О белорусском молоке

Недавно споткнулась и разбила экран своего старого планшета. Оправившись от шока, стала думать, что у меня в нём такого, что безвозвратно пропадёт. Фотографии и видео, которые нигде в соцсетях не размещала, а ещё тексты, но не свои, а чужие, летом 14-го ко мне попало несколько неопубликованных сказок Стрелкова.

Своего принтера нет, в библиотеке мне пообещали распечатать один экземпляр, послала на мейл одной сотруднице, приезжаю, и оказывается, что, во-первых, распечатка дорогая, а во-вторых, на гугл-диск с любого устройства можно через пароль от почты зайти, так что не пропадут эти тексты.


Попутно разговорилась с работницей библиотеки, слово за слово, сначала про Стрелкова, потом вообще про войну, потом про "моих" беженцев, как они устроились на нашей белорусской ферме и шокировали меня своими рассказами (сначала про войну, потом про ферму).

И эта милейшая субтильно-культурная женщина вздохнула и говорит:

- Да я знаю, нас ведь периодически выгоняют на фермы навоз чистить. Вплоть до завотделом культуры.

Тут я потеряла дар речи. Сама на картошке была в последний раз в 1984-м году, на втором курсе университета, но воспоминания живы, такое не забывается. До этого не раз приходилось, гоняли и в школе на прополку капусты, и в питерском авиаучилище на овощную базу перебирать урожай, но с весны 85-го как отрезало, перестройка началась.

А ведь я одно время работала здесь, в Беларуси, в сельской школе социальным педагогом и психологом, но этой военной тайны не знала, поскольку сми  о ней молчат как партизаны на допросе.

Молока в Беларуси много, даже очень много, натурального, но каждый раз, как соприкоснёшься с реальностью, на какое-то время пропадает желание его пить. Не потому, что оно чему-то не соответствует, нет, раз сама завотделом культуры убирает навоз на совхозных фермах, значит, санэпидемстанция не дремлет. Просто как-то тошно становится, пока не забудешь.