Голос Волги

Из соседнего двора донесся мощный раскатистый сигнал. Сомнений не было: так могла сигналить только «Волга». Наверное, даже ее создатели толком не понимали, почему именно волговский сигнал обрел солидное звучание, недоступное никаким мерседесам.

Павел Иннокентьевич невольно сбавил шаг. В реалиях спящего московского переулка, утыканного припаркованными иномарками, голос «Волги» был чем-то потусторонним. Подобные машины сохранились разве что в старом кино. Да еще в памяти таких, как он сам.

Павел Иннокентьевич улыбнулся, мысленно отмотав полвека назад. Его «Волга» в прошлом тысячелетии звучала именно так. Потом у него были какие-то иномарки – бесшумные, мощные, беспроблемные. И, как ни странно, бесхарактерные, а оттого – скучные.

Сигнал раздался вновь, на этот раз буквально за спиной. А еще через несколько минут Павел Иннокентьевич уже вдыхал специфический волговский запах, давно забытый им в ходе общения с ненашенской техникой. «Волга» всегда была живым существом, а потому пахла одновременно всем – и бензином, и маслом, и трансмиссионкой. А еще, конечно же, всем тем, что привносил в приоткрытые окна набегавший поток воздуха. В иномарках Павел Иннокентьевич давно отвык от этого. Климатические установки жили своей жизнью, а инструкция предостерегала от езды с открытыми окошками дабы тем самым не испачкать нежный салон.

Павел Иннокентьевич с наслаждением погружался в простую, давно забытую жизнь. Он ехал без смартфона и навигатора, слушая монофонический «Маяк» на потрескивающих средних волнах. На крутых поворотах переулочков бывшей Ходынки он притормаживал, затем подтыкал вторую передачу и радовался тому, как хорошо его понимает низкооборотный мотор. На Ленинском проспекте он надавил на правую педаль и вновь поймал то ощущение скорости, которое дарила «Волга», разогнавшаяся чуть выше сотни. Машина гудела, свистела и подрагивала, как будто уходила в далекий космос, но все-таки переваливала за трехзначную отметку спидометра, пусть и нехотя. Павел Иннокентьевич сбавил скорость, понимая, что «Волга» таких режимов не любит. А он не хотел причинять своей любимой игрушке неприятности.

Игрушка? Да, так оно во многом и было. Именно «Волга» была когда-то для него нормальной игрушкой со своими правилами поведения. Не дурацкая электронная игра на мощном компьютере, а что-то совсем простое, с подбрасыванием кубика и перемещением фишек на игровом поле. Попадешь куда-то не туда – пропускаешь ход или два, или вообще возвращаешься назад. Причем это была игра с реальным погружением, какую и сегодня не подарит тебе никакой супермозг с его терабайтами и гигагерцами. Спустило колесо, порвался приводной ремень, вытекло масло, села батарея – и все это должен осилить именно ты. Мобильников еще не придумали, да и звонить-то, собственно, было некуда. Только ты и машина – один на один. Но была и «вторая жизнь»: стоило тебе поднять руку, как обязательно кто-то притормаживал и предлагал свою помощь. Никто никого не боялся: бандиты были только в кино…

Павел Иннокентьевич счастливо улыбался. Он вспоминал, как шприцевал подвеску после мощного дождя, затопившего полгорода, как однажды приспосабливал бельевую веревку вместо разлетевшегося в клочья ремня, и как, впервые в жизни, где-то на загородной ночной обочине самостоятельно запихивал в шину новую камеру. И как он был счастлив, когда преодолевал очередную неприятность и они с «Волгой» двигались по жизни дальше.

«Волга» была простая – как и жизнь вокруг. Не было следящих камер и шлагбаумов во дворах, не было ОСАГО, «писем счастья» и платных дорог. Можно было спокойно остановиться у любого магазина, кинотеатра или газетного киоска. За городом не составляло труда подъехать к любому водоему. Павел Иннокентьевич вдруг отчетливо вспомнил, как по дороге из Москвы в Ленинград впервые притормозил у Вышневолоцкого водохранилища, еще не зная, что за насыпью откроется водная гладь, незаметная с дороги. Но там тогда останавливались почти все – остановился и он. А потом многие тормозили уже вслед за ним, и для них это тоже было впервые.

В той «Волге» не было никаких суперкомпьютеров, ежесекундно готовых доказать человеку, что вовсе не он здесь главный. В нее можно было безбоязненно заливать бензин на обшарпанной АЗС и масло из любого придорожного магазинчика. А какие спальные места она дарила при разложенных сиденьях… Павел Иннокентьевич ценил это и всегда старался сделать ей приятное, будь то новые противотуманки взамен помутневших старых или набор гэдээровской автокосметики. И берёг ее, как Акакий Акакиевич берёг свою шинель.

«Волга» притормозила и остановилась. Павел Иннокентьевич выбрался наружу. Он не хотел думать о том, что «Волга» откажется везти его дальше, если он ее попросит. Такого, конечно же, не могло быть. Но и провоцировать возможный отказ Павел Иннокентьевич не стал. В его памяти должна была сохраниться именно послушная, верная «Волга». Такой, какой она была в его молодости

Он ведь когда-то был сильно моложе. Как и она, конечно же.

Московские переулочки вновь наполнились голосом волговского сигнала. Затем «Волга» плавно тронулась и вскоре исчезла за поворотом. Павел Иннокентьевич опять остался один. Однако грусти не было.

Он улыбнулся своим мыслям. Ведь в том, что «Волга» подъехала именно к нему, была справедливость. Наверное, ей тоже захотелось вспомнить что-то хорошее. А кто ее сегодня поймет лучше, чем он? Да и кто вообще ее поймет? Как и его, впрочем.

А они были счастливы тем, что имели.