Увидеть огромную кошку-7. Элизабет Питерс
УВИДЕТЬ ОГРОМНУЮ КОШКУ.
ГЛАВА 7
ЛЮБОВЬ ГУБИТЕЛЬНО ДЕЙСТВУЕТ НА МОЗГ И ОРГАНЫ МОРАЛЬНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ.
Распрощавшись с миссис Джонс, мы стояли в холле, ожидая лифта, и Сайрус торжественно провозгласил:
– Миссис Амелия, я бесконечно благодарен вам за обретённый опыт.
– Надеюсь, вы не поверили её протестам.
– Ну, я не знаю, верить или нет, – поглаживал бородку Сайрус. – И скажу вам, миссис Амелия, это случается со мной не каждый день. Обычно я довольно хорошо распознаю лжецов, но эта дамочка... Согласитесь, она оказалась совсем не такой, как я ожидал. Вы думаете, что она лгала?
– Она не оставила нам выбора – только верить ей, пока мы не докажем, что она лжёт, – горько заключила я. – Если она права, разуму Дональда угрожает опасность. Я в бешенстве! Когда мы приехали сюда, я даже и подумать не могла, что мы окажемся в союзе с самоуверенной мошенницей. Буквально содрогаюсь при мысли о том, что скажет Эмерсон. Где этот треклятый лифт?
– Лифтёр, вероятно, вздремнул. Но она назвала нам своё настоящее имя. И с жестокой честностью описала свои методы.
– Так, мой дорогой Сайрус, действует искусный лжец. Она рассказала нам все факты, которые мы могли бы узнать сами, но очень мало помимо этого.
Лифта не было – он вечно ломался – поэтому, подождав, мы спустились по лестнице. Беседа заняла больше времени, чем я ожидала, поскольку мы обсуждали различные методы убедить Дональда в том, что принцессы его мечты не существует. Сайрус ещё больше продлил разбирательство, вступив в добродушную словесную дуэль с дамой – возможно, он расценил бы её как словесную игру в покер. В конце концов Сайрус заявил, что такой деликатный вопрос требует дальнейшего обсуждения. Он хотел встретиться с Дональдом и дать собственную оценку психическому состоянию последнего.
– Вот ваш шанс, – сказала я, когда мы вошли в вестибюль.
– Прошу прощения? – вздрогнул глубоко задумавшийся Сайрус.
– Вот Дональд с Энид, а также Давид и Нефрет. Дети, очевидно, ждали нас, когда вошли Фрейзеры. Чёрт побери, я надеюсь, они не сказали ему... Куда подевался Рамзес, хотела бы я знать?
Дональд заметил меня. Поднявшись и улыбаясь, он жестом пригласил нас присоединиться к ним за столиком. Когда они с Сайрусом пожали друг другу руки, я поняла, что Сайрус не нашёл ничего общего между бледным неврастеником, которого рисовало его воображение, и стоявшим напротив сияющим, сердечным молодым джентльменом. А вот Энид выглядела скверно. Широкий пояс на талии вопреки моде свободно болтался, хотя его и застегнули до последней дырочки, а под глазами залегли тени.
Я отклонила её приглашение выпить с ними чаю, объяснив, что мы условились с Эмерсоном, но позволила Дональду помочь мне сесть.
– Кажется, нам придётся дождаться Рамзеса, – заметила я. – Почему его здесь нет?
Давид выглядел виноватым – как и обычно, бедный мальчик.
Нефрет не дала ему и рта раскрыть:
– Мы потеряли его. Ты же знаешь Рамзеса – он вечно уходит посплетничать с каким-нибудь грабителем гробниц или фальсификатором.
Дональд весело подхватил:
– С ним всегда было нелегко справиться. Знаете, мисс Форт, я некогда был наставником юного Рамзеса. Не могу сказать, что многому его научил; скорее, наоборот. В жизни не видел такого болтуна, как этот парнишка.
Сайрус вопросительно посмотрел на меня, на что я пожала плечами. Маньяки, как нам известно, непредсказуемы. Кое-кто из безумцев, которых я знала, вёл себя вполне разумно во всех отношениях, кроме одного. Сайрус не видел, как Дональд возвёл очи к небесам в экстазе поклонения и не слышал его дикого крика. Я знала, что очередная вспышка – это лишь вопрос времени.
Несмотря на это, меня ошеломило, когда Дональд продолжил, не изменив ни тона, ни выражения лица:
– Мисс Форт говорит мне, миссис Эмерсон, что найденная вами вчера мумия не принадлежит принцессе Ташерит. Но я мог бы поклясться, что узнал её.
– Э... нет, мистер Фрейзер, вы ошиблись, – пробормотала я.
– Вы уверены? – Таким тоном можно было говорить об общей знакомой. – Тогда нам придётся продолжить поиски. Она не смогла дать точных указаний, поскольку местность сильно изменилась за последние три тысячи лет, но как только миссис Уитни-Джонс ознакомится с географией…
Энид, вспыхнув, отодвинула стул и вскочила.
– Дональд! Ради всего святого, перестань! Ты говоришь, как...
К счастью, в этот момент её голос сорвался, и она не закончила фразу. Я была уверена, что эта фраза явно не улучшила бы душевное состояние Дональда. Вскочив вслед за ней, я крепко схватила Энид за плечи и собиралась малость встряхнуть её, но тут глаза Энид расширились, а застывшее тело обмякло.
– О, – выдохнула она.
– Прошу прощения за опоздание, – произнёс Рамзес. – Надеюсь, вам не пришлось слишком долго ждать.
Долли не отходила от него, цепляясь за его руку. Я не сомневалась, что она прекрасно понимала, какую красивую картинку ей удалось создать: поля её украшенной цветами шляпы касались его плеча, а маленькая рука в перчатке лежала на рукаве мужчины. Рамзес с явным трудом оторвал её от себя и усадил на стул.
– Где мистер Толлингтон? – спросила я. – Рамзес! Ты не...
– Я прогнала его, – ответила Долли, разглаживая перчатки. – Он был груб с мистером Эмерсоном.
Я посмотрела на Рамзеса, который остался стоять, заложив руки за спину и опустив глаза – очевидно, избегая моего взгляда. Я не сомневалась, что он был груб с мистером Толлингтоном.
– Нам пора уходить, – вмешалась Нефрет. – Тётя Амелия?
– Да, мы опаздываем, – пробормотала я в некоторой растерянности, потому что на нас снова свалилась Долли – без спутников, без компаньонки и без малейшего представления о дисциплине. И у меня не хватало совести оставить девушку одну после того, что мы услышали от её отца. – Мисс Беллингем, вы встречались с нашими друзьями? Миссис Фрейзер, мисс…
– Мы встречались, – резко кивнула Энид. – Добрый день, мисс Беллингем. Надеюсь, вы не простудились?
У меня сложилось странное впечатление, что несколько человек перестали дышать. Долли не входила в их число. С самой сладкой улыбкой, которую только можно вообразить, она ответила:
– Вы были без шали, миссис Фрейзер. Даме в вашем возрасте следует быть поосторожнее; около полуночи в саду становится очень холодно.
Давид зажал рот рукой и отвернулся.
– Подавился? – поинтересовалась я. – Рамзес, ты мог бы слегка стукнуть его по спине?
– С радостью, – ответил Рамзес и выполнил мою просьбу с такой сердечной доброжелательностью, что Давид пошатнулся.
Я представила джентльменов Долли, и Сайрус, продемонстрировав трезвую американскую смётку, на которую я рассчитывала, избавил меня от затруднений.
– Думаю, я составлю компанию своим новым друзьям за чашкой чая, – заявил он, многозначительно глядя на меня. – И позабочусь о том, чтобы эта молодая леди благополучно вернулась домой к папочке. Я знаком с вашим отцом, мисс Беллингем, и, как может засвидетельствовать миссис Эмерсон, рядом со мной вы окажетесь в надёжных руках.
– Уверена в этом, – без энтузиазма отозвалась Долли.
Энид отвела меня в сторону.
– Ну? – требовательно спросила она. – Вы видели её?
– Да. Я должна поговорить с вами наедине, Энид; сейчас не время и не место для долгого разговора. Вы можете прийти к нам завтра днём, без Дональда?
– Почему не сегодня вечером? Я не могу больше это вынести, Амелия, – заламывала руки Энид.
– Уверяю вас, что полностью контролирую ситуацию, – ответила я, надеясь, что это действительно так. – Один совет, Энид. Не бросайте ему вызов и не браните его. Сохраняйте спокойствие, не делайте ничего, что могло бы вывести его из равновесия, и всё будет хорошо.
Её взгляд переместился с меня на детей, которые ждали у двери.
– Хорошо... А профессор будет?
– Да, и Сайрус, и, если вы не возражаете, дети. Они вполне разумны для своего возраста. У нас будет небольшой военный совет.
– Я не возражаю. Спасибо, Амелия, я приду.
Подъехав к дому, мы обнаружили Эмерсона на веранде, его ноги – поднятыми на скамеечку, а Сехмет – расположившейся у него на коленях.
– Наконец-то, – буркнул он. – Что вас так задержало? Впрочем, неважно, я не хочу об этом слышать. Рамзес, я взял на себя смелость одолжить Ришу сегодня днём, так что выводить его не нужно. Нефрет, эти фотографии нужно проявить. Давид…
– Пожалуйста, пойди и скажи Али, что мы готовы к чаю, – прервала я, кивая Давиду.
– Я не хочу проклятого чая, – рявкнул Эмерсон.
– Да, хочешь. – Я села и сняла шляпу. – Значит, тёмная комната... пуста?
Эмерсон отложил книгу.
– Люди Уиллоуби увезли её сегодня днём. Кромер посылает кого-то из Каира, чтобы тот взял на себя ответственность, но этот человек не может быть здесь раньше завтрашнего вечера.
– По крайней мере, в этом случае нет необходимости спешить.
– Нет. Она может лежать сколько угодно.
Рамзес и Нефрет последовали за Давидом в дом, поэтому я не возражала против неподобающей манеры, в которой мой муж заявил об этом неоспоримом факте. Эмерсон – самый чувствительный из мужчин, но порой скрывает свои чувства под оболочкой бессердечия.
– Мы с Сайрусом провели очень интересный разговор с миссис Джонс, – сказала я. – Хочешь, чтобы я…
– Нет, – перебил Эмерсон. – Где дети? Где мой чай?
Его раздражительные, ясно слышимые вопросы вызвали немедленные ответы от заинтересованных лиц. Мы удобно устроились, и Сехмет переползла с колен Эмерсона на колени Рамзеса, а тот немедленно передал её Давиду.
– Так чем вы занимались весь день? – спросила Нефрет, усаживаясь на подлокотник кресла Эмерсона и целуя его в макушку. Она видела, что он явно не в духе, а её ласковые уловки редко не помогали улучшить его душевное состояние.
– Наконец-то разумный вопрос, – проворчал он. – Хочешь сказать, что в этой семье есть кто-то, интересующийся египтологией?
– Мы все такие, сэр, – искренне заверил его Давид. – Мне очень жаль, если я…
– Неважно, Давид, – прервал Эмерсон более приветливым тоном. – Ты слишком часто извиняешься, мой мальчик. Моя деятельность сегодня днём, разительно контрастирующая с деятельностью некоторых других людей, дала полезные результаты. Мы ещё не закончили с гробницей «Двадцать-А». Ни черта, – добавил он радостно.
– То есть, Эмерсон, что ты имеешь в виду? – спросила я, ибо знала, что намёк направлен в мой адрес.
Эмерсон достал трубку и кисет с табаком.
– Обнаруженная нами единственная камера – всего лишь часть. Сама гробница простирается дальше.
– Что?! – возопила я. – Но, Эмерсон, как ты это обнаружил?
Эмерсон критически взглянул на меня.
– Ты преувеличиваешь, Пибоди.
– А ты, мой дорогой Эмерсон, намеренно затягиваешь ожидание. Откуда ты узнал, что гробница больше, чем эта камера?
– Ты и сама могла бы догадаться, Пибоди. Если бы ты не была так занята телом – что весьма отвлекало, признаю – то заметила бы, что размеры и форма помещения не напоминают размеры и форму гробницы. Комната была едва ли шести футов в ширину, а потолок круто спускался вниз. Я сразу заподозрил, что пол искусственно выровняли, а первоначальный каменный пол имел наклон под тем же углом, что и потолок. Короче говоря: то, что мы видели – не комната, а первая секция нисходящего коридора.
– Как здорово! – воскликнула Нефрет.
Эмерсон не обвинял её в преувеличении. Он нежно улыбнулся ей и похлопал по руке. Затем вопросительно посмотрел на Рамзеса.
Рамзес не издал громкого возгласа и не выразил удивления. Несколькими годами ранее он утверждал бы – правдиво или нет – что обнаружил те же самые факты. А сейчас просто кивнул:
– Отлично, отец.
– Вчера я убрал достаточное количество обломков на полу, чтобы доказать справедливость моей теории, – довольным тоном заявил Эмерсон. – Как далеко простирается проход, не могу сказать, но гробница явно намного обширнее, чем мы предполагали.
– Королевская гробница! – воскликнула Нефрет с сияющими глазами.
– Необоснованное предположение, – хмыкнул Рамзес, проводя указательным пальцем по усам. – И в других – не царских – гробницах есть коридоры и несколько комнат. Вряд ли можно надеяться найти другую могилу, столь же богатую, как гробница Тетишери. Два таких открытия…
– О, ты вечно готов окатить холодной водой, – раздражённо перебила Нефрет. – Тебя вообще ничего не выведет из равновесия? И хватит играть с этими дурацкими усами!
Мы с Давидом одновременно открыли рот.
– Вот что, дети… – пробормотала я.
– Кто-нибудь хочет ещё чашку чая? – Слабая попытка Давида перевести разговор.
Голос Эмерсона с лёгкостью заглушил нас.
– Любые спекуляции – пустая трата времени. Посмотрим, как будут обстоять дела завтра.
Незаметно для всех нас, в том числе и для Рамзеса, Сехмет просочилась (точнее не скажешь) на колени к моему сыну. Он поднял бедное создание и вернул её Давиду, не обращая внимания на жалобный протест кошки.
– Если завтра я тебе не понадоблюсь, отец, то продолжу копировать. Мистер Картер разрешил мне работать в Дейр-эль-Бахри.
– Не дуйся, Рамзес, – улыбнулась Нефрет. – Мне очень жаль, что я грубо высказалась по поводу твоих усов.
– Я никогда не дуюсь, – отрезал Рамзес. – Отец?
– Да, конечно, мой мальчик. Как хочешь.
Мы решили лечь спать пораньше. Рамзес и Давид вернулись на дахабию, а Нефрет заявила, что ей ещё предстоит множество дел: вымыть волосы, заняться чтением, починить чулки. Она любила шить не больше, чем я, и её чулки всегда были шокирующе дырявыми, поэтому я похвалила её усердие и пожелала спокойной ночи – тем охотнее, что мне не терпелось пообщаться с Эмерсоном наедине.
К моему радостному удивлению, он точно так же хотел поговорить со мной о вещах, о которых и упоминать до сих пор не собирался.
– Пожалуйста, сделай одолжение и воздержись от злорадства, Пибоди, – заметил он после того, как мы с удобством устроились в нашей комнате. – Потому что я не потерплю этого, слышишь?
– Конечно, нет, дорогой. Какое именно событие заставило тебя передумать?
– Никакого отдельного события, но неумолимое накопление доказательств. Сегодняшние откровения Беллингема подвели черту, – признал Эмерсон, нахмурившись. – Нас побудили найти эту гробницу с её ужасным содержимым. Ублюдок-убийца зашёл так далеко, что указал нам точное место, чтоб его разорвало! Должно быть, это он напал на девушку в Эзбекие – потому что я категорически отказываюсь, Пибоди, признавать наличие двух злодеев, когда и одного вполне достаточно. Он послал полковнику сообщение, и вчера оно привело Беллингема в Долину как раз вовремя, чтобы увидеть, как мы выносим тело.
– В этом есть смысл, Эмерсон.
– Нет, клянусь небом, ничего подобного! – взорвался Эмерсон. – Слишком много вопросов без ответа. Почему этот парень продолжает испытывать такую злобу к Беллингему? Почему он не похоронил тело в пустыне и не забыл о его существовании? Почему он выбрал нас в качестве инструмента для предания его деяний гласности? Даже не произноси слова «сумасшествие», Пибоди. Этот парень не может быть буйным сумасшедшим; за его действиями скрываются цель и метод.
– Я полностью согласна, Эмерсон. Осталось только выяснить эту цель.
– Всего лишь? – Эмерсон засмеялся и, повернувшись, обнял меня. – Одна из черт, которые мне нравятся в тебе, Пибоди – это непосредственность твоего ума. Всё будет не так-то просто, как ты предполагаешь, но, чёрт возьми! Полагаю, нам всё-таки придётся приложить руку к этому делу. Я не намерен быть послушным орудием в руках убийцы. А детей оставим в стороне. Особенно Нефрет.
– Можно попробовать, – с сомнением протянула я.
– Да ладно, Пибоди, не думаю, что мы столкнёмся с особыми сложностями. У детей найдётся, чем заняться. Если ты воздержишься от обсуждения с ними своих эксцентричных теорий, они вскоре полностью забудут о Беллингемах.
Из рукописи H:
Давиду казалось, что безрезультатный спор длится уже много часов, но он не отступал:
– Это очень скверная идея, Рамзес. Я бы хотел, чтобы ты этого не делал.
Рамзес продолжал собирать необходимые вещи. Он связал их в аккуратный узелок и взглянул в окно, где в темнеющем небе сияли первые вечерние звёзды.
– Ты что-то слышал?
– Только ветер ночной, что дует сквозь ветви, – Давид уже познакомился с английской лирической поэзией. – Ты пытаешься сменить тему? Лучше бы ты изменил свои намерения. Прошу тебя!
Рамзес порылся в ящике и достал жестянку с сигаретами. Давид с чувством простонал:
– Если тётя Амелия узнает об этом, она…
Ему не хватило слов, но он взял сигарету. Рамзес зажёг обе.
– Матушке это не понравится, – согласился он, по-арабски сложив руки вокруг сигареты. – Давид, я не прошу тебя идти со мной или лгать, если она задаст тебе прямой вопрос. Только не торопись удрать домой, чтобы успокоить свою совесть.
– Да о чём ты говоришь! Я беспокоюсь о твоей безопасности, брат, – ответил Давид по-арабски. – У мужчины с собой нож. Однажды он тебя ранил.
– Он застал меня врасплох, – коротко бросил Рамзес.
Давид уселся на край кровати.
– Никто не превзойдёт тебя в драке на ножах, но если он нападёт, это будет нечестный бой. Потому что это случится сзади и в темноте. Почему ты должен так рисковать из-за незнакомой женщины? Ты любишь её?
– Любишь? – раздался голос из окна.
Она не успела закончить короткую фразу, как Рамзес обеими руками схватил её за горло. Она стояла совершенно неподвижно, улыбаясь его испуганному лицу.
– Отлично, мой мальчик. Похоже, летом ты не терял времени зря!
Рамзес, палец за пальцем, убрал руки.
– Я сделал тебе больно?
– Немного. Я заслужила, – добавила она, потирая горло.
– Чёрт побери, Нефрет! – На этот раз эмоции лишили его речи. Он втащил её в комнату и швырнул на кровать с такой силой, что девушка подпрыгнула вместе с Давидом.
Нефрет засмеялась.
– Ты не услышал меня, пока я не заговорила, – удовлетворённо промурлыкала она. – Тебе следовало бы заняться резьбой по дереву столь же усердно, как и сражениями на ножах. Чёрт возьми, Рамзес! Бой на ножах! И курение! Что скажет тётя Амелия?
На ней были брюки и фланелевая рубашка, а волосы спускались по спине, сияющие волны сдерживал лишь свободный шарф. Рамзес сглотнул.
– Ты собираешься ей сказать?
– Жутко хотелось бы! Можно мне одну из этих сигарет?
Давид рассмеялся и обнял Нефрет.
– Дай ей одну. Клянусь Ситт Мириам (143) и всеми святыми, это чудесная женщина.
– Все за одного и один за всех, – обняла Нефрет его в ответ. – За исключением того, что вы всегда пытаетесь жульничать. А теперь дайте мне сигарету, и у нас начнётся военный совет, как и раньше.
Без единого слова Рамзес протянул ей жестянку. Она взяла сигарету и посмотрела вверх, ожидая огня.
– Ох, Рамзес, ты так бледен. Я тебя напугала, бедный мальчик?
– Есть несколько способов справиться с незваным гостем, – процедил Рамзес. – Совершенно случайно я выбрал наименее смертоносный. Ради Бога, Нефрет, пообещай мне, что ты больше не будешь так поступать.
– Не с тобой, во всяком случае. – Она взяла его за руку и поднесла спичку к кончику сигареты.
– Как ты ушла от тёти Амелии? – спросил Давид.
Нефрет выпустила огромное облако дыма.
– Довольно неприятный вкус, – заметила она. – Но, кажется, кто-то привык к нему. Как я ушла? Я не лгала. Я надела чулки и вымыла волосы, как и говорила. А затем вылезла из окна и оседлала одну из лошадей, которых нанял профессор. Я должна вернуть её в ближайшее время, так что начинай говорить. Ты влюблён в эту маленькую дурочку, Рамзес?
– Нет.
– Я знала, что у тебя есть здравый смысл, но всё равно рада это слышать. – Нефрет одобрительно кивнула. – Я понимаю твои мотивы. Они, конечно, делают тебе честь, но я не верю, что ты сможешь долго следовать своему плану, даже если мы с Давидом тебя поддержим.
– Это не займёт много времени, – объяснил Рамзес. – От силы день-другой.
– Я так и думала. Тебе недостаточно довольствоваться её охраной. Ты хочешь выманить его и принудить к схватке.
Рамзес закусил губу, пытаясь сдержать гневный ответ. Она не могла этого подслушать; он не признался в этом даже Давиду. Иногда казалось, что она читает его мысли.
Он надеялся, что только иногда.
– Это наиболее разумный образ действий, – настаивал он. – Сама понимаешь, я не могу долго следовать за Долли по Луксору, а этот парень опасно непредсказуем. В следующий раз ему может вздуматься напасть на кого-нибудь из нас, особенно если матушка будет действовать в своей обычной манере.
Ему не пришлось вдаваться в подробности. Давид выглядел серьёзным, и Нефрет, перестав улыбаться, кивнула.
– У неё имеется привычка вставать на пути убийц, благослови её Небеса. Короче говоря, ты собираешься использовать мисс Долли в качестве приманки. Довольно хладнокровно с твоей стороны, Рамзес.
Она одобрительно улыбнулась ему. Рамзес решил, что никогда не поймёт женщин.
Ему было трудно убедить Нефрет не сопровождать их, и только после того, как он пообещал держать её в курсе происходящих событий – и подарил оставшиеся сигареты – она согласилась вернуться в дом. Он подсадил её на лошадь и стоял, наблюдая, как она исчезает в темноте.
– Если ты закончил, нам пора идти, – сказал Давид, стоявший у его локтя.
– Да, конечно.
Когда они двинулись в путь, Давид мягко произнёс:
– Я и не знал, что существует такая женщина, как она. У неё сердце мужчины.
– Лучше бы она не услышала, как ты это говоришь.
Давид рассмеялся.
– А тебе, друг мой, лучше бы не рассказывать ей о другом. Мне страшно подумать, что она в этом случае предпримет.
– О чём другом? А, о вызове Толлингтона. Просто мальчишеское хвастовство.
– И поделом ему будет, если ты примешь вызов, – довольным тоном заметил Давид.
– Пистолеты на расстоянии сорока шагов? – Рамзес издал тихий звук, максимально близкий к смеху – звук, который мало кто слышал, кроме Давида. – О подобном уже давно забыли, даже в Старом Доминионе. Или в Вирджинии (144)? Никогда не мог удержать в голове эти американские округа. Он попросту пытался произвести впечатление на Долли.
– И что, это произвело на неё впечатление?
– О да. Смотреть, как двое мужчин дерутся из-за неё – предел её желаний. Она, – рассудительно продолжил Рамзес, – маленькое кровожадное существо. Похожее на котёнка – мягкое, мурлыкающее, бессовестное и жестокое.
На следующее утро за завтраком Нефрет подтянула одну штанину до колена и с гордостью продемонстрировала чулок, заштопанный в двух местах. Штопка вся бугрилась. Я решила не упоминать об этом и не указывать на то, что некоторые могут счесть неподобающим показывать нижнюю конечность – даже в чулке – трём мужчинам (145). Никто из них не проявил особого интереса, кроме Эмерсона, который одобрительно кивнул:
– Очень аккуратно, дорогая.
Я добавила свою похвалу и предложила ей надеть ботинки, что она и сделала. Рамзес объявил, что он быстро осмотрит гробницу, прежде чем приступить к собственному проекту. Солнце едва успело взойти над утёсами Восточного берега, когда мы отправились в путь; воздух был свеж, а длинные тени – прохладными и серыми.
Дюжина рабочих, опередив нас, убирали камни, приваленные Эмерсоном к двери, чтобы та удержалась на месте.
– Нет никаких признаков посторонних, – сообщил Абдулла.
Эмерсон кивнул.
– Даже нашим честолюбивым соседям из Гурнаха потребуется некоторое время, чтобы убрать завалы в коридоре. Если увидим что-нибудь интересное сегодня или завтра, то примем дополнительные меры.
Мы последовали за ним вниз по лестнице. Абдулла выглядел намного веселее. Изучение неизвестной гробницы вполне укладывалось в его мнение о том, чем должна заниматься археология. Эту точку зрения разделяло большинство археологов, в том числе, признаюсь, и я.
Сила и энергия Эмерсона были поистине сверхчеловеческими, но даже он смог убрать лишь небольшую часть обломков. Однако этого оказалось достаточно, чтобы доказать его правоту. За дверным проёмом теперь виднелся узкий участок первоначального каменного пола, который действительно спускался под тем же углом, что и потолок. Больше почти ничего не было видно; темнота царила в той области, где потолок соприкасался с обломками пола.
Со свечой в руке, склонив голову, Рамзес прошёл мимо меня.
– Хм-мм, – протянул он.
Поскольку это замечание не было особо информативным, я снова поднялась по ступенькам. Абдулла опередил меня; один быстрый взгляд – всё, что ему требовалось, чтобы отдать людям распоряжения.
– Что ты думаешь, Абдулла? – спросила я.
– Хм-мм, – протянул Абдулла.
Я решила, что понимаю, почему он так груб со мной; это не имело никакого отношения к сложности задачи, которая, возможно, мне предстояла. Нет, его беспокоила странная мумия, которую мы нашли. Я размышляла о том, следует ли мне рассказать ему о том, что мы обнаружили, и затем поняла, что ему, вероятно, известна по меньшей мере часть правды – так или иначе – и что было бы глупо и жестоко не доверять ему полностью.
– Ты не знал об этой могиле, – констатировала я факт.
– Если бы я знал, то сказал бы тебе, Ситт.
– Na'am (146), конечно. Но кто-то знал, Абдулла. Бедную женщину, тело которой мы нашли вчера, поместили сюда не так давно.
– Не позже трёх последних сезонов.
– Откуда ты знаешь? – уважительно спросила я.
Суровое лицо старика расслабилось. Раньше мы, Абдулла и я, были партнёрами; ни один мужчина никогда в жизни не служил мне лучше. Моя сдержанность и отказ спросить его совета ранили его чувства.
– В гробнице была вода, – объяснил он. – Она оставила линию вдоль стены. Последний сильный дождь был три года назад. Вода не коснулась ни покрывал, ни рыхлой насыпи на полу.
– Я этого не заметила, – призналась я. – Ты – зоркий наблюдатель и проницательный человек, Абдулла. Сможешь поговорить с гурнахцами и узнать, известно ли кому-нибудь из них об этой гробнице?
– Ты думаешь, что какой-то мужчина из Гурнаха убил женщину и поместил её сюда?
У Абдуллы в том селе было много друзей и родственников. Он не одобрял, но понимал их закоренелую привычку грабить гробницы. Однако убийство было деянием совершенно иного порядка — грехом против Бога и преступлением, которое обрушит весь гнев властей на людей, предпочитающих избегать такого внимания.
– Я в этом сомневаюсь, – честно ответила я. – Более вероятно, что убийца был иностранцем. Но жители Гурнаха знают эти скалы, как другие люди – комнаты своих домов. Иностранец, чужак в Египте, не мог найти это место без посторонней помощи. Эта помощь могла быть оказана совершенно невинным человеком, Абдулла.
– Aywa (147).– Абдулла с явным облегчением кивнул. – Я узнаю, Ситт. Сказать только тебе, а не Отцу Проклятий?
Я улыбнулась ему.
– Может быть, лучше не надо, Абдулла. Конечно, ты не должен лгать ему, если он спросит тебя прямо.
– Отцу Проклятий нельзя солгать, – провозгласил Абдулла, как будто цитируя кого-то. Его левое веко задрожало, и я поняла, что милый старик пытается подмигнуть. – Но я постараюсь, Ситт Хаким.
Я подмигнула ему.
Вскоре после этого Рамзес ушёл, и за работу принялись всерьёз. Я пожалела, что, подобно Рамзесу, не придумала предлога, чтобы отлучиться, потому что продвижение было медленным и очень скучным. Примитивный, грубый труд: наполнять корзины измельчённым камнем и выносить их по ступеням на свалку, которую Эмерсон устроил в нескольких футах от входа. Мне не оставалось ничего другого, кроме как наблюдать. Мусор, который вытаскивали люди, был чистым, без единого черепка или обломка кости.
Однако с таким активным умом, как у меня, скучать не приходится. Лишённый археологической деятельности, он обратился к мыслям о преступлении. Безумный Скаддер, должно быть, очистил этот участок прохода, а затем выровнял его, чтобы устроить платформу, на которой будет покоиться тело. Почему он приложил столько усилий? Этот человек, несомненно, был сумасшедшим, но, как указал Эмерсон, и у безумия есть свои методы. И как он обнаружил ранее неизвестную гробницу?
Я поздравила себя с мыслью посоветоваться с Абдуллой. Очередное доказательство правоты того, что говорит нам Писание: доброта к другим приносит пользу самому себе. Доставив удовольствие старому другу, я преследовала свои цели – или, скорее, цели правосудия, поскольку каждый гражданин обязан расследовать преступление.
Даже Эмерсон был вынужден признать, что мы обязаны вмешаться в расследование.
Как лучше действовать в соответствии с предложенными мной (и Абдуллой) направлениями? Человек, которого мы искали, должен был провести некоторое время в Луксоре. Он не смог бы обнаружить гробницу без пассивного сотрудничества, по крайней мере, с одним или несколькими гурнахцами. Он известен им не как Даттон Скаддер, а под другим именем, которое принял после похищения и убийства миссис Беллингем. Как только власти в Каире узнают о последних событиях, они обязательно возобновят охоту на Скаддера, но маловероятно, что им удастся что-нибудь узнать от гурнахцев, которые не имеют обыкновения сотрудничать с полицией.
На моих губах появилась нежная улыбка, когда я подумала о том, как Абдулла пытался подмигнуть. Мы снова были сообщниками в заговоре, он и я; почему я не понимала, насколько ему нравится эта роль? Не было необходимости портить ему невинное удовольствие, извещая, что Эмерсон давно уже полностью осведомлён обо всём.
В половине второго я вытащила Эмерсона из гробницы, усадила его на удобный камень и протянула ему чашку холодного чая.
– Время прерваться, Эмерсон. За исключением короткого отдыха в полдень, люди усиленно трудились с семи утра.
Эмерсон сказал:
– Засыпка за пределами первой секции затвердела, как цемент, из-за повторяющихся наводнений. Нам придётся использовать кирки и...
– Эмерсон!
Эмерсон подскочил.
– Не нужно кричать, Пибоди, я тебя хорошо слышу. Угол спуска, похоже, такой же. Потребуется...
– Я возвращаюсь домой, Эмерсон.
Эмерсон тупо посмотрел на меня.
– Почему?
– Пей свой чай, Эмерсон. – Я взяла его руку и поднесла к губам вместе с чашей. Пока он пил, я продолжала: – Нефрет и Давид могут пойти со мной, тебе не нужны фотографии голых стен, и, поскольку ты продвигаешься не быстро, составление Давидом плана гробницы может подождать.
– Тебе скучно, Пибоди?
– Да, дорогой. Очень.
Бронзовый лоб Эмерсона нахмурился, но не раздражённо, а недоумённо. Я упоминала, что большинство раскопщиков жаждут сокровищ и артефактов. Эмерсон – одно из немногих исключений. Не то чтобы он возражал против открытия гробницы, подобной могиле Тетишери, но раскопки сами по себе – его страсть. Он был искренне очарован своим докучливым туннелем, забитым осыпью, твёрдой, как цемент. Увидев его ободранные руки, я поняла, что он орудовал киркой наравне с мужчинами.
– Ну, дорогая, поступай, как хочешь, – рассеянно бросил он, поднимаясь со скалы.
– Пожалуйста, не работай больше, Эмерсон. Там жарко и пыльно, да и воздух достаточно спёртый.
– Да, да, Пибоди. – Он был уже на полпути вниз по лестнице. – Я скоро пойду домой вслед за тобой. Я только хочу увидеть…
Больше я ничего не слышала.
При обычных обстоятельствах я бы никогда не бросила своего милого упрямого супруга, но, поскольку Энид должна была появиться к четырём, требовалось уехать немедленно. Я объяснила ситуацию Нефрет и Давиду, когда на обратном пути мы пересекали джебель.
– Вы хотите, чтобы мы были там? – спросил Давид.
– Тебе не обязательно присутствовать, если ты предпочитаешь этого не делать, но я не вижу причин, почему бы вам обоим не присоединиться к обсуждению. И Рамзесу, если он будет так любезен прийти вовремя к чаю. Ты можешь выдвинуть полезное предложение.
– Я ценю ваше доверие, тётя Амелия, – серьёзно ответил Давид.
Нефрет, считавшая само собой разумеющимся, что ей разрешат участвовать, только кивнула.
У меня было время искупаться и переодеться до приезда Энид. Она прибыла верхом и выглядела значительно лучше, чем накануне. Хотя я считаю езду на боковом седле как неудобной, так и опасной, должна признаться, что костюм для верховой езды чрезвычайно подходил даме с подтянутой фигурой и элегантной осанкой. Энид была превосходной наездницей; тёмно-зелёная амазонка стала для неё спасением, а щёки раскраснелись от свежего воздуха и полезных для здоровья упражнений.
Я велела её помощнику – давнему знакомому, как и большинство драгоманов, из которых, как минимум, половина носила имя Мохаммед – отвести лошадей в конюшню и подвела Энид к креслу на веранде. Следующим появился Сайрус. Едва он закончил приветствовать нас, как к нам присоединились Давид и Нефрет.
– Теперь, – сообщила я, – мы можем перейти к делу. Сайрус, прошу вас рассказать Энид и детям о нашей беседе с миссис Джонс.
– Не следует ли нам подождать Рамзеса? – спросила Энид. – И профессора?
– Предложения Эмерсона вряд ли будут полезными, – объяснила я. – Он слишком прямолинеен, чтобы понять всю сложность дела. Что касается Рамзеса, он уехал в Дейр-эль-Бахри сегодня утром, и полагаю, что он, как и обычно, потерял счёт времени. Мы не будем ждать их. Продолжайте, Сайрус.
Сайрус прочистил горло. Но не успел он произнести и слова, как Энид, взгляд которой блуждал по пустыне, воскликнула:
– Вот он! Он идёт.
Рамзес, сидевший на Рише, выглядел необычайно аккуратным и чистым. Судя по всему, он нашёл время, чтобы освежиться, ибо долгий день, проведённый на лестнице, прислонённой к залитой солнцем стене храма, не позволяет человеку выглядеть наилучшим образом. Спешившись без присущей ему пышности, он передал поводья конюху и присоединился к нам на веранде.
– На этот раз мы примем знаки внимания как должное, Рамзес, – вмешалась я, прежде чем ему удалось начать свою официальную литанию «Добрый день…» – Мистер Вандергельт собирался открыть собрание.
Но Энид протянула Рамзесу руку, и хорошие манеры заставили его взять её. Сын всё ещё держал Энид за руку – или наоборот – когда я жестом попросила Сайруса начать.
Его колоритная американская лексика придавала повествованию причудливое очарование, но само повествование было настолько лаконичным и точным, что, пожалуй, не уступило бы и моему изложению. Тем не менее на лице Энид появились признаки растущего нетерпения, и когда Сайрус перешёл к предложению миссис Джонс помочь нам вернуть Дональду здравый смысл, она взорвалась:
– Ложь! Она сама заманила его в это безумие! Разве паук освобождает муху, попавшую в его паутину?
Обняв поднятые колени, Нефрет пробормотала:
– Кажется, вы ей поверили, мистер Вандергельт. Почему?
Рамзес предвосхитил ответ Сайруса.
– Её предложение объясняется чисто эгоистическими интересами. Возможно, у неё и раньше возникали проблемы с законом, но если она так умна, как кажется, ей, несомненно, удавалось избежать любого сколько-нибудь серьёзного обвинения. Если же мистеру Фрейзеру будут причинены тяжёлые душевные или физические страдания, её могут арестовать. Самое меньшее – неблагоприятная огласка имела бы разрушительные последствия для её карьеры.
– Именно это я и собирался сказать, мой юный друг, – заметил Сайрус, весьма недружелюбно взглянув на Рамзеса. – А теперь послушайте, ребята: я практичный человек, и нам нужно практическое решение, а не куча фантастических теорий. Можно следить за миссис Джонс, а то и найти основания для ордера на арест. Но что толку от этого мистеру Фрейзеру? Что важнее: помочь ему поставить мозги на место или упрятать дамочку в кутузку?
Энид застыла.
– Не могу поверить, что вы действительно так считаете, мистер Вандергельт. Я хочу, чтобы эту женщину наказали за её преступления! Это целиком её вина! Дональд никогда бы не поверил в подобную фантазию, если бы эта Джонс не отравила его разум!
Сайрус не был человеком, который станет противоречить даме, хотя я заметила, как у него напряглись мышцы вокруг рта. С мягким южным акцентом он успокаивающе протянул (148):
– Полагаю, вы приняли решение, миссис Фрейзер.
Рука Энид остановилась на пушистом предмете, который просочился ей на колени. Только когда Сехмет принялась мурлыкать, женщина заметила это существо; со слабой улыбкой она продолжала гладить кошку и ответила вполне спокойным и благовоспитанным тоном:
– Возможно, мистер Вандергельт; но раз уж я советуюсь с вами… со всеми вами, – её глаза обежали круг внимающих лиц, – и поскольку вы были настолько добры, что посвятили своё время моим делам, я по меньшей мере обязана прислушаться к вашим советам. Что вы предлагаете?
Мысли немедленно возникли у всех, кроме Давида, сохранявшего обычное скромное молчание. Нефрет предложила «заставить миссис Джонс признаться мистеру Фрейзеру».
– В присутствии всех нас, – добавила я. – Конечно, наши совместные логические аргументы должны вернуть ему правильный образ мышления.
Рамзес поджал губы и покачал головой.
– Абсолютно бесполезно, если не опасно, предпринимать прямую атаку против мистера Фрейзера. Боюсь, даже отец не смог бы убедить его, что он ошибается.
Энид, казалось, хотела возразить, но ничего не сказала, и Рамзес продолжал своим самым педантичным тоном:
– Если вы правы в своей оценке упомянутой дамы, мистер Вандергельт, в чём у меня нет причин сомневаться, то ключ к проблеме лежит в ней самой. Нынче она – единственная, к кому мистер Фрейзер прислушивается. У неё незаурядный опыт в изобретении неправдоподобных фантазий; ей следует придумать историю, которая разрушила бы существующую. Не могли бы вы, сэр, провести некоторое время вместе с миссис Джонс, исследуя различные возможности?
Морщинистое лицо Сайруса расплылось в широкой улыбке.
– Отличная идея, парнишка. Думаю, у меня получится.
Время шло, а мне не хотелось, чтобы мой любимый Эмерсон застал у нас Энид. Голосом, которым хозяйки говорят, что гостям пора уходить, я произнесла:
– А пока, Энид, вы должны вести себя вежливо с миссис Джонс и относиться к Дональду с бо;льшим пониманием. Я знаю, что это будет нелегко, но заставьте себя, дорогая. Самое главное – не оспаривайте убеждения Дональда. Рамзес прав; сейчас ваш муж далеко за пределами разумного, и споры ему не помогут.
Энид поняла намёк. Встав, она протянула мне Сехмет и с улыбкой сказала:
– Вы, как всегда, правы, Амелия. Я сделаю всё, что в моих силах. Спасибо всем вам.
– Я отправляюсь на паром с миссис Фрейзер, матушка. – Рамзес поднялся. – В любом случае мне нужно на дахабию: я хочу просмотреть исправления, внесённые сегодня днём, пока они ещё свежи в моей памяти, поэтому к ужину не вернусь.
После того, как они ушли, Сайрус вытащил свои сигарки и, попросив разрешения закурить, откинулся на спинку стула и скрестил ноги.
– Ваш сынок постепенно становится таким же хитрым и коварным, как и вы, миссис Амелия, – бросил он с улыбкой, превратившей фразу в комплимент. – Я бы считал себя обязанным сопровождать даму, если бы он не предложил, но он видел, что нам нужно больше времени для беседы.
Лично я сомневалась, что истинным мотивом Рамзеса было вести себя по-джентльменски. Я и представить не могла, чем же он на самом деле руководствовался, но Нефрет нахмурилась, а Давид сидел с ещё более виноватым видом, чем обычно.
– Что вы думаете о поведении Энид? – спросила я.
– Похоже, то же самое, что и вы. Она возражала с пеной у рта. Но почему?
Я подумала, что знаю причину, но не могла должным образом обсуждать эту тему с Сайрусом, даже если бы была уверена.
– Женщины – слишком совестливые существа, – заметила я. – Их – кроме меня, конечно – их научили брать на себя вину за всё, что не удаётся в браке.
– Тогда я предоставлю миссис Фрейзер вам, – ответил Сайрус, гася сигарку. – Если кто-то и в состоянии убедить даму, что она не виновата, так это вы, миссис Амелия. Однако юный Рамзес прав. Миссис Джонс – та, кто сможет найти выход скорее других. Думаю, что получу удовольствие от переговоров с этой дамочкой.
– Как вы собираетесь это устроить? – спросила я.
– Да просто пойду вечером в «Луксор» и попрошу её поужинать со мной, – вежливо произнёс Сайрус. – Нет смысла таиться от Фрейзера; что в этом плохого, если благовоспитанный холостяк пригласил вдову поужинать с ним в общественном месте?
– Очень умно, Сайрус, – согласилась я. – С вашей стороны очень мило тратить столько времени на это дело.
– Не за что. – Сайрус встал и взял шляпу. – Я дам вам знать, что произойдёт. Надеюсь, вы не забыли о моём завтрашнем soiree.
Я забыла, хотя его приглашение лежало среди сообщений, ожидавших, пока их прочтут. Иностранные жители и гости Египта соблюдали христианскую субботу (149) как день отдыха и религиозных обрядов, но не так строго, как в моей юности; не существовало никаких возражений против респектабельных общественных мероприятий, а Сайрус всегда был респектабельным. Я заверила его, что мы придём. Эмерсон, конечно, примется рычать, но я не сомневалась, что смогу его убедить.
Как только мы завершили чаепитие, появился Эмерсон. Я испуганно воскликнула:
– Боже мой, милый, какой ты грязный!
– Чем дальше мы продвигаемся, тем жарче и грязнее становится, – радостно отозвался Эмерсон.
– Нашли ещё какие-нибудь артефакты?
– Несколько обрывков разных мумий и их покрывал. – Он начал расстёгивать рубашку, направляясь к дому. – Я скоро присоединюсь к вам, мои дорогие. Не беспокойся о чае, Пибоди: я появлюсь, как только приму ванну, и выпью виски с содовой.
Он был так взволнован своей скучной могилой, что какое-то время не мог говорить ни о чём другом.
– Проход не полностью забит на всех участках. Селим смог проползти по насыпи ещё десять метров; он не смог пройти дальше, но проход продолжается...
Лишь когда он закончил, то заметил, что Рамзес отсутствует. Отвечая на вопрос, я объяснила, что Рамзес собирался провести вечер, работая над своими текстами. Эмерсон одобрительно кивнул.
– Это было мудрое решение – остаться на дахабии, где меньше отвлекающих факторов. Задача, которую он взял на себя, станет важным вкладом в эту область, и я рад, что он так серьёзно относится к своей работе. Я сказал бы, что он остепенился, Пибоди.
– А ты?
Воспоминания изогнули в улыбке красивые губы Эмерсона.
– Ну, были времена, когда я даже не ожидал, что доживу до этого. Помнишь ту ночь, когда он украл льва? (150) А в Лондоне, когда он переоделся нищим и укусил констебля, приказавшего ему убираться прочь (151)?
– Я бы предпочла не вспоминать, Эмерсон.
– Да, он не раз водил тебя за нос, моя дорогая, – ласково промолвил Эмерсон. – Но ты можешь гордиться результатами своих неустанных усилий. Он стал ответственным, серьёзным молодым человеком и первоклассным египтологом.
Давид вскочил.
– Простите. Я обещал Рамзесу, что приду…
– Нет, нет, мой мальчик, – возразил Эмерсон вежливо, но твёрдо. – Рамзес добьётся большего, если останется один. Я хочу, чтобы сегодня вечером ты помог Нефрет проявить фотопластинки.
– Да, сэр.
Давид бросил взгляд на Нефрет. Она наклонилась вперёд, её глаза сверкали.
– Расскажите мне о льве.
Говорят, что время залечивает все раны и превращает болезненные воспоминания в терпимые. Так было и с моими воспоминаниями о детстве Рамзеса. Нефрет слышала о некоторых его приключениях, но не обо всех. Истории Эмерсона, которые он излагал с огромным удовольствием, заставили её смеяться на протяжении всего ужина. И некоторые из них сейчас показались мне довольно забавными, хотя в то время они определённо не имели такого эффекта.
После того, как молодые люди ушли в тёмную комнату, мы устроились в гостиной, и Эмерсон достал трубку.
– Теперь мы можем говорить свободно, – начала я.
– О чём?
– О, Эмерсон, не будь таким нудным. Вчера вечером ты сказал, что мы обязаны расследовать смерть миссис Беллингем.
– А ты, – сурово взглянул на меня Эмерсон, – обещала не вовлекать детей в это расследование. Я слышал, что Энид Фрейзер сегодня была здесь?
– Это совсем другое дело.
– Вот как? – Эмерсон зажёг спичку.
С трубками всегда очень сложно. Требуется время, чтобы её разжечь. К тому времени, как Эмерсон справился с этой задачей, я быстро обдумала значение его загадочного вопроса и определилась с ответом.
– Значит, тебе пришла в голову та же самая мысль?
– Я бы сказал, – пропыхтел Эмерсон, – что тебе эта мысль до сих пор в голову не приходила, если бы не был хорошо знаком с плодовитостью твоего воображения. Это надуманная, фантастическая идея, Пибоди.
– После того, как исключены вероятные версии, остаётся то, что кажется невозможным…
– Да, да, я знаю, – нетерпеливо перебил Эмерсон. – Но это действительно невозможно. Миссис Джонс не может быть причастна к мумификации и извлечению тела миссис Беллингем. До этого она не была в Египте.
– У нас есть только её слово.
– Европейское сообщество, особенно здесь, в Луксоре, маленькое и сплочённое. Кто-то обязательно вспомнил бы, что встречал её.
– Я не исследовала этот аспект так тщательно, как следовало бы, – задумалась я. – А теперь займусь им. Большинство членов этого сообщества будут завтра вечером на soiree Сайруса.
Протесты Эмерсона по поводу посещения soiree были менее шумными, чем обычно; он признал необходимость расследования и согласился, что нам предоставляется отличная возможность для его проведения.
– Однако это всего лишь формальный вопрос, – заметил он. – Подумай о других трудностях. Подготовка тела и помещение его в гробницу требуют специальных знаний, и пять лет назад она не могла предположить, что спустя какое-то время ей понадобится мумия.
– Не будь таким педантичным и методичным, Эмерсон. Я ни на секунду не поверю, что миссис Джонс имела какое-либо отношение к смерти миссис Беллингем. Обнаружение тела – совсем другое. Предположим...
– Бесспорно, – серьёзно согласился Эмерсон. – Предположение – основа уголовного расследования.
– Вот и начнём теоретизировать. Миссис Джонс уже некоторое время занимается спиритуализмом, поставив его на деловую основу, и одним из её контролёров является египетская принцесса. В отличие от некоторых коллег, она потрудилась хоть что-то узнать о египтологии – это доказала беседа миссис Джонс с нами в Каире. Предположим, она натолкнулась на настоящего убийцу... Эмерсон, пожалуйста, прекрати свои раздражающие ухмылки. Совпадения случаются, и люди, как известно, способны на неблагоразумные признания, особенно в условиях эмоционального напряжения – например, во время спиритического сеанса. Давай на мгновение предположим, что миссис Джонс знала о возможном наличии подходящей мумии. Обнаружение этой мумии станет для Дональда окончательным доказательством подлинности талантов миссис Джонс. Ты ведь понимаешь, что это значит? Если полученные нами подсказки, ведущие к гробнице, исходили от миссис Джонс, убийце не обязательно находиться в Египте. Он мог сбежать в безжизненную Антарктику (152) или в дебри Скалистых гор.
Эмерсон вынул трубку изо рта.
– Ты плавно перешла от «предположим» к «возможно» и завершила однозначной констатацией факта, Пибоди. Я по-прежнему считаю, что это сумасшедшая идея. Однако она поднимает важный вопрос. Убийца – не обязательно тот же самый человек, который направил нас к гробнице.
– Но ты кое-что упустил. Как и я, – призналась я. – Нападения на Долли Беллингем.
– Наверняка нам известно только об одном, – отметил Эмерсон. – Признаю, что нападение на иностранную туристку – это необычно, почти неслыханно, но такое может случиться. Дезертирство её сопровождающих могло быть вызвано совершенно естественными причинами.
– Мы должны узнать больше об этих скрывшихся.
– Предоставляю это тебе, Пибоди. Я терпеть не могу эту девушку. Она хихикает. Ты знаешь, как я отношусь к хихикающим.
– Очень хорошо. Я также допрошу полковника Беллингема. Нам нужно описание Скаддера – его происхождение, внешность, привычки. И Абдулла…
Я запнулась. Эмерсон одарил меня ещё одной раздражающей улыбкой.
– Да, Абдулла. Очень хорошо с твоей стороны, Пибоди. Я и сам думал о том же.
– Ты всегда так говоришь.
– Ты тоже.
– Итак, Абдулла во всём признался.
– Конечно. И, без сомнения, завтра признается тебе, что я заставил его предать твоё доверие. Я считаю, что старому пройдохе нравится настраивать нас друг против друга.
– Ну и пусть наслаждается своей игрой. Он может быть большим подспорьем.
– Безусловно.– Эмерсон встал и потянулся. – Давай-ка вытащим детей из тёмной комнаты и отправим их спать. Мы счастливые родители, Пибоди; Давид и Нефрет усердно работают в тёмной комнате, Рамзес трудится на дахабии. Надеюсь, бедняга не будет засиживаться допоздна, напрягая глаза над этими текстами.
ПРИМЕЧАНИЯ.
143. Ситт Мириам – Дева Мария (арабск.).
144. Старый Доминион – прозвище американского штата Вирджиния.
145. По понятиям XIX века, женская ножка могла быть обнажена (даже в чулке) не выше щиколотки, иное считалось непристойным.
146. Na'am – формальное «да» в арабском языке.
147. Aywa – да (арабск.).
148. Речь идёт об особенностях говора жителей южных штатов: удлинении гласных звуков, а также исключение звука R и общая тенденция к «сглаживанию» звонких и резких звуков; протяжное, несколько гнусавое произношение. В оригинале использовано выражение «soft American drawl» – нечто вроде фразы «мягкая американская протяжка».
149. Суббота в христианстве имеет разные традиции в зависимости от конфессии. В православии суббота — праздничный день, посвящённый всем святым, а также дням для молитвы о мёртвых. В такие субботы многодневные посты облегчаются, в них допускается употребление растительного масла, иногда — рыбы. В католицизме, согласно концепции Католической церкви, воскресенье в христианской Церкви полностью заменило субботу в качестве «Дня Господнего». В протестантских конфессиях, например, адвентистах седьмого дня, суббота по-прежнему почитается как день покоя, особого поклонения и служения.
150. См. третий роман – «Неугомонная мумия».
151. См. пятый роман – «Не тяни леопарда за хвост».
152. Антарктика — южная полярная область земного шара, включающая Антарктиду и прилегающие к ней острова и участки Атлантического, Индийского и Тихого океанов. Общая площадь Антарктики около 52 млн км;. Напоминаю, что ко времени действия романа (начало ХХ века) эта область была крайне мало изучена.
;
Свидетельство о публикации №225012901880