Я не убийца

   Раньше мы жили на окраине города в старых домах барачного типа, а когда их стали сносить, переехали сюда, в этот микрорайон железобетонных пятиэтажек. Здесь начал учиться с пятого класса, а за это время успел уже пройти суровую школу мужества и жестокости, в духе которых нас, мелюзгу, воспитывали в старом дворе старшие пацаны.

   Естественно, я быстро стал главарём в новом дворе, вся пацанва ходила подо мной, боясь слово поперёк пикнуть. И в школе, и во дворе слыл отпетым хулиганом. Родителям постоянно приходилось выслушивать жалобы на моё плохое поведение, за что мне, конечно, частенько перепадало. Но, то ли меры воздействия были мало эффективными, то ли сладость ощущения лидерства среди сверстников перевешивала все побочные невзгоды, только я тогда ещё долго не мог встать на путь исправления. Луки и арбалеты для меня уже считались детской забавой, за пазухой всегда носил заряженный поджиг, хотя расстаться с классической рогаткой сил всё ещё не хватало.

   В конце лета во дворе вдруг объявился какой-то чужак. По виду, вроде, ровесник, такая же мелкая сикильда, ростом в метр с кепкой, но выглядел уж чересчур интеллигентно. Чистые брючки, пиджачок застёгнутый на все пуговки. Одним словом - ботаник.

   Понятно, что таких потенциальных конкурентов с голубой кровью в своём дворе я терпеть не имел права. Подкараулил его возле помойки, выпрыгнул из кустов репейника, как чёрт из табакерки. Вообще, я правша, но в том положении удобнее было бить с левой. Сам не ожидал, что так удачно получится. Попал точно в рыло, прямо в пятак, из которого сразу брызнули красные сопли. Быстро подскочил вплотную, долю секунды наблюдал, хорошо ли сработал эффект неожиданности. В глазах противника прочитал, что тот ещё не сломлен. Пацан быстро очухался, а у меня уже не оставалось времени для замаха. Резко снова двинул ему в сопатку, но уже лбом, тем самым местом, откуда у нормальных мужиков обычно рога вырастают. Чужак сразу рухнул пятой точкой на землю. Кажется, искры, сыплющиеся из его глаз, увидел даже я. Вражеский нос превратился в кровавый комок, а в глазах, кроме страха и ужаса, уже нельзя было ничего прочитать. Уверен, что в тот момент он напрочь позабыл не только восемью девять, но и всю таблицу умножения, которую зубрил в младших классах.

- Ой, извини, пацан, я, кажется, обознался, - нахально улыбался я, глядя ему прямо в глаза.  - Это ты или не ты?

   От такой наглости парень даже забыл про своё разбитое лицо, хотел было резко подняться, но не успел. Такой прыткости я от него не ожидал и ногой, обутой в дырявую кеду, лягнул ему пыром в пах, жестоко и безжалостно, от чего тот сразу согнулся буквой "Г" и заорал от боли, будто его режут. Чтобы окончательно не размазать пятак по всему мурлу, я ткун ему в морду коленкой лишь слегка. "Вот невезуха! Теперь придётся штаны от его кровавых соплей застирывать. Как бы мамка это пятно не заметила".

- Сиди так, не дёргайся, а то доделаю, - схватил я его за грудки. - Говори, это ты три дня назад у меня велик увёл? Голубенький такой "Орлёнок", без заднего багажника? - придумал я на ходу вескую причину для избиения, хотя никакого велика у меня и в помине никогда не было.

- Какой "Орлёнок", ты чё, придурок? - уверенно возмутился враг. - Я такими вещами не занимаюсь. И вообще, мы только два дня назад сюда переехали, в другом городе жили.

- Да? Ну извини тогда! А похож. Как хоть зовут-то тебя, убогий? - подал я ему руку, помогая подняться.

- Саня! - прогнусавил пацан, вытирая рукавом разбитую сопатку. - Разобрался бы сначала, прежде, чем нападать, - попрыгал он на месте несколько раз, чтобы окончательно стряхнуть боль в паху.


***


   Так я познакомился со своим лучшим другом, Саней Смирновым. Через неделю, первого сентября, учительница представила его всему нашему седьмому "В" классу и посадила за мою парту. Морда у него ещё оставалась весьма опухшей и переливалась фиолетовыми подтёками под глазами.

   По началу, конечно, дрались по три раза на дню, но со временем, видимо, обоим надоело постоянно ходить с фингалами, стали жить более-менее мирно. Нашлись кое-какие общие интересы, оба записались в секцию бокса и через пару месяцев, получив по паре глубоких нокаутов от опытных боксёров, одновременно сменили данную секцию на шахматную.

   Первыми хорошо подружились наши отцы, будучи соседями по гаражу. У моего был горбатый "Запорожец", а у его - "Москвич-Комби". Частенько наши папы привлекали нас то колёса разбортировать, то помочь им снять двигатель. Вскоре мы с Саней подружились так, что уже не могли обходиться друг без друга. Даже однажды поклялись в вечной дружбе на крови. В старших классах, когда бесшабашное детство окончательно ушло, уступив место любознательной юности, мы всерьёз увлеклись радиотехникой. Начинали с детекторного приёмника, потом собирали в мыльницах простенькие супергетеродины. К окончанию школы уже могли собрать усилитель для электрогитары, отремонтировать телевизор и прочую бытовую радиоаппаратуру. Как ни уговаривал меня Саня после школы поступать вместе с ним в высшее военное училище связи, я всё же выбрал себе чисто гражданскую профессию.



***



   Так разошлись наши пути-дороги. Встретились чисто случайно, только когда у обоих уже дети в институтах учились. Радости было - не описать. Сразу забыли, кто куда и зачем шёл, бросили якорь в первой же попавшейся забегаловке.

   После военного училища Саня попал на войну. Афганская кампания тогда только набирала обороты.

- ... Какая радиотехника? До неё ли там было, что ты? Всё из башки вылетело, как и не бывало, мог только убивать. Как-то в одном кишлаке зачистку проводили. Там один душман, этакий боров, больше нас с тобой вместе взятых весил... Сам нам сдался и свой калаш добровольно отдал. В его руке автомат, как пистолет выглядел. В сарай к нему заглянули, на всякий случай, а там два духа огонь по нам открыли, троих моих парней завалили. Так я вот этими руками того борова забил насмерть, такая злоба обуяла. Одними кулаками бил, пока не выдохся. Минуты две бил уже мёртвого, а ты говоришь - радиотехника!
   Ещё за год до вывода войск, я тогда только-только капитана получил, приняли мы бой, который оказался для меня последним. В самый разгар меня раненого друзья из-под обстрела вытаскивали, своими жизнями рисковали. Представляешь, осколком от снаряда мне всё брюхо разворотило, кишки с носилок свисали. Нас в том бою от батальона только третья часть осталась. Шанс выжить был, может, какие-то проценты, а я выжил и семью имею, дочь воспитываю, как могу. Такая вот она, моя судьба.
   С войны вернулся, больше года на плечах родителей обузой висел. Старики долго  выхаживали, пока хоть какую-то трудоспособность приобрёл. С работой туго было, заводы тогда закрывались один за другим. Хоть и высшее образование, но как специалист, я давно дисквалифицировался. Женился, учиться и переучиваться поздно, семью нужно было кормить, а на военкомовское пособие, сам понимаешь, на поддержку штанов не хватит.
   Где только не довелось на хлеб зарабатывать. Раз в три-четыре года на операцию приходилось ложиться - то спайка кишок, то ещё чего. Весь ливер по сто раз перебрали. Последние годы, вроде, нормально всё. Весной и осенью, правда, обострение бывает, но это уже мелочи жизни...


   Встречались с ним ещё пару раз, но с семьями друг друга знакомить не торопились. Сидели и выпивали в дешёвеньких кафешках, с деньгами у обоих было не густо. Даже простую "Приму" без фильтра тогда оба курили. Сошлись в оправдании, что от сигарет с фильтром не накуриваемся, хотя оба прекрасно понимали истинную причину.

- ... Года два назад целых четыре месяца вообще без работы сидел, нигде не пропихнуться было. Благо, брат жены поспособствовал, заместителем начальника районного домоуправления пристроил. Какой-никакой, а начальничек. Зарплата, конечно, не ахти какая, но хоть что-то. Сам видишь, какое время наступило - не до жиру. Подвалы да пристройки в аренду богатеньким Буратинам начали сдавать. За взятки, конечно. Риск большой, а от этих взяток мне, дай Бог, десять процентов достаётся, остальное всё начальству уходит. Да чего мы всё про меня, сам-то как?


   Потом пропал куда-то мой Саня. Встретились снова только лет через шесть, опять же чисто случайно. Как-то после Пасхи на Радоницу всем семейством на кладбище ходили, родителей поминали. Саня один был, еле узнал его. Вся морда в страшных шрамах, переносица переломана так, что по всему лицу размазалась, от лба до ноздрей всё было ровно и гладко. Даже удивился, как он таким носом вообще дышит. Очки, если бы он их носил, на таком носу вряд ли бы держались. Конечно, познакомил его с женой и детьми, но получилось всё как-то холодно. Успели перекинуться лишь парой ничего не значащих фраз, обменялись сотовыми номерами и разошлись.

- Что это за тип? Страшный какой, - начала допытываться жена. - Чего у тебя может быть общего с таким экземпляром?

- Друг детства, в одном дворе жили, в школе за одной партой сидели. Так дружили, некоторым родным братьям во снах не снилось. После военного училища в Афганистане воевал. От летёхи до капитана дошёл, но под конец войны был тяжело ранен. Комиссовали под чистую по инвалидности. Такую дружбу до смерти не забудешь, я ему многим по жизни обязан.

- А нос у него с детства такой? - не могла угомониться супруга.

- Говорю же, на войне был, - повторил я ей веские аргументы, на которые она отреагировала лишь лёгким подёргиванием плеч.



***


   Саня позвонил на следующий же день, договорились о встрече. Взяли литровину, сырков плавленых да шмат колбасы для занюхать и обосновались у него в металлическом гараже, чтобы лишних ушей не было. Начали с воспоминаний о счастливом детстве. Немного захмелев, Саня уже охотно рассказывал о себе.

- ... Подловили на взятке. Подозреваю, сам начальник меня тогда и подставил. Думал, наверное, что я его на каждом бакшише кидаю. Всё мечтал ему в глаза после отсидки взглянуть, да не успел - он кончился ещё за полгода, как мне откинуться. Долго, больше полугода до суда в СИЗО мурыжили. На тюрьме, конечно, не жизнь. Дали три года колонии общего, но я бы лучше все шесть на зоне оттянул, чем на тюрьме полгода париться. Столько унижений, глумлений и разных издевательств пришлось пережить, сколько, наверное, рабы за всю историю древнего Рима не испытывали.

   Когда в замкнутом пространстве всем одинаково плохо настолько, что хуже уже некуда, даже мелкий, никчемный человечишко начинает по возможности специально делать гадости кому угодно, чтобы у него самого в сознании закрепилось ощущение, что ему хоть чуточку лучше, чем тому, кому он нагадил. Всё ведь в сравнении познаётся. Если кому-то хуже, чем ему, значит, не всё так плохо, есть ещё куда опускаться. Подселили к уркам, словно кому-то выгодно было меня обязательно сломать. Почти каждый день били так, что боялся в полного калеку превратиться. Порой казалось, до зоны не доживу. На морду было наплевать, живот всегда прикрывал.

-  Как же так, Саня? Ты же войну прошёл, приёмчики всякие знаешь.

- Народец там ушлый, пером или заточкой никого не запугаешь. Они всей оравой всегда наваливались. С десяток в общей сложности поломал, конечно, но на их место новых в камеру сажали, со свежими силами.  Практически не спал, только дремал, как собака. От каждого шороха приходилось просыпаться, чтобы врасплох не застали. За пару месяцев до суда, правда, отступились, сами устали, наверное. Даже маляву на зону отправили, что курс молодого бойца, мол, выдержал стойко. На зоне дали малость оклематься, хотя и там жизнь была тоже не сахар. Три года - не такой уж и большой срок, но некоторые там и года не могли выдержать. По началу, конечно, были мелкие прецеденты. То кто-то в твою шлёмку с кашей старается незаметно плюнуть, то специально-нечаянно подтолкнёт на рабочую пилу-циркулярку, чтобы конечность отхреначилась. Подстрекатели, мелкие сошки, с такими провокаторами я особо не церемонился. Одному, помню, в укромном местечке лишь слегка хукнул, он башкой о бетон, и аля-улю. Эти гнусы жить мешают. Вреда от них, вроде, и не так много, но когда комарик возле уха постоянно жужжит, уже не уснёшь, пока не прихлопнешь. Сколько я таких морд об стенку размазал, не сосчитать.

- Что, и убивать приходилось? - вылупился я на него.

- Бывало, чего греха таить. Убить человека легко, трудно лишь на это решиться. Особенно в первый раз.
   Как-то однажды сам смотрящий к себе вызвал. Мол, ты так всех моих людишек перекалечишь. В обмен на спокойную жизнь предложил работать на него. Отказаться было страшно, после мучений на тюрьме уж очень выжить хотелось. Успокаивало, что мочить приходилось только отпетых подонков.

- Так ты убийцей стал, что ли? Ну, Саня, не ожидал я от тебя такого, - обиделся я на друга детства. Даже собрался было домой уехать.

- Чё ты так испугался-то сразу? Какой я убийца, полно-ка тебе. Ну, приходилось раза три-четыре, но это же полные отморозки были. Садисты, насильники, детоубийцы и прочая нечисть - не знаю, как их только земля носила. Я не убийца, пойми друг. На зоне свои законы, суровые и страшные. На воле они, может, и непригодные, но в системе ограниченной свободы других законов нет. На них, можно сказать, вся дисциплина держится, а иначе бы все друг друга давно перемочили. Я всего лишь выживал, другого выхода не было.
   Когда откинулся, этот смотрящий, вор в законе, дал мне адрес одного нашего местного авторитета, Бори-Тарана. Маляву ему отписал, чтобы тот меня под своё крыло принял. Вот бомблю теперь потихоньку, таксую частным извозом на своей развалюхе. По вечерам на Тарана работаю, проституток по саунам развожу. Вроде и как охранник, и как сутенёр в одном лице.
   Жена, как только сел, со мной сразу развелась, квартиру продала, сама в Москву с дочерью переехала. Бомж с тощей котомкой на плече и афганскими наградами на груди, но на воле. Тарану спасибо, принял по маляве. Сразу вот этот рыдван для работы приобрёл, домишко на курьих ножках в деревеньке купил. За три ломаных гроша, конечно, больше-то он не стоил, а жить всё равно где-то надо было. Здесь недалеко, всего двадцать километров от города. В деревне даже магазина нет, в соседнюю ходить приходилось. Кое-как перезимовал в этом доме-сарае, кое-что успел накопить, да Таран малость подсобил. Купил однушку-хрущёвку по дешёвке, после пожара. Обжился малость, ремонт кое-какой сделал, но всё равно до сих пор от тела гарью пахнет. Ну, а ты-то как?..

   Откупорили второй пузырь. С непривычки я что-то быстро закосел, всю колбасу один сожрал. На ящике с газеткой остались лежать лишь плавленые сырки.

- Слушай, а ты ствол можешь достать? - задал мне Саня вопрос, от которого я чуть водкой не захлебнулся, а прокашлявшись, моментально протрезвел. - Очень нужно, поверь.

- Ты чё, охренел? Откуда? Я пистолета с молодости в руках не держал. Только по телеку видел, как из них шмаляют. А тебе зачем? Опять убить кого-то хочешь? - вылупился я на него, мысленно проклиная себя, что согласился встретиться с таким другом юности.

-  Влип я по самые не балуй, брат. Всё из-за этих проклятых денег. Тарану оставался пол ляма должен, он из меня уже почти все жизненные соки  выжал, грозился на счётчик поставить. А тут пару месяцев назад Дыба - Толян Шипов, с зоны откинулся. Пятерик отмотал, и сразу ко мне. Вместе на одной зоне гондурасили. В общем-то нормальный кореш, три ходки. Хоть и урка, но надёжный. А к нему ещё и приблудный Маза - Витя Хромов, примазался - конченый отморозок. Раньше нигде не пересекались, Дыба нас познакомил. У них у обоих по ляму с лишним на кармане, деньги ляжки трут. Свой деревенский дом им отдал на время. Гуляют пацаны, деньгами сорят, ну и мне малость перепадало. Гладишь, хоть с Тараном наконец-то рассчитался. Своих девочек им подкладываю, жратвы с пойлом привожу постоянно. А тут недавно одна из тёлок наводчицей у них работать стала.
   Пару раз я Дыбу с Мазой на дело возил. Они, видимо, грабили кого-то, я это только потом понял. Ну, моё-то дело маленькое, привёз-отвёз и хлебало на замок. Они мне, конечно, отстёгивали по мере своей жадности, я в претензии не был. Тут позавчера ночью, в районе Сенной площади, опять их забираю, гляжу, а Маза с пером в бочине. Кровища из него - весь салон мне загадил. По пути за Тамаркой, моей подопечной деве заехали, раньше фельдшером где-то работала. Благо, у неё выходной был, а другого-то лепилу где найдёшь?!
   Отвёз их всех в деревню, потом до утра бинты с шприцами да всякими лекарствами доставал, все круглосуточные аптеки объездил. Вчера после кладбища к ним заезжал. Маза живой, на кровати весь забинтованный лежит. Оклемался, похоже, даже водки попросил.
   Дыба как-то по пьяне трепанул, что они в ту ночь на хате двоих замочили. Ничего не взяли, сами еле ноги унесли, на каких-то крутых нарвались. У Мазы ствол с глушняком и пара обойм в запасе, голыми руками их не возьмёшь. Маза даже спит со своей пукалкой в обнимочку, под подушку прячет. Менты, конечно, рано или поздно это дело раскрутят, к гадалке не ходи. Шесть трупов на них уже, мне паровозом придётся по мокрому за соучастие, а это уже строгач. Могут лет на восемь, как минимум, натянуть, если не больше. Я на зоне уже не выживу, легче сразу самому вздёрнуться. Так бы и задушил этого Мазу. Вот же гнида, мразь, ничего святого уже не осталось, только убивать и грабить может. Грохнуть бы их всех, и концы в воду. Вот такие, брат, дела у меня.

-  Да-а, Саня, ну и судьба у тебя. Вляпался в такую страшную жизнь по самые уши, и меня за собой тащишь? Знаешь, а я ведь до конца жизни тебе благодарен буду. Если б не ты, не твоё влияние, не наша крепкая дружба в юности, я давно бы таким же бандитом был, как этот Маза. Детство - оно же всегда глупое, наивное и доверчивое. Отец на самосвале в карьере по двенадцать часов в сутки вкалывал, каждую добытую копейку в дом тащил. Мать почтальоншей работала, чуть ли не каждый день её собаки кусали. Практически меня улица воспитывала, а дворик был - как вспомню, так вздрогну. Старшие пацаны в нас, мелкоте, жестокость прививали. Вроде как школу выживания придумали. Мы своим кумирам в рот заглядывали, а они нас голубей, собак и даже крыс жрать заставляли,  принуждали безжалостно драться до крови друг с другом. В первом классе меня уже на дело брали, я в форточки хорошо мог пролазить. Эх, Саня, забыть бы всё это, да уж не получится.

- Надо же?! А чего ж ты раньше-то мне о своём детстве ничего не рассказывал? Неужели меня стыдился? А я ведь от тебя тоже много чего нахватался, передалось стремление к лидерству. И в училище лучше всех учился, старшиной роты до самого выпуска был. И воевал толково, награды имею. Если б не это ранение, как минимум, полковничьи погоны сейчас бы носил.

- Ладно, Саня, не падай духом, чего-нибудь придумаем. Этих отморозков, конечно, найдут, это без вариантов. Третий грабёж всё-таки, наверняка наследили больше некуда. Потом и на тебя всяко выйдут, даже если те молчать будут. Их мочить - это тоже не выход. А может, лучше всё-таки явка с повинной, а?

- Исключено. Срок всё равно какой-никакой дадут, а на тюрьме мне в первый же день заточка в печень прилетит. Мало того, я ещё с дуру Тарану про них ляпнул. Думал, может, он их сам как-то под крыло примет, а он от такого предложения, как чёрт от ладана сразу. Чё делать, как быть? Впору хоть в бега.

- Ладно, сиди пока тихо, не дёргайся. И не кисни плесенью, может, как-то всё само рассосётся. Тут с кандачка не получится, подумать хорошенько надо, причём обязательно на трезвую голову. Поеду-ка я домой, пожалуй, проспаться надо. Позвоню сразу, как чего-нибудь придумаю...


   После этой пьянки у меня с женой, как назло, ругань пошла, хоть из дома беги. Вескость причины Людке не объяснишь, да и бестолку, всё равно ей никогда нашей дружбы не понять.

   "Ночую у друга. Мне не звони, пока не остынешь", - буркнул себе под нос, хлопнул дверью и ушёл...

- Алло, Саня, ты дома? Я с женой поцапался. Можно у тебя пару дней перекантоваться?

- Конечно, приезжай прямо сейчас, жду! Да, слышь, прихвати по пути пару пузырей и чего-нето остренького, типа банки маринованных огурчиков. На всякий пожарный, а то жратвы полно, а чисто на закусь нет ни хрена.

- Тьфу! Я убежал, даже денег не взял. В кармане голяк, на пузырь не наскребу.

- Ладно, давай приезжай, сейчас сам сбегаю. Успею, у меня рядом...


   Выпили по сто пятьдесят и застопорились, у обоих что-то больше не лезло.

- У тебя в том деревенском доме другой выход есть? - перешёл я сразу на деловой разговор.

- Со двора ещё можно на огород выйти. А что? Ты чего-то придумал? - наморщил сразу лоб Саня, выражая сосредоточенность. - Мой дом с самого края. За огородом дорога, а за ней сразу лес начинается.

- Есть одна идея. Не знаю, как она тебе понравится, но других у меня нет. Самый лучший вариант - это, конечно, их всех троих замочить, но сделать это так, чтобы ты к этой мокрухе ни с какого боку-припёку не касался.

- Это как это? Ты чё, сам их мочить хочешь, что ли? Не-е, я тебя под танк бросать не стану. Лучше я в бега подамся на всю оставшуюся. Не-не, даже не заикайся. Спасибо, конечно, но такой вариант отпадает сразу, - замахал на меня руками Саня.

- Они, конечно, тоже люди, но мне этих извергов почему-то совсем не жалко. Вряд ли они уже на путь истинный встанут, лишь могила исправит горбатого. Нужно просто помочь им умереть. Сделать так, чтобы они нечаянно грибочками отравились. А эта твоя Тамарка водку тоже с ними пьёт?

- Не то слово - в три горла жрёт, пока не упадёт. Может, ещё и колется, не знаю. Падший ангел. А ведь когда-то клятву Гиппократа давала. А что?

- План такой. Надо съездить в лес, найти там с десяток бледных поганок. Ты же им водку с жратвой сам всегда привозишь? Где-то читал, давно правда, что отравление бледной поганкой смертельно на сто процентов. Одной шляпки этого грибочка вполне хватит, чтобы умерщвить всю троицу. Разомнём грибы и выжмем из них сок. Он у этих поганок без всякого цвета, вкуса и запаха. Добавим шприцем в бутылки с водкой, и все дела. Привезёшь им подарочек, пусть лакают, только пальчики свои на бутылках не оставляй. Купи им на закусь ещё и маринованных грибочков у какой-нибудь бабуси с рынка. Мол, двоюродная тётка троюродной кузины на двадцать третье февраля подарила. Это чтобы при вскрытии в их желудках грибы обнаружились. Привезёшь, дождёшься, когда они начнут пьянствовать. Сам, конечно, не пей, сошлись, что, мол, за руль ещё надо садится. Каждому по сто грамм будет вполне достаточно, чтобы у них печень напрочь разложилась. Часа через три-четыре все трое коньки откинут, можно не сомневаться. Когда они выпьют по первой, сразу как-нибудь дай знать мне, я рядом буду. Горшок с цветком или ещё чего на подоконник поставь. Я вас всех напугаю, начну стучать в дверь, орать благим матом, типа : "Открывайте, полиция! Хромов, Шипов, мы знаем, что вы здесь. Сложите оружие и сдавайтесь, если жить хотите!"
   Ты их уводишь двором, прихватываете недопитые пузыри с отравой и через огород чешете к лесу. Усадишь их в свою колымагу, которую заранее припаркуешь на обочине дороги за огородом, и на ней увезёшь своих лепших корешей подыхать куда-нибудь подальше. Куда именно, нужно ещё придумать.

- Здорово! Ты просто гений, я бы сам ни в жизнь до такого не додумался. Найдут три трупа с бытовым отравлением грибами. Какие-то бомжи. Кто, чего, почему? Ментам такая задачка будет явно не по зубам, - лыбился Саня, будто только что с зоны откинулся.

- Тю-у, про такой способ умерщвления любая тёща знает. Погоди радоваться, надо всё продумать до мелочей. Одна ниточка всё же остаётся - Тамарка твоя. Она хоть и падший ангел, но лишения жизни не заслуживает. К тому же, по ней могут и на Тарана выйти, а через него и на тебя. Было бы лучше увезти её от них в этот роковой вечер. Когда твой Маза с постели вставать начнёт? Думаю, дня через два уже ходить будет. Вот и приедешь к ним утром, скажешь, что, мол, Таран Тамарку ищет. Её увезёшь, а вечером пообещаешь им пойла привезти. Времени, чтобы всё как следует подготовить, у нас с тобой в обрез, но вполне хватит, если Ваньку валять не будем.


***


   Всё тогда получилось у нас, как и планировали. Саня утром увёз Тамарку домой, моральные уроды с ней расплатились не жадничая. Вечером, после разыгранного мной спектакля с полицией, все обструхались и резко сдёрнули. Саня отвёз Дыбу с  Мазой в пустующую деревню, находящуюся километрах в пятнадцати от его деревенского дома. В ней было с десяток весьма подгнивших хат - выбирай любую и живи, пока совсем не развалится.

   Саня приехал к своим друзьям на рассвете, за ночь трупы уже успели остыть. Оба лежали, скрючившись в неудобных позах с искажёнными от боли лицами. Видимо, сильно мучились перед смертью.
 
   Конечно, Саня собрал все пустые бутылки, уничтожил даже мельчайшие улики, всё собрал и вместе со стволом выкинул по дороге в какую-то речушку, тщательно перед отъездом ошмонав трупы. Забрал больше пяти лямов деньгами, и на пару лимонов потянуло рыжьё, добытое грабежами. Уговаривал меня взять половину, но я, конечно, наотрез отказался.

- Нет, друг, я и так ради тебя тяжкий грех на душу принял, а с этими деньгами до конца жизни буду душой маяться. Лишь одна просьба к тебе, дружище - давай распрощаемся навсегда. Уезжай, пожалуйста, из этого города, чтобы мы никогда больше не встретились. Надеюсь, ты нормальным человеком станешь. Во всяком случае, желаю тебе этого от всей души.


***


   С женой мы, конечно, помирились, и трёх дней не прошло. Знала бы моя самая дорогая женщина, на что способен её муж ради мужской дружбы. Двадцать лет прошло, держит Саня своё слово - до сих пор о нём ни слуху ни духу. А может, уже и полностью сдержал, отойдя в мир иной, Бог его знает.