Очень страшная история
Историю рассказал мой отец.. По профессии он фотограф. И, как в песне Михаила Круга «Я прошёл Сибирь в лаптях обутый…», отец прошёл не Сибирь , а почти всю европейскую часть России. И не в лаптях, а в валенках или резиновых сапогах, потому что асфальт в России - это роскошь, а не дорожное покрытие. Занимался он фотографией больше 30 лет, повидал всякого. Смешного , грустного, красивого, страшного.. И по его мнению это самая страшная история, с которой ему довелось столкнуться в жизни.
Дело было в Смоленской области в начале 70х , в довольно глухом лесном районе. Общественный транспорт там ходил довольно редко, поэтому зачастую приходилось передвигаться пешком от деревни к деревне. Стоял сентябрь, довольно хорошая погода для средней полосы России. Вечерело. Отец закончил работу в очередной деревне и, узнав у местных, что до соседней деревни около 7 километров, решил дойти до неё и там уже заночевать. Погода была хорошая, 7 километров по сухой дороге – это полтора часа максимум.
Лес начинался сразу за околицей. Сначала шёл сосновый бор, который примерно через километр сменился еловым лесом. Стало заметно темнее. В еловом лесу даже в солнечный день довольно сумрачно, а тем более вечером. Но сухая песчаная дорога была хорошо видна и отец бодро шагал вперёд. Так прошёл час и, как это бывает в лесу, темнота навалилась моментально. Пять минут назад ещё можно было читать заголовки в газете, а сейчас уже и вытянутой руки не видно. Но песчаная дорога проступала в темноте , да и до деревни оставалось полчаса ходьбы.
Прошло полчаса, но деревня так и не показалась. Прошло ещё полчаса и отец понял, что он где-то свернул не туда, тем более что и песчаная дорога пропала. Нет, дорога была, но она почти вся заросла травой и с трудом угадывалась . Ночёвка в осеннем лесу у костра - удовольствие ниже среднего, поэтому отец продолжал идти, логично рассудив, что она его приведёт в конце концов к какому–то жилью. И действительно, примерно через полчаса отец вышел на поляну. На фоне звёздного неба проступили очертания дома и двух хозяйственных построек. Подойдя ближе отец увидел, что из окошка дома пробивается слабый свет. С трудом в кромешной тьме нашёл крыльцо, постучал в дверь. Послышался слабый голос: «Открыто..»
Отец толкнул дверь, вошёл в дом. Свет керосиновой лампы освещал небольшую комнату с печкой посредине. За столом, на котором и стояла лампа, виднелся силуэт человека.
-Вечер добрый, - сказал отец. - Прошу прощенья, шёл в Рябово, да видно свернул в темноте не туда. Пустите переночевать.
-Заходи , мил человек, - послышался старушечий голос, - Ужинать будешь?
-Благодарствую. Не откажусь.
В доме было тепло, пахло протопленной печкой. Отец вошёл, снял рюкзак, поставил его на пол и устало опустился на лавку. Старуха поставила на стол чугунок с варёной картошкой, тарелку с квашеной капустой и банку солёных грибов.
- Извиняй, хлеба у меня давно нет. Как звать-то тебя?
-Виктор, - сказал отец. Развязал рюкзак, достал буханку хлеба и кусок завёрнутого в тряпочку сала. Положил хлеб и сало на стол, достал нож и нарезал. Старуха взяла кусок хлеба двумя руками, осторожно, как хрустальную вазу, поднесла к лицу и вдохнула запах.
-Ох, свежий …
-Я вам буханку оставлю, завтра в Рябово куплю свежего. Берите сало.
-Благодарствую, только мне сало жевать-то нечем.
-Мягкое, во рту тает. На хлеб можно намазывать.
Старуха взяла кусочек сала, положила на хлеб и с трудом откусила. Долго с наслаждением жевала.
- И правда растаяло… Стопочку выпьешь?
-Не откажусь.
Старуха встала из-за стола, прошла за печку и достала оттуда большую 2х-литровую бутыль дореволюционного производства, заткнутую пробкой из сосновой коры.
-Сама делаю, -сказала старуха. - ОТ всех болезней, на калгане настояно. До аптеки мне далеко, вот и приходится лекарство самой делать.
Старуха налила отцу стопку.
-Ваше здоровье, -сказал отец и выпив настойку, выдохнул.- Крепкая…..
Закусил капустой, начал есть картошку с салом. Старуха налила ещё стопку, потом махнула рукой и сказала.
-А и я с тобой стопочку опрокину.
Достала вторую стопку, налила.
- Давай за знакомство. Зови меня Петровной.
Отец доел свой ужин, отодвинул тарелку.
-Благодарствую за ужин. Давайте я посуду помою.
-Оставь, я утром вымою тёплой водой.
Отец окинул взглядом жилище. Стол посередине, лавки вдоль стен. В углу угадывалась висящая икона. Ничего более.
-Как же вы здесь одна живёте? Даже дверь не закрываете.. Не страшно?
-Так вот и живу. С 1941 года. А чего мне бояться? Что меня убьют лихие люди? Да я бы им спасибо сказала….
Старуха замолчала, потом добавила.
- Давно бы на себя руки наложила, да грех это… Вот и мучаюсь, жду, когда Господь меня призовёт..
-Так у вас вообще никого родственников нет?
Старуха вздохнула.
-Два сына у меня. Да что толку-то? Что есть, что нету.
-Не навещают?
-Навещают. Да лучше бы не навещали вообще.
Старуха опять замолчала, закрыв ладонями лицо. Потом опустила руки.
-Давай , Витя, ещё по стопочке.
Они выпили, и старуха начала рассказ.
-Жили мы с мужем в Смоленске, поженились осенью 1940го.. А 22 июня 41го началась война. Мужа забрали в армию 26 июня, всю жизнь мою этот день разделил на «до» и «после». Больше я своего мужа не видела. Искала я его потом, после войны, куда только не писала, да всё без толку. Никто про него ничего сказать не мог. Пропал без вести - и всё…
Старуха помолчала, как бы собираясь с мыслями, потом продолжила.
-Когда война началась, я на восьмом месяце была. Смоленск бомбить начали в первую же неделю войны. Через 3 недели всем жителям объявили, что надо эвакуироваться. Я пришла на вокзал - там толпа народа и поездов нет. Прошёл слух, что мост разбомбили и теперь поездов не будет вообще. Народ двинул пешком на восток. А я хожу с трудом, у меня пузо уже на нос лезет. Да делать нечего, пошла и я по дороге. Пройду километр, сяду, отдохну. Потом встаю и дальше. Иду в толпе людей, но никто ни на кого не обращает внимания, у всех свои проблемы. Дети плачут, люди бросают чемоданы, потому что не могут их больше тащить.. У меня лёгкая котомка за плечами, в ней пуховый платок, краюха хлеба и кусок сала. Я в очередной раз присела на обочине отдохнуть, и вижу что по дороге едет подвода. Правит ею старый дед. Остановился напротив меня и говорит, мол, садись , милая, довезу куда смогу. Мне два раза повторять не надо, я уже совсем из сил выбилась. Села на подводу и поехали. Едем час, потом второй. Дело уже к вечеру идёт , подьезжаем к лесу, осталось метров 100. Дед сказал, что в лес заедем и заночуем, а утром поедем дальше. И вдруг немецкие самолёты налетели, стреляют по дороге из пулемётов. Пуля лошади попала в спину, она упала и стала биться в агонии. Кругом крики, стоны, плач детей.. Я соскочила с подводы и побежала что было сил к лесу. Вокруг люди бегут, обгоняют меня, потому что я уже с трудом ноги переставляю. Забежали в лес. По лесной дороге я уже бежать была не в силах, просто брела вперёд. Люди попадались всё реже и реже, потом пропали совсем. Я присела отдохнуть и тут поняла, что пришло мне время рожать. Воды отошли и я родила двух мальчиков. В горячечном бреду перегрызла им пуповины, завязала, достала платок из котомки, завернула их, положила рядом с собой и потеряла сознание. Очнулась утром, уже рассвело. Посмотрела на детей, а они лежат, сопят еле слышно. Попыталась встать, но не смогла, упала. Потом попробовала взять детей, привязать платок к себе и ползти, но опять не смогла, руки и ноги не слушались меня. Полежала с полчаса, потом встала на четвереньки и поползла не оборачиваясь. Решила, что спасти я их не могу, а всем троим помирать нет смысла . Так как дорогу я потеряла, то просто ползла на солнце, то есть на восток. Ползла часа 3, иногда ложась на мох и отдыхая. Наконец выползла на поляну, вот на эту самую, и увидела дом, где мы сейчас сидим. Заползла на крыльцо, постучала, оказалось не заперто. В доме ни души, видимо хозяева тоже подались в эвакуацию. Попила воды, легла на лавку и отключилась. Вечером проснулась, захотела есть. Спустилась в подпол, а там 10 мешков картошки, бочка квашеной капусты, бочка солёных огурцов и две кадущки с солёными грибами. На полке три банки мёда. Взяла картошки, капусты, банку мёда, поднялась наверх, разожгла плиту и сварила картошку. Поела, выпила кипятка с мёдом и опять уснула. Проснулась утром. Доела остатки вчерашней картошки, опять попила кипятка с мёдом. Села на лавку. А сердце ноет за двоих детей, которых в лесу оставила. Понимаю, что прошли сутки, их наверно уже дикие звери растащили и сделать я ничего не могу, но и не делать ничего я тоже не могу. Встала и побрела в лес, туда откуда приползла. Следы мои хорошо видны, заблудиться трудно. Через час набрела я на место где рожала. Вижу, что платок на месте лежит, а я подойти боюсь. Боюсь увидеть кровь и обглоданные кости. Вдруг слышу слабый писк или всхлип. Бросилась к платку, развернула, а они лежать рядом живые. Схватила их, прижала к себе чтоб согреть. За полчаса добежала до дома, откуда только силы взялись. Нагрела воды, отмыла их от своей крови, накормила грудью.
Старуха опять замолчала.
-Так и прожили мы до следующего лета на картошке да на капусте. Весной я вскопала огород, посадила картошку, капусту, лук , морковь. Немцы на нашем хуторе так и не появились за два с половиной года оккупации. Больно место тут глухое, не знавши и не найдёшь.. Потом наши пришли. Через год победа. Сыновья подросли. В 48м , когда им по 7 лет исполнилось, приехали из Смоленска и сказали, что детям нужно учиться в школе. Забрали их в школу-интернат в Смоленске. Отпускали только на каникулы. А мне в Смоленск во время учебного года удавалось съездит раза два-три, у меня транспорта никакого, а так пешком или когда кто подберёт на дороге и подвезёт. И вот там они совсем от рук отбились, пошли по кривой дорожке. Сначала драки и воровство. Потом дела посерьёзней. Из школы-интерната прямиком в детскую трудовую колонию. Потом во взрослую. Выпустят их, они месяц или два на свободе, ко мне пару раз приедут… Один раз приехали, привели мне пальто, платьев пять штук, сапоги кожаные и ящик вина. Сказали что хорошо заработали на стройке. А через две недели милиция приехала, всё забрала, оказалось что это всё ворованное. Их опять посадили. Последний раз они были тут 5 лет назад. Потом пропали куда-то. А через год я узнала, что они семью какого-то фронтовика убили, Им по 15 лет дали. Странно, что не расстреляли.
Старуха замолчала, уткнувшись в свои ладони.
Сейчас я хочу сделать отступление от рассказа и напомнить, в какой обстановке мой отец его слушал. Представьте себе: ночь, Богом забытый хутор в чаще леса, пламя керосиновой лампы на столе, углы дома прячутся во мраке. И старуха, которая просит Бога о смерти.
Наконец старуха подняла голову и сказала.
-Тыщу раз я пожалела, что вернулась к ним на следующий день после рождения. Надо было оставить их в лесу. А так вырастила двух бандитов-уголовников, которые до убийства дошли…. Вот, Виктор, запомни - коли сделал что, так не переделывай. Что сделано, то сделано. Лучше не будет….
Старуха вздохнула.
-Давай спать ложиться, поди устал с дороги. Завтра как пойдёшь в Рябово, на первой развилке сворачивай вправо, на второй - тоже вправо. Запомни, два раза направо. За час доберёшься. А теперь давай спать.
Старуха забралась на печь, отец лёг на лавку. После такого рассказа он уснуть так и не смог, хотя действительно был уставший. Едва рассвело, отец встал, обулся и, выложив на стол хлеб и сало, вышел из дома. Как добрался до Рябово , он не помнит. Работать в тот день он не смог, как ни старался. Когда понял, что ничего не получается, пошёл в магазин, купил бутылку водки, хлеба, кильку в томате и кусок солёного сала, вышел за деревню, нашёл стог сена, устроился там, выпил бутылку водки, закусил, залез в сено и только тогда смог уснуть. Проситься к кому-то на ночлег он боялся.
Эту историю отец рассказал мне, когда мне было лет 30. Я долго над ней думал и вот к какому выводу пришёл. Если б не было войны, судьба этих близнецов сложилась бы иначе. Они жили бы в полной семье, с отцом и матерью, учились бы в обычной школе, а не в интернате. Наверняка стали бы нормальными людьми, а не уголовниками. Получается, что война поломала судьбы не одного, а нескольких поколений. Отсюда и название этого рассказа. Очень страшная история - это относится к истории России 20го века. Она действительно очень страшная.
PS Я уже много лет, как минимум 20, ничего не переделываю. Как получилось - ну так пусть и будет. Потому что как только я отступал от этого принципа, в большинстве случаев по итогу становилось только хуже.
Свидетельство о публикации №225012900692