Медсанбат 3

- Ну что, Егорыч старый хрыч, сколько нам ещё пилить осталось-то, - спросил, потягиваясь, выспавшийся Забелин.

- А! – неопределённо махнул рукой водитель.

- Понятно. Больше вопросов не имею, кроме одного: туда ли хоть едем?

- А! – теперь Егорыч махнул рукой уже определённо.

- Поспишь?

- А! – зевнул тот в ответ. – Через пяток километров поворот направо не пропусти, а там не заблудишься – больше лесом.

Поменялись местами. Ефремов надвинул пилотку на глаза и прижался правым плечом к дверце.

О дорогах наших рассказывать не надо. Скажу лишь, что в войну, да и долго после неё они были значительно хуже, чем сейчас. Так что скрипела «полуторка» отмеренные Егорычем пяток километров минут двадцать. А за двадцать минут на войне много что может произойти. Но что видно из шофёрской кабины и слышно под натужный гул мотора, когда всё внимание к колеям да баранке? А потому Забелин не видел,  что почти сразу, как он подменил водителя, высоко-высоко над машиной проплыла на восток девятка больших самолётов, сопровождаемая двумя юркими тенями. Не слышал он и грохота взрывов, разразившихся в десятке километров от машины на узловой станции Полома, не видел ни огня, ни дыма, укрытых от его взгляда большим лесом. Будь то ночь, заметил бы по всполохам на небе, но на его беду, на беду всех, кто, как и армейская медицинская база, находился на станции, был ясный день. Солнце уже почти коснулось юга, потому тени самолётов налетали севернее Поломы, а сами самолёты до поры до времени были укрыты высокими облаками. И лишь одна маленькая и шустрая тень шла ниже, наводя остальных на цель. Так что над станцией «восемьдесят восьмые» появились так неожиданно, что тревогу забили лишь после того, как первая серия бомб перечертила станцию по диагонали. Немцы не использовали крупных калибров. В основном в ход шли самые мелкие, пятидесятикилограммовые, бомбы. Даже в пикировщик их помещалось довольно много, а при бомбёжке железнодорожной станции главное было куда-нибудь неважно чем попасть. Будь то цистерна с бензином, вагон со снарядами или теплушка с людьми – пятидесяти килограмм взрывчатки было даже слишком много, а дальше пламя перескакивало на другие вагоны и цистерны…

За двадцать минут многое может произойти в жизни. Пока «полуторка» санбата ползла до поворота на узловую, ни от самой станции, ни от путей, ни от людей и грузов, которые оказались на ней, почти ничего не осталось. Война всё перемешала с прахом, а прах уже превращает в себя всё, к чему смог прикоснуться.

«Полуторка» минут десять как свернула с большака на недавно сжатое поле, огибая огромную воронку и «эмку», лежащую вверх колёсами метрах в сорока от неё. Сколько не гнал Забелин машину по полю, вихляя между копнами соломы, ни одного выезда на гравийку больше не было. Так он и ехал, пока не увидел правого поворота.
 
Пропустить поворот на полевой дороге проще простого, ведь вся такая «дорога» - это две полосы примятой стерни, едва выделяющиеся цветом от остального поля, но Забелин умудрился его заметить. «Дорога» была неплохо накатана и вела в нужном направлении, потому он,  взглянув на спящего водителя, не стал его будить, а уверенно повернул направо и рулил до тех пор, пока по предсказанию Егорыча они не въехали в лес. Проехав ещё метров пятьсот, Забелин был вынужден остановиться.

- Егорыч, а ты не забурел? – ткнул в бок водителя Забелин.

Тот открыл глаза. Машина стояла между двух рядов огромных елей, размахнувших  зелёные лапы не несколько метров от своих стволов, так, что те переплетались в непроходимую изгородь, ещё и подбитую снизу  частым еловым подростом. Узкая дорога, продирающаяся через этот непроходимый лес, была отмечена двумя, залитым водой, колеями, уходящими в бесконечность.
 
- А,  - неуверенно сказал, обозрев окрестности, Егорыч, - мы это где?

- Ты не умничай, ты ехай давай, - примирительно сказал Забелин, освобождая место водителя.

- Куда? – не понял тот.

- Куда проедешь!

Егорыч, открыв дверь кабины и встав на порог, посмотрел назад. Там было тоже самое, что и впереди – две колеи, залитые по самые берега водой. Только в тех, что были перед машиной, вода ещё оставалась  светлой и прозрачной, а вот в тех, что остались позади, кипела и бурлила, поднятая колёсами со дна грязь.
 
- Да…, - витиевато оценивая предыдущие действия непосредственного начальства, рассудил Егорыч, прикидывая куда ему лучше податься. Вариантов, впрочем, было не много. Как обычно, после «чуткого» руководства кого-либо.

- Давай, Егорыч, вывози! Как тогда, под Леммантуппулло. Ты же мехвод, тебе и рычаги в руки. Ты нас возил, я вами командовал. Вывози и в этот раз.

- Ты, Сань, тока снова не командуй, ладно.

- Ладно.

Водитель занял своё законное место. Прислушавшись к гулу мотора, посмотрел на приборы – не сильно ли врут, потом глянул вперёд, затем назад, после чего спросил:

- Так куда ехать-то надо.

- На узловую….

- Понятно…, - Егорыч отпустив зеркало так, чтобы, в него видно было заднее левое колесо и колея за ним, включил первую передачу. Машина уверенно поползла вперёд. От Забелина не скрылся вздох облегчения, но он промолчал. Сцепление, задняя, и «полуторка» осторожно, словно, боясь напороться на морскую мину, поползла по разливанному морю грязи назад. Медленно, но уверенно повторяла она путь, по которому проскочила она сюда «на авось».  И с каждым метром, отыгранным у природы вспять, мужикам в полуторке становилось всё легче дышать. Но счастье не бывает долгим. Особенно на войне. Едва «полуторка» вывались из лесной грязи на Божий свет поля, как над ней незаметно пронеслись две, уже знакомы нам, тени, заходя на боевой разворот.

- Вот теперь и выдохнуть можно, - весело сказал Забелин, пока Егорыч поправлял зеркало в нормальное положение. – А то, знаешь ли, практики вождения мало было.

- А…, протянул тот в ответ.

- Да ладно, тебе, акать. Фильтр-то, и взавправду, был грязный, потому и бензин не шёл.

- Бензииин…, - протянул водитель в ответ.

- Что бензин?

- Бензин, - Егорыч повернулся к Забелину, - был .овно…

- Ага, .овно, так ведь сколько потом проехали?

- Сколько? Двадцать километров? – Егорыч укоризненно посмотрел на своего командира.

Здесь в диалог двух бывших в Финскую кампанию танкистов вмешался третий – двигатель «полуторки» сначала начал чихать, потом попё.. похлапывать в глушитель, затем тяжело вздохнул несколько   раз и окончательно умер.

- А.!, - сказал на это Егорыч, и в его всхлипе отразилась вся Вселенная от Большого взрыва до конца наших дней.

- Егорыч, ты, это… давай! – не веря своим ушам, по привычке скомандовал Забелин. – Дисциплину мне не нарушай!

- Ты это ему скажи, командир, - водитель ткнул пальцем вперёд и вниз. И после недолгой паузы победно добавил. – Фильтру.

- Да чтоб тебя разорвало! - пыхнул злобой Забелин на бессловесную деталь и плохое топливо.

- Плохая примета говорить такие слова, командир, - Егорыч досадливо посмотрел на Забелина. – Беду не накликай как прошлый раз.

- Да ну тебя, - сказал тот, забираясь под грузовик. – Смотри: если не фильтр, так разойдёмся мы, как в поле корабли – такие мехводы, что топливопровод почистить не могут, мне не нужны.

- А мне командиры, которых на горящих танках вывозить приходится, - вяло огрызнулся Егорыч, но так, чтобы Забелин, уже забравшийся под машину, его не услышал.

- Ключ на семнадцать подай, - глухо донеслось снизу.

- Сейчас, - эхом отозвалось из кабины.

В этот момент над «полуторкой» промелькнули две неприметные тени, и по машине застучал свинцовый град. Заложив вираж, «мессеры» стали уходить вверх и на запад, догоняя опекаемые ими бомбардировщики.