые пришло мне в голову.
                Надо отметить, что в будни, да и в воскресенье, почти никто из фронтовиков не надевал свои боевые награды, и в большинстве просто ограничивались колодками, соответствующими полученным орденам и медалям. Конечно, практически все ребята, в том числе и я, немного разбирались в наградах, но не понимали, какие колодки каким наградам соответствовали.
 Мне запомнился поучительный случай, который произошёл со мной, когда я жил на Почтовой улице, изменивший мой взгляд на “понимание” характера   людей по внешнему виду.
                В соседнем дворе стоял длинный (деревянный, барачного типа) дом, без каких-либо удобств, в котором проживали четыре семьи. Главой одной из них был щуплый, маленького росточка, мужчина, который легко возбуждался по каждому поводу и начинал скандалить, лез в драку и принимался гонять ребят из соседних дворов. Взрослые нам объяснили, что он пришёл с фронта контуженный и поэтому так себя ведёт. Ребята иногда его поддразнивали, однако сразу же убегали подальше, чтобы тот не мог их поймать и избить, так как, по утверждению тех же взрослых, у него была справка, что он “псих” и не отвечает за свои действия. Когда он выпивал и лез к мужикам драться, те скручивали его и запирали на время в его же квартире. Почему-то свои награды он не надевал даже по праздникам, и кем был на фронте, никому не рассказывал. В общем, по моему мнению, это был никчёмный человек.
                И вот однажды, ранней осенью, когда я возвращался из школы домой, мне навстречу попался этот “тип”.  Неожиданно для меня его невзрачный пиджак был сплошь увешан орденами и медалями, среди которых я различил орден Славы и орден Александра Невского.  Орденом Александра Невского награждался командный состав нашей армии за выдающиеся заслуги в организации и руководстве военными действиями, в которых победа добывалась малыми силами. А вот орден Славы был   “солдатским” орденом, тем награждали за личные заслуги в боях с немецко-фашистскими захватчиками. “Кем же он был на фронте и какой сложный героический путь прошёл, если у него такие награды, которые он почему-то не носит даже по праздникам? - подумал я. - И надо же, в мирной жизни такой заслуженный человек, а не нашёл себе достойного места работы!  Как же это несправедливо!”.
                Он молча прошёл мимо меня, а я, проводив его взглядом, подумал: “Надо же, по внешнему виду определить суть и характер человека возможно далеко не всегда!”. И эта мысль не раз в моей жизни находила подтверждение.
Больше мы с ребятами его не дразнили.
                В среднюю школу №7 я пошёл в 1950 году, когда наша семья ещё проживала в угловом доме на территории железнодорожного техникума. Идти до школы нужно было всего один квартал.  В школе было два здания: одноэтажное, в котором дети учились до пятого класса, и двухэтажное для учеников старших классов. Они стояли по углам обширного двора, который растянулся на целый квартал по Комсомольской улице.
                После того, как мы переехали на Почтовую улицу, я не захотел перевестись в школу поближе к новому месту жительства и остался в прежней школе, хотя до неё расстояние было заметно больше километра. Наш новый дом стоял в метрах сорока от железнодорожной линии, за которой находился угольный склад с огромными штабелями угля для загрузки его в тендеры паровозов. Добраться до школы можно было двумя путями: либо по городским улицам, либо по железнодорожным станционным путям, начало которых находилось в ста метрах от дома.  По ним я добирался до вокзала и дальше шёл до школы вверх по Комсомольской улице.  Этот путь был короче по сравнению с любым другим путём. Поэтому я им пользовался чаще
всего, хотя и не без трудностей.
                В то время все пять или шесть станционных путей были забиты грузовыми составами. Они стояли в ожидании смен паровозных бригад или замены их потратившего уголь или воду паровоза на готового к работе.
По станционным путям было два варианта дороги до вокзала. Один - по удобной дорожке вдоль глухого забора паровозоремонтного завода. Второй - по крайним железнодорожным путям, проходящим мимо депо. Первым вариантом пути я пользовался очень редко, поскольку можно было наткнуться на вооружённого винтовкой охранника, патрулирующего станционные пути и местный погрузо-разгрузочный дебаркадер. (В то послевоенное время вооружённая охрана часто сопровождала и товарные составы, а не только патрулировала станционные пути). Конечно, второй вариант пути осложнялся движением железнодорожных составов и маневровых паровозов, но зато можно было наблюдать за ремонтом и проверкой паровозов, а также разворотом их на поворотном круге перед депо. Да и, если вдруг появлялся охранник, можно было легко обойти его, спустившись по насыпи на проходящую параллельно улицу.
                Однажды в октябре я, как обычно, отправился в школу на занятия, которые начинались в восемь часов утра. На улице было темно и очень холодно, так как температура воздуха была около четырёх градусов по Цельсию. Плотный тяжёлый туман висел в воздухе, сквозь который с трудом пробивался свет уличных фонарей. Даже хорошо освещённый участок пристанционных путей со стоящими товарными составами выглядел чуть видным пятном на фоне молочно-белой размытой стены. Всё вокруг было мокрым и каким-то безжизненным.  Редкие свистки паровозов доносились, словно через толстый слой ваты. Туман будил чувство одиночества и неуверенности.   Мне показалось, что тот был какой-то липкий и вязкий.
Немного постояв на крыльце, я двинулся в путь по направлению к депо.  На подходе к тому мне вдруг показалось, что впереди на путях чернеет что-то неподвижное, огромное и живое. Периодически сквозь туман раздавались звуки шипения, какие-то вздохи и пыхтения. Возле его то появлялись, то исчезали какие-то слабые колеблющиеся огоньки. От неожиданности я даже на минуту остановился, а затем тихонечко двинулся вперёд. “Так это же паровоз, - промелькнула в голове, - просто он стоит тендером ко мне, света его прожектора в этом тумане не видно, а вот что за огоньки мелькают, пока не понятно”. 
                Спустя немного времени я подошёл к огромном чёрному телу паровоза, который, сбрасывая пар, издавал послышавшиеся мне ранее звуки. В тумане он действительно напоминал какое-то заснувшее живое существо, готовое проснуться и двинуться вперёд.
                У паровоза возились, что-то проверяя и подогревая, два человека.  В руках у них были сделанные из толстой проволоки факелы, у которых, с одной стороны, был сделан крючок, а второй конец заканчивался ячейкой с пропитанной маслом горящей ветошью.  В густом белом тумане они двигались, словно призраки в балахонах, разжигающие   костёр по приказу средневековой инквизиции. 
Всё это смотрелось,  как написанная неизвестным художником сюрреалистическая картина, которая мне запомнилась на всю жизнь. 
               Надо сказать, что Почтовая улица, состоящая из восьми домов, лежала обособленно от городских кварталов, поэтому в городе дети и молодёжь, жившие на ней, бывали только по необходимости. Обычно они ходили в школу, за хлебом или просто прогуляться по центру города в праздничные дни.  В первую очередь, мы добирались до улицы Ленина, где на углу с Комсомольской продавали мороженое и газированную воду, наливавшуюся в стаканы. Купив эти редкие для нас сладости, мы проходили всю главную улицу города, глазея на красивые каменные здания, бывшие до революции домами купцов или магазинами. При этом не забывали заглянуть в гастроном и книжный магазин.   
Даже в кино мы обычно ходили не в городской кинотеатр, а в клуб Железнодорожников, который находился недалеко от нашей улицы. Зато в нашем распоряжении были три реки, Чуварлейский сосновый бор, Ярвлейская роща, заливные луга и чистый воздух!
                В Чуварлейском бору мы собирали чернику, землянику, костянику, малину и грибы. Я до сих пор помню похожий на прибой шум огромных сосен, ощущаю лёгкий смоляной запах и вижу голубое небо между их вершинами. В бору почти не было подлеска, он был чистым, светлым и ухоженным. В отличие от прошлого времени, мусорных куч, неизвестно откуда привезенных, или порубленных деревьев, тогда не было. Всё было очень красиво, и вид бора просто просился на полотно живописца или открытку.
                Явлейская роща была для нас местом, где росло много деревьев черемухи, зрелые ягоды которой можно было есть, не обращая внимания на их сильно вяжущий вкус и налёт на языке. Поэтому много съесть ягод было невозможно, и собирали их для сушки, чтобы потом получить муку для домашней выпечки. Кроме этого, в роще росло много кустов орешника, стволы которого были пригодны для изготовления удилищ. Приходили мы в рощу поиграть в войну, так как она густо зарастала кустами и широколистными деревьями, в гуще которых можно было легко спрятаться.  В общем, нам было чем в роще заняться!
                Заливные луга на левом берегу перед деревней Ялушево манили нас крупными ягодами клубники.  Правда, где-то до 1956 года луга охраняли конные наездники, вооружённые кнутами, не позволяя мять луговую траву, поскольку на   них паслись табуны лошадей и стада коров. Хотя это только осложняло поход за клубникой, но нас это не останавливало. Клубника стоила риска получить кнутом по заднему месту!
                Конечно, иногда мы ездили на велосипедах и в Засурские леса, но  там был уже не наш мир. 
                Всё это было весной, летом и осенью, а зимой – лыжные катания по овражным кручам или походы по окрестностям города и, конечно же, каток. Его заливали на футбольном поле стадиона “Локомотив”. Несмотря на то, что каток был на расстоянии более километра от Почтовой улицы, мы с группой знакомых ребят почти каждый вечер, если позволяла погода, отправлялись вечером покататься на коньках.
                На катке имелось небольшое помещение для гардероба и хранения зимней обуви, но мы выходили   из дома с надетыми на ноги ботинками с коньками и в одежде для катания. Чтобы до катка добраться, приходилось подниматься в гору по улице Богдана Хмельницкого по плотно накатанной санями дороге. Двигаться по ней можно было с большим трудом, да ещё на коньках, предназначенных для игры в хоккей. Но, несмотря на все трудности такого пути, это нас не останавливало!
                На катке меня не покидало ощущение какого-то праздника: ярко освещённое ледовое поле, обрамлённое валом белого снега; огромное количество скользящих по льду людей; звук режущих лёд коньков и, конечно же, возможность продемонстрировать пришедшим на каток своё умение держаться на коньках, особенно девочкам. В девятом классе родители купили мне беговые коньки “норвежки”, позволившие мне мчаться с большой скоростью на зависть многих ребят и быть на равных со взрослыми посетителями катка. Приятные, незабываемые воспоминания!
                До поступления в институт мне почти ничего не было известно об истории города, так как в школе учителя нам ничего о ней не рассказывали. Хотя у нас были уроки, на которых мы изучали историю различных государств, включая и Россию.
                Не зная истории своего города, я удивлялся    количеству разрушенных или использующихся под хозяйственные нужды церквей в нём. Для чего и на какие деньги они были возведены, мне было непонятно. И только после окончания института я стал интересоваться жизнью города, его прошлым, историей развития.   Мне казалось, что в будущем он превратится в аграрно-промышленный центр, особенно после постройки в шестидесятых годах крупных заводов союзного значения, таких, как   релейный завод (Электроприбор), завод Электроавтомат, завод Низкотемпературных холодильников, а также появился новый микрорайон Стрелка. Город начал быстро расти и развиваться. 
                В студенческие годы меня больше интересовали не промышленные предприятия, новостройки или исторические объекты, а отдых на лоне природы, места развлечений и занятий спортом. В 1962-1963 году по вечерам я с удовольствием ходил на стадион Локомотив, где принимал участие в баскетбольных играх вместе с местными ребятами. Как-то раз сошлись в поединке местная команда любителей баскетбола и команда приехавших   на отдых в родной город студентов. Студенты в этом матче победили, но это никак не сказалось на взаимоотношениях с участниками игры и пришедшими поглядеть алатырцами.
              Днём я с друзьями на велосипедах объезжали окрестности Алатыря в поисках красивых пейзажей и мест приятного отдыха. А в воскресенье по вечерам – мы все   дружно отправлялись в городской парк (садик) на танцы. Парк был небольшим, но довольно уютным. Дорожки были освещены, около них стояли скамейки, рядом красовались клумбы с цветами, имелся легкий павильон для любителей шахматных баталий, качели и огороженная танцевальная площадка с эстрадой, на которой играл духовой оркестр. Музыка разносилась по всему садику.
Танцевальная площадка была хорошо освещена и приподнята над землёй, поэтому была видна всем посетителям сада.   Народа собиралось много, особенно возле танцевальной ограды. Вход на танцплощадку был свободный, красивых девушек было в избытке, поскольку значительная часть ребят танцевать стеснялась или не умела, предпочитая молча стоять возле ограды. Девушки, как правило, благосклонно относились к ребятам, приглашавшим их на танец, чего не скажешь об их тайных или открытых ревнителях, которые могли угрожать или даже подраться из-за нанесённой,  по    их мнению, “обиды”. Ронять свой авторитет перед другими ребятами было не положено, а тут кто-то на глазах посетителей парка   осмеливался претендовать на внимание его девушки. Нехорошо!
              Иногда за обиженными и танцующими ребятами “стояли” соответствующие уличные группировки, и тогда дело могло  закончиться потасовкой.  Хотя я был со своей компанией ребят, но всё равно приходилось внимательно относиться к выбору партнёрши по танцу! Особенно нужно было быть осторожным, если собирался проводить девушку до дома после танцев, поскольку можно было “нарваться” на враждебное отношение к “чужаку” со стороны местных ребят. В то время этим отличался район Подгорья, поэтому, даже несмотря на то, что у моей группы ребят с Почтовой улицы были достаточно нейтральные отношения с другими группировками, девушек из этого района я до дома никогда не провожал.
                Женившись, я вместе с детьми продолжал приезжать в родной город, отдавая всё время отдыху на лоне природы, что доставляло мне большое удовольствие и радость. Сначала мы приезжали к моим родителям, затем,  после их смерти - к моему другу детства Володе Ганичкину.
                С появлением у меня автомобиля возможности ознакомиться с окрестностями заметно расширились и стали носить системный характер.  Естественно, появились новые любимые места для отдыха: это вершина высокого, поросшего лесом, склона живописной долины реки Миролейки, возле  села Мирёнки; крутой песчаный берег реки Алатырь напротив устья этой же реки; обрыв на левом берегу реки Алатырь напротив песчаного пляжа знаменитой своей глубиной и размерами “Ореховой” ямы и уютная поляна на берегу  небольшой холодной и  очень чистой  речонки Люля. А поскольку все мы были любители “водных процедур”, то, конечно, старались найти красивое место для отдыха возле реки, что нам и удавалось!
                В 2008 году я купил половину деревянного дома на Зелёном (район города на правом берегу реки Суры) на условиях, что при приезде в Алатырь весь дом был бы в нашем распоряжении, а в остальное время - прежних хозяев. При доме был большой участок земли, на котором росли яблони, вишни, малина, крыжовник, смородина и был разбит огород, за которым ухаживали и собирали урожай владельцы второй половиной дома. При этом нам не возбранялось собирать созревшие фрукты и ягоды.
                Надо сказать, что само расположение дома способствовало приятному времяпрепровождению.  С одной стороны, можно было спокойно за пятнадцать-двадцать минут дойти пешком до берега Суры, чтобы выкупаться или позагорать, а с другой – через калитку на задах участка можно было минут через десять оказаться уже на берегу Бездны, с её песчаным дном, пляжами и зарослями ежевики. Пока позволяло здоровье, перед завтраком я ежедневно с утра ходил на Бездну умыться, почистить зубы и выкупаться в чистой бодрящей воде. Река была мелкой, течение - быстрым, но небольшие донные ложбины и омутки позволяли найти места, где можно было даже немного поплавать.
                Так как  Бездна длительно протекала   по открытой местности,  вода в ней быстро охлаждалась в ночное время и нагревалась в дневное. Бродить по теплой воде, среди отмелей и островков доставляло всем нам большое, незабываемое, удовольствие.  А ещё можно было на машине быстро добраться до старой разрушенной плотины и порезвиться в тугих струях воды.  В общем, место для отдыха оказалось очень удачным.
                Поэтому не удивительно, что дни летнего отпуска в Алатыре пролетали почти мгновенно! Чтобы не терять времени, я о своём приезде в город извещал только Володю Ганичкина и больше никого. Правда мы с женой неизменно посещали художественный и краеведческий музеи, с удовольствием встречаясь с Николаем Петровичем Головченко и Еленой Владимировной Раздьяковой, специалистами высокого класса, прекрасными собеседниками и настоящими патриотами города.
                Я был очень удивлён, когда летом 2004 года к нам в дверь дома постучал незнакомый пожилой человек и попросил поговорить со мной. “Я Краснов Алесей Кириллович, краевед, - представился он, - и хочу, чтобы вы рассказали о себе”. Произнося, он как-то по-дружески улыбнулся.  “Надо же, пожилой человек прошёл пешком по жаре километра два, чтобы взять у меня интервью. Как только он обо мне узнал? Конечно, надо его уважить, поговорить и ответить на все интересующие вопросы”, - решил я, приглашая его в дом. Мы проговорили около часа и расстались довольные друг другом.
                А дальше последовала череда событий, изменивших весь мой привычный образ жизни. Я был отправлен на пенсию, начались проблемы со здоровьем, путь учёного сменился литературным поприщем и меня приняли в Союз писателей России. О встрече с А.К. Красновым и данном мною интервью было забыто, хотя визиты в родной город продолжились, правда, только вдвоём   с женой. Теперь пришло время меньше купаться и загорать, а больше интересоваться культурной жизнью города, его историей, а также принимать участие в общественных мероприятиях.
                Однажды, мы с женой пришли на стадион, чтобы посмотреть праздничные выступления, посвящённые Дню города. Было шумно и весело. Мы, конечно, попробовали различные вкусные вещи, предлагаемые алатырскими умельцами гостям праздника во временных палатках и на лотках. После чего стали неторопливо пробираться по трибуне, чтобы найти места в центре, удобные для обозрения проходящего действия   на футбольном поле стадиона. И тут я с удивлением услышал знакомый голос Николая Александровича Шахова, бывшего заместителя заведующего отделом оборонной промышленности в ЦК КПСС. “Геннадий Алексеевич, а что вы делаете здесь, в Алатыре?”.  – “ Это мой родной город. А вот вы-то, какими судьбами сюда попали?” – “ Да жена у меня из Алатыря, вот мы и здесь.” “Надо же, сколько лет знаем друг друга, а об Алатыре ни разу не говорили”, - подумал я. 
Мы пожали друг другу руки, а затем познакомили жён. “Вы, приезжая в город, хоть раз представлялись руководству или нет?” - спросил он – “Да как-то всё не получалось”. – “Тогда поднимайтесь на трибуну, на места, предназначенные для почётных гостей, и я вас познакомлю с городским руководством.”. Он представил меня мэру города Михаилу Васильевичу Марискину, а тот, в свою очередь, познакомил со своими ведущими сотрудниками, а также с Виктором Ивановичем Юклутовым, который долгое время, как и мой отец, был директором Релейного завода, и они хорошо знали друг друга.   И тут я почему-то вспомнил о визите А. К. Краснова и данном ему интервью. “Да, всему всё-таки своё время!” – подумал я.
Спустя пару дней мы посетили алатырский художественный музей, где открылась выставка картин известного чебоксарского   художника Николая Прокопьевича Каригарского, на которую пришла почти вся алатырская интеллигенция и представители мэрии -– М.В. Марискин и заведующая отделом культуры Исаева Вероника Алексеевна. Когда все уже высказались,  и торжество подходило к концу, слово взял пожилой, высокий человек с худощавым лицом и пронзительным взглядом. “Кто это?” – спросил я   шёпотом у ближайшего человека. “Владимир Иванович Мерзалюк, бывший первый секретарь горкома партии, очень уважаемый в городе человек”, - ответил мне незнакомец.  Неожиданно для меня В.И. Марзалюк рассказал окружающим людям мою биографию, о моих научных достижениях и литературных успехах.  Тем самым он фактически представил меня городской интеллигенции. 
                Надо сказать, что культурная жизнь в Алатыре была активной во все времена и годы.  Город дал стране много выдающихся людей, которые внесли заметный вклад   в развитие науки, медицины и художественного творчества. Среди них известные всему миру скульптор С.Д. Эрьзя, судостроитель академик А. Н. Крылов, физиолог И. М Сеченов, конструктор А.И. Судаев.
После окончания официальной части выставки к нам подошла начальник Алатырской централизированной библиотечной системы Ирина Фёдоровна Благовидова и предложила мне принять участие во встрече с читателями, на которой познакомить их со своим творчеством и поделиться планами на будущее.
                Конечно, я с благодарностью принял это предложение. 
Первая встреча прошла очень успешно! В читальном зале библиотеки собралось довольно много народа. Часть людей разместилось за длинным столом, остальные -– в креслах. Оказалось, что за столом, в основном, сидели люди, непосредственно относящиеся к кругу алатырских прозаиков и поэтов, а также заслуженные граждане города. Моё выступление было выслушано с большим вниманием и интересом.  Затем мне было задано много вопросов, на которые я благополучно ответил. Фактически, это было знакомство со мной, как с человеком, вернувшимся в свои родные пенаты после длительного отсутствия. 
                После этого Ирина Фёдоровна предоставила мне возможность презентовать читателям свою первую книгу “Человек из глубинки” в трёх томах, тепло ими встреченную. Конечно, я подарил несколько экземпляров своего трёхтомника алатырской библиотеке. В общем, меня стали считать “своим” человеком в родном городе, где я вырос и где нашли покой мои родители. О своих взаимоотношениях с властями города, со служителями церкви и городскими жителями, можно узнать, прочитав мои рассказы: “Алатырь”, “Встречи с Владимиром Ивановичем Марзалюком”, “Купола над Алатырем”. Такие встречи стали проходить регулярно, пока моё здоровье позволяло приезжать в город.
                На одной из этих встреч я поделился со слушателями возникшей задержкой в издании написанных мною сказок для детей, поскольку без соответствующих цветных иллюстраций книга будет им не интересна. А найти художника, который мог бы это сделать, мне не удавалось.   И тогда Ирина Фёдоровна предложила совместную с городом работу над книгой. Я должен был предоставить тексты  сказок, а город, в лице выбранной общественной комиссии, должен был провести конкурс среди детей на лучший рисунок к каждой сказке и направить их мне на электронную почту. Затем с этих рисунков нужно было сделать иллюстрации, чтобы использовать их при выпуске книги. После выпуска тиража, часть книг я должен был передать   в детские сады, детскую библиотеку, победителям конкурса на лучший рисунок и местным православным организациям.
 Свою книгу я назвал “Сказки дедушки Гены”.
                Мы обо всём договорились, и я, довольный сложившейся ситуацией, уехал с женой в Москву.   
                Однако, спустя некоторое время, мне позвонила Ирина Фёдоровна и сообщила, что дети, участвующие в конкурсе, хотят встретиться с автором сказок до их работы над рисунками, чтобы на него поглядеть и задать ему вопросы. Конечно, я поехал в Алатырь для встречи с юными дарованиями, которая была организована силами работников центральной библиотеки. Собралось около двадцати детей разного возраста, некоторые из них учились в детской школе искусств. Вопросы были самые разные, и некоторые далеко не детские, типа: “Как к вам приходят в голову сюжеты сказок? На какой возраст они рассчитаны? Чему они учат?”. Интересно отметить, что, как и в моём далёком школьном детстве, девочки чинно сидели на своих местах, поднимая согнутую в локте руку, чтобы о чём-то меня спросить или высказаться, а ребята - поднимали прямую руку вверх, активно ей размахивали и вскакивали с мест. Дети остались детьми, только кругозор у них был уже значительно шире нашего. Поэтому не удивительно, что за два часа интересного собеседования я устал больше, чем после доклада на научной конференции или совещании. А в целом, обе стороны, как мне показалось, остались очень довольны результатами встречи.
После проведения конкурса и отбора рисунков для иллюстрации книги, она была выпущена небольшим тиражом.
                Спустя два месяца мы с женой приехали в город Алатырь на праздник, посвящённый “Дню города” и привезли с собой сорок два экземпляра книги, чтобы наградить ими   авторов рисунков, а также  передать их в библиотеки, детские сады, школу искусств и в Алатырскую епархию Русской православной церкви.
                Встреча состоялась в зале главной алатырской библиотеки. Народу собралось много: победители конкурса с родителями, руководители детских садов, представитель епархии, а также дети разного возраста и взрослые читатели. После короткой вводной речи Ирины Фёдоровны началось обсуждение иллюстраций в книге. Авторы рисунков выходили к стенду, на котором тот размещался и поясняли, что на нём изображено.  Я задавал уточняющие вопросы и с интересом слушал ответы на них. Иногда даже вспыхивала короткая дискуссия. Так, на мой вопрос одиннадцатилетней девочке: “Кто такая изображена на её рисунке?”. Последовал неожиданный ответ: “Вы сами не видите, что ли, какие у нарисованной мною девочки голубые глаза? Это же, конечно, Синеглазка, разве это непонятно?”. Мне ничего не оставалось делать, как признаться в своей некомпетентности!
                Рядом со мной сидел мальчишка, который не радовался вместе со всеми участниками встречи, а становился всё грустней и грустней. Мне показалось, что ещё немного, и он вообще заплачет. Выбрав момент, я тихонечко спросил: “Чем ты так расстроен?”. “ Я тоже хотел участвовать в конкурсе и получить книжку, а рисовать просто не умею”, - прошептал он. “А чем ты занимаешься?”. - “Спортом”. – “Каким?”. – “Я хожу в футбольную секцию и играю левым крайним нападающим в детской сборной города”. – “Вот видишь, какой ты молодец! Не каждый мальчишка может играть за сборную город! А книгу я тебе подарю, не расстраивайся”.
Книгу, конечно, я ему подарил.
После того, как встреча закончилась, несколько девочек подошли ко мне и с серьёзным видом попросили автограф. За этим явно чувствовалось влияние телевизионных передач, которые они смотрели. В детстве большинство детей стараются повторить поведение взрослых и эти девочки тоже.       
               Поэтому я с невозмутимом видом удовлетворил их просьбу, словно они были взрослыми девушками.
        Спустя два дня, мы с женой шли по улице Ленина, направляясь в магазин. Навстречу нам двигалась группа детей детсадовского возраста, которую возглавляла воспитательница, а замыкала женщина, которая, скорее всего, была одной из родительниц. Дети шли тихо, держась за руки.  Воспитательница остановилась и неожиданно для меня произнесла: “Дети, навстречу нам идёт человек, написавший книгу «Сказки дедушки Гены», которую мы с вами вчера читали. Поздоровайтесь с ним”. Дети остановились и дружно произнесли:
“ Здравствуйте, дедушка Гена!”.  Это было так трогательно, что у меня на глаза навернулись слёзы. Я едва справился с нахлынувшим волнением и громко поздоровался с ними.
                Эта встреча запомнилась мне на всю оставшуюся жизнь!
И вообще, несмотря на то, что в Алатыре прошли только детство и юность, а остальную часть жизни я провёл в Москве, город “поселился” в моём сердце, заставляя снова и снова навещать его. Так уж получилось, что мне довелось побывать во многих городах и странах, где я видел много красивых мест и обихоженных городов. Однако, они  не затрагивали глубин моей души, хотя многие из них мне нравились, а иногда даже вызывали чувство восторга. Конечно, Алатырь, как город, уступает многим европейским городам по количеству дорог с твёрдым покрытием, чистоте, удобствам проживания, сохранности исторических зданий и сооружений, красотой домов и по соблюдению порядка. Но это мой город, моя русская природа вокруг и мой, понятный для меня, народ!
Пусть город существует как можно дольше и становится всё лучше и краше, а жители - счастливее!
                Г. А. Матюшин. 21. 01. 2025г.
.